Текст книги "Тайна черного янтаря"

12

Трейси остановилась, не сводя взгляда с доктора Эрима, стоящего в дверях. Казалось, он не был удивлен этой встречей, как она. Мюрат даже изобразил что-то вроде улыбки и спустился на несколько ступенек, чтобы быть на одном уровне с Трейси. Ей не понравилась его улыбка, обозначенная лишь уголками рта и не затронувшая бездонные черные глаза.

– Я напугал вас, – сказал Мюрат Эрим. – Извините. Я услышал ваши шаги только тогда, когда вы уже вошли в ворота. Вам понравилась поездка через Босфор?

– Ну… да, понравилась, – растерянно пробормотала Трейси. – Мы… мы выпили на противоположном берегу чаю.

Эрим кивнул.

– Я так и думал. Отсюда открывается прекрасный вид на противоположный берег. Я видел, как на обратном пути ваша лодка дрейфовала около развалин. Я стоял там… Видите, в амбразуре окна. – Он показал на дом. – Вы меня простите, но я ничего не мог сделать и поневоле слышал ваш разговор о миссис Рэдберн. Похоже, он до сих пор не знает, что вы ее сестра?

– Не знает, – покачала головой Трейси. – Я ему еще не сказала этого. – Сейчас ей хотелось только одного – побыстрее уйти отсюда и сохранить в тайне причину своего посещения развалин.

– Мистер Рэдберн сказал, что это место любила ваша сестра, – продолжил доктор Эрим. – Анабель часто приходила сюда. Иногда я спрашивал себя: почему? Но когда я спрашивал об этом ее саму, она только смеялась и ничего не отвечала. Может, вы знаете, почему она так любила это место?

Трейси покачала головой. Она твердила себе, что сейчас просто смешно его бояться. Этот человек и не собирался обижать ее. Он еще в самом начале отнесся к ней с добрым пониманием. Правда, сейчас он задавал ей неприятные вопросы, причем близкие к истине, и Трейси лихорадочно пыталась найти объяснение, которое помогло бы ей утолить его любопытство.

– Мистер Рэдберн сказал, что моя сестра любила это место, поэтому я и пришла сюда. Развалины дворца заинтересовали меня еще в первый раз, а сейчас, когда я узнала, что Анабель любила бывать здесь, мне захотелось прийти сюда еще раз.

– А я нарушил ваше уединение, – с сожалением произнес Мюрат Эрим. – Но, может, вы потерпите мое присутствие еще некоторое время? Пойдемте… я покажу вам развалины. В прошлый раз вы поранили ногу и не могли по достоинству оценить этот дом, в котором когда-то жила султанша Валида.

Эрим протянул руку, и Трейси решила не отказываться от приглашения. Они поднялись по ступенькам и вошли в дом. Он вел себя вежливо, но, пожалуй, слишком уж официально, и Трейси не раз ловила на себе его напряженные и пристальные взгляды… будто он ждал от нее какого-то признания.

Мюрат уверенно показал ей самую безопасную дорогу, и у нее сложилось впечатление, что он хорошо знает развалины. Они начали переходить из комнаты в комнату. В некоторых местах от стен отваливалась штукатурка, открывая прекрасные древние мозаики. Потом им встретилась великолепная резная дверь, а в соседней комнате сохранились фрагменты фресок потолка с узорами в виде ромбов. Доктор Эрим говорил негромким, хорошо поставленным голосом, как будто вел по музею экскурсию. Трейси шла рядом и старалась время от времени в необходимых местах вставлять подходящие звуки и междометия, но и только, она не знала, что еще можно сказать.

Пройдя весь рассыпающийся первый этаж, покрытый плесенью, они вернулись в главный салон. Доктор Эрим остановился в том месте, где пол был поврежден менее всего. Через арочные окна виднелся Босфор, неторопливо несущий свои воды мимо дворца.

– Легенда гласит, что султанша Валида была зарезана именно в этой комнате, – негромко сообщил доктор Эрим.

Трейси решила, что с нее достаточно туманных намеков! Эти древние развалины обладали какой-то жуткой аурой. Человека, находящегося в них, не покидало ощущение, что в любой момент с ним может произойти что-то драматическое, например, появится какое-нибудь привидение. Трейси все это не нравилось. Она была сыта по горло этой жутью.

– Я абсолютно не похожа на Анабель, – сказала Эриму Трейси, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более беспечно и легко. – Ну и что, если эти развалины когда-то были роскошным дворцом? Этот факт не оказывает на меня никакого романтического воздействия. И меня совсем не пугает то, что здесь когда-то было совершено убийство.

– Значит, вы не верите, что прошлое, особенно если оно кровавое, может влиять на настоящее?

– Я верю только в то, что настоящее появляется из прошлого, – ответила Трейси.

– Ах… конечно, то, о чем вы только что сказали, очень важно. В этом месте по-прежнему находится один предмет, который принадлежит прошлому.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – покачала головой девушка.

Мюрат Эрим отбросил свои вежливые манеры и повернулся спиной к свету, проникающему в дом через арки пустых окон. Теперь она не могла видеть его смуглое лицо, на котором легко читались все эмоции, но в скованности его тела таилось что-то зловещее, как будто сама эта скованность таила в себе некую угрозу.

– Где, по-вашему, она спрятала то, что должна была спрятать? – неожиданно спросил он, и в его голосе послышались требовательные нотки. – Может, в салоне? Я часто размышлял об этом, но, сколько ни обыскивал дом, так и не нашел тайника.

Трейси изумленно посмотрела на доктора Эрима, но кожа у нее на затылке слегка зачесалась.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – повторила она.

– А мне кажется, понимаете, – возразил он. – Иначе бы вас так не заинтересовали четки из черного янтаря. Я уверен, что ваш интерес к ним далеко не праздный, в нем кроется какой-то смысл. Но можете мне поверить: бусы никак вам не помогут… Так ведь? Потому что ваша сестра Анабель взяла совсем другие четки. Несколько вещей, которые она украла, были найдены среди ее вещей после смерти. Однако совсем немного, хотя мы очень тщательно искали их.

– Анабель… украла? – пораженно прошептала Трейси, широко раскрыв глаза.

– Извините, что я доставил вам огорчение, употребив это слово, но это правда. Мы бы подарили ей все, что она хотела, но нет, ей больше нравилось бродить по ночам по дому и красть. Сначала она брала только мелкие безделушки, но потом стала воровать вещи покрупнее. Например, исчезло кое-что из того, что Сильвана собиралась отправлять за границу. Объективно ничего особенно важного и ценного, но для Сильваны эти вещи имели ценность, потому что она собиралась продать их, а вырученные деньги отдать крестьянам. Как ни печально, но ваша сестра болела, знаете, этой неприятной болезнью… она брала то, что не принадлежало ей. Я сам уговаривал ее прекратить воровать, но все было безрезультатно. Она даже смеялась мне в лицо так же, как иногда смеялась надо всеми нами. – Мюрат Эрим нахмурился. Ему явно не нравилось, когда над ним смеялись.

Трейси хотела заявить, что не верит ни слову из того, что он сказал. Анабель не была воровкой, в детстве и юности она никогда ничего не крала, но вся беда заключалась в том, что, честно говоря, Трейси не могла поручиться за то, что сестра в силу своей неуравновешенности не могла выкинуть потом какой-нибудь такой штуки. На портрете работы ее мужа из-под тяжелых белых век на мир смотрели зеленоватые глаза, взгляд которых был непроницаем. Как бы невероятно это ни звучало на первый взгляд, но вполне могло оказаться, что Мюрат Эрим говорил правду.

– Я ничего об этом не знаю, – наконец выдавила из себя Трейси. – Трудно поверить, что Анабель…

– Она была очень красивой, – печально произнес Мюрат. – Но, по-моему, она несла в себе какое-то зло, возможно, полностью не сознавая этого. Может, потому ей и нравилось бродить по этому месту, у которого столь трагическая история, полная насилия и жестокости. Может, поэтому ей так и хотелось получить анатолийский самовар.

На этот раз в голосе Трейси послышалось негодование:

– Никогда в своей жизни я еще не слышала ничего более глупого и смехотворного! Анабель иногда делала глупости, но она была доброй, нежной и щедрой, В ней не было ничего злого и дурного.

Мюрат подошел к окну. Луч света попал ему на лицо, отразился в зрачках глаз.

– Выходит, вы не верите в то, что человек, сам того не зная, может являться переносчиком какой-нибудь болезни? Ведь желание причинить зло можно назвать и болезнью. Такие люди сами по себе и не являются злыми, но они несут зло другим.

Трейси внимательно слушала его. Голос его звучал спокойно и потому убедительно. Она стояла неподвижно, не пропуская ни одного слова доктора Эрима. Итак, он пытался убедить ее в том, что в этих развалинах на берегу Босфора могут происходить самые невероятные события и, тем не менее, в них следует верить. Лишь прирожденный здравый смысл Трейси отказывался принимать эти сказки.

– Не верю я в эти глупости! – решительно и непреклонно ответила Трейси. – А какой была реакция Майлса на эти пропажи, которые вы назвали воровством? Он не мог не знать об этом.

Мюрат Эрим изобразил некий фаталистичный жест, который можно встретить только на Востоке. Одновременное движение его головы, рук и плеч как бы говорило: «Кто, на самом деле, знает, во что можно и во что нельзя верить, что можно и что нельзя делать?»

– Неужели он ничего не предпринял? – допытывалась Трейси. – Неужели даже не попытался остановить это?

– Что он мог сделать? Анабель бы в любом случае все отрицала, – покачал головой Мюрат. – К тому же Сильвана не хотела беспокоить мистера Рэдберна. Она считала, что сама может справиться с этой проблемой.

От изумления Трейси застыла на месте. Размышляя о только что услышанном, она рассеянно смотрела на противоположный берег Босфора. Солнце начало садиться за холмы Фракии. На полу у ног девушки ложились длинные тени, повторяющие изгибы арок дворца. В соседней комнате послышался шорох.

Мюрат тоже среагировал на этот тихий звук. Может, это мышь пробежала по сгнившим доскам или проползла маленькая садовая змея, подумала Трейси. Послышалось слабое мяуканье, и в дверном проеме показался силуэт белой кошки. Ясемин остановилась на пороге и, казалось, без всякого удивления смотрела на людей немигающими зелеными глазами. Первым очнулся Мюрат. Он нагнулся, подобрал с пола кусок кирпича и изо всех сил швырнул его в кошку. Все произошло так быстро, что Трейси не успела как-либо помешать этому. Однако реакция кошки превзошла реакцию человека. Ясемин отпрыгнула в сторону и юркнула в дыру в полу. Теперь из дыры выглядывали только нос, зеленые глаза и от испуга приглаженные назад уши кошки.

– Не трогайте ее! – выкрикнула Трейси. – Зачем вы это сделали?

Она бросилась к кошке точно так же, как тогда, когда Майлс попытался ударить ее. Но кошка только фыркнула, выскочила из дыры и скрылась в заросшем сорняками саду.

Трейси с негодованием обернулась к доктору Эриму и увидела на его лице… загадочную улыбку.

– Анабель, отправляясь сюда, часто брала с собой кошку, – объяснил он. – А теперь кошка сделала развалины своим домом. Еще бы! Здесь у нее хорошая охота. Знаете, что странно? Хотя вы и сестра Анабель, но кошка не любит вас и не доверяет вам.

– Мне кажется, она не знает, кто я, – заставив себя улыбнуться, ответила Трейси. – А насчет нелюбви… Мне кажется, наоборот, она симпатизирует мне. В то же время Ясемин сейчас никому не доверяет, потому что ее пугали слишком часто и слишком сильно.

– А может, она думает, что вы предадите ее? – предположил Мюрат. Он говорил тихо, будто не хотел, чтобы его услышала кошка, и в то же время как бы иронизировал над самим собой. – Вы знаете историю этой кошки?

– Я знаю только то, что Анабель приютила ее, – ответила Трейси. – И я никак не могу понять, почему такие взрослые люди, как вы или Майлс Рэдберн, можете вести себя столь жестоко по отношению к беззащитному животному.

– Значит, не знаете. Пойдемте… Я расскажу вам эту историю по пути домой.

Трейси решила, что больше ей здесь делать нечего. Развалины могут посвятить ее в свою тайну только в том случае, если она придет сюда одна.

Когда они вышли на дорогу, Мюрат Эрим, как обещал, рассказал ей историю о белой кошке, и весьма странную историю. Трейси слушала его с растущим беспокойством, которое не могла, как ни старалась, скрыть.

– Анабель души не чаяла в этой маленькой проказнице, – начал Мюрат. – Она часто, смеясь, говорила, что, если с ней что-то случится, она переселится в тельце этой кошки и вернется на землю, чтобы наблюдать за нами ее зелеными глазами. И нам тогда, непременно вставляла она, придется раскаяться во всем плохом, что мы сделали ей. Мы будем умирать от страха… и поделом нам. Играя в эту игру, Анабель могла быть очень назойливой. Она постоянно намекала, что ждет каких-то неприятностей, из-за чего жизнь ее висит на волоске.

– Она не хотела умирать, – уточнила Трейси, поежившись: с приближением вечера похолодало.

– Смерть ее вовсе не была предопределена, как ей почему-то казалось, – сказал Мюрат, и голос его вдруг прозвучал почему-то хрипло. – Если бы она прислушалась к голосу рассудка… – Он сделал паузу, потом произнес с плохо скрываемым сарказмом: – Вы не верите в эту историю с кошкой?

– Конечно, не верю. И не сомневаюсь, что и вы не верите.

– Иногда я не понимаю того, во что верю, а во что не верю. Но что бы там ни было, мне не по душе эта кошка, и я был бы доволен, если бы она вдруг исчезла.

– А как вы думаете, почему у моей сестры было предчувствие, что с ней может произойти что-то плохое? – поинтересовалась Трейси.

Доктор Эрим вздрогнул.

– Только не забывайте, пожалуйста, что она умерла по собственной воле, – заметил он.

– Я и не забываю, – кивнула Трейси. – Поэтому и хочу знать, что толкнуло ее на такой шаг. И не пытайтесь убедить меня не ворошить эту историю. Вы ведь только что сами сказали, что у нее не было причины умирать, но она, тем не менее, предпочла уйти из этой жизни…

Мюрат шел рядом, но отвернувшись.

– Может, мистер Рэдберн сумеет объяснить вам, почему его жена покончила жизнь самоубийством. Почему вы не зададите ему этот вопрос?

– Задам, – опять кивнула Трейси. – Собственно, затем я и приехала в Стамбул… Мне совершенно необходимо выяснить правду о смерти сестры.

– Вот как? Я так и думал. Но позвольте мне заметить вам, мисс Хаббард, следующее. Что бы вы ни выяснили, я не потерплю никакого публичного скандала, доброе имя семьи Эримов останется незапятнанным. Если вы согласитесь с этим, ваше дальнейшее пребывание в нашем доме пройдет без особых неприятностей. Если же не поймете… – Он помахал пальцем в воздухе и оставил предложение недосказанным.

Они подошли к воротам, Эрим открыл их и пропустил девушку вперед.

– А сейчас я вынужден вас покинуть, – сказал он и зашагал в противоположную от дома сторону.

Трейси торопливо подошла к яли и вошла внутрь.

Внизу она никого не встретила, но, поднявшись на третий этаж, увидела в кабинете Майлса Рэдберна. Он сидел за столом. Услышав ее шаги, поднял голову, но не стал интересоваться, где она так долго была.

– Не окажете мне услугу? – И Рэдберн протянул девушке продолговатый лист бумаги с изображенными на ней витиеватыми каллиграфическими узорами. – Этот рисунок закончен. Отнесите его, пожалуйста, миссис Эрим.

Трейси вышла из кабинета и прошла по крытому переходу второго этажа в киоск. По пути она остановилась и вновь с восхищением посмотрела на прекрасный рисунок. Хотя эти изгибы и завитушки ничего конкретного ей не говорили, сложный узор словно зачаровывал ее, и Трейси представила, как замечательно он будет смотреться в рамке на стене. Неудивительно, что турки использовали свою письменность как декоративный элемент.

В киоске у Сильваны вновь находились крестьяне, которые принесли ей свои изделия на оценку и продажу. Очевидно, такие торги проходили здесь как минимум раз в неделю, подумала Трейси.

И вновь, как и тогда, где-то на периферии происходящего маячил Ахмет, спокойно наблюдавший за суетой и присматривавший за крестьянами. Нарсэл тоже была тут. Ее глаза горели, она с трепетом дотрагивалась руками до красивых вещей. Знаменитый самовар стоял на этот раз не у локтя Сильваны, а занимал почетное царское место на резном столике, отражая все это разноцветное волнение своими медными боками.

Нарсэл покачала перед лицом Трейси парой серебряных браслетов, покрытых филигранью.

– Правда, очаровательные вещицы? Мне еще никогда прежде не попадались такие прекрасные браслеты. Сильвана правильно делает, что поощряет этих людей к работе. Хотя слегка посмеивается над ними, но настаивает, чтобы они постоянно совершенствовали свое мастерство. Она не разрешает им сидеть сложа руки и ждать кисмета.

Миссис Эрим, не обращая внимания на слова Нарсэл, обсуждала по-турецки какие-то деловые вопросы с деревенским старшиной. Трейси протянула ей лист с каллиграфией. Взглянув на него, она замолчала, и когда подняла глаза, в них светился восторг.

– Ах, какая прелесть! Это на сегодня лучший рисунок мистера Рэдберна. – Она подняла рисунок и показала его крестьянам, которые восхищенно зацокали языками, хотя совсем немногие могли прочитать, что там было написано.

Сильвана положила лист бумаги на диван рядом с собой и обратилась к Трейси:

– Если мистер Рэдберн не будет возражать, мы бы хотели, чтобы вы помогли нам завтра. Мы будем собирать и складывать все эти вещи, и нам понадобится много, как можно больше, помощников.

Я собрала товаров уже достаточно для того, чтобы отправить контейнер в Америку. Все они будут перенесены в салон второго этажа в яли. Если завтра выдастся не очень холодный день, мы будем работать там. Мне не нравится беспорядок.

– Я с радостью помогу вам, если мистер Рэдберн не станет возражать, – пообещала Трейси.

Трейси задержалась, чтобы еще раз взглянуть на кое-какие предметы, послушать споры и то, как крестьяне расхваливали свои товары. Она подумала, что турки – большие любители поговорить, к тому же хвастуны, и им, наверное, подобные разговоры с миссис Эрим приносили немалую радость.

Трейси вышла из салона и отправилась к себе. Дверь была приоткрыта, на кровати спала Ясемин. Рядом с кошкой лежала одна из книг о Турции, которую читала Трейси.

Все это показалось Трейси немного странным. Уходя, она всегда закрывала дверь, хотя и не запирала ее. И еще в одном Трейси была уверена: она оставила книгу на столе, отметив закладкой то место, которое читала. Ясемин, несмотря на все свои сверхъестественные способности, которые приписывал ей Мюрат Эрим, все же не могла открывать двери и читать книги, следовательно, в комнате в ее отсутствие кто-то побывал. Может, просто Халида заглядывала за чем-нибудь, успокаивая себя, подумала Трейси.

Трейси протянула руку к книге и заметила, что в ней лежит что-то громоздкое. Открыв книгу, она увидела, что вместо закладки кто-то использовал четки из черного янтаря. По спине девушки поползли мурашки, и она сразу же вспомнила те, роковые, последние слова Анабель по телефону: «Это опять черный янтарь! Он появился вчера».

Трейси посмотрела на абзац, отмеченный бусами, и увидела, что тот, кто это сделал, для надежности подчеркнул его еще и чернилами. Это место она уже читала. Но раз некто рассчитывает на ее особое внимание, девушка решила еще раз очень внимательно прочитать этот кусочек текста, не пропуская ни одного слова.

«Босфор всегда был хранилищем зловещих тайн. Нередко в нем можно было выловить человеческую голову в корзине или тело человека, которого мог опасаться султан. Немало красавиц из гарема, аккуратно зашитых в мешок и брошенных в воду около Сераглио, смотрят невидящими глазами на людскую жестокость и коварство со дна Босфора. Он опасен столь же, сколь и прекрасен. Ему нельзя доверять. С ним всегда надо быть начеку, спрашивая себя: „Кому из нас Босфор готовит свое новое злодеяние?“

Трейси оглядела четки, но они сказали ей не больше черных четок из коллекции Мюрата Эрима. Связь между словами Анабель и этой, так сказать, закладкой определенно была. Опять проделки «полтергейста», который, видно, очень хотел напугать ее, подразнить, помучить… Черный янтарь тут скорее всего – своего рода «черная метка».

Трейси взяла кошку на колени и села на стул. Ясемин зевнула, открывая широкую розовую пасть, потерлась головой о руку Трейси и с мягким урчанием уснула.

Кто из обитателей дома мог так мрачно пошутить? А может, Анабель приблизилась к раскрытию какой-то страшной тайны и стала представлять для кого-то реальную угрозу? Кто знает, может, дело гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд.

Трейси прошептала в белое ухо кошки:

– Я не уеду домой!

Несмотря на то, что Трейси храбрилась, она не могла не ощутить, что в комнате словно повисла атмосфера надвигающейся опасности. Эта проделка с книгой была уже чем-то большим, чем неудачная шутка. Трейси вспомнила слова Мюрата Эрима. Неужели он был прав, и прошлое могло влиять на настоящее? Неужели происшедшая несколько месяцев назад трагедия могла внести в настоящее какое-то дополнительное измерение, ощущаемое, но невидимое? Анабель, наверное, тоже нередко сидела в этой комнате и дрожала от страха после таких же вот злых шуток. Кто знает, вдруг не что иное, как именно этот страх оказался настолько сильным, что толкнул ее на самоубийство?

– Со мной у них это не выйдет! – яростно прошептала Ясемин Трейси Хаббард.

Она не сдастся, она будет бороться. Она нанесет им поражение в навязанной ими же игре! То, что им удалось сделать с Анабель, не пройдет с ее сестрой.