Текст книги "1976. Москва – назад дороги нет"

Что делает любовь

Однажды мне рассказали, что одна женщина нуждается в моей помощи. Я один ездить не люблю, и поэтому меня сопровождала жена. Мы выехали с фермы, повернули налево, причем в нашу голову чуть не попала бутылка с «Кока-колой», которую бросила в нас группа молодых людей, сидящих в открытом кадиллаке «Эльдорадо». Но мы как-то увернулись и благополучно доехали до нужного дома. Очень миловидная женщина лет так 35-ти, видимо, работница, проводила нас в комнату больной. Из разговора я узнал, что она не встает с постели три года, а в коляску она может перебираться только с помощью работницы по дому. О причинах болезни я умолчу. Скажу только, что примерно такой же случай у меня был. Я подумал и сказал, что возьмусь работать с ней, но что она будет ходить, гарантии не даю.

У этой женщины был муж, который после возвращения с работы помогал работнице поднимать ее с постели, мыть, смазывать кожу, чтобы не было пролежней. Эта женщина очень любила мужа и жила каждый день в ожидании его прихода. Три месяца я в свободное от работы время работал с ней. И постепенно, постепенно появились первые успехи. У нее было огромное желание восстановить свои двигательные возможности, а где-то в мечтах и начать ходить. Она верила в это свято, а у меня не было и сотой доли уверенности в успехе. Но он пришел. Сперва она смогла самостоятельно перемещаться с кровати на кресло-каталку, а затем пробовать делать первые шаги при помощи костылей. Счастлива она была несказанно. Я тоже был очень доволен, что смог помочь человеку.

Ну вот теперь я стал немного привирать ей, что она еще потанцует с мужем. Глаза ее сияли. Однажды ночью она самостоятельно перебралась с кровати на кресло-каталку, доехала до костылей, стоявших в углу и впервые, без посторонней помощи, пошла по дому, открывая дверь за дверью. В одной из комнат она увидела, что ее муж лежит в постели с работницей по дому. Она тихо закрыла дверь и почти без сил вернулась в свою комнату.

Случилось так, что я пришел к ней на следующий день. Она тихо поздоровалась со мной и сказала, что моя работа закончена и ходить она больше не хочет и не будет. Затем закрыла глаза и отвернулась от меня. Я заметил, что она плачет. Через месяц она умерла, так больше и не вставая с постели. Ей было 37 лет. О причинах такой ранней смерти этой женщины я узнал от ее подруги, и сердце сжалось от боли за все происшедшее.

Хочу рассказать об очень интересном случае, который произошел с моей семьей незадолго до отъезда. Никак не могу остановиться, несмотря на то, что семья уже пакует вещи для того, чтобы навсегда покинуть Америку. Однажды к нашему гаражу подъехал человек, постучался в дверь и спросил нас, не хотим ли мы сменить работу в доме престарелых на другую. Мы спросили: «А какую?». В ответ услышали, что его хозяину нужны два человека – женщина и мужчина. Женщина для ухода за домом, а мужчина для работы в парке, окружающем дом.

Ну, мы и попробовали сменить тяжелую работу на более легкую. Сели в машину и опять поехали вдоль длиннющего забора, который окружал парк. Ворота разъехались и к нам вышел мужчина лет 50-ти и посмотрел с удивлением на наш «Ягуар». Он заметил, что сам бы с удовольствием имел такой же. Это и был хозяин. Мы въехали в ворота, запарковали машину и пошли с хозяином через огромный парк, довольно ухоженный, к замку. Он был просто огромным, очень красивой архитектуры. Хозяин провел нас через замок. По дороге я заглядывал в открытые двери и видел, что в каждой комнате за мерцающими экранами компьютеров сидели десятки людей, следивших за мелькающими цифрами.

Наконец, мы дошли до какой-то комнаты, видимо, кабинета владельца дома. Уселись, и начался разговор. Из него мы узнали, что хозяин с удовольствием бы взял хорошую честную женщину для работы по дому. Дело касалось уборки. Что касается мужчины, то он должен убирать парк где-то в три гектара и следить за четырьмя лошадьми, любимицами хозяина. На это жена сказала, что с уборкой справится. Что же касается меня, то я с ужасом подумал, что будет со мной, если я заблужусь в этом огромном парке. Забыл сказать, что батюшка Викторин дал нам прекрасную характеристику, чем и было вызвано наше приглашение. Мы узнали, что будем жить в одной из комнат этого дома.

Затем хозяин задал странный вопрос, какие кровати он должен для нас купить. Я сказал, что большую двуспальную, чему он очень удивился, но ничего не сказал. В конце разговора я спросил, сколько он будет нам платить. Оказалось, что у него особенно не разгуляешься. Цена нашей работы была три доллара в час, то есть на двоих примерно 48 долларов в день. Мы согласились, прикинув, что при бесплатном проживании в доме и бесплатной еде мы сможем иметь в месяц 1440 долларов и их откладывать. Конечно, мы были в ужасе от предстоящей работы.

Замок был просто огромен, о парке нечего и говорить: осенью с деревьев слетают десятки тонн листьев. А лошади? Хозяин сказал, что разговор закончен, и на днях его человек привезет нам «меморандум». Что это такое, и с чем его едят – я не понял. Ну, мы и поехали домой. Забыл сказать, что он предложил взять нашего сына в обучение, то есть посвятить его в таинства работы биржевого маклера. Теперь я понял, чем хозяин замка был занят. Десятки людей занимались тем, что получали свежие биржевые выкладки со всех стран света. Свежие новости из Японии, например, они получали в тот момент, когда начинали работать японские биржи. Хозяин был мультимиллиардером, одним из крупных в Америке биржевых маклеров.

Следующие два дня мы ждали обещанного «меморандума» с большим нетерпением. Получив его, мы прочитали:

1. Утром мы имеем право взять яйца из холодильника. Масло для приготовления завтрака тратить экономно.

2. Хлеб лишний раз не резать, а только то количество, которое необходимо. Чтобы дверь холодильника долго открытой не держать.

3. Ему было бы удобней купить две односпальные кровати, чем такую большую и тяжелую. Это более практично.

4. Вести себя тихо и скромно. Паре десятков работников приносить воду и кофе.

5. С этого пункта и до 12 было скрупулезно перечислено все, что мы должны сделать за восьмичасовой рабочий день.

Перечислено все, что сделать было возможно и невозможно. Мы с женой поняли, что если бы стали у него работать, то месяца через два попали бы в больницу, где нам пришлось лечиться от истощения. Я сказал жене: «Рита, как жалко, что мы не умеем составлять такие меморандумы. Если бы мы мыслили как этот брокер, то были бы очень богатыми людьми».

Но не дано быть всем такими удачливыми людьми, как наш несостоявшийся работодатель. И вот настал тот день, когда мы должны были попрощаться с фермой А. Л. Толстой, навсегда распрощаться с Америкой. Что же мы делали в этот день?

А мы грустно копошились в нашем сарае, собирая вещи. Миша провожал нас в аэропорт. Прощай, кусочек России. Ведь на настоящую Родину мы никогда не вернемся. Такие были времена, такие были заботы.

Прощайте, наши старики. Ведь вы так нуждались в русской речи. При нашем отъезде нас заменили американцами. Прощай ферма, на которой мы с сердцем отработали три года. О вещах мы не жалели, да и было не о чем жалеть. Опять в сорок семь лет я тягловая лошадь. Опять без языка в чужой стране «Лимонке». Деньги имеют свойство быстро исчезать. Опять мы без документов в транзите. Я был самым грустным из всех. Невидимая тяжесть навалилась неподъемным грузом на плечи. Я ни за что бы не расстался с Америкой, если бы не боязнь за сына. Была одна маленькая зацепка. Друзья наших соседей по дому, жили в Берлине.

Когда мы собирали вещи, упало зеркало и разбилось. Я верю в приметы и никогда не перейду кошкин путь, если на ней нет былых пятен, а уж разбитое перед отъездом зеркало! Но самолет не черная кошка – времени ждать нет. Аэропорт – грусть и тоска. В голове воспоминания о прощании с фермой, со стариками, персоналом, четкое понимание, что в живых кто старше меня лет на двадцать, мы уже никогда не увидим, встретимся только на небесах.

Отец Викторин, князь Голицын – прощайте навсегда. Прощай церковка и прощай колокольный звон. Прощай невероятная американская осень, когда на фоне сияющей голубизны вдруг проявляются невероятные краски деревьев. Прощай прудик, в котором я ловил сомов. Мне их было всегда жалко. Они так трогательно шевелили усами. Карпов, почему-то мне жалко не было.

Мы сели в «Боинг 747» и полетели в обратную сторону по тому же пути, который уже проделали в 1978 году. Пересадка на другой самолет у нас была в Лондоне. Этот маршрут считался коротким и, соответственно, самолет был намного меньше.

Какое-то беспокойство при пересадке в самолет охватило меня. Я очень интуитивен. Наверное, поэтому я только в семьдесят пять лет стал писать стихи и прозу. Разбитое зеркало не давало мне покоя. Мы сели, пристегнулись, и дюзы самолета взревели. Это не было нормальным, довольно спокойным звучанием. Самолет задрожал и пошел на взлет. Он вмещал человек семьдесят. На вид он был повидавшим многое. Кресла были основательно потрепанными. Начались чудеса. Самолет долго с трудом разбегался, затем медленно оторвал нос от полосы. Весь дрожа, поднялся вверх метров на сто и как бы перестал набирать высоту. Все почувствовали, что он не вытягивает и садится на хвост. Стюардессы с бледными лицами подбежали к пассажирам и зашептали, чтобы они срочно весь багаж, который имели, тащили к носу. Мы быстро это сделали.

Самолет перестал оседать на хвост и стал выходить на линию параллельную земле. Дюзы ревели, и эта старая развалина стала набирать высоту. Лица у стюардесс побелели. Они, наверняка, понимали лучше нас, что сейчас произойдет. От вибрации начали отваливаться столики у кресел, а у нас застучали зубы от страха. Но все же он оставил нас жить, вытянул «сукин сын». При посадке на аэродроме в Берлине у всех дрожали ноги и руки, но все мы были счастливы. Чемоданы «Великая Америка» номер I и II очень пригодились.

Улетели-то, улетели. Физически нас уже не было в Америке. Но воспоминания! Куда вас деть? Ведь в Америке я и сын пережили незабываемые и счастливые дни. Странная образовалась парочка – «старый и малый». Недавно, около трех лет назад, семья не мечтала о том, что можно купить руль от советской машины, да и сейчас при мизерной зарплате в доме престарелых, надо было бы копить деньги на будущее. А в головах наших была мечта – купить один из самых интересных «антиков», которых на рынке было очень мало. И мы стали искать эту машину в объявлениях и газетах. И, черт побери, нашли все-таки. Это был знаменитый «Ягуар-Марк 2», – ценители называли его «маленький «Роллс-Ройс». Он был из первых рук, выпуска 1963 года. Ко времени покупки ему было 16 лет. В оригинальном состоянии. Этот красавец был вдобавок покрашен лаком цвета бирюзы или морской воды в солнечную погоду. Сидения были полностью профилированы, а дерево внутри обрамляло приборную доску и шло по сторонам салона. Сиденья были из мягчайшей дорогущей кожи, а на спинке сидений для сидящих сзади пассажиров к услугам последних откидывались столики с ячейками для шампанского. Дерево из корня вишни было отполировано до блеска. Линии машины были поразительно красивы. Так и хотелось просто гладить ее, а уж о мытье и говорить не надо.

Нашли-то, нашли, но цена? Целых 3000 долларов. Мы с сыном не спали всю ночь. Что скажет моя жена? Это были почти все наши накопленные деньги. Зря волновались. Риточка одобрила затею. Если бы мы знали, что в 2011 году машина в таком же состоянии стоит минимально 50–60 тысяч евро! Но ее в Европе практически не найдешь. Купили, и началось. Сын заявил, что звук мотора недостаточно мягкий, бесшумный. И правда, когда я прислушался, то услышал почти неслышное постукивание.

Машина стояла перед нашим сараем. Однажды я вышел из него и увидел поразительную картину. Капот у машины был снят, и около нее на асфальте лежал белая простынь, а на ней на коленях стоял мой сын. Перед ним на простыне лежали сотни всяких винтиков, пружин, цилиндров, шатунов, пальцев и прочая чертовщина, которая принадлежит мотору. На каждой детали была бумажка с номером. Шестнадцатилетний подросток, никогда не имевший машину, пыхтел и потел над любимицей. Ремонт шел с помощью книги из библиотеки. Детям надо иногда доверять. При помощи потрясающего специального ключа мотор был заново собран, головка цилиндров была поставлена на место. Между ней и мотором стояли новые замечательные прокладки для компрессии. Сын поставил новые детали, сменив все прокладки. К вечеру труды были закончены, и сын с сияющим видом воткнул ключ в зажигание. С видом-то он был сияющим, но я видел, что отчаянно волнуется. Какие-то сотые доли миллиметра при сборке мотора играли огромную роль. Перекос при полной переборке мотора во время установки головки цилиндров привел бы к его полному уничтожению.

– Пап, включай.

– Нет, сыночек, сам включай.

Сын повернул ключ, и раздался бархатный звук работающего английского перфектного мотора. Потом машина оглаживалась, мылась и полировалась. Она этого стоила. Вот такие воспоминания возникали и возникают у меня и у сына. Счастливые времена, которые не повторить. Да и машины такой не найти, да и денег таких нет, сколько она стоит в Европе как «антик».

Купил эту машину у нас дизайнер по галстукам. Он специально летал в Англию, но там такой машины с таким километражом не нашел. На этой старушке мы объездили пол-Америки. Она нас никогда не подводила. В ней было так комфортно сидеть и ею управлять.

С «Кадиллаком» повторилась та же история. Мотор работал безукоризненно, машина была почти новая, но сын опять обнаружил в ней какие-то недостатки. Мечта советских правителей для сына уже не была мечтой и подлежала переборке. Опять простынь, опять нумерация деталей, опять полный перебор мотора. Но было большое НО! Это не был сравнительно небольшой «Ягуар». Это была махина, самолет на земле. Немыслимое количество цилиндров и лошадиных сил. Я даже до сих пор не понимаю, как можно было решиться на то, чтобы не в условиях мастерской, а просто на открытом воздухе вынуть из этой машины мотор в 500 килограммов, разобрать его на винтики, снова соединить с выхлопными трубами.

Сын сходил на свалку, где достал какие-то цепи и полиспасты и ухитрился все проделать, как и с «Ягуаром». Вот почему через много лет он стал зубным врачом. А этот врач должен быть «перфекционистом». Вот эти задатки и развились, когда ему было 16 лет. И опять я не решился включить зажигание. И опять мотор был, как с фабрики – работал бесшумно.

Ну, хватит о машинах. В Америке любая машина из вторых рук даже с небольшим количеством километров стоит очень дешево. По сравнению с зарплатой, просто смешные деньги.

Ну вот, такие воспоминания толпились у меня в голове. Да и не только эти.

Часто вспоминались наши старики в старческом доме, положившие жизни свои и здоровье в борьбе против зла. В большинстве своем они были одиноки, и большинство из них были женщины. Необыкновенные женщины. Мы очень полюбили жену председателя Государственной Думы России Родзянко. Ее сын был «Архиепископом всея Америки».

Особенно дружеские отношения у меня сложились с Тихоном Васильевичем Гербовым – генералом русской армии. Он был командующим на дальнем Востоке. Часто для нагрузки его ног я садился в коляску, а он возил меня по длинным коридорам старческого дома. Ему было 102 года. Часами я беседовал с ним, и он наслаждался беседой с русским человеком.

– Фердинанд, зачем я так долго живу? Почему Бог меня не жалеет? Я пережил всех родных, я на чужбине. Я одинок. Эх, Фердинанд, как я хотел бы сейчас быть в бою за Царя и Отечество. Ты понимаешь меня?

Конечно, я все понимал. Попробуйте, как генерал поработать укладчиком шпал на железной дороге или мойщиком тарелок в ресторане в течение многих лет. Высший офицер, аристократ и интеллигент – и так сложилась жизнь. Заканчиваю на том, что умер генерал в 104 года, как мне и обещал.

– Ты, Фердинанд, уедешь, и я без общения умру!

Что-то я совсем ударился в воспоминания. Надо жить настоящим, в новой стране «Лимонке», в которую мне и моей семье посоветовал приехать старый солдат Семен. Вот мы и оказались в этой стране.

Глава VIII
Здравствуй, страна «Лимонка»

О немецком народе

Далекий 1937 год, мне три года. Я лежу в кровати и, наверное, о чем-то думаю. Вдалеке около окна, через которое пробиваются солнечные лучи, стоят два человека. Моя мама и мой отец. Потом один из них идет ко мне. Его лицо я плохо вижу, так как солнце светит ему в спину. Это папа. Он поднимает меня на руки и целует, а я ощущаю на своей щеке колючую, мужскую щеку. Вот и все мои воспоминания о человеке, который подарил мне жизнь. Меня поцеловал мой отец – боевой немецкий офицер, как я теперь знаю, участник первой мировой войны. За отвагу, которую он проявил, поднимая свое отделение в бой, он был награжден железным крестом. Много раз контуженный и отравленный газом «ипритом», он выжил. Мой папа происходил из крестьянской семьи, обосновавшейся в городе Далена Хале Заале с 1640 года. Видимо, эти крестьянские крепкие корни и воспитали в отце основные отличительные качества мужчины немца. В СССР отец закончил два института – технический и литературный. В СССР попал через «Коминтерн».

Исчезновение отца я заметил лет в пять. Спрашивал маму: «Где папа?». Она говорила мне, что он в командировке или уехал по работе. Да, он действительно ко времени моего вопроса был в той командировке, которая вела в смерть. Он был арестован, как и другие сотни немцев, в 1939 году и отправлен Сталиным туда, откуда нет возврата. Всего-то 39 лет, а жизнь была закончена в карагандинской тюрьме. Лежит где-то мой папа в безымянной могиле, и заметают его пески, превращаясь в высокие барханы. Но он живет в моей памяти и в моем теле. Он был настоящим сыном Германии, которым немцы могут гордиться. Я все время знал, что я немец. Об этом говорило мое имя Фердинанд Фингер. Как моя семья выжила в сталинское время, будучи семьей «врага народа» остается только удивляться. Я думаю, только при помощи Господней силы.

Как-то интуитивно, не разбираясь в национальностях, я чувствовал, что я немец. Может быть фамилия и имя? Однажды я стоял на главной улице Москвы – я жил совсем рядом. Внезапно на этой широкой улице появилась огромная колонна людей. Она медленно двигалась на меня. Была середина войны. Мне тогда шел девятый год. Мимо меня двигалась огромная толпа оборванных на вид полулюдей. Как я потом узнал, их было 90 тысяч человек. Это были немцы, взятые в плен под Сталинградом. Впереди шел командный состав, состоящий из высших офицеров немецкой армии. Генералы, полковники и другие шли, довольно гордо подняв голову. Награды с них были сорваны. Они почти не поворачивали головы и не смотрели по сторонам. Сталин не сорвал с них офицерской формы – не унижал в этом смысле. Это была армия генерала Паулюса. За ними нескончаемым потоком шли молодые люди в возрасте от двадцати до сорока лет. Вот этим людям пощады ждать не приходилось. Они были абсолютно оборваны, измождены. Передвигались они с трудом, и их было нескончаемо много.

Толпа москвичей, стоявших по сторонам, в основном молчала. Лишь изредка раздавались крики: «Проклятые фашисты, так вам и надо!» Но своим сердцем мальчика я точно чувствовал, что ненависти к людям, убившим их отцов, сыновей и дочерей, у большинства русских не было. Не знаю точно, что они чувствовали, но я заплакал. Генетика взяла свое. Из цепочки людей москвичей, стоящих по сторонам, время от времени выбегали старушки и с возгласом «На сыночек, поешь», давали пленным кусочек черного хлеба. Солдат, охраняющих пленных было немного, и они без всякого зла пропускали их молча. Они сами до смерти были голодны и усталы.

Эта картина до сих пор стоит перед моими глазами. Потом машины смыли их следы. Две великих нации, брошенные ни за что в проклятую войну, страдали поровну. Как могло произойти то, что произошло по вине негодяев с обеих сторон, до сих пор остается загадкой. Я мучаюсь над разрешением ее в мои 77 лет, и от этого страдаю. И вот я с семьей прилетели в Берлин. Языка мы не знали. Несмотря на то, что моя мама была преподавателем немецкого языка, я его не знал. Шла война, и сталинский режим был режимом уничтожения. Чтобы дрожать день и ночь достаточно было моего имени и фамилии. Потом, будучи уже взрослым, я должен был кормить семью – не до языка. Он был до 5 марта 1953 года не применим.

Историческая Родина не хотела принять мою семью. Сотни тысяч гастарбайтеров и других людей как-то приживались, а мы?! Виноват, что мой отец женился на еврейке. Недавно дошли до меня слухи, что некоторые представители высшей арийской расы имели какое-то отношение к еврейской нации.

Ну, вот мы и приехали. Крепкий, веселый, целеустремленный народ окружал нас. Анекдот – пожалуйста. Соленое словцо «пожалуйста», он мог хорошо выпить, покурить и пошутить. В этом народе внутри вмонтирован стержень из самого крепкого металла – титана. Из полного хаоса и разрушения этот народ создал страну со своими достоинствами и недостатками. Страну, в которой можно достойно жить, работать и созидать будущее. Каких чудесных людей встретили мы и подружились с ними. Дорогая фрау Маук из Ганновера. Сколько сердца и души она подарила нам и как облегчила нашу жизнь в начале нашего приезда в Германию. Дорогая фрау Вильднер из Ганновера. Ваши подаренные приборы для еды из серебра украшают наш стол до сих пор. Дорогой Херманн Хайнеманн, написавший десятки писем непробиваемым немецким чиновникам о том, чтобы нам помогли получить документы и почувствовать, что мы имеем отношение к немецкой нации. Он говорил: «Фердинанд, правда восторжествует, мы победим, мы им покажем». Умный, старый, немецкий солдат не мог в полной мере оценить бюрократическую крепость, порою неприступную, как линия «Маннергейма».

Какое удовольствие я получил, когда наблюдал на центральном рынке Ганновера некоторые сцены. Вокруг столиков, стоящих около рыночных прилавков, продающих съестное, собирались люди. Это были адвокаты, врачи, владельцы магазинов. Они отдыхали в беседах друг с другом. Дым коромыслом, смех, шутки, пиво, закуска. Умеют, умеют жить. Напряжены, но в меру. Отходчивы, но в меру. Сострадательны к чужому горю. Помочь, пораскинув мозгами, могут. Что мне иногда не нравится, чересчур педантичны. Не в меру дисциплинированы, как-то зажаты, смотрят больше вперед, а надо бы и по сторонам. Забывают, что порядок – это организованный хаос. А вот это уже абсолютно неприемлемое слово для большинства немцев. Поэтому русские, живущие на авось, их победили. Хотя, наверное, в этом утверждении я не совсем прав.

Могу точно сказать о немцах – редчайшая, талантливаейшая, имеющая сердце нация. Нация созидателей, а не разрушителей. Нация честно работающих и днем, и ночью. В огромном большинстве своем нация состоит из порядочных людей. Но время – время разрушает все. Где маленькие магазинчики «Танта Эмма»? Где индивидуальность? Я хочу слышать, приходя в магазин: «Здравствуйте, герр Фингер. Как ваше здоровье? Как жена? Я для вас припасла, что вы любите». А что я слышу, входя в магазин? Ничего не слышу. Время ввело новые порядки. Стерта личность. Ощущение – ты никому не нужен. Ты нужен позарез только налоговому ведомству. Вот туда дорога для тебя всегда открыта. «Пожалуйте, герр Фингер, заходите». А меня туда что-то не тянет. Конечно, вызовут – приду. В настоящее время я и моя жена давно на пенсии. Пенсия небольшая, но хватает, чтобы жить. Мы обеспечены медицинской помощью. Спасибо тебе, Родина моего отца. Он не зря воевал и не зря был контужен и ранен. Он смотрит на нас с небес и, наверное, радуется, что его дети, его потомки приняты ЕГО родиной и, в отличие от России, из которой бежали, чувствуют себя достойными гражданами достойной страны.

P. S. Новые времена – многое меняется. Я не психолог и не претендую на точность описания Германии. Мое мнение чисто субъективно. Во всякой стране есть много хорошего и много плохого. Но на вещи надо смотреть издали и наблюдать за ними долгое время. Мои наблюдения, наблюдения жены и моего сына подтвердили правильность наших выводов. Да пребудет Господь с Германией, с ее народом и да поможет ему двигаться вперед среди великих потрясений, свалившихся на мир. Поможет ему выстоять и остаться народом, родившим великих философов, ученых, музыкантов, художников, поэтов, технарей. Не может маленькая страна с 80 миллионами жителей где-то 800 км в длину и 400 км в ширину, дать миру столько великих людей. Из того, что случилось в тридцатых годах, Германия сделала выводы. Недаром старый солдат Семен, потерявший пол-лица в проклятой войне, с таким уважением называл эту страну «Лимонкой». Почему-то в этом названии звучало высшее одобрение проигравшей стороне. Я не знаю, как он изобрел это слово. Но это была правда. Я видел в документальных фильмах тысячи изможденных немецких женщин, по которым беспощадным катком прокатилась война, убив их мужей, дочерей и сыновей. Женщин, по которым прокатилась волна изнасилований и волна нищеты, накрывшая их. Но этот изумительный народ, обладавший волей к созиданию, железной генетической дисциплиной, потрясающей тягой к порядку, из ничего сумел создать страну, в которой человек может жить достойно. Благодаря умным руководителям послевоенных лет, например, канцлеру Эрхарду. Получай в руки небольшую сумму, равную для всех, сожми зубы и работай. Начинай с нуля, строй новую жизнь. И они ее быстро построили. С достоинствами и недостатками. Воровства казны не было. Шло время – наступил новый кризис.

Один литр бензина стоил в 1981 году 1,20 DM. Магазины стали закрываться один за другим. Появилось множество безработных. Страна перестала двигаться вперед. Но она справлялась со всеми трудностями. И пошла по правильному пути. Что будет с ней, когда разразится страшный мировой кризис, да еще при новой валюте, я не знаю. Посмотрим, время покажет.

Хочу отметить, что немецкий народ с глубочайшим уважением относится к памяти своих отцов, матерей, бабушек и дедушек. Тех, кто поднимал страну, очень мало осталось. Немецкие кладбища говорят об этом уважении. Могилы всегда ухожены, на них горят лампадки, и растут цветы. Чего же больше. Память о прошлом не должна умирать. Если она умрет, вместе с ней умрет и будущее. А если умрет будущее – мир превратится в пустыню. Да поможет Господь немецкому народу во всем, чего этот народ желает.

Хотя все двигалось очень нелегко. Были годы, когда правительство Германии столкнулось с тем, чего не ожидало. В стране появились «красные бригады», которые поклонялись таким людям, как «Че гевара». Они пытались разрушить все, что можно. Они совершили серию убийств политических деятелей, крупных предпринимателей. Так они убили Ганса Шляера и многих других. Мы ощутили всю трагичность положения, когда ездили по дороге Ладисполи – Рим в 1977 году.

Внезапно в автобус ворвалась группа людей из отряда особого назначения. Они были в масках и с ног до головы вооружены. Конечно, взрослые и дети очень испугались. Автобус был обыскан. Было страшно и противно. Прошли десятки лет, и страну время от времени сотрясали всякие события. Но страна справлялась с этим и шла вперед.

Не в самое лучшее время мы приехали в Германию. Безработных было много, магазины закрывались, людям стало трудно оплачивать свои квартиры.