Текст книги "Бессердечное милосердие"

Десять

Сигги всегда хотела встретиться с Морскими Ведьмами.

Около года после смерти своего спутника она жила одна-одинешенька. Дарующую Милосердие, которая ходит в одиночестве, люди ненавидят даже больше, чем группу Сестер Последнего Милосердия, и Сигги волей-неволей пришлось принять в свою команду нас четверых, и первой подобранной оказалась я.

Есть три способа согреться зимой. Первый – разжечь огонь, другой – глотнуть вайта, третий – рассказать историю, а за ней другую, и еще, и еще.

В холодную зимнюю ночь, когда спать было слишком холодно, Сигги расплетала свои длинные белые волосы, разбрасывала их по плечам и рассказывала мне историю из своего прошлого.

– В восемнадцать лет я вышла замуж за блондина по имени Рол. Он жил на другом конце деревни, где я родилась, и мы росли вместе. Мы поженились, а через три месяца он вместе с другими деревенскими жителями отправился в набег на Элшийский монастырь за Молчаливое море – тогда в каменных аббатствах еще хранилось золото.

У Сигги был чистый, выразительный голос, да и вообще она притягивала к себе взгляд. Я была бы очарована, даже если бы та история не была пронзительно личной.

– На прощание Рол положил руку мне на живот и поцеловал меня, и в его голубых глазах плясал огонек. Он поклялся, что принесет мне золотой крест, который переплавит в брошь для моего плаща. Домой он так и не вернулся. Я родила, и ребенок вскоре умер. Полная решимости вернуть смысл в мою жизнь, я отправилась на запад. Я надеялась, что смогу подкупить Морских Ведьм, и они примут меня к себе. Я мечтала пересечь Молчаливое море, побродить по Элшленду и найти затерянный город Зеленых Женщин. Мне тогда мечталось о многом, но однажды летом на ночном рынке в городе Лир я встретила Иону. Ее черные волосы были того же цвета, что и ее несравненный плащ ДарующейМилосердие. Она была нежной и бесстрашной, а я тогда от месяцев бесцельных скитаний в одиночку по Ворсленду почти одичала. Мы хотели вместе бродить, вместе есть, вместе убивать… В общем, хотели жить вместе – монета к монете, смерть к смерти.

– Однажды зимней ночью Иона не смогла заснуть и отправилась гулять, и на берегу озера Гид на нее напала стая голодных волков. Я пыталась спасти ее, но раны были столь глубокими, что она истекала кровью, и помочь ей уже ничто не могло. Она умоляла меня убить ее, и я дала ей голубое семя и держала ее в объятьях до самого конца.

Я уставилась на огонь, избегая взгляда Сигги. Ее голос охрип от волнения. Я дала ей время совладать со своей печалью, а затем спросила:

– Как ты это перенесла?

– Да никак. Просто делала то, что должно. – Она помолчала. – Когда я умру, исчезнет моя память, а с ней вместе исчезнет и Иона.

Я взглянула на нее и увидела, что она спокойна и невозмутима.

– Ты рада, что встретила Иону?

Сигги пожала плечами.

– Вместе мы шли по жизни. Вместе творили смерть. И нам долго казалось, что так будет всегда.

После смерти Сигги я частенько вспоминала тот разговор.

Прошлой осенью она поскользнулась на льду и сломала бедро. Ходить после этого не могла, и ее терзали ужасные боли.

Пока я резала ее запястья, Руна крепко ее держала. Ее уроки даром не прошли, и я сделала все именно так, как она нас и учила долгими темными ночами у костра – два быстрых, чистых разреза на нежной коже в том месте, где синие вены переходят в красные. Потом я поила ее свежей чистой водой, а Джунипер шептала ей на ухо предсмертное стихотворение.

Мы несли истинное Милосердие.

Сигги, чувствительностью при жизни не страдавшая, перед смертью вдруг стала сентиментальной.

Иногда такое случается.

– Хотела бы я, чтобы Рол вернулся, – пробормотала она мне, положив одну руку себе на сердце, а другую – на мою руку.

– Да, – прошептала я, – не плохо бы было.

– Жаль, что я никогда не увижу тролля, живущего на дальнем севере. Хотелось бы увидеть и только что убитого гигантского снежного медведя. И жаль, что мы с Ионой не провели наши последние годы в теплой каменной хижине у моря. А еще я так и не встретила Морских Ведьм и не увидела Опаленных Деревьев.

– Да, очень жаль.

Наша наставница Милосердия испустила последний вздох.

Мы подняли ее тело на наспех сложенный погребальный костер из сосновых веток. Вместе мы разожгли огонь. Вместе уселись рядом и молча смотрели, как душу ее уносит в Холхаллу пламя.

* * *

Я, дрожа, взбиралась на Опаленное Дерево, а голос Тригва призывал меня лезть все выше и выше. Я глянула через плечо всего лишь раз. Увидела черные деревья, белый песок и голубую воду.

Я ухватилась за последнюю перекладину и, подтянувшись, оказалась на мосту. Подождала, пока уймется дрожь в ногах, а затем глубоко вздохнула и огляделась. Мост соединялся со множеством других деревянных мостов, между которыми были разбросаны десятки хижин. Целая деревня в небе!

Тригв вскарабкался за мной, и легко прыгнул на доски. Остальные, пройдя по мосту до конца, уже входили в большое круглое деревянное здание с конической крышей, поднимающейся к самым облакам.

Вцепившись в веревочные перила и медленно переставляя ноги, я двинулась за всеми. Тригв следовал на шаг позади. На каждом шагу доски подо мной скрипели, и я вздрагивала. Меж тем усилился ветер, и черные листья Опаленных Деревьев вокруг, казалось, предостерегающе затрепетали.

Из большой хижины вышла Сейдж и, заметив, что двигаюсь я совсем уж неуверенно, ободряюще улыбнулась, а затем легко пробежала по мосту, взяла меня за руку и начала читать молитву.

Она воззвала к ветру, птицам и облакам, а затем провела пальцем мне по щеке.

Мой страх вдруг исчез – сломался, словно сухая ветка под ногой.

Я отпустила веревку, выпрямилась и улыбнулась. Теперь я смотрела вниз без ужаса, наслаждаясь красотой деревьев и моря внизу.

– И крыльями как смоль обзаведясь, – невольно обронила я.

– Пронзили Ведьмы небо синее. – Голос Тригва был глубоким и ясным.

Сейдж, рассмеявшись, подхватила:

– Людишкам сирым оставив грязь…

Хижина Матушки Хаш, несмотря на название, была большой, как жилище ярла. Я проследовала за Сейдж через несколько комнат, разделенных только длинными нитями с нанизанными на них крошечными ракушками, которые тихо позвякивали, когда мы проходили через них.

Морские Ведьмы были повсюду – молодые и старые, от только что вставших на ноги младенцев до седовласых женщин вроде Сигги. Одни ткали на огромных деревянных ткацких станках шерстяные нити, другие пекли в гигантском очаге хлеб, третьи окрашивали шерсть в цвет морской пены, четвертые молились у открытого окна. На всех были зеленые шерстяные юбки, и у всех волосы свободно спадали на спину.

Из отверстия посреди пола вверх поднималась мощная ветка Опаленного Дерева и, пройдя через другое отверстие в крыше, уходила наружу, отчего хижина казалась живой. Я почувствовала тепло, исходящее от ветки, и подняла руки ладонями вверх, и их мягкими волнами омыло тепло.

Ко мне присоединились Руна, Ови и Джунипер, и Джунипер источала радость. Из-за занавеса из ракушек появились Аарн и Саша, глаза Аарна были широко раскрыты, и даже Саша позабыла свою тихую грусть и с интересом оглядывала хижину.

Несколько ведьм узнали Джунипер и кивнули ей. Сейдж и другие наблюдатели ушли к матушке Хаш, а мы остались у дерева ждать. Одни ведьмы улыбались нам, другие смотрели на нас с любопытством, третьи спокойно занимались своим делом.

К нам подошла ведьма средних лет и указала на нашу разорванную одежду.

– Разденьтесь, я выстираю и починю вашу одежду.

Она сделала знак другой ведьме – девочке лет двенадцати. Та вышла из хижины и вскоре, застенчиво улыбаясь, вернулась с аккуратно сложенными одеждами в гладких веснушчатых руках.

Я сняла сапоги, сбросила плащ, положила на пол топор и начала раздеваться до штанов. Закончив, отбросила окровавленную одежду Сестры Последнего Милосердия и в сердцах пнула тунику, радуясь, что наконец-то избавилась от нее. Скользнула в чистую тунику морской ведьмы, шерстяная ткань которой пахла яблоками и свежим воздухом.

Я обернулась и прежде чем Ови натянула ведьмину тунику, успела заметить на ее теле шрам – тонкий и розовый, тянущийся от нижних ребер до пупка. Джунипер как-то предположила, что Ови получила его в той же битве, в которой потеряла глаз.

Тригву и Аарну тоже выдали новые туники. Льняные штаны Тригва были сшиты из плотной, искусно сотканной ткани и оттого от шипов Смертельной Ежевики почти не пострадали, но его туника была разорвана по меньшей мере в четырех местах. Он сбросил мех и разделся до пояса. Аарн сделал то же самое.

Я собрала нашу старую одежду в кучу.

– Чинить наши лохмотья нет нужды, – сказала я ведьме и, подойдя к большому очагу, бросила их в огонь, а затем с улыбкой смотрела, как простые, окровавленные туники Сестер Последнего Милосердия превращаются в золу.

Все смерти, которую мы несли в наших одеждах, все пятна крови… исчезли. Мне хотелось бы сжечь и наши плащи, но мы не могли позволить себе новые, и они нам были нужны, чтобы укрыться от приближающейся зимы.

Я почувствовала движение в воздухе. Ведьмы подняли головы и взглянули на дверь.

То была Матушка Хаш.

А была она высокой, даже выше Руны, ростом около шести футов. Несмотря на прожитые годы, кожа ее была гладкой, как фарфор. У нее был длинный прямой нос и распущенные светло-зеленые волосы, волнами обрамлявшие острый подбородок. В правой руке она держала толстую трость, сделанную из плавника, как и палочки наблюдателей.

Матушка Хаш была царственной и прекрасной. Примерно этого я и ожидала. Но еще от нее веяло вечностью, будто была она под стать морю, солнцу и звездам.

Она подошла к нам и остановилась передо мной. Склонила голову, и я склонила свою. Она выпрямилась, и я тоже выпрямилась.

– Ты веришь в морскую богиню, Джут? – спросила она. Выражение ее лица было безмятежным, но взгляд – острым и ясным.

– Да, верю.

– Ты веришь в то, что морская магия – единственная добрая и чистая магия, а все остальные магии – ложные и порочные?

Я сделала паузу.

Магия.

Сигги научила меня молиться Валькрии… но она также говорила, что молитвы неосязаемы, как воздух.

О колдовстве она ничего не говорила.

Я повторяла ее слова в молитве, но верила, что в мире есть нечто большее, чем мы, ворсы, есть еще что-то, чего мы не понимаем, как бы мы это ни называли.

– Я верю в морскую магию, – наконец сказала я. – И во все магии.

– Хорошо. – Матушка Хаш улыбнулась, и в уголках ее глаз появились морщинки. – Тогда можешь оставаться здесь сколько пожелаешь.

Она повернулась, обняла Джунипер и что-то прошептала ей на ухо. Джунипер улыбнулась, и кончик ее носа порозовел.

* * *

В тот вечер мы отслужили панихиду по Гунхильде. Панихида была простой и короткой, ее вела Матушка Хаш. Саша спела старую песню о храбрости и верности, а Джунипер прочитала особую молитву, предназначенную для тех, кто пал в бою и остался неупокоенным.

Саша не плакала. Она была Дарующей Милосердие. Она была ворсом.

Потом мы пировали на деревянной платформе, построенной возле хижины Матушки Хаш. Я сидела на скамейке, облокотившись на стол, окруженная ведьмами и Сестрами Последнего Милосердия, и слушала шум моря чуть в стороне и далеко внизу. В ночном воздухе пахло солью и слегка Опаленными Деревьями.

В дальнем конце длинного деревянного стола тихо сидела Матушка Хаш.

Сейдж была среди нас – между Джунипер и Ови. Вдалеке я видела других женщин и детей, которые ели за маленькими столиками возле своих маленьких хижин. На верхушках деревьев, словно звезды, горели свечи. Когда налетал ветер, меня касались черные листья Опаленных Деревьев, даруя моей коже теплые прикосновения.

Сейдж подняла кувшин и налила розового вина в деревянные кружки, а затем наполнила черные деревянные миски холодным белым миндальным супом. Молодая ведьма – изящная, с ямочками на щеках – поставила передо мной огромную раковину, в которой оказалась целая вареная рыба, приправленная солью, перцем и тимьяном.

– Вот. – Джунипер взяла маленькую бутылочку, извлекла из нее пробку и капнула золотисто-зеленую жидкость мне в суп, а затем и на рыбу. – Это – масло. Выжато из оливок.

– Из оливок?

– Это такие маленькие зеленые плоды, что растут в Ибере. – Джунипер улыбнулась, и все ее лицо осветилось.

Она была дома. Она была счастлива.

Я отпила из кружки. Вино было терпким, чистым и освежающим.

Однажды я уже пробовала вино. Год назад мы проявили милосердие – убили больную жену ярла. Она до последнего вздоха кричала и ругалась. Потом ярл с печальными глазами провел нас в большой зал, налил в серебряный кубок медового цвета вина и протянул кубок мне. И себе он тоже налил и выпил залпом.

– За ее смерть, – произнес тогда он тост. – И пусть же она никогда больше не встанет.

* * *

Я попробовала ведьмин суп, а потом рыбу. Они пахли солнцем и песком, а не снегом и холодом. Я ела с удовольствием, от души. Как и все мы.

Вылизав до чистоты свои тарелки, я испустила глубокий вздох удовлетворения и лениво огляделась. Среди листвы были разбросаны хижины ведьм, повсюду мерцали свечи, одетые в зеленое женщины тихо разговаривали, смеялись дети.

Значит, такова жизнь в Мерроу.

Джунипер взяла бутылочку оливкового масла и плеснула его в новую миску супа. Стоявший рядом Аарн протянул руку и стащил что-то с тарелки Саши. Панихида по Гунхильде развеяла ее тяжкие думы – ее подруга ушла в мир иной и не вернется, и они с сыном снова в безопасности.

Днем, пока Аарн и Сестры Последнего Милосердия вместе с Тригвом исследовали хижины на верхушках деревьев, я умоляла Сашу о прощении. Я опустилась перед ней на одно колено, склонила голову и приложила кулак к сердцу. Мы были виноваты в смерти ее подруги, даже если у Гунхильды и были со Скатом давние счеты.

Саша обняла меня, поцеловала в щеку и назвала меня своей сестрой смерти.

Из-за нас она теперь была не просто Сестрой Последнего Милосердия, а Сестрой Последнего Милосердия в бегах, ведь ярл Келд жаждал ее крови, и оттого вернуться к торговле смертью она не могла, как не могла и последовать за нами через Болота Красных Ив, поскольку никогда бы не рискнула взять с собой Аарна на тропу, возможно, ведущую к Королеве-Затворнице.

Я надеялась до нашего отъезда подыскать место для нее и ее сына – место, где они перезимуют, и где будут в безопасности потом.

Тригв налил себе еще вина и выпил третью уже чашку одним глотком. Ови подмигнула Тригву и налила кружку и для себя.

– Это не вино Ворса, – сказала она. – Оно слишком изысканно.

Сейдж улыбнулась и от того сделалась настолько похожей на Джунипер, что мое сердце пропустило удар.

– Мы торгуем с проходящими мимо кораблями из Ибера, – пояснила она. – Некоторые капитаны знают о Мерроу и останавливаются здесь по пути в Элшленд, и мы на несколько ночей принимаем их. Мы возносим молитвы об их благополучии, а взамен получаем оливковое масло, благовония, орехи и специи.

– Молитвы? – Руна рассмеялась. – Помолиться может любой. По мне так моряки совершают невыгодную сделку.

Джунипер отложила деревянную ложку и встретилась взглядом с Руной.

– Наши молитвы отводят от кораблей штормы, и они никогда не тонут, если находятся под нашей защитой.

Сейдж кивнула, и все остальные ведьмы рядом с нами тоже кивнули, и Руна сочла за лучшее промолчать.

Я не знала точно, почему Руна вечно дразнит Джунипер, но это было похоже на зависть к Морской Ведьме.

Джунипер наклонилась над столом и налила Руне еще вина. Джунипер всегда была миротворцем.

– Мой отец был моряком, родом из Ибера, – сообщила она. – Ведьмы заводят любовников, когда им вздумается. Мужчина приходит, делит с ведьмой ложе, а через несколько дней уплывает. Обычно здесь, в Мерроу, мы рожаем девочек, но на свет появилось и несколько мальчиков-ведьм. Едва становясь взрослыми, они выходят в море – полагаю, это у них в крови. – Она посмотрела на Тригва. – Сейчас ты здесь – единственный мужчина.

Аарн стукнул кулаком по столу, и Джунипер, улыбаясь, повернулась к нему.

– Прости, Аарн. Вы с Тригвом здесь – единственные мужчины.

Тригв, рассмеявшись, посмотрел налево, потом направо и спросил:

– Где твоя мать, Джунипер? Хотелось бы с ней встретиться.

Джунипер вздрогнула.

Сейдж повернулась к сестре, что-то прошептала ей на ухо и поцеловала в висок.

– Моя мать умерла. – На звук тоненького голоска Джунипер в нашу сторону повернулись несколько ведьм. – Больше двух лет назад. Морские Ведьмы никогда не болеют, и даже снежная лихорадка Мерроу не трогает. Мать моя умерла от разбитого сердца. – Джунипер помолчала. – В то лето моя мать привела в свою постель моряка из Ибера. Звали его Себастьян, и она полюбила его. На рассвете третьего дня он вернулся на корабль… и радость жизни для моей матери ушла вместе с ним. Увядала она медленно, день за днем, как гниющий фрукт в миске. – Щеки Джунипер побагровели, серые глаза запылали огнем. – Оттого-то я и покинула Мерроу – не могла справиться со своим горем, а Матушка Хаш велела мне бродить по свету до тех пор, пока я не примирюсь со смертью матери. Иначе, сказала она, я рискую, как и моя мать, умереть от боли в сердце.

– И поэтому ты и стала Сестрой Последнего Милосердия? – предположила Руна.

Джунипер кивнула.

– Мне вас послали боги, хотя поначалу я собиралась странствовать в одиночестве.

После рассказа Джунипер наш конец стола на некоторое время затих. Она сама решила рассказать нам свою историю, и мы приняли ее как дар.

Луна, полная и яркая, поднялась в небе выше, и нас охватило умиротворение. Джунипер, казалось, испытала облегчение после того, как рассказала о своем прошлом, и когда сестра вновь прошептала ей что-то, она тихо рассмеялась серебристым смехом.

Хорошая еда, вино, морской бриз, нежные голоса ведьм… Все это успокоило даже меня. Мы жили в облаках.

Интересно, так ли чувствуют себя мертвые после того, как тела их сгорают дотла, а души воспаряют в Холхаллу?

Я и раньше, хотя и не часто, испытывала радость и временами, особенно поздними вечерами у огня, тосковала по ней.

Жаль, что Сигги не навестила в свое время этих ведьм. Жаль, что они с Ионой последние свои годы не провели здесь.

Ко мне плечом прижался Тригв. Я повернулась к нему, и моей щеки коснулись его волосы – мягкие, темные. Я расплела свою косу, откинула волосы назад и вздохнула.

Поднялся ветер, и голоса стихли. Младшая из ведьм сонно соскользнула со скамьи и свернулась калачиком рядом с миловидными ведьмами, уже спавшими под столом.

Тригв наполнил мою кружку вином. Я выпила, и мы все опустились на деревянный пол платформы и подставили лица звездному свету. Я обняла Руну и притянула ее к себе. Она поначалу напряглась, но быстро расслабилась. Я прижалась лицом к ее волосам.

Аарн вытянулся и положил голову на ноги Руны. Ови и Тригв, прильнув друг к другу, попеременно из одной кружки пили вино. Саша пошепталась с Джунипер и Сейдж, и временами до нас доносился их смех.

Я подумала о мертвой девушке на перекрестке и о мертвой девушке в зарослях ежевики. Я подумала о Гунхильд. Я думала об их детстве и семьях. Интересно, познали ли они любовь? Или хотя бы радость? Интересно, мечтали ли они о великих приключениях, о путешествиях по морям и горам, хотели ли отыскать то, что лежит по ту сторону?

У всех нас есть, или, по крайней мере, были мечты. У каждый из нас. У Гунхильд, у тех мертвых девушек, у меня, у моих Дарующих Милосердие сестер… Абсолютно точно, у каждой.

Сверху раздалось хриплое карканье. Руна, тихо выругавшись, пошевелилась в моих руках, а потом снова безмятежно заснула. Вниз слетел ворон и приземлился на плечо Матушки Хаш. Та что-то ему прошептала, и он снова каркнул и упорхнул в черное ночное небо.

Одиннадцать

Матушка Хаш нашла меня на рассвете.

Около полуночи задул холодный ветер с моря, и мы вернулись в ее хижину, а все ведьмы, кроме Сейдж, заснувшей в обнимку с сестрой, ушли с платформы несколькими часами ранее.

Мы спали рядом с большой паленой веткой, будто она была нашим обычным костром. От ветки исходил ровный, мягкий жар.

Блаженством было бы спать рядом с таким деревом каждый зимний вечер…

Мне снились мягкие, теплые сны.

Разбудив меня, Матушка Хаш приложила палец к щеке. Я открыла глаза, и она кивком головы велела мне следовать за ней.

Я встала и попыталась быстрее пробудиться. Я не спала так крепко уже несколько месяцев. Что там месяцев – лет!

Я переступила через Ови, и та схватила меня за руку.

– Осторожнее, Фрей. Саги говорят о коварстве ведьм. Не позволяй этой ведьме-матери околдовать тебя, как она околдовала ворона.

Я взглянула на Матушку Хаш, стоявшую у двери рядом с ткацкими станками, а затем на Ови.

– Я ей доверяю.

Ови кивнула и отпустила меня.

Матушка Хаш, постукивая при каждом шаге тростью, вывела меня наружу. Мы пересекли несколько переходов и длинный мост и наконец достигли большой круглой платформы. Оттуда вели веревки к тонкому серебристому водопаду, который сбегал по склону огромной скалы, величественно вздымавшейся на юге. К веревкам большими деревянными крюками были прочно прикреплены ведра.

Так вот как ведьмы получали пресную воду. Весьма разумно!

Матушка Хаш меж тем потянула за верхнюю веревку, и к нам подплыло ведро, наполненное холодной, чистой водой.

Я протянула руку и, отцепляя от крюка ведро, невольно взглянула на берег внизу. Приготовилась к тому, что меня немедленно охватит страх, но его и след простыл. Молитва Сейдж возымела-таки действие.

Я с наслаждением посмотрела вниз. Мы с Матушкой Хаш оказались не единственными бодрствующими женщинами: на берегу четыре ведьмы выкапывали моллюсков, еще две ухаживали за садом вокруг Опаленного Дерева в дальнем конце леса. Я обернулась и увидела заросли ежевики, тянувшиеся все дальше и дальше на восток, а за ними – Скальские горы с белыми вершинами.

Я почувствовала, что Матушка Хаш наблюдает за мной, и встретилась с ней взглядом.

– Значит, ты – та самая девушка, которая задумала победить. – Ее зеленые глаза были острыми и проницательными. Они напомнили мне глаза Сигги. – Моим ведьмам приснилась такая много лет назад, и Джунипер отыскала тебя – истинного искателя славы среди всех Сестер Последнего Милосердия, среди всех людей. Она, признаюсь, весьма похожа на свою мать.

Именно это и имела в виду Джунипер, говоря, что Морские Ведьмы тоже захотят встретиться со мной. Она знала об их видениях.

Интересно, когда она впервые связала видения со мной? Когда я на постоялом дворе предложила сразиться со Зверем Голубого Ви, или, что более вероятно, знала все наперед с нашей первой встречи?

Я провела рукой по волосам, которые все еще были распущены по плечам.

– А сон рассказал, добьюсь ли я успеха?

– Об успехе ничего не известно. – Матушка Хаш говорила так тихо, что я невольно наклонилась к ней. Похоже, что Морские Ведьмы любят при малейшей возможности шептать. – Пока я даже не уверена, что сражение вообще произойдет, – продолжала Матушка Хаш. – Сны показывают только один из возможных путей. Ты все еще можешь сделать другой выбор, пойти другим путем.

– Но я уже здесь.

Она улыбнулась.

– Что правда, то правда. Ты зашла уже далеко, и это само по себе является добрым предзнаменованием.

– Поможет ли нам твоя Морская Богиня одолеть этого Зверя? – спросила я. – Ты помолишься за нас?

Хаш покачала головой.

– Джут тебе не поможет.

Я рассмеялась.

– Тогда скажи ей, чтобы не путалась у меня под ногами.

Матушка Хаш снова улыбнулась.

– Одна старая Морская Ведьма, бывало, говаривала, что если мы убьем всех монстров, их место займут люди. Как думаешь, Фрей, это правда?

– В этом утверждении, по крайней мере, есть доля правды, – согласилась я. – Но утверждение это вовсе не помешает мне вступить в борьбу с чудищами.

Матушка Хаш взяла у меня ведро с водой и вылила его содержимое в большую деревянную миску на столе справа от себя. Затем указала на миску длинным тонким пальцем.

– Смотри в воду. Рассказывай, что видишь.

Я склонилась над миской. Поверхность воды была гладкой и черной, как шелк женщины из Ибера, но на нем я ничего не видела, даже своего собственного отражения. Словно смотрела в небо беззвездной ночью. Я поежилась, и Матушка Хаш прошептала:

– Взгляда не отрывай.

Я продолжала смотреть…

Смотреть…

По-прежнему ничего.

Матушка Хаш снова ухватилась за веревку и вытащила новое ведро. Затем взяла со столика раковину гребешка, зачерпнула ею воду и предложила мне глотнуть. Я глотнула, и вода оказалась отменно чистой и приятной на вкус.

– Теперь опять смотри в воду.

Я посмотрела и опять ничего не увидела.

– В тебе напрочь отсутствует природная магия. – Матушка Хаш махнула рукой в сторону моря. – Придется пойти иным, более трудным путем. Давай спустимся на берег.

Матушка Хаш подошла к дальнему краю платформы, схватилась за черную веревочную лестницу, свисающую с ближайшего дерева, и начала грациозно спускаться. Я последовала за ней.

Затем мы бок о бок проследовали через Ведьмин Лес. Морская Ведьма была босой и шла легко и тихо, словно лань. Мы проходили мимо Опаленных Деревьев, я пальцами касалась их коры и с удовольствием вдыхала их тепло.

Добравшись до берега, мы обе остановились на белом песке, ожидая, пока на нашу кожу осядет морской туман, по волосам пробежится ветер, а языки начнет щекотать морская соль.

Наконец Матушка Хаш повернулась ко мне и махнула рукой.

– Раздевайся. До самой кожи.

Утренний воздух был холоден, и мне не хотелось, чтобы бриз хлестал по моему обнаженному телу, но я все же сбросила на песок плащ Сестры Последнего Милосердия, потом сняла тунику, сапоги, шерстяные штаны и рубашку. Оставшись голой, я расправила плечи и выпрямилась. Уязвленной я себя вовсе не ощущала, а чувствовала себя…

Свободной!

Матушка Хаш подтолкнула меня крепкой рукой в спину.

– Иди в волны. Когда вода достигнет твоих бедер, встань на колени.

Я не сдвинулась с места, борясь с желанием оттолкнуть ее, и оглянулась через плечо. Выполнять приказы мне никогда не нравилось. Она посмотрела на меня сверху вниз. Я позволила любопытству взять верх над гордостью и ступила одной ногой в море. Кожу, словно огонь, обжег холод, но я сделала еще шаг, а затем еще. В воде оказались ступни, лодыжки, икры. Когда волны коснулись моих бедер, я опустилась коленями на песчаное дно.

Море, хлестнув по плечам, приподняло меня на несколько дюймов, а затем опустило. Затем приподняло и вновь опустило. И опять, и опять. Дышать я старалась ровно и не сводила с горизонта глаз.

В чем состоял план Морской Ведьмы? Утопить меня на рассвете?

В воду вошла Хаш и встала рядом со мной. Ее зеленая туника стала черной там, где впитывала в себя море.

Выражение ее лица было по-прежнему безмятежным, но в ней уже чувствовалось что-то необузданное, дикое.

Ярость.

Или, быть может, желание отомстить.

Матушка Хаш подняла свой деревянный посох, а свободной рукой схватила меня за шею и что было сил толкнула под воду.

Мышцы мои напряглись, легкие сжались, и я дергалась, брыкалась, размахивала руками и ногами, боролась с холодным морем. Хватка ведьмы не ослабевала.

Так вот как я умру. Все было напрасно. Я такая же, как та девушка на перекрестке и как та в ежевике. Печальный конец короткой, бессмысленной жизни.

Нет.

Нет!

Я не встречу смерть как трус.

Я умру с достоинством.

Прекратив сопротивляться, я раскинула руки, а вокруг моей головы пучками водорослей на поверхность моря всплыли мои волосы.

Как только мои мышцы расслабились, я почувствовала, что холод отступает. Мне вдруг стало тепло, как будто я дотронулась до Опаленного Дерева.

По телу разлилось тепло, и разум мой отправился в странствие.

Я вообразила себя плавающей по морю арктической Сиреной. Я плыла все дальше и дальше, а вокруг были лишь бесконечная тьма да гладкие соленые волны. Мое тело по-прежнему жаждало воздуха, легкие отчаянно бились в дрожи… Но разум мой обрел покой.

Я открыла глаза.

Сквозь ледяную дымку моря я увидела перед собой черное пятно. Пятно было влажным и тяжелым, как чернильная клякса в масле. Я протянула руку к черному пятну, и оно начало разрастаться, обзавелось щупальцами, и щупальца эти, извиваясь, двинулись ко мне.

– Смотри.

Я слышала, как Матушка Хаш, перекрывая шум волн, кричит надо мной.

– Смотри и учись.

Я уставилась на пятно.

Я ожидала, что оно превратится в Зверя Голубого Ви, но вместо этого увидела девушку.

Она была молода. Моложе Джунипер… одиннадцати, может быть, двенадцати лет. Она стояла спиной ко мне на коленях на красном коврике возле устланной соломой кровати. Ее длинные медово-золотые волосы были собраны вместе у затылка и свисали с ее худого плеча.

Ближайшая свеча замерцала. В отдалении послышался грохот барабанов. Пахнуло стоячей водой и грязью.

В квадратное окно ворвался ветерок, занавеска откинулась в сторону. Пламя свечи разгорелось, и на обнаженную спину девушки упал свет. Кожа ее была покрыта длинными красными рубцами.

Девушка взяла с кровати тонкую, похоже, ивовую ветку и принялась хлестать себя ею. Она била себя снова и снова. Ветка со свистом рассекала воздух. Девушка вдруг вздрогнула, когда открылся старый рубец, и потекла кровь.

Она снова ударила себя. Сильнее.

И закричала.

Но то был не крик боли.

То был крик…

Ликования.

Девушка опустила руку…

Стремительно повернула голову…

Посмотрела прямо на меня. Зеленые глаза ее сверкали, словно звезды.

Мое тело от нехватки воздуха затряслось. Мои легкие сжались…

Видение потемнело. Все вокруг потемнело.

Я тонула. Море крало мою жизнь.

Все…

Тьма.

* * *

Меня за плечи схватили сильные пальцы и вытащили из воды.

Матушка Хаш поволокла меня обратно на песок. Там вполголоса произнесла молитву о воде, паре и кипении.

К моим конечностям медленно возвращалась кровь, жжение в них заставляло меня судорожно задышать. Хаш накинула мне на плечи мой плащ Сестры Последнего Милосердия, и я, вдыхая знакомые запахи шерсти, смерти из милосердия и себя самой, сжалась под ним.

Глаза девушки были ярко-зелеными, как у Тригва, но, в отличие от его глаз, абсолютно холодными.

Мертвенно холодными.

Матушка Хаш опустилась на колени рядом со мной и взяла меня за руку.

– Фрей, что ты видела под водой? Скажи мне.

– Я видела девушку в болоте. Девушку с зелеными глазами и ивовой веткой в руке. Она хлестала себя по спине, и ее спину заливала кровь.

– Да. Так я и думала. Ты – та самая. – Матушка Хаш притянула меня к себе. От нее пахло солью, песком и ладаном. А еще от нее пахло Джунипер. – Фрей, тебе предстоит отправиться на Болота Красных Ив, найти там в камышах деревню и убить Королеву-Затворницу.

– Что?

– Ты сделаешь это ради Морских Ведьм. И ты сделаешь это ради Ворсленда.

Я отодвинулась на несколько дюймов и погрузила свои руки в холодный песок.

– Выходит, что Королева-Затворница – всего лишь ребенок… И мне, по твоим словам, следует убить ее?

– Именно.

Я плотнее запахнула плащ вокруг обнаженного тела.