Текст книги "Яйцо"

Дюгомье будто прирос к месту. Он стоит, окаменев, с протянутыми вперед руками. В левой двери появляется с метлой в руках консьержка.

Консьержка (кричит безумным голосом). Мсье Мажис! Мсье Мажис!

Громко звучат фанфары. Играет сигнал «Выход гладиаторов». Цирковой выход председателя суда, заместителя прокурора и адвоката. Они появляются одновременно из всех трех дверей в роскошных облачениях. Председатель суда и заместитель прокурора бегут к своим креслам и выкатывают их вперед. В этой суматохе, на полпути к своим креслам, судьи останавливаются, обвиняюще нацеливают указательный палец на Дюгомье и произносят свои реплики. Тем временем два санитара бесшумно уносят на носилках тело Гортензии. Мажис усаживается слева, насколько возможно близко к зрителям.

Товарищ прокурора. Вы убийца, Дюгомье!

Председатель суда. Убили вы, сомнений нет!

Товарищ прокурора. Не надо лгать напрасно.

Председатель суда. Суду и так все ясно.

Товарищ прокурора (возвышаясь за спинкой своего кресла). Просто, ясно, логично, очевидно. Отвергнутый любовницей, Дюгомье продолжает приставать к ней с мольбами и угрозами. Угрозами, господа, термин дважды повторяется в письме, оставленном нам жертвой как неопровержимый обвинительный документ. Обезумев от страсти, Дюгомье снова упорно преследует несчастную. Полагая, что мужа нет дома, отправляется к ней. Жертва не склоняется к его мольбам и не отступает перед его угрозами. Входит муж. Дюгомье теряет голову. Он стреляет.

Дюгомье (выходя наконец из оцепенения). Но это неправда! Это неправда!

Товарищ прокурора. Что же здесь неправда?

Дюгомье. Все неправда. Ни одного слова правды.

Товарищ прокурора. Да, господа, Дюгомье все отрицает, даже очевидное. Так проще.

Дюгомье. Убийца – Мажис!

Товарищ прокурора. Зачем бы ему убивать жену, раз она отказалась от свиданий с вами?

Дюгомье. Она не отказалась.

Товарищ прокурора. Браво. Вы еще и пятнаете честь своей жертвы.

Дюгомье. Я люблю ее. Мы любили друг друга.

Товарищ прокурора. Из двух писем, имеющихся в деле, причем одно из них написано вами, явствует со всей очевидностью, что связь была порвана.

Дюгомье. Эти письма были неискренними. Мы притворялись.

Товарищ прокурора. Это вы так утверждаете. Но зачем вы тогда явились к ней домой?

Дюгомье. Я не сам явился. Она мне назначила свидание.

Товарищ прокурора. У себя дома. Замужняя женщина.

Дюгомье. Она не могла выйти из дому. Из-за малышки. Мы думали, что Мажис больше ничего не подозревает. Он целый день в министерстве.

Товарищ прокурора (резко наклонясь вперед). Только не в тот день! Как же вы надеетесь заставить нас поверить, будто жертва назначила вам свидание дома, когда у ее мужа бюллетень и он мог в любой момент прийти домой.

Дюгомье. Она, конечно, не знала, что у него бюллетень.

Товарищ прокурора. Весь дом знал, соседи знали, лавочники. У нас есть свидетельства часовщика, хозяина писчебумажной лавки, консьержки. Каким образом жертва могла не знать, что у ее мужа бюллетень?

Адвокат. Есть, однако, нечто подозрительное в этом больничном листе, учитывая, что Мажис не был болен и гулял.

Товарищ прокурора. Боже мой, ваша честь, если бы все больничные листы выдавались только по болезни…

Дюгомье (в отчаянии). Но стрелял ведь Мажис!

Товарищ прокурора. Из вашего револьвера. Купленного в Сайгоне. Или вы будете утверждать, что Мажис съездил в Сайгон за этой покупкой?

Дюгомье. Это я дал его Гортензии.

Товарищ прокурора. Зачем? Странный подарок женщине.

Дюгомье. Она боялась, что Мажис нападет на нее.

Товарищ прокурора. Почему она должна была этого бояться? С вами она порвала. Мажис ее простил. С чего бы жене в этих обстоятельствах опасаться, что муж нападет на нее?. Нападет! Господа, вы видели Мажиса. Вы слышали, что сказал его начальник отдела: Мажис – весельчак. Вы слышали его тестя: любимое занятие Мажиса – игра в карты. Вы слышали, что сказала консьержка: он заходил поболтать с ней. Таков человек, которого выдают здесь за грубого скота, от кого надо было защищаться с оружием в руках.

Дюгомье. Вы не знаете, каков Мажис. Это такой человек… Это ужасный человек.

Товарищ прокурора. Однако в своем письме вы уверяете его в совершеннейшем вашем почтении.

Дюгомье. Это делалось, чтобы его успокоить.

Товарищ прокурора. Значит, вы лгали.

Дюгомье. Да, если угодно.

Товарищ прокурора. Но если вы так ловко лгали в своих письмах, кто поручится нам, что вы не лжете еще больше здесь, перед судом.

Дюгомье. Мажис – сумасшедший.

Товарищ прокурора. Сумасшедший человек или грубая скотина?

Дюгомье. Сумасшедший, способный на все что угодно.

Товарищ прокурора. Преданный своей женой, что он делает? Прощает ее, получив обещание прогнать соблазнителя. Преданный во второй раз, он отправляется к Дюгомье, чтобы просить на этот раз его разорвать связь…

Дюгомье. Вовсе нет.

Товарищ прокурора жестом заставляет его замолчать и продолжает.

Товарищ прокурора. Мы, господа, можем относиться к этим поступкам как нам угодно, как кому позволяет темперамент. Но они, эти поступки, вполне согласуются со свидетельствами очевидцев и дают довольно точное представление о личности Мажиса. Это простодушный мечтатель, скромный служащий, безоружный перед жизнью, и уж, во всяком случае, человек, которому чужда всякая мысль о насилии.

Дюгомье. Он пришел ко мне, чтобы потребовать деньги.

Товарищ прокурора. Считаю своим долгом предупредить вас в ваших же интересах, Дюгомье, что ничто не отягчит вашей участи так, как система защиты, которую вы избрали, пытаясь шаг за шагом очернить и вашу жертву, и несчастного вдовца. Оплачиваемые визиты! История с бумажником! Вы слышали, господа, про историю с бумажником! Проделки в духе Пале-Рояля, никакой Мажис на это не способен. Более связно надо было клеветать, Дюгомье. Если действительно Мажис был таким подлым мужем, что наживался на своем бесчестье, значит, он с ним смирился, значит, он к вашей связи относился спокойно. Зачем тогда ему понадобилось бы убивать? Зачем истощать эту золотую жилу? И, с другой стороны, если он на этом наживался, зачем понадобились письма? Зачем изображать разрыв? Вот только минуту назад вы сказали: мы думали, что у Мажиса больше нет подозрений. Так почему вы терпели шантаж? Почему соглашались платить?

Дюгомье (он раздавлен). Я боялся его…

Товарищ прокурора. Посмотрите на Дюгомье, господа. Посмотрите на Мажиса.

Мажис скромно разводит руками.

Кто кого должен бояться? (К Дюгомье.) Вы же вдвое сильнее его.

Мажис (в зал). Вот и его черед настал, Дюгомье. Теперь его очередь увидеть перед собой яйцо. Яйцо, неприступное со всех сторон. А я спрятался внутри, весь, ничего не оставив на поверхности.

Товарищ прокурора. Впрочем, предположим на минуту, что Мажис и впрямь такая скотина и сумасшедший. Все это тем не менее не объясняет того факта, что у него мог быть ваш револьвер. Ваш револьвер, Дюгомье.

Дюгомье. Он мог найти его.

Товарищ прокурора. Мог. Простая гипотеза. И где же он мог найти его?

Дюгомье. Там, где он лежал у Гортензии.

Товарищ прокурора. Если предположить, что вы его дали Гортензии. Еще одна ничем не подкрепляемая гипотеза. Притом револьвер, прошедший через столько рук, хранит только ваши отпечатки. Эксперты на этот счет категоричны.

Дюгомье. Конечно. Он ведь был в кобуре.

Товарищ прокурора. Ах да! Кобура! Пресловутая кобура, которой никто никогда не видел. И где же она, эта кобура?

Мажис (в зал). В Сене… Около Нового моста… в двух шагах…

Товарищ прокурора. А Мажис стрелял, не вынимая револьвера из кобуры. Хотел бы я на это посмотреть.

Дюгомье. Он был в перчатках.

Товарищ прокурора. В перчатках, оставлявших ваши отпечатки. Забавно.

Дюгомье. Так это же был мой револьвер.

Товарищ прокурора. Значит, вы признаете.

Дюгомье. Я никогда не отрицал.

Товарищ прокурора. Слышите, господа? Он никогда не отрицал.

Дюгомье. На этом револьвере отпечатки моих пальцев потому, что он принадлежал мне. На нем нет отпечатков Мажиса потому, что Мажис был в перчатках.

Товарищ прокурора. Опять перчатки! Вас очень занимает этот предмет туалета. К сожалению, свидетельство консьержки по этому поводу весьма определенно: Мажис в тот день был без перчаток. Она даже добавила, что он их никогда не носил. Мажис – скромный служащий. У него есть пара перчаток для свадеб и похорон. Не тот он человек, чтобы, выходя неподалеку за покупками, надевать перчатки. Да еще в разгар мая.

Дюгомье. Он мог специально их надеть, преднамеренно.

Товарищ прокурора. Разумеется, мог. Но с каким намерением?

Дюгомье. Убить нас.

Товарищ прокурора. Вы забываете, что по вашему собственному признанию, Мажис считал вашу связь разорванной. Как же в таком случае он мог рассчитывать найти вас у себя дома, к тому же именно в тот день, когда из-за бюллетеня это свидание было невозможно? Или надо предположить, что жена позволила, чтобы ее застигли. Позволила убить себя. Убить себя, Дюгомье. Вы ведь сказали: нас убить. Вы забываете одну деталь: вы живы.

Дюгомье (совершенно раздавлен). Я не знаю. Я больше ничего не знаю. Но я не убивал, клянусь, я не убивал.

Товарищ прокурора. С одной стороны, гипотезы, предположения, полное неправдоподобие. И налицо – факты, оружие, отпечатки пальцев, письма, компрометирующая путаница в показаниях, мотив, резоны. Господа присяжные разберутся.

Мажис (выходя вперед). Да уж разобраться-то они разобрались.

Председатель суда (поднимается со своего кресла, в руках у него бумаги. Бормочет какие-то слова, из которых выплывает фраза)…Дюгомье, Виктор Жюль Амедей приговаривается к двадцати годам каторжных работ.

Председатель суда, заместитель прокурора, адвокат и Дюгомье застывают на своих местах, а Мажис делает рукой жест, означающий, что все прошло как по маслу.

Мажис. Система…

Занавес