Текст книги "Слезы Эрии"

Глава 10

Меня разбудил глухой удар: рыжий кот скатился на дощатый пол. Я испуганно подскочила. От резкого пробуждения помутнело в глазах, сердце лихорадочно забилось в груди. Я огляделась, не понимая, что произошло. Тамиру стремительно шмыгнул под кровать за секунду до того, как открылась дверь.

– Хватит спать!

Шеонна влетела в спальню, обмотанная ярким светло-голубым шелком. Я не успела опомниться, как подруга уже раздвинула тяжелые шторы – и яркий свет затопил комнату, больно резанув по глазам. Возмущенно застонав, я зажмурилась, вовремя одернув себя, чтобы не прикрыть лицо обнаженной ладонью. Вместо этого я плотно сжала кулаки и спрятала руки под одеяло.

С первого этажа донесся сердитый голос Эльи:

– Шеонна, я велела тебе стоять и не двигаться! Где ты?

Подруга прыснула и одарила меня широкой улыбкой.

– Собирайся живее, сегодня отличный день!

Она театральным жестом перекинула длинный конец отреза через плечо, сделав из него тогу, и выскочила из комнаты.

Я протерла заспанные глаза и огляделась, задержавшись на окне – с той стороны стекла на меня смотрели альмы, недоуменно прижимая ушки. Солнце уже высоко поднялось над городом, близился полдень, но оконные створки все еще оставались запертыми, – после ночной грозы по улице гулял прохладный ветер, и зачарованная Слеза не пускала его в дом. Птицы были возмущены.

– Что с Шеонной сегодня такое? – с негодованием пробормотала я, откинувшись обратно на подушку.

Под кроватью Эспер заскрежетал когтями о половицы, лениво потягиваясь.

«Не только с ней, – отозвался он. – Боюсь, что в таком состоянии сейчас пребывает половина города. Через несколько дней обе столицы, Эллор и Лаарэн, будут отмечать День Единения. А это означает суетливую подготовку к празднику, встречу гостей с севера, приезд торговцев, артистов и бардов, а также многочисленные выступления и карнавалы. В общем, ничего интересного: лишь еще больше людей и шума на улицах».

Каждое слово тамиру сопровождал мимолетными яркими вспышками собственных воспоминаний. Красочные картины были пронизаны чувством звериной скуки и неприязни к людским толпам, но во мне они зародили необъяснимое возбуждение. Решительно откинув одеяло, я спешно умылась и спустилась в гостиную, на ходу обматывая ладони серыми лентами.

Пока я завтракала, Элья подкалывала булавками отрез шелка, отмеряя его по фигуре Шеонны. Подруга стояла на низкой табуретке и без умолку болтала о всех городских праздниках, которые ей удалось посетить, фантазируя, как пройдет нынешний. Свои рассказы она сопровождала активной жестикуляцией и постоянно вертелась на месте, за что получила несколько случайных уколов булавкой и возмущенное ворчание служанки – хотя я была уверена, что пару раз Элья приструнила девушку иглой намеренно.

Эллор преображался на глазах: в витринах ателье запестрели на подиумах маскарадные костюмы, окна домов украсили яркие ленты и цветочные гирлянды, над мостовыми между крышами растянулись разноцветные тканевые флажки. В городе царило оживление. Трактирщики выметали пыль из пустующих комнат, готовясь распахнуть двери перед гостями с севера, пекари соревновались в мастерстве, выкладывая на прилавки самые аппетитные и свежие изделия – сладкий аромат карамели витал в воздухе и щекотал нос.

Мы шли вдоль торговых повозок и наспех собранных палаток, растянувшихся от центральной площади до самых стен замка, и с любопытством заглядывали под навесы. Под одним из них на широком прилавке, накрытом темно-бордовой, с выжженными прорехами скатертью, были выставлены заводные жестяные игрушки: скрипя металлическими суставами, пастушка в пышной юбке покачивала тростью, на которой звенел крошечный колокольчик; джентльмен без лица, в темно-синем фраке снимал шляпу, кланяясь публике; а круглый альм открывал клюв – и из его нутра доносилась тихая мелодия, сквозь которую пробивался едва различимый электрический треск. Я пригляделась. Изнутри клюв птицы озарялся всполохами голубого света, а в горле игрушки извивался, будто ожившая крошечная молния, энергетический сгусток.

Шеонна затянула Шейна под навес, но тот лишь окинул прилавок скучающим взглядом, выдавил из себя снисходительную улыбку в ответ на восторженный блеск в глазах сестры и поспешил вернуться на дорогу. Кажется, он уже не раз пожалел, что вызвался составить нам компанию.

О событиях прошлой ночи мы не говорили. Все трое делали вид, что никогда не сталкивались у кабинета господина Омьена и никто из нас не подслушивал под дверью. Жить в отрицании оказалось довольно легко. К тому же, как мне казалось, Шейна сейчас занимали другие заботы, на фоне которых наши с Шеонной любопытные носы были незначительной мелочью. Он выглядел еще более напряженным, чем обычно, постоянно хмурился и уходил в мысли так глубоко, что возвращался к нам, лишь получив от сестры болезненный тычок под ребра.

Когда я набралась храбрости, чтобы спросить его о причинах столь скверного настроения, Шейн не стал увиливать и пояснил:

– День Единения – это словно всеобщий обман. Все обманывают и хотят быть обманутыми. Вся эта бурная радость лишь иллюзия. Люди надевают счастливые улыбки, как маски, которые вскоре скроют их лица на карнавале. Это все ложь. Просто в этот день никто не хочет признавать: все, что полтора века назад смогли сделать Велора и Анж, – это объединить границы расколотого Дархэльма на карте, но не людей. Север и юг слишком разные. Посмотри на них. – Шейн указал на толпу у палатки с заводными куклами. – Через пару часов или даже раньше кто-то из них не выдержит, опрокинет прилавок, растопчет игрушки, выбьет из них весь эфир, и торговцу очень повезет, если сам он останется невредим. В каждом трактире Эллора и Лаарэна на протяжении недели будут вспыхивать десятки драк между северянами и южанами. Некоторые удастся разнять, а некоторые закончатся поножовщиной быстрее, чем успеет прибыть стража. В День Единения, Алесса, пока одни весело пляшут на улицах в карнавальных костюмах, другие умирают в подворотнях в бессмысленной попытке выяснить, чьи именно предки были виноваты в Разломе.

От слов Шейна я почувствовала себя до странности растерянной. Я смотрела на людей и видела все больше хмурых лиц и недовольных, осуждающих взглядов. Одна из матерей, беззвучно выругавшись, дернула свою маленькую дочь за руку и поспешно увела ее прочь от игрушек. Даже смех людей на противоположном конце улицы показался мне фальшивым, а флажки над головой вмиг утратили свои яркие краски – теперь я видела их потертые края, старые въевшиеся пятна и пыль, которую даже не потрудились выбить.

– Ну вот, опять ты все испортил, Шейн, – недовольно буркнула Шеонна, скрестив на груди руки. – И так каждый год.

Ее брат невозмутимо пожал плечами и посмотрел на свой браслет – мигнув, Слеза Эрии оповестила о наступлении нового часа.

– Мне пора идти, – вдруг объявил Шейн и легонько сжал плечо сестры. – Ты уж снова не потеряй Алессу.

– Не переживай, если что, я найду ее по пыли от разрушенных зданий и крикам людей. – Шеонна обнажила зубы в ехидной улыбке.

Я смущенно вспыхнула и одернула рукав платья, скрывая браслет господина Омьена.

– Постарайтесь, чтобы до этого не дошло. – Шейн покачал головой и вскоре скрылся в толпе.

Мы с Шеонной двинулись дальше.

Неожиданно мимо нас промчались шумные, как стайка альмов, дети. Подруга инстинктивно схватила меня за локоть и прижала к краю дороги, едва не смахнув с соседнего лотка резные фигурки. Продавец возмущенно выругался, а мы, переглянувшись, лишь нервно хихикнули.

«Не нравится мне это», – вдруг услышала я голос Эспера и бросила встревоженный взгляд на удаляющиеся спины детей. Рука рефлекторно легла на грудь, где под платьем прятался кристалл. Но, кажется, тамиру даже не заметил эту шумную компанию.

«В городе тамиру, – ответил зверь и затем пояснил, почувствовав мое недоумение: – На севере полно людей, которые лояльно относятся к моему народу. Они считают себя прогрессивными, бросают вызов предубеждениям и старым сказкам, которыми впору пугать лишь деревенских детей. До меня доходили слухи, что кто-то из тамиру даже заключал тайные союзы с такими людьми. Но приходить вслед за ними на юг – это безрассудно и слишком опасно».

«Но ведь ты пришел, – возразила я. – И удачно скрываешься от чужих глаз».

«Скрыться одному зверю гораздо проще, чем десятку. Стоит хоть одному из нас случайно показаться на людях – начнется охота».

Я потупила взгляд, обдумывая слова Эспера.

Шеонна нырнула сквозь толпу к очередному торговому лотку в поисках безделушки, на которую можно было обменять несколько монет, врученных господином Омьеном. Я последовала за ней, но тут мое внимание привлекла группа людей, полукругом обступивших кибитку на обочине.

Повинуясь любопытству, я подошла ближе и выглянула из-за спин зевак. На краю повозки под алым куполом ткани сидел пожилой, но крепко сложенный человек с короткой светлой бородой. Его лицо пересекал длинный белый шрам, голову венчал золотой обруч, в который были инкрустированы четыре маленькие Слезы Эрии. Украшение выглядело до нелепости изысканно и должно было принадлежать какому-нибудь королю из сказок, а не бродяге в потертом дублете. Но самым удивительным во внешности этого человека были руки – точнее, их отсутствие: на равном расстоянии от торса парили золотые протезы, жестикулировавшие в такт его словам.

«Боркас Золоторукий, – довольно промурлыкал Эспер. – Поговаривают, верхних конечностей его лишило невиданное существо из гор Дариона, которое он окрестил своим же именем – Боркасор, а самого зверя как прежде, так и после никто не встречал».

«Это правда?» – удивилась я.

«Он же сказочник, Алесса, в его словах столько же правды, сколько и лжи», – туманно ответил тамиру.

Он с нескрываемым удовольствием вместе со мной слушал барда, но внезапно его внимание переключилось на что-то более интересное, и я почувствовала тянущую пустоту. Историю я дослушала в одиночестве. Когда рассказ Боркаса Золоторукого подошел к концу, дети загалдели, требуя больше сказок, но мужчина лишь весело рассмеялся и похлопал протезом по мешочку, лежавшему рядом. В мешочке зазвенели монеты, и дети наперегонки кинулись к нему: первый, чья монета упала в мешочек, получал право выбрать следующую историю.

Я пробралась в первый ряд. Когда настало время новой сказки, я нашла в себе храбрость броситься к мешочку, чтобы первой опустить в него свою монету.

– Что ты хочешь услышать, дитя? – поинтересовался бард.

– Есть ли у вас легенды о тамиру? – недолго думая, спросила я, но отчего-то мои слова прозвучали столь тихо, что я засомневалась, услышал ли их сказочник.

Боркас Золоторукий снисходительно улыбнулся, склонился к моему уху и так же тихо ответил:

– По эту сторону Разлома, дитя, я могу рассказать лишь о несчастьях, которые приносят волки. Ты действительно желаешь услышать об этом?

Я покачала головой: подобными преданиями полнились местные библиотеки, и я не желала вновь слушать их. Боркас Золоторукий вложил монету мне в руку, и я вздрогнула от безжизненного холода протеза, когда он накрыл мою ладонь своей.

– Если однажды мы встретимся на севере, вновь попроси меня рассказать историю. – Он лучезарно улыбнулся.

Спрятав монету в карман, я отошла в сторону, не скрывая своего угрюмого настроения. Люди тихо зашептались, явно удивленные отказом барда, и я поспешила скрыться от их любопытных глаз. За спиной звякнула монета, и внимание толпы вновь захватили слова сказочника.

Я медленно побрела по улице, выискивая взглядом Шеонну.

Настроение испортилось окончательно. До этого дня я не придавала значения тому, как сильно сказки влияли на умы людей, как слепо южане верили в древние рукописи, не желая принимать изменения этого мира и учиться соседствовать с его обитателями. Я глубоко погрузилась в мрачные мысли и не заметила, что мой разум вновь оказался в плену у Эспера.

– Ты думаешь, я не знаю, что творит моя дочь? – холодно спросила женщина. Офелия Моорэт с трудом унимала дрожь в теле: стоять на ногах ей было невыносимо сложно. И даже помощь Шейна, поддерживавшего ее под руку, не облегчала ее мучений. – Ты забываешь, что я Видящая, Шейн. Я вижу все, что происходит с моими детьми или мужем каждую проклятую секунду, не важно, хочу я того или нет. Эта мерзкая Древняя Кровь уничтожает меня изнутри. И я очень рада, что в один прекрасный момент Лу выжгла ее из своего тела. Моя дочь проживет долгую свободную жизнь, хоть для этого ей и пришлось пожертвовать частью себя.

– И другими людьми, – добавил Шейн.

Женщина резко отшатнулась, словно он нанес ей удар. Шейн сжал ее руку, помогая устоять на ослабевших ногах.

– Закрой свой рот, Шейн! – прорычала женщина. – Помни, что я в любой момент могу выдать все твои тайны, если твой язык будет угрожать моей семье.

– Я держу данное мной слово, но ваша дочь требует большего. Она хочет, чтобы я нарушил закон и помог Маркусу Лэнну бежать.

– Ты так печешься о законе, но с легкостью преступаешь его ради собственной выгоды. Неужели нарушить закон страшнее, чем разрушить жизнь сестры?

– Я сделал это ради ее же блага.

Офелия безрадостно рассмеялась.

– Блага, – передразнила она и уже серьезно добавила: – Просто подыграй Лукреции. Этому оборванцу Лэнну недолго осталось торчать в тюрьме, как и на этом свете…

«Хватит! – я оттолкнулась от разума Эспера с такой силой, что рухнула бы на землю, если бы уже не сидела. Ощущение было такое, будто мою душу силой вбили обратно в тело. – Я не хочу этого видеть! Не хочу…»

«Ты сама влезла в мою голову», – в голосе тамиру послышалась обида.

Открыв глаза, я обнаружила себя сидящей на нижней ступеньке крыльца в тени двухэтажного домика, одного из тех, которые обступали центральную площадь разноцветным кольцом. К большому удивлению, я увидела перед собой Ария. Он опустился на корточки и смотрел куда-то сквозь меня.

– Прошу простить, – обращался он к кому-то, – моей подруге стало не по себе. Мы не задержимся тут слишком долго.

Человек за моей спиной недовольно фыркнул. Послышался перелив колокольчика, когда дверь закрылась.

Арий перевел взгляд на меня. Я изумленно открыла рот – и тут же закрыла, не найдя подходящих слов.

– Хочешь сказать, как рада меня видеть, или узнать, как долго отсутствовала в собственном теле? – поинтересовался Арий, лукаво улыбаясь.

Мгновение его взгляд изучающе скользил по моему лицу. После чего Арий поднялся и протянул мне руку.

– Надеюсь, еще не забыла, как ходить на двух ногах? Идем, нужно найти твою подругу, пока она не перевернула весь город.

Я неуверенно потянулась к его руке, но оцепенела от мимолетной пугающей мысли о чужом прикосновении к моим кистям. Не успела я отдернуть ладонь, как Арий ловко перехватил ее, рывком поднял меня на ноги и потащил обратно в гущу пестрой толпы. Кровь грохотала в ушах: меня пугало вовсе не присутствие тамиру, несмотря на то что последняя наша встреча выдалась не самой приятной, а жар его кожи, который проникал сквозь повязку. А что чувствовал Арий? Чувствовал ли грубые бугры шрамов? Я попыталась осторожно высвободить руку, но он только крепче сжал пальцы.

– Вижу, тебе не очень нравится то, что показывает брат, – подал голос Арий, замедлив шаг.

– Я не знаю, как воспринимать то, что вижу, – призналась я, – и боюсь понять увиденное неправильно.

– Интересно, что же он рассказывал обо мне? – напряженная улыбка застыла на губах Ария, будто у безжизненной маски.

Теперь настала моя очередь изучать его лицо. Какой ответ он хотел услышать? Или, наоборот, боялся?

– Эспер не говорит о прошлом, – ответила я.

Арий недоверчиво хмыкнул.

Мы свернули на улицу, где на обочине мощеной дороги стоял фургончик Боркаса Золоторукого. Вокруг сказочника собралось еще больше людей. Дети и взрослые, державшие малышей на своих плечах, одинаково завороженно слушали истории, звучавшие под аккомпанемент неожиданно запевшей лютни.

Я увидела Шеонну в дальнем конце улицы. Активно жестикулируя, она о чем-то расспрашивала торговку кружевами. Женщина отрицательно качала головой.

– Шеонна! – позвала я подругу.

На мгновение прогуливающиеся скрыли девушку из виду, но все же я заметила ее рыжую копну, которая, будто огонек, прорезалась через толпу. Шеонна едва не сбила меня с ног, неожиданно крепко обняв за плечи.

– Я думала, что снова потеряла тебя! – воскликнула она, немного встряхнув меня. – Отец с Шейном такую взбучку мне устроят!

Подруга наконец заметила стоящего за моей спиной Ария и удивленно выгнула бровь. Тамиру уже не держал меня за руку, но я все еще ощущала тепло его ладони. Почувствовав негодование Эспера, я мигом подавила зарождающееся смущение.

– Я нашел твою подругу и думаю, мне за это что-то причитается. – Арий плутовато улыбнулся.

– Я не объявляла вознаграждение, – буркнула Шеонна.

– Что ж, значит, я поторопился с ее возвращением. – Арий ухмыльнулся, и я заметила насмешливый блеск в его глазах.

Несмотря на скрещенные руки Шеонны и настороженный взгляд, ее губ коснулась веселая улыбка.

– Я пожалею о своей щедрости, но предлагаю отметить ваше воссоединение порцией мороженого, – предложил Арий и, не дожидаясь нашего ответа, двинулся вперед. – Только держитесь друг за друга крепче.

Мы с Шеонной удивленно переглянулись, но последовали за Арием.

После шума толпы тишина, царившая в парке, казалась спасением. Лишь изредка до нас доносились голоса людей, прогуливавшихся вдоль небольшого озера. Я сидела на земле в тени ивы, зарывшись пальцами босых ног в мягкую траву, и наблюдала за Шеонной. Подобрав подол длинной юбки, она по колено стояла в воде и крошила хлеб, подкармливая лебедей, настороженно круживших рядом. За ее спиной у кромки воды собралась небольшая стайка альмов, возмущенных столь несправедливым распределением пищи. Сжалившись над пузатыми птицами, я отломила кусочек булки. Сдобренная щедрой порцией сахара, с начинкой из сладких ягод земляники, выпечка пришлась пернатым по вкусу.

Пока я наблюдала за ними, у меня впервые возник вполне очевидный вопрос, над которым стоило задуматься гораздо раньше. Я тут же задала его Арию, растянувшемуся рядом на траве:

– Если люди боятся тамиру настолько, что готовы истреблять кошек, то почему так бесстрашно заводят лошадей и спокойно относятся к птицам?

Сначала мне показалось, что Арий задремал, но спустя несколько долгих секунд он ответил:

– Если ты исхитришься и заглянешь под копыто лошади, то обязательно найдешь в подкове Слезу. Люди чаруют кристаллы, чтобы определить природу существа, – тамиру никогда не смогут к ним прикоснуться. В Варрейне и дальше по тракту на север можно встретить тех, кто держит кошек и собак, но в их ошейниках обязательно будут эти осколки.

– А птицы?

Альмы все еще крутились рядом, ожидая, что я вновь поделюсь с ними едой, – один из них осмелился запрыгнуть мне на колено. Немного потоптавшись, птица устроилась поудобнее и закрыла глаза.

– Тамиру не могут иметь крылья, – ответил Арий и недовольно сощурился, глядя на настырных птиц.

Я задумалась над его словами, но через пару минут вновь нарушила окутавшую нас тишину:

– Эти Слезы Эрии в подковах и ошейниках… – я замялась, подбирая слова, – их ведь можно подменить, инкрустировав пустышки и выдав себя за ручного зверя. Обычные люди никогда не отличат подделку.

– Можно, – кивнул Арий. – Но, видимо, люди считают нас слишком глупыми, неспособными на такой хитрый обман. Для них мы лишь безмозглые твари из Чащи, влекомые звериными инстинктами и жаждой крови.

Я изумленно посмотрела на Ария, но не унималась:

– К тому же зачем нужны эти Слезы? Разве отсутствие клейма не доказательство того, что зверь не является тамиру? Почему люди боятся и уничтожают ни в чем не повинных зверей?

Арий приподнялся на локте и, склонив голову набок, насмешливо улыбнулся.

– Знаешь, чего они боятся сильнее древних легенд? – Арий приблизился ко мне и заговорщицки прошептал: – Еще более древних легенд, тех, где тамиру не имеют клейма и ничем не отличаются от людей.

– Но ведь этим сказкам сотни лет! – воскликнула я, но тут же прикусила язык.

Арий улыбнулся. Одно его присутствие в этом облике и без сияющего клейма уже было мне ответом: страхи людей не беспочвенны.

– Но как же северяне и те, кто приютил тебя? – осторожно поинтересовалась я. – Ведь они не боятся.

– Северяне не боятся иметь дело с эфиром и мешать его силу с магией Слез. Если их что-то и убьет, так точно не тамиру, живущие по соседству.

Арий вновь откинулся на траву, положив руки под голову. А я осталась наедине со своими мыслями.

Общение Шеонны с лебедями закончилось ровно в тот момент, когда девушка, осмелев, протянула руку, чтобы погладить проплывавшую рядом птицу. Лебедь зашипел, угрожающе распростер крылья и клацнул клювом, едва не зацепив пальцы девушки. Вскрикнув, Шеонна отпрянула и уронила в воду половинку хлеба, распугав птиц. Бранясь, она выбралась на берег и плюхнулась на траву рядом со мной.

Вскоре теплое солнце скрылось за серыми тучами, и холодный ветерок погнал серебристую рябь по поверхности озера. Мы поднялись на пригорок и вышли на мощеную дорожку, опоясывавшую парк. Шеонна шагала впереди – она шла босиком, весело покачивая сандалиями в руках и что-то напевая себе под нос. Я плелась позади. Подруга была напрочь лишена слуха – выдержать ее пение мог не каждый. Иногда Шейн шутил, что песнями Шеонны можно пытать заключенных. И именно так я ощущала себя каждое утро: домашние альмы пытали меня, повторяя ее скрипучее пение.

Арий тоже замедлился и поравнялся со мной. Я искоса поглядывала на него, рассматривая точеный профиль и гадая, какие мысли гложут тамиру: он задумчиво хмурился, уставившись себе под ноги. Но больше всего мне хотелось понять, почему Арий неожиданно переменил свое отношение ко мне: иногда на его губах играла знакомая усмешка, но в ней не ощущалось злобы или угрозы, как в первые дни нашего знакомства.

Внезапно песня Шеонны смолкла. Подруга сбавила шаг, ее плечи напряглись, а взгляд уперся в девушку, идущую навстречу. Рядом с Лукрецией пружинистым шагом шел Вильд, похожий на сестру как две капли воды. Парень активно жестикулировал, о чем-то рассказывая, но сестра едва слушала. Ее надменный взгляд скользнул по Шеонне и впился в Ария.

Лукреция остановилась перед нами, преградив путь, а Вильд прошел вперед еще на несколько шагов, прежде чем заметил отсутствие сестры.

– Интересную компанию ты выбрал, – язвительно заметила девушка, бросив на меня оценивающий взгляд. Она провела рукой по вышивке на груди Ария, разглаживая несуществующую складку.

Он не шелохнулся. Словно не замечая присутствия Лукреции, он смотрел поверх ее головы куда-то вглубь парка. Раздражение Ария выдавали лишь желваки, играющие на скулах. Тамиру был на голову выше меня и Лукреции, поэтому, чтобы приблизиться к его уху, девушке пришлось встать на цыпочки и положить изящные руки ему на плечи.

– Звериный Король уже близко, и он жаждет твоей крови.

Лукреция говорила полушепотом, но я отчетливо слышала каждое ее слово, отчего по коже пробежал липкий холодок. Девушка не сводила с меня пытливого взгляда, ожидая ответной реакции. Я стиснула челюсти и впилась пальцами в юбку своего платья, сумев сохранить непроницаемое спокойствие, не позволив страху и удивлению отразиться на лице.

В голове тем временем, будто разбуженные осы, роились тревожные мысли.

Откуда Лукреции известна истинная природа Ария? Как она собирается использовать эти знания? Вдруг уже завтра над Эллором прозвенят колокола и люди, вооружившись рапирами, выйдут на охоту за тамиру? Тело Ария повесят на городской площади, а в мою комнату ворвется господин Омьен и вонзит клинок в спящего Эспера. Не пора ли нам бежать?

– Неужели ты продала свою душу, Лу? – прорычал Арий сквозь сжатые зубы.

Лукреция едко улыбнулась:

– Как и ты, Йору.

Она похлопала Ария по плечу и как ни в чем не бывало вернулась к брату. Игриво подхватив Вильда под локоть, девушка увлекла его вглубь парка.

Когда Арий повернулся ко мне, его маска треснула. Прежде спокойный взгляд теперь был полон страха. Сердце тревожно екнуло. Мне захотелось взять Ария за руку, успокоить его, убедить, что отныне он не один и никто не посмеет причинить ему боль.

Я потянулась к нему, но мои пальцы замерли в дюйме от его сжатого кулака. Чем дольше я всматривалась в льдисто-голубые глаза, тем отчетливее понимала: не моей помощи ждал Арий, не моей поддержки и сочувствия он искал. За моими человеческими глазами тамиру пытался разглядеть звериные глаза своего брата. Арий нуждался в Эспере, а я была всего лишь мостом, ведущим к нему.

Или же отделявшей его стеной.

Мне не принадлежало даже непреодолимое желание утешить и защитить Ария. Злость, разгоревшаяся в душе Эспера, затмевала мои собственные эмоции. И в то время, как я видела перед собой всего лишь напуганного человека, которого настигло прошлое, тамиру видел маленького, беззащитного и очень одинокого щенка. Перед ним вновь стоял Йору – крошечный волчонок, нуждающийся в семье и острых когтях старшего брата.

Из оцепенения меня вывела Шеонна.

– Что она сказала? – поинтересовалась подруга и раздраженно фыркнула. – Я точно выцарапаю ее последний глаз.

– Я сделаю это раньше, – бесстрастно ответил Арий.