Текст книги "Шпионы XX века"

Глава 13
ИГРЫ ПЕРЕБЕЖЧИКОВ

Из всех советских граждан, передававших когда-либо секретные сведения на Запад, наиболее высокопоставленным и, бесспорно, самым благородным был полковник Олег Пеньковский.

Кристофер Добсон и Рональд Пейн. «Словарь шпионажа»(1984 г.)

В лабиринтах американской разведки все еще можно встретить ветеранов, которые по-прежнему убеждены, что Пеньковский является блестящим примером одной из отвратительнейших операций КГБ.

Энтони Веррье. «Сквозь зеркало» (1983г.)

Перебежчики – это питательная среда, обеспечивающая жизнедеятельность разведывательных служб западных стран. По своей ценности перебежчик уступает лишь агенту, внедренному в спецслужбу вашего противника. Внедренный агент может сообщить вам, в чем сила и в чем слабость противоборствующей стороны. По характеру запрашиваемой от его учреждения информации он может догадаться о стратегических планах врага. Он способен нейтрализовать эти планы, поставляя ложную или уводящую в сторону информацию. Он может быть использован для того, чтобы ввести противника в заблуждение или манипулировать им к вашей выгоде. И наконец, он может не допустить внедрения агентов в вашу службу, своевременно предупреждая о подобных попытках. КГБ, с бесконечным российским терпением (прошло десять лет, прежде чем Филби сумел занять достаточно важный пост в системе английской разведки), предпочитает внедрение. Западные спецслужбы, от которых ожидают немедленных результатов, стремятся иметь дело с перебежчиками.

Переход к вам ответственного сотрудника разведки противоположной стороны – большое событие. Доставленные им сведения освежат ваши знания о спецслужбе противника.

Он сообщит детали ее организационного построения, расскажет об устоявшемся стиле работы, методах обучения персонала, о стратегии и тактике, проинформирует об отношениях, сложившихся между разведслужбами и правительством. Если перебежчик занимал высокий пост или специально готовился к побегу, то он может сообщить данные, которые помогут выявить и арестовать агентов противника, действующих в вашей стране. После войны почти все удачные контрразведывательные операции в США, Франции, Англии, Германии, Австралии и Скандинавских странах были проведены на основе информации, полученной от перебежчиков. Выявление и арест шпионов помогают поднять престиж спецслужб в глазах правительства – немаловажный фактор для процветания и дальнейшего роста вашей организации. Вы можете узнать от перебежчика, что думает о вас противник. Это очень полезно для профессионалов, стремящихся действовать более эффективно.

Перебежчики, как истинные, так и те, которые «меняют свои намерения» вскоре после перехода к вам, могут быть использованы в качестве посланцев. С их помощью разведывательные ведомства могут обмениваться информацией (или дезинформацией). Перебежчик также может помочь разведслужбе извлечь на свет божий информацию, полученную ранее из ненадежных источников: слухов, похищенных документов, сообщений средств массовой информации. Поскольку в нормальных условиях этим данным никто не верит, спецслужбы припрятывают их у себя. Но вот появляется перебежчик. Можно объявить его источником ранее собранной, но слабо обоснованной информации. Многие перебежчики были, видимо, очень удивлены, узнавая о том, каким огромным объемом информации они располагали, какие значительные посты занимали на прежней работе и в каких были высоких званиях. И наконец, существует возможность убедить потенциального перебежчика продолжать работать на своем прежнем месте и таким образом без труда внедриться в стан противника.

Поэтому неудивительно, что западные разведслужбы тратят так много энергии, средств и времени на то, чтобы выявить потенциальных перебежчиков среди сотрудников КГБ, работающих за границей, и впоследствии уговорами или шантажом заставить их принять нужное решение. Может быть, этот человек любит развлечься или слишком много пьет? Возможно, ему нравится западный образ жизни? А как он чувствует себя на работе? Насколько удовлетворен ею? Какие видимые слабости человека можно использовать? Алкоголь, наркотики, секс, деньги? Филип Эйджи пишет, что большую часть своего времени, работая на ЦРУ в трех латиноамериканских странах, он тратил на наблюдение за сотрудниками КГБ в этих странах, на то, чтобы установить с ними контакт и попытаться завербовать. Он же рассказывает, как китайский отдел ЦРУ почти сорок лет старался заполучить своего первого перебежчика из китайских секретных служб(1).

Но перебежчики, как бы полезны они ни были, опасны, и с ними трудно иметь дело. Они опасны, потому что предстоит решать, является ли перебежчик подлинным или действует выполняя приказ, чтобы хотя бы на короткое время проникнуть в вашу организацию или чтобы сбить вас с толку дезинформацией. К перебежчику, который появляется по собственной инициативе, всегда относятся с величайшей подозрительностью. Западные спецслужбы предпочитают иметь дело с теми, кого они сами наметили и долго обрабатывали, с теми, кто переходит неохотно, кого приходится тащить, а он визжит и отбрыкивается. Но и в этих случаях подозрения не исчезают полностью. Не будет большим преувеличением сказать, что перебежчикам никогда не доверяют и лишь очень немногие из них нормально воспринимаются всеми подразделениями спецслужб. Причина этого лежит на поверхности, она проста и довольно цинична: если он «переметнулся» один раз, то почему он не может «переметнуться» вновь?

С перебежчиками весьма трудно иметь дело из-за той эмоциональной перегрузки, которую они постоянно испытывают. Перегрузка возникает с того момента, когда принимается решение о побеге. Очень немногие идут на предательство с легким сердцем, и мысль о том, что ты отправляешься в вечное изгнание, вовсе не утешает. Перебежчик обычно привязывается к сотруднику, убедившему его бежать. Нуждаясь в этом человеке, он в то же время и осуждает его. Перебежчик опасается возмездия (хотя, по общему мнению западных спецслужб, дни, когда КГБ преследовал и уничтожал изменников, канули в Лету). Он испытывает потребность в постоянной моральной поддержке и хочет, чтобы им восхищались.

А у разведслужб совсем иные интересы. Они хотят, чтобы перебежчик рассказал все, что он знает, как можно скорее. Джозеф Фролик, сотрудник чешской разведки, который перешел на Запад в 1968 году, пишет: «Их интересует все. Все, что вы скажете, может так или иначе оказаться полезным. Они хотят знать имена сотрудников, с которыми вы вместе работали, размер вашей зарплаты, операции, в которых вы участвовали, и даже то, как выглядел ваш кабинет. Я говорил, говорил, говорил… с утра до вечера, пять дней в неделю в продолжение почти трех лет. Проработав в разведке 17 лет, узнаешь очень много»(2).

Стремление выжать из перебежчика как можно скорее все, что он знает, вовсе не означает, что спецслужбы о нем не заботятся. ЦРУ гарантирует ему пожизненную пенсию. Проявляется забота и о жилье, медицинском обслуживании, социальном обеспечении. Его консультируют по финансовым вопросам. а при желании помогают приобрести новую профессию. (Очень немногие привлекаются к работе в ЦРУ, да и то лишь в качестве консультантов.) Какой бы радостной ни казалась бывшему сотруднику КГБ перспектива первоначально, он очень быстро осознает, что обречен пребывать на свалке отработанных перебежчиков. Теперь его ожидает постоянное обитание в пригородах Вашингтона в среде таких же, как он сам. Иногда, если повезет, его навестит знакомый сотрудник ЦРУ, который давно занимается другими делами, и теперь у него совсем иные интересы.

Самые сметливые из перебежчиков начинают понимать, что их ожидает, сразу после прибытия в Вашингтон, и пытаются что-то предпринять. Они начинают преувеличивать свою роль в делах КГБ, присваивая себе более высокое звание, уверяют, что имели доступ к важным документам, так как оставались на работе в одиночестве по выходным дням, были знакомы с болтливым сотрудником архива, проходили специальную подготовку, а однажды даже встречались с самим Сталиным, и так далее и тому подобное. Сметливый перебежчик намекает, что его посвятили в секреты особой важности. Он выдает информацию микроскопическими дозами, ссылаясь на слабую память и опуская какие-то ключевые моменты, просит ознакомить его с досье западных спецслужб якобы для того, чтобы полнее воссоздать картину. Наконец, он начинает протестовать, потому что его воспринимают недостаточно серьезно, а по предоставленной им информации не предпринимается никаких действий. Все эти уловки преследуют одну цель – отдалить приход того дня, когда у него закончится вся информация и вместе с ней завершится его активный жизненный путь. Перебежчик страшится того момента, когда окажется в одиночестве в этой свободной, но такой непонятной стране.

Во всей послевоенной истории шпионажа особняком стоят два перебежчика из Советского Союза: Анатолий Голицын и Олег Пеньковский. Они оба появились по собственной инициативе. Пеньковский предложил свои услуги в такой напористой, требовательной манере, что ЦРУ отказалось иметь с ним дело, и Пеньковскому пришлось адресоваться к англичанам. Эти два человека сумели повлиять на ход развития западной разведки. Пеньковский оказал влияние даже на ход истории. Возможно, со временем мы узнаем, что и Голицыну это тоже удалось.

Рассказ об этих людях прекрасно иллюстрирует как ту пользу, которую приносят перебежчики, так и порождаемые ими проблемы. Пеньковский и Голицын, бесспорно, таили в себе опасность, и с ними крайне трудно было иметь дело. Их переход на Запад поставил весьма важные вопросы. Какую роль они в действительности играли и каковы были их истинные мотивы? Даже сейчас, по прошествии стольких лет, на эти вопросы нет удовлетворительного ответа.

22 декабря 1961 года у дверей отделения ЦРУ в Хельсинки раздался звон колокольчика. Шеф отделения Фрэнк Фриберг открыл дверь и увидел перед собой незнакомца. Это был невысокий, плотно сбитый мужчина, говоривший по-английски с сильным русским акцентом. Посетитель сразу взял быка за рога, заявив, что он майор КГБ и его зовут Анатолий Климов. Он потребовал, чтобы его немедленно доставили в Вашингтон. так как он располагает важной для лидеров западного союза информацией.

Фриберг сразу насторожился. Сотрудников ЦРУ предупреждали об опасности, связанной с появлением подобных пришельцев или «шатунов», как их называют на своем жаргоне профессионалы. Однако уже через несколько часов можно было сделать предварительный вывод о том, что переход Климова заслуживает определенного доверия. Дело в том, что ЦРУ еще раньше отметило его как потенциального перебежчика. На него обратили внимание за семь лет до этого в Вене – в то время он был одним из младших офицеров контрразведки. Было замечено, что к нему очень плохо относятся все его коллеги, и в его досье в ЦРУ появилась отметка о том, что необходимо осторожно прощупать, не проявит ли он интерес к предложению начать новую жизнь на Западе. Но ЦРУ не успело осуществить задуманное, так как Климов был переведен в Москву. Когда он вновь появился на Западе, в Хельсинки, ЦРУ не сообразило, что это старый знакомый по Вене. Дело в том, что там он работал под другой фамилией – обычная тактика русских, используемая для того, чтобы затруднить контроль за перемещениями сотрудников КГБ.

Климова быстро перебросили на военную базу США во Франкфурте, где команда, срочно собранная Хелмсом, приступила к интенсивным допросам. Климов заявил, что на самом деле его зовут Анатолий Голицын. Он родился на Украине. Мать украинка, отец русский. В 30-е годы семья переехала в Москву, отец стал работать пожарником. Голицын поведал, что мальчишкой мечтал стать моряком, летчиком или разведчиком. К концу войны он поступил в артиллерийское училище в Одессе. Там он с энтузиазмом занимался комсомольской работой. Его заметил представитель КГБ и направил в Москву на учебу. В столице Голицын обучался в университете марксизма-ленинизма, в Высшей дипломатической школе и в специальном институте КГБ, где получил диплом юриста. В период между командировками в Вену и в Хельсинки он служил в Первом главном управлении, занимавшемся активными разведывательными операциями против Запада. В течение двух лет он работал в отделе информации – в группе НАТО. Последнее означало, что он знакомился со всеми касающимися НАТО документами, полученными КГБ. Однако в соответствии с принципом всех разведок – «знать лишь то, что необходимо», – об источниках информации ему сообщали самые минимальные сведения. ЦРУ произвело проверку Голицына, передав ему пачку документов НАТО, часть которых были фальшивыми. Голицын без труда указал все подлинники(3).

Первое сообщение Голицына заключалось в том, что ЦРУ, по его мнению, явно недооценивает масштабы наступления советской разведки, предпринятого против Запада. Он мог судить о размахе разведывательной деятельности по количеству западных секретных документов, проходивших через его руки, и по степени важности этих документов. Он готовился к побегу, стараясь запомнить максимум информации и собирая все намеки, указывающие на личность агентов, работающих на Советский Союз в западных странах, чтобы впоследствии помочь их разоблачению.

Работники ЦРУ торжествовали. Если Голицын сможет рассказать даже часть того, что обещает, значит, в руки ЦРУ попал один из самых ценных перебежчиков за всю историю шпионажа. Но когда после нескольких недель пребывания во Франкфурте Голицын был переброшен в Вашингтон, работавшие с ним сотрудники ЦРУ впервые ощутили то, что впоследствии превратилось в серьезнейшую проблему. Этот человек оказался неимоверно тяжел в общении.

Проблема имела два аспекта. Первый состоял в том, что Голицын утверждал: армия советских шпионов не только занимает множество важных постов на Западе, но и внедрилась в разведывательные службы большинства стран. Советские тайные агенты якобы проникли в самое сердце французской секретной службы, в СИС и в ЦРУ. Поэтому Голицын был крайне привередлив при выборе сотрудников ЦРУ, с которыми он соглашался вступать в контакт. Если у него возникали малейшие сомнения по поводу того или иного сотрудника, или ему казалось, что тот воспринимает его недостаточно серьезно, или чудилось, будто сотрудник недостаточно умен или занимает невысокий пост, то Голицын замыкался в себе и отказывался от общения. В официальном отчете ЦРУ говорится, что Голицын является человеком, «с которым весьма сложно найти общий язык». В какой-то момент один из сотрудников выразился гораздо яснее: «Этот тип просто-напросто сукин сын»(4).

Но несмотря ни на что, в первое время Голицын выполнял свои обещания. Он рассказал, что КГБ имел настолько свободный доступ к французскому отделу НАТО, что мог через справочное подразделение заказывать необходимые документы, которые обычно поступали в Москву через несколько дней после соответствующего запроса. Разоблачения, сделанные Голицыным, привели к отставке двух руководителей разведки, бегству в США еще одного высокопоставленного сотрудника (боявшегося, что его ведомство контролировалось КГБ), смене советника президента де Голля по вопросам разведки(5) и в конечном итоге к осуждению в 1983 году на 10 лет канадца, бывшего сотрудника НАТО, профессора Хью Хэмблтона. Он был обвинен в передаче документов НАТО Комитету государственной безопасности.

Второй аспект проблемы, связанной с Голицыным, состоял в том, что он утверждал, будто его сообщения о советских агентах лишь небольшая часть той информации, которой он намеревался одарить Запад. Вторая часть, говорил Голицын, носит политический характер, и настолько важна, что может быть доложена им только президенту Соединенных Штатов. Он был так настойчив, что ЦРУ пришлось направить письмо президенту Кеннеди с просьбой принять перебежчика. Полученный на официальном бланке Белого дома ответ был подписан генералом Максуэллом Тейлором. Просьба о встрече вежливо отклонялась, и одновременно выражалась уверенность, что ЦРУ самостоятельно может успешно справиться с делом. Письмо из Белого дома было, естественно, показано Голицыну. (Тот, однако, трижды встречался с министром юстиции Робертом Кеннеди.)

Суть информации Голицына заключалась в том, что, по его мнению, Запад строил свои отношения с коммунистическим миром в последние 30 лет на совершенно неправильных основах. Это явилось следствием успеха постоянной и последовательной политики дезинформации, проводимой коммунистическими партиями и их разведывательными службами. Гипотеза Голицына в упрощенном виде выглядела следующим образом. Новая долгосрочная стратегия мирового коммунистического движения была разработана в Москве между 1957 и 1960 годами. В ее претворении в жизнь важная роль политического характера отводилась КГБ. Ему было поручено организовать долгосрочную кампанию стратегической дезинформации. Главная цель этой кампании состояла в том, чтобы утвердить западные страны в той мысли, что коммунистический блок раздирается противоречиями, и проводить свою политику после того, как Запад в результате этой кампании самодовольно успокоится.

Таким образом, если согласиться с теорией Голицына, разрыв отношений Советского Союза с Югославией в 1948 году являлся ложным, точно так же как и разрыв с Албанией. Появление профсоюза «Солидарность», следовательно, не результат спонтанного процесса, а тщательно продуманный шаг, направленный на укрепление коммунизма в Польше. Диссидентское движение в России оказывалось, если верить Голицыну, организованным КГБ, а такой видный диссидент, как Андрей Сахаров, превращался в верного слугу режима. И самое главное – ссора Советского Союза с Китаем являлась простой уловкой, риторическим прикрытием, фасадом, за которым обе страны по-прежнему едины и совместно работают для дела коммунизма. Совершенно ясно, что принятие тезиса Голицына означало полный пересмотр всех процессов, происходящих в коммунистическом мире(6).

Даже самые ярые антикоммунисты оказались неспособными воспринять подобный сценарий. Относиться к нему серьезно мешала и манера, в которой Голицын излагал свои идеи. Гарри Розицки, работавший на высоком посту в ЦРУ. в отделе, занимающемся делами советского блока, вспоминает: «Я трудился в Индии, когда Голицын перебежал на Запад, но позже мне пришлось с ним встретиться. Это был человек, постоянно находившийся в страшном нервном напряжении, настолько убежденный в важности своей миссии, что уже не оставалось места ни для политического диалога с ним, ни для совместного анализа информации, ни даже для рассмотрения каких-то новых факторов, важных для дела. Это был «белый рыцарь», на плечи которого возложена великая миссия. Он явился на Запад, чтобы открыть ему глаза на происходящее, ибо чувствовал, что истина известна лишь одному человеку, а именно ему, Голицыну. Его манеру держаться можно выразить одной фразой: «Ну вы там, слушайте, что вам говорят». Он представлял себя миссионером или даже, может быть, пророком, который явился предупредить нас, обитателей западного мира – несчастных, не способных к анализу простаков, о том, что мы абсолютно не понимаем дьявольских замыслов КГБ. У Голицына был совершенно параноидальный подход к истории»(7).

Однако Стивен де Маубрей, руководивший в СИС контрразведывательной работой против Советского Союза, не разлеляет это мнение. Де Маубрей заявлял: «То, как ЦРУ и мы обращались с Голицыным, является для меня очень больной темой. В 1962 году отношения между ним и ЦРУ носили довольно бурный характер. Я полагаю, никто в ЦРУ не станет отрицать, что там ранее не приходилось встречаться с делом, подобным этому. Ошибки были допущены с обеих сторон. Получив пинки от советской системы, Голицын не смог легко приспособиться и к западной бюрократии.

Надо все время помнить, что, поскольку наибольшую пользу он приносил в области контршпионажа, это приводило к тому, что он общался с небольшой группой лиц, интересы которых в основном состояли в поимке вражеских агентов, а политические проблемы были им чужды… Характеристика Голицына как параноика и самозваного пророка нелепа и вызывает негодование. Он был преданным делу и очень упорным человеком. Вызывает удивление лишь то, как ему удавалось сохранить уравновешенность и последовательность действий в обстановке постоянного разочарования(8).

В марте 1963 года Голицын переехал в Великобританию. ЦРУ было очень недовольно этим. Голицын уже получил новое имя, пенсию, дом в Вашингтоне, где можно было обеспечить его безопасность и который можно было держать под наблюдением (советский суд заочно приговорил Голицына к смертной казни). Однако Голицын провел вне США всего четыре месяца. Едва только он успел устроиться в своем деревенском убежище, как «Дейли телеграф» ненамеренно нарушило тайну, напечатав сообщение о том, что высокопоставленный перебежчик из Советского Союза нашел приют в Англии. Невозможно сейчас доказать, что ЦРУ специально подсунуло эту новость в ничего не подозревающую газету, но цель, которой добивался Вашингтон, была достигнута: Голицын упаковал свои вещи и вернулся в США(9).

Там он выступил со своими политическими идеями перед собранием экспертов по Китаю и Советскому Союзу. Выступление произвело крайне негативное впечатление. Голицын вышел из себя, когда эксперты попытались с ним не согласиться. Он совершил ошибку, переложив бремя доказательств на них. «А откуда вам известно, что разрыв является подлинным?» – вопрошал он. Голицын требовал, чтобы ему показали все до единого секретные документы с указанием источника, и обещал доказать, что эти сообщения являются фальшивками, изготовленными в КГБ в целях дезинформации. ЦРУ, естественно, на это не пошло. «Кто, находясь в здравом уме, будет передавать сотруднику КГБ информацию из досье ЦРУ якобы для анализа», – заявил руководитель одного из отделов(10).

Участвовавший в дискуссии Розицки припоминает моменты, которые вывели из себя Голицына. «Мы спросили у него: «Кто в КГБ отвечал за организацию этой кампании дезинформации, которая теоретически должна вестись непрерывно, и кто проводит ее сейчас? Какую роль играют в этом деле партийные власти на местах? Руководит ли их действиями непосредственно Политбюро? Контролирует ли их Политбюро или они свободны в своих поступках? Как вся эта кампания была конкретно организована? Кто выступал организатором с противоположной стороны? Кто действовал со стороны югославов, албанцев и китайцев? Для кампании дезинформации такого масштаба необходимо привлечь сотни людей из СССР и из других стран, сотрудников КГБ и не имеющих к этой организации никакого отношения. Как же в таком случае получилось, что ни один из перебежавших ранее из Советского Союза ничего не упоминал об этом?» Голицын не смог дать удовлетворительного ответа ни на один из этих вопросов, и в результате участники собрания единогласно решили, что тезисы Голицына не имеют под собой фактической базы, а если взглянуть на его идеи с точки зрения здравого смысла, то они просто нелепы»[49]49
  Некоторые сотрудники позже, видимо, изменили свою точку зрения. Когда президент Никсон предпринял шаги, направленные на улучшение отношений с Китаем, китайский отдел ЦРУ почувствовал, что ему угрожает опасность. Для его существования было необходимо, чтобы Китай оставался одним из главных врагов США. Идеи Голицына вдруг оказались приемлемыми для сотрудников этого отдела. Бывший работник ЦРУ Ральф Макги говорит, что один из сотрудников отдела Восточной Азии пытался убедить его в том, что «Китай и Советы заключили договор о псевдорасколе с целью усыпить бдительность остального мира и затем покорить его»


[Закрыть](11).

Голицын понял, что изложение его идеи по частям приводит к обратному результату, и отошел в тень, чтобы представить письменный аргументированный доклад, который включил бы в себя для подтверждения тезисов элементы исследования. В 1968 году его познакомили с тщательно отобранными представителями академических и издательских кругов. Но очень скоро он заявил, что ему приходится вступать в контакт с нежелательными с точки зрения безопасности личностями, и вновь ушел в укрытие. Однако он познакомил нескольких сотрудников разведки с черновым вариантом своей рукописи. Стивен де Маубрей и Артур Мартин прибыли в США и оказались единственными англичанами, которым удалось познакомиться с рукописью Голицына. Предоставление рукописи было обставлено рядом условий. Например, запрещалось делать какие-либо выписки. Де Маубрей вспоминает: «Будучи хорошо знакомым с набором его аргументов, я смог понять содержание рукописи и увидеть, что он собрал много дополнительных материалов в поддержку своих тезисов. Но если бы мне предстояло дать книге Голицына холодный анализ, я назвал бы ее злобным бормотанием, к тому же безграмотным и полным повторов»(12).

Поэтому неудивительно, что те сотрудники американской разведки, которые познакомились с рукописью, отвергли ее. Голицын предоставил свой манускрипт в ЦРУ для чтения в надежде, что ему помогут его опубликовать. Через несколько месяцев Советский Союз ввел свои войска в Чехословакию. Это было нечто такое, чего Голицын не мог предсказать и что полностью противоречило проповедуемой им идее. И вновь Голицын усаживается за письменный стол, чтобы переработать свои теории. Это заняло у него большую часть 70-х годов, и к 1978 году рукопись была готова для публикации. Поняв, что этого не удастся добиться через ЦРУ, Голицын решил действовать по обычным коммерческим издательским каналам. Но рукопись была слишком длинной (по меньшей мере миллион слов), и четыре человека, поддерживавшие Голицына, вызвались сократить и отредактировать ее. Эти четверо: де Маубрей и Мартин из Великобритании, Скотти Майлер – бывший начальник оперативного отдела контрразведки ЦРУ и Вася Гмыркин – эксперт по советско-китайским отношениям(13).

Редактирование оказалось тяжелой и трудоемкой работой. Но даже для нового варианта оказалось нелегко найти издателя. Все же в конце концов книга под названием «Новая ложь на смену старой» увидела свет в 1984 году одновременно в Англии и США. Надежды Голицына и его редакторов на то, что публикация вызовет дискуссию, не оправдались. В отзывах на книгу выражалось сомнение в ее правдоподобности, отмечалось наличие большого числа допущений, указывалось на то, что ее основные положения носят слишком общий характер. В заключение делался вывод, что работа представляет интерес лишь для лиц, изучающих теорию заговоров. Историк из Оксфорда профессор Р. У. Джонсон писал: «Вполне возможно, что вся эта чушь явилась продуктом бюрократической драки внутри ЦРУ»(14). Это, по-видимому, положило конец, по крайней мере на данное время, политической информации, предоставляемой Голицыным Западу. Хотя Маубрей продолжил работу в архивах, сопоставляя тезисы Голицына с документальными отчетами об отношениях Советского Союза и западных стран в период, предшествующий Тегеранской и Ялтинской конференциям, состоявшимся соответственно в 1943 и 1945 годах.

Но Голицын явился еще с одним сообщением. Он заявил, что во все поры западного общества проникли тайные агенты КГБ. Этим заявлением он сумел повлиять на ЦРУ и СИС. Эффект от слов Голицына можно ощутить и по сей день как в ЦРУ, так и в СИС. Для подтверждения своих идей Голицын несколько по-иному интерпретировал операции КГБ. Его рассуждения строились примерно следующим образом. Какая польза от того, что КГБ лишь вылавливает западных шпионов? Запад просто зашлет новых, и этот процесс не будет иметь конца. Поэтому краткосрочные цели КГБ состоят в том, чтобы внедрить агентов в западные разведслужбы. Эти агенты призваны решать две задачи: во-первых, предупреждать Советский Союз о засланных на его территорию разведчиках и, во-вторых, если западные разведчики преуспеют в получении секретной информации, тайные советские агенты должны прилагать усилия, чтобы дискредитировать эту информацию.

В долгосрочном плане, по утверждению Голицына, КГБ стремится полностью поставить под свой контроль разведывательные службы Запада, чтобы иметь возможность не только дезавуировать ценные сведения, но и подсовывать дезинформационные материалы, где надо и когда это необходимо. Если КГБ удастся реализовать свои планы, Запад будет полностью в руках России, ибо окажется неспособным распознать истинные политические намерения Советов, введенный в заблуждение фальшивками, предоставленными КГБ.

Голицын утверждал, что КГБ уже успешно реализовал краткосрочные планы и далеко продвинулся в реализации долгосрочных, используя в этих целях внедренных агентов. Поэтому первостепенная задача ЦРУ и других западных спецслужб состоит в том, чтобы раскрыть истинные масштабы советского проникновения в их структуры.

Для многих в ЦРУ откровения Голицына прозвучали сладкой музыкой. Некоторые сотрудники полагали, что эта организация слишком легкомысленно относится к возможности проникновения в нее советских агентов. Другие рассуждали более цинично. В ЦРУ продвижение по службе, заграничные командировки, назначение на работу за рубеж во многом зависели от того, насколько сильна угроза со стороны КГБ. Обе эти группы говорили, что во всех западных разведывательных службах были обнаружены советские агенты, лишь ЦРУ являлось исключением. Почему? Разве оно обладает каким-то особым иммунитетом от проникновения тайных агентов противника? Лайман Киркпатрик утверждал, что руководители ЦРУ серьезно размышляли над этой проблемой: «Мысль о том, что русские попытаются внедриться в наши ряды, не оставляла нас с первых дней существования ЦРУ. Ни один опытный оперативный работник разведки не может сбрасывать со счетов возможность того, что противная сторона работает в недрах его ведомства. Поэтому во время своих бессонных ночей я упорно размышлял: кто бы это мог быть, как найти к нему подходы, каким образом может быть организовано внедрение и так далее. Существовала серьезная возможность того, что рано или поздно в наших рядах появится агент противника, если он уже не появился»(15).

В 1980 году на серии конференций под общим названием «Наши потребности в разведке на восьмидесятые годы» (конференции были организованы Консорциумом по исследованиям в области разведки) доктор Уильям Харрис, консультант сенатского комитета по разведке, сказал, что ЦРУ должно действовать, исходя из предположения, что противник осуществил «частичное проникновение» в его структуры. Позже, в частной беседе, он сказал, что КГБ уже сумел внедрить в ЦРУ своих тайных агентов. Даже если допустить, что ЦРУ располагает совершеннейшим методом «контроля качества» своих сотрудников, говорил он, и выявление лиц, которые потенциально могут оказаться нелояльными, проходит на 99, 8% успешно, все же оставшиеся 0, 2% возможных изменников, просочившихся через контроль, – это не меньше чем несколько сотен человек за последние десять лет. Больше того. обнаружение советских шпионов в других правительственных службах показывает, что испытания на полиграфе (детекторе лжи), на которые так полагается ЦРУ, не являются эффективным средством выявления нелояльности. Эти шпионы периодически проходили проверку на детекторе лжи и тем не менее не вызывали никаких подозрений(16).