Текст книги "Полное собрание стихотворений"

«Менял разные личины...»

 
Менял разные личины,
Все принимая имена,
Всходя на горные вершины
И опускаяся в долины,
И проходя все времена,
 
 
На утомительных дорогах
И на покое у ручья,
В шатрах, в лачугах и в чертогах,
В лохмотьях нищенских и тогах
Я остаюсь всё тот же Я.
 
 
В неутомимости стремлений
И в озарениях мечты,
Среди забот и наслаждений,
И радостей, и утомлений,
Всегда передо мною Ты!
 
 
В грозовом пламенном сверканьи,
И в разгорании огней,
И в ярком солнечном пыланьи,
И в звездном благостном мерцаньи
Я вижу свет Твоих очей.
 
 
Шумят ли волны в бурном споре,
Поет ли соловей ночной,
Звучит ли песня на просторе, —
Мне в звуках радости и горя
Повсюду внятен голос Твой.
 
 
Любимых уст Твоих дыханье
Всегда животворит меня,
И что мне горькое страданье,
И безнадежное скитанье,
И зной безрадостного дня!
 
 
Пройду я все пути дневные,
Храня заветное кольцо,
И там, где силы неземные
Соединили нас впервые,
Увижу милое лицо.
 

18 июля 1922

«Всё дано мне в преизбытке...»

 
Всё дано мне в преизбытке —
Утомление труда,
Ожиданий злые пытки,
Голод, холод и беда,
 
 
Деготь ярых поношений,
Строгой славы горький мед,
Яд безумных искушений,
И отчаяния лед,
 
 
И – венец воспоминанья,
Кубок, выпитый до дна, —
Незабвенных уст лобзанья, —
Всё, лишь радость не дана.
 

19 июля 1922

Дорога из Костромы

«Сквозь туман этой жизни смятенной...»

 
Сквозь туман этой жизни смятенной
Уже виден мне светоч священный,
Только где он, еще не пойму,
И, как прежде, бессильно тоскуя,
То ищу, то томительно жду я
Победившего вечную тьму.
 
 
Но когда же себя приневолю
Приподнять эту тяжкую долю
И расторгнуть обманы времен?
Приподнять бы ее хоть немного, —
Вот, близка предо мною дорога,
Только миг – и расторгнется сон.
 

5 февраля 1928

«Душа, отторгнувшись от тела...»

 
Душа, отторгнувшись от тела,
Как будешь ты в веках жива?
Как ты припомнишь вне предела
Все наши формы и слова?
 
 
Но ты жива, я знаю это,
И ты пройдешь сквозь дым веков
Во исполнение завета,
Еще живее без оков.
 
 
Здесь каждый шаг в цепях причины,
И к светлой цели нет пути,
Не остановишь миг единый,
И воля бьется взаперти.
 
 
Здесь, в этом нашем бренном теле,
Законом мировой игры
Скрестились и отяготели
Все беспредельные миры.
 
 
Но даже этих подчинений
Всемирно неизбежный гнет
Во мне надежду восхождений
К безмерной жизни создает.
 

14 февраля 1923

«На опрокинутый кувшин...»

 
На опрокинутый кувшин
Глядел вернувшийся из рая.
В пустыне только миг один,
Л там века текли, сгорая.
 
 
Ушедшие от нас живут,
Расторгнувши оковы тлена, —
Мы беглою стезей минут
Скользим, не покидая плена.
 
 
Очарования времен
Расторгнуть вс еще не можем.
Наш дух в темницу заключен,
И медленно мы силы множим.
 
 
Давно ли темная Казань
Была приютом вдохновений
И колебал Эвклида грань
Наш Лобачевский, светлый гений!
 
 
Завеса вновь приподнята
Орлиным замыслом Эйнштейна,
Но все еще крепка плита
Четырехмерного бассейна.
 
 
Необратимы времена
Еще коснеющему телу,
И нам свобода не дана
К иному их стремить пределу.
 
 
Наш темный глаз печально слеп,
И только плоскость нам знакома.
Наш мир широкий – только склеп
В подвале творческого дома.
 
 
Но мы предчувствием живем.
Не лгут позывы и усилья.
Настанет срок, – и обретем
Несущие к свободе крылья.
 

19 февраля 1923

«Окруженный облаками...»

 
Окруженный облаками,
Как Зевес,
Только молний не хватает
И небес.
 
 
Что же делать! С табаками
Молний нет.
Жизнь, как дым табачный, тает,
Меркнет свет.
 
 
Вот и руки задрожали, —
Иль опять
Вспомнил ты, что невозможно
Вспоминать?
 
 
Сердце чьи-то пальцы сжали, —
Острый лед.
Осторожно, осторожно!
Горький мед.
 

14 апреля 1928

«Что вся громада эта может...»

 
Что вся громада эта может,
Такая плотная? Ничто.
Кто эту косность потревожит,
Какою силою? Никто.
 
 
Но вот смотри, – кружатся нитки
Со скоростью дневных лучей
И перепиливают слитки,
Которые свинца плотней.
 
 
Не надо силы непомерной,
Не надо груды вещества, —
Одной стремительностью верной
Всегда вселенная жива.
 
 
Всё, чем чарует достиженье,
Движенью только суждено,
И чем стремительней движенье,
Тем победительней оно.
 
 
Что Голиафова громада?
Давид пращу свою кружит,
И вслед за камнем в бездну ада
Душа испуганно бежит.
 
 
Коснеют мышцы Геркулеса,
Но если б отрок взять успел
У задремавшего Зевеса
Одну из олимпийских стрел,
 
 
Он пролетел бы к антиподам
Чрез лоно матери земли
И под бразильским небосводом
Восстал бы в эллинской пыли.
 
 
Остановись – окаменеешь,
Но если душу манит высь,
Не забывай, что пламенеешь,
И вдаль безудержно стремись.
 
 
И не иди на зов Далилы,
И не внимай ее речам.
Не надо тяжести и силы
Твоим окрыленным плечам.
 
 
Забудь, что есть изнеможенье,
На небо падай, как на дно, —
Чем устремительней движенье,
Тем победительней оно.
 

28 апреля 1923

«Ты посмотрела мне в глаза...»

 
Ты посмотрела мне в глаза
С каким-то вещим ожиданьем,
И синеокая гроза
В меня вонзилася лобзаньем.
 
 
В какой безмолвной тишине,
Какой таинственною силой
Рожден опять представший мне
Нездешний вестник огнекрылый?
 
 
Но упоен я, как вином,
Твоей улыбкою надмирной,
И вечно мне пылать огнем
Твоих очей, мой вождь эфирный.
 
 
И как бы охладеть я мог,
Так нескончаемо сжигаем,
Так грозно брошен на порог
Пред этим раскаленным раем.
 

6 мая 1923

«Не слышу слов, но мне понятна...»

 
Не слышу слов, но мне понятна
Твоя пророческая речь.
Свершившееся – невозвратно,
Здесь ничего не уберечь.
 
 
Но кто достигнет до предела,
Здесь ничего не сохранив,
Увидит, что заря зардела,
Что день минувший вечно жив.
 
 
Душа, как птица, мчится мимо
Ночей и дней, вперед всегда,
Но пребывает невредимо
Времен нетленная чреда.
 
 
Напрасно бледная Угроза
Вооружилася косой, —
Там расцветает та же роза
Под тою ж свежею росой.
 

9 мая 1923

«Безумствует жестокий рок...»

 
Безумствует жестокий рок,
Ничья вина не искупима.
Изнемогающий пророк!
Судьба к тебе неумолима.
 
 
На склоне утомленных дней
Последнюю познал ты сладость
Тебя cжигающих огней
Мучительную, злую радость.
 
 
Как плачет нежная весна,
В края суровые влекома!
Вся безнадежность так ясна!
Так вся безвыходность знакома!
Домашние и гости сна,
Вы обжились, и здесь вы дома,
 
 
И в шелестиных голосах
Все то же бормотанье рока,
И в этих бледных небесах
Мерцанье горького упрека.
 

9 мая 1928

«Вьются над кадилом огоньки...»

 
Вьются над кадилом огоньки,
И в кадиле тлеют угольки.
 
 
Запах ладана вдыхай опять.
В эту ночь тебе не надо спать.
 
 
Ты сними личину наконец
И терновый твой надень венец.
 
 
Я возьму тебя и подыму,
Закачаю в ладанном дыму,
 
 
Отгоню толпу земных досад
И спою тебе про божий сад.
 

31 мая 1923

«Ладан стелется туманный...»

 
Ладан стелется туманный
Над дремотною рекой.
Веет он благоуханной,
Бездыханною тоской,
 
 
Под наивной вешней липкой,
Под березкой молодой
Ладан вкрадчивый и липкий,
Синеглазый и седой,
 
 
И кадит неутомимо
В дымной ризе иерей,
Проходя неспешно мимо
Занавешенных дверей.
 
 
Уголь в пепле ладан плавит
в светлом таинстве ночей.
Kто-то, тихо плача, славит
Боль пронзающих Мечей.
 

31 Мая 1923

«Прежнее истлело...»

 
Прежнее истлело,
Новое живет.
Там, где плыло тело,
Лодка поплывет.
 
 
Кто-то слезы ронит.
Пусть тоскует, пусть!
Никого не тронет
Старческая грусть.
 
 
Снесена ограда,
И разрушен дом, —
Никому не надо
Вспоминать о том.
 
 
Плохо ль новоселье
Mepтвому в гробу?
Хочется веселья
Каждому рабу.
 
 
Цeпкую кручину
Прогони в кабак,
Надевай личину,
Надевай колпак.
 
 
Бубенцами звякай,
Бубном грохочи,
Шут, перед зевакой
Громче хохочи,
 

31 мая 1923

«Как ювелиры, собираем...»

 
Как ювелиры, собираем
Смарагд, карбункул и сапфир,
Цвeтными камнями играем
И строим каменный эфир.
 
 
Все камни более знакомы,
Чем птицы, травы и цветы.
О, если б позыв насекомых
Вливался в наши все мечты!
 
 
О, если бы , жужжа пчелою,
Перелетая с лип на poжь,
Почуять острою иглою
Пронзающую сердце дрожь!
 
 
О, если б многосложным глазом,
Который не дан еще нам,
Безмерный мир окинуть разом,
Ко всем приникнуть временам,
 
 
И сочетать причину с целью,
И это множество могил
Зaкpыть всемирной колыбелью
Из вечности текущих сил!
 

7 июня 1923

«Ах, этот вечный изумруд...»

 
Ах, этот вечный изумруд
Всегда в стихах зеленых трав!
Зеркальный, вечно тихий пруд
В кольце лирических оправ!
 
 
И небо словно бирюза,
И вечное дыханье роз,
И эта вечная гроза
С докучной рифмою угроз!
 
 
Но если сердце пополам
Разрежет острый божий меч,
Вдруг оживает этот хлам,
Слагаясь в творческую речь,
 
 
И улыбаются уста
Шептанью вешнему берез,
И снова чаша не пуста,
Приемля ключ горючих слез.
 
 
Душа поет и говорит,
И жить и умереть готов,
И сказка вешняя горит
Над вечной мукой старых слов.
 

7 июня 1928

«Как было сладостно вино...»

 
Как было сладостно вино
Любви под мрачной сенью свода!
Разбив последнее звено,
Поймешь, как тяжела свобода.
 
 
Пустыня дней обнажена,
Мечта не заслоняет дали,
За Летой милая страна,
Где мы надеялись и ждали.
 
 
Бесстрастных сжатий ровный ряд,
Свершаясь мерно в сердце мертвом,
Как электрический заряд,
Кровь разгоняет по аортам.
 
 
Глаза, как точный аппарат,
Всё замечают так далёко,
Но радужных Эдемских врат
Смущенное не видит око.
 

11 июня 1923

«Подумай, – на праздник я выду...»

 
Подумай, – на праздник я выду,
Веселый я выду из дому,
Вдруг больно ударит Обида,
Ударит по сердцу больному.
 
 
Пойду ли по улицам людным,
Но не был ли путь этот крестным
Путем, безнадежным и трудным,
В обещанном свете воскресном?
 
 
Забыть ли и в божьем чертоге
Томленья тоски и разлуки,
И лепет последний о боге,
И эти бессильные руки?
 
 
Жестокость нигде не забудем
Тоскующей девы Обиды.
Зачем же на праздники к людям
Из темного дома я выду?
 
 
И только б нагими стопами
Пройти по твоей багрянице,
Пьянея бессмертными снами,
К последней, заветной границе.
 

16 июня 1923

«Для безнадежности все дни равны...»

 
Для безнадежности все дни равны,
Они черней ночей и горше дыма,
И тягостно сознание вины,
И месть холодная неотвратима.
 
 
Беги за дальним отблеском надежд
Или неистово в оковах рвися, —
Разорван шелк блистательных одежд,
И в грязь потоптан многоценный бисер.
 
 
Но будь упрям. Железной просфорой
Питайся, в башмаках иди железных,
Восстанови вселенский ясный строй,
Восстанови чертог в пустыне звездной,
 
 
И не забудь губительной вины,
Сожги ее в надмирных кольцах дыма,
Да будут дни Эдемские ясны,
Да будет светел голос серафима.
 

18 июня 1923

Ночные стихи

 
Что томленье ночное?
Под золой уголек.
Дотлевает земное,
Вечный день недалек,
Но в томленье ночное
Кто-то душу увлек.
 
 
В эти мрачные воды
Загляделась луна...
Ни любви, ни свободы,
Ни блаженного сна...
В эти мрачные воды
Погрузилась она,
 
 
Золотая трепещет
Сеть лучей на волне
И томительно блещет,
Улыбаясь луне.
Тихо сердце трепещет,
Замирая в огне.
 
 
Лунный свет заплетая
В золотистую сеть,
Надо, медленно тая,
Над пучиной висеть,
Словно эта слитая
Из сияния сеть.
 

25 – 26 июня 1923

«Я созидал пленительные были...»

 
Я созидал пленительные были
В моей мечте,
Не те, что преданы тисненью были,
Совсем не те.
 
 
О тех я людям не промолвил слова,
Себе храня,
И двойника они узнали злого,
А не меня.
 
 
Быть может, людям здешним и не надо
Сны эти знать,
А мне какая горькая отрада —
Всегда молчать!
 
 
И знает бог, как тягостно молчанье,
Как больно мне
Томиться без конца в моем изгнаньи
В чужой стране.
 

11 июля 1923

«Алкогольная зыбкая вьюга...»

 
Алкогольная зыбкая вьюга
Зашатает порой в тишине.
Поздно ночью прохожий пьянчуга
Подошел иа Введенской ко мне.
 
 
«Вишь, до Гатчинской надо добраться, —
Он сказал мне с дрожанием век, —
Так не можете ль вы постараться
Мне помочь, молодой человек?»
 
 
Подивившись негаданной кличке,
Показал я ему, как пройти,
А потом, по давнишней привычке,
Попытался разгадку найти.
 
 
Впрочем, нечему здесь удивляться:
По ночам я люблю босиком
Час-другой кое-где прошататься,
Чтобы крепче спалося потом.
 
 
Плешь прикрыта поношенной кепкой,
Гладко выбрит, иду я босой,
И решил разуменьем некрепкий,
Что я, значит, парнишка простой.
 
 
Я ночною прогулкой доволен:
Видно, все еще я не ломлюсь.
Хорошо, что я в детстве не холен,
Что хоть пьяному юным кажусь.
 

11 октября 1923

«Ночью лунною и ясной...»

 
Ночью лунною и ясной
Приходи ко мне опять,
Чтоб со мною, друг прекрасный,
В дурачки сыграть,
 
 
Обыграешь, знаю,
Да какой же в этом страх?
Я и сам давно смекаю,
Что остался в дураках.
 
 
Тихо жизнь проходит мимо.
Разве мне она нужна?
Ты одна непобедима
И всегда ясна.
 
 
Мне побед не надо,
Да и как мне побеждать?
Мне теперь одна отрада —
В дурачки с тобой сыграть,
 

24 – 25 ноября 1928

«Мы поем, как зыряне поют...»

 
Мы поем, как зыряне поют:
»Бежит мой олень», —
Мы поем, как зыряне поют,
О том, что покажет нам день.
 
 
Расскажи мне, песня мол,
О том, чего нет.
Расскажи мне, песня моя,
Про божий таинственный свет.
 
 
В этой песне найду я приют
От тусклого дня.
В этой песне найду я приют
От бредов, что мучат меня,
 
 
И, мечту в душе затая,
Найду тайный след,
И, мечту в душе затая,
Забуду томительный бред.
 

19 августа 1925

«Пой по-своему, пичужка...»

 
Пой по-своему, пичужка,
И не бойся никого.
Жизнь – веселая игрушка
И не стоит ничего.
 
 
Что бояться? Зачарует
Змей, таящийся в лесу, —
Или запах твой взволнует
Кровожадную лису, —
 
 
С высоты ли ястреб комом
На тебя вдруг упадет, —
Из ружьишка ль с дряблым громом
Человечишка убьет, —
 
 
Что ж такое! Миг мученья
Тонет в бездне роковой,
Но не гаснет вдохновенье.
Пой же, маленькая, пой!
 

28 августа 1925

«Я не люблю строптивости твоей...»

Е. Данько

 
Я не люблю строптивости твоей.
Оставь ее для тех, кто смотрит долу.
Суровую прошел я в жизни школу
И отошел далеко от людей.
 
 
Противоборствуя земному гнету,
Легенду создал я и опочил.
Я одного хотел, Одну любил,
Одну таил в душе моей заботу.
 
 
Солгу ли я, но все же ты поверь,
Что крепче всякой здешней правды это
Мое самовластительство поэта,
Эдемскую увидевшего дверь.
 
 
Сомкну мои уста, простивши веку
Всю правду тусклую земных личин.
Я жизни не хочу, и я один,
Иное возвестил я человеку.
 
 
Страницы книг моих, как ряд амфор,
Простых для невнимательного взгляда,
Наполнены нектаром, слаще яда.
Нектар мой пьян, и мой стилет остер.
 

4 декабря 1925

«Камни плясали под песни Орфея...»

Е. Данько

 
Камни плясали под песни Орфея,
Но для чего же такой хоровод!
Каменной вьюги любить не умел,
Сердце иных плясунов призовет.
 
 
Близко приникнул к холодной и белой
Плоскости остро внимательный взор,
И расцветает под кистью умелой
Вьюгою красочных плясок фарфор.
 
 
В красках и формах содеяны чары
Этой упорной работой очей,
И улыбаются мудрые лары
Тайне заклятий и силе огней.
 
 
А чародейка заплакать готова:
Тайну заклятий скрывает узор,
И сотворившей отгадного слова
Выдать не хочет коварный фарфор.
 

23 декабря 1925

«Слышу песни плясовой...»

 
Слышу песни плясовой
Разудалый свист и вой.
 
 
Пьяный пляшет трепака
И поет у кабака:
 
 
«Темен был тяжелый путь,
Негде было отдохнуть.
 
 
Злоба черта стерегла
Из-за каждого угла.
 
 
Только все ж я хохотал,
В гулкий бубен грохотал,
 
 
Не боялся никого,
Не стыдился ничего.
 
 
Если очень труден путь,
Можешь в яме отдохнуть.
 
 
Можешь, только пожелай,
И в аду воздвигнуть рай».
 
 
«Чьи, старик, поешь слова?»
– «Эх, с мозгами голова!
 
 
Был когда-то я поэт,
А теперь поэта нет.
 
 
Пьяный, рваный, весь я тут.
Скоро в яму сволокут
 
 
И зароют кое-как.
Дай полтинник на кабак!»
 

11 января 1926

«Сатана вошел во фраке...»

 
Сатана вошел во фраке,
В лакированных туфлях,
С золотым сияньем в лаке
От широких пряжек-блях.
 
 
Руку полную целуя
У хозяйки, в шелест лент
Кинул он, ее волнуя,
Очень тонкий комплимент.
 
 
Он смягчал свои сарказмы,
Укрощал он блеск очей,
Чтоб не сделалися спазмы
У мамаш и дочерей,
 
 
Чтобы соль игры мятежной
Не совсем была остра,
Чтоб в груди у дамы нежной
Не открылася дыра,
 
 
Чтоб не пахло адской серой,
Ни один не встал бы рог,
Чтоб сегодня светской сферой
Ограничиться он мог.
 
 
Ведь недавно адский пламень
Из очей его сверкал
И насквозь массивный камень
Он слезою прожигал.
 
 
Нет, огня теперь не надо,
Не уронит и слезы
Светский выходец из ада
Для болтливой егозы.
 
 
Вот сидит пред ним Тамара, —
Как глупа и как смешна!
«Мне совсем она не пара!» —
Размышляет Сатана.
 

25 января 1926

«Привыкли говорить мы „дома“...»

 
Привыкли говорить мы «дома»,
Но вспомним разные дома,
Где жили мы. Как нам знакома
Вся эта злая кутерьма!
 
 
И города всегда мы ищем,
Переменяя города,
Подобны мы скитальцам нищим,
Везде блуждающим всегда.
 
 
Мы требуем от жизни места,
И получаем мы места
Скромней куриного насеста,
Всегда удел наш – нищета.
 

20 марта 1926

«Всё новое на старый лад...»

 
Всё новое на старый лад:
У современного поэты
В метафорический наряд
Речь, стихотворная одета.
 
 
Но мне другие не пример,
И мой устав – простой и строгий.
Мой стих – мальчишка-пионер,
Легко одетый, голоногий.
 

19 июля 1926

Детское Село

«На пламенных крыльях стремлений...»

 
На пламенных крыльях стремлений
Опять ты ко мне прилетел,
Полночный таинственный гений,
Земной озаривший удел.
 
 
Не знаю, какому Началу
Ты служишь, Добру или Злу,
Слагаешь ли гимны Ваалу
Иль кроткой Марии хвалу.
 
 
Со мной ты вовек не лукавил,
И речь твоя вечно проста,
И ты предо мною поставил
Непонятый образ Христа.
 
 
Всегда ты правдив, мой вожатый,
Но, тайну святую тая,
Не скажешь ты мне, кто Распятый,
Не скажешь ты мне, кто же Я!
 

23 июля l926

Детское Село

«Что дальше, всё чудесней...»

 
Что дальше, всё чудесней
Цветет наш мир земной
В лесу – лесною песней
И в поле – полевой.
 
 
Земля не оскудела,
Кропя росою прах,
И творческое дело
Свершается в веках,
 
 
И песня льется снова
На весь земной простор,
До неба голубого
Восходит звучный хор.
 

23 июля 1926

Детское Село

«Эллиптической орбитой...»

 
Эллиптической орбитой
Мчится вёрткая земля
Всё дорогой неизбитой
Вечно и новые поля.
 
 
Солнце в фокусе сияет,
Но другой же фокус есть
Чем он землю соблазняет?
Что он здесь заставил цвесть?
 
 
Сокровенное светило,
Ты незримо для очей,
И в просторах ты укрыло
Блеск неведомых лучей.
 
 
К солнцу голову подъемлет
От земли гелиотроп
И тревожным слухом внемлет
Коней Феба тяжкий топ.
 
 
Но мечты к Иному правит
Вестник тайны, асфодель.
Сердцу верному он ставит
Средь миров иную цель.
 

28 августа 1926

«Слепит глаза Дракон жестокий...»

 
Слепит глаза Дракон жестокий,
Лиловая клубится тьма.
Весь этот мир, такой широкий, —
Одна обширная тюрьма.
 
 
Бесстрастный свод бытописаний,
Мечтаний радужный приют
И строй научных созерцаний
Всегда оковы нам куют.
 
 
Безвыходна тюрьма строений,
В ней всем начертаны пути,
И в области своих стремлений
Не удается нам уйти.
 
 
Под пыльною тюрьмой одежды
Хиреет тело, стынет кровь,
И увядают все надежды, —
К покорству душу приготовь.
 
 
Под бренною тюрьмою тела
Томится пленная душа.
Она в бессильи охладела,
Освободиться не спеша.
 
 
Но будет свергнут Змий жестокий,
Сожжется новым Солнцем тьма,
И будет этот мир широкий
Свободный дом, а не тюрьма.
 

8 сентября 1926

В альбом Зоргенфрея

 
Любовь сочетает навеки.
В пыланьи безмерной любви
Проплывши чрез смертные реки,
В раю безмятежном живи.
 
 
В лирическом светлом покое
Простивши земные грехи,
Душа прозревает иное,
Слова сочетая в стихи.
 
 
Какая бы нас ни томила
Земная и злая печаль,
Но песен чудесная сила
Уносит в звенящую даль,
 
 
Где ждет госпожа Дульцинея
И дивную пряжу прядет,
Где, вечно пред ней пламенея,
Бессмертная роза цветет.
 

8 октября 1926

«Земли поколебав основы...»

 
Земли поколебав основы,
Восстал закованный Атлант.
Его деяния суровы,
Но прав разгневанный гигант,
 
 
Поработители! как ложен
Безумно-яростный ваш крик!
Атлант и в бунте осторожен,
Великодушен и велик.
 
 
Благое совершая дело,
Он защищает, а не мстит,
И землю он колеблет смело,
Но труд внимательно хранит.
 

9 октября 1926

«Огни далекие багровы...»

 
Огни далекие багровы.
Под сизой тучею суровы,
Тоскою веют небеса,
И лишь у западного края
Встает, янтарно догорая,
Зари осенней полоса.
 
 
Спиной горбатой в окна лезет
Ночная мгла, и мутно грезит
Об отдыхе и тишине,
И отблески зари усталой,
Пред ней попятившися, вялой
Походкой подошли к стене.
 
 
Ну что ж! непрошеную гостью
С ее тоскующею злостью
Не лучше ль попросту прогнать?
Задвинув завесы, не кстати ль
Вдруг повернуть мне выключатель
И день искусственный начать?
 

27 октября 1926

«Легкокрылою мечтою...»

 
Легкокрылою мечтою
Унесен ты от земли.
Посмотри, – перед тобою
Страны новые легли.
 
 
Вот бежит на сонный берег
Ветер, волны шевеля.
Дальше Африк и Америк
Эта новая земля.
 
 
Но не радужную грезу
Видятг дремные глаза,
И не призрачную розу
Поит росная слеза.
 
 
Видишь, – там твоей невесте
Принесли уже фату.
Мир иной, но с нашим вместе
Заключен в одну черту.
 
 
Но, конечно, в путь наш Млечный
Не вместится этот мир.
Близок нам он бесконечно,
Дальше он, чем Альтаир.
 
 
Мы туда путей не знаем,
Не умеем их найти,
Мы в пространствах различаем
Только три всего пути.
 
 
Вот длина лежит пред нами,
Ширина и вышина.
Только этими путями
Нам вселенная дана.
 
 
Все пути иные стерты,
Мы запиханы в футляр,
Не умеем мы четвертый
Строить перпендикуляр.
 

9 ноября 1926

«Угол падения...»

 
Угол падения
Равен углу отражения...
В Сириус яркий вглядись:
Чьи-то мечтания
В томной тоске ожидания
К этой звезде вознеслись.
 
 
Где-то в Америке
Иль на бушующем Тереке, —
Как бы я мог рассчитать? —
Ночью бессонною
Эту мечту отраженную
Kто-то посмеет принять.
 
 
Далью великою
Или недолею дикою
Разлучены навсегда...
Угол падения
Равен углу отражения...
Та же обоим звезда.
 

19 ноября 1926

«Сатанята в моей комнате живут...»

 
Сатанята в моей комнате живут.
Я тихонько призову их, – прибегут.
 
 
Хорошо, что у меня работ не просят,
А живут со мной всегда, меня не бросят.
 
 
Вкруг меня обсядут, ждут, чтоб рассказал,
Что я в жизни видел, что переживал.
 
 
Говорю им были дней, давно минувших,
Повесть долгую мечтаний обманувших;
 
 
А потом они начнут и свой рассказ,
Не стесняются ничуть своих проказ.
 
 
В людях столько зла, что часто сатаненок
Вдруг заплачет, как обиженный ребенок.
 
 
Не милы им люди так же, как и мне.
Им со мной побыть приятно в тишине.
 
 
Уж привыкли, знают – я их не обижу,
Улыбнусь, когда их рожицы увижу.
 
 
Почитаю им порой мои стихи
И услышу ахи, охи и хи-хи.
 
 
Скажут мне: «Таких стихов не надо людям,
А вот мы тебя охотно слушать будем».
 
 
Да и проза им занятна и мила:
Как на свете Лиза-барышня жиля,
 
 
Как у нас очаровательны печали,
Как невесты мудрые Христа встречали,
 
 
Как пути нашли в Эммаус и в Дамаск,
Расточая море слез и море ласк.
 

21 ноября 1926