Текст книги "Москвест"

Мастер звякнул в колокольчик паренька. Звяк получился даже звонче.

– Что не так? – жалобно завыл тот.

Мастер тоже завыл, воздел руки к небу, потом швырнул колокольчик на землю.

– Все не то! – рявкнул он.

– Звук не тот, – машинально сказал Мишка. – Тон не тот. Верхний. Аккорд не гармоничный.

– Че? – ошарашенно спросил парнишка.

– Че? – так же ошарашенно спросил мастер. Он заинтересованно глянул на Мишку и, прищурившись, спросил: – И от кого вы сбежали, интересное дело? А? Ну невозможно работать стало, проходимцев полный двор!

– Нет, нет, – замахала руками Маша, – мы не проходимцы, мы эти… божьи люди. Мы шли, шли, а на Лобном месте Царь-пушка стоит, а там написано, что здесь ее сделали…

– Что стоит? – перебил ее мастер.

– Вы – Чохов? – спросил Миша.

– Я-то Чохов, а вы кто?

– А мы хотели… к вам в ученики, – сориентировалась Маша. – Вы такую красоту делаете!

– Девка, какие ученики? Тебе рожать давно пора, а не по дворам шляться!

Маша покраснела и осталась стоять с открытым ртом. А мастер схватил Мишу за руку и поволок внутрь барака, из которого недавно выскочил.

– Слушай! – рявкнул он повелительно и качнул колокол, висящий на длинной палке.

Колокол загудел, стенки барака завибрировали.

– Круто, – сказал Мишка, – громко.

– Подбери к нему маленький! – приказал Чохов и впился в Мишку глазами.

Миша подошел к столу, на котором были свалены колокольчики всех размеров, взял один, звякнул, отложил, взял второй, звякнул, поморщился, взял третий…

Чохов не сводил с него глаз, Маша и паренек-мастеровой переводили глаза с одного на другого.

– Вот! – уверенно сказал Мишка. – Чистая октава!

– Че? – опять спросил Чохов, но тут же поправился. – Беру!

Паренек завыл:

– Ай, не выгоня-я-яйте меня! Я ж вам еще пригожусь! Меня батя убьет, коли я домой вернусь!

Чохов только отмахнулся.

– Не вой, дуралей, будешь лить помогать.

– А я? – не выдержала Маша.

– Вот только девок мне тут не хватало! – воздел руки к небу мастер и быстро ушел, что-то бормоча себе под нос.

– Ну и как ты это сделал? – спросила Маша, когда Чохов скрылся за соседним бараком.

– Что? – удивился Мишка.

– Как колокол подобрал?

Миша пожал плечами.

– Как-как… У меня слух абсолютный, я пять лет на скрипке играл.

– Ну ничего себе! – изумилась Маша.

– Я покажу тебе, как мастера обманывать! – вдруг заорал паренек и кинулся душить Мишку.

Уж на что Миша был не гигант, но даже ему не представляло труда сбросить с себя этого дурачка. Драться тот не умел совершенно.

– Ты что, охренел? – заорал Мишка.

– Я тут пять лет корячусь, а ты пришел и за пять минут в ученики, да? А потом все наши секреты новгородским продашь, да?

– Слушай, уймись! Никому я ничего продавать не буду!

– У нас в учениках по двадцать лет сидят, и то не все колокол подобрать могут! А ты… Ты не просто так, тебя подослал кто-то!

– Да музыкант я, музыкант, понял? У меня слух! А если слуха нет, то можно всю жизнь в учениках ходить, толку не будет!

Вдруг у парнишки жалобно затряслись губы.

– Всю жизнь? Меня дома убьют…

– Сколько ж тебе лет? – не выдержала Маша.

– Да тринадцать… Почти…

– Ты тут с восьми лет в учениках? – спросил Миша.

– Ну да. Только… ученикам не платят. А до мастера мне еще…

– А как тебя зовут? – поинтересовалась Маша.

– Акакий.

– Как?!

Миша захихикал, Маша изо всех сил старалась сохранить серьезное лицо.

* * *

– Ну и зачем мы здесь? – выспрашивала Маша, сидя в дешевой комнате трактира недалеко от пушечного двора.

Они сняли комнату за деньги, которые у них остались еще со времен Ивана Грозного.

– Что мы будем делать на пушечном дворе?

– Если дело в колоколах, то должен быть секрет, – упрямо повторял Миша. – Узнаю секрет, вернемся домой за один прыжок.

– Какой секрет?

– Может, они заговоренные, эти колокола?

Маша только глаза закатила.

– А жить мы где будем? А мне что делать?

Мишка не выдержал:

– Ну что ты ко мне пристаешь с этими вопросами, я откуда знаю? Иди вон у Акакия спроси…

Помимо воли при упоминании этого имени Мишка опять начал хихикать.

– И спрошу! – обиделась Маша.

Обиделась серьезно, от души шваркнула дверью и отправилась куда глаза глядят. Мишка дернулся было догнать, но передумал. «Есть захочет – придет».

Машины глаза глядели, судя по всему, на мастерскую Чохова, потому что уже через четверть часа (как раз отзвонили вечерню) она оказалась там. Из мастерской доносился жалобный трезвон – то выше, то ниже, то два сразу. Маша уже знала, кого она застанет внутри. И действительно, прямо на земляном полу с отчаянным видом сидел Акакий и время от времени встряхивал то один колокольчик, то другой. Прислушивался, качал головой и снова встряхивал.

– Не получается? – участливо спросила Маша.

Акакий вздрогнул и уставился на нее.

– Это… Слушай, – в его голосе зазвучала надежда, – а ты знаешь, где тут… ктава?

Он встряхнул три колокольчика разом. Маша поморщилась. У нее со слухом было не так хорошо, как у Мишки, но и ей было понятно, что никакой «ктавы» тут и в помине нет.

– Давай разбираться, – предложила она.

…Через полчаса им удалось найти две пары колокольчиков, которые звучали более-менее гармонично. По крайней мере, так казалось и Маше, и Акакию. Но на этом успехи закончились.

Маша поставила парные колокольчики рядом и вперилась в них. Акакий удивился, но тоже уперся взглядом в металлические чашечки.

– Ага! – сказала Маша еще через пять минут.

Акакий вздрогнул. За это время он то ли задремал, то ли в прострацию впал.

– Смотри! – Машин палец шел вдоль контура колокольчика. – Этот и тот – они изогнуты одинаково!

КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Женская интуиция и аналитический склад ума Маши подсказали ей верное решение. Действительно, созвучность колоколов можно грубо определять на глаз. Два колокола из одинакового металла одинаковой формы звучат в тон (через октаву), если диаметр одного в два раза меньше диаметра другого.

Акакий всмотрелся и радостно мотнул головой. Парные колокола действительно походили друг на друга – и немного отличались рисунком контура от непарных. Воодушевленные открытием, Акакий и Маша перерыли запасы готовой продукции и на глаз подобрали еще шесть пар «близнецов». Потрясли – и повеселели еще больше. Все шесть пар звучали, как им показалось, согласно.

– Ага, – забормотал Акакий, изучая творение своих рук, за которое он утром получил нахлобучку, – а мой-то на большой звон и непохож. Потому и ктавы нет… А должен он быть…

Акакий наморщил лоб, но так и не смог вспомнить точный изгиб колокола Чохова.

– Ничего! – Маша не собиралась сдаваться. – А если мы к вон тому колоколу пару подберем?

Она кивнула на бронзовую чашку, стоящую во дворе.

– Как же? – удивился Акакий. – Он же без языка еще! Не звучал еще ни разу!

– А мы по контуру! Начнем отсюда…

– Со сковороды?

Пока Маша обмеряла изгибы колокола и наскоро чертила его профиль прутиком на земле, Акакий сыпал терминами: «тулово», «пояс», «маточник». Видно, хотел взять реванш за непонятные «аккорды» и «октавы», услышанные от Мишки.

Но только Маша вошла в раж исследователя…

– Аа-а-аа!

Тяжелая рука схватила ее за волосы и швырнула к стене. От неожиданности и от боли Маша даже пискнуть не могла. Только хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

– Никому верить нельзя, соглядатаи вокруг! Новгородцы совсем страх потеряли! И что, убить тебя или царю сдать, а?

Чохов навис над Машей страшной тучей, да еще и с огромным молотом в руках.

– Не-не-не-не надо, – с трудом проговорила Маша. – Я же не для новгородцев, я для вас стараюсь.

– От уж брешешь! Думаешь, ты одна такая? Первая, кто мои колокола срисовывает?

– Да не срисовываю я. Толку их срисовывать – на земле! Что я, землю в Новгород потащу?!

Маша вздохнула и поморщилась. Сильно болел бок, которым она врезалась в верстак.

– Я хотела профиль колоколов рассчитать. Акакий говорит, вы на глазок все делаете, по интуиции. А можно все посчитать, чтоб точно знать, как лить колокол, чтоб он попал в нужную ноту.

Чохов отбросил молот, схватил Машу за руку и рывком поставил на ноги. Маша охнула.

– Ты откуда числа знаешь? – резко спросил он.

– Знаю, – отмахнулась Маша, – дома научили.

– Рассказывай! – приказал мастер.

– Смотрите, – сказала она, быстро набрасывая профиль колокола, – вот сковорода, вот плечо, вот шейка. Плечо – одна десятая часть высоты, шейка – примерно двадцатая. А вся соль звука именно тут, в теле колокола. Если рассчитаете закономерность, будете точно знать, как лить колокол, чтоб он попал в нужную вам ноту, понимаете?

Чохов внимательно посмотрел на рисунок. Потом на Машу. Потом опять на рисунок.

– Я не могу взять в ученики девку, – сказал он.

Маша кивнула.

– А Акакий очень щуплый, – продолжил мастер, глядя мимо Маши, – и я велю ему выдать сегодня пару новых штанов.

Маша внимательно посмотрела на Чохова и, соображая, спросила:

– А к Мише завтра приезжает из деревни… брат?

Маша внимательно смотрела на Чохова, взглядом спрашивая, правильно ли она поняла намек.

– Вы же его, – Маша выделила интонацией слово «его», – сможете взять к себе на работу?

Чохов ухмыльнулся.

– Михаил сказал мне, что брат к нему приезжает сегодня. И я жду его как можно скорее.

* * *

– Надо было раньше переодеться! Как же я сама не додумалась!

Маша вертелась и задирала ноги, подпоясавшись толстой веревкой. Новые штаны Акакия, несмотря на его худобу, были ей великоваты.

– Как же я по брюкам соскучилась!

Рубашка скрыла фигуру, и теперь Маша легко могла сойти за мальчика лет двенадцати.

– Даже волосы обрезать не нужно! Есть же тут мужики с длинными волосами.

– Есть. Но я б на твоем месте не светился.

Мишка с неудовольствием наблюдал за радостью Маши. Почему-то в мужской одежде для него стали заметнее женская плавность движений и грация ее походки.

Маша прошлась шагом манекенщицы и остановилась в эффектной позе модели.

– Ну как?

– Плохо, – грубо ответил Мишка, – хреновый из тебя мужик. Если засыплешься, спасать не буду.

Маша тяжело вздохнула, запихала волосы под шапку и поплелась за Мишей.

…Машу Чохов сразу определил вовнутрь мастерской. От чужих глаз подальше, да и дело он ей подобрал поинтеллектуальнее. Мишке пришлось вкалывать не столько головой, сколько руками. И тут оказалось, что Акакий дает новому подмастерью сто очков вперед. Несмотря на внешнюю хрупкость, он успевал и глину месить, и сало таскать быстрее Мишки. Да и покрикивал на правах «старшего»:

– Лучше глину замешивай! Салом гуще мажь!

Мишка смотрел волком и пару раз огрызался, после чего Акакий на некоторое время замолкал. Но вскоре снова начинал командовать. Мишка терпел. Если бы не стремительно выросшие мозоли на руках, не боль в суставах и не вонь от сала, процесс выглядел бы увлекательным. Больше всего он напоминал изготовление шаурмы – только задом наперед. От шаурмы мясо отрезают по мере готовности, а колокол, наоборот, наращивают слоями.

Сначала деревянную ось, уложенную горизонтально (еще одно отличие от шаурмы), обмазывали глиной. Обмазывали не абы как, а чтобы получился определенный профиль, что-то вроде гриба. Больше всего напрягало то, что глину приходилось наносить аккуратненько, слой за слоем, а потом еще долго выравнивать. Акакий раз сто сверился с чертежом, который вчера вычертила Маша, пока решился показать Чохову.

Тот глянул, недовольно фыркнул, отточенными движениями поправил в двух местах и ушел заниматься своими делами.

– Запороли? – огорчился Мишка.

– Наоборот! – шепотом порадовался Акакий, воровато оглянувшись через плечо. – Обычно он сразу ухи крутить начинает!..

Мишка приободрился, но ненадолго. После этого началась кропотливая каторга: сначала глиняную заготовку обмазали противной смесью сала с древесным углем. Мишка подумал было, что это так, вроде тефлона, чтобы «шаурма» не пригорела, но оказалось, что слой салоугольной подушки должен быть толстым – той толщины, которой будет колокол. Потом снова слоями – жидкая глина. Мажешь, ждешь, пока высохнет, снова мажешь.

Наконец, после очередной проверки и правки твердой рукой Чохова, на «шаурму» надели металлические обручи и потащили к литейной яме. Достали глиняную сердцевину, Акакий развел огонь… и тут уж Мишка не выдержал, сбежал. Вдыхать аромат горящего сала в таком количестве можно было только после долгой тренировки. У Акакия такая тренировка была, он проводил новичка насмешливым взглядом.

Мишка проигнорировал насмешку и укрылся в мастерской.

Там Маша сидела у верстака и с трудом водила пером по пергаменту.

– Это каторга просто! – воскликнула она, услышав, что в комнату вошел Мишка. – Если вернемся домой, нужно человеку, изобретшему карандаш, памятник заказать.

– Валим отсюда, – прошипел Мишка у нее за спиной.

– Ты чего? – оглянулась на него Маша. – Мы ж только устроились! Ты же сам хотел…

– Хорошо тебе тут – сидишь, рисуешь…

Маша задохнулась от возмущения:

– Рисуешь? Да я в школе столько геометрией с алгеброй не занималась…

– Ты во двор выходила?! Ты видела, как они эти колокольчики отливают?

– Да я…

– А ты выйди, – зло перебил ее Мишка, – и посмотри, в каких условиях я там пашу! А вонь там…

– Так и здесь вонь.

– А там еще хуже – взвился Мишка. – Они сало плавят! А этому салу, по-моему, несколько лет!

– Миш, ты не капризничай, пожалуйста.

– Что?! Я капризничаю? Да тебя бы в эту печку с оловом! Да у меня все руки в мозолях! Валим, пока Чохов не вернулся…

– Он нескоро, – раздался голос Акакия от двери.

Маша и Миша разом обернулись к нему.

– Горе у него.

– Какое горе?

– Да колокол его треснул. Одно ухо покосилось, вот и сам треснул. Ванька третий час сидит и трясется, что жалованья не получит.

Мишка нахмурился:

– А Ванька его отливал?

– Не, Ванька у нас байки сочиняет.

– Что? – спросили Маша и Миша в один голос.

Акакий наслаждался возможностью рассказать что-то, чего не знают более шустрые подмастерья:

– Дремучие вы! Колокол отлили, надо ж слух по городу пустить. А Ванька в последнее время, что ни сочинит, все дальше наших ворот не выходит. Вот и колокол упал. Ваньку бы выгнали, но где ж в наше время сказочников найдешь…

Тут Акакий не выдержал, вздохнул с откровенной завистью:

– И платят им втрое больше, чем литейщикам, а все одно днем с огнем не сыщешь…

– Ха! – сказал Миша. – Даже ха-ха-ха! А в чем смысл? Зачем сказка?

– Да как же, – Акакий развел руками, – если слух, который пустили, когда отлили колокол, будет живучий, то и колокол получится звонкий. А если слух не пойдет гулять, то и колокол… Неужели вы не слышали, говорят же, если врешь, что ты «льешь»?

– Врешь, то есть «заливаешь»! Так и у нас говорят! – встрепенулась Маша.

– Типичный пиар-отдел, – рассмеялся Миша. – Наконец-то я понял, о чем бабки на рынке трепались. Кошки с говорящими головами, еще какие-то ужасы.

– Ну да, – вздохнул Акакий, – у них последнее время то кошки, то собаки… Никто уже не верит.

– Ха! – сказал Миша еще раз. – Конечно, никто не верит! Это вам не сало плавить и не глину мазать! Тут голова нужна.

* * *

На следующий день отговориться от работы по отливке Миша не смог. Но в обед уговорил несколько мужиков и вместе с ними отправился в город.

Вернулись они очень довольные. На следующий день они опять ушли, и так ходили еще три дня.

На четвертый день Чохов вызвал Мишку к себе.

– Что за балаган ты устраиваешь?

– Это не балаган. Это нормальный рекламный ход. Одно дело словами рассказывать, а другое – показывать. Когда бабка на рынке бурчит, это одно, а когда мужики толпой под окнами ходят, это совсем другое. Кстати, сегодня уже пятьдесят человек было.

– Где? – выпучил глаза Чохов.

– Как где? Под окном незаконнорожденной дочки царя.

Глаза у Чохова чуть не вылезли на лоб, а Мишка продолжил:

– Мы пошли под окно терема.

– Какого?!

– Да неважно, какого! Выбирали, чтоб к рынку поближе. Встали там. И я иногда кричал что-то вроде: «Вижу, вижу!». Ну, народ подтянулся…

Маша с удивлением отметила, что Мишка преобразился, показывая в лицах происходящее.

– «Чего?», «Как?» А мы всем – по секрету: «Так тут же цареву дочку прячут! А она така красавица, така красавица, глаз не отвесть. Ее на улицу не пускают, но если кто ей приглянется и она выкинет цветочек из окна, то ее можно и замуж взять».

Мишка победно смотрел на Чохова, тот скреб бороду.

Акакий ревниво надулся, но встревать в разговор не решился.

– Кстати, – продолжил Мишка, – когда соберется народу поболе, то можно будет договориться с кем-нибудь в том тереме, чтоб цветочек выкинул. Я думаю, это будет недорого стоить. Потому что хозяин трактира, что рядом с теремом, меня уже бесплатно кормит второй день, у него посетителей привалило, обслуживать не успевает. Так что за новый колокол можете не переживать, будет живее всех живых.

Чохов молча достал кошелек и отсчитал Мишке денег.

– Задаток, – сказал он и тут же быстро добавил: – Будет звон по округе – еще получите…

Чохов замялся на секунду, но пересилил себя и добавил:

– Ты… это… Если переманивать будут, сначала мне скажи.

Мишка гордо кивнул.

– А вообще надолго к нам? – в голосе мастера звучало почти заискивание.

– Не знаю, – небрежно пожал плечами Миша. – Но не волнуйтесь! Будем уходить – на прощанье такой розыгрыш устроим, что колокол, который вы отольете, будет жить вечно!

Вторая неделя, проведенная в пушечной мастерской, была для Мишки сплошным удовольствием. Лежал он, правда, не на диване, а на тюке с соломой, и непрерывно излагал гениальные идеи.

Он придумывал или вспоминал десятки розыгрышей и страшных историй. На одном только Гоголе – спасибо русице! – сюжетов десять родил: про черта, ворующего луну; про мужика, что ел без помощи рук; про страшного Вия, которому веки надо было поднимать… А уж сколько идей подкинул Голливуд!

Маша, когда у нее от математики сворачивались мозги, присоединялась к творческому процессу.

– Хватит про ужасы, давай про любовь сочинять, – потребовала она. – Про любовь людям больше всего нравится.

Мишка скривился, его фантазия требовала сражений, фантастических чудовищ и небывалых чудес.

– Про любовь… – сказал Мишка, глядя на прилетевшую к окну белую голубку.

– Да! – Маша решила проявить твердость. – Твоя прощальная байка должна быть про любовь!

– Почему прощальная? – нахмурился Мишка. – Мы ж только начали!

Ему нравилась такая работа. Лежишь, пургу несешь, а тебе за это еще и платят.

– Ты какой-нибудь секрет в колокольном литье нашел? Магию?

Мишка непроизвольно сморщился:

– Да какую магию? Одно горелое сало…

– Вот именно. А у меня от математики уже голова трещит. Так что давай выбираться отсюда.

– Давай, – вынужден был согласиться Мишка. – Но прощальная байка будет…

– …про любовь! – отрубила Маша. – И не спорь!

Мишка как раз собирался спорить, но Маша вдруг зажмурилась и шепотом сказала:

– Мишка, я такое придумала!..

* * *

История, придуманная Машей, требовала тщательной проработки и подготовки. Миша вошел в раж и требовал от Маши написанного текста «пьесы» и ежедневных репетиций. С каждым днем отбиваться от него становилось все сложнее.

– Ты забудешь слова! – ворчал он.

– Я буду импровизировать, – отбивалась Маша.

– Вот этого я и боюсь, – огорчился Мишка.

Отдельная проблема, которая очень тревожила Машу, заключалась в месте реализации идеи. Почему-то ей очень хотелось найти ту церквушку, возле которой сгорбленная слепая старушка так точно предсказала ее судьбу. И вообще, наследницы Прасковьи каждый раз привечали путешественников во времени, помогали, как могли. Но аккуратненькую «церкву» обнаружить так и не удалось. Похоже, она не пережила многочисленных московских пожаров.

Зато возле другой церкви – каменной, с золоченными куполами – состоялась встреча, которая помогла определиться с местом «премьеры». Маша просто шла мимо, когда одна из нищенок, что толпились на паперти, вдруг схватила ее за руку:

– Маша-Маша-Машенька! – забормотала она на одной ноте. – А где ж братец твой? Где твой суженый-нареченый? Ступать тебе с ним под венец, да попасть на погост… Смертушка тебя возьмет, да не удержит…

Нищенка говорила все тише, и Маше пришлось напрягаться, чтобы рассышать хотя бы отдельные слова: «Братец… дальше идти… давно ждала…». Зато голоса за спиной слышала отчетливо:

– Фрося-юродивая грядущее речет!

– И что сказала?

– Помрет, говорит, девка скоро…

– Типун тебе на язык, два под язык! Не удержит смерть…

– Да замуж она пойдет! За брата!

А юродивая вдруг наклонилась к самому уху Маши и внятно произнесла:

– Тут-тут-тут! Самое место тут!

Отстранилась и подмигнула – и выглядела при этом совсем не сумасшедшей, а просто лукавой и веселой.

Так выбрали место церемонии…

Тем временем Чохов объявил о приближающейся свадьбе. Не своей – он заботился об «имидже» и даже выучил это слово. Свадьба была назначена у одного из мастеров завода.

Мужчина богатый, надежный, жених очень даже завидный, и свадьба обещала быть красивее некуда. Ходили слухи, что невесту он себе берет из деревни, но красотку неземную.

Вокруг церкви, где собирались венчаться молодые, уже через два дня подготовки начал клубиться базарный народ. Говорили, что праздничный стол будет, как у боярина, не меньше, а платье у невесты, как «у королевы, прости господи». К дому жениха постоянно подъезжали подводы, в которых что-то звякало, булькало или благоухало.

Да еще Фрося-юродивая, которая зря не болтала, и к смутным предсказаниям которой всегда прислушивались, подливала масла в огонь, время от времени вскакивая и заявляя: «Молод-молод-молодец, ведет девку под венец! А тут старый хрыч – иди и не хнычь!» или: «Ой не жити им, детей не крестити, а голубами шизыма полетити…».

КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Юродивыми на православной Руси звали религиозных подвижников, которые прикидывались сумасшедшими. Это давало им право говорить правду о любых бедах и мерзостях, даже в лицо великим князьям и царям – и те боялись их трогать. Многие юродивые высоко почитались в народе и даже причислены к лику святых. Именем самого известного из них – Василия Блаженного – в народе окрестили храм на Красной площади (официальное название – Покровский собор).

Короче, ко дню свадьбы любопытство москвичей накалилось до предела.

Благо время было мирное, спокойное, и ничего столь же примечательного в городе не происходило.

* * *

– Невеста едет! Невеста!

Маша, наряженная, как кукла Барби, сидела в возке и психовала.

– Ну и растрезвонили! Как же мы через эту толпу протиснемся?

Народу, и правда, собралось неимоверное количество. Маша с Мишкой даже в самых смелых мечтах не могли себе представить, что их розыгрыш так удастся. Акакию, который правил повозкой, пришлось кнутом заставлять людей освободить проезд. При этом туча народу гроздьями висла вокруг.

– Ай, хороша невеста! – орал очередной «удачливый» визитер, получив кнутом по спине.

Еле продрались.

Маша вышла к церкви, дрожа, как лист на холодном осеннем ветру. Чем дальше заходил розыгрыш, тем страшнее ей становилось. Возле церкви важно стоял ее «жених», толпа вокруг вопила что-то не очень приличное…

«Господи, – пронеслось у нее в голове, – а если не получится? Меня действительно обвенчают с этим старым уродом?»

Помимо своей воли Маша запаниковала и споткнулась на входе в церковь.

Ее подхватили, поставили, потащили вперед.

Узкая дорожка к алтарю, темно, душно, под фатой нет воздуха… Сзади напирают, дышат в спину перегаром и луком, от свечей в глазах круговерть.

Священник что-то бормочет, но звуки не складываются в слова, а цветовые пятна вокруг – в лица…

– Это же розыгрыш, это неправда, – Маша пытается убедить себя, но сама себе уже не верит.

И вдруг…

Оживление, галдеж, звуковая волна прикатилась откуда-то с площади и разбилась об алтарь.

– Я не отдам ее тебе, понял!

Во всей этой мерзкой круговерти вокруг возникло родное лицо.

– Миша!

Маша рванула к нему с так, что пару ступенек пролетела, не касаясь ногами пола. Мишка поймал ее, и даже смог устоять на ногах.

– Это моя жена, я люблю ее, я ее никому не отдам! – громко заявил он.

– А-ах!.. – пронеслось над сводами церкви.

Толстый, как кадушка, жених с перекошенным лицом, священник с вылезшими из орбит глазами, толпа, разом подавшаяся вперед.

– Убрать этого голодранца! – проорал жених.

Надрывно, с оттягом зазвонил колокол.

– Мы находимся в конце XV века, – затараторил Мишка, – рядом с нами Чохов – знаменитый мастер, отливший Царь-пушку, мы недалеко от пушколитейных мастерских, и, наверное, от этого произошло название улицы Пушечной.

КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Судя по всему, Маша с Мишей устроили инсценировку свадьбы в церкви Софии Премудрости Божией, расположенной на Лубянке. Этот храм расположен недалеко от Пушечного двора – старинного центра литейного производства. На Пушечном дворе в XV–XVII веках находилась казенная мануфактура, изготовлявшая пушки, колокола, паникадила. В конце XVIII века Пушечный двор стал хранилищем оружия, боеприпасов и знамен, которые в 1802 году передали в Кремлевский арсенал, а здания Пушечного двора снесли. Но Пушечная улица осталась до сих пор.

Жених багровел, толпа ревела, колокол звонил, ничего не происходило. Миша судорожно сжал Машу и прошипел:

– Не получается. Что еще нужно сказать?

– Если все получится, то Чохов отольет колокол, который доживет до наших дней, – откликнулась Маша.

Ничего…

– Миш, знаешь, я много думала про то, что нам в прошлый раз этот иноземец наговорил. Неправ он, – Маша затараторила быстро-быстро. – Он говорил, что люди хорошие, а царь плохой. А посмотри – этих царей была прорва и все разные, а бардак все время одинаковый. Не в них дело, понимаешь? Дело в нас! Царь людей не изменит, пока они сами этого не захотят! Пока мы сами этого не захотим!..

Бомммм!

Последнее, что успела заметить Маша – два голубя, вылетевшие у нее из-под носа.