Текст книги "Последнее прощай"

Глава 18

– Вам нравятся волованы?

Броуди снова сидел в кресле своего кабинета. Ноги грело тепло устроившегося возле него Льюиса, его мобильник снова ожил и издавал звуки, и вдобавок на этот раз рядом, на столике с витыми ножками ячменного цвета оказался стакан хорошего односолодового виски. Он нахмурился. Анна действительно сказала то, что ему послышалось?

– Броуди?

Он решил повиноваться, хоть ему и показалось, что это был уж совсем странный повод начать беседу:

– А какие?

Она раздраженно вздохнула:

– Не знаю! Это важно?

– С консервированным лососем – определенно нет. С яичным майонезом – только если мне за это заплатят. Коктейль из креветок? Может быть. Так что я бы сказал, что важно.

– Я говорила о волованах вообще. Как о концепте.

Волованы как концепт. Это было что-то новенькое. Всерьез размышлять о слоеных ретро-закусках для вечеринок – вот уж чего Броуди точно от себя не ожидал. Но он вдруг поймал себя на мысли, что такая перспектива ему даже нравится – он думал над чем-то новым, над чем-то отличным от старых заезженных тем, что изо дня в день сновали по проторенным бороздам в его мыслях.

– Нет, – задумчиво и твердо ответил он, – не думаю, что мне нравятся волованы.

– Спасибо! – выдохнула Анна, и, судя по тому облегчению и одобрению в голосе, которым она это произнесла, он представил, как она откинулась на спинку кресла. Спор был выигран, пусть он и понятия не имел, в чем была его суть и кто был ее соперником.

Разговаривая, он пытался представить, какая она. Было странно слышать только голос и не иметь соответствующей ему картинки. Анна виделась ему с длинными, слегка волнистыми волосами и изящными чертами лица. Большие глаза. Возможно, он рисовал ее себе так потому, что, когда говорил с ней впервые, голос ее звучал несколько по-детски. Не невинно или незрело – для этого она слишком многое пережила, – а потерянно.

– И с чего вдруг эта внезапная одержимость канапе? – поинтересовался он, и уголок его рта приподнялся в улыбке. – Если хотите поговорить о сосисках в тесте, у меня на их счет есть довольно твердые убеждения.

Анна рассмеялась. Броуди уже и забыл, как приятно вызывать у кого-то такую реакцию. В кабинете как будто стало теплее.

– Вы серьезно? Сосиски в тесте? – переспросила она.

– Я стал весьма разборчивым в вопросе сосисочных изделий – не только тех, что завернуты в тесто, – объяснил он, понимая, что со стороны звучит как старый чудак, но почему-то нисколько об этом не беспокоясь. – Может, потому, что живу за городом. Тут неподалеку есть отличные фермерские магазинчики.

У которых, к счастью, действует доставка и онлайн-оплата, но этого он ей не сказал.

– А где вы?

– Девон.

– О, в Девоне хорошо, – мечтательно протянула она. – Я однажды ездила туда в отпуск, очень хороший отпуск…

Она замолчала, и Броуди догадался, что она задумалась о своем муже. Он не возражал – просто ждал, гадая, вызывает это воспоминание у нее радость или грусть. Он пришел к выводу, что дни отпуска связаны с лучшими и вместе с тем с худшими воспоминаниями. Они бывают так насыщены новыми местами и впечатлениями, что становятся богаче и красочнее, чем повседневная жизнь.

Анна еще раз вздохнула, и, когда заговорила вновь, стало ясно, что с мысленным видеорядом было покончено.

– Я далека от деревенской жизни, – с сожалением признала она, – и могу лишь отличить, где у коровы зад, а где перед. Я живу в…

– Не говорите мне!

– Ох… – в ее голосе послышалось недоумение. – Почему нет?

– Потому что на самом деле я просто незнакомец. Вы бы стали сообщать первому встречному, где вы живете? – на этих словах он осознал, что беспокоился бы о ней, поступи она так.

– Ну, нет… но…

– Я забочусь о вашей безопасности. Я мог бы оказаться каким-нибудь душевнобольным убийцей-преследователем с топором, а вам бы это даже в голову не пришло.

Анна снова рассмеялась. На этот раз смех был еще глубже, заливистей. Этот звук начинал ему нравиться.

– А вы не такой? – спросила она, пробуя придать своему голосу серьезный тон – не вышло.

– Нет, – ответил Броуди, пытаясь сдержать улыбку, потому что хотел привести веский довод. У него тоже не вышло. – Но именно так я бы и сказал, не думаете? Особенно если бы я был душевнобольным убийцей-преследователем с топором.

– Броуди, вы, кажется, забываете, кто кому названивает нежданно-негаданно. Если что, это мне стоит о вас беспокоиться.

Не поспоришь.

– И кстати, – продолжала она, – я живу в Лондоне. В пригороде. Учитывая, что в этом городе живет порядка девяти миллионов человек, я не думаю, что с моей стороны сообщать об этом слишком рискованно.

– Верно, – согласился он, – но нам, вероятно, не стоит забывать о том, что мы незнакомцы. Мы разговаривали-то всего несколько раз. Предлагаю пока придерживаться базовых правил: места без конкретики, имена без фамилий.

Пару мгновений Анна молчала.

– Хорошо. Звучит разумно.

Он убеждал себя, что, выстраивая все эти границы секретности и анонимности, защищает Анну, но так ли все было на самом деле? Разве в глубине его души не таилось настойчивое желание защитить и себя самого? Не зная его точного адреса, она могла существовать только на том конце телефонного провода, а это расстояние было вполне безопасным. Неужели его потребность в изоляции достигла таких масштабов?

– Кстати, – вновь заговорила Анна, судя по голосу, меняя тему беседы, – насчет волованов. Думаю, мне стоит объяснить… – и она повела рассказ о семье ее мужа, от которого временами лицо его то омрачалось тенью неудовольствия, то озарялось улыбкой от услышанного.

Когда история была окончена, он со вздохом заметил:

– Знаете, в чем ваша проблема?

– Будьте добры, просветите меня, – сказала она ровным тоном, едва скрывающим сарказм.

– Вы позволяете своей свекрови сосредоточивать всю власть в своих руках.

– Что? – голос Анны взлетел на октаву. – Нет, это не так! Я ничего ей не позволяла. Она украла ее. Самолично захватила!

– Не-а, – продолжал Броуди, не переставая улыбаться, – вы сами ее отдали. И продолжаете отдавать – всякий раз, когда с ней общаетесь.

– Нет, неправда!

Он уже ждал, что из его трубки вот-вот повалит пар, пока она несколько секунд молча закипала на другом конце, но потом она вдруг спросила:

– Вы так думаете?

– Мне кажется, вы на это способны.

– Как же так? – чуть не плача, выдавила она.

Он сделал глоток виски, решая, как бы получше сформулировать мысль.

– Когда происходит что-то серьезное, что-то ужасное, вас накрывает шок и вы не можете думать ни о чем другом – ваш мозг просто отключается, выполняя лишь то, что абсолютно необходимо для поддержания вашей жизнеспособности.

Анна понимающе шмыгнула:

– Звучит правдоподобно.

– Таким образом вы просто реагируете на происходящее вокруг. Безо всякого планирования, инициативных решений – просто реагируете в ответ. А в этом легко увязнуть, – он знал, о чем говорил. Он сам был таким на протяжении нескольких лет. – Если хотите снова взять контроль в свои руки, вам нужно перестать реагировать. На нее.

– Что ж, легко сказать, но как это сделать?

Губы Броуди изогнулись в усмешке:

– А мне почем знать? Она ваша свекровь. Вы должны сами в этом разобраться, как и мне пришлось в свое время.

Анна ответила не сразу. Сперва он решил, что она обдумывает его совет, но, когда она заговорила вновь, стало ясно, что мысли увели ее совсем в другую сторону.

– Вы женаты? – осторожно поинтересовалась она.

Броуди знал, о чем она спрашивала: следует ли им такое обсуждать? Это, конечно, совсем невинный разговор, но был в нем намек на близость, которая так быстро устанавливалась между ними, что однажды вызвала бы у него тревогу.

– Нет. Я не женат. Больше нет.

– Оу, – она снова умолкла, – я чувствовала, что вы неспроста так хорошо меня понимаете. Вы тоже кого-то потеряли.

Очевидный ответ был: «Да. Потерял». Но Броуди не хотелось давать очевидные ответы, и он промолчал.

– Это был он или она – тот, кого вы потеряли?

Он не собирался ничего ей рассказывать, как вдруг услышал свой собственный голос:

– Она.

Какое-то время она обдумывала услышанное.

– Как давно?

– Девять лет, – губы шевелились вопреки его воле. Все это было весьма странно. Он решительно поставил свой стакан.

– Послушайте, Анна… кажется, мне пора. Льюис просится погулять перед сном, – он взглянул вниз, на Льюиса, который тихонько посапывал у него в ногах и даже ухом не повел при звуке своего имени. Все тепло, которое он накопил в себе, пока болтал о сосисках в тесте и волованах, вдруг иссякло, оставив ощутимое недовольство собой.

– А, ладно… – смутилась она, и недаром, но он не позволил себе заострять внимание на нотках разочарования в ее голосе.

– Проща…

– Не произносите этого слова, – торопливо предупредила она. – Помните?

– Вспомнил, – сдержанно сказал он, но ее ответ дал ему надежду, что его последние слова не лишили его шанса, что она когда-нибудь еще перезвонит. Что-то подсказывало ему, что если она когда-нибудь произнесет это слово, то больше не позвонит. И он был рад, что пока этот день не настал.

– Скажите что-нибудь другое.

Он на мгновение задумался:

– До связи.

По выдоху он догадался, что она улыбнулась.

– До связи, – эхом отозвалась она и положила трубку. Кабинет перестал казаться таким же уютным, как прежде.

Он потянулся вниз и потрепал Льюиса по животу. Пес раззявил пасть и зевнул.

– Пойдем, – скомандовал он. – Не делай из меня лжеца хуже, чем я уже есть. Тебе пора выбраться в сад.

Он вышел во двор вслед за псом и поднял глаза в ночное небо. Он жил вдали от города, что позволяло ему видеть куда больше звезд, чем он мог сосчитать, но этой ночью на небе не было ничего, кроме серых густых облаков. Очень кстати. Она была так честна, так откровенна с ним, а он делал вид, что отвечает ей тем же, но это было не так. Совсем не так.

Глава 19

Габи и Анна добрались до Общественного центра как раз к началу занятия по сальсе. В зале скопилось около сотни человек, большинство из которых разбилось на большие круги: женщины – снаружи, мужчины – внутри, и еще несколько отставших, которые, как и они, торопливо сбрасывали с себя верхнюю одежду и переобувались. Габи заметила Ли на другом конце зала и, радостно помахав ему рукой, послала воздушный поцелуй.

Она обернулась к Анне, которая как раз переобувалась из кроссовок в танцевальные туфли:

– Спасибо, что согласилась переписаться на среду. С новым расписанием у нас с Ли выпало еще два вечера, которые мы можем проводить вместе.

Занятая застежкой на одной туфле, Анна подняла глаза:

– Ты же знаешь, я с радостью.

Она снова опустила голову и попыталась унять трепет в животе. Это была правда – она была рада пойти на это ради Габи, но это не отменяло легкого чувства беспокойства.

Ведь это были не просто занятия в среду вечером. Это были занятия с Джереми. Ей вспомнился тот вечер Валентинова дня, и пусть прошло уже несколько месяцев, внутри у нее будто что-то перевернулось. И это очень сбивало с толку.

Краем глаза Анна заметила пробиравшегося к ним преподавателя.

– Нам лучше пошевеливаться, – процедила она и потянула Габи к столпившейся поблизости стайке «новичков».

Поначалу Анна сосредоточилась на освоении пары новых шагов, но в какой-то момент сквозь толпу поймала на себе взгляд Джереми. Он кивнул и улыбнулся. Ее внутренний радар-распознаватель Спенсера молчал. Это ободряло, и, кивнув, Анна улыбнулась в ответ.

Но, может, ей не стоило беспокоиться, даже если бы радар сработал? Разве она не говорила Броуди, что не хотела бы оставаться одна до конца жизни? С чего-то надо было начинать. У нее не останется шансов, если она собирается делать ноги всякий раз, как заметит кого-то, кто хотя бы немного ей подходит.

Она осознала, что должна позволить себе открыться этой возможности завести отношения – и даже полюбить – когда-нибудь в будущем, пусть в настоящем это и кажется полным безумием. Спенсер бы не хотел, чтобы без него она увяла и зачахла. А она после его смерти впала в затяжную спячку. Все занятие эти мысли не выходили у Анны из головы.

Когда на часах пробило девять, они поблагодарили своих тренеров, и Анна отправилась за своим пальто и обувью.

– Мы с Ли идем в «Три компаса», – сообщила возникшая рядом Габи. – Ты с нами?

Паб, расположившийся на этой же улице, был обычным пристанищем некоторых учеников после сальсы. Габи иногда заглядывала туда по вторникам, а Анна всегда находила предлог и отправлялась домой. Не дожидаясь ответа, Габи принялась натягивать куртку – она надеялась, что в этот вечер Анна поступит так же.

Анна зашнуровала кроссовки и выпрямилась:

– А ты знаешь, думаю, я пойду. Ненадолго, а потом сразу уйду и оставлю вас вдвоем.

Габи наградила ее ослепительной улыбкой:

– Отлично! Я схожу за Ли.

Вскоре она вернулась в компании своего бойфренда, крепко-накрепко вцепившись в его руку. У Анны больно кольнуло в груди. Они со Спенсером вели себя точно так же, даже спустя несколько лет брака.

На юго-востоке Англии стояла непривычная для начала мая жара, однако в этот день на горизонте маячили разбухшие пурпурные облака, и большую часть вечера моросил дождь. Точно прилипшие друг к другу, Габи и Ли спешили под укрытие «Трех компасов», почти позабыв о присутствии Анны.

Они были у самых дверей паба, когда Габи вдруг замерла.

– О нет, – охнула она, окинув себя взглядом и ощупав руками плечи, – кажется, я забыла в центре свой шарфик, – она с ужасом перевела взгляд на Ли. – Это мой любимый, тот, что ты купил мне на рынке в Кэмден-тауне!

У Ли мгновенно включился режим полицейского.

– Где ты видела его последний раз?

– На одном из серых пластиковых стульев рядом с дверью, – хмуря лоб, вспоминала Габи.

– Вы двое идите, – скомандовал Ли, – а я вернусь и найду его.

– Мой герой, – ласково пролепетала Габи. Он подмигнул, отдал ей честь и трусцой двинулся на поиски.

Анна заметила, как на ходу он улыбнулся двум девушкам, направлявшимся в паб, и, обернувшись к Габи, поняла, что та тоже это видела.

– Все в порядке, – успокоила она Анну, толкая витиевато украшенную застекленную дверь в викторианском стиле, – такой уж Ли есть.

– Понимаю… – ответила Анна. Ли, по всей видимости, был тот еще любитель пофлиртовать.

Лицо Габи приняло серьезное выражение.

– Я знаю, он постоянно откалывает подобные номера, но здесь не о чем волноваться. Он сказал, что теперь он из числа тех женщин, которым нужен только один мужчина.

– Ты хотела сказать, из числа мужчин, которым нужна одна женщина, – усмехнулась Анна.

Габи состроила рожицу:

– Ну да! Я просто хочу сказать, что он мне объяснил, что мне не о чем волноваться. Он мой.

– Это радует, – отозвалась Анна. Как же ей хотелось, чтобы с ним у Габи все срослось.

Когда им подали напитки, они отошли от бара и заняли столик, хорошо заметный от входа, чтобы Ли сразу нашел их. Как и следовало ожидать, вскоре богато украшенные двери распахнулись и в них появился он, размахивая шарфом Габи. Подойдя к их столику и потребовав в награду поцелуй, Ли обвил шарфик вокруг шеи своей девушки и потянулся за ожидавшим его пивом.

– На обратном пути я обнаружил несколько обездоленных, – доложил он после затяжного глотка, – предложил им прийти и посидеть с нами. Надеюсь, вы не против.

Двери паба снова распахнулись, и внутрь вошло порядка дюжины новых посетителей – все члены клуба сальсы. Там был и Большой Джон, и девушка с хвостом, и… Джереми.

Внутри мест на всех не хватило, и кто-то предложил выйти на открытый воздух. Земля была сырая, но дождь уже почти перестал, и облака, должно быть, уплыли прочь, потому что теперь у Анны над головой простиралось темно-синее небо.

Когда они вышли, Анна ожидала, что все разделятся на небольшие группы по интересам. Так было бы легче воспользоваться привычной для нее тактикой оставаться в безопасности на периферии, но Джереми начал рассказывать историю о том, как на отдыхе в Испании его случайно втянули в шоу фламенко, и все собрались вокруг послушать. Как и кое-кто другой, кого Анна хорошо знала, ее приятель легко завоевывал внимание окружающих, увлекал и очаровывал.

Вместе со всеми она смеялась, слушая, как он описывал свои попытки на почти забытом со школьной поры испанском объяснить танцорам, что им стоит выбрать кого-то другого. Она позволила себе немного расслабиться – он разговаривал со всей группой, а потому она не испытывала неловкого чувства, что она особенная и все его внимание сосредоточено лишь на ней. «Не закрывайся», – напомнила она себе. Этого будет достаточно.

На одно мгновение взгляд Джереми задержался на Анне – как раз в тот момент, когда она внимательно разглядывала его лицо, пытаясь решить, что в нем есть такого, что делает его привлекательным. Их взгляды встретились и впились друг в друга – всего на секунду. И хотя за весь вечер радар-распознаватель Спенсера не подавал ни звука, теперь он завел сирену, взвывавшую с частотой сердечного ритма.

«А ну, молчать, – скомандовала она, – под юбку тебе никто не лезет. Я ведь не собираюсь на него запрыгивать. Я просто любуюсь. Издалека».

Вот так она вдруг осознала, что нет ничего такого в том, чтобы любоваться симпатичным мужчиной.

Она еще молода, и это вполне естественно. Сказать по правде, приятно было узнать, что эта жизненно важная ее часть не увяла, не пропала со смертью Спенсера. Прежние желания и потребности по-прежнему на месте, ожидают своего часа.

В какой-то момент толпа все-таки поделилась на кучки. И когда Джереми подошел поздороваться, Анне, захваченной хороводом новых впечатлений, вдруг оказалось некуда скрыться. В самый разгар их беседы о старых фильмах Хичкока небеса разверзлись. Зонтики, установленные в отверстиях по центру каждого уличного столика, безвольно свисали нераскрытыми, не оставляя им никакого укрытия от толстых капель, которые, казалось, так и целились в них, точно крошечные бомбочки.

Большая часть группы, включая Габи и Ли, поспешила обратно внутрь, но Анна и Джереми оказались далеко от дверей в паб, поэтому принялись бегать от столика к столику в попытках найти рабочий зонтик. Первый не хотел открываться, второй отказывался ровно стоять. К тому моменту, как они наконец пристроились под зонтиком номер три, струйки воды стекали у Анны по волосам и лбу. Они с Джереми оба вымокли насквозь.

– Куда надежнее было бы добежать до бара, – заметила Анна, убирая со лба несколько влажных прядей.

Взглянув на нее сверху вниз, Джереми улыбнулся:

– И что бы в этом было веселого?

Анна покачала головой и пожала плечами, улыбаясь в ответ:

– Действительно.

Внезапно в воздухе повисло напряжение. Ситуация перестала казаться смешной. Анна сглотнула и оглянулась на паб.

– Кажется, стихает… – начала она.

– Знаешь, я бы… – одновременно с ней заговорил он.

Оба умолкли.

– Анна, – заговорил он снова, – не хочешь как-нибудь пообедать?

Вот так просто. Без лишних слов. Не ходя вокруг да около. Такой подход Анне нравился, ну или мог бы понравиться, если бы в голове вовсю не гудели сирены и не мигали аварийные огни. Внутренняя система тревоги явно решила наверстать упущенное время. Дрожащей рукой она перекинула через плечо ремешок сумочки. Режим «бей или беги» был активирован, и, поскольку бить Джереми она не собиралась, оставался только один вариант.

«Это не Спенсер».

«Я знаю, заткнись, ладно? Я знаю. Я пытаюсь все уладить».

– Прости… – начала она.

– Мне кажется или я тебя неправильно понял? – мягко, без стеснения переспросил он. В голосе слышалось не обвинение, а любопытство и легкое смущение. – Ну, просто…

Может, Анна и трусиха, но она была не настолько жестока, чтобы врать ему на этот счет. Она покачала головой.

– Нет, – прошептала она, – тебе не показалось.

– Но?..

– Ты хороший, – безнадежно зазвучал ее голос, – ты вообще первый, на кого…

Тут она замолчала, не находя в себе достаточной смелости. На мгновение она потупила взгляд.

– Но я еще не готова, – договорила она, снова поднимая на него глаза. – Пока нет.

– Понимаю, – мягко сказал он. От теплоты в его взгляде ей захотелось плакать.

– Мне жаль, – призналась она.

Он кивнул. Не потому, что считал, что ей и в самом деле было за что извиниться, а в знак того, что он ее понял.

– Все хорошо. Не буду притворяться, что я могу понять твои переживания, но я понимаю, с чем связаны твои сомнения.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она.

Он снова кивнул, затем повернулся и зашагал через дворик паба, на ходу поднимая воротник своей куртки. Подойдя к двери, он еще раз кивнул ей на прощание и исчез внутри. Она смотрела ему вслед, обхватив себя руками. Дождь кончился так же внезапно, как и начался.

Несколькими секундами позже появилась Габи.

– Это был Джереми? Вы тут были совсем одни? – посыпала она вопросами, плохо скрывая свое ликование.

– Да, – ответила Анна, продолжая смотреть в прежнем направлении. Внутри почему-то было пусто.

– И?

Анна повернулась и направилась к воротам, ведшим прямиком на улицу:

– И ничего.