Текст книги "Крепости и осадные орудия. Средства ведения войны в Средние века"

Большой отрывок из хроники Фруассара, который мы привели в примечании, ясно показывает, какой была французская армия в первой половине XIV века и с каким пренебрежением французские рыцари относились к отрядам бригандов[64]64
  Так называли пехотинцев, которые носили пластинчатую куртку бригантину (или бригандину).


[Закрыть] и генуэзским арбалетчикам, словом, ко всем пехотинцам.

Англичане в тот период успешно использовали на поле боя пехоту, многочисленную, дисциплинированную, отлично стрелявшую из лука и вооруженную уже и огнестрельным оружием[65]65
  В битве при Креси, по некоторым источникам, англичанами применялись бомбарды.


[Закрыть]. Господство конного рыцарского войска, которое до этого времени было неоспоримым (не всегда, вспомним тяжелое поражение французских рыцарей при Куртре в 1302 г., победу швейцарцев над Габсбургами в 1315 г. у горы Моргартен и др. – Примеч. ред.), сходило на нет, и французское войско терпело поражение за поражением, пока Дюгеклен не организовал отряды закаленных в боях, дисциплинированных пехотинцев и не возглавил их, направив французскую храбрость в иное русло. Эти изменения в структуре армии и появление пушек (бомбард и др.) породили перемены и в искусстве фортификации, которые, правда, происходили очень медленно, поскольку феодализм с трудом приспосабливался к любому нововведению в области военного искусства. Потребовался длительный опыт жестоких поражений, пока феодалы не поняли, что для взятия городов и одержания побед в сражениях недостаточно одной доблести и что высокие и мощные башни замков не являются неприступными для того, кто действует методично, бережет живую силу и тщательно готовится к штурму. Осадную войну во времена Филиппа VI Валуа (правил 1328–1350) изучать не менее интересно, чем историю сражений в открытом поле, – в обоих случаях организация и дисциплина английской армии обеспечивала ей до поры до времени преимущество над французским войском. В течение нескольких месяцев французская армия, под командованием герцога Нормандии принца Иоанна (сына Филиппа VI Валуа, который позже стал королем Иоанном II и был взят в плен в 1356 г. при Пуатье), осаждала крепость Эгюйон, расположенную при слиянии рек Гаронны и Ло, а король Англии осадил Кале. Большая армия французов (Фруассар пишет, что она насчитывала почти сто тысяч человек), включавшая в себя цвет французского рыцарства, после нескольких штурмов, продемонстрировав чудеса храбрости, так и не смогла взять крепость. Принц Иоанн, потеряв большое число людей, решил приступить к правильной осаде:

«На следующий день (после неудачного штурма замка) к герцогу Нормандии (принцу Иоанну) пришли два инженера и сказали: «Господин герцог, если вы дадите нам побольше досок и рабочих, мы изготовим для вас четыре больших кота, мощных и высоких, и установим их на четырех больших лодках, с помощью которых эти коты или башни будут подвезены к стенам, над которыми они будут возвышаться». Герцог с большим вниманием выслушал это предложение и повелел изготовить эти четыре башни, сколько бы они ни стоили, и приказал засадить за работу всех плотников страны и положить им хорошую ежедневную плату, чтобы они работали как можно лучше. Эти две башни были сооружены по плану двух инженеров и под их руководством и установлены на четырех больших лодках, но строили их очень долго, и это предприятие влетело в копеечку. Наконец, сооружение их было закончено, и люди, которые должны были штурмовать замок, поместились в них и поплыли через реку, но тут защитники замка выстрелили из четырех мартинетов[66]66
  Мартинет – метательное орудие с противовесом, бросавшее большие камни.


[Закрыть], которые они построили, чтобы разрушить описанные башни.

Эти четыре мартинета стреляли огромными камнями, от ударов которых башни вскоре затрещали и раскололись, и рыцари и те, кто перевозил их, оказались без прикрытия. Поэтому они поплыли обратно, но во время отступления одна из башен упала и утонула в реке, при этом ушло на дно множество воинов, бывших внутри ее, и это было очень прискорбно, ибо в башне находилось множество добрых рыцарей и дворян, которые жаждали покрыть свои имена славой».

Герцог Нормандии поклялся взять Эгюйон, и никто в его лагере не осмеливался даже заикнуться о снятии осады, но графы Гин и Тенкарвиль отправились к королю Франции.

«Они рассказали ему, как обстоят дела под стенами Эгюйона и о том, что герцог, его сын, пытался много раз взять его, но не смог. Король был поражен до глубины души, но не отозвал герцога, своего сына, а решил, что пусть он лучше останется под стенами Эгюйона и попытается взять его измором, раз уж не удалось взять его штурмом.

Зато король Англии вел себя совсем по-другому – Эдуард III высадился у мыса Аг на полуострове Котантен в Нормандии во главе армии, не очень многочисленной (около двадцати тысяч), но дисциплинированной, затем прошел через всю Нормандию, причем основные силы его войска прикрывали с флангов два отряда легкой кавалерии, которыми командовали капитаны, хорошо знакомые с местностью, поскольку они изъездили ее вдоль и поперек, и которые каждый вечер ставили свои палатки вокруг королевской. Флот англичан двигался вдоль побережья Нормандии, чтобы обеспечить британской армии отход в случае неудачи, а после взятия каждого нового нормандского города английский король отсылал на корабли захваченную добычу. Эдуард III подходил к Парижу, затем повернул на север, продолжив свой победоносный поход в Пикардию и Понтье, где в конце концов при Креси сразился с армией короля Франции и разбил ее, а затем продолжил свой путь по Артуа и появился под стенами Кале.

Когда английский король подошел под стены города Кале, демонстрируя всеми своими действиями, что намерен овладеть этой крепостью, он осадил ее по всем правилам, по плану и проведя масштабные подготовительные работы. Эдуард III повелел построить между городом и рекой гостиницы и дома, которые имели деревянный каркас и образовали аккуратные ряды и улицы. Означенные дома были крыты соломой и ракитником, словно английский король намеревался провести здесь десять или двенадцать лет, ибо он и вправду собирался осаждать город зимой и летом, пока не возьмет его, каких бы усилий это ему ни стоило и сколько бы времени ни заняло. И в этом новом городе, построенном для короля, было все необходимое для армии и сверх того; на окраине было отведено место для рынка, где торговали по средам и субботам и где продавался всякий мелкий товар, мясо, одежда и другие необходимые вещи, и каждый солдат за свои деньги мог купить все, что было ему нужно. Все эти вещи прибывали сюда ежедневно по морю, из Англии и Фландрии, и обе эти страны (французское графство Фландрия поддержало англичан. – Примеч. ред.) снабжали армию провизией и товарами. Помимо этого, люди короля Англии рыскали повсюду, в графстве Гин и близ Турне, и доходили даже до ворот Сент-Омера и Булони, принося в лагерь запасы самой разнообразной провизии. И король не бросал своих людей на штурм означенного города Кале, поскольку хорошо понимал, что это ни к чему не приведет. Он берег своих рыцарей и артиллерию и говорил, что возьмет Кале измором, сколько бы времени на это ни потребовалось, если не появится король Франции Филипп VI, чтобы снова сразиться с ним и снять осаду».

Король Филипп VI прибыл под Кале с прекрасной армией. Узнав об этом, английский король велел взять под охрану два прохода, по которым французы могли атаковать его лагерь. Один из них проходил по песчаным дюнам, тянувшимся вдоль берега моря, и король Англии приказал: «Всем кораблям и лодкам встать напротив этих дюн и направить на них все бомбарды, арбалеты и катапульты и другие орудия, чтобы французское войско не осмелилось сюда сунуться, а если и осмелилось, то не смогло пройти».

Другой проход шел по мосту через реку: «И он велел графу Дерби, своему кузену, занять позицию на означенном мосту Ниеле с большим числом рыцарей и лучников, чтобы не пропустить по нему французов, если они сумеют преодолеть дюны, что было совершенно невозможно. Между горой Сангат и морем, на другой стороне Кале, стояла высокая башня, охраняемая тридцатью двумя английскими лучниками, которые должны были помешать французской армии пересечь дюны. Она была защищена от нападения двойным рядом рвов».

Французские воины из Турне атаковали башню и, понеся большие потери, взяли ее, но военачальники заявили Филиппу VI, что не могут идти дальше, поскольку это привело бы к потере половины армии. И тогда король Франции решил послать английскому королю следующее предложение. «Сир, – сказали английскому королю послы, – король Франции прислал нас сюда, чтобы сообщить вам, что он пришел и стоит сейчас на горе Сангат, намереваясь сразиться с вами, но он не видит и не может найти прохода, чтобы приблизиться к вам, хотя горит желанием снять осаду со своего доброго города Кале. И тогда он спросил своих маршалов, как ему добраться до вас, но они сказали ему, что это невозможно. Поэтому он был бы рад, если бы вы посоветовались со своими приближенными, а он – со своими, чтобы с их помощью назначить место битвы, и нас послали для того, чтобы вы сообщили, какое место изберете вы». (Кроме того, французы узнали, что английская армия увеличилась до 32 тысяч, и не решались атаковать ее на оборонительной позиции, помня печальный опыт Креси. – Примеч. ред.)

Письмо короля Англии архиепископу Йоркскому свидетельствует о том, что он принял предложение Филиппа[67]67
  Рассказ Фруассара не совпадает с королевским письмом; согласно сведениям этого летописца, король Эдуард отказался принять вызов Филиппа, предложив последнему явиться к нему в лагерь.


[Закрыть], но после переговоров, во время которых осаждающая армия продолжала укреплять свой лагерь и проходы, ведущие в Кале, король Франции неожиданно покинул окрестности города и 2 августа 1347 года распустил свою армию.

Все вышеизложенное свидетельствует о том, что военный дух Запада претерпевал изменения, и по этому пути англо-норманны шли впереди французов. При любом повороте событий XIV века древний рыцарский дух французов сталкивался с политическими уловками англо-норманнов, с их национальной организацией, уже единой по своей природе и потому более сильной. Появление пороха нанесло еще один удар по феодальному рыцарству. Энергия отдельного человека, его сила и храбрость вынуждены были уступить место расчету военачальника и его способности предвидеть исход сражения, а также умению солдат быстро и четко выполнять его приказы. Бертран Дюгеклен является переходной фигурой между рыцарями XII и XIII веков и талантливыми капитанами XV и XVI веков. Следует отметить, что отставание Франции в вопросах военного искусства не было слишком долгим, ибо воинственная по натуре нация быстрее учится на своих поражениях, чем на победах. Французские феодалы испытывали недоверие к низшим классам, из-за которого их полководцы предпочитали использовать в бою иноземных наемников, а не полки, состоявшие из французских крестьян и ремесленников. Феодалы боялись, что, научившись обращаться с оружием и привыкнув к полной опасностей жизни, превосходя по численности рыцарское войско в десятки раз, французские воины, разойдясь по домам, объединятся против своих угнетателей и уничтожат их. Король, не решавшийся нарушить законы вассалитета, не мог напрямую призвать в свою армию простолюдинов. Когда королю нужно было собрать войско, он обращался к своим баронам и графам, и те приводили с собой столько воинов, сколько они обязаны были предоставить сюзерену как вассалы. Рыцари, вооруженные копьями, мечами и др., представляли собой блестящие кавалерийские части, а за ними шли отряды пехоты из простого люда – валеты и бриганды, похожие больше на беспорядочную толпу, чем на регулярную пехоту. Поэтому король был вынужден нанимать генуэзских и брабантских арбалетчиков и лучников или тех, что предоставляли ему коммуны его добрых городов. Но иноземцы, как и все наемники, предпочитали заниматься грабежом, а не сражаться за дело, которое было им совершенно чуждо, а полки, посланные королю городскими коммунами, непокорными по своей природе, обязывались отслужить определенный срок и, не желая уходить далеко от родного города, при любой возможности возвращались домой, позабыв о своем долге перед нацией, которой в ту пору еще не существовало, ибо идея национального единства не сочеталась с раздробленностью феодальных владений. Вот с такими-то солдатами и пришлось королям Филиппу VI Валуа и Иоанну II сражаться против англичан и гасконцев. Английские армии были уже хорошо организованы и компактны, а солдатам регулярно выплачивали жалованье. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в начале Столетней войны французы чаще терпели поражения. Несчастные северные и западные провинции Франции, на территории которых шли боевые действия, разграбленные и преданные огню, вскоре совсем обнищали. Люди, дрожавшие от страха при виде облаченной в пластинчатые куртки пехоты, которая казалась им непобедимой, глядя на то, как цвет французского рыцарства погибает от стрел английских лучников и тяжеловооруженных валлийских солдат, то есть простых пехотинцев, сами брали в руки оружие – да и был ли у них иной выход? – и создавали отряды восставших Жаков, наводившие ужас на округу. Эти отряды бригандов и отпущенных домой солдат, которые после разгрома армии оказались предоставленными самим себе, врывались в города и замки.

«И всегда находились, – пишет Фруассар, – бедные бриганды, которые грабили города и замки, унося огромную добычу… Они чуяли богатый город или замок на расстоянии двух дней пути до него, после чего собиралась шайка из двадцати или тридцати бригандов, которые отправлялись в путь и шли днем и ночью тайными тропами. Войдя в облюбованный ими город или замок на рассвете, они поджигали один или два дома. Жители, решив, что в город ворвалось не менее сотни солдат, которые хотят сжечь его, в панике бежали прочь, а бриганды врывались в дома, взламывали сундуки и ларцы и забирали с собой все, что находили там, а потом покидали город, нагруженные добычей… Среди прочих был один бриганд из Лангедока, который решил подобным образом овладеть сильным и труднодоступным замком Комбурн в Лимузене. Однажды ночью он подошел к нему с тридцатью своими товарищами, изучил замок, а потом овладел им, захватив в плен его хозяина, которого звали виконт де Комбурн, а всех слуг и домочадцев виконта убил. Хозяина они заперли в замке и держали его там до тех пор, пока он сам себя не выкупил, заплатив им наличными сорок две тысячи крон (крона – монета в 5 шиллингов. – Примеч. ред.). А означенный бриганд, отпустив хозяина, оставил замок себе, хорошо укрепил его и начал совершать набеги на окрестные села и города. И потом, убедившись в его силе, король Франции решил привлечь его на свою сторону и купил его замок за двадцать тысяч крон и сделал его телохранителем при своей особе. Этот выскочка был у короля в большой чести. Звали бывшего пехотинца Бакон. И он всегда ездил на хороших жеребцах, вооруженный как граф и так же пышно разодетый, оставшись таким до конца своей жизни».

Итак, мы видим, что король Франции приближает к себе «солдата» удачи и назначает его на высокий пост – этим он сделал великое дело для защиты страны, поскольку призвал к себе на службу командиров, выдвинувшихся не из среды феодалов, а из простого люда. Именно с такими солдатами, не имевшими земельных владений и не дававшими клятвы верности ни одному феодалу, но храбрыми и научившимися в боях владеть оружием, с этими, если по правде, разбойниками с большой дороги и грабителями собирался Дюгеклен отвоевать одну за другой все земли и крепости, захваченные англичанами. Грабителями сделали этих людей беды и отчаяние, ведь даже крестьяне захватывали земли и штурмовали замки.

В ходе завоевания нескольких французских провинций англичане поначалу имели дело только с феодальной знатью. Захватив их замки и домены и обнаружив, что во Франции нет организованного сопротивления, они оставили в завоеванных крепостях слабые, изолированные друг от друга гарнизоны, состоявшие из нескольких пехотинцев да небольшого отряда лучников каждый. Англичане были уверены, что французские феодалы, какими бы храбрыми они ни были, не смогут вернуть себе свои замки без регулярной армии. Каково же было изумление английских капитанов, когда всего через несколько лет им пришлось воевать не только с прекрасным рыцарским войском, но и с пехотой, дисциплинированной и отважной в бою, слепо повинующейся приказам командира, верящей в его храбрость и счастливую звезду, сражающейся с хладнокровием и обладающей упорством, терпением и опытом закаленных в боях воинов[68]68
  Перед Дюгекленом (дю Гекленом) не могла устоять ни одна крепость. Он знал, как увлечь за собой солдат, и брал почти все города и замки внезапным штурмом. Он обнаружил, что крепостные сооружения того времени не могут устоять перед атакой, совершенной без колебаний, быстро и энергично. Он бросал на штурм многочисленный отряд храбрых, хорошо вооруженных солдат, снабженных фашинами и лестницами. Их прикрывали огнем многочисленные арбалетчики и лучники. Благодаря этому, сформировав штурмовую команду преданных ему солдат, Дюгеклен, действуя энергично и напористо, терял в бою очень незначительное число бойцов. Во время осады Генгана «храбрые штурмующие заполнили большие рвы деревьями, поленьями и фашинами, в двух или более местах уже были проложены мостки. Отважный Бертран подошел к воротам и громко закричал: «Геклен! Все на штурм! Мое место внутри этой крепости!» И они похватали лестницы, как добрые и смелые воины, повсюду были видны взбиравшиеся наверх бесстрашные бойцы, прикрывшие свои головы дверями, ставнями и щитами, чтобы защититься от камней, которые летели на них сверху. Осажденных охватил страх, они и носу не смели высунуть наружу, поскольку на них снизу летел самый настоящий град стрел. Комендант крепости поднялся на донжон и наблюдал оттуда за штурмом, а воины Дюгеклена так разгорячились, что и смерть им стала нипочем».
  Дюгеклен не применял ни осадных башен, ни каких-либо других медленных, дорогих и сложных осадных сооружений, он полагался только на такие средства, которые позволяли быстро разрушить стены, – подкопы и мины, и все это сооружалось очень споро, без проволочек, большим числом людей, а сам Дюгеклен вникал во все детали, не упуская ни одной из них, что является характерной чертой всех великих капитанов.
  Вот он штурмует донжон Мулена: «Кастелян по-прежнему находился в башне – она была так хорошо укреплена, что он ничего не боялся. Они имели в достатке хлеба и солонины, а также доброго вина и смогли бы продержаться пятнадцать месяцев, а то и больше… Бертран отправился на переговоры с кастеляном и предложил ему сдать башню, которая будет возвращена герцогу, чьи подвиги достойны такой награды. «А вас, – сказал он, – я отпущу с миром». На что кастелян ответил: «Клянусь святым Омером! Если вы завладеете башней, то очень быстро взлетите на воздух…» Тогда Бертран Дюгеклен бросил своих солдат на штурм, но он был отбит – защитники имели все необходимое, чтобы выдержать долгую осаду. Тогда он велел сделать подкоп, и саперы начали работу, а он велел прикрыть их, чтобы никто не пострадал. Саперы рыли подкоп и уносили вынутую землю подальше, чтобы защитники башни не догадались об их подкопе. И они работали так хорошо, что вскоре оказались уже под самыми стенами. Они очистили их фундамент от земли и подперли его досками, большими и тяжелыми. И тогда саперы, не прекращая работы, пришли к Бертрану и сказали ему: «Сир, мы разрушим эту башню, когда вы пожелаете». – «Я желаю прямо сейчас, – ответил Бертран, – и раз те, что внутри, не хотят мне подчиниться, так пусть же они умрут». Тогда саперы подожгли доски, которые предварительно смазали свиным салом, каждый на своем участке, и в тот момент, когда огонь разгорелся, как поется в песне, «высокая башня упала, словно корона с головы» (Хроника Бертрана Дюгеклена).


[Закрыть].

В конце XIV века феодализм уже сыграл свою роль, как военную, так и политическую, он потерял свой престиж, и войска, которые посылали в бой французские короли Карл VII и Людовик XI, уже можно было с полным правом назвать регулярной армией.

Мы так подробно осветили этот вопрос, потому что посчитали нужным показать, какие трансформации претерпело военное искусство. Это поможет читателю понять, почему одна система защиты, начиная с X века и заканчивая XVI веком, уступила место другой. Нет нужды говорить о том, что искусство фортификации носит произвольный характер, поскольку все другие соображения должны уступать в нем требованиям безопасности, и тем не менее традиции феодализма оказались столь сильны, что старые формы и приспособления использовались еще очень долго, вплоть до самого XVI века, хотя уже не соответствовали новым средствам нападения. Этот вывод особенно справедлив для замков. Феодалы никак не могли решиться заменить высокие башни на брустверы большой протяженности. Для них большой каменный донжон, массивный и замкнутый со всех сторон, по-прежнему оставался символом силы и превосходства. И вот в XVI веке мы видим, как замок из средневековой крепости неожиданно превращается в роскошный дворец.

В городах все было по-другому – в результате поражений французская тяжелая рыцарская конница постепенно утратила свое господство на поле боя. Недисциплинированная, часто ставившая личные интересы выше интересов нации, она в ходе войн XIV и XV веков превратилась в своего рода партизан, которые брали замки и города внезапным штурмом, грабили их и предавали огню, чтобы назавтра быть изгнанными оттуда, примыкая сегодня к одной партии, а завтра – к другой, в зависимости от требования момента. Зато полки коммун добрых городов, которые во времена Эдуарда III зачастую плохо знали воинское дело, научились воевать. Они были дисциплинированны, храбры, неплохо вооружены и к концу XIV века их солдаты создали себе репутацию проверенных в бою доблестных воинов, которым можно было поручить самое ответственное дело[69]69
  Именно в XIV в. в городах севера Франции стали создаваться корпорации лучников и арбалетчиков. Своим указом, изданным в августе 1367 г., Карл V создал роту, или connetablie арбалетчиков в городе Лан. Король назначил ее констеблем Мишо де Лаваля, сроком на три года. «Таким образом, – гласит статья 1 этого указа, – каждые три года арбалетчики должны избирать себе большинством голосов констебля. Мишо де Лаваль, с помощью и по совету пяти-шести человек, наиболее опытных в обращении с арбалетом, должен выбрать 25 арбалетчиков, которые составят роту. Во всем, что касается их обязанностей, арбалетчики должны подчиняться одному констеблю, под угрозой штрафа в шесть солей». Статья 2 гласит: «Король принимает этих арбалетчиков к себе на службу и обещает охранять их интересы». Далее идут статьи, касающиеся привилегий роты, таких как освобождение от всех пошлин и налогов, за исключением «налога, установленного лая выкупа короля Иоанна».
  Тот же самый король создал и роту арбалетчиков в Компьене.
  В 1359 г. Корпорация арбалетчиков была создана в Париже в числе двух сотен человек, указом от 6 ноября 1373 г. Карл V довел число ее членов до восьми сотен. Этим арбалетчикам, которые принадлежали к среднему классу и не имели другой профессии, кроме этой, не разрешалось покидать ряды корпорации для того, чтобы наняться на службу в армию или еще куда-нибудь, без разрешения начальников военной полиции Парижа и купцов. Если магистраты брали арбалетчиков на службу за пределами предместий Парижа, то они обязывались кормить людей и лошадей (ибо в корпорацию входили конные и пешие бойцы), помимо этого, каждый солдат получал три соля, а констебль – пять солей в день, и все это за счет города, нанявшего их.
  В жалованной грамоте от 12 июня 1411 г. Карла VI говорилось, что в Париже должна быть создана рота лучников из 120 человек. Эти 120 должны быть выбраны из всех имевшихся в ту пору лучников. В их обязанности входили охрана королевской особы и зашита города Парижа.
  Карл VII жалованной грамотой от 22 апреля 1448 г. учредил отряд свободных лучников, которые призывались на службу во время войны. Для создания этого привилегированного отряда в каждом приходе среди самых богатых горожан отбирались храбрые и опытные люди. Свободные лучники обязаны были экипироваться за свой счет или, в случае нужды, за счет прихода. Пятьсот домов должны были выставить одного лучника.


[Закрыть]. К середине XIV века во время осад и решающих битв уже применяли пушки (бомбарды)[70]70
  Английская армия применяла пушки (бомбарды) уже в битве при Креси. С 1326 г. город Флоренция имел бомбарды из чугуна и стали. В 1339 г. два рыцаря, Де Кардилак и Де Бьель, получили от мастера арбалетчиков города Камбре «десять пушек, пять из них из чугуна и пять – из железа (делались из полос железа, сваренных в длину и скрепленных набитыми на них железными обручами. – Примеч. ред.), которые были изготовлены под руководством означенного мастера нашими руками и нашими людьми и которые предназначаются для охраны и защиты города Камбре». «За селитру и серу… приобретенные для пушек Камбре, уплачено одиннадцать ливров, четыре соля и три денье».


[Закрыть].

Эти новые средства разрушения должны были изменить и действительно очень скоро изменили весь ход осады, штурма и обороны крепостей. В начале XV века юная артиллерия пока еще редко использовалась в бою, но к середине этого века уже получила большое развитие.

«Во Франции, – пишет автор, которого мы уже цитировали[71]71
  Луи Наполеон Бонапарт. Прошедшее и будущее артиллерии. T. II.


[Закрыть], – война за независимость от англичан пробудила воинственный дух нации, и не только героическая Жанна д’Арк занималась вопросами артиллерии, но и два выдающихся выходца из народа, братья Бюро, которые посвятили свою жизнь совершенствованию больших пушек и методов проведения осады. Они начали с того, что вместо каменных ядер[72]72
  Камнеметы, баллисты и катапульты стреляли каменными ядрами, поэтому, когда появились пушки, для них, естественно, стали использовать привычные, каменные, снаряды.


[Закрыть] стали использовать чугунные, сначала в небольших количествах, благодаря чему метательный снаряд, который при том же самом весе имел меньший объем, приобретал большую скорость. А ствол, имевший меньший калибр, лучше сопротивлялся взрыву пороха».

«Это более тяжелое ядро не разбивалось на куски и пробивало каменную кладку, кроме того, можно было увеличить его скорость, уменьшив его вес. Бомбарды (стрелявшие чугунными ядрами) весили меньше, а их разрушительная сила была больше».

«Вместо того чтобы сооружать бастилии вокруг города[73]73
  См. описание осады Орлеана в 1428 г. Ниже мы расскажем об орудиях, с помощью которых англичане разрушали стены осажденного города.


[Закрыть], осаждающие устроили перед большой крепостью выгон, окруженный рвами, куда не долетали снаряды пушек. Отсюда они прорыли два или три хода к тем местам, где были установлены батареи…[74]74
  Во времена осады Кана в 1450 г.: «После этого они начали сооружать со стороны монсеньора констебля закрытые и открытые ходы сообщения, причем один из них строил Буржуа, а другой – мессир Жак де Шабан, но ход Буржуа первым достиг стены, а другой – несколько позже, и мина под стену была заложена именно в этом месте. И город был бы взят, если бы не король, который, решив не допустить этого, не перебросил сюда бомбарды, опасаясь, что бретонцы пойдут на штурм» (Годфруа Т. История д’Арту, герцога Бретонского и коннетабля Франции, новая редакция и новое освещение фактов. 1622).


[Закрыть] Мы появились в тот момент, когда их использовали в качестве ходов сообщения одновременно с крытыми деревом проходами…»[75]75
  Впрочем, траншеи использовались в качестве ходов сообщения еще до изобретения артиллерии. Филипп II Август, осаждая Шато-Гайар, приказал вырыть траншеи, по которым можно было бы подойти к тем стенам, которые он собирался штурмовать в первую очередь. По этим траншеям его солдаты по деревянным галереям, добрались до самого контрэскарпа рва. Если обратиться к еще более раннему времени, то и там мы увидим, как траншеи использовались в качестве ходов сообщения. В «Инструкциях по полиоркетике» анонимного автора (во многом опиравшегося на античные источники) из Константинополя, написанных в VI в. и скомпилированных в X в., мы встречаем следующий странный абзац. Солдаты готовятся к штурму крепости, расположенной на холме. «Есть еще одно средство защиты от камней, катящихся сверху. Мы должны начиная от подножия холма вырыть косые рвы, направляя их вверх к выбранному нами участку стены. Эти рвы должны иметь глубину около пяти футов, а слева от них надо соорудить вертикальную стену, чтобы камни, которые покатятся сверху, ударяли в эту стену, которая будет служить защитой для нападающих. Рабочие должны укрепить участок уже вырытого рва следующим образом. Они должны взять доски длиной три элса или стволы молодых деревьев и, заточив их с одной стороны, воткнуть в землю слева от вышеназванной стены, которая высится на валу, насыпанном из земли, взятой при рытье окопа, и придать им косое положение на склоне. После этого они должны обить эти колья снаружи досками и укрепить переплетенными ветками деревьев (фашинами), и, наконец, набросав на эту сторону всю землю, полученную при рытье траншей, они должны подготовить прямые дороги для подъема черепах. Эти черепахи, если смотреть спереди, должны быть похожи на то, что называют шпорами, иначе говоря, иметь впереди острые выступы, помещенные на основание в форме треугольника, которые постепенно сужаются вверх, образуя наверху гребень. Спереди они напоминают ростры кораблей, вытащенных на сушу и опирающихся друг на друга. Они должны быть небольшими и многочисленными, чтобы их можно было легко и быстро подготовить и чтобы их смогли поднять несколько человек. У основания они должны иметь деревянные шипы длиной в фут и железные гвозди вместо колес, чтобы, будучи воткнутыми в землю, они могли стоять крепко и не падать под ударами. Далее, каждая из них должна иметь спереди наклонный кусок дерева, вроде тех, что устанавливают на колесницах, чтобы черепаха стояла на месте и не сползала по склону холма, особенно тогда, когда солдаты, толкающие ее вверх по склону, утомившись, захотят передохнуть. Таким образом, могут случиться три вещи: метательные снаряды, пущенные с холма и угодившие в ров, покатятся уже в другом направлении, либо, ударившись в наклонные доски стены, упадут на землю, либо, попав в шпоры черепахи, будут отброшены в сторону, благодаря чему пространство на склоне будет защищено от их ударов…»


[Закрыть]

Во время осады Орлеана в 1429 году: «В четверг, в третий день мая, утром, французы совершили вылазку против англичан, которые в это время рыли подкоп от бульвара Круа-Буасси (у Креста) до Св. Лаврентия Орлеанского, используя прикрытие, чтобы французы их не увидели и не разрушили подкоп из пушек и бомбард. Вылазка нанесла англичанам большой урон – девять солдат попали в плен, но мэтр Жан был убит снарядом двойной кулеврины, одной из пяти» (История и рассуждения об осаде Орлеана. Орлеан, 1611).

Братьям Бюро принадлежит честь первого успешного использования артиллерии во время осады, перед нею пали все преграды, стены, в которые ударяли пушечные ядра, не смогли устоять и развалились на куски. Города, которые англичане брали в свое время после многомесячных осад, возвращались в руки французов по прошествии нескольких недель. Англичане в 1440 году четыре месяца осаждали Арфлёр, в 1418 году восемь месяцев – Руан, а в 1450 году Карл VII завоевал всю Нормандию, проведя 60 осад всего за год и шесть дней[76]76
  «…И был осажден город Шербур. И мой господин встал лагерем с одной стороны города, а монсеньор Клермон – с другой. И адмирал де Куативи, и маршал, и Иоахим стояли на другой стороне, у ворот. Осада продолжалась целый месяц, и девять или десять бомбард, больших и малых, были повреждены или разбиты. И по морю приплыли англичане, среди их кораблей было большое судно под названием «Генрих», и солдат в лагере понемногу начала косить смерть, и монсеньор очень переживал, поскольку отвечал за все. Тогда он, дождавшись отлива, поставил на берегу моря, в песках, четыре бомбарды. И когда начался прилив, все они скрылись под водой, со всеми своими щитами, но они были заряжены и так хорошо закрыты, что, как только начался отлив, достаточно было поднести к ним спичку, чтобы они начали стрелять, как будто все время простояли на суше».


[Закрыть].

«Моральный эффект, производимый большими пушками, был так велик, что достаточно было просто установить их под стенами города, чтобы он сдался.

Следует отметить, что тогда, к чести оружейников, Франция смогла сбросить иноземное иго за период с 1428 по 1453 год не только благодаря героизму Жанны д’Арк, но и в значительной степени благодаря развитию артиллерии. Ибо страх, охвативший простых людей, и разногласия среди благородных сеньоров, наверное, погубили бы Францию, если бы артиллерия, применявшаяся со знанием дела, не вдохнула новые силы в королевскую власть и не снабдила ее средством для изгнания врагов из Франции и разрушения замков тех феодалов, которые не хотели признавать ее своим отечеством.

Этот период стал началом новой эры. С помощью пушек англичане были изгнаны, а король, вернувший себе трон с помощью простолюдинов, впервые обнаружил, что имеет войско, которое подчиняется только ему одному. Карл VII, который раньше, собираясь начать осаду какой-нибудь крепости, брал у городов взаймы артиллерию, теперь имел столько пушек, что мог штурмовать несколько крепостей одновременно, что совершенно справедливо вызывало восхищение у его современников. Создав роты арбалетчиков и свободных лучников, а также имея дисциплинированную тяжелую конницу (жандармов), король приобрел кавалерию и пехоту, которые не подчинялись сеньорам…»

Использование пушек во время осад сразу же положило конец существованию деревянных хорд и временных стен из дерева и привело к замене их на машикули и парапеты из камня, опиравшиеся на консоли, которые выступали над поверхностью стен. Сначала пушки стреляли не только камнями, подобно метательным орудиям, но и небольшими бочонками с горючей смесью, которая взрывалась при соприкосновении со стеной, вроде греческого огня, описанного Жуанвилем, изобретенного византийцами (широко применялся уже в VII веке) и позже освоенного (приблизительно, настоящий состав и свойства остались секретными) другими. Но в конце XIV и начале XV века артиллерия начала уже стрелять ядрами – каменными, свинцовыми и чугунными, которые летели почти по горизонтали (по настильной траектории). Артиллерия уже не била по парапетным стенкам и верхним укреплениям стен, а старалась пробить брешь у их основания – так появилась осадная артиллерия. Во время осады Орлеана в 1428 году англичане забрасывали город по навесной траектории каменными ядрами из своих бомбард, которые пролетали поверх стен и разбивали крыши городских домов. Французы же стреляли из своих пушек прямой наводкой, нанося большой урон живой силе противника – так, граф Солсбери, наблюдавший за городом через окно башни, был убит пушечным ядром[77]77
  «Они стреляли во время рождественских праздников и службы, с одной стороны и с другой, из своих бомбард и пушек, нанося большой урон, но больше всего досаждал нам один кулевринер, который родился в Лорене, но служил в Орлеане, по имени мэтр Жан. Его считали самым великим мастером пушечной стрельбы, и он вполне доказал это своими делами. У него была большая кулеврина, из которой он стрелял много раз, установив ее между столбами моста у бульвара на острове Карла Великого, и убил и ранил многих англичан (История и рассуждения об осаде Орлеана).
  «В тот самый день (последний день февраля месяца 1429 года) городская бомбарда, стоявшая тогда у двери Шесно и державшая под обстрелом наши башни, дала по ним такой мощный залп, что отвалился большой кусок стены» (там же).
  Французы атаковали означенный замок Аркур с помощью пушки и первыми же залпами пробили стену нижнего двора, расположенного очень далеко и укрепленного столь же сильно, что и замок.


[Закрыть].

Артиллерией города управлял выходец из простого народа, лоренец по прозвищу «мэтр Жан».

Осаждая Орлеан, англичане по старинке сооружали деревянные бастилии и бульвары. Дело кончилось тем, что они сами оказались осажденными и потеряли все свои бастилии, одну за другой. Эти бастилии были взяты штурмом после того, как были обстреляны французскими пушками. Подвергшись энергичным атакам, англичане вынуждены были снять осаду, бросив часть своих пушек, ибо осадную артиллерию, как и все применявшиеся в ту пору орудия, было очень трудно транспортировать. Только во времена правления Карла VII и Людовика XI осадные и полевые пушки были установлены на колеса, впрочем, бомбарды (большие пушки, нечто вроде современных гаубиц, стрелявшие каменными и чугунными ядрами большого диаметра) использовались до самого конца XVI века.

На рис. 79 мы приводим изображение двойной осадной пушки с деревянным щитом, который прикрывал ее саму и артиллеристов от метательных снарядов противника. На рис. 80 тоже изображена двойная пушка, но с картузами, содержавшими заряд пороха, и ядра[78]78
  Это копии виньеток из рукописи Фруассара XV в., хранящейся в Императорской библиотеке Парижа. Пушки (рис. 80) изображены на виньетках, озаглавленных «Как король Англии осаждал город Реймс» и «Как город Дюрас был осажден и взят штурмом французской армией». Такие пушки сначала делали из кованых железных полос, которые соединяли между собой, как соединяют доски у бочки, а потом скрепляли железными ободами. Во дворе арсенала Бале до сих пор сохранилась изготовленная подобным образом пушка, очень тщательно отделанная. Ее длина более 2,7 м, стреляла она каменными ядрами диаметром около 33 см. Пушки меньшего калибра либо ковались (по вышеописанному способу), либо отливались из чугуна или меди.


[Закрыть].

Рис. 79. Двойная пушка с картузом для пороха: С — картуз для пороха с ручкой

Рис. 80. Двойное орудие с деревянным щитом

Рядом с пушкой изображены другие картузы с порохом схожего типа, один из которых С, снабжен ручкой. На рис. 81 изображена пушка с лафетом, которая снабжена зубчатым квадрантом для установки прицела. Она стреляла каменными ядрами, а двойные пушки – чугунными. Чтобы пушка выстрелила, надо было раскалить на печке металлический прут и воспламенить им (через отверстие) пороховой заряд. На установку подобных пушек в виде батареи, на их зарядку, особенно в тех случаях, когда после выстрела надо было перезарядить орудие, уходило очень много времени. В начале XV века осадных пушек большого калибра было очень мало, а трудности с их перемещением не позволяли им стрелять с такой частотой, которая требовалась для быстрого разрушения крепостных стен.

Рис. 81. Пушка с квадрантом, установленная на лафете

Поэтому осаждающим приходилось держать большие отряды лучников и арбалетчиков, которые не давали защитникам высунуть нос из-за парапета. Для этого лучше всего подходили лучники, поскольку, как мы уже говорили, скорость стрельбы у них была гораздо выше, чем у арбалетчиков. Каждый лучник (рис. 82) имел кожаный мешок с двумя или тремя дюжинами стрел. Во время боя он клал его на землю открытым, расположив у левой ноги несколько стрел, острием к ноге, и потом брал их, одну за другой, не сводя глаз с цели (что было очень важно для стрелка). Хороший лучник выпускал десять стрел в минуту, а арбалетчик за это время – всего две, правда более мощных и дальнобойных (рис. 84, 85).

Рис. 82. Лучник с колчаном для стрел

Рис. 83. Лучник, стреляющий вниз

Арбалетчику после каждого выстрела приходилось крутить ручку, чтобы натянуть тетиву. Он терял не только время, но и отводил взгляд от расположения врага, поэтому, зарядив арбалет, ему всякий раз приходилось заново прицеливаться[79]79
  Все эти рисунки взяты из уже цитировавшегося нами манускрипта Фруассара. Арбалетчика, изображенного на рис. 84, называли павез, поскольку он надевал на спину большой щит павуа с ремнем. Этот щит прикрывал его от вражеского обстрела во время перезарядки арбалета. Железное кольцо в верхней части арбалета служило стременем, куда стрелок вставлял ногу, когда ему нужно было натянуть тетиву.


[Закрыть].

Когда пушки были поставлены на колеса и их стало достаточно много для того, чтобы они могли с большого расстояния пробивать в стенах бреши, старая система обороны оказалась неспособной противостоять средствам наступления и подверглась модификации. Старые башни, имевшие, как правило, невысокие своды и крыши небольшого диаметра, не были приспособлены для установки пушек. Поэтому крыши были убраны, а вместо них сооружены площадки (эти перестройки были произведены в основном в середине XV века), на которые можно было поставить одну-две пушки, но это не наносило осаждающим особого урона, поскольку эти пушки вели навесной огонь и били в одно место. Пушки приходилось постоянно перетаскивать, чтобы поспеть за перемещением врага, а это так сильно расшатывало стены, что башни становились более опасными для защитников, чем для нападающих. На стенах пушки установить было нельзя, поскольку парапеты имели ширину не более 2 ярдов (1,8 м). Тогда с внутренней стороны стен стали насыпать земляной вал, доходивший до парапета, на котором устанавливали артиллерийскую батарею, но стены были настолько высоки, что пушки могли вести только косоприцельный огонь, который не наносил врагу большого ущерба. Продолжая размещать артиллерию в верхней части укреплений, инженеры в то же самое время стали проделывать амбразуры в нижних этажах башен, на уровне контрэскарпа рвов, чтобы можно было вести настильный огонь, стрелять рикошетом, вынуждая нападающих держаться подальше от крепости и рыть глубокие траншеи. При Карле VII многие города и замки были взяты внезапным штурмом. Осаждающие быстро, безо всякого прикрытия и рытья окопов, подтаскивали к стенам пушки, и еще до того, как защитники успевали собрать в батарею свои немногочисленные бомбарды или рибодекины[80]80
  Рибодекин – большой арбалет длиной 4,5 м, который стрелял полутораметровыми дротиками.


[Закрыть], размещавшиеся обычно на башнях, в стене пробивалась брешь и город был взят.

Рис. 84. Прицеливающийся арбалетчик со щитом на спине

Рис. 85. Арбалетчик, натягивающий тетиву с помощью ворота

Однако не на всех башнях можно было установить артиллерию. Внутренний диаметр некоторых из них был так мал, что пушки там просто не помещались. Не всегда можно было протащить их и по петляющим коридорам и винтовым лестницам, а даже если это и удавалось, то пушкари подвергались риску задохнуться от пороховых газов, которым некуда было выходить. Изучая крепости, созданные ближе к середине XV века, мы замечаем, что инженеры уже начали приспосабливать свои сооружения к нуждам артиллерии, но они никак не могли отказаться от старой системы крепостных стен с башнями, которая складывалась веками. Они вносили изменения в отдельные детали, удлиняя линию внешних укреплений и отказавшись от размещения пушек на крыше башен. Зодчие строили нижние этажи с таким расчетом, чтобы на них можно было установить пушки, а на верхних этажах размещали стрелков, которые поражали врага, оказавшегося непосредственно у стен башни.

Рис. 86. Механизм для натягивания тетивы в арбалете (ворот и крючки)

Изучать этот переходный период очень интересно – он был очень коротким, поскольку средства нападения постоянно улучшались, а это заставляло военных архитекторов изо дня в день совершенствовать защитные сооружения. До наших дней в целости и сохранности дошла лишь малая часть завершенных военных комплексов, созданных во времена Карла VII и способных выдержать натиск артиллерии, достигшей уже достаточно большой мощи. Мы опишем здесь укрепления замка Бонажуиль, а также состояние их сохранности, поскольку они дошли до нас в том виде, в каком были построены, и поскольку вся система обороны этого замка методически выдержана во всех ее частях. Расположенная в нескольких лигах (лье) от Вильнёв-д’Ажен, эта крепость была построена на скале, возвышающейся над ущельем, и представляет собой самый настоящий феодальный замок, окруженный глубокими оврагами. Он доступен только с одной стороны, в точке А[81]81
  План замка имеет масштаб 1:1000, как и планы замков Куси и Монтаржи, приведенные выше.


[Закрыть] (рис. 87).