Текст книги "Полное собрание стихотворений"

«Я приготовился принять гостей...»

 
Я приготовился принять гостей,
Украсил я свою келейку,
И вышел к воротам, и сел там на скамейку,
С дороги не свожу внимательных очей
И жду, – а путь лежит печальный и пустынный,
Бубенчик не гудет, колеса не гремят,
Лишь вихри пыльные порою закружат, —
И снова путь лежит докучливый и длинный.
 

14 апреля 1895

«Этот зыбкий туман над рекой...»

 
Этот зыбкий туман над рекой
В одинокую ночь, при луне, —
Ненавистен он мне, и желанен он мне
Тишиною своей и тоской.
Я забыл про дневную красу,
И во мглу я тихонько вхожу,
Еле видимый след напряженно слежу
И печали мои одиноко несу.
 

14 мая 1895

«На серой куче сора...»

 
На серой куче сора,
У пыльного забора,
На улице глухой
Цветет в исходе мая,
Красою не прельщая,
Угрюмый зверобой.
 
 
В скитаниях ненужных,
В страданиях недужных,
На скудной почве зол,
Вне светлых впечатлений
Безрадостный мой гений
Томительно расцвел.
 

26 мая 1895

«В тени аллей прохлада...»

 
В тени аллей прохлада,
Нарядны господа,
А за оградой сада
Голодная нужда.
 
 
Глядит на бойких деток
Мальчишка-водонос,
В одну из узких клеток
Решетки всунув нос.
 
 
Нa жесткие камененья
Потом ему идти,
Томления терпения
В груди своей нести.
 
 
Мучительно мне видеть
Неравенство людей
И горько ненавидеть
И взрослых и детей.
 

8 июня 1895

«Покрыла зелень ряски...»

 
Покрыла зелень ряски
Пустынный старый пруд, —
Я жду, что оживут
Осмеянные сказки:
 
 
Русалка приплывет,
Подымется, нагая,
Из сонной глади вод
И запоет, играя
 
 
Зеленою косой,
А в омуте глубоком
Сверкнет огромным оком
Ревнивый водяной...
 
 
Но тихо дремлет ряска,
Вода не шелохнет, —
Прадедовская сказка
Вовек не оживет...
 

6 апреля 1889, 11 июля 1895

«Как бессвязный рассказ идиота...»

 
Как бессвязный рассказ идиота,
Надоедлива жизнь и темна.
Ожидаю напрасно чего-то, —
Безответна ее глубина.
 
 
Перепутаны странно дороги.
А зачем-то куда-то бреду.
Предо мною в багряном бреду
Терема золотые, чертоги.
 

31 июля 1895

«В амфоре, ярко расцвеченной...»

 
В амфоре, ярко расцвеченной,
Угрюмый раб несет вино.
Неровен путь неосвещенный,
А в небесах уже темно, —
И напряженными глазами
Он зорко смотрит в полутьму,
Чтоб через край вино струями
Не пролилось на грудь ему.
 
 
Так я несу моих страданий
Давно наполненный фиал.
В нем лютый яд воспоминаний,
Таясь коварно, задремал.
Иду окольными путями
Вдали от всех, чтоб кто-нибудь
Неосторожными руками
Не пролил яда мне на грудь.
 

23 июля 1887, 9 мая 1893, 12 сентября 1895

«Нет, не одно только горе...»

 
Нет, не одно только горе, —
Есть же на свете
Алые розы, и зори,
И беззаботные дети.
 
 
Пусть в небесах догорают
Зори так скоро,
Пусть наши розы роняют
Скоро уборы,
 
 
Пусть омрачаются рано
Властию зла и обмана
Детские взоры, —
Розы, и зори, и дети
Будут на пасмурном свете.
 

24 сентября 1895

«Истомил меня пасмурный день...»

 
Истомил меня пасмурный день,
Извела одинокая скука.
Неотступна чуть видная тень,
Повторений томящих порука.
 
 
Впечатлений навязчивых сеть...
Разорвать бы постылые петли!
Не молитвой ли сердце согреть?
О веселых надеждах не спеть ли?
 
 
Но молитвы забыты давно,
И наскучили песни былые,
Потому что на сердце темно,
Да и думы – такие все злые!
 

19 ноября 1894, 5 октября 1895

«Словно бусы, сказки нижут...»

 
Словно бусы, сказки нижут,
Самоцветки, ложь да ложь.
Языком клевет не слижут,
Нацепили, и несешь.
 
 
Бубенцы к дурацкой шапке
Пришивают, ложь да ложь.
Злых репейников охапки
Накидали, не стряхнешь.
 
 
Полетели отовсюду
Комья грязи, ложь да ложь.
Навалили камней груду,
А с дороги не свернешь.
 
 
Пo болоту-бездорожью
Огоньки там, ложь да ложь, —
И барахтаешься с ложью,
Или в омут упадешь.
 

10 октября I895

«Шум и ропот жизни скудной...»

 
Шум и ропот жизни скудной
Ненавистны мне.
Сон мой трудный, непробудный
В мертвой тишине,
 
 
Ты взлелеян скучным шумом
Гордых городов,
Где моим заветным думам
Нeт надежных слов.
 
 
Этот грохот торопливый
Так враждебен мне.
Долог сон мой, сон ленивый
В мертвой тишине.
 

26 октября 1895

«Покоряясь жажде странной...»

 
Покоряясь жажде странной,
Овладевши кучей книг,
Как тигрица на добычу,
Ты набросилась на них.
 
 
Не учись по этим книгам,
Что лежат перед тобой, —
Лицемеры их писали,
Вознесенные толпой.
 
 
Что прилично, что обычно,
Что вошло уже в закон,
Лишь тому их жалкий лепет
Малодушно посвящен.
 
 
А тому, что в темном сердце
Подымает бунт страстей,
Не могли они ответить
Речью косною своей.
 

6 декабря 1895

«Хорошо бы стать рыбачкой...»

 
Хорошо бы стать рыбачкой,
Смелой, сильной и простой,
С необутыми ногами,
С непокрытой головой.
Чтоб в ладье меня качала б
Говорливая волна,
И в глаза мои глядели б
Небо, звезды и луна.
На прибрежные каменья
Выходила б я боса,
И по ветру черным флагом
Развевалась бы коса.
 

6 декабря 1895

«Приучив себя к мечтаньям...»

 
Приучив себя к мечтаньям,
Неживым очарованьям
Душу слабую отдав,
Жизнью занят я минутно,
Равнодушно и попутно,
Как вдыхают запах трав,
Шелестящих под ногами
В полуночной тишине,
Отвечающей луне
Утомительными снами
И тревожными мечтами.
 

7 декабря 1895

«Мне страшный сон приснился...»

 
Мне страшный сон приснился,
Как будто я опять
На землю появился
И начал возрастать,
 
 
И повторился снова
Земной ненужный строй
От детства голубого
До старости седой:
 
 
Я плакал и смеялся,
Играл и тосковал,
Бессильно порывался,
Беспомощно искал...
 
 
Мечтою облелеян,
Желал высоких дел, —
И, братьями осмеян,
Вновь проклял свой удел.
 
 
В страданиях усладу
Нашел я кое-как,
И мил больному взгляду
Стал замогильный мрак,
 
 
И, кончив путь далекий,
Я начал умирать, —
И слышу суд жестокий:
«Восстань, живи опять!»
 

12 декабря l895

«Кинул землю он родную...»

 
Кинул землю он родную
И с женой не распрощался.
Из одной земли в другую
Долго молодец шатался.
Наконец в земле литовской
Счастье парню привалило
И удачей молодцовской
Вдосталь наделило.
Был он конюхом сначала,
Полюбился королеве,
И она его ласкала, —
А потом повис на древе,
Потому что проследили,
Донесли и уличили!
Суд был строгий и короткий:
Королеву заточили,
Парня в петле удавили
Под ее окном с решеткой.
 

7 января 1896

«Нa гулких улицах столицы...»

 
Нa гулких улицах столицы
Трепещут крылья робкиих птиц,
И развернулись вереницы
Угрюмых и печальных лиц.
 
 
Пол яркой маской злого света
Блестит торжественно глазет.
Идет, вся в черное одета,
Жена за тем, кого уж нет.
 
 
Мальчишки с песнею печальной
Бредут в томительную даль
Пред колесницей погребальной,
Но им покойника не жаль,
 

28 – 29 января 1896

«Вдали, над затравленным зверем...»

 
Вдали, над затравленным зверем,
Звенит, словно золотом, рог.
Не скучен боярыне терем,
И взор ее нежен и строг.
 
 
Звенит над убитым оленем,
Гремит торжествующий рог.
Коса развилась по коленям,
И взор и призывен, и строг.
 
 
Боярин стоит над добычей,
И рог сладкозвучен ему.
О, женский лукавый обычай!
О, сладкие сны в терему!
 
 
Но где же, боярин, твой кречет?
Где верный сокольничий твой?
Он речи лукавые мечет,
Целуясь с твоею женой.
 

1 – 2 февраля 1896

«Расцветайте, расцветающие...»

 
Расцветайте, расцветающие,
Увядайте, увядающие,
Догорай, объятое огнем, —
Мы спокойны, не желающие,
Лучших дней не ожидающие,
Жизнь и смерть равно встречающие
С отуманенным лицом.
 

25 февраля 1896

«Дорогой скучно-длинною...»

 
Дорогой скучно-длинною,
Безрадостно-пустынною,
Она меня вела,
Печалями изранила,
И разум отуманила,
И волю отняла.
 
 
Послушен ей, медлительной,
На путь мой утомительный
Не жалуясь, молчу.
Найти дороги горные,
Веселые, просторные,
И сам я не хочу.
 
 
Глаза мои дремотные
В виденья мимолетные
Безумно влюблены.
Несут мои мечтания
Святые предвещания
Великой тишины.
 

9 – 10 марта 1896

«Вывески цветные...»

 
Вывески цветные,
Буквы золотые,
Солнцем залитые,
Магазинов ряд
С бойкою продажей,
Грохот экипажей, —
Город солнцу рад.
 
 
Но в толпе шумливой,
Гордой и счастливой,
Вижу я стыдливой,
Робкой нищеты
Скорбные приметы:
Грубые предметы,
Темные черты.
 

18 марта 1896

«Имена твои не ложны...»

 
Имена твои не ложны,
Беспечальны, бестревожны, —
Велика их глубина.
Их немолчный, темный шепот,
Предвещательный их ропот
Как вместить мне в письмена?
 
 
Имена твержу, и знаю,
Что в ином еще живу,
Бесполезно вспоминаю
И напрасно я зову.
 
 
Может быть, ты проходила,
Не жалела, но щадила,
Не желала, но звала,
Грустно взоры опускала,
Трав каких-то все искала,
Находила и рвала.
 
 
Может быть, ты устремляла
На меня тяжелый взор
И мечтать не позволяла
Про победу и позор.
 
 
Имена твои все знаю,
Ими день я начинаю
И встречаю мрак ночной,
Но сказать их вслух не смею,
И в толпе людской немею,
И смущен их тишиной.
 

19 марта 1896

«Грустные взоры склоняя...»

 
Грустные взоры склоняя,
Светлые слезы роняя,
Ты предо мною стоишь.
Только б рыданья молчали, —
Злые лобзанья печали
Ты от толпы утаишь.
 
 
Впалые щеки так бледны.
Вешние ль грозы бесследны,
Летний ли тягостен зной,
Или на грех ты дерзаешь, —
Сердце мое ты терзаешь
Смертной своей белизной.
 

20 марта 1896

«Запах асфальта и грохот колес...»

 
Запах асфальта и грохот колес,
Стены, каменья и плиты...
О, если б ветер внезапно донес
Шелест прибрежной ракиты!
 
 
Грохот на камнях и ропот в толпе, —
Город не хочет смириться.
О, если б вдруг на далекой тропе
С милою мне очутиться!
 
 
Ясные очи младенческих дум
Сердцу открыли бы много.
О, этот грохот, и ропот, и и шум —
Пыльная, злая дорога!
 

21 – 30 марта 1896

«Одиночество – общий удел...»

 
Одиночество – общий удел,
Да не всякий его сознает, —
Ты себя обмануть не хотел,
И оно тебе ад создает.
 
 
И не рад ты, и рад ты ему,
Но с броской безутешной твоей
Никогда не пойдешь ни к кому —
И чего б ты просил у людей?
 
 
Никому не завидовал ты,
Пожелать ничего ты не мог,
И тебя увлекают мечты
На просторы пустынных дорог.
 

18 апреля 1896

«Царевной мудрой Ариадной...»

 
Царевной мудрой Ариадной
Царевич доблестный Тезей
Спасен от смерти безотрадной
Среди запутанных путей:
К его одежде привязала
Она спасительную нить, —
Перед героем смерть стояла,
Но не могла его пленить,
И, победитель Минотавра,
Свивая нить, умел найти
Тезей к венцу из роз и лавра
Прямые, верные пути.
 
 
А я – в тиши, во тьме блуждаю,
И в Лабиринте изнемог,
И уж давно не понимаю
Моих обманчивых дорог.
Все жду томительно: устанет
Судьба надежды хоронить,
Хоть перед смертью мне протянет
Путеводительную нить, —
И вновь я выйду на свободу,
Под небом ясным умереть
И, умирая, на природу
Глазами ясными смотреть.
 

17 марта – 27 апреля 1896

«Изменил я тебе, неземная...»

 
Изменил я тебе, неземная, —
Я земную жену полюбил.
Обагрился закат, догорая,
Ароматами нежными мая
Сладкий вечер меня отравил.
 
 
Под коварным сиреневым цветом,
Улыбаясь и взоры клоня,
Та, земная, пленила меня
Непорочно-лукавым приветом.
 
 
Я, невеста, тебе изменил,
Очарованный девой телесной.
Я твой холод блаженный забыл.
О, закрой меня ризой небесной
От земных распаляющих сил!
 

14 мая 1896

«В тишине бездыханной ночной...»

 
В тишине бездыханной ночной
Ты стоишь у меня за спиной,
Я не слышу движений твоих,
Как могила, ты темен и тих.
Оглянуться не смею назад,
И на мне твой томительный взгляд,
И как ночь раскрывает цветы,
Что цветут для одной темноты,
Так и ты раскрываешь во мне
Все, что чутко живет в тишине, —
И вошел я в обитель твою,
И в кругу чародейнам стою.
 

28 мая 1896

«Не понять мне, откуда, зачем...»

 
Не понять мне, откуда, зачем
И чего он томительно ждет.
Предо мною он грустен и нем,
И всю ночь напролет
Он вокруг меня чем-то чертит
На полу чародейный узор,
И куреньем каким-то дымит,
И туманит мой взор.
Опускаю глаза перед ним,
Отдаюсь чародейству и сну,
И тогда различаю сквозь дым
Голубую страну.
Он приникнет ко мне и ведет,
И улыбка на мертвых губах, —
И блуждаю всю ночь напролет
На пустынных путях.
Рассказать не могу никому,
Что увижу, услышу я там, —
Может быть, я и сам не пойму,
Не припомню и сам.
Оттого так мучительны мне
Разговоры, и люди, и труд,
Что меня в голубой тишине
Волхвования ждут.
 

29 мая 1896

«Грозные невзгоды...»

 
Грозные невзгоды,
Темная вражда.
Быстро мчатся годы.
За бедой беда.
Утешаться, верить,
Ворожить, тужить,
Плакать, лицемерить.
Стоит жить!
 
 
Дни идут. Все то же,
Перемены нет.
Думы злее, строже.
Много, много лет
Медленно трудиться,
Угождать, служить,
Унижаться, биться.
Стоит жить!
 

6 июня 1896

Пилигрим

 
В одежде пыльной пилигрима,
Обет свершая, он идет,
Босой, больной, неутомимо,
То шаг назад, то два вперед,
И, чередуясь мерно, дали
Встают все новые пред ним,
Неистощимы, как печали, —
И все далек Ерусалим...
 
 
В путях томительной печали
Стремится вечно род людской
В недосягаемые дали
К какой-то цели роковой.
И создает неутомимо
Судьба преграды перед ним,
И все далек от пилигрима
Его святой Ерусалим.
 

7 – 12 июня l896

«На песке прихотливых дорог...»

 
На песке прихотливых дорог
От зари догорающей свет
Озарил, расцветил чьих-то ног
Тонкий след...
 
 
Может быть,здесь она проходила,
Оставляя следы на песке,
И помятый цветок проносила
На руке.
 
 
Поднимая раскрытую руку,
Далеко за мечтой унеслась
И далекому, тайному звуку
Отдалась.
 
 
Тосковали на нежной ладони
Молодой, по жестокой руки
По своей ароматной короне
Лепестки...
 
 
Молодою и чуждой печалью
Не могу я души оживить
И того, что похищено далью,
Воротить.
 
 
Мне об ней ничего не узнать,
Для меня обаяния нет.
Что могу на земле различать?
Только след.
 

1 – 2 июлля 1896

«Не люблю, не оболыщаюсь...»

 
Не люблю, не оболыщаюсь,
Не привязываюсь к ним,
К этим ropько-преходящим
Наслаждениям земным.
 
 
Как ребенок, развлекаюсь,
Мимолетною игрой,
И доволен настоящим —
Полднем радостным и тьмой.
 

3 июля 1896

«Не нашел я дороги...»

 
Не нашел я дороги,
И в дремучем лесу
Все былые тревоги
Осторожно несу.
 
 
Все мечты успокоя,
Беспечален и нем,
Я заснувшего зоя
Не тревожу ничем.
 
 
Избавление чую,
Но путей не ищу, —
Ни о чем не тоскую,
Ни на что не ропщу.
 

3 – 4 июля 1896

«Короткая радость сгорела...»

 
Короткая радость сгорела,
И снова я грустен и нищ,
И снова блуждаю без дела
У чуждых и темных жилищ.
 
 
Я пыл вдохновенья ночного
Больною душой ощущал,
Виденья из мира иного
Я светлым восторгом встречал.
 
 
Но краткая радость сгорела,
И город опять предо мной,
Опять я скитаюсь без дела
По жесткой его мостовой.
 

7 июля 1896

«Под одеждою руки скрывая...»

 
Под одеждою руки скрывая,
Как спартанский обычай велит,
И смиренно глаза опуская,
Перед старцами отрок стоит.
На минуту вопросом случайным
Задержали его старики, —
И сжимает он что-то потайным,
Но могучим движеньем руки.
Он лисицу украл у кого-то,
И лисица грызет ему грудь,
Но у смелого только забота —
Стариков, как и всех, обмануть.
Удалось! Он добычу уносит,
Он от старцев идет не спеша, —
И живую лисицу он бросит
Под намет своего шалаша.
 
 
Проходя перед злою толпою,
Я сурово печаль утаю,
Равнодушием внешним укрою
Ото всех я кручину мою, —
И пускай она сердце мне гложет,
И пускай ее трудно скрывать,
Но из глаз моих злая не сможет
Унизительных слез исторгать.
Я победу над ней торжествую
И уйти от людей не спешу, —
Я печаль мою злую, живую
Принесу к моему шалашу,
И под темным наметом я сброшу,
Совершив утомительный путь,
Вместе с жизнью жестокую ношу,
Истомившую гордую грудь.
 

6 – 8 июля I896

«Влачится жизнь моя в кругу...»

 
Влачится жизнь моя в кругу
Ничтожных дел и впечатлений,
И в море вольных вдохновений
Не смею плыть – и не могу.
 
 
Стою на звучном берегу,
Где ропщут волны песнопений,
Где веют ветры всех стремлений,
И все чего-то стерегу.
 
 
Быть может, станет предо мною,
Одетый пеною морскою,
Прекрасный гость из чудных стран,
 
 
И я услышу речь живую
Про все, о чем я здесь тоскую,
Про все, чем дивен океан.
 

10 – 12 июля 1896

«На закат, на зарю...»

 
На закат, на зарю
Долго, долго смотрю.
 
 
Слышу, кровь моя бьется
И в заре отдается.
 
 
Как-то весело мне,
Что и я весь в огне.
 
 
Это – кровь моя тает
И горит да играет
 
 
Над моею горой,
Над моею рекой.
 
 
Вот заря догорела,
Мне смотреть надоело.
 
 
Я глаза затворил,
Я весь мир погасил.
 

31 июля 1896

«Восставил бог меня из влажной глины...»

 
Восставил бог меня из влажной глины,
Но от земли не отделил.
Родные мне вершины и долины,
Как я себе, весь мир мне мил.
 
 
Когда гляжу на дальние дороги,
Мне кажется, что я на них
Все чувствую колеса, камни, ноги,
Как будто на руках моих.
 
 
Гляжу ли я на звонкие потоки —
Мне кажется, что это мне
Земля несет живительные соки,
Свои дары моей весне.
 

1 августа 1896

«Затаился в траве и лежу...»

 
Затаился в траве и лежу,
И усталость мою позабыл, —
У меня ль недостаточно сил?
Я глубоко и долго гляжу.
 
 
Солнцем на небе сердце горит,
И расширилась небом душа,
И мечта моя ветром летит,
В запредельные страны спеша.
 
 
И на небе моем облака
То растают, то катятся вновь.
Позабыл, где нога, где рука,
Только в жилах торопится кровь.
 

2 августа 1896

Все во всем

 
Если кто-нибудь страдает,
Если кто-нибудь жесток,
Если в полдень увядает
Зноем сгубленный цветок, —
 
 
В сердце болью отзовется
Их погибель и позор,
И страданием зажжется
Опечаленный мой взор:
 
 
Потому что нет иного
Бытия, как только я;
Радость счастья голубого
И печаль томленья злого,
Всё, во всем душа моя.
 

5 августа 1896

«Я люблю мою темную землю...»

 
Я люблю мою темную землю,
И, в предчувствии вечной разлуки,
Не одну только радость приемлю,
Но смиренно и тяжкие муки.
 
 
Ничего не отвергну в созданьи, —
И во всем есть восторг и веселье,
Есть великая трезвость в мечтаньи,
И в обычности буйной – похмелье.
 
 
Преклоняюсь пред Духом великим,
И с Отцом бытие мое слито,
И созданьем Его многоликим
От меня ли единство закрыто!
 

5 августа 1896

«Kaкие-то светлые девы...»

 
Kaкие-то светлые девы
Сегодня гостили у нас.
То не были дочери Евы, —
Таких я не видывал глаз.
Я встретил их где-то далеко
В суровом лесу и глухом.
Бежали они одиноко,
Пугливо обнявшись, вдвоем.
И было в них много печали,
Больной, сиротливой, лесной,
И ноги их быстро мелькали,
Покрытые светлой росой.
Но руки их смелой рукою
Сложил я в спасающий крест
И вывел их верной тропою
Из этих пугающих мест.
И бедные светлые девы
Всю ночь прогостили у нас, —
Я слушал лесные напевы,
И сладкий, и нежный рассказ.
 

5-6 августа 1896

«Путь мой трудный, путь мой длинный...»

 
Путь мой трудный, путь мой длинный,
Я один в стране пустынной,
Но услады есть в пути, —
Улыбаюсь, забавляюсь,
Сам собою вдохновляюсь,
И не скучно мне идти.
 
 
Широки мои поляны,
И белы мои туманы,
И светла луна моя,
И поет мне ветер вольный
Речью буйной, безглагольной
Про блаженство бытия.
 

7 – 11 августа 1896 Нижний Новгород

«Больному сердцу любо...»

 
Больному сердцу любо
Строй жизни порицать.
Все тело хочет грубо
Мне солнце пронизать,
 
 
Луна не обратилась
В алтарную свечу,
И все навек сложилось
Не так, как я хочу.
 
 
Кто дал мне это тело
И с ним так мало сил,
И жаждой без предела
Всю жизнь меня томил?
 
 
Кто дал мне землю, воды,
Огонь и небеса,
И не дал мне свободы,
И отнял чудеса?
 
 
На прахе охладелом
Былого бытия
Природою и телом
Томлюсь безумно я.
 

7 – 11 августа 1896 Нижний Новгород

«Из мира чахлой нищеты...»

 
Из мира чахлой нищеты,
Где жены плакали и дети лепетали,
Я улетал в заоблачные дали
В объятьях радостной мечты,
И с дивной высоты надменного полета
Преображал я мир земной,
И он сверкал передо мной,
Как темной ткани позолота.
Потом, разбуженный от грез
Прикосновеньем грубой жизни,
Моей мучительной отчизне
Я неразгаданное нес.
 

11 августа 1896 Волга

«Люблю мое молчанье...»

 
Люблю мое молчанье
В лесу во тьме ночей
И тихое качанье
Задумчивых ветвей.
Люблю росу ночную
В сырых моих лугах
И влагу полевую
При утренних лучах.
Люблю зарею алой
Веселый холодок
И бледный, запоздалый
Рыбачий огонек.
Тогда успокоенье
Нисходит на меня,
И что мне все томленье
Пережитого дня!
Я всем земным простором
Блаженно замолчу
И многозвездным взором
Весь мир мой охвачу.
Закроюсь я туманом
И волю дам мечтам,
И сказочным обманом
Раскинусь по полям.
 

14 – l5 августа 1896

«Усмиривши творческие думы...»

 
Усмиривши творческие думы,
К изголовью день мой наклоня,
Погасил я блеск, огни и шумы,
Всё, что здесь не нужно для меня.
 
 
Сквозь полузакрытые ресницы
Я в края полночные вхожу
И в глаза желанной Царь-Девицы
Радостно гляжу.
 

17 августа 1896

«Какие злые перемены...»

 
Какие злые перемены!
Зачем же вас я должен знать?
Опять меня замкнули стены,
Я каменеть начну опять.
 
 
И шум и грохот воздвигаю
Опять на улицах моих,
И понемногу забываю
О тишине ночей лесных,
 
 
И учреждаю я торговлю,
И зажигаю фонари,
И забываю сад, и кровлю,
И свежесть утренней зари.
 

15 октября 1896

«Какой-то хитрый чародей...»

 
Какой-то хитрый чародей
Разъединил мое сознанье
С природою моей, —
И в этом всё мое страданье.
 
 
Но если дремлет он порой
И колдовство оставит,
Уже природа не лукавит,
Не забавляется со мной.
 
 
Послушна и правдива,
Она приблизится ко мне.
В ее бездонной глубине
Я вижу девственные дива.
 

20 октября 1896

«Бывают дивные мгновенья...»

 
Бывают дивные мгновенья,
Когда насквозь озарено
Блаженным светом вдохновенья
Все, так знакомое давно.
 
 
Всё то, что сила заблужденья
Всегда являла мне чужим,
В блаженном свете вдохновенья
Опять является моим.
 
 
Смиряются мои стремленья,
Мои безбурны небеса,
В блаженном свете вдохновенья
Какая радость и краса!
 

21 октября 1896

«Я – бог таинственного мира...»

 
Я – бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.
 
 
Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
Зову я ночь, покой и тьму.
 

28 октября 1896

«Просыпаюсь рано...»

 
Просыпаюсь рано.
Чуть забрезжил свет,
Темно от тумана,
Встать мне или нет?
Нет, вернусь упрямо
В колыбель мою, —
Спой мне, спой мне, мама:
«Баюшки-баю!»
 
 
Молодость мелькнула,
Радость отнята,
Но меня вернула
В колыбель мечта.
Не придет родная, —
Что ж, и сам спою,
Горе усыпляя:
«Баюшки-баю!»
 
 
Сердце истомилось.
Как отрадно спать!
Горькое забылось,
Я – дитя опять,
Собираю что-то
В голубом краю,
И поет мне кто-то:
«Баюшки-баю!»
 
 
Бездыханно, ясно
В голубом краю.
Грезам я бесстрастно
Силы отдаю.
Кто-то безмятежный
Душу пьет мою.
Шепчет кто-то нежный;
«Баюшки-баю!»
 
 
Наступает томный
Пробужденья час.
День грозится темный,
Милый сон погас,
Начала забота
Воркотню свою,
Но мне шепчет кто-то:
«Баюшки-баю!»
 

1 – 2 декабря 1896