Текст книги "Шалтай-Болтай в Окленде (сборник)"

Она остановилась.

– Вот моя машина, – показала она. – Как она тебе?

Подойдя к краю тротуара, он увидел новый «Додж».

– Неплохая, – сказал он. – Хрома многовато, но в-в-вообще агрегат ничего.

– Ты водишь? – спросила она.

– Вожу.

Она вытащила из кармана пальто ключи от машины.

– Вот. Открой дверцу.

Он в смятении открыл дверь машины. Пэт знаком пригласила его сесть, и он втиснулся за руль.

– Куда ты едешь, чтобы прокатить девушку? – спросила она.

– На Твин-Пикс[71]71
  Твин-Пикс – холмы в Сан-Франциско с живописным видом на город.


[Закрыть], – сказал он. – Наверное.

Его начинало потряхивать.

Она захлопнула дверцу со своей стороны.

– Отвези меня туда. Можно? Не могу я обратно. Он ждет меня, а я не могу. Видит бог: хочу, но не могу.

На склоне холма стояли машины – в основном на обочине или у самой ограды. В них кто-то медленно и громоздко ворочался. Внизу под дорогой переливались складывавшиеся в узоры огни домов и улиц Сан-Франциско. Целое поле огней – насколько видел глаз. Среди огней плыл туман, тут и там заслоняя их. Слышно было лишь, как вдалеке работали двигатели автомобилей.

– Сюда? – спросил Арт. – Да?

Он съехал с дороги на грунтовую площадку. По капоту царапнули ветки деревьев. Он погасил фары.

– Выключи двигатель, – попросила Пэт.

Он повиновался.

Она открыла сумочку и достала пачку сигарет. Он нашел спички и дал ей прикурить. Спичка тряслась, и Пэт подержала его руку.

– Что с тобой? – спросила она.

– Н-н-ничего.

Выпуская дым через ноздри, она сказала:

– Здесь так спокойно. Я десять лет сюда не поднималась. С тех пор, как была такой же юной, как ты. Знаешь, где прошло мое детство? Недалеко от Стинсон-Бича.

– Там классно, – сказал он.

– Мы тогда часто купаться ездили. Ты любишь купаться?

– Конечно, – сказал он.

– С тобой все нормально? – Она протянула ему пакет с бутылкой. – Не откроешь? Штопор за приборной доской.

Повозившись, он открыл бутылку.

– Я не должна этого делать, – сказала Пэт, взяв бутылку. – Знаю, что это нехорошо, но мне нужно что-то сделать, я так больше не могу. Как ты думаешь, он простит мне?

Порывшись в бардачке, она нашла пластмассовую чашку без ручки.

– Боже, – воскликнула она. – В ней старые «Бэнд-эйды»[72]72
  «Бэнд-эйд» – фирменное название бактерицидного лейкопластыря компании «Джонсон энд Джонсон».


[Закрыть] до сих пор.

Она швырнула чашку обратно в бардачок.

– Не хочу пить. Возьми. – Она вернула ему бутылку. – Убери ее, или выпей, или делай, что хочешь. Знаешь, зачем я попросила тебя привезти меня сюда?

– Зачем? – пробормотал он.

– Я чего-то ищу. Арт, мне двадцать семь лет. Я на десять лет старше тебя. Понимаешь? Когда я была такой, как ты сейчас, тебе было семь. Ты ходил в первый класс.

Она сидела и курила, положив ногу на ногу. Ее ноги поблескивали в тусклом свете, пробивавшемся в машину. Он различал ее лодыжки, каблуки.

– Вы очень красивая, – услышал он собственный голос.

– Спасибо, Арт.

– Нет, правда.

– Поехали, – сказала она. – Давай уедем отсюда, не хочу здесь больше оставаться.

Раздавленный разочарованием, он послушно запустил двигатель. Когда он включил заднюю передачу, Пэт протянула руку и повернула ключ зажигания. Двигатель заглох.

– А ведь и поехал бы, – сказала она. – Ты такой… как это называется? А, бог с ним.

Она затушила сигарету и прикурила другую от блестящей стальной зажигалки.

– Ты отвез бы меня обратно, если б я попросила… Не стал бы удерживать меня силой, упрашивать. Арт, я правда тебе нравлюсь?

– Да, – с жаром выдохнул он.

– А как же твоя жена?

Ему нечего было ответить на это.

– Ты же скоро станешь отцом. Ты понимаешь это, Арт? У тебя будет маленький мальчик. Вы решили, как назовете его?

– Нет, – сказал он, – еще нет.

– Что ты тогда почувствуешь? – Она вглядывалась в огни внизу. – Семнадцатилетний парень – и вдруг становишься отцом.

– Да… Мне восемнадцать, – поправил он.

– Странная штука жизнь, черт возьми…

Она повернулась на сиденье лицом к нему и подтянула под себя ноги. Свет выхватывал из темноты ее скулы, и Арт мысленно дорисовал очертания ее лба, выступы бровей, нос. У нее были тонкие губы. В полумраке они казались черными. Подбородок и шею скрывала тьма.

– Ну давай, Арт, – сказала она.

– Чего давай? – испуганно произнес он.

– Пока я не передумала.

Опустив окно, она выбросила сигарету в черноту.

– Я чувствую себя отвратительно. То, что я делаю, ужасно… Я поступаю подло с тобой, с твоей женой, с Джимом, со всеми нами. Как-то перепуталось все. Но что мне остается, Арт? Я кругами какими-то хожу. Не знаю, ничего не понимаю.

Она протянула руку, дотронулась пальцами до его щеки. Придвинувшись, она приблизила к нему губы, и он почувствовал, как они крепко целуют его, ощутил ее твердые, острые зубы, цветочный и коричный аромат ее дыхания. Обняв ее, он услышал шорох ее одежды. Ее мускулы, сочленения и связки слегка подались, все тело шевельнулось. Ее рукав коснулся его глаз. Она прильнула к нему, прижала голову к его шее. Какая тяжелая у нее голова. Она часто дышала. Как загнанная, подумал он. Сидит неподвижно, закрыв глаза, ей довольно того, что он рядом, пальцы сплела с его волосами. Она обессилена, одинока, и он знает, что ей нужно: быть с ним рядышком, обратив к нему лицо для поцелуя. Он приподнял ее голову руками. Губы ее сразу расслабились, приглашая его. Она вернулась в прошлое, снова проживала с ним дни своей юности, первую любовь, волнение первого свидания – в его объятиях, на переднем сиденье автомобиля, стоявшего на обочине дороги над огнями города, над ночью, тьмой и туманом. В других машинах другие юноши обнимали своих девушек, ласкали и целовали их. Он провел руками по ткани ее блузки, по плечам и рукам, не прикасаясь к груди, потому что не этого она хотела. Прижавшись губами к ее губам, он изливал в нее любовь, в которой она нуждалась, он не опустошал себя, но в то же самое время чувствовал, как она наполняется и становится от этого сильнее. Ей нужно было принять то, что ему было необходимо отдать ей.

– Я люблю тебя, – сказал он.

Она лишь вздохнула, уткнувшись лицом ему в плечо. Время шло, она не шевелилась, и он наконец понял, что она заснула.

Он легонько приподнял ее спину и чуть подвинул Пэт так, чтобы она опиралась на дверь. Потом укрыл ее пальто. Запустив двигатель, он тронулся вниз по холму, обратно в город.

Когда они ехали среди огней Ван-Несс-авеню, она шевельнулась, выпрямилась и спросила:

– Ты знаешь, где я живу?

– Нет, – ответил он, – но мы туда не поедем, мы едем обратно, на Филлмор.

– Отвези меня домой, – попросила она. – Жене от меня позвонишь. Пожалуйста.

Значит, он ошибался.

– Скажи, куда ехать, – проговорил он.

Его сковало какой-то тяжестью, но он послушался Пэт, он был не в силах противостоять. Она открыла сумочку, чтобы достать сигареты. Оба молчали. Наконец она сказала:

– Здесь направо.

Он повернул.

– Что ты ей скажешь? – спросила она.

– Не знаю. Скажу что-нибудь. Мол, ребят встретил. Гриммельмана, например.

– Ты ведь никогда раньше так не поступал, правда?

– Нет, – сказал он.

– А ты хочешь? Ты не обязан. Я не заставляю тебя.

– Хочу. – Он и в самом деле этого хотел. – Вы такая классная. Очень красивая.

– Спасибо, Арт, – сказала она. – Я знаю, ты не лукавишь. Ты бы не стал обманывать.

Казалось, она успокоилась.

10

После того как ее муж и Пэт ушли за выпивкой, Рейчел отправилась на кухню мыть посуду. Прошло десять или пятнадцать минут, прежде чем она вытерла руки и вышла к входной двери.

– Они не вернутся, – сказала она, стоя у входа.

Джим не торопился соглашаться с ней.

– Еще как вернутся, – возразил он.

– Нет, – покачала она головой. – Я знала, что это рано или поздно случится. Только никак не думала, что в такой компании… Могла представить, что с Гриммельманом и со всеми этими ребятами.

Джим открыл дверь и пошел вверх по ступенькам.

– Наверно, они уехали на ее машине.

– Вы куда?

– Черт, – выругался он. – Заеду к ней домой.

– Пусть он делает, что хочет, – сказала Рейчел. На глазах у нее не было ни слезинки. Его поразило ее самообладание. – Она красавица и вон какая взрослая. Пускай, если ему хочется. Какая разница, будет у них там что-то или нет? Я не смогла бы удержать его тут… А вы смогли бы ее удержать?

– Нет, – ответил он, не входя обратно в дом.

Он стоял на ступеньках спиной к открытой двери.

– Люди обычно не слушаются других, – сказала Рейчел. – Можно, конечно, уговаривать их, но это бесполезно. В мелочах – может быть, или если они сами уже приняли решение. Все равно, она очень милая.

– Я убью ее, – сказал он и действительно был готов это сделать, уже представляя, как душит ее.

– За что? Вы же знаете, она много выпила. А у нас с Артом кое-какие трудности… Ему хочется где-нибудь бывать, развлекаться. Он многого не успел попробовать, а хочет. Он ведь такой молодой. У него не было других девушек, кроме меня. Думаю, я единственная девушка, с которой он… как это сказать. Это по-разному называют. Не знаю, как прилично сказать.

– Никак, – сказал он, – во всяком случае, не в нынешней ситуации.

Он проклинал себя. Это его вина.

– Рейчел, – сказал он, вернувшись в дом. – Это все из-за меня. Я привез ее сюда. И я знал, в каком она состоянии, знал, что она может выкинуть все что угодно. Мы оба можем…

– Плохи у вас дела, – сказала Рейчел, – вы ведь ее любите.

– Послушай, – он взял со стула пальто, – ты оставайся здесь. А я поеду к ней и попробую их поймать. Увидимся.

Не дожидаясь ее ответа, он вышел из квартиры и направился по дорожке к тротуару. Машины Пэт действительно не было на месте. Он поймал такси и назвал шоферу ее адрес.

Свет в ее окне не горел, на звонки никто не отвечал. Подошел какой-то жилец и своим ключом открыл парадную дверь. Джим вошел в дом за ним, поднялся наверх, постучал в дверь квартиры Пэт и подергал за ручку. Ответа не было. Он прислушался, но ничего не услышал.

Спустившись и выйдя на улицу, он поискал «Додж», но его не было.

Они не у нее. Где же тогда? Оставалась только радиостанция. Была половина первого, Хаббл должен был уже запереть помещение. У Пэт был ключ, станция была в распоряжении ее и Арта.

Он снова взял такси и поехал в сторону Гиэри-стрит. Ему пришло в голову, что, по крайней мере, он сможет забрать свою машину со стоянки такси у радиостанции.

Расплатившись с водителем, Джим обнаружил, что его машины на месте нет. Стоянка такси была пуста. Взглянув вверх, он увидел, что окна верхнего этажа Маклолен-билдинга темны. Он прошел до парковки, но и там не оказалось ни его машины, ни «Доджа» Пэт.

Чуть дальше по улице работала аптека. Он вошел и из телефонной будки позвонил на радиостанцию. Прослушав бесконечное количество гудков, он повесил трубку. Там их тоже не было.

Он нашел номер полицейского участка на Керни-стрит и набрал его.

– У меня угнали машину, – сказал он. – Я оставил ее рядом с тем местом, откуда звоню, а сейчас ее здесь нет.

– Секунду, – ответили в полиции. Раздались оглушительные щелчки, и после нескончаемой паузы тот же голос спросил: – Ваша фамилия?

Джим назвал свою фамилию.

– Это случилось, наверное, меньше часа назад, – сказал он.

И почувствовал свое полное ничтожество.

– Марка и номер.

Он сообщил и эти данные.

– Одну секунду, сэр.

Снова пришлось подождать.

– Ваш автомобиль увез эвакуатор, – сказал служащий полиции. – Он был припаркован на стоянке такси, поступила жалоба из их таксопарка.

– Вот как. И где он сейчас?

– Не знаю. Вам нужно будет сделать запрос завтра утром. Приезжайте к нам на Керни-стрит в пол-одиннадцатого, уладите кое-какие формальности, чтобы вам отдали машину.

– Спасибо, – сказал он и повесил трубку.

Без машины Джим почувствовал себя беспомощным как никогда. Он вышел на тротуар и, дождавшись проезжавшего такси, поднял руку. И вот он снова едет в такси, снова называет водителю адрес Пэт. Джим был уверен, что они непременно объявятся у нее. Может быть, покататься поехали.

Выйдя из такси у ее дома, он увидел влажный блестящий «Додж», одиноко стоявший на месте для парковки у входа.

Он нажал кнопку звонка напротив ее фамилии, но ответа не последовало. Снова ожидание. Через некоторое время кто-то подошел к двери с другой стороны. Из дома вышел грузный мужчина, бросил взгляд на Джима и отправился дальше. Джим успел проскочить в открытую дверь. Здесь постоянно кто-то входит или выходит. Он поднялся по ступенькам на ее этаж.

Дверь в ее квартиру была закрыта, света не было видно. Он постучался. Она не ответила, но он знал, что на этот раз они здесь. Тогда он взялся за ручку. Дверь оказалась незапертой.

– Пэт, – позвал он, входя.

В квартире было темно.

– Я здесь, – услышал он ее голос.

Он прошел в спальню.

– Одна? – резко спросил он, нащупывая лампу.

– Не включай свет. – Она лежала в постели. – Сейчас.

Она поднялась. Джим чувствовал, как она шевелится в темноте.

– Теперь можно, – сказала она, – я хотела накинуть на себя что-нибудь. – Она говорила ленивым, сонным голосом. – Когда ты пришел? Я спала.

– Где Арт? – спросил он, включая свет.

Она, вытянувшись, лежала на кровати. На ней была только комбинация. Рядом на стуле была аккуратно сложена ее одежда. Ее темные густые волосы рассыпались по подушке. Он никогда еще не видел ее такой безмятежной, такой довольной.

Улыбаясь, она сказала:

– Я отправила его домой. Дала денег на такси.

– Ты понимаешь, что разрушила их семью?

– Вовсе нет, – возразила она. – Я думала об этом. Я – девушка, с которой он погулял до свадьбы. Понимаешь? Это то, чего ему не хватало… Ты знаешь, что до Рейчел у него никого не было?

– Я привел тебя к ним, – сказал он, – и ты с ходу сломала жизнь этим детям.

Садясь на кровати, она возразила:

– Ты ошибаешься.

– Тебе хотелось переспать с кем-нибудь, со мной ты не могла. Вот и переспала с ним.

– Дело не только в нем, – сказала Пэт. – Когда я увидела Рейчел, мне захотелось быть с ней. Постарайся понять меня. Я в них обоих влюбилась – и ты тоже. Я увидела ее, и мне захотелось любить ее, целовать, ласкать… Мне захотелось уложить ее в постель и потискать. Но я ведь не могла этого сделать. Но это и неважно, с кем из них. Я рада, что ты меня к ним привел – я наконец-то снова ожила… Ты ведь тоже, разве нет?

– Боже, – простонал он. – Только меня не надо в это впутывать.

– Они наши дети, – сказала она.

Он сел на кровать рядом с ней. В каком-то смысле она права, спорить не было смысла.

– Они связывают нас с тобой, – сказала она, пристально глядя на него.

Руки ее расслабленно лежали вдоль тела. Под комбинацией выделялись не прикрытые лифчиком груди. Они двумя маленькими тенями поднимались и опадали под тканью рубашки. Лицо ее было отмыто, от макияжа не осталось и следа.

– Никак не могу начать доверять тебе и поэтому не могу и вернуться к тебе. Ты ведь тоже не доверяешь мне, правда? Мы друг другу не доверяем… Зато им верим. Ты ведь понимаешь, что это я виновата?

– Понимаю, – сказал он.

– Вот что я хотела сказать. У нас уже годами друг к другу доверия нет. Но их мы полюбили и полностью в них верим. Поэтому и можем к ним пойти. Они – единственные в мире люди, которые нас примут. Думаю, через них мы сможем понять друг друга. С ними мы сможем освободиться… Обрести душевный покой, который нам нужен.

– Довольно убогая рационализация, – прокомментировал он. – Тебе бы следовало содрогаться от рыданий, а не нежиться в постели.

– Мне так хорошо, – сказала она. – Я чувствую близость к тебе. Разве ты не почувствовал, что это ты был со мной? И я была с тобой, а не с кем-то другим. Помнишь, как мы когда-то вместе лежали после этого… Там, в хижине – я помню, мы просто валялись без сил. Все напряжение уходило, наступало полное изнеможение. Я всегда чувствовала себя ближе к тебе после этого, даже больше, чем во время. Для меня сам процесс – это… – Она помолчала. – Только средство. Разве не так? Боже, а в самом начале, до того как я поставила диафрагму… Когда ты надевал эти жуткие штуки… Мы были так далеки друг от друга. И только потом мы научились быть вместе, чтобы после вот так просто лежать себе.

– Я помню твои слова.

– Про что? Ах, да. Про эти твои штуки.

– Пока мы не поняли, что нам вообще не нужно предохраняться, – сказал он.

– У меня было такое чувство, как будто в меня вводили зеленый садовый резиновый шланг. Я не чувствовала удовлетворения… А ты?

– Не совсем.

– А что теперь? Я снова обманула тебя? Ты так считаешь? – Она схватила его за руку. – Нам придется и дальше сближаться через них… Ты ведь знаешь это, правда? Мы теперь тоже связаны. Мы не можем расстаться.

– Где ты была? – спросил он. – Перед этим. Я заезжал.

– Мы ездили на Твин-Пикс.

– А чего там этим не занялись?

– Если бы нас поймала полиция, меня бы посадили, наверное. Да и противно, в машине-то. Мне хотелось там, где ты провел прошлую ночь.

– У тебя нет сердца, – сказал он.

– Ты не прав, – возразила она. – Вот увидишь. И ты вернешься ко мне с помощью этой девочки… Мы через них заживем.

– А о них ты подумала?

Она внимательно посмотрела на него.

– Для них это будет большим, удивительным событием. Оно уже случилось.

– Каким образом ты пришла к этому выводу?

– Потому что они любят нас, – сказала она. – Они восхищаются нами. Мы те, с кого они берут пример. Мы все соединимся… Все четверо, мы будем одним целым. Мы снова научимся ходить по земле. И сможем обойтись без мелких людишек – Боба Посина и подобных. Правда. Я так люблю тебя, любовь внутри меня, я знаю, что это ты был тут со мной.

– Если и так, я такого не припомню. К тому же в означенное время я был в другом месте.

– Дай мне, пожалуйста, мою одежду.

Он передал ей всю кучу. Все так же лежа и опираясь на подушку, она разыскала нижнее белье и чулки.

– Я буду действовать в том же духе, – сказала она и прижала кипу одежды обеими руками к груди. – Я не сдаюсь ради спасения нас обоих. Сегодня ночью я нашла то, что нам нужно. Ты прекрасно знал это, иначе не привел бы меня к ним.

– И совершил ошибку, – сказал он, – ужасную ошибку, черт возьми.

– Ты знаешь, что я права.

– Ты соблазнила парня и теперь просто сотрясаешь воздух, оправдаться хочешь.

– Ну… может быть.

Сев на постели, она нагнулась, через голову стащила с себя комбинацию и, обнаженная, встала. Ее белоснежная, шелковистая плоть быстро скрылась под нижним бельем, и вот она уже застегивала платье.

– Если бы все это было неправильно, – сказала она, стряхивая волосы с глаз, – я бы чувствовала себя по-другому. А так мне идеально хорошо.

– Зеленый садовый шланг, – проговорил он.

– Что? Это ты на свой счет? – Встав на цыпочки, она поцеловала его в губы. – Нет, ты – безупречен. У меня было все, чего я хотела, все, на что могла надеяться.

– Мальчишка.

– Мальчишка был тобой, – сказала она. – Он и сейчас – ты.

– С девочкой ничего не случится?

Стоя у комода с зеркалом, опустив голову и подняв обе руки, она расчесывала щеткой волосы.

– Ни с ним, ни с ней ничего не случится. И с нами тоже. Мы теперь вместе, мы не опасны для них… Разве не так? В чем опасность? Я у него что-нибудь отняла? Ты что-нибудь отнял у нее?

– Нет, – сказал он, – и не собираюсь.

Она перестала расчесывать волосы.

– Джим, если это не исцелит нас, то ничто больше не поможет. Понимаешь? Тебе это ясно?

– Мне ясно, – ответил он. – Ты еще немного порезвишься, разрушишь этим ребятам семью, исковеркаешь жизнь, потом наиграешься и заявишь, что выходишь замуж за Боба Посина.

– Я не выйду за него замуж, – сказала она. – Никогда. Что бы ни случилось.

– Слава богу, что так.

– Если из этого ничего не выйдет – тогда не знаю, что делать. Как бы там ни было… – Она бросила щетку для волос и подбежала к нему, глаза ее блестели от радости. – Я просто счастлива. Я никогда ничего подобного не испытывала. Он совершенно не выбивался из сил, никакой усталости – как у нас когда-то. Мы могли бы продолжать без конца – всю ночь, потом весь завтрашний день, еще и еще, не есть и не спать, до бесконечности.

– А как твоя работа?

Он спросил это таким тоном, что она сразу сникла. Закончив одеваться, она проговорила:

– Как там Рейчел?

– Нормально.

– Она что-нибудь сказала?

– Не очень много.

– Я ее… побаиваюсь, – призналась Пэт.

– Тебя можно понять.

– Она будет что-нибудь… предпринимать?

– Понятия не имею. Но, – добавил он, – я не хотел бы оказаться на твоем месте. – Он похлопал ее по спине. – Поразмысли об этом.

– Она еще ребенок. Ей всего шестнадцать, – в голосе Пэт все-таки слышалась нотка озабоченности. – Это глупо. Ну, похандрит немного, как ты. Но, боже мой, он же вернется к ней. Или она думает, что это будет продолжаться вечно? Не будет…

– Увидим.

Он вышел из квартиры и спустился по лестнице.

Когда он пришел домой, звонил телефон. Оставив дверь открытой, с ключом в замке, он прошел через темную холодную гостиную и нащупал аппарат на столе у дивана.

– Да, – поднял он трубку, свалив на пол, куда-то в темноту, пепельницу.

– Это я, – услышал он плачущий голос Пэт. Слова ее он едва разбирал. – Прости, Джим. Я не знаю, что мне делать. Мне так жаль.

Смягчаясь, он сказал:

– Не горюй. Все как-нибудь уладится.

– Лучше бы мы к ним не ходили. Я не думала, что вот так получится.

– Ты не виновата.

Это он был виноват.

– Они оба такие милые, – сказала Пэт.

Она сморкалась и явно вытирала глаза.

– Ложись-ка спать, – посоветовал Джим. – Поспи немного. Тебе завтра на работу.

– Ты меня простишь?

– Слушай, перестань.

– Простишь?

– Ну конечно.

– Хочу, чтобы мы поладили, – сказала она. – Как скверно. Как ты думаешь, что теперь будет? Рейчел выйдет на охоту за мной? Как ты думаешь, она будет меня преследовать?

– Ложись спать, – повторил он.

– Ты, наверное, не захочешь сейчас снова прийти ко мне. Хотя бы ненадолго.

– Не могу, – сказал он. – Полиция забрала мою машину.

– Я… могла бы за тобой приехать.

– Ложись спать, – снова повторил он. – Увидимся через день-другой. Я позвоню.

– А если бы я ей сегодня позвонила – уже очень поздно?

– На твоем месте, – сказал он, – я бы держался от них подальше.

– Ладно, – согласилась она.

Он повесил трубку, деревянной походкой прошагал в ванную и открыл воду, чтобы принять душ.