Текст книги "Адское Воинство"

XV

В два часа ночи Данглар закончил рапорт. В половине седьмого утра Адамбергу позвонил генеральный секретарь начальника управления префектуры, затем сам начальник управления, потом секретарь министра и, наконец, в четверть десятого министр внутренних дел собственной персоной. В этот момент в кухню вошел Мо в слишком просторной футболке, которую ему одолжил Кромс: своим появлением он робко давал понять, что проголодался. Кромс с голубем, усевшимся у него на предплечье, встал, чтобы подогреть кофе. Ставни на окнах, выходивших в сад, были закрыты, а на балконную дверь с внутренней стороны Кромс приколол кнопками кусок ткани с аляповатым узором в цветочек – чтобы солнце не припекало, объяснил он Лусио. Мо было строго-настрого наказано не подходить к окнам на втором этаже. Адамберг сначала сделал молодым людям знак молчать, а затем, уже не таким властным жестом, попросил их выйти за дверь.

– Нет, господин министр, у него нет никаких шансов. Да, мы еще вчера вечером, в девять сорок, оповестили все жандармерии страны. Да, и все контрольно-пропускные пункты на границе. Не думаю, что это было бы целесообразно, господин министр, ведь лейтенант Меркаде ни в чем не виноват.

– Полетят головы, комиссар Адамберг, должны полететь, вы сами прекрасно это понимаете, не так ли? Клермон-Брассеры в ярости оттого, что ваши службы работают спустя рукава. И я разделяю их возмущение, комиссар. Оказывается, вы держите у себя в Конторе больного сотрудника? В элитном подразделении, которое призвано быть примером для всех?

– Больного, господин министр?

– Страдающего патологической сонливостью. Горе-полицейского, который позволил вытащить у себя пистолет. Заснуть на допросе задержанного – это, по-вашему, нормально? А я вам скажу, что это упущение, комиссар Адамберг, и притом колоссального масштаба.

– Вас неверно проинформировали, господин министр. Среди моих подчиненных лейтенант Меркаде – один из самых выносливых. Но накануне он спал всего два часа, вечером у него была сверхурочная работа, а температура в комнате для допросов достигала тридцати пяти градусов.

– Кто вместе с ним охранял задержанного?

– Бригадир Эсталер.

– Он хороший полицейский?

– Замечательный.

– Тогда почему он вышел из комнаты? В рапорте не приводится никаких объяснений по этому поводу.

– Он пошел за прохладительными напитками.

– Упущение, прискорбнейшее упущение! Полетят головы. Если вы хотели, чтобы задержанный Мохаммед Иссам Бенатман заговорил, последнее, что следовало делать, – это угощать его прохладительными напитками.

– Напитки предназначались для полицейских, господин министр.

– Надо было позвать кого-то из коллег. Упущение, непростительное упущение. Нельзя оставаться наедине с задержанным. Это относится и к вам, комиссар: вы привели его в свой кабинет, не вызвав никого из помощников. И вдобавок вы оказались не в состоянии обезоружить двадцатилетнего бандита. Громадное упущение.

– Вы совершенно правы, господин министр.

На пластиковую скатерть упало несколько капель кофе, и Адамберг, окунув в них палец, рассеянно выводил извилистые дорожки между кучками помета Эльбо. На мгновение он задумался о том, почему экскременты этой птицы так трудно отмыть. Это была химическая загадка, которую вряд ли смог бы разгадать даже Данглар: он был не силен в естественных науках.

– Кристиан Клермон-Брассер требует, чтобы вас немедленно уволили, вместе с вашими некомпетентными сотрудниками, и я почти что готов это сделать. Однако мы здесь пришли к выводу, что вы нам еще понадобитесь. Даю вам неделю, Адамберг, неделю, и ни днем больше.

Адамберг присоединился к своим подчиненным, собравшимся в большом конференц-зале, который, следуя научному определению Данглара, прозвали залом церковных соборов. Перед тем как уйти из дому, Адамберг потер ссадину на подбородке жесткой губкой для посуды, и на коже выступили красные полосы. «Здорово получилось!» – заметил Кромс, для пущей убедительности намазав рану красновато-коричневым меркурохромом.

Адамбергу было неприятно отправлять людей на бесполезные поиски Мо, который в это время преспокойно сидел на его собственной кухне, но ситуация не оставляла ему выбора. Он дал им задания, и каждый стал молча изучать свой путевой лист. Его взгляд скользнул по лицам девятнадцати полицейских; все были потрясены тем, что случилось, и только одна Ретанкур, похоже, втайне наслаждалась необычной ситуацией: это его несколько встревожило. А увидев, в каком отчаянии Меркаде, он снова ощутил покалывание в затылке от невидимого электрического шарика. Этот шарик прицепился к Адамбергу во время беседы с капитаном Эмери, и раньше или позже его следовало вернуть капитану.

– Неделю? – повторил бригадир Ламар. – Как прикажете это понимать? Если он засел где-то в лесной чаще, пройдут месяцы, прежде чем мы его найдем.

– Это касается только меня, – пояснил Адамберг, умолчав об угрозе, нависшей над Меркаде и Эсталером. – Если мне не удастся найти Мо, то вместо меня руководителем Конторы, по-видимому, назначат майора Данглара, и вы продолжите поиски.

– Не помню, чтобы я заснул в комнате для допросов, – еле слышно произнес несчастный Меркаде. – Знаю, вина лежит целиком на мне. Но я не помню, как это произошло. Если я стал засыпать, сам того не сознавая, мне больше нельзя служить в полиции.

– Мы все виноваты, Меркаде. Вы заснули, Эсталер вышел из комнаты для допросов, никому не пришло в голову обыскать Мо, а я остался с ним в кабинете один на один.

– Даже если мы за эту неделю найдем Мо, они все равно вас выгонят – в назидание другим, – сказал Ноэль.

– Очень может быть. Но у нас еще остается один запасной вариант. А если и он не сработает, у меня еще остается моя гора. В общем, все не так страшно. Сейчас главное вот что: днем к нам могут нагрянуть с инспекцией. Надо организовать видимость порядка на максимальном уровне. Вы, Меркаде, идите спать, чтобы полностью проснуться к их приходу. И не забудьте спрятать подушки. Вам, Вуазне, надо убрать со стола журналы по ихтиологии, а вам, Фруасси, изъять из шкафов продуктовые запасы. Вы, Данглар, сложите ваши акварели в ящик и очистите тайники в подвале, а вы, Ретанкур, перенесите кота и кошачьи миски в чью-нибудь машину. Что еще? Нельзя упускать из виду ни одной мелочи.

– А веревка? – спросил Морель.

– Какая веревка?

– Которой были спутаны лапы у голубя. Нам прислали ее из лаборатории, и она лежит на столе вместе с экспертным заключением, среди других образцов. Если они начнут задавать вопросы, разговор об этой птице будет совсем некстати.

– Веревку я заберу, – сказал Адамберг, глядя на Фруасси: ее лицо выражало глубокую тоску, как всякий раз, когда ей приходилось избавляться от продуктовых запасов в шкафу. – А знаете, в этой трудной ситуации я могу порадовать вас хорошей новостью. Дивизионный комиссар Брезийон – за нас. Хоть с этой стороны не надо ждать неприятностей.

– А почему он за нас? – спросил Мордан.

– Молодые Клермон-Брассеры подорвали бизнес его отца – импорт минеральной руды из Боливии. Это была наглая хищническая афера, которую он не простил им до сих пор. Он хочет только одного: чтобы, как он выразился, «эти собаки оказались на скамье подсудимых».

– При чем тут скамья подсудимых? – спросила Ретанкур. – В данном случае семья Клермон вне подозрений.

– Я просто хотел, чтобы вы поняли направление мыслей дивизионного комиссара.

И опять он увидел в глазах Ретанкур что-то похожее на иронию – или ему так показалось.

– Приступайте к делу, – сказал Адамберг, вставая и одновременно бросая на пол электрический шарик. – Приведите в порядок служебные помещения. А вы, Меркаде, останьтесь, пойдете со мной.

Сидя напротив Адамберга, Меркаде нервно разминал свои крошечные ручки. Честный, совестливый, к тому же легкоранимый парень, по милости Адамберга оказавшийся на грани депрессии и готовый возненавидеть самого себя.

– Я бы хотел, чтобы меня уволили прямо сейчас, – с достоинством произнес Меркаде, потирая круги под глазами. – Ведь этот тип мог вас убить. Если я сам не замечаю, как засыпаю, мне лучше уйти. На меня и раньше не очень-то можно было положиться, а теперь я стал опасным, неуправляемым.

– Лейтенант, – сказал Адамберг, наклонившись над столом, – я сказал, что вы заснули. Но вы не спали. Мо не забирал у вас ствол.

– Это благородно, комиссар, что вы все еще пытаетесь мне помочь. Но когда я проснулся там, наверху, у меня больше не было ни ствола, ни телефона. Они были у Мо.

– Они были у него, потому что это я ему их дал. Я ему их дал, потому что я забрал их у вас. Там, наверху, где автомат с напитками. Теперь понимаете?

– Нет, – ответил Меркаде, оторопело глядя на начальника.

– Это я их взял. Меркаде, мне надо было устроить Мо побег, пока его не отправили в камеру предварительного заключения. Мо никогда никого не убивал. У меня не было другого выхода, пришлось вас подставить.

– Мо не угрожал вам оружием?

– Нет.

– Вы сами открыли ему решетки?

– Да.

– Черт подери.

Адамберг откинулся назад в кресле, дожидаясь, когда Меркаде усвоит услышанное: обычно этот процесс не занимал у лейтенанта много времени.

– Ладно, – сказал приободрившийся Меркаде. – Уж лучше так, чем жить с мыслью, что ты отключился в комнате с автоматом. И если Мо не убивал старика, это было единственное, что вы могли сделать.

– Но я никому не мог об этом сказать, Меркаде. Один только Данглар догадался. В итоге вас, меня и Эсталера через неделю наверняка уволят. А я ведь не спрашивал вашего согласия.

– Это было единственное, что вы могли сделать, – повторил Меркаде. – По крайней мере, от моей сонливости будет какая-то польза.

– Без всякого сомнения. Если бы вчера вас не было в Конторе, не представляю, что бы я смог придумать.

Взмах крыльев бабочки. У Меркаде слипаются глаза, а Мо бежит в Техас.

– Так вы поэтому оставили меня вчера после работы?

– Да.

– Отлично. А то я не мог понять почему.

– Но теперь нам крышка, лейтенант.

– Разве что вы поймаете кого-то из сыновей Клермона.

– Вы так видите ситуацию? – спросил Адамберг.

– В общем, да. Мо – совсем молодой парнишка; если бы он надел те кроссовки, то сначала обернул бы шнурки вокруг ноги, а потом завязал бы их спереди. Я не понял, почему концы шнурков намокли в бензине.

– Молодец.

– Вы тоже обратили на это внимание?

– Да. А почему вы сразу заподозрили сыновей Клермона?

– Представьте, сколько бы они потеряли, если бы старик женился на прислуге и усыновил ее детей. Говорят, Клермоны-младшие не унаследовали от старика его дьявольского делового чутья и пустились в рискованные операции. Особенно Кристиан. Он азартный биржевой игрок, он прямо свихнулся на этом и за день спускал сумму, равную ежедневной выручке от нефтяной скважины.

Меркаде вздохнул и покачал головой.

– И мы не знаем даже, сам ли старик в тот вечер вел машину, – добавил он, вставая.

– Лейтенант, – остановил его Адамберг, – нам придется хранить молчание. Молчание, которое продлится всю жизнь.

– Я живу один, комиссар.

После того как за Меркаде закрылась дверь, Адамберг прошелся по кабинету и придвинул оленьи рога к стене. Брезийон ненавидит «этих собак» Клермон-Брассеров. А что, если дивизионному комиссару придется по душе идея Эмери – подобраться к ним с помощью графа д’Ордебека? Тогда есть надежда, что Адамбергу передадут нормандское дело. А значит, он поборется с Адским Воинством. Эта перспектива необъяснимо привлекала его: казалось, с самого дна его души поднимается что-то давнее, прочно забытое. Он вспомнил, как однажды вечером увидел очень молодого человека: тот стоял на мосту, перегнувшись через перила, и неотрывно смотрел на бурлящую воду реки, которая в этом месте падала с большой высоты. Парень снял шапку и держал ее в руке; он объяснил Адамбергу, что испытывает неодолимое искушение броситься в воду, хотя это отнюдь не входит в его планы. И он не понимал, почему ему так хочется совершить столь нежелательный для него поступок. Наконец, не выпуская из рук шапки, он убежал так быстро, словно боялся, что его притянет обратно магнитом. Теперь эта глупая история с шапкой и мостом уже не казалась Адамбергу такой загадочной. Всадники на черных конях пронеслись у него в мозгу, неслышно и настойчиво призывая на встречу с ними. И комиссару вдруг совершенно расхотелось заниматься политическими и финансовыми делами клана Клермон, такими обыденными и прозаичными. Если бы перед глазами у него не маячила физиономия Мо, которого эти великаны решили растоптать, он бы, кажется, бросил расследование. Секреты Клермонов были слишком предсказуемы, до отвращения прагматичны, и от этого гибель старого промышленника выглядела еще ужаснее. А вот ордебекская тайна манила, словно далекая нестройная музыка, сотканная из несбыточных надежд и иллюзий: так притягивает вода, бурлящая под мостом.

В такой тяжелый день ему нельзя было надолго отлучаться из Конторы; поэтому он решил съездить к Брезийону на одной из машин, припаркованных во дворе. Только у второго светофора он понял, что взял машину, в которой Ретанкур спрятала кота и кошачьи миски. Он сбросил скорость, чтобы не пролилась вода, предназначенная для кота. Если Пушок на целый день останется без питья, Ретанкур ни за что ему этого не простит.

Брезийон встретил его улыбкой, как долгожданного гостя, и заговорщически похлопал по плечу. Впрочем, несмотря на такой непривычно теплый прием, разговор он начал с традиционной фразы:

– Вы знаете, Адамберг, что я не слишком одобряю ваши методы. Вы часто действуете неофициально, не поставив в известность ни начальство, ни ваших сотрудников, не собрав фактический материал, позволяющий разработать план расследования. Однако в деле, которым мы с вами будем заниматься совместно, эти методы могут оказаться полезными, поскольку на сей раз нам предстоит найти некую потайную лазейку.

Пропустив первую фразу мимо ушей, Адамберг предоставил дивизионному комиссару превосходный фактический материал – шнурки от кроссовок, неправильно завязанные поджигателем. Но вклиниться в нескончаемый монолог Брезийона было нелегко.

– Да, интересно, – сказал он, большим пальцем вдавливая окурок в пепельницу – все знали этот его властный жест. – Но перед тем как мы продолжим беседу, вам бы лучше выключить мобильник. Его поставили на прослушку после бегства подозреваемого, когда вы не проявили должного рвения в поисках этого самого Мохаммеда. Иначе говоря, типа, которого выбрали козлом отпущения, – добавил он после того, как Адамберг выключил свой телефон. – Тут мы с вами одного мнения, да? Я с самого начала не верил, что этот ничем не примечательный молодой человек мог случайно сжечь одного из столпов нашей финансовой олигархии. Вам дали неделю, я это знаю, и мне кажется, что вы не уложитесь в такой короткий срок. Во-первых, вы работаете медленно, а во-вторых, вам будут чинить препятствия. Тем не менее я готов оказать вам любую помощь, какая возможна в рамках закона, если вы попытаетесь атаковать этих братьев-разбойников. Но, разумеется, я, как и вы, буду настаивать на виновности Мохаммеда, и если против семьи Клермон будут официально предприняты какие бы то ни было действия, я не смогу одобрить этот вопиющий произвол. Идите другим путем.

XVI

В пять часов вечера Адамберг вернулся на работу с котом, которого он внес, перекинув через руку, словно толстое махровое полотенце, а затем водворил на обычное место – нагретую крышку ксерокса. За два часа до этого в Конторе, как и ожидалось, побывали инспекторы, без церемоний и без объяснений обшарили все помещения, но не нашли к чему придраться и удалились. Между тем стали поступать первые сводки от жандармерии и полиции: Момо как в воду канул. Целые бригады полицейских проверяли квартиры тех, кто, согласно полученной информации, имел контакты с беглым преступником. Масштабная операция должна была развернуться вечером: предстояло прочесать все дома в квартале Бют, где жил Момо и где статистика сожженных автомобилей, естественно, была выше, чем в целом по городу. Три ближайших комиссариата обещали прислать подкрепление, чтобы оцепить квартал.

Адамберг поманил к себе Вейренка, Мореля и Ноэля и уселся боком на письменный стол Ретанкур.

– Вот вам адрес сыновей Клермон-Брассера. Одного зовут Кристиан, другого Кристоф. Имена, говорящие о христианских добродетелях.

– Чего не скажешь об их репутации, – заметила Ретанкур.

– Отец требовал от них слишком многого.

 
Достоинства детей своих он презирает:
Своим подобием он сделать их мечтает…
Ах! Воли, твердости он в детях не взрастил,
Но их достоинства навеки загубил, —
 

прокомментировал Вейренк. – Так вы надеетесь, что Клермоны распахнут перед нами двери?

– Нет, не надеюсь. Но я хочу, чтобы вы не спускали с них глаз ни днем ни ночью. Их резиденция состоит из двух больших особняков, расположенных на общем земельном участке. Вы будете постоянно менять машину и внешний облик, а тебе, Вейренк, придется покрасить волосы.

– Ноэль не очень-то подходит для слежки, – произнес Морель. – Его видно издалека.

– Вот и хорошо. И потом, Ноэль злой, въедливый; если он почует, что взял след, то уже не отстанет. Это тоже полезно.

– Спасибо, – без всякой иронии отозвался Ноэль, который воспринимал свои пороки как преимущества.

– Вот фотографии, – сказал Адамберг и раздал подчиненным несколько снимков. – Братья довольно-таки схожи между собой, хотя один толстый, а другой поджарый. Старшему шестьдесят, младшему пятьдесят восемь. Поджарый – это старший, Кристиан, которого мы будем называть Крис-Один. У него пышная седеющая шевелюра, всегда чуть длиннее, чем надо бы. Он элегантный, остроумный, душа общества, носит немыслимо дорогие костюмы. Младший – невысокий, толстенький человечек, более сдержанный, чем брат, пожалуй, даже чопорный и почти совсем лысый. Это Кристоф, которого мы будем называть Крис-Два. Сгоревший «мерседес» принадлежал ему. Он светский человек и в то же время работяга. Но это не значит, что один из братьев лучше другого. Мы все еще не знаем, что они делали в тот вечер, когда погиб их отец, и не знаем, кто тогда был за рулем «мерседеса».

– Что происходит? – спросила Ретанкур. – Момо уже не подозреваемый?

Адамберг быстро взглянул на нее: опять это странное выражение лица, недоверчивое, насмешливое и непроницаемое.

– Мы его разыскиваем, лейтенант, на это сейчас брошены все силы, а вечером еще пришлют подкрепление. Но у нас тут проблема со шнурками от кроссовок.

– Когда это пришло вам в голову? – спросил Ноэль после того, как Адамберг рассказал о неправильно завязанных шнурках.

– Сегодня ночью, – непринужденно солгал Адамберг.

– Тогда зачем вы вчера вечером велели ему надеть кроссовки?

– Чтобы проверить, подходят ли они по размеру.

– Понятно, – сказала Ретанкур, вложив в это слово весь свой скептицизм.

– Это не снимает подозрений с Мо, – пояснил Адамберг. – Но вызывает тревогу.

– Еще бы, – подхватил Ноэль. – Если один из Крисов сжег папашу и решил повесить убийство на Момо, корабль расследования начнет сильно качать.

– В корабле уже пробоина, – констатировал Вейренк. —

 
Едва успели мы на палубу взойти,
Как встретился нам риф подводный на пути.
 

После недавнего возвращения в Контору Вейренк постоянно импровизировал такие вот вирши. Но никто уже не обращал на них внимания, они стали восприниматься как привычный шумовой фон, вроде храпа Меркаде или мяуканья кота.

– Если это сделал один из Крисов, – уточнил Адамберг, – хотя мы не говорили ничего подобного, мы так не думаем, то на его костюме должны были остаться следы от паров бензина.

– Потому что бензиновые пары тяжелее воздуха, – кивнул Вейренк.

– Тогда следы должны быть и на сумке с запачканными кроссовками, которую он подбросил в шкаф, – сказал Морель.

– А может, и на ручке двери, за которую он взялся, когда пришел домой, – добавил Ноэль.

– Или на ключе.

– Но ведь он мог вытереть и ручку, и ключ, – возразил Вейренк.

– Надо проверить, не выбрасывал ли один из них какой-нибудь костюм. Еще он мог сдать его в чистку.

– В общем и целом, комиссар, – сказала Ретанкур, – вы поручаете нам следить за обоими Крисами, как если бы это были убийцы, и одновременно просите нас не считать их таковыми.

– Вот именно, – улыбаясь, кивнул Адамберг. – Убийство совершил Мо, и мы его разыскиваем. Но вы прилипнете к обоим Крисам, как осенние мухи, и не отстанете от них.

– Просто так, из благородных побуждений, – сказала Ретанкур.

– Благородные побуждения – штука полезная. Они возвышают душу, а это очень важно в определенные моменты, например сегодня вечером, когда произойдет зачистка квартала Бют, в которой не будет ничего возвышенного. Ретанкур и Ноэль займутся старшим братом, Кристианом, или Крисом-Один. Морель и Вейренк – младшим, Кристофом, или Крисом-Два. И давайте соблюдать этот код, мой телефон прослушивается.

– Нам понадобятся две группы для ночного дежурства.

– Возьмете Фруасси, она установит разнонаправленные микрофоны, Ламара, Мордана и Жюстена. Машины должны стоять на порядочном расстоянии от особняка. Там есть охрана.

– А если нас заметят?

Адамберг несколько секунд подумал, потом безнадежно покачал головой.

– Значит, нас не заметят, – подытожил Вейренк.