Текст книги "Москвест"

Глава 10. Один

– Эй, парень, тебе плохо?

Кто-то участливо тряс Мишку за плечо. От этого кого-то пахло табаком и бензином.

«Бензином?» – Мишка вскочил на ноги.

– Какой сейчас год?

Человек, стоявший перед ним, выглядел почти современно: шляпа, пальто, под пальто – костюм с галстуком.

– Тридцать четвертый… – незнакомец прищурился. – Парень, ты вообще как тут оказался?

– Тридцать четвертый? Девятьсот?

– Слушай, давай я тебя отведу в больницу.

Человек в пальто решительно взял Мишку за руку, тот инстинктивно вырвался.

– Девятьсот?

– Ну да, да! Конечно. Тысяча девятьсот тридцать четвертый! Пошли со мной, а? Замерзнешь.

Больше незнакомец не пытался его хватать, но неумолимо, шаг за шагом надвигался на Мишку. Тому приходилось пятиться.

– А вы тут девушку не видели? – Мишка уперся спиной в стену. – Рядом со мной. Красивая такая. С косой!

– Нет, не видел… – теперь человек в пальто схватил Мишку двумя руками за запястья. – А вы сбежали? Откуда?

Мишка попытался вырваться, но незнакомец держал крепко.

– Парень, давай я тебя отведу в больницу.

– Нет!

– Тогда пошли в милицию!

– Да нет же! – Мишка опять попытался выдраться, но безуспешно. – Я должен найти…

– Откуда ты в такой одежде? Ты как в Москву попал?

Мишка последний раз дернулся и поник. Человек хватку не ослабил.

– Вы на поезде приехали?

Мишка кивнул.

– Издалека?

Мишка опять кивнул.

– А девушка тебе кто?

– Сестра, – ответил Мишка.

– Родители живы?

Мишка неопределенно махнул головой, судорожно соображая, сколько времени осталось до рождения его родителей.

Незнакомец изучал его цепким, внимательным взглядом.

– Ты не похож на беспризорника…

Мишка отчаянно вращал головой. Вечерняя улица была почти пуста, а прохожие спешили побыстрее пройти мимо. Незнакомец вскинул голову, к чему-то прислушиваясь, улыбнулся.

– Отлично! Не придется до отделения пешком идти.

Теперь и Мишка услышал приближение автомобиля. Человек в пальто, не отпуская Мишку, повернулся к проезжей части, встречая блестящее черное авто. Из него выскочили двое в таких же темных пальто, двинулись к незнакомцу и его пленнику.

– Очень хорошо, товарищи, – улыбался незнакомый. – Этого субчика нужно…

Но дальше случилось непонятное. Один из подошедших резко, без замаха, ударил Мишкиного захватчика под дых. Пальто смягчило удар, но все равно незнакомец сложился пополам. Не давая ему выпрямиться, второй из подошедших принялся деловито наносить удары.

Мишка не стал дожидаться, чем это кончится. Он сорвался с места и бросился в переулок, где потемнее. Сзади засвистели, но, кажется, вдогонку не бросились. Мишка добрых полчаса петлял по закоулкам, пока не успокоился. Как только остановился, холод дал себя знать. Его забросило в осень. Одного. Без Маши…

Но об этом было рано пока думать. Сначала нужно найти одежду, осмотреться. На дворе стоял 1934 год, а про него у Мишки были смутные воспоминания. Кажется, тогда всех расстреливали…

Стало еще холоднее. Осмотревшись, Мишка заметил в одном из пустых зданий, в подвале, неяркий свет.

Стуча зубами, Мишка рванул туда.

Он брел и брел по подвалу, интуитивно сворачивая в сторону самой теплой комнаты, ему нужна была передышка. Он мечтал просто посидеть и подумать. Минутку. В тишине.

– Га-га-га! – раздалось за углом.

Мишка вздрогнул, но остановиться не успел. Ввалился в помещение.

Его встретили взгляды нескольких человек. Мишка сразу вспомнил мультик, где из темноты на зрителя моргали одинаковые глаза, которые оказывались глазами летучих мышей. Но это были не мыши.

– Я погреться, – сказал Мишка.

Глаза синхронно хлопнули и ничего не сказали.

– Можно?

– А в лоб? – грубо спросил кто-то.

– Можно и в лоб, – спокойно сказал Мишка.

Он так устал со всеми сражаться, что ему было все равно.

– Падай, – сказали ему.

Мишка сел. Его глаза потихоньку привыкали к полумраку, и он исподлобья стал разглядывать окружающих. Это были совсем не летучие мыши, его окружали дети. Дети с глазами диких кошек. Мишка прижался к теплой трубе и закрыл глаза.

– Ну и? – грозно спросили у него. – Так и будешь молчать?

– А что говорить? – спросил Мишка.

– Сказку, – рявкнул тот же грубый голос.

Все остальные заржали и зашебуршились.

– Или говоришь, откуда ты, или мы сейчас…

– Можно и сказку, – вздохнул Мишка. – Я из будущего…

И он рассказал. Про то, как там, в будущем, не замечал, что вокруг много хорошего. Как здорово жить с электричеством, водой и теплым туалетом. Как красива Москва вечером, когда мигает разноцветная подсветка. Про компьютер и телевизор, про интернет и сверхзвуковые самолеты. Про роликовые коньки и мобильники.

Рассказ имел успех, слушали разинув рты. Когда Мишка наконец замолчал, кто-то с восхищением присвистнул.

– На! Ешь! – ему в руки сунули кусок хлеба.

– А ты к нам насовсем, или от своих сбежал?

– А ты завтра продолжение расскажешь?

– А про пиратов так можешь?

– Ша!

Из угла поднялся худой парень, и Мишка понял, что это и есть тот, кто рычал басом.

– Сказка хороша, – сказал он, – но я еще ничего не решил.

– Ой, Клим, разреши ему остаться, пожалуйста, – заскулил маленький мальчик с самыми жалостливыми глазами. – Красиво говорит!

– Говорит красиво, – отрезал Клим. – А завтра нас всех сдаст.

– Не сдам, – честно сказал Мишка. – Я тут никого не знаю. Издалека я.

– Он издалека, Клим, ну пусть останется, ну пожалуйста…

– Утром решим. А сейчас – спать. Дега – дежурный.

Мишка успел подумать, что в жизни не заснет, и тут же отключился.

* * *

Утром он проснулся от урчания в животе и еще от того, что его тряханули за плечо.

– Одевайся!

Спросонья Мишка попытался натянуть протянутую ему одежду поверх той, в которой спал, но его тряханули еще раз:

– Не-е-е! Свою колхозную одежку сымай!

Пришлось раздеться до исподнего и натянуть то, что предложили. Штаны и рубаха были такие промерзлые, что Мишка наконец проснулся. Насколько он мог судить, теперь он не отличался по внешнему виду от остальных обитателей подвала: бесформенные брюки, подвязанные веревкой, грязная и порванная в нескольких местах рубаха, пиджак явно с чужого плеча… И мятая кепка, под которой тонули уши.

– Потянет, – сообщил Клим, после чего принялся изучать снятую с Мишки одежду.

Мишка сразу же пожалел, что подчинился. Рубаха и штаны были совсем новые, а картуз только чуть ношеный. Хорошо еще, что удалось сохранить сапоги, утащенные из XIX века – целенькие, даже почти чистые, не то что у окружающих беспризорников.

Клим, кажется, тоже оценил качество сапог гостя, но, глянув на набычившегося Мишку, ничего ему говорить не стал.

– На Блошиный надо нести! – суетился вчерашний заступник Мишки. – Или к Кольке-нэпману!

– «Нэпману»! – фыркнул Клим. – Нэп кончился, когда ты, Пузырь, еще не родился!

Кличка «Пузырь» мальчугану не шла, он был весь сухой и колючий, но, видно, какая-то история дала ему это прозвище…

– Нэп кончился, а Колька все торгует! – не сдавался мальчишка.

– Профессору понесем, – отрезал Клим.

Заявление не вызвало энтузиазма ни у кого.

– Да че профессор? – пробурчал кто-то в углу. – Он же только за побрякушки платит!

– Ага, – поддержали его из полумрака, – особенно глубоко закопанные! А то – портки…

Клим ухом не повел. Аккуратно уложил Мишкину одежду и ушел. Пузырь переключился на Мишу.

– А расскажешь про пиратов? Или этих… мушкетеров?

Мишка пожал плечами. Про пиратов он смотрел кино. Про мушкетеров читал – на внеклассном чтении задавали. Все равно, что рассказывать.

– Нет уж, – из темного угла выбрался, почесываясь, стриженый под машинку мальчишка в драном пальто на голое тело. – Сначала работать. По карманам работать можешь?

Через пять минут Мишка понял, что он совершенно никчемный человек: карманы чистить не умеет, в форточку не пролезет, милостыню просить нет смысла – больно взрослый, таким не дают.

– Зато рассказывает хорошо! – не сдавался Пузырь.

– Заливает складно, – согласился угрюмый крепыш. – Может, к Костылю отвести?

…Костыль оказался смертельно пьяным (в такую рань!) и удивительно закаленным мужиком. Жил он в заброшенном доме, на чердаке, из щелей непрерывно дуло – а Костыль щеголял в одном тельнике и клешах. Весь в наколках, буквально с ног до головы. Мишка даже подумал, что наколки его и греют. А еще у него не было одной ноги. Совсем. Даже по колено.

– Болтать, гришь, могет? – недружелюбно спросил Костыль. – Валяй. Про флот, понял!

Про флот Мишка мало что знал. Разве что… Как же то кино называлось? Ладно, неважно. Главное – говорить короткими рублеными фразами, длинных этот одноногий не поймет.

– Наши сделали подводную лодку. Большую. Она на атомном двигателе могла весь земной шар обойти, не всплывая…

* * *

Пузырь водил Мишку еще к нескольким угрюмым мужикам, и везде повторялась одна и та же схема. Сначала недоверие – потом жадное слушание – восторженная матерщина в самых напряженных местах – вручение честно заработанного гонорара и требование прийти еще, «чтобы кореша послушали». Некоторые даже плакали, как Костыль, которому было мучительно жалко экипаж утонувшей подлодки.

– А может, их спасли? – сквозь слезы спросил Костыль. – Ну… там… другая подлодка, а?

Мишка чуть не проявил малодушие, но Пузырь его опередил.

– Продолжение завтра! – строго сказал он. – Угости, чем не жалко.

К полудню Мишка с Пузырем притащили в «берлогу» несколько кисетов махры, дюжину вареных картофелин, бережно завернутую в бумагу селедку и даже трубу от граммофона. За трубу Пузырю попало, но в целом обитатели подвала остались довольны. Никто не ожидал такого богатого улова. На Мишку посматривали вроде как даже с уважением, но никакой радости он не чувствовал.

Сказали «Седай!» – сел на кучу какого-то мусора. Сунули в руки картошку в мундире – съел прямо с мундиром. Пока рассказывал, мог гнать от себя всякие мысли о Маше. А теперь опять тоска навалилась.

Но долго рассиживаться не пришлось. Появился сосредоточенный Клим и коротко скомандовал:

– Ты, Балабол, за мной!

Мишка не сразу сообразил, что Балабол – это он. Пришлось Пузырю тянуть его за рукав. Клим деловым шагом двинулся по лестнице, Мишка покорно двинулся за ним. Пузыря, который было увязался следом, Клим шуганул.

Они довольно долго шли по улице. Теперь народу было побольше, но прохожие инстинктивно сторонились двух беспризорников. Несколько раз Клим поводил ухом и нырял в подворотню, увлекая за собой Мишку. И всегда через минуту-другую мимо проходил милиционер. Дождавшись, когда тот скроется из виду, Клим возобновлял путь.

– Так и не спросишь? – сказал он вдруг.

– Что?

– Ну… куда идем?

– Куда идем? – без особой охоты поинтересовался Мишка.

Клим остановился и удивленно посмотрел на Мишку. Мишке тоже пришлось притормозить.

– Че, правда, не волнует? – прищурился Клим.

– Не-а.

– К профессору. Он как твою одежку увидел, аж затрясся. «Это же, – говорит, – натуральная середина прошлого века! В отличном состоянии!» Короче, упросил он, чтобы я тебя привел.

– Упросил? – слегка усмехнулся Мишка.

– Не даром, само собой, – не смутился Клим. – Кстати, все, что старик даст, неси в общак, ясно! Ну, похавать можешь слегонца, а так…

И Клим двинулся дальше. Этот разговор слегка встряхнул Мишку. Какой-то профессор… Может, это Городовой? И его удастся уговорить…

Чтобы не тешить себя напрасными надеждами, Мишка принялся смотреть по сторонам. Мимо Красной площади прошли краем, но он все равно успел заметить, что неизбежные торговые палатки с нее наконец убрали. Более того – всю площадь замостили. Пямятник Минину и Пожарскому сместили к Василию Блаженному. Мавзолей уже стоял…

Все это так сильно напоминало родной XXI век, что у Мишки комок в горле застрял.

Он постарался по привычке высмотреть побольше. Чтобы потом переброситься в будущее… в котором уже не будет Маши. Настроение испортилось окончательно, и пейзаж его не улучшил. Мишка волком смотрел на заколоченные церкви без крестов. А иногда не заколоченные, но с наглыми табличками «Клуб», «Склад», «Хранилище»… Некоторых церквей, которые он помнил по старой Москве, уже и не было совсем. Вместо них как грибы росли тяжелые прямоугольники домов. Насколько помнил Мишка, в будущем их назовут «сталинскими»…

Но профессор жил в старом, скорее всего купеческом особняке. Там был черный ход, через который Клим и провел Мишку.

* * *

Профессор оказался довольно подтянутым пожилым дяденькой с бегающими глазками. Он коротко о чем-то пошептался с Климом. Клим чего-то просил, но хозяин квартиры строго помотал головой. Клим не стал настаивать, быстро исчез. Профессор повернулся к гостю.

– Так-так… – заговорил он. – Так это ты, значит, одежку-то принес. Ну-ну… Расскажи-ка, что там еще было-то. Чайку хочешь?

– Хочу, – сказал Мишка и уселся на стул.

Комната была большая, сплошь заставленная тяжелой мебелью, а мебель всякими финтифлюшками. Мишкин взгляд скользнул по всему этому богатству совершенно равнодушно. Такого «старья» он насмотрелся в прошлом до изнеможения. А сейчас его разморило от непривычного тепла, и мучительно захотелось поспать на кровати.

– Ну-ка рассказывай, – еще раз попросил Профессор. – Я, понимаешь ли, историк. Можно сказать. Так что мне все это очень интересно.

– Я не знаю, что говорить, – сказал Мишка. – Я издалека. – И тут ему в голову пришла идея. Он так обрадовался, что даже взбодрился. – Скажите, если вы историк, вы бы могли узнать что-нибудь про человека, который жил здесь, в Москве, почти сто лет назад?

– В архиве можно посмотреть, – задумчиво сказал Профессор, разглядывая Мишку. – А что тебе нужно-то?

– Мне нужно узнать про одну девушку, – голос у Мишки сорвался, и он сделал вид, что закашлялся.

– Девушку? Сто лет назад? Бабка твоя?

Мишка вздрогнул и кивнул.

– И кто она была, твоя бабка?

– Крепостной, – тихо сказал Мишка, – у графа Астахова.

– У-у-у, – замахал руками Профессор, – про крепостных я тебе ничего не найду. Их же как грязи было, их и не считал никто.

Мишка скис и уткнулся взглядом в пол.

И тут Профессор стал серьезным и зашептал Мишке в ухо:

– Ты думаешь, я не понял, кто ты? Понял, сразу понял. Думаешь, ты докажешь, что бабка твоя крепостной была, и твоих родителей выпустят? Не трать время, юноша, у тебя на лице написано, что ты из интеллигентов. Даже в этих обносках.

Мишка, совершенно не понимая, о чем говорит Профессор, хлопал глазами.

– Вы извините, – сказал он, – я устал и так хочу спать, что ничего уже не соображаю.

– Дурачком прикидываешься? Ну-ну…

– Да не прикидываюсь я, – разозлился Мишка. – Не можете помочь, и не надо. Пойду я.

– А про вещички рассказать? Зря я тебя, что ль, чаем поил?

– Да подавитесь вы своим чаем! – рявкнул Мишка, вскочил на ноги и рванул в коридор одеваться.

– А ну стой! – раздался голос у него за спиной, когда он пытался обуться. – Покажи сапоги! Ты что, в них ходишь? Да с ума сошел! Тут же клеймо! Это ручная работа! Стой, я тебе другие дам!

– Нет, – упрямо сказал Мишка, – не надо мне других, мне эти дороги.

– Дороги, дороги, – забурчал Профессор. – Я тебе денег за них дам!

Он с удивительным проворством схватил один сапог и потянул его к себе.

– Не нужны мне ваши деньги! – взвился Мишка. – Мне от вас вообще ничего не нужно!

– А документики из архива, а? – вкрадчиво спросил Профессор. – Ревизские сказки-то были! Души в них переписаны. Может, и бабка твоя…

Мишка заколебался. Хозяин квартиры почуял это и забормотал с удвоенной скоростью:

– Я тебе документики, а ты мне покажешь, где взял одежду? Ладушки?

Мишка боролся с отвращением. К скользкому Профессору, к себе, ко всей этой дурацкой ситуации…

– Знаете, – сказал он, – даже в средневековье людей в холод на улицу не вышвыривали. Всегда было где переночевать.

– О, хитрый ты, парень! Ну уж нет, политических я укрывать не нанимался, это другая статья, оно мне не надо… Я тебя чаем напоил, могу вот сушек с собой дать…

Мишке стало совсем тошно.

– Ну, мы с тобой договорились? – спросил Профессор. – Или как вы там говорите, добазарились? Послезавтра бумажки твои гляну… И ты с сапожками-то поаккуратнее, я их заберу потом… Когда сторгуемся.

Мишка ругнулся и вышел.

Он шел по Москве. По родной Москве. По городу, который теперь уже очень хорошо знал. Шел и думал, что гаже ему еще не было ни разу с самого начала этой исторической канители. Даже когда его пытались убить, такого мерзкого осадка на душе не оставалось.

– Ладно-ладно, – забурчал Мишка себе под нос, – послезавтра посмотрим, что там в документах. Если все нормально, то домой, домой, под звон колоколов…

И тут Мишка встал как вкопанный. Он понял страшную вещь – сколько он находился в этой, почти современной Москве, колокола не звонили! Звенели трамваи, бибикали и рычали авто, надрывались радиоточки… А колоколов не было! Мишка рванул к подвалу с утроенной скоростью.

* * *

Пацаны подтвердили худшие Мишкины подозрения: действующих церквей в городе осталось с гулькин нос.

– Не ходи туда, – посоветовал ему самый маленький беспризорник, – там бабки добрые, а милиционеры сильно злые. Бьют, прям убивают, как бьют. Только в праздник можно пролезть, когда булки там дают или яйца. Тогда не трогают.

– А где тут рядом церковь? – спросил Мишка.

– Про пиратов расскажешь, я тебя даже провожу.

Мишка тяжело вздохнул и начал пересказывать «Пиратов Карибского моря».

Следующие три дня были мучительны. Мишка каждый день ходил к Профессору, тот жадно смотрел на его сапоги, но ничего ему сказать не мог. Документов он еще не нашел.

Мишка уже привык к нищете. Но детская нищета на фоне бравурных маршей была безумна. Каждый день он слышал по радио, как весело и радостно жить в лучшей на свете стране, и жрал в подвале картофельные очистки.

И еще, первый раз за восемьсот лет, он не смог попасть в Кремль. Оказывается, теперь он строго охранялся. Даже с Красной площади таких пацанов, как он, гоняли. Видимо, чтоб не нарушали красоту и гармонию своим немытым видом.

На четвертый день Профессор открыл дверь, потирая руки.

– Заходи, заходи. Есть у меня для тебя новостишки, есть…

Мишка вошел в комнату и сел на стул.

Он не волновался. Волноваться сил уже не было.

– Итак, граф Астахов. Прелюбопытная фигура была, я вам скажу. Очень, знаете ли, передовой человек для своего времени. Развивал искусство, школу держал, театр у него при доме…

– Скотина… – прошипел Мишка.

Профессор его не услышал и продолжал:

– Женился дважды. Первый раз по молодости, жена быстро померла, а вот второй раз удачно, удачно… Трое детей у него было от этого брака, жена красавица…

У Мишки все поплыло перед глазами.

– Жили долго и счастливо.

Мишка сидел на стуле, крепко сжав кулаки. Он не мог себе представить, что Маша, его Маша, таки вышла замуж за этого урода, да еще и нарожала ему троих детей!

– Но вы же просили о крепостных его узнать, молодой человек. Так вот, с этим тяжело. Дело в том, что он много беглых у себя держал, выкупал их у других хозяев, вольные раздавал направо и налево. Он такой был, слегка не в себе, по тем временам. И только после свадьбы его вторая жена Ольга хоть как-то привела в порядок домовые книги…

– Маша, – машинально поправил Мишка.

– Да нет же, Ольга.

– Как Ольга? – Мишка вскочил. – Так он на Ольге женился? А Маша? Маша куда делась?

– Хех, так вы в курсе той истории?

– Какой истории? Я не в курсе, но я ищу Машу!

– В канун свадьбы некая Мария, вроде как экономка Астахова, одевшись в белое подвенечное платье, покончила с собой.

– Как?

– Да яду какого-то наглоталась. Мышьяка, что ли…

Мишка вскочил. Сел. Вскочил. Заметался по комнате. Потом остановился и сказал чужим голосом:

– Доказательства!

– Чего? – опешил Профессор.

– Доказательства смерти этой Марии, – отчеканил Мишка.

Сейчас он имел право так разговаривать с этим… делягой.

– Да господь с тобой! Ее ж даже не похоронили на кладбище, самоубийца же…

– А что-нибудь… Любой документ, который подтверждает, что Астахов женился на Ольге?

Профессор прищурившись смотрел на Мишку.

– Что мне за это будет? – отрывисто спросил он.

– Достаньте. Клянусь, вы не пожалеете, – ответил Мишка.

План у Мишки был простой. Он берет документ, возвращается к Маше, показывает ей его, та понимает, что Астахов – козел, и они вместе возвращаются домой.

Мишка несся по дождливой Москве, чуть не сшибая прохожих… Он не пытался анализировать, почему, когда он узнал о том, что не Маша вышла замуж за Астахова, он испытал такое облегчение. Значит, это не она родила ему троих детей! А она…

Тут Мишка остановился. А она уже восемьдесят лет как в могиле…

– Идиот! – Мишка стукнул себя по лбу. – И как я собираюсь к ней вернуться???

И наверное первый раз в своей подростковой жизни Мишка разревелся в голос.

* * *

Вечером Мишка впервые отказался рассказывать «сказку на ночь». Здоровяк Утюг даже встряхнул его пару раз, приложив затылком об стенку, но Мишка только молчал. Ему все равно. Пусть его бьют. Пусть вообще убьют. Ему все равно. А рассказывать он ничего не будет.

Тошно ему рассказывать.

Мишка не помнил, как они с Климом оказались одни в коридоре. Наверное, Клим его выволок. Ну и ладно. Для начала Клим обложил его – витиевато и очень обидно. Даже в своем нынешнем состоянии Мишка возмутился.

Ответил почему-то ругательством из голливудского фильма. Клим, как ни странно, понял, что это именно ругательство. Одобрительно кивнул и сказал уже мягче:

– Другое дело! Пойдем, расскажешь пацанам…

– Отвали! Не буду я ничего рассказывать! Клоуна нашли!

– Расскажешь! – с нажимом повторил Клим. – Тебе же самому надо… чтобы внутри не порвало, ясно?

И вдруг Мишка понял: надо рассказать. Пусть под видом дурацкой байки, «сказки на ночь»… Иначе правда порвет…

Это получилась самая долгая сказка из тех, что Мишка рассказывал своим соседям по подвалу. Про то, как парень и девчонка из будущего нахамили истории, как история им отомстила. Как сначала за путешественниками приглядывал Городовой, но чем дальше, тем реже. Как они прыгали из века в век под колокольный звон. Как однажды девчонка осталась, потому что… потому что поверила одному козлу. А парень пошел дальше. И не смог вернуться, хотя очень хотел…

Слушали внимательно. Когда Мишка дошел до места, где Маша говорит: «Нет, я остаюсь», чувствительный Пузырь даже носом шмыгнул – и никто смеяться не стал.

– И вот сидит теперь этот путешественник по времени, – уныло закончил Мишка, – в 1934 году. И не знает, как назад вернуться…

Он замолчал. Все ждали продолжения. Первым не выдержал Пузырь:

– Так нечестно! Так кончать нельзя! Он должен способ найти! Не может быть, чтобы способа не было!

Беспризорников как прорвало. Они накидали кучу способов перемещения назад по времени, один безумнее другого. Например, Утюг предложил под звон колокола пятиться назад – тогда точно вернешься в прошлое. Правда, были и более-менее разумные предложения. Например, кто-то (Мишка не заметил кто) посоветовал еще раз обматерить историю. Если в тот раз сработало, то и сейчас должно.

Мишке идея так понравилась, что он немедленно высказал все, что думал об истории, историках и исторических личностях. «Пусть хоть к Долгорукому забрасывает, – лихорадочно думал он. – Теперь я знаю, как вперед по времени перемещаться… Доберусь потихоньку!».

Но не сработало. То ли история занята более важными делами, то ли ругать ее нужно непременно в Кремле.

И тут в разговор вступил Клим, который до того в обсуждении не участвовал.

– А этот… Городовой… Он когда появлялся?

– Ну… когда эти двое пытались ход истории поменять.

– И тогда он их переносил по времени?

– Ну да… Но на чуть-чуть… – у Мишки вдруг начало бешено колотиться сердце.

Кажется, это выход. Вот бы еще понять, как вмешаться в ход истории… Вокруг и без Городового полно милиционеров…

– Ша, – сказал Клим. – Хватит сказок. Всем спать!..

* * *

Мишка брел по городу и смотрел по сторонам. Раньше многое можно было услышать из разговоров горожан. Сейчас все были нахохленные и закрытые. Не общались, не улыбались. Даже на рынках почти тихо. Просто стоят люди за прилавками. Молча. Ни тебе гомона, ни нахваливания своего товара, ни ругани. Порядок…

Что же такого сделать, чтоб история обратила на него внимание?

Мишка дошел до Сухаревской площади и воткнулся в небольшую толпу. Толпа стояла молча, не гомоня и не комментируя происходящее. Мишка проследил за взглядами и обнаружил, что с Сухаревой башни снимают часы.

– Сломались, что ли? – спросил он.

Кто-то хмыкнул.

Мишка вспомнил, как зарисовывал эту башню в прошлом веке, как радовалась Маша, как потом их приняли за шпионов… Почему-то эта башня стала для него родной.

– Жалко ее… – тихо сказал женский голос.

– Да ладно, – бодро ответил Мишка, – часы починят и обратно повесят.

Кто-то опять хмыкнул, а женщина горестно вздохнула. У Мишки появилось гадкое предчувствие. Ощущение, что вокруг происходит какая-то мерзость…

– Не могут же ее сломать! – воскликнул Мишка и обмер. Он только сейчас сообразил, что в Москве XXI века нет Сухаревой башни… – Да вы что, одурели, что ли? – Мишка посмотрел по сторонам, но все, кто стоял вокруг, тщательно отводили глаза. – Вы что, вот так просто позволите ее снести?

– А что…

– А как…

– Уже решили…

Люди шептали себе под нос и разбегались в панике. Мишка озверел. Мало того, что Маши рядом нет, так еще и рушат здание, которым они любовались вместе!

– Не смейте! – заорал он и двинулся на рабочих. – Не смейте! История вам этого не простит!

Запала хватило на полчаса. Он кричал, умолял и даже пытался стать на колени.

Сначала люди просто крутили пальцем у виска, и сторонились странного паренька. Но по мере того, как Мишка увлекался и кричал все громче, лица прохожих становились все более и более испуганными.

К Мишке резво подскочил человек в штатском, пытался вразумить, но Мишка только отмахнулся.

– Да идите вы отсюда! Не боюсь я вас! Вы мне ничего сделать не можете!!!

Человек моргнул и отошел.

Мишка приободрился, но тут же почувствовал, что тяжелая рука взяла его за шиворот.

– Что ж ты тут контрреволюцию разводишь, а?

Над Мишкой нависал здоровый бугай с багровым от возмущения лицом.

– Почему контрреволюцию? – опешил Мишка. – Я башню хочу спасти!

– Партия и правительство заботятся о нас, город от рухляди расчищают! А ты тут волну гонишь!

– Башня – не рухлядь! Это памятник! Ее нельзя сносить.

– Решили, что можно, значит можно! – отрезал бугай. – Или ты думаешь, там, наверху, могут быть неправы?

– Конечно, могут! – в запале сказал Мишка и осекся, потому что ему в лицо полетел кулак.

Мишка даже зажмуриться не успел, но кулак остановился в сантиметре от его носа.

– Руки о шпиона марать не буду! – прорычал пролетарий и заорал: – Шпион! Я шпиона поймал! Я держу, а вы тех баб ловите, они его слушали!

– Шпион?

– Шпион?!

Мишка поднял глаза и увидел, что кольцо людей вокруг него и краснорожего бугая подозрительно сжимается.

– Башню он пожалел!

– Люди работают, заботятся о нас, дорогу строят, а он тут… Жалеет!

– Да вяжи его, чего тут разговаривать!

– Да вы что? – заорал Мишка. – Историю бы почитали! У вас тут диктатура и культ личности! Себя не жалко, город пожалейте! Порушите, потом вашим потомкам строить все заново придется!

Он прервался, потому что вдруг у окружающих окаменели лица.

– Что это? – вздрогнул Мишка.

– Давно не виделись, – буркнул Городовой.

Мишка от неожиданности не знал, что сказать.

Просто смотрел на него и молчал.

– Что ж вы все в чужом времени такие активные? – раздраженно спросил Городовой, глядя на башню. – Что ж вы в своем ничего не делаете?

Мишка пытался сообразить, что ему сказать, но не успел.

– А я тебе объясню почему! – продолжал наезжать Городовой и чуть не проткнул Мишку пальцем. – Потому что думать не надо! Потому что всё уже за вас придумали и по полочкам разложили! А в своем времени нужно головой соображать. Думать нужно! Понимаешь?

– Понимаю, – спокойно сказал Мишка. – Я хочу вернуться в XIX век и забрать оттуда Машу.

– Не получится, – отрезал Городовой. – Это был ее выбор.

– А я хочу вернуться! – упрямо сказал Мишка. – Вы же можете мне помочь, я знаю!

– Я не могу тебе помочь! – отрезал Городовой. – Я отмотаю на час назад, ты пойдешь по своим делам и перестанешь дурить людям голову.

– Я не перестану дурить им голову! – взорвался Мишка. – У них и так голова задуренная, дальше уже некуда. Если эта башня им не дорога, то она дорога мне. И я не хочу, чтоб ее сносили!

– Ее все равно снесут, – сухо сказал Городовой.

Мишка смотрел на закат, который отражался на розовых стенах башни, и мучительно соображал.

– Но вы же появились. Значит, я нарушил ход истории. Значит, я смог его нарушить. Значит, я могу сделать так, чтоб ее не снесли.

– Не можешь. Пока есть я – не можешь, – твердо сказал Городовой. – Пойми ты, по-настоящему ход истории ты можешь изменить только в своем времени, там, где живешь на самом деле. А тут уж что было, то было. Много вас таких, умников… Вырвется из сталинских времен – и давай Грозного убивать, с криками, что тот тиран и убийца. А дома сидел, как мышь под веником, и дышать боялся…

– Отправьте меня к Маше, – попросил Мишка. – Ведь она умерла там, в том времени, значит, ход истории нарушился. Почему же вы ее не спасли?

– В пределах допустимой погрешности, – сказал Городовой. – Ее смерть глобально ничего не изменила. Астахов все равно женился бы на Ольге, и она родила б ему троих детей. А крепостные в то время гибли тысячами, их и не считал никто. И потом, это был ее сознательный выбор.

– Тем более, раз это ни на что не влияет, отправьте меня к ней, я вытащу ее оттуда, – взмолился Мишка.

Городовой помотал головой, махнул рукой и растаял в воздухе. Мишка очутился на краю площади, в небольшой толпе. Рабочие снимали часы с башни.

– Жалко ее, – вздохнула рядом женщина.

Мишка сцепил зубы.

– Ну, я тебе устрою веселую жизнь, товарищ Городовой, – прошептал Мишка и рванул.

Бегом, бегом, бегом… Мишка несся так, что сам не понимал, как успевал дышать. Вломился к Профессору и минут пять не мог говорить, хватал ртом воздух.

– Дайте архивные документы, – просипел он.

– Я не могу, что ты, – замахал руками Профессор.

– Дом Астахова сохранился? – спросил Мишка.

– Да, стоит вроде…

– Значит, вы пойдете туда и будете копать…

Мишка задумался, представляя себе двор дома Астахова.

– Будете копать в двух метрах от задней двери. Что вы хотите за эти документы?

Профессор смотрел на Мишку, как на привидение.

– Короче, там будет сундук с вещами XIX века, – продолжил Мишка. – Монеты, домашняя утварь, платья. Что вам еще нужно?

– Я собираю фигурки лошадей, – выдавил из себя Профессор.

– Не обещаю, но поищу, – выпалил Мишка. – Дайте документ.

Профессор глянул на Мишку с суеверным ужасом, сходил в комнату и протянул ему выдранный из церковной книги листок.

– Когда копать? – спросил он.

– Если у меня все получится, то часа через три уже можете начинать, – крикнул Мишка на бегу.