Текст книги "Полное собрание стихотворений"

«По цветам, в раю цветущим...»

 
По цветам, в раю цветущим,
Влагу росную несущим,
Ты идешь, светла, легка,
Стебельков не пригибая,
Ясных рос не отряхая,
Мне близка и далека.
 
 
Дай мне силу легким дымом
Вознестися к серафимам,
Охраняющим Твой путь,
Победить земное время
И пространств расторгнуть бремя,
И в безмерном отдохнуть.
 

17 мая 1922

«Налей в бокал какое хочешь...»

 
Налей в бокал какое хочешь,
Я выпью всякое вино.
Мне ничего не напророчишь.
Все кончено, все решено.
 
 
И что же ты, моя Россия?
И что же о тебе мечты?
Куда ушла Анастасия,
Туда обрушилась и ты.
 
 
Но пламеневшая любовью
И в самой смерти спасена,
А ты, упившаяся кровью,
Какому тленью предана!
 

28 июня 1922

«Войди в меня, побудь во мне...»

 
Войди в меня, побудь во мне,
Побудь со мною хоть недолго.
Мы помечтаем в тишине.
Смотри, как голубеет Волга.
 
 
Смотри, как узкий серп луны
Серебряные тучки режет,
Как прихоть блещущей волны
Пески желтеющие нежит.
 
 
Спокоен я, когда Ты здесь.
Уйдешь, – и я в тоске, в тревоге,
Влекусь без сил, разметан весь,
Как взвеянная пыль дороги.
 
 
И если есть в душе мечты,
Порой цветущие стихами,
Мне их нашептываешь Ты
Бессмертно-легкими устами.
 

1 июля 1922

«Когда войдем мы ликовать...»

 
Когда войдем мы ликовать
В иную весь,
Тебя я буду ревновать
Не так, как здесь.
 
 
Не отпущу Тебя одну, —
Даю обет, —
Ни в полевую тишину,
Ни в шумный свет.
 
 
Я обведу тебя чертой
Моей любви.
Моею волей и мечтой
Цвети, живи.
 
 
Всё, что любила Ты, найдешь
Еще милей,
И от меня не отведешь
Твоих очей.
 

2 июля 1922

«Я не хочу захоженных дорог...»

 
Я не хочу захоженных дорог, —
Там стережет зевающая скука.
И без того труд жизни слишком строг,
И все вокруг – несносная докука.
 
 
Я не хочу нехоженых дорог, —
Там стережет негаданное горе.
И без того безжалостен к нам Рок.
Изнемогаем в непосильном споре.
 
 
И вот я медлю на закате дня
Перед напрасно отпертой калиткой,
И жду, когда Ты поведешь меня,
Измученная пламенною пыткой.
 
 
Мой верный вождь, мой друг и госпожа,
Ты различать пути во тьме умела.
Хотя б со страхом, женственно дрожа,
Ты подвиг жизни совершала смело.
 
 
Припоминать ли мне, как в темный час
Ты погибала страшно и жестоко,
И я в неведеньи Тебя не спас,
Я, одаренный веденьем пророка?
 
 
Об этом думать можно лишь в бреду,
Чтоб умереть, не пережив мгновенья.
Не думаю, не вспоминаю, – жду
Последнего, отрадного явленья.
 

27 июня (10 июля) 1922

«Прими Ее, мой пламенный двойник...»

 
Прими Ее, мой пламенный двойник,
Мою приветствуй Алетею,
Склонив к Ней благосклонный лик,
Пока я к здешней жизни тяготею.
 
 
Любовь твоих блаженных дней,
Твоя подруга будет Ей сестрою.
Да озарится мрак Ее очей
Безгрешной вашею игрою.
 
 
В твоем саду есть дивные цветы.
Цветы Она и здесь любила.
Цветник свой Ей отворишь ты, —
Не надо, чтоб Ее тоска томила.
 

2(15) июля 1922

«Я дикий голод вспоминаю...»

 
Я дикий голод вспоминаю
И холод безотрадных дней.
Мне горько все, что я вкушаю,
Когда уже не разделяю
Я с Нею трапезы моей.
 
 
Мои уста уже не рады
Лобзаньям утренней прохлады,
И вдвое тяжек зной дневной,
Когда Она уж не со мной.
 
 
Зимой тепло нагретой печи
Меня уже не веселит.
Я никакой не жажду встречи,
И мне ничто не заменит
Ее стремительные речи,
 
 
Ее капризы и мечты,
И милую неутомимость,
И вечную непримиримость
Ее душевной чистоты
С безумным миром и кровавым,
Одною грубой силой правым
 
 
И эти милые цветы, —
Пройду ли без печали мимо,
Когда Она средь них незрима.
Во мгле полдневной темноты,
В круженьи мирового дыма!
 
 
Не сложит полевых в букет,
В салу садовых не посеет,
Заботою не облелеет
Их нежно-радостный расцвет,
И каждый цветик здесь на воле
Напоминает мне до боли,
Что здесь со мной Ее уж нет.
 

3(16) июля 1922

«Всё дано мне в преизбытке...»

 
Всё дано мне в преизбытке, —
Утомление труда,
Ожиданий злые пытки,
Голод,холод и беда,
 
 
Деготь ярых поношений,
Строгой славы горький мед,
Яд безумных искушений,
И отчаяния лед,
 
 
И – венец воспоминанья,
Кубок, выпитый до дна, —
Незабвенных уст лобзанья, —
Всё, лишь радость не дана.
 

19 июля 1922

Парижские песни

1 «Раб французский иль германский...»

 
Раб французский иль германский
Все несет такой же гнет,
Как в былые дни спартанский,
Плетью движимый, илот,
 
 
И опять его подруга,
Как раба иных времен,
Бьется в петлях, сжатых туго,
Для утех рантьерских жен,
 
 
Чтоб в театр национальный
Приезжали, в Opé ra,
Воры бандою нахальной,
Коротая вечера,
 
 
Чтоб огни иллюминаций
Звали в каждый ресторан
Сволочь пьяную всех наций
И грабителей всех стран, —
 
 
Ты во дни святых восстаний
Торжество победы знал
И у стен надменных зданий,
Умирая, ликовал.
 
 
Годы шли, – теперь взгляни же
И пойми хотя на миг,
Кто в Берлине и в Париже
Торжество свое воздвиг.
 

2 «Здесь и там вскипают речи...»

 
Здесь и там вскипают речи,
Смех вскипает здесь и там.
Матовы нагие плечи
Упоенных жизнью дам.
Сколько света, блеска, аромата!
Но кому же этот фимиам?
Это – храм похмелья и разврата,
Храм бесстыдных и продажных дам.
 
 
Вот летит за парой пара,
В жестах отметая стыд,
И румынская гитара
Утомительно бренчит.
Скалят зубы пакостные франты,
Тешит их поганая мечта, —
Но придут иные музыканты,
И пойдет уж музыка не та,
 
 
И возникнет в дни отмщенья,
В окровавленные дни,
Злая радость разрушенья,
Облеченная в огни.
Все свои тогда свершит угрозы
Тот, который ныне мал и слаб,
И кровавые рассыплет розы
Здесь, на эти камни, буйный раб.
 

10 мая 1914 Париж

Бренное

 
Упрекай меня в чем хочешь —
Слез моих ты не источишь,
И в последний, грозный час
Я пойду тебе навстречу
И на смертный зов отвечу:
«Зло от бога, не от нас!
 
 
Он смесил с водою землю,
И смиренно я приемлю,
Как целительный нектар,
Это божье плюновенье,
Удивительное бренье,
Дар любви и дар презренья,
Малой твари горний дар.
 
 
Этой вязкой, теплой тины,
Этой липкой паутины
Я умел презреть полон.
Прожил жизнь я улыбаясь,
Созерцаньям предаваясь,
Всё в мечты мои влюблен.
 
 
Мой земной состав изношен,
И куда ж он будет брошен?
Где надежды? Где любовь?
Отвратительно и гнило
Будет всё, что было мило,
Что страдало, что любило,
В чем живая билась кровь.
 
 
Что же, смейся надо мною,
Я слезы твоей не стою,
Хрупкий делатель мечты,
Только знаю, царь небесный,
Что голгофской мукой крестной
Человек страдал, не ты».
 

28 мая 1914 Арль

Пьяный поэт

 
Мне так и надо жить, безумно и вульгарно,
Дни коротать в труде и ночи в кабаке,
Встречать немой рассвет тоскливо и угарно,
И сочинять стихи о смерти, о тоске.
 
 
Мне так и надо жить. Мучительную долю
Гореть в страстном огне и выть на колесе
Я выбрал сам. Убил я царственную волю,
В отравах утопил я все отрады, все.
 

7 июля 1914 Тойла

«Цветы для наглых, вино для сильных...»

 
Цветы для наглых, вино для сильных,
Рабы послушны тому, кто смел.
На свете много даров обильных
Тому, кто сердцем окаменел.
 
 
Что людям мило, что людям любо,
В чем вдохновенье и в чем полет,
Все блага жизни тому, кто грубо
И беспощадно вперед идет.
 
 
О правде мира что б ни сказали,
Всё это – сказки, всё это – ложь
Мечтатель бледный, умри в подвале,
Где стены плесень покрыла сплошь.
 
 
Подвальный воздух для чахлой груди,
И обещанье загробных крыл.
И вы хотите, о люди, люди,
Чтоб жизнь земную я полюбил.
 

9 июля 1914 Тойла

«Под сводами Утрехтского собора...»

 
Под сводами Утрехтского собора
Темно и гулко.
Под сводами Утрехтского собора
Поет орган.
С Маргрет из Башенного переулка
Венчается сапожник Яков Дан
Под пение торжественного хора.
 
 
Под сводами Утрехтского собора
В слезах невеста.
Под пение торжественного хора
Угрюм жених.
«Вы все из одинакового теста», —
Он думает, нахмурен, зол и тих,
Под сводами Утрехтского собора.
 
 
Под пение торжественного хора
Венчай их, боже!
Под сводами Утрехтского собора
Чуть брезжит свет.
В каморке плетка есть из новой кожи,
И знает это бледная Маргрет
Пол сводами Утрехтского собора.
 

16 июля 1914 Иеве – Тойла

Маргрета и Леберехт
Шутливая песенка

 
С милой, ясной
Девой красной,
С этой бойкою Маргретой,
Знойным летом разогретой,
Песни пел в лесочке кнехт,
Разудалый Леберехт.
Звонко пели,
Как свирели.
Леберехт твердил Маргрете:
«Краше девки нету в свете!
Но, Маргрета, вот что знай:
Ты с другими не гуляй!»
Ах, Маргрета
В это ж лето,
Не нарочно, так, случайно,
С подмастерьем Куртом тайно
Обменяла поцелуй
На брегу веселых струй.
Но от кнехта
Леберехта
Не укрылася Маргрета, —
Леберехт все видел это.
Только лишь слились уста,
Леберехт из-за куста.
Курт умчался,
Кнехт остался.
Слов не тратил на угрозы.
Кнехту смех, а Грете слезы.
Но уж с той поры она
Кнехту так была верна!
Скоро с кнехтом
Леберехтом
Под венец пошла Маргрета,
Точно барышня одета,
И уехал Леберехт
Вместе с Гретою в Утрехт.
 

19 июля 1914

Стансы Польше

 
Ты никогда не умирала, —
Всегда пленительно жива,
Ты и в неволе сохраняла
Твои державные права.
 
 
Тебя напрасно хоронили, —
Себя сама ты сберегла,
Противоставив грозной силе
Надежды, песни и дела.
 
 
Твоих поэтов,мать родная,
Всегда умела ты беречь,
Восторгом сердца отвечая
На их пророческую речь.
 
 
Не заслужили укоризны
Твои сыны перед тобой, —
Их каждый труд был для отчизны,
Над Вислой, как и над Невой.
 
 
И ныне, в год великой битвы,
Не шлю проклятия войне.
С твоими и мои молитвы
Соединить отрадно мне.
 
 
Не дли ее страданий дольше, —
Молю небесного отца, —
Перемени великой Польше
На лавры терния венца.
 

12 августа 1914 Петербург

Гадание

 
Какой ты будешь, Новый год?
Что нам несешь ты? радость? горе?
Идешь, и тьма в суровом взоре,
Но что за тьмою? пламень? лед?
 
 
Кто разгадает предвещанья,
Что так невнятно шепчешь ты
У темной роковой черты
В ответ на робкие гаданья?
 
 
Но как в грядущем ни темно
И как ни мглисты все дороги,
Мне на таинственном пороге
Одно предвестие дано:
 
 
Лишь только сердце бьется верно,
А все земные бури – дым;
Все будет так, как мы хотим,
Лишь стоит захотеть безмерно.
 

30 декабря 1914

Россия

 
Еще играешь ты, еще невеста ты.
Ты, вся в предчувствии высокого удела,
Идешь стремительно от роковой черты,
И жажда подвига в душе твоей зардела.
 
 
Когда поля твои весна травой одела,
Ты в даль туманную стремишь свои мечты,
Спешишь, волнуешься, и мнешь, и мнешь цветы,
Таинственной рукой из горнего предела
 
 
Рассыпанные здесь, как дар благой тебе.
Вчера покорная медлительной судьбе,
Возмущена ты вдруг, как мощная стихия,
 
 
И чувствуешь, что вот пришла твоя пора,
И ты уже не та, какой была вчера,
Моя внезапная, нежданная Россия.
 

12 марта 1915

«Тебя господь накажет...»

 
Тебя господь накажет
За то, что ты – смешной;
Тебя навеки свяжет
Он с мукою земной.
 
 
Смеяться горько будешь
Над тусклой жизнью ты
И сам себя осудишь
За яркие мечты.
 
 
В немую бездну канут
Огни святых минут,
А люди не устанут
Кричать: «Эй, старый шут!»
 
 
Насмешками измучат, —
Ведь ты – смешной дурак!
И на лоб нахлобучат
Изношенный колпак,
 
 
И на арену кинут.
«Пляши, когда велят!»
Ну что ж! колпак надвинут,
Бубенчики звенят,
 
 
Смешные слезы мочат
Морщины блеклых щек,
И все кругом хохочут
На каждый твой прыжок.
 

5 мая 1915

«Обыдиотилась совсем...»

 
Обыдиотилась совсем,
Такая стала несравненная,
Почти что ничего не ем
И улыбаюсь, как блаженная,
 
 
И, если дурой назовут,
Приподниму я брови черные.
Мои мечты в раю цветут,
А здесь все дни мои покорные.
 
 
Быть может, так и проживу
Никем не узнанной царицею,
Дразня стоустую молву
Всегда безумной небылицею.
 

7 июня 1915 Волга

«Не презирай хозяйственных забот...»

 
Не презирай хозяйственных забот,
Люби труды серпа в просторе нивы,
И пыль под колесом, и скрип ворот,
И благостные кооперативы.
 
 
Не говори: «Копейки и рубли!
Завязнуть в них душой – такая скука!»
Во мгле морей прекрасны корабли,
Но создает их строгая наука.
 
 
Молитвы и мечты живой сосуд,
Господень храм, чертог высокий отчий,
Его внимательно расчислил зодчий,
Его сложил объединенный труд.
 
 
А что за песни спят eще, в народе!
Какие силы нищета гнетет!
Не презирай хозяйственных забот, —
Они ведут к восторгу и к свободе.
 

11 июля 1915

«Быть может, нисхожу я вниз...»

 
Быть может, нисхожу я вниз,
К долине темного заката,
Зато я никогда не грыз
И не преследовал собрата.
 
 
Не опалялся на того,
Кто больше взыскан громкой славой,
Не ополчался на него
Хулою зависти лукавой.
 
 
А если был порой суров
И отвращался от ничтожных,
И не творил себе богов
Из мелких идолов и ложных, —
 
 
Прости меня, всезрящий бог,
За верный труд всей долгой жизни,
За утомленье злых дорог
И за любовь мою к отчизне.
 

14 августа 1915 На Волге

На Волге

 
Плыву вдоль волжских берегов,
Гляжу в мечтаньях простодушных
На бронзу яркую лесов,
Осенней прихоти послушных.
 
 
И тихо шепчет мне мечта:
«Кончая век, уже недолгий,
Приди в родимые места
И догорай над милой Волгой».
 
 
И улыбаюсь я, поэт,
Мечтам сложивший много песен,
Поэт, которому весь свет
Для песнопения стал тесен.
 
 
Скиталец вечный, ныне здесь,
А завтра там, опять бездомный,
Найду ли кров себе и весь,
Где положу мой посох скромный?
 

21 сентября 1915 Волга. Кострома – Нагорево

Объявления

 
Нужны врачи и фельдшера, —
Так объявляют все газеты, —
Нужны портные-мастера.
А вот кому нужны поэты?
 
 
Где объявление найдешь:
«Поэта приглашаем на дом
Затем, что стало невтерпеж
Обычным объясняться складом.
 
 
И мы хотим красивых слов,
И души в плен отдать готовы!»
Купить имение готов.
Нужны молочные коровы.
 

23 февраля 1916 Орел – Поныри. Вагон

«На свете много благоуханной и озаренной красоты...»

 
На свете много благоуханной и озаренной красоты.
Забава девам, отрада женам – весенне-белые цветы.
Цветов весенних милее жены, желанней девы, – о них
мечты.
Но кто изведал уклоны жизни до вечно темной, ночной
черты,
Кто видел руку над колыбелью у надмогильной немой
плиты,
Тому понятно, что в бедном сердце печаль и радость
навек слиты.
Ликуй и смейся над вещей бездной, всходи беспечно
на все мосты,
А эти стоны: «Дышать мне нечем, я умираю!» —
поймешь ли ты?
 

4 мая 1916 Таганрог – Ялта

«Хнык, хнык, хнык!»...»

 
«Хнык, хнык, хнык!» —
Хныкать маленький привык.
 
 
Прошлый раз тебя я видел, —
Ты был горд,
Кто ж теперь тебя обидел,
Бог иль черт?
 
 
«Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык.
 
 
Ах, куда, куда ни скочишь,
Всюду ложь.
Поневоле, хоть не хочешь,
Заревешь.
 
 
Хнык, хнык, хнык!» —
Хныкать маленький привык.
 
 
Что тебе чужие бредни,
Милый мой?
Ведь и сам ты не последний,
Крепко стой!
 
 
«Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык. —
 
 
Знаю, надо бы крепиться,
Да устал.
И придется покориться,
Кончен бал.
 
 
Хнык, хнык, хнык!» —
Хныкать маленький привык.
 
 
Ну так что же! Вот и нянька
Для потех.
Ты на рот старухи глянь-ка, —
Что за смех!
 
 
«Хнык, хнык, хнык! —
Хныкать маленький привык. —
 
 
Этой старой я не знаю,
Не хочу,
Но её не отгоняю
И молчу.
 
 
Хнык, хнык, хнык!» —
Хныкать маленький привык.
 

5 сентября 1916 Княжнино

«Какая покорность в их плаче...»

 
Какая покорность в их плаче!
Какая тоска!
И как же иначе?
Бежит невозвратно река.
 
 
Уносятся грузные барки
С понурой толпой,
И слушают Парки
Давно им наскучивший вой.
 
 
К равнине уныло
Осенние никнут дожди.
Уж раз проводила,
Так сына обратно не жди.
 
 
Уж слезы разлучные льются,
Кропя его путь.
Ему не вернуться
Припасть на вскормившую грудь.
 
 
Там, где-то в чужбине,
Далёко от знаемых мест,
В чужой домовине
Он ляжет под дружеский крест.
 

1 октября 1916 Ардаши – Ряхино. Вагон

«Пробегают грустные, но милые картины...»

 
Пробегают грустные, но милые картины,
Сотни раз увиденный аксаковский пейзаж.
Ах, на свете все из той же самой глины,
И природа здесь всегда одна и та ж!
 
 
Может быть, скучает сердце в смене повторений,
Только что же наша скука? Пусть печалит, пусть!
Каждый день кидает солнце сети теней,
И на розовом закате тишь и грусть.
 
 
Вместе с жизнью всю ее докучность я приемлю,
Эти речки и проселки я навек избрал,
И ликует сердце, оттого что в землю
Солнце вновь вонзилось миллионом жал.
 

5 октября 1916 Люблинская – Омск. Вагон

«Только мы вдвоем не спали...»

 
Только мы вдвоем не спали,
Я и бледная луна.
Я был темен от печали,
А луна была ясна.
 
 
И луна, таясь, играя
Сказкой в зыблемой пыли,
Долго медлила у края
Тьмою дышащей земли.
 
 
Но, восторгом опьяненный,
Я взметнул мою луну
От земли, в нее влюбленной,
Высоко на крутизну.
 
 
Что порочно, что безгрешно,
Вместе всё луна сплела, —
Стала ночь моя утешна,
И печаль моя – светла.
 

7 октября 1916 Омск – Новониколаевск. Вагон

«Душа моя, благослови...»

 
Душа моя, благослови
И упоительную нежность,
И раскаленную мятежность,
И дерзновения любви.
 
 
К чему тебя влечет наш гений,
Твори и в самый темный день,
Пронзая жуть, и темь, и тень
Сияньем светлых вдохновений.
 
 
Времен иных не ожидай, —
Иных времен и я не стою, —
И легкокрылою мечтою
Уродства жизни побеждай.
 

30 ноября 1916

«Как остро наточил я стрелы...»

 
Как остро наточил я стрелы!
Как отравил я острия!
Какие дальние пределы
Для стрел моих наметил я!
 
 
Но отчего же враг не воет,
Предсмертную почуяв боль?
Да что, – и говорить не стоит, —
Ах, на колчане бандероль!
 
 
И вот ликующую братью
Не нижет острая стрела,
И за казенною печатью
Колчан мой лента обвила.
 

25 января 1917

«Как ярко возникает день...»

 
Как ярко возникает день
В полях оснеженных, бегущих мимо!
Какая зыбкая мелькает тень
От беглых белых клочьев дыма!
 
 
Томившая в ночном бреду,
Забыта тягость утомлений,
И память вновь приводит череду
Давно не мной придуманных сравнений.
 
 
И сколько б на земле ни жить,
Но радостно над каждым утром
Всё тем же неизбежным перламутром
И тою и бирюзою ворожить.
 
 
Людей встречать таких же надо снова,
Каких когда-то знал Сократ,
А к вечеру от счастия земного
Упасть в тоске у тех же врат,
 
 
И так же заломивши руки,
И грудью жадною вдыхая пыль,
Опять перековать в ночные муки
Земную сладостную быль.
 

4 февраля 1917 Бахмач – Гомель

«Тяжелый и разящий молот...»

 
Тяжелый и разящий молот
На ветхий опустился дом.
Надменный свод его расколот,
И разрушенье словно гром.
 
 
Все норы самовластных таин
Раскрыл ликующий поток,
И если есть меж нами Каин,
Бессилен он и одинок.
 
 
И если есть средь нас Иуда,
Бродящий в шорохе осин,
То и над ним всевластно чудо,
И он мучительно один.
 
 
Восторгом светлым расторгая
Змеиный ненавистный плен,
Соединенья весть благая
Создаст ограды новых стен.
 
 
В соединении – строенье,
Великий подвиг бытия.
К работе бодрой станьте, звенья
Союзов дружеских куя.
 
 
Назад зовущим дети Лота
Напомнят горькой соли столп.
Нас ждет великая работа
И праздник озаренных толп.
 
 
И наше новое витийство,
Свободы гордость и оплот,
Не на коварное убийство —
На подвиг творческий зовет.
 
 
Свободе ль трепетать измены?
Дракону злому время пасть.
Растают брызги мутной пены,
И только правде будет власть!
 

15 марта 1917

«Народ торжественно хоронит...»

 
Народ торжественно хоронит
Ему отдавших жизнь и кровь.
И снова сердце стонет,
И слезы льются вновь.
 
 
Но эти слезы сердцу милы,
Как мед гиметских чистых сот.
Над тишиной могилы
Свобода расцветет.
 

22 марта 1917

Анне Ахматовой

 
Прекрасно все под нашим небом,
И камни гор, и нив цветы,
И, вечным справедливым Фебом
Опять обласканная, ты,
 
 
И это нежное волненье,
Как в пламени синайский куст,
Когда звучит стихотворенье,
Пчела над зыбким медом уст,
 
 
И кажется, что сердце вынет
Благочестивая жена
И милостиво нам подвинет,
Как чашу пьяного вина.
 

23 марта 1917

Расточитель

 
Измотал я безумное тело,
Расточитель дарованных благ,
И стою у ночного предела,
Изнурен, беззащитен и наг.
 
 
И прошу я у милого бога,
Как никто никогда не просил:
«Подари мне еще хоть немного
Для земли утомительной сил.
 
 
Огорченья земные несносны,
Непосильны земные труды,
Но зато как пленительны весны,
Как прохладны объятья воды!
 
 
Как пылают багряные зори,
Как мечтает жасминовый куст!
Сколько ласки в лазоревом взоре
И в лобзании радостных уст!
 
 
И еще вожделенней лобзанья,
Ароматней жасминных кустов
Благодатная сила мечтаньй
И певучая сладость стихов.
 
 
У тебя, милосердного бога,
Много славы, и света, и сил.
Дай мне жизни земной хоть немного,
Чтоб я новые песни сложил!»
 

13 июня 1917 Княжнино, под Костромой

Девочкa Луна

 
Ты хочешь, девочка луна,
Скользящая в просторах неба,
Отведать горнего вина
И нашего земного хлеба.
 
 
Одежды золотая сеть
Пожаром розовым одела
Так непривыкшее гореть
Твое медлительное тело.
 
 
Вкусив таинственную смесь
Того, что в непонятном споре
Разделено навеки здесь,
Поешь ты в благодатном хоре.
 
 
Твой голос внятен только мне,
И, опустив глаза, я внемлю,
Как ты ласкаешь в тишине
Мечтательною песней землю.
 

12 августа 1917 Поля под Костромой

«Насладился я жизнью, как мог...»

 
Насладился я жизнью, как мог,
Испытал несказанные пытки,
И лежу, изнемогши, у ног
Той, кто дарит страданье в избытке.
 
 
И она на меня не глядит,
Но уста ее нежно-лукавы,
И последнюю, знаю, таит
И сладчайшую чашу отравы
 
 
Для меня. Нe забудет меня
И меня до конца не оставит,
Все дороги последнего дня
Нежной лаской своей излукавит.
 

3 июня 1918 Петроград – Кострома. Вагон

«И это небо голубое...»

 
И это небо голубое,
И эта выспренняя тишь!
И кажется, дитя ночное,
К земле стремительно летишь,
 
 
И радостные взоры клонишь
На безнадежную юдоль,
Где так мучительно застонешь,
Паденья ощутивши боль.
 
 
А всё-таки стремиться надо
И в нетерпении дрожать.
Не могут струи водопада
Свой бег над бездной задержать.
 
 
Не может солнце стать незрячим,
Не расточать своих лучей,
Чтобы, рожденное горячим,
Всё становиться горячей.
 
 
Порыв,стремленье, лихорадка —
Закон рожденных солнцем сил.
Пролей же в землю без остатка
Всё, что от неба получил.
 

6 – 7 июня 1918 Княжнино

Астероид

 
В путях надмарсовых стремлюсь вкруг солнца я,
Земле неведомый и темный астероид.
Расплавленный металл – живая кровь моя,
И плоть моя – трепещущий коллоид.
 
 
Приникнуть не могу к тебе, земной двойник,
Отвеян в пустоту дыханием Дракона.
Лишь издали гляжу на солнцев светлый лик,
И недоступно мне земное лоно.
 
 
Завидую тебе: ты волен, слабый друг,
Менять свои пути, хотя и в малом круге,
А мой удел – чертить все тот же вечный круг
Всё в той же бесконечно-скучной вьюге.
 

7 июня 1918 Княжнино – Кострома. Дорога