Текст книги "Полное собрание стихотворений"

«Милая мать, ты – Мадонна...»

 
Милая мать, ты – Мадонна,
А твой сын – младенец Христос.
Учи его умирать без стона,
Учи его страдать без слез.
 
 
Больше ничего от тебя не надо.
Его судьбы ты никогда не поймешь.
Завидишь сени Гефсиманского сада —
Сама вонзи себе в сердце нож.
 

8 августа 1918 Княжнино

«Дорога от дождя размокла...»

 
Дорога от дождя размокла.
Я подвернул мои штаны.
Босые ноги, точно свекла,
Совсем от холода красны.
 
 
Иду с трудом по липкой грязи.
Из-за пролившихся дождей
Не стану порывать я связи
С землею милою моей.
 
 
Пусть грязь, тесняся через пальцы,
Марает ноги, – ну так что ж!
Бредут к святым местам скитальцы,
И ты до дома добредешь.
 

26 сентября 1918

«Алый мак на желтом стебле...»

 
Алый мак на желтом стебле,
Папиросный огонек,
Синей змейкою колеблясь,
Поднимается дымок.
 
 
Холодея, серый пепел
Осыпается легко.
Мой приют мгновенно-тепел,
И ничто не глубоко.
 
 
Жизнь, свивайся легким дымом!
Ничего уже не жаль.
Даль в тумане еле зрима, —
Что надежды! Что печаль!
 
 
Всё приходит, всё отходит,
Развевается, как дым;
И в мечтаньях о свободе,
Улыбаясь, отгорим.
 

20 марта 1919

«Благодарю тебя, перуанское зелие...»

 
Благодарю тебя, перуанское зелие!
Что из того, что прошло ты фабричное ущелие
 
 
Всё же мне дарит твое курение
Легкое томное головокружение.
 
 
Слежу за голубками дыма и думаю:
Если б я был царем Монтезумою,
 
 
Сгорая, воображал бы я себя сигарою,
Благоуханною, крепкою, старою.
 
 
Огненной пыткой вконец истомленному,
Улыбнулась бы эта мечта полусожженному.
 
 
Но я не царь, безумно сожженный жестокими,
Твои пытки мне стали такими далекими.
 
 
Жизнь мне готовит иное сожжение,
А пока утешай меня, легкое тление,
 
 
Отгоняй от меня, дыхание папиросное,
Наваждение здешнее, сердцу несносное,
 
 
Подари мне мгновенное, зыбкое веселие.
Благословляю тебя, перуанское зелие!
 

25 марта 1919

«Я испытал превратности судеб...»

 
Я испытал превратности судеб
И видел много на земном просторе.
Трудом я добывал свой хлеб,
И весел был, и мыкал горе.
 
 
На милой, мной изведанной земле
Уже ничто теперь меня не держит,
И пусть таящийся во мгле
Меня стремительно поверяет.
 
 
Но есть одно, чему всегда я рад
И с чем всегда бываю светло-молод, —
Мой труд. Иных земных наград
Не жду за здешний дикий холод,
 
 
Когда меня у входа в Парадиз
Суровый Петр, гремя ключами, спросит:
»Что сделал ты?» – меня он вниз
Железным посохом не сбросит.
 
 
Скажу: «Слагал романы и стихи,
И утешал, но и вводил в соблазны,
И вообще мои грехи,
Апостол Петр, многообразны.
 
 
Но я – поэт». И улыбнется он,
И разорвет грехов рукописанье,
И смело в рай войду, прощен,
Внимать святое ликованье.
 
 
Нe затеряется и голос мой
В хваленьях ангельских, горящих ясно.
Земля была моей тюрьмой,
Но здесь я прожил не напрасно.
 
 
Горячий дух земных моих отрав,
Неведомых чистейшим серафимам,
В благоуханье райских трав
Вольется благовонным дымом.
 

8 апреля 1919

«Для тебя, ликующего Феба...»

 
Для тебя, ликующего Феба,
Ясны начертанья звездных рун,
Светлый бог! ты знаешь тайны неба,
Движешь солнцы солнц и луны лун.
 
 
Что тебе вся жизнь и все томленье
На одной из зыблемых земель!
Но и мне ты даришь вдохновенье,
Завиваешь Вакхов буйный хмель.
 
 
И мечтой нетленной озлатило
Пыльный прах на медленных путях
Солнце, лучезарное светило,
Искра ясная в твоих кудрях.
 
 
От тебя, стремительного бога,
Убегают, тая, силы зла,
И твоя горит во мне тревога.
Я – твоя пернатая стрела.
 
 
Мне ты, Феб, какую цель наметил,
Как мне знать и как мне разгадать!
Но тобою быстрый лет мой светел,
И не мне от страха трепетать.
 
 
Пронесусь над косными путями,
Прозвучу, как горняя свирель,
Просияю зоркими лучами
И вонжусь в намеченную цель.
 

11 мая 1919

«Мне паутину не плести...»

 
Мне паутину не плести,
Хочу идти все к той же цели.
Свивайтесь, косные пути!
Качайтесь, томные качели!
 
 
И утешенье, и печаль,
И озарения, и тени
В неведомую манят даль,
Под неизведанные сени.
 
 
Так, я судьбу мою постиг,
И пусть судьба мне вяжет сети,
Иду вперед, и каждый миг
Тенета разрываю эти.
 

17 мая 1919

«Ты дал мне душу зыбкую...»

 
Ты дал мне душу зыбкую,
Как папиросный дым,
Ты наделил меня улыбкою,
С которою следим
Мы, вещие, кружение
Медлительных веков
И легкое сожжение
Заморских табаков.
 
 
Прими мое курение
Как сладкий фимиам.
С ним шлю тебе моление,
И душу с ним отдам
В тот час, когда курносая
С улыбкой ледяной
Примчится, длиннокосая,
За мной.
 

17 aвгуста 1919

«Бесконечно длинный...»

 
Бесконечно длинный,
ровный, тонкий, звонкий,
весь из светлой стали,
Льется под колеса
скучный путь рекою
в дальние края,
И, качаясь томно
от надежды беглой
до святой печали,
Уношусь безвольно,
странник самовольный,
и мечтаю я.
Поле зеленеет,
ландыш дышит нежно,
солнце светит ясно...
По лесным тропинкам
в тишину и в тени
хорошо б идти...
Тяжкие колеся
громыхают мерно,
но душа бесстрастна,
Мудрости покорной
на земле жестокой
все равны пути.
 

22 мая 1920 Химки – Москва. Вагон

«Поэт, ты должен быть бесстрастным...»

 
Поэт, ты должен быть бесстрастным,
Как вечно справедливый бог,
Чтобы не стать рабом напрасным
Ожесточающих тревог.
 
 
Bоспой какую хочешь долю,
Но будь ко всем равно суров.
Одну любовь тебе позволю,
Любовь к сплетенью верных слов.
 
 
Одною этой страстью занят,
Работай, зная наперед,
Что жала слов больнее ранят,
Чем жала пчел,дающих мед.
 
 
И муки и услады слова, —
В них вся безмерность бытия.
Не надо счастия иного.
Вот круг, и в нем вся жизнь твоя.
 
 
Что стоны плачущих безмерно
Осиротелых матерей?
Чтоб слово прозвучало верно,
И гнев и скорбь в себе убей.
 
 
Любить, надеяться и верить?
Сквозь дым страстей смотреть на свет?
Иными мерами измерить
Bcё в жизни должен ты, поэт.
 
 
Заставь заплакать, засмеяться.
Но сам не смейся и не плачь,
Суда бессмертного боятся
Должны и жертва и палач.
 
 
Всё ясно только в мире слова,
Вся в слове истина дана.
Всё остальное – бред земного
Бесследно тающего сна.
 

22 – 23 мая 1920 Москва

«В стихийном буйстве жизни дикой...»

 
В стихийном буйстве жизни дикой
Бесцельно, суетно спеша,
Томясь усталостью великой,
Хладеет бедная душа.
 
 
Замкнись, же в тесные пределы,
В труде упорном отдохни,
И думы заостри, как стрелы,
И разожги свои огни.
 

23 мая 1920 Москва

«Не свергнуть нам земного бремени...»

 
Не свергнуть нам земного бремени.
Изнемогаем на земле,
Томясь в сетях пространств и времени,
Во лжи, уродстве и во зле.
 
 
Весь мир для нас – тюрьма железная,
Мы – пленники, но выход есть.
О родине мечта мятежная
Отрадную приносит весть.
 
 
Поднимешь ли глаза усталые
От подневольного труда —
Вдруг покачнутся зори алые
Прольется время, как вода.
 
 
Качается, легко свивается
Пространств тяжелых пелена,
И, ласковая, улыбается
Душе безгрешная весна.
 

24 мая 1920 Москва

«Снова покачнулись томные качели...»

 
Снова покачнулись томные качели.
Мне легко и сладко, я люблю опять.
Птичьи переклички всюду зазвенели.
Мать Земля не хочет долго тосковать.
 
 
Нежно успокоит в безмятежном лоне
Всякое страданье Мать сыра Земля,
И меня утешит на последнем склоне,
Простодушным зельем уберет поля.
 
 
Раскачайтесь выше, зыбкие качели!
Рейте, вейте мимо, радость и печаль!
Зацветайте, маки, завивайтесь, хмели!
Ничего не страшно, ничего не жаль.
 

24 мая 1920 Москва

«Поднимается дева по лесенке...»

 
Поднимается дева по лесенке
И поет, соловьем заливается.
Простодушный напев милой песенки
С ароматом весенним свивается.
Ах, веселые, нежные песенки
Сладко петь и на узенькой лесенке.
 
 
Поднимается к тесной светелочке,
Веселей голубка сизокрылого.
Там любимые книги на полочке,
На столе фотография милого.
Ах, уютно в непышной светелочке, —
Память милого, книги на полочке.
 
 
Вот вошла, открывает окошечко
И поет, соловьем заливается.
На плечо к ней вскарабкалась кошечка
И к веселой хозяйке ласкается.
Ах, весна улыбнулась в окошечко,
Забавляет, мурлыкает кошечка.
 

29 -30 мая 1920 Москва

«В норе темно и мглисто...»

 
В норе темно и мглисто,
Навис тяжелый свод,
А под норою чисто
Стремленье горных вод.
 
 
Нору мою оставлю,
Построю крепкий дом,
И не простор прославлю,
Не светлый водоем,
 
 
Прославлю я ограды
И крепость новых стен,
И мирные отрады,
И милый сердцу плен.
 
 
Тебя, оград строитель,
Прославить надо мне.
Ликующий хранитель,
Живи в моем огне.
 
 
Все ночи коротая
В сырой моей норе
И утром насекая
Заметки на коре,
 
 
Скитаяся в пустыне,
В пыли дневных дорог,
В безрадостной гордыне
Я сердцем изнемог.
 
 
Устал я. Сердцу больно.
Построить дом пора.
Скитаний мне довольно.
Прощай, моя нора!
 
 
Хочу я новоселья,
Хочу свободных слов,
Цветов, Огней, веселья,
Вина, любви, стихов!
 

3 июля 1920

«Птичка низко над рекою...»

 
Птичка низко над рекою
Пронеслась, крылом задела
Всколыхнувшуюся воду
И лазурною стезею
Снова быстро полетела
На простор и на свободу.
 
 
Ветер вольный, быстролетный
На дороге взвеял пылью,
Всколыхнул кусты и воду
И помчался, беззаботный,
Над земною скучной былью
На простор и на свободу.
 
 
Людям песенку сложил я,
Словно лодочку столкнул я
С отмели песочной в воду,
И о песне позабыл я,
И опять мечте шепнул я:
«На простор и на свободу!»
 

4 июля 1920 Княжнино

«Ветер наш разгульный...»

 
Ветер наш разгульный,
Вeтep наш земной,
Песни богохульной
Надо мной не пой.
 
 
Кто подобен ветру,
Тот потупит взгляд.
Стих покорен метру,
Сердце бьется в лад.
 
 
Правит нашим миром
Светлый Аполлон.
Сердцу, песням, лирам
Жизнь дарует он.
 
 
Все земные доли
Он из солнца льет.
Он и ветру в поле
Указал полет.
 
 
Ветер, ветер вольный,
Вождь летучих туч,
Ты не силой дольной
Волен и могуч.
 

4 июля 1920 Княжнино

«Широк простор, и долог путь...»

 
Широк простор, и долог путь,
И высоко простерлось небо.
Безгранен мир, и отдохнуть
Не хочет ветреная Геба.
 
 
Звезду к звезде примкнул эфир,
Вихреобразный, крепче стали.
Все так же буен вечный пир,
И кони Феба не устали.
 
 
Всё чаша дивная полна,
Всемирные нетленны узы.
Не истощатся времена,
Пространств не расточатся грузы.
 
 
Но этот мир весь – только след
Иного мира. Он неведом,
И речь о нем – безумный бред,
Eй навсегда остаться бредом.
 
 
И в мире том живу я, цел
От первых вздохов до могилы.
Юдольный проходя удел,
По мигам растворяю силы.
 
 
Я поглощаю в каждый миг
И предаю земле земное,
И лишь в гаданиях постиг
Предначертанье роковое.
 
 
О том, чем жизнь моя жива,
Сказать мечта напрасно хочет.
Мертвы и холодны слова,
Альдонса грубая хохочет.
 
 
Еще всесильная теперь,
Она с мечтой бессмертной спорит.
Альдонса, бедная, поверь, —
Нам Дульцинея дверь отворит.
 
 
И, в несказанном бытии
Земные свергнувши вериги,
Опять соединим свои,
Здесь расточаемые, миги.
 

4 июля 1920 Княжнино

«Людская душа – могила...»

 
Людская душа – могила,
Где сотворивший мирно спит.
Жизнь живую земля покрыла,
Травами, цветами она говорит.
 
 
Приходи помечтать над могилой,
Если сам не умер давно.
Проснется с несказанною силой
Всё, что казалось темно,
 
 
И травы приклонятся к травам,
Цветы улыбнутся цветам,
И ветер зашепчет дубравам,
Нивам, полям и кустам.
 

7 июля 1920 Княжнино

«Твоя любовь – тот круг магический...»

 
Твоя любовь – тот круг магический,
Который нас от жизни отделил.
Живу не прежней механической
Привычкой жить, избытком юных сил.
 
 
Осталось мне безмерно малое,
Но каждый атом здесь объят огнем.
Неистощимо неусталое
Пыланье дивное – мы вместе в нем.
 
 
Пойми предел, и устремление,
И мощь вихреобразного огня,
И ты поймешь, как утомление
Безмерно сильным делает меня,
 

11 июля 1920

Баллада о высоком доме

 
Дух строителя немеет,
Обессиленный в подвале.
Выше ветер чище веет,
Выше лучше видны дали,
Выше ближе к небесам.
Воплощение верной чести,
Возводи строение выше
На высоком, гордом месте,
От фундамента до крыши
Всё открытое ветрам.
Пыль подвалов,любят мыши,
Высота нужна орлам.
 
 
Лист, ногою смятый, тлеет
На песке, томясь в печали.
Крот на свет взглянуть не смеет,
Звезды не ему мерцали.
Ты всходи по ступеням,
Слушай радостные вести,
Притаившись в каждой нише,
И к ликуюощей невесте
Приникай всё ближе, тише,
Равнодушный к голосам
Петуха, коня и мыши.
Высота нужна орлам.
 
 
Сердце к солнцу тяготеет,
Шумы жизни замолчали
Там, где небо пламенеет,
Туч расторгнувши вуали.
Посмотри в долину, – там
Флюгер маленький из жести,
К стенкам клеятся афиши,
Злость, припуталася к лести,
Люди серые, как мыши,
Что-то тащат по дворам...
Восходи же выше, выше,
Высота нужна орлам.
 
 
послание
 
 
Поднимай, строитель, крыши
Выше, выше к облакам.
Пусть снуют во мраке мыши,
Высота нужна орлам.
 

14 июля 1920 Княжнино

«Пал на небо серый полог...»

 
Пал на небо серый полог,
Серый полог на земле.
Путь во мгле безмерно долог,
Долог путь в туманной мгле.
Веет ветер, влажный, нежный,
Влажно-нежный, мне в лицо.
Ах, взошел бы, безмятежный,
На заветное крыльцо!
 
 
Постоял бы у порога,
У порога в светлый дом,
Помечтал бы хоть немного,
Хоть немного под окном,
И вошел бы, осторожный,
Осторожно в тот приют,
Где с улыбкой бестревожной
Девы мудрые живут!
 

20 июля 1920

«Песок, текучий как струя...»

 
Песок, текучий как струя,
Весь чистый, белый и сухой;
Здесь прохожу неспешно я
С дорожной сумкою, босой.
 
 
Легко и тихо все вокруг,
Ни хохота, ни мук, ни слез,
И лишь звенит поволжский луг
От стрекотания стрекоз.
 

21 июля 1920 Княжнино

«Сквозь туман едва заметный...»

 
Сквозь туман едва заметный
Тихо блещет Кострома,
Словно Китеж, град заветный, —
Храмы, башни, терема.
 
 
Кострома – воспоминанья,
Исторические сны,
Легендарные сказанья,
Голос русской старины,
 
 
Уголок седого быта,
Новых фабрик и купцов,
Где так много было скрыто
Чистых сил и вещих снов.
 
 
В золотых венцах соборов,
Кострома, светла, бела,
В дни согласий и раздоров
Былью русскою жила.
 
 
Но от этой были славной
Сохранила что она?
Как в Путивле Ярославна,
Ждет ли верная жена?
 

5 – 22 июля 1920 Княжнино

«Туман и дожль. Тяжелый караван...»

 
Туман и дожль. Тяжелый караван
Лохматых туч влачится в небе мглистом.
Лесною гарью воздух горько пьян,
И сладость есть в дыхании смолистом,
И радость есть в уюте прочных стен,
И есть мечта, цветущая стихами.
Печальный час, и ты благословен
Любовью, сладкой памятью и снами.
 

24 июля 1920 Княжнино

«Узнаёшь в тумане зыбком...»

 
Узнаёшь в тумане зыбком
Всё, чем сердце жило прежде,
Возвращаешься к улыбкам
И к мечтательной надежде.
 
 
Кто-то в мочки пару серег,
Улыбаясь, продевает
И на милый, светлый берег
Тихой песней призывает,
 
 
Посидеть на куче бревен,
Где тихонько плещут волны,
Где песочный берег ровен,
Поглядеть рыбачьи челны,
 
 
Рассказать, чем сердце жило,
Чем болело и горело,
И кого оно любило,
И чего оно хотело.
 
 
Так мечтаешь, хоть недолго,
О далекой, об отцветшей.
Имя сладостное Волга
Сходно с именем ушедшей.
 
 
В тихий день воспоминанья
Так утешны эти дали,
Эти бледные мерцанья,
Эти мглистые вуали.
 

24 июля 1920 Княжнино

«Когда я стану умирать...»

 
Когда я стану умирать,
Не запоет ли рядом птичка,
И не проснется ли привычка
В бессильи силы собирать?
 
 
Мой вздох последний замедляя,
Не встанет ли передо мной
Иная жизнь, иной весной
Меня от смерги откликая?
 
 
Не в первый раз рожденный, я
Смерть отклоню упрямой волей
И отойду от смертных болей
Еще послушать соловья,
 

30 июля 1920 Княжнино

«Знойно туманится день...»

 
Знойно туманится день,
Гарью от леса несет,
Тучи лиловая тень
Тихо над Волгой ползет.
 
 
Знойное буйство, продлись!
Длися, верховный пожар!
Чаша земная, курись
Неистощимостью чар!
 
 
Огненным зноем живу,
Пламенной песней горю,
Музыкой слова зову
Я бирюзу к янтарю.
 
 
Тлей и алей, синева,
В буйном кружении вьюг!
Я собираю слова,
Как изумруд и жемчуг,
 

1 августа 1920 Княжнино

«Туманы над Волгою милой...»

 
Туманы над Волгою милой
Не спорят с моею мечтой,
И всё, что, блистая, томило,
За мглистою никнет чертой.
 
 
Туманы над милою Волгой
В забвении тусклых болот
Пророчат мне счастья недолгий,
Но сладостно-ясный полет.
 

3 августа 1920 Княжнино

«Сквозь вещий сумрак настроений...»

 
Сквозь вещий сумрак настроений
Ко мне всегда приходишь ты,
И неизбежность повторений
Слагает те же все черты.
 
 
Одно и то же любим вечно,
Одна и та же все мечта,
Одним стремленьем бесконечно
Дyша живая занята,
 
 
И радость светлых вдохновений,
С земной сплетаяся мечтой,
Вливает яды настроений
Всё в тот же кубок золотой.
 

3 августа 1920 Княжнино

«Приди ты поздно или рано...»

 
Приди ты поздно или рано,
Все усложни или упрость,
Словами правды иль обмана, —
Ты мне всегда желанный гость.
 
 
Люблю твой взор, твою походку
И пожимянье тонких плеч,
Когда в мечтательную лодку
Тебя стремлюся я увлечь,
 
 
Чтобы, качаяся на влаге
Несуществующей волны,
Развивши паруса и флаги,
На остров плыть, где реют сны,
 
 
Бессмертно ясные навеки,
Где радость разовых кустов
Глубокие питают реки
Среди высоких берегов,
 
 
Где весело смеются лети,
Тела невинно обнажа,
Цветами украшая эти
Твои чертоги, госпожа.
 

2 сентября 1920 Бологое – Вишера. Вагон

Дон-Кихот

 
Бессмертною любовью любит
И не разлюбит только тот,
Кто страстью радости не губит,
Кто к звездам сердце вознесет,
Кто до могилы пламенеет, —
Здесь на земле любить умеет
Один безумен Дон-Кихот.
 
 
Он видит грубую Альдонсу,
Но что ему звериный пот,
Который к благостному солнцу
Труды земные вознесет!
Пылая пламенем безмерным,
Один он любит сердцем верным,
Безумец бедный, Дон-Кихот.
 
 
Преображает в Дульцинею
Он деву будничных работ
И, преклоняясь перед нею.
Ей гимны сладкие поет.
Что юный жap любви мгновенной
Перед твоею неизменной
Любовью, старый Дон-Кихот!
 

26 октября 1920

«Всё выше поднимаюсь я...»

 
Всё выше поднимаюсь я,
И горний воздух чище, реже,
Но та же все судьба моя,
И настроения все те же.
 
 
В земном томительном бреду
Ни сожаленья, ни пощады,
Но и за гробом не найду
Ни утешенья, ни награды.
 
 
Мне горький хлеб для жизни дан,
Я мукой огненной испытан,
Одна из многих обезьян,
И я моим Творцом не считан.
 
 
Я брошен и бешенство стихий
Песчинкою в горсти песчинок,
И дразнит, вызывает Змий
На безнадежный поединок,
 
 
Чтоб, демон, сжав сухой рукой
Меня с другими л ком шипящий,
Швырнул с улыбкой ледяной
В котел блестящий и кипящий,
 
 
Да переплавлюсь я в огне
Жестоких и безумных пыток,
Да будет сладостен не мне,
Не нам готовимый напиток.
 

22 декабря 1920

«Яро длился милый день...»

 
Яро длился милый день
И склонился под плетень.
Тот, кто любит жить со мглой,
Проводил его хулой.
 
 
Страстным пьяная вином,
Ночь маячит за окном,
Шепчет ветру: «Помолчи!
Потеряла я ключи».
 
 
Всходит томная луна,
Как невольница бледна,
Шепчет ветру: «Будет срок,
Раскует мой брат замок».
 
 
Что же делать ночью мне?
Посидеть ли на окне,
Помечтать ли о былом,
Погадать ли об ином?
 
 
Добрый день погас давно.
Затворить пора окно
И тому, кто может спать,
Доброй ночи пожелать.
 

5 февраля 1921 Москва

«Снова саваны надели...»

 
Снова саваны надели
Рощи, нивы и луга.
Надоели, надоели
Эти белые снега,
 
 
Эта мертвая пустыня,
Эта дремлющая тишь!
Отчего ж, душа-рабыня,
Ты на волю не летишь,
 
 
К буйным волнам океана,
К шумным стогнам городов,
На размах аэроплана,
В громыханье поездов,
 
 
Или, жажду жизни здешней
Горьким ядом утоля,
В край невинный, вечно вешний,
В Элизийские поля?
 

18 февраля 1921

«Овеществленная дремота...»

 
Овеществленная дремота —
Адмиралтейская игла,
Вверху кораблик. Позолота
На них мечтательно светла.
 
 
Нa это, легкое мечтанье,
Летящее в святую весь,
Так непохожа строгость зданья,
Кoторое воздвиглось здесь.
 
 
В определеных, ясных тонах
И кpасных крыш пологий склон,
И барельефы на фронтонах,
И охра стен, и мел колонн.
 
 
А там, за каменным порогом,
В стальной замкнувшися затвор,
Чертог вознесся за чертогом,
С большими окнами в простор.
 
 
Там собирались адмиралы.
Пройдя багровый дым боев,
Они вступали в эти залы
Для управительных трудов.
 
 
Пестрели ленты, и сверкали
Медали, звезды, ордена,
Брильянты, золото, эмали,
Всё, чем кокетлива война.
 
 
Засматривался часто чертик,
Тщеславья или власти бес,
На золоченый тонкий кортик
И на эмалевый эфес.
 
 
Кораблик плыл, гоним ветрами,
Как все кораблики плывут,
И проносились перед нами
Цусима, Чесма и Гангут.
 
 
Так переменчивые годы
Текли, текут и будут течь
В веках неволи и свободы,
Пока не перекован меч.
 

18 – 20 апреля 1921

«Порой томится Дульцинея...»

 
Порой томится Дульцинея,
От темной ревности бледна,
Но кто ей скажет: «Дульцинея,
Ты Дон-Кихоту не верна!»
 
 
Изменит грубая Альдонса,
Любой приманкою взята,
Но кто же скажет ей: «Альдонса,
Для Дон-Кихота ты свята!»
 
 
Душою прилепляясь к многим,
Одну прославил Дон-Кихот.
Даруя милости убогим,
Не изменяет Дон-Кихот.
 

28 апреля 1921

«Стремит таинственная сила...»

 
Стремит таинственная сила
Миры к мирам, к сердцам сердца,
И ты напрасно бы спросила,
Кто разомкнет обвод кольца.
 
 
Любовь и Смерть невинны обе,
И не откроет нам Творец,
Кто прав, кто нет в любви и в злобе,
Кому хула, кому венец.
 
 
Но всё правдиво в нашем мире,
В нем тайна есть, но нет в нем лжи.
Мы – гости званые на пире
Великодушной госпожи.
 
 
Душа, восторгом бесконечным
Живи, верна одной любви,
И, силам предаваясь вечным,
Закон судьбы благослови.
 

29 апреля 1921

«Заря на закате...»

 
Заря на закате
Опоясалась тучей.
На воздух пускайте
Ваш кораблик летучий,
 
 
Беспечные дети!
На безмерную шалость
Дерзайте, развейте
Безнадежность, усталость.
 
 
Покровы тумана,
Дымы былей сгоревших —
Для нас только тайна,
Не для вас, возлетевших.
 
 
Вам голос поэта
В потемнении неба
Звучит, словно флейта
Уходящего Феба.
 

1 мая 1921

«Кругом насмешливые лица...»

 
Кругом насмешливые лица, —
Сражен безумный Дон-Кихот.
Но знайте все, что есть светлица,
Где Дон-Кихота дама ждет.
 
 
Рассечен шлем, копье сломалось,
И отнят щит, и порван бант,
Забыв про голод и усталость,
Лежит убитый Росинант.
 
 
В изнеможении, в истоме
Пешком плетется Дон-Кихот.
Он знает, что в хрустальном доме
Царица Дон-Кихота ждет.
 

2 мая 1921