Текст книги "1976. Москва – назад дороги нет"

Скажем только одно – из Искии нас тянет в Германию, а из Германии на Искию. Получается замкнутый круг. Но крутиться по этому кругу нам чертовски приятно. Улыбчивый народ, умеющий хорошо покушать и хорошо повеселиться. Италия для туристов – вечный праздник. Италия – хранительница потрясающей средиземноморской культуры. Страна солнца, пальм, страна невероятно трудолюбивого народа, в которой очень много детскости по сравнению с серьезной Германией. Итальянцы все делают быстро, весело и вкусно. Еду итальянцы про запас не готовят и ничего не замораживают. Только все свежее. А что касается накормить и напоить, то всегда пожалуйста. У народа множество внутренних проблем, но для туриста они совершенно незаметны. Страна – это какой-то сплошной праздник. Все делается очень быстро, чисто и ловко, особенно обслуживание в ресторанах. Как приятно в нашем суровом порой мире видеть улыбчивые лица и желание услужить. В любом случае, каждый родившийся в Италии человек поет и при любой малейшей возможности радуется жизни.

Все это и выражается в итальянской музыке и моде. В итальянцах очень развито чувство стиля в одежде и чувство меры в поведении и отношении к людям. С итальянцами очень приятно общаться, но нужно всегда помнить, что для этого народа всегда самое важное – это собственная семья: родители и дети. Это абсолютный приоритет нации. Все остальное – дело второстепенное. Вот нас всегда и тянет в этот удивительный мир, тем более, что мы достаточно знаем язык.

Спасибо тебе, «транзит». О наших женщинах и говорить нечего.

Все они сеньоры и синьорины и всегда награждены волшебным словом «Bella», что значит красивая. И это независимо от возраста.

Ну, вот – книга подходит к концу, но хочется еще добавить пару строк, о которых я не могу не упомянуть. После того, как мы стали гражданами ФРГ, мы решили после двенадцати лет разлуки, посетить Родину. Об этом раньше мы не могли и мечтать. Постоянно мы слушали радио «Маяк» на средних частотах и поняли, что Режим рушится навсегда. Страна меняется. Мурашки шли по телу, когда мы слышали выступления Сахарова и диссидентов в открытом эфире. Ведь до этого они сидели в психушках.

Открытый и милый человек Антонио с сыном. Владелец отеля «Sorriso», что значит «Улыбка». Фото 2010 г.

Три друга искитинца: Pietro, Antonio, Nello. Своим трудом они создали все для отдыха людей. Фото 2010 г.

В 1988 году мы оформили визы, спокойно купили билеты в Москву и сели в поезд, который, весело застучав колесами, повез нас на Родину-Мачеху. И он нас не подвел, доставив на «Белорусский вокзал». Настали новые времена. Друзья встретили нас, мы крепко обнялись. И началось… Мы посетили родные места, близкие нашему сердцу. Посетили родильные дома, где появились на свет. Дома, в которых жили. Гуляли по улицам, где прошли наша юность и зрелость. Посетили квартиру, из которой уехали. Конечно, при новых жильцах, в трубах, когда-то заткнутых чем попало, ничего не было. Мне вспомнилось, как генерал КГБ пожелал нам счастливого пути. Слезы подступали к горлу от эмоций. И начались пьянки, гулянки, кафе и рестораны. Пили за здоровье Горбачева и новые времена, сулившие Свободу. На нас смотрели как на инопланетян, свалившихся откуда-то через 12 лет. Наш приезд всем казался каким-то нереальным, да и нам самим тоже. Мы Победили. Через несколько дней мы заскучали по Германии. Сели в поезд, который повез нас домой в Ганновер.

Прощай, СССР.

P. S. Мы уезжали и нас переполняла гордость. А за что? За то, что мы выехали из страны СССР 12 лет назад голыми и босыми, а теперь? А теперь мы могли приглашать друзей в самые лучшие рестораны, и кроме того могли оказать материальную помощь тем из друзей, кто в этом нуждался. Что мы и сделали. Да. Это была не гордыня, а гордость.

P. P. S.В 1988 году мы могли пригласить 10–15 друзей в ресторан и заплатить за все это.

Давным-давно, в 1952 году ваш покорный слуга, будучи юношей 18 лет, включил утром радио и услышал то, что запомнил до сих пор, хотя прошло почти 60 лет. Я услышал, что в Америке происходят ужасные вещи. Зубная щетка приходится одна на троих американцев, так что целая семья стоит в очереди, чтобы почистить зубы. Крыши американских домов протекают, а зимой температура в квартирах та же, что и снаружи. Я услышал, что двое работающих американцев не могут прокормить досыта одного ребенка и что правительство Америки специально сокращает количество своего населения, подсовывая ему негодные медикаменты. Я услышал, что одежда и обувь у американцев износилась до последней степени. Чтобы купить что-то новое, нужно работать 5–6 месяцев. О безработных было сказано, что они ночуют в картонных коробках на улице. Вот я и подумал: «Есть все-таки в стране талантливые журналисты. Все, что они написали об американцах – это было про нас, только в зеркальном отображении».

Все, что я сейчас написал, чистая правда. Так было.

Москва. Церковь, где автор принял крещение. Фото 1992 года.

В этих ушедших вдаль временах судьба подарила моей семье счастье встретиться и подружиться на моей второй исторической родине Германии с лучшими во всех отношениях представителями немецкой нации. Моя семья никогда не забудет о бесценной помощи этих замечательных людей в те времена, которые были у семьи весьма и весьма нелегкими. Этим открытым, добрым людям, сочувствующим другим в их тяжелом положении, мы благодарны от всего сердца. Они живут в нашей душе как очень близкие ближние. Милые ганноверане, дорогая фрау Зигрид Маук, дорогая фрау Лиза-Лотта Келлер, дорогой Херман Хайнеманн – мир душе твоей. И многим другим, кто оставил неизгладимый след в нашей душе и памяти.

Спасибо вам за все.

Посещение Москвы в 1992 году

Годы шли. И я решил приехать туристом в Россию. Шел 1992 год. Основным движением души, которое вело меня туда, было желание креститься в московской церкви. С раннего детства я очень любил посещать церковь, которая находилась недалеко от дома. Я ходил туда с мальчишками, но не с целью молиться, а с целью украсть пару свечек для каких-то своих детских нужд. Стыдно. Но так было. Я часто стоял между двумя гробами, в которых почти всегда лежали старушки с ленточками на лбах и думал, что такое происходит с ними. Вроде бы они есть, а как же может быть, что их как бы и нет. Я хотел проникнуть в самую глубину происходящего. В полумраке церкви было очень таинственно, так как там был необычный запах горящих тонких свечей.

Меня захватывали церковное пение и звучание старославянских слов священника. Никакого страха перед мертвыми у меня не было. Может быть, поэтому я стал преподавателем анатомии и физиологии и много сталкивался с покинувшими наш суетливый мир. В общем, я хочу сказать, что меня всегда тянуло и тянет в царство церкви. Но как я ни стараюсь, я до сих пор никак не могу понять глубины, отделяющей живого от мертвого, а мертвого от живого.

В тот год, будучи много повидавшим и пережившим человеком, за время эмиграции меня непреодолимо тянуло креститься. Ко мне пришла вера в Бога. Она пришла ко мне сразу и бесповоротно, в один тяжелый день моей жизни. Я понял, что без Бога я не проживу. У меня нет под ногами твердой опоры. Вот так я и прилетел в Москву, поселился у друзей и перестал понимать, что происходит вокруг.

За прошедшие шестнадцать лет ничего не изменилось, но я ничего не узнавал. Неужели все это было шестнадцать лет назад? Все какое-то неухоженное, грустное, косое и кривое. Обилие немыслимых наклеек всех цветов радуги, наклеенных на все, к чему клей прилипает. Обмызганные двери подъездов, вывернутые лампочки, бычки, грустно свисающие с потолков, развалившиеся тротуары сплошь в заплатках, грязные машины, на которых даже не видно номеров, кривые деревья, растущие во дворах. Переполненные помойные баки, там же масса бездомных животных кошек и собак с печальными глазами. Конечно, это были очень трудные времена. Я ведь не описываю Москву 2011 года. Что описываю, то и описываю. И это о Москве. Москве, до боли любимой и родной. Где решетки, которые были под стволами чудесных стройных лип на Тверской? Где сами липы? Где старые улицы Арбата? Вместо них грязные проходы, по сторонам которых стояли слепые дома, полуразрушенные, без стекол.

Люди, в те года, настолько обносились и настолько нуждались в деньгах, что мне было больно на них смотреть. Те, кто мне казались богатыми, довольными и хорошо одетыми, сегодня выглядели грустными, недовольными и обношенными. Их машины, которыми они когда-то гордились – выглядели как дешевые инвалидные коляски, да еще очень грязные. Люди тоже отличались от людей 1976 года.

Писать, насколько они стали другими, я не буду. Эти изменения в поведении моих земляков проявились и четко обозначились сейчас, в последнее время. Хочу только сказать, что возникающая разница между богатыми и бедными стала проявляться уже тогда. Началась деградация в мозгах, началась деградация Москвы. Безобразно проложенные дороги очень плохого качества, неприятная архитектура домов и грусть, разлитая в городе. Трамвайные пути не прямые, как на Западе, а какие-то змеистые, изогнутые не только вбок, но и горбами.

Я был поражен всем, что увидел. В шесть часов утра я стоял во дворе церкви и ждал, когда придет священник и окрестит меня. В восемь часов утра случилось то, чего я так страстно ожидал. При полной серьезности происходящего была и комическая сторона. Почему-то меня крестили рядом с новорожденным ребенком и дряхлой старушкой. Удивительная вещь – крещение. После него жизнь для меня стала намного понятней и намного ответственней. Затем я попал на Арбат и по старой памяти пошел в шашлычную. Когда-то из нее на улицу вырывался невероятно аппетитный аромат. Смесь из запахов «цыпленка табака», «сациви», «лобио», кинзы, изумительной грузинской кухни.

Я вошел внутрь и замер от удивления. Все изменилось. И не в лучшую сторону. Прекрасные панно с изображением грузинского эпоса Шота Руставели были содраны с прежних мест. На грязных стенах, кое-как покрашенных плохой краской, висели две картины, поражая глаз абсолютной безвкусицей. Мазня – мазней. Запах грузинской кухни, который раньше вел нас к шашлычной, напрочь отсутствовали. Стоял отвратительный смрад плохой кухни и еще более плохого пива. За барной стойкой, перегородившей помещение, сидела неряшливая девица. Со скучающим видом она смотрела в окно, выходившее на театр Вахтангова. Я попросил пива, желательно немецкого. В немытой пивной кружке мне принесли какое-то дурно пахнущее пойло. Я только прикоснулся губами к пене и понял, что дело пахнет больницей, специализированной по диарее. Положив деньги на стол, я вышел. Это была чисто «Орвеловская» ситуация. Перед тем как выйти, я задел ногой один из колченогих черных стульев, стоящих перед входом. Я понял, что криминал захватил и разрушил то хорошее, то немногое, что было в «совке». Я торчал в Москве две недели, так как не мог достать билеты на Ганновер. Я должен был ехать на поезде, так как мои друзья из Минска просили их посетить. По телефону мы договорились о встрече и о том, что оттуда на машине поедем в Минск на пару дней.

Ни за какие переплаты мне не удавалось достать билеты. Это меня очень взволновало. От постоянной ходьбы у меня вдруг появилась паховая грыжа, грозившая ущемлением. А это пахло некрозом. Но в Москве на операцию я лечь не мог. Это был не мой город, это была чужбина. Ностальгия прошла, но любовь к Родине осталась. Напоследок я посетил могилу Высоцкого. Постоял у ограды могилы, засыпанной цветами. Помолился за царствие небесное его души. У меня есть странная прилипчивая черта, когда я стою перед чем-то значительным, что напоминает мне прошлое, то это прошлое в ярких цветных картинках появляется у меня в голове.

Справка для немецкого читателя.

Владимир Высоцкий! Нет во всей России человека, который бы не знал это имя. Для русского человека это имя – синоним правды и честного отношения к жизни. Он прожил на свете чуть больше сорока лет, а сделал то, что другой не сделает за двести. Его песни на его же слова через тридцать лет после его смерти (1938–1980) знают миллионы людей.

Удивитесь, дорогие читатели! При жизни Владимира Высоцкого не была издана ни одна книга с его стихами и песнями. Его читали в «самиздате» и слушали его песни, переписанные на пленке сотни раз, через неимоверные помехи от этих переписок. Особенно, как ни странно, он был популярен у членов КГБ. Они его слушали, закрывшись у себя дома. Если бы В. Высоцкий попросил капитана самолета, подводной лодки, да любого средства передвижения прокатить его в кабине, то эти люди немедленно пригласили его и считали бы это за честь.

Уголовники считали его за своего. Интеллигенты делали то же самое. Невероятная популярность, больше чем у 100 миллионов людей. Он был гениальный, непризанный властью поэт. Потрясающий театральный актер и не менее талантливый киноактер. Даже через тридцать лет после своей смерти он любим и почитаем народом как борец против советского режима. А ведь напрямую он не был диссидентом. Его читают, слушают и понимают, читая через строчки. Он был женат на известной французской актрисе Марине Влади. Благодаря ей он увидел Запад. В последние десять лет (2000–2011) все русское телевидение на всех каналах в день рождения и смерти посвящает его памяти целый день. Он умер физически от передозировки. Но он не умер для русского народа, он жив, и он говорит и поет для него на неповторимом языке!

Круглый год его могила засыпана немыслимым количеством цветов. Мир и покой тебе, да будет земля тебе пухом, дорогой Володя!

Вместо того, чтобы думать о насущном, я вспоминал прошлое. В 1979 году разнеслась весть, что Высоцкий будет давать концерт в Нью-Йорке. Это было невероятно. Он будет петь перед презренными изменниками Родины. Конечно, вся еврейская «мишпуха» тут же раскупила билеты. По какой-то чудесной случайности, наш друг их купил и для нас. Как назойливые мухи, воспоминания да еще в цветном варианте, толпились у меня в голове.

В один из вечеров 1979 года на толстовскую ферму на бешеной скорости въехала машина, резко тормознула и встала перед окнами нашего сарая. В ней, не считая шофера, сидели три человека. Из машины вышли две девушки в крепком подпитии, еле держась на ногах. Они подошли к правой задней дверце авто и открыли ее. Видимо, они хотели помочь человеку, сидящему на заднем сиденье, выйти из машины. Но человек из машины почему-то не хотел выходить. Мы наблюдали за всем этим с удивлением. Наконец, их усилия увенчались успехом, и они вытащили этого человека из машины, но не удержались на ногах. Результатом было то, что все трое кубарем упали на асфальт. Девушки оказались лежащими поперек мужчины, который оказался Володей Высоцким. Вот так нос к носу я столкнулся с гордостью России, ее гением, который не мог даже издать книжки на своей Родине.

Видя безрезультатность визита, из машины вышел шофер, затолкал в нее всех троих, колеса завизжали и машина исчезла так же внезапно, как и появилось. Я думаю, что Высоцкий хотел познакомиться с А. Л. Толстой и вообще набраться впечатлений от русской фермы. Но не получилось. Жалко. Подготовка на ферме к его приему была просто грандиозной. Завтра он должен был выступать перед тысячей или больше «врагов народа». Я сказал жене, что в Нью-Йорк не поеду, так как этот город не люблю. Нечего там делать. Володя после такой страшной пьянки выступать не будет. Это и представить себе невозможно. Это знает каждый нормальный мужик. Пусть билеты пропадают, от этого мы не умрем, хотя было безумно жалко, что так произошло.

Но Риточка все же меня уговорила поехать. Мы сели в «Кадиллак» и поехали. После долгих поисков нашли дорогущую парковку и вошли в зал. Нас строго предупредили, что снимать и записывать концерт нельзя. Десятки охранников бродили по залу. Фотоаппарат и магнитофон, купленный экстренно для этого случая, лежали у меня запазухой. Зал был переполнен. Высоцкий вышел. Он много говорил и много пел. Выглядел плохо, но и сотой доли процента от вчерашнего не было и в помине. Пел он песни, которые в СССР не пел, и выразил в них иносказательно всю свою нелюбовь к советской власти. Прекрасная половина «мишпухи», чтобы покрасоваться перед знакомыми, навела марафет, истратив на дорогущую косметику, наверное, половину зарплаты мужей. Красота требует жертв. «Ах эти черные глаза…».

Через час случилось неожиданное. От смеха, который ежеминутно раздавался в зале, у публики текли слезы ручьем. Эти ручьи избороздили щеки красавиц полосами и женская половина напоминала стадо зебр в африканской саване. Платки стали черными, а глаза маленькими. Успех был огромный. Я все снял и записал, и, наверное, был единственный, кто имеет оригинал концерта. Конечно, рисковал, так как мог лишиться аппаратуры и мог быть выброшен за шкирку из зала. Но обошлось.

То, что сделал тогда Высоцкий, было выше человеческих сил, тем более, что к этому времени он был сильно болен. Вот такие воспоминания пришли мне в голову, когда я стоял там на «Ваганьковском» – у ограды. Потом я взял такси и поехал на Белорусский вокзал. Хотя надежды купить билеты почти не было, только у спекулянтов.

Глава IX
Еще раз о Москве. 1992 год

Я очень часто думаю о том, случились бы со мной чудеса, если бы я не поверил в Бога и не мог прибегнуть к помощи ангела-хранителя. А как мне было раньше поверить в Бога, когда я родился в 1934 году. К тому времени большевики успели расстрелять десятки тысяч священников и уничтожили тысячи церквей. Молодежь росла без религии. Редкие церкви в Москве уцелели. Религию преследовали. Я помню, как мимо наших окон тихими мышками на Пасху в церковь шли старушки. Они несли святить куличи в узелках. Иконы в домах прятались, и их доставали, чтобы тихо помолиться, а потом снова спрятать.

Вера пришла ко мне внезапно, в один из самых тяжелых дней моей жизни. Пришла, как удар молнии. Не стало вопроса – Бог есть или нет. Многое, что я в жизни не понимал, вдруг стало абсолютно понятно. Я понял различие между добром и злом. Я встал на землю твердыми ногами. Все то, что я раньше считал обычным, оказалось совсем не обычным, после моего крещения. После того, как я узнал своего ангела-хранителя, моя жизнь как-то резко изменилась.

Вот тут-то и произошло одно из самых больших «Розовых чудес» в моей жизни. Это события, свидетелями которых являются много людей. Когда я рассказываю о них, то многие, к сожалению, не верят в то, что произошло. Однажды я сел в такси, которое, колеся по бесчисленным кривым улицам Москвы, везло меня на вокзал. Я наслаждался видом московских окон. На них были все-таки дорогие и не дорогие занавески или портьеры. В моей голове опять замелькали воспоминания о Нью-Йорке. Там этого нет и в помине. Окна там закрыты чем-то неудобоваримым в виде бумаги или не знаю, чем. Как это обычно бывает, я разговорился с водителем. Путь был длинный, и я успел рассказать ему вкратце – кто я, откуда и что делаю в Москве. Он мне очень понравился, и, кажется, это было обоюдным чувством. Я ехал и слушал таксиста, а в голове крутились мысли.

Огромная, богатая, непобедимая страна на моих глазах проваливалась в бездонную яму. Победив фашизм, отделавшись от проклятого сталинизма, приобретя относительную свободу, она пропадала. И чего я, старый дурак, так переживаю. Да просто потому, что я люблю свою Родину. В высоком смысле она дала мне все, что я есть. Ведь во мне нет ни одной капли русской крови, в отличие от моей жены и сына. Попади я в ярангу к чукче, который еле говорит по-русски, попади я в глухое сибирское село, попади я к олигарху в гости, я знаю и чувствую его душу до малейших извилин. Я увижу, где он врет, а где говорит правду. Сорок два года, прожитых в России, сделали меня таким проницательным. Ведь я уже в восемь лет запрягал лошадь, сбруивая ее. Пока пьяные трактористы валялись на своих телогрейках, я на двух плугах пахал огромное поле. Я голодал, но работал, чтобы помочь бедной маме заработать проклятые трудодни.

И вдруг мне в голову пришла светлая мысль. Она заключалась в том, что по какому-то внутреннему глубокому наитию, я понял, что страна уже 1000 лет живет на «авось». И это «авось» в мозгах означало «жить как-нибудь». И это «как-нибудь» определяло ее прошлое, настоящее и будущее. Да пребудет Бог с Россией. Я помолился про себя Господу и вернулся в действительность. Таксист внимательно посмотрел на меня. Он сказал: «Я долгие годы постигаю тайны медитирования. Когда-то я был очень болен. Но благодаря упорству и большому труду, я получил определенные знания, чтобы победить три тяжелейших болезни. Рак пока не удалось осилить. Но я чувствую силы, которые мне могут подсказать, как решить ваши проблемы. Вы говорите, что не можете достать билеты на поезд». Действительно, я очень волновался, что мои друзья будут ждать меня напрасно. Я для них был глотком воздуха, который проник бы к ним с Запада. Они ждали правдивой информации, которую им мог дать искренне любящий друг.

Таксист надолго задумался, затем сказал: «Вы рассказали мне о тяжелой степени грыжи. Согласен, что от этого можно и умереть за три дня, если будет некроз, перитонит.

Вы абсолютно правы. Вы еще рассказали мне, что хорошая знакомая вашей семьи лишилась квартиры и стала бомжом». Я и вправду много хлопотал, целых две недели, чтобы ее отделили от сумасшедшего мужа, но мои хлопоты не помогли. Тогда я пошел на то, чтобы телегу со скрипящими осями подмазать, и влил туда довольно много масла. Но колеса продолжали скрипеть и грозили отвалиться. Я очень удивлялся, что это продолжается. Наверное, не по моей вине.

Таксист перешел на «ты».

– Не горюй, на три дня я накрою тебя невидимым защитным полем. Вроде как колпаком. И все твои проблемы мы разрешим. Первая и самая главная заключается в следующем. Ты когда-нибудь, как физиотерапевт и преподаватель анатомии и физиологии, видел, как ушивают грыжу?

Я сказал, что немало спиртика попил с хирургами друзьями, и даже похвастался, что знаю эту процедуру до сравнительно мелких деталей.

Выслушав мой ответ, он удовлетворительно сказал: «Ну и ладно. С остальными мелочами мы справимся».

Таксист был симпатичный татарин, лет так 40. «Белорусский вокзал» – хлопок двери, прощание с таксистом. И началось. Ко мне подошла в кассах женщина и предложила билет на нужный день. Подошла и тихо дотронулась до плеча. Я услышал, что немецкое посольство задержало ей выдачу визы, и билет пропадает. Конечно, я сразу же купил его и счастливый вернулся домой. Встретился с друзьями, но в Минск не поехал. Всего лишь три дня осталось мне на все про все.

Приехал я в Ганновер к вечеру, когда меня никто не ждал, к великой радости жены. Я рассказал Риточке все, что со мной случилось. «Если произойдет защемление грыжи, завтра утром немедленно отправь меня на операцию». Я ничего не сказал о том, что посоветовал мне таксист. Но к ночному приключению стал тщательно мысленно готовиться. Для начала – перед тем как лечь – я снял с себя два стальных бандажа в виде змеи, которые спасали меня, упираясь головками в грыжу величиной с кулак. Просьбу таксиста о том, чтобы я помолился Богу и попросил удачи, я выполнил.

Когда жена заснула, я, помолившись, сделал себе операцию по удалению грыжи. Виртуально. Я представил себе во всех подробностях всю операцию от начала до конца. Жена тихо спала рядом со мной, ни о чем не догадываясь. К утру я уже был здоров. Прошло 19 лет, рецидива не было. Вот что такое человеческая воля и Господняя помощь. Но физически мне эта операция стоила очень много сил. Я был совершенно ослаблен и опустошен. Пришлось долго восстанавливаться.

В этот же день я позвонил в контору по жилищным проблемам и сказал, что если они не выделят ордер на комнату для нашей знакомой, я прыгну в машину и поеду на радиостанцию «Свобода». Я, конечно, преувеличивал, знакомых на «Свободе» у меня не было. Но они не знали обстановки на Западе и страшно перепугались, что я назову их фамилии, и тогда… Взятка есть взятка. По телефону, как ни странно, очень мягко и не обидчиво меня попросили не нервничать, и что завтра Ольге дадут смотровой ордер на одну комнату в двухкомнатной квартире с очень древней старушкой. Вот все и случилось. Как я узнал, старушка через два года умерла, и Ольга смогла приватизировать двухкомнатную квартиру.

Россия, Россия, ты тоже – страна чудес! Все, что обещал мне таксист, сбылось. Смейтесь – не смейтесь, верьте – не верьте, но это так. Я страшно огорчен, что не взял адреса и телефона этого таксиста. Он бы очень мог нам с женой помочь при наших теперешних недомоганиях. И я окончательно понял, что это был не просто человек, а был мой Ангел Хранитель, которого я получил при моем крещении.