Текст книги "Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха"

Ту же самую картину наблюдал из приемной заместитель статс-секретаря Министерства авиации генерал Эрхард Мильх, которого вызвали во дворец Геринга поздним утром. «Гиммлер медленно зачитывал фамилии по списку, – вспоминал он. – После каждой фамилии Геринг и фон Райхенау кивали или отрицательно качали головой. Если все соглашались, Гиммлер диктовал Кёрнеру фамилию и сухо прибавлял: “Подтверждено!” В какой-то момент один из троих произнес фамилию, которая явно не значилась в списке. Это было имя супруги некоего дипломата, сильно раздражавшей руководителей партии крайним усердием в покровительстве делу национал-социализма[137]137
  Речь шла о баронессе Виктории фон Дирксен.


[Закрыть]. Все нервно рассмеялись. Время от времени Пауль Кёрнер выходил со списком фамилий, которые были видны, и передавал его другим людям. Те по телефону давали указания своим доверенным лицам на местах.

Было ясно, что людей, внесенных в эти списки, ожидало вовсе не продвижение по службе».

О том, что было дальше, рассказал Гизевиус, оставшийся во дворце: «Вдруг раздались громкие голоса. Майор полиции Якоби выскочил из кабинета, затягивая под подбородком ремешок фуражки, а вслед ему Геринг с яростью кричал: “Стреляйте… возьмите с собой всю роту, стреляйте по ним… стреляйте, говорю вам… стреляйте!” Невозможно описать неистовость желания мщения и одновременно страх, подлый страх, отразившиеся в этой сцене. Можно было догадаться, что кто-то скрылся, некто, кто не должен был остаться в живых, иначе день был бы прожит зря. Вначале мы предположили, что бежали Рём или Карл Эрнст. Но Геринг продолжал кричать. Он снова начал ходить из угла в угол по своей шикарной клетке, а мы услышали, как он несколько раз крикнул: “Это все Пауль… этот Пауль, именно он!” Один из адъютантов сообщил нам, что речь шла о Грегоре Штрассере и Пауле Шульце. оказывается, арестовать Штрассера не удавалось, потому что его защищали рабочие его предприятия. […] Поэтому и прозвучала зверская фраза “Стреляйте по ним!”. А этим Паулем был друг Штрассера лейтенант Пауль Шульц[138]138
  Пауля Шульца вскоре арестовали. Он получил шесть пуль в живот, но выжил.


[Закрыть]». Гизевиус даже увидел окончание – как оказалось, временное – работы комиссии по расстрелам: «Гиммлер с Гейдрихом уехали, малыш Пауль Кёрнер с важным видом вышел в холл, а Геринг удалился в смежную комнату, где его давно ждал “придворный” фотограф. Как же можно было провести такой день, не сделав красивый снимок августейшей особы! Кстати, мы удивились уже тогда, когда заметили, что лакеи тщательно готовят целый набор мундиров».

Они задержались еще на некоторое время, потому что Геринг хотел встретиться с одним только что доставленным во дворец арестованным. Им оказался принц Август Вильгельм, его старинный приятель Ави, который вступил в ряды СА, решив доказать свою преданность национал-социализму, и фигурировал в планах Рёма по реорганизации правительства. «Где ты разговаривал с Карлом Эрнстом в последний раз?» – спросил его Геринг. «По телефону», – ответил принц. «О чем вы говорили?» – «Эрнст просто хотел попрощаться со мной перед отъездом за границу». – «Тебе повезло, что ты сказал правду», – сухо произнес Геринг и зачитал принцу запись разговора. «Рад, что ты решил на несколько дней уехать в Швейцарию!» – сказал затем Геринг принцу, смотревшему на него с недоумением. «Я когда-нибудь говорил тебе, что у тебя самая глупая в мире голова? Уходи отсюда и помалкивай!» – дружелюбно добавил Геринг на прощание. Таким образом, принц вышел из вертепа на Лейпцигерплац свободным, но спасла его вовсе не его невиновность. Просто Геринг правильно оценил ситуацию: нельзя расстреливать представителя рода Гогенцоллернов, каким бы глупым принц ни был.

Во второй половине дня великий организатор чисток отправился в Министерство пропаганды, желая сделать заявление для прессы. Гизевиус находился там, позже он так описал эту сцену: «В зале царила ужасно напряженная обстановка. Я видел лица этих великих редакторов. На них отражались любопытство, недоумение, коварная радость, озабоченность и ужас поочередно. […] Приехал Геринг. Он был в парадном мундире. Геринг не просто шел: он промаршировал к трибуне и поднялся на нее с величественным видом. Сделав продолжительную паузу, которая произвела сильное действие, он слегка наклонился вперед и опустил и снова поднял глаза, словно боялся того, что намеревался обнародовать. Он, несомненно, разучил перед зеркалом эту нероновскую позу. Потом Геринг сделал заявление. Произнес его он печальным голосом, как профессиональный распорядитель на похоронах. Заявление было путаным: путч Рёма, сексуальный разврат, волнения в стране, реакция, государственная измена, вторая революция, суровое наказание, милосердие фюрера. Шлейхер вошел в заговор с некой иностранной державой. В момент ареста он пытался сопротивляться, и это, “к несчастью”, стоило ему жизни. О Штрассере Геринг не упомянул. Как и об убийстве личного секретаря фон Папена. Когда он снова заговорил о Рёме, всем стало ясно: того больше нет в живых. […] Самым интересным пунктом заявления Геринга оказался не намек на “больных людей”, чьи пагубные наклонности были элементом социальной коррупции, а то, что фюрер, проводивший в этот день “краткий судебный процесс” в Висзее, приказал ему несколько дней назад по его указанию “нанести удар”. А потом прозвучала наполненная особым смыслом фраза: “Я расширил границы моей миссии”. Из чего стало ясно, что Геринг не ограничился приказом стрелять по руководству путчистов из числа членов СА, а по собственной инициативе нанес удар по “вечно недовольным”».

Среди них, разумеется, оказался Грегор Штрассер, которого в конце концов гестаповцы арестовали во второй половине дня, доставили в свою штаб-квартиру на Принц-Альбертштрассе и бросили в подземную камеру номер 16. Там он провел долгие двенадцать часов, потом в камеру вошли трое эсэсовцев и расстреляли его в упор. Изрешеченный пулями Штрассер был еще жив, и тогда Гейдрих произвел контрольный выстрел. А тем временем пришла ночь, но расстрелы в концлагере близ Лихтерфельде не прекратились: они продолжались при свете автомобильных фар…

Геринг упомянул в своем заявлении, что фюрер возглавлял в Висзее «краткий судебный процесс». Он точно подобрал прилагательное, но существительное использовал неверное, поскольку этот суд не имел ничего общего с юриспруденцией: во второй половине того кровавого дня Гитлер, продолжая находиться в «Коричневом доме», пробежал глазами бесконечный список арестованных и крестиком отметил фамилии тех, кого приговаривал к смерти. Группенфюрер СС Зепп Дитрих[139]139
  Скорее всего, он со своими людьми прибыл в Бад-Висзее лишь к 11 часам, когда колонна машин с Гитлером и арестованными главарями штурмовиков уже уехала оттуда. Тогда Дитрих получил приказ вернуться со своими подчиненными из «Лейбштандарт» в Мюнхен.


[Закрыть] получил первый список из шести фамилий для немедленной казни: Хайн, Хайдебрек, Хайнес, Шейнгубер, Шмидт и граф фон Шпрети-Вальбах. Дитрих отправился в тюрьму Штадельхейм без особого энтузиазма, потому что приговоренные к смерти в большинстве своем были его боевыми товарищами. Но старый солдат обязан повиноваться, и шесть человек оказались перед расстрельной командой. Дитрих с тяжелым сердцем покинул место расстрела до того, как прозвучал последний залп. После этого последовали другие многочисленные убийства, как в тюрьме Штадельхейм, так и в других местах. Причем некоторые воспользовались возможностью свести старые счеты: бывшего главу правительства Баварии, 75-летнего Густава фон Кара, вытащили из дома в Дахау, забили до смерти и кинули в болото, а отец Бернхард Штемпфле, некогда подправлявший рукопись «Майн Кампф», был убит перед собственным домом[140]140
  Отличаясь болтливостью, этот священник на светских приемах рассказывал о ляпах в тексте начинающего писателя Адольфа Гитлера. Он к тому же слишком много поведал об отношениях Гитлера и Гели Раубаль, его двоюродной племянницы, которую 18 сентября 1931 года нашли застреленной в мюнхенской квартире фюрера. – Примечание переводчика.


[Закрыть]. Не обошлось и без ужасных ошибок: музыкальный критик Вильгельм Шмидт стал жертвой вследствие случайного совпадения…[141]141
  Эсэсовцы приняли его за некоего Людвига Шмидта, сторонника Отто Штрассера.


[Закрыть] Но удивительно оказалось то, что Эрнст Рём, человек, который должен был погибнуть самым первым, вечером 30 июня все еще был жив: Гитлер не хотел отдавать приказ о его казни, а в разговоре с Максом Аманном он заметил: «В конечном счете Эрнст некогда находился рядом со мной на скамье подсудимых»[142]142
  В 1924 году в ходе судебного процесса по делу участников неудавшегося путча в Мюнхене.


[Закрыть]. На аэродроме Обервизенфельд за несколько минут до вылета в Берлин он сказал генералу фон Эппу: «Я помиловал Рёма, приняв во внимание оказанные им услуги». Кто может понять сложную психологию Адольфа Гитлера?..

В Берлине, находясь на своем рабочем месте в Министерстве внутренних дел, Ханс Бернд Гизевиус продолжал наблюдать, как разворачивалась адская спираль событий. Позже он вспоминал: «В течение короткого времени накопилось большое количество радиограмм. Большая их часть уже потеряла актуальность, другие были непонятными, содержали мало новой информации. Дюжина телеграмм касалась Карла Эрнста. Птичка сумела упорхнуть. Полагаю, что именно он и был номером два, который вызывал злобное раздражение и такую же ярость, поскольку уже давно должен был быть расстрелян. Вдруг мы узнали, что фюрер час назад вылетел из Мюнхена. Приземлиться он должен был в Тампельхофе, и его прибытие было нельзя пропустить. Аэродром оцепили вооруженные до зубов эсэсовцы. Тем более что ожидалось прибытие еще нескольких самолетов. Геринг воспользовался запаздыванием самолета из Мюнхена, чтобы произнести короткую речь перед солдатами в серо-голубой форме. Эти его подчиненные в ту пору еще держались в тени и были мало кому знакомы[143]143
  Речь идет о солдатах люфтваффе, новых военно-воздушных сил Германии, формирование которых еще держалось в секрете.


[Закрыть]. Здесь они выстроились перед ангарами. Геринг вошел в середину образованного ими каре, и, расставив ноги по-хозяйски, начал говорить – именно в тот вечер – о солдатской верности и духе товарищества. […] Эта бессвязная речь произносилась в сумерках, и никто, следует отметить, ее не услышал. Небе тоже находился на аэродроме. Ему уже сообщили, что Грегор Штрассер мертв, якобы покончил с собой. Это нас возмутило. […] Не успели мы с Небе сделать несколько шагов по аэродрому, отойдя в сторону, как увидели, что приземлился небольшой “юнкерс”. Из самолета выпрыгнули три эсэсовца. Затем появился Карл Эрнст в наручниках. Все-таки они его поймали! Этот парень, казалось, был в хорошем настроении. Он быстро перебрался из самолета в машину. Эрнст улыбался направо и налево, словно хотел показать всем, что не воспринимает свой арест всерьез. Но улыбка очень скоро исчезла с его лица. Его спешно повезли в лагерь близ Лихтерфельде.

Наконец раздалось объявление о прибытии самолета из Мюнхена. Мы увидели его в небе. Горизонт окрасился в кроваво-красные тона, и это выглядело символично. Все были взволнованы, у всех в голове крутились тысячи вопросов. Тяжелый самолет коснулся колесами земли, потом остановился, и в тот момент, когда винт прекратил вращаться, мы невольно затаили дыхание. Что теперь произойдет? Послышались команды. Рота почетного караула застыла по стойке “смирно”, Геринг, Гиммлер, Кёрнер, Фрик, Далюге и два десятка офицеров полиции двинулись в направлении самолета. Вот открылась дверца, и первым вышел Адольф Гитлер. Он был во всем темном: коричневая рубашка, черный галстук, кожаное пальто, высокие сапоги. Без головного убора, с белым, как простыня, небритым лицом, черты которого одновременно обозначились резче и припухли. Потухший взгляд был неподвижным, на глаза падала непослушная челка. […] Со всех сторон послышались приветствия. Гитлер молча подал руку каждому из тех, кто его окружил. Мы с Небе, наблюдая из предосторожности всю сцену издали, слышали только щелканье каблуков. Тем временем из самолета вышли остальные пассажиры: Брюкнер, Шауб, Зепп Дитрих и другие. Они казались серьезными, во всяком случае озабоченными. Наконец по трапу спустилась дьявольская фигура: Геббельс. Медленным шагом Гитлер прошел перед строем роты почетного караула. Он двигался, тяжело ступая, от одного фланга строя до другого. Складывалось впечатление, что он в любой момент может потерять сознание.

Повернувшись к Герингу и Мильху, Гитлер спросил, что за люди в незнакомой ему форме стоят перед ангарами. Это курсанты-летчики будущего люфтваффе, ответил Мильх. “Единственное приятное зрелище за день. Прекрасный расовый отбор!” – заключил фюрер. Я стоял слишком далеко и не мог услышать эти слова, но увидел, как вся группа продолжила движение. Направляясь к колонне машин, ожидавших в нескольких сотнях метров от места посадки самолета, Гитлер остановил Геринга и Гиммлера. Он потребовал от сподвижников доложить обстановку, хотя, несомненно, весь день поддерживал с ними связь по телефону. Предшественник Рёма фон Пфеффер, оценив ситуацию, решился приблизиться. Но Гиммлер угрожающим жестом велел ему не подходить. Затем он достал из внутреннего кармана помятый список. Гитлер принялся просматривать длинный перечень фамилий, а Гиммлер и Геринг в это время что-то шептали ему на ухо. Было видно, как Гитлер, водя по списку пальцем, задерживал его иногда на чьей-то фамилии. И тогда шепот становился более оживленным. Вдруг Гитлер откинул голову назад с выражением такого сильного волнения на лице, что это не ускользнуло от внимания присутствующих. Мы с Небе обменялись многозначительными взглядами. Гитлер только что узнал о “самоубийстве” Штрассера. Наконец процессия продолжила движение. Впереди шли Гитлер, Геринг и Гиммлер. Походка Гитлера оставалась усталой. Оба кровавых спасителя страны продолжали суетливо что-то говорить. Внешне очень разные, тучный Геринг и худой Гиммлер в этот день одинаково вышагивали, оба имели важный вид, были говорливы и проявляли подобострастие. Остальные встречающие держались на почтительном расстоянии и хранили глубокое молчание. […] Мрачный символизм происходящего достиг кульминации, когда с крыши одного из ангаров вдруг донесся крик нескольких рабочих: “Браво, Адольф!”».

На другой день Гитлера приветствовали более скромно, но не менее восторженно: простые люди радовались тому, что им удалось избежать кровавой трагедии и что не видели на улицах орущей и зловещей клики сообщников Эрнста Рёма. Они еще не знали о других жертвах. Военные руководители радовались устранению своих самых опасных конкурентов и дали об этом знать через военного министра фон Бломберга. Конечно, им не понравилось, что при расправе пали генералы фон Шлейхер и фон Бредов, но если спасение армии потребовало этих жертв… Гинденбург тоже был полностью удовлетворен уничтожением партийных отбросов. Об остальном окружение его явно не проинформировало: оно почти полностью изолировало президента от внешнего мира. Этим и объясняется появление телеграмм с горячими поздравлениями, направленных Гитлеру и Герингу[144]144
  Геринг получил телеграмму следующего содержания: «Выражаю вам благодарность и признательность за энергичные и успешные действия при подавлении попытки государственного переворота. Примите мои дружеские поздравления. Фон Гинденбург». Трудно представить, что рейхспрезидент сам написал текст этой телеграммы.


[Закрыть].

Но в то радостное воскресенье, 1 июля 1934 года, когда враг был разгромлен, а палачи заканчивали свою кровавую работу, премьер-министр Пруссии вовсе не чувствовал удовлетворения, поскольку, пока Рём здравствовал, ничего еще не было выиграно. Однако фюрер сказал ему накануне вечером, что он решил пощадить старого товарища по партии. Но если бы вдруг Рём остался в живых, если бы он помирился с Гитлером, если бы тот назначил его на новую должность, тогда над обоими главными организаторами «ночи длинных ножей» нависла бы большая опасность!

Следовательно, об этом не могло быть и речи… Именно поэтому во время приема в саду рейхсканцелярии, устроенного в воскресенье вечером, Геринг и Гиммлер убеждали Гитлера «закончить дело». Когда руководитель имперского сельского хозяйства Рихард-Вальтер Дарре чуть позже подошел к ним, оба заговорщика все еще продолжали гнуть свое. Когда стемнело, Гитлер сдался, и в Мюнхен ушли соответствующие приказы. Теодор Эйке, начальник концентрационного лагеря в Дахау, прибыл в тюрьму Штадельхейм в сопровождении двух эсэсовцев. По указанию фюрера они дали Рёму револьвер, чтобы тот покончил с собой. Но старый драчун отверг подобную милость, и его попросту застрелили.

Итак, Герман Геринг победил на всех фронтах! На следующий день, 2 июля, он устроил грандиозный банкет в своем дворце на Лейпцигерплац, желая отпраздновать победу вместе с основными сообщниками. Ничто не указывало на то, что привкус крови испортил им аппетит. Впрочем, Геринг уже вечером в воскресенье распорядился уничтожить все относящиеся к завершившейся акции документы. Сколько же человек стали жертвами этого кровавого уик-энда? Согласно официальной статистике, от 77 до 84, включая 50 штурмовиков, неофициально же только в Берлине и Мюнхене было убито от 150 до 200 человек. Но эти цифры могли быть и втрое больше, если бы в расчет брались «несчастные случаи», «ошибки», «самоубийства», «сердечные приступы» и «смерть в заключении», имевшие место по всей стране. Таким образом, герой мировой войны, ветеран-патриот, романтик-авантюрист, неудачливый путчист, безденежный беженец, предприимчивый делец, громогласный оратор, продажный депутат, победоносный председатель рейхстага, бессовестный министр внутренних дел и честолюбивый премьер-министр мог теперь претендовать на звание заслуженного бандита. Впрочем, он еще не закончил собирать знаки отличия…

VIII
Головокружение от взлета

Именно летом 1934 года Адольф Гитлер стал настоящим властителем Германии: в конце июня и начале июля он похоронил одновременно всех своих противников, как правых, так и левых, и задним числом провозгласил эти три дня убийств «действиями во имя общественного спасения». В конце июля, после неудавшегося путча в Вене[145]145
  Двадцать пятого июля 1934 года австрийские нацисты попытались вооруженным путем захватить власть. Они убили канцлера Дольфуса, но армии удалось подавить путч.


[Закрыть], он избавился от вице-канцлера фон Папена, отправив его послом в Австрию. В начале августа, после смерти фельдмаршала Гинденбурга, он взял на себя полномочия президента и таким образом стал также Верховным главнокомандующим вооруженными силами, солдаты и офицеры которых отныне присягали лично ему. Наконец, 19 августа Гитлер узаконил захват власти путем проведения голосования: 90 процентов немцев одобрили установление диктатуры. С того момента фюрер занялся главной своей целью – осуществлением милитаризации. И в выполнении этой громадной задачи он главную роль отвел, естественно, Герману Герингу…

Во время захвата власти в январе 1933 года Геринг, тогда всего лишь комиссар по делам авиации, получил очень сложное задание: восстановить боевую авиацию, которую Германии запрещалось иметь по окончании мировой войны, и сделать это в строжайшей тайне, потому что нарушение ограничений Версальского договора могло привести к незамедлительной оккупации немецкой территории. Причем требовалось сделать это в сжатые сроки, чтобы новый режим как можно скорее получил в распоряжение мощное орудие устрашения и поставил союзников перед свершившимся фактом. И при всем этом Гитлер потребовал обеспечить надежность и эффективность нового вида вооруженных сил, так как считал боевую авиацию одним из основных инструментов будущих завоеваний.

Геринг, сразу же почувствовав себя в своей тарелке, незамедлительно собрал своих боевых товарищей и распределил между ними обязанности. Своему старому приятелю Бруно Лёрцеру он поручил руководить «Немецким авиационным спортивным союзом» и «Немецким авиационным клубом»: под видом спортивных программ они должны были осуществлять начальную летную подготовку будущих летчиков истребительной авиации рейха[146]146
  Дальнейшее обучение на тяжелых типах самолетов было поручено Немецкому летному училищу гражданской авиации.


[Закрыть]. Своего давнего друга и соперника Эрнста Удета он назначил на пост технического советника комиссариата по делам авиации. А верного Карла Боденшаца, ставшего к тому времени полковником, сделал своим первым советником, руководителем кабинета и главным адъютантом.

Тридцатого января 1933 года Геринг со своим свежеиспеченным штабом явился на собрание берлинского аэроклуба, отмечавшего двадцать пятую годовщину со дня основания с участием воздушных асов мировой войны и представителей крупных авиастроительных компаний – Генриха Коппенберга из фирмы «Юнкерс», Курта Танка из «Фокке-Вульф», Фрица Наллингера из «Бенц моторен», а также Эрнста Хенкеля, Клаудиуса Дорнье и многих других. На этом форуме Геринг, блистая наградами, твердо заявил: «Господа, положение катастрофическое, но выход есть! Фюрер разрешил мне сказать вам, что правительство намерено предоставить промышленности крупные кредиты. Вы могли бы ускорить проектные работы и усовершенствовать некоторые уже имеющиеся образцы самолетов, таких, как “Юнкерс-52” – идеальный прототип, “Хейнкель-70”, “Фокке-Вульф-200”, а Дорнье мог бы сосредоточиться на гидросамолетах. Господа, вы можете выбирать себе рабочих из числа 6 миллионов безработных. Мы дадим им работу, и они будут строить нам аэродромы, заводы, собирать фюзеляжи и моторы. Мы будем платить людям за то, что они начнут учиться летать, и возьмем из рейхсвера сержантов, которые научат их соблюдать дисциплину. Пусть у них и нет права носить летную форму, но они должны быть обучены как настоящие солдаты». Зал взорвался аплодисментами, с криками «Да здравствует толстяк!» несколько крепко сбитых офицеров приблизились к Герингу и стали подбрасывать его в воздух. «Смотрите-ка, – воскликнул Бруно Лёрцер, – он снова начал летать!»

Но хочешь, не хочешь, а приземляться надо: обладал ли бывший летчик-истребитель и торговец авиационными двигателями Герман Геринг, ничего не понимавший в современных технологиях, достаточной компетенцией, чтобы руководить столь гигантской работой по созданию военной авиации? Сколь бы тщеславен ни был, он оставался реалистом и испытывал некоторые сомнения. И поэтому решил призвать на помощь настоящего профессионала в лице Эрхарда Мильха, исполнительного директора компании «Люфтганза»…[147]147
  Вначале Геринг обратился к капитану Бранденбургу, ветерану мировой войны, сумевшему восстановить немецкую гражданскую авиацию, работая в департаменте воздушных сообщений Министерства связи. Но тот, зная репутацию Геринга, категорически отверг это предложение.


[Закрыть]

Вначале Мильх отказывался от предложенной ему должности заместителя комиссара по вопросам авиации: идея служить под началом бывшего депутата, которому он некогда давал деньги, ему вовсе не улыбалась. Тем более что он недолюбливал толстого интригана с неуемным темпераментом и знал о его недавней наркотической зависимости. Но Геринг представил Мильха фюреру, который прекрасно умел подчинять своему обаянию людей и играть на патриотических струнах их души. «Вы – специалист в своей области, – сказал Гитлер, – в партии нет никого, кто бы так хорошо разбирался в авиации. Вы должны согласиться! К этому вас призывает не партия, а Германия!» Мильх, очарованный, как и многие другие, странным красноречием фюрера, в итоге согласился. Однако всплыл осложняющий дело фактор: доносчики-профессионалы вскоре обнаружили, что отец Эрхарда Мильха еврей, а это немыслимая ситуация для должностного лица при нацистском режиме. Но Геринг был не из тех, кого останавливали подобные пустяки: в Берлин была вызвана мать Мильха, которая нотариально заверила, что ее сын Эрхард родился в результате ее внебрачной связи с неким бароном Германом фон Биром, имевшим, естественно, безупречное арийское происхождение…[148]148
  Это привело к появлению едкого высказывания полковника люфтваффе Эриха Киллингера: «Желая сойти за христианина, Мильх сделал мать шлюхой!»


[Закрыть] Фамилию отца выбрал лично Геринг. «Раз уж отняли у него настоящего отца, мы должны были дать ему взамен аристократа!» – позже сказал он со смехом. В мгновение ока с пути нового арийца Эрхарда Мильха исчезли все преграды, что позволило ему не только оставаться заместителем Геринга, но и стать статс-секретарем Министерства авиации после учреждения этого ведомства в мае 1933 года. Мильх оказался ценным сотрудником: он обладал навыками умелого организатора, чувством меры, понимал требования времени, добирался до самой сути вопросов, напряженно работал, составлял долгосрочные планы, короче говоря, много знал и многое умел, в отличие от нового министра воздушного транспорта Германа Геринга…

Точно одно: как не было бы Октябрьской революции без Льва Троцкого, так не было бы и люфтваффе без Эрхарда Мильха. Устроив свою штаб-квартиру в бывшем здании банка на Беренштрассе, статс-секретарь и новоиспеченный полковник поставил перед собой задачу создать военно-воздушные силы под видом гражданской авиации. Он пригласил к сотрудничеству ценные военные кадры – Вальтера Вефера, Вильгельма Виммера, Ганса-Юргена Штумпфа и Альберта Кессельринга[149]149
  Соответственно, первый начальник Генерального штаба люфтваффе, технический директор, начальник управления кадров, начальник бюро планирования производства.


[Закрыть]. Все они были полковниками сухопутных войск, но быстро влились в новый вид вооруженных сил и даже научились летать под присмотром Эрхарда Мильха. Все эти люди оторвались от земли и теперь согласовывали работу центров подготовки высококлассных рабочих, механических цехов, исследовательских лабораторий, центров летных испытаний, сборочных заводов, метеослужбы, подразделений наземного обеспечения, аэродромов, командных пунктов и бетонных укрытий. А также деятельность училищ, где проходили подготовку летчики и штурманы истребительной, разведывательной, бомбардировочной авиации, авиации связи и морской авиации, авиационно-инженерных училищ и училищ противовоздушной обороны. Они национализировали заводы «Юнкерса» в Дессау и поставили своих людей на руководящие должности в фирмах «Дорнье», «Мессершмитт» и «Хейнкель». Они установили сроки набора и обучения личного состава, начав с подготовки 1600 пилотов. Они по распоряжению Мильха занимались закупкой 1000 самолетов (среди которых предусматривалось иметь значительное количество бомбардировщиков) для формирования «Флота устрашения» – авиационных сил, призванных противодействовать любой попытке вторжения со стороны Франции. Все это, разумеется, осуществлялось в обстановке строжайшей секретности[150]150
  Тайная подготовка летного состава рейхсвера и танкистов началась за десять лет до этого, еще при Веймарской республике, в рамках советско-германского военно-технического сотрудничества с использованием военно-учебных центров и научно-исследовательских институтов на территории СССР (в частности, авиационной школы в Липецке и ЦАГИ).


[Закрыть]. Конечно, бывали случаи производственного брака, приводившего к печальным последствиям при эксплуатации, но Мильху, который был ненастоящим военным, и Кессельрингу, который был ненастоящим летчиком, приходилось соблюдать драконовские сроки, установленные хозяевами…[151]151
  Так, спешно приобретенные аэродромы оказались слишком пыльными или слишком вязкими, взлетные полосы не всегда были забетонированы, они также часто оказывались недостаточно длинными, ангары и диспетчерские пункты находились слишком близко от взлетно-посадочных полос, что делало авиабазы весьма уязвимыми при бомбардировке. Кроме того, подготовка летчиков основывалась на теории и была слишком укороченной по причине нехватки опытных преподавателей и летчиков-инструкторов.


[Закрыть]

В течение года этой головокружительной работы Мильх имел почти что неограниченные полномочия. Геринг подписывал все необходимые документы, чтобы авиационная промышленность получала людей, необходимое оборудование и сырье. Но виделся он с Мильхом не чаще одного раза в месяц, и это в лучшем случае. А в его штаб-квартиру на Беренштрассе и в авиационно-исследовательский центр в Рехлине наведывался очень редко. В апреле 1933 года, когда Мильх начал излагать ему свою подробную программу производства, Геринг перебил его, сказав только: «Да, да… Сделайте это!» А генерал Штумпф вспоминал: «Геринг ограничивался постановкой общих задач своим подчиненным, собирая их у себя раз в месяц. […] Когда я доложил, что мы уже подготовили тысячу летчиков, он сказал буквально следующее: “Спасибо! Подготовьте еще тысячу!” Узнать, как мы этого добились, он явно не желал! Конечно, у Железного человека в то время хватало других забот[152]152
  См. главу VII.


[Закрыть], к тому же подробности и технические детали его явно тяготили».

Однако Геринг не смог бы обойтись без Мильха так же, как и Мильх не смог бы обойтись без Геринга. Кому другому удалось бы выбить для военно-воздушных сил бюджет в 642 миллиона рейхсмарок на 1933/34 финансовый год и целый миллиард на следующий год? Когда главный штаб люфтваффе представил ему финансовые документы, показывающие невозможность финансировать план развития авиации, Геринг тут же сказал: «Дайте-ка мне эту штуку!» – и направился в рейхсканцелярию, откуда вернулся с заведомо положительным решением фюрера. При этом он добавил: «Запомните раз и навсегда: финансовые расчеты не должны приниматься во внимание!» И подтвердил это таким рассказом: «Было, например [в начале 1934 года], одно совещание у фюрера. […] В отсутствие Шахта фон Бломберг оценил стоимость перевооружения примерно в 30 миллиардов марок и высказал мнение, что об этом стоило проинформировать Шахта. Но фюрер возразил: “Ради бога, не надо ему об этом говорить, иначе он упадет без памяти со своего стула, и тогда мне будет очень трудно все ему объяснить. Не стоит называть ему цифру следующего года”. Но Бломберг продолжал стоять на своем, заявив, что Шахт должен был быть в курсе, чтобы принять необходимые меры. […] И тогда я сказал: “Времени для того, чтобы все это уладить, предостаточно. Пусть господин Шахт потеряет сознание позже”. Мое предложение было принято, и Шахт в тот день ничего не узнал о предполагаемых расходах в размере 30 миллиардов марок».

Однако уже весной 1935 года огромные затраты на вооружение жестоко подорвали экономику[153]153
  Шестнадцатого марта 1935 года Гитлер официально возобновил призыв и заявил о намерении создать армию в составе тридцати шести дивизий, то есть численностью 500 000 человек.


[Закрыть], а ограничения импорта создали перебои в обеспечении продовольствием населения, вызвав в свою очередь сильное недовольство людей. Когда рейхсминистр экономики Ялмар Шахт доложил членам правительства о том, что это повлечет за собой сокращение финансирования вооружения авиации, Геринг решил взять быка за рога: он отправился в Гамбург, где нехватка масла вызвала самые сильные протесты, и произнес перед многочисленным собранием активистов НСДАП речь, которая надолго всем запомнилась. «Товарищи по партии, друзья, я верю в дружбу народов, – сказал Геринг. – Именно поэтому мы и вооружаемся. Если будем слабыми, мы будем зависеть от всех. […] На международной арене есть люди, которые плохо слышат. Заставить их слышать может только грохот пушек. И именно пушки мы и стараемся сейчас производить. У нас нет масла, товарищи, но я хочу у вас спросить: что вы предпочитаете? Масло или пушки? Нам нужно сало импортировать или железную руду? Вот я вам и говорю: вооружение сделает нас сильными… а от масла люди только толстеют!» Ему бешено зааплодировали, Гитлер послал Герингу поздравительную телеграмму, Шахт сдался, а бюджет авиации на следующий год увеличился в два раза[154]154
  Он составил 2,2 миллиарда рейхсмарок в 1936/37 финансовом году.


[Закрыть]!

Но роль Геринга состояла не только в этом. Благодаря его влиянию и двум годам усилий люфтваффе были признаны третьим по значимости видом вооруженных сил постановлением от 26 февраля 1935 года и объединили в своем составе авиацию сухопутных войск, военно-морскую авиацию и даже подразделения ПВО. Легендарное чувство меры министра воздушного транспорта подвигло его на превращение ландтага Пруссии в «Дом авиаторов» и на сооружение на Лейпцигерштрассе самого крупного в мире здания Министерства авиации – ужасного монстра из бетона, стекла и мрамора, где размещались 4500 кабинетов (до расширения)…[155]155
  См. карту 6.


[Закрыть] Генералу Штумпфу, предложившему сформировать батальон парашютистов, Геринг ответил: «Минимум полк… Нет, мне нужна дивизия!» Офицеры и солдаты, призванные на службу в возрождающейся немецкой военной авиации, широко пользовались благами этой неуемной гигантомании: они имели самое современное оборудование, самые высокие оклады и самые комфортабельные казармы во всех вооруженных силах. Естественно, у них были и самые красивые мундиры лазурного цвета, сшитые по личному эскизу Германа Геринга, большого специалиста в этой области.

Министр авиации старался даже предоставить подчиненным… британские самолеты! Под предлогом нарушения воздушной границы страны неким неопознанным самолетом Геринг заявил, что Германия должна добиться от союзников право иметь «воздушные полицейские силы» для охраны границ.

Это, по его мнению, оправдывало покупку за границей самолетов, которые Германии было запрещено производить… Пресс-секретарь НСДАП Эрнст Ганфштенгль вспоминал: «Во время одной из поездок в Берхтесгаден в конце лета [1933 года] мне поручили встретить промышленника сэра Джона Сиддли[156]156
  Знаменитый конструктор самолетов «Хокер-Сиддли».


[Закрыть] и его жену. Я до сих пор вспоминаю, как они с Герингом сидели на балконе, рассматривая большие фотографии и чертежи британских военных самолетов, которые Германия якобы хотела приобрести».