Текст книги "Янтарная Цитадель"

– Но не так близко, – промямлил Крес.

– Он не опасен. По крайней мере, для нас. А теперь усмири свою скотину и поехали!

Танфия изумилась про себя. Она читала о посредниках – эти чародеи помогли заключить мирный договор между людьми и бхадрадомен после битвы на Серебряных равнинах. Посредники были милостивы к людям и никогда не принимали ничьей стороны.

Кони продвинулись на несколько шагов, храпели, потели, толкались, пытаясь сбиться в стадо. Пытаясь удержаться на ногах и не быть задавленной, Танфия в то же время высвобождала руку.

Один из лейхолмцев выступил вперед. Выглядел он по-другому, и одет был в дорожный плащ – неуловимого оттенка серого, сливавшегося с туманом. Лицо его скрывал низко натянутый капюшон. Фигура в плаще опиралась на посох. Элирский клинок обжигал. Танфию охватило чувство чужеродности стоящего перед ней существа. Она покосилась на Линдена – тот был мертвенно-бледен и исходил потом – потом на Руфрида, озабоченно глядящего на брата.

– А вот и посредник, – излишне громко объявил Бейн, подавая коню шенкелей.

Подъехав к закутанной в плащ фигура, он спешился и коротко поклонился. Посредник ответил на его приветствие таким же поклоном. Линден качал головой, не сводя с этой пары безумных глаз.

– Господин мой посредник, – проговорил Бейн.

– Господин мой регистат, – отозвалась фигура в плаще.

– Что привело вас сюда? Я полагал, что вы охраняете войска в Менрофской степи?

– Покуда не прибыл новый набор, мне там делать нечего.

– Разумеется. Так чем я могу вам помочь?

Посредник воздел посох и указал на Линдена.

– Мне нужен он, – ответил чародей.

У Танфии дыхание сперло.

– Что? – переспросил Бейн.

Посредник указал на подобную дра’аку тварь на дереве.

– Он жестоко ранил одно из моих созданий.

– Жаль слышать. Но выдать его я не мог. Он мой пленник.

– Ну же, господин мой регистат. – Голос чародея звучал спокойно и рассудительно, но какая-то нотка в нем проникала Танфии прямо под череп. – Лишь один знак признательности за всю мою помощь. Больше я ни о чем не прошу.

– Будьте разумны, господин посредник. Без сомнения, царь щедро наградит вас за помощь.

– Мне нужен он, – повторил голос из-под капюшона.

– Юнец мой! – Голос Бейна обрел резкость. Регистат облизнул губы. – Он будет осужден в соответствии с законом и по должному обряду…

– Не-ет! – взвыл Линден. Глаза его полыхали, мокрая кожа блестела. Танфия уже открыто рвала с рук путы, стремясь дотянуться до него. – Или вы не видите, кто они? Да посмотрите же, посмотрите? Как вы не видите?!

Он не возражал против собственной судьбы, и даже не слышал, как решают ее в споре Бейн и его жуткий соратник, крик рвался из его груди неудержимо. Солдаты разом оглянулись на него. Лицо Бейна исказилось от ярости.

– Заткните его кто-нибудь! – рявкнул он.

Солдат, которому поручили следить за пленником, спрыгнул с коня и попытался удержать Линдена, но тот с маху врезал солдату под ложечку – тот покатился по земле – и заорал:

– Смотрите! Посчитайте их пальцы! Или вы ослепли? Не глазами смотрите, смотрите душой! Ради Брейиды, поверьте своему сердцу!

Слова его оказали чудовищное действие. Страх заразил Танфию, сорвав покров иллюзии; девушка вдруг узрела, что мнимые дровосеки не могут быть людьми, и изумилась, как не заметила этого раньше. Лица солдат вокруг нее побледнели от ужаса. Голос Линдена, едва не сорвавшийся в истерический вопль, обрел вдруг силу разоблачить истину. Люди смотрели на лейхолмцев и посредника – и видели.

Древняя, мудрая злоба, будто крылатая тень. Ужас впился в сердце Танфии – бессмысленный, как боязнь пауков, и неудержимый. Ей хотелось бежать с воплями, не разбирая дороги. Левая рука вырвалась из пут и мертвой хваткой вцепилась в рукоять элирского ножа в потайном кармане.

Каменное навершие едва не ожгло ей ладонь, но девушка перехватила нож за прохладную рукоять. Клинок пламенел адамантовым блеском.

Ее охранник был слишком занят, заряжая самострел, чтобы заметить, что она делает. Девушка перерезала веревку и, проскочив вокруг конского крупа, освободила Руфрида. Они бросились к не замечавшему их Линдену, прежде чем солдаты обратили внимание на их побег.

Лейхолмцы надвигались поступью легкой, как туман. Кони шарахались, приказывал что-то Бейн. Мга смыкалась, точно мрак. Враги были безоружны, но сами их тела источали хлад, иссушавший душу и отнимавший силы, так что мечи и самострелы валились наземь.

– Коней веди! – крикнул Руфрид, встряхивая брата. – Быстро, пока они не удрали!

Солдаты, ведшие Зимородка, Зарянку и Ястребка, бросили коней, спасая собственные шкуры. Отряд стремительно таял, два коня понесли и скрылись в лесу, понукаемые всадниками. Жеребец старшего встал на дыбы, сбросив Креса, и не успел солдат встать, как над ним склонилась тень, протягивая к сердцу многопалую руку, похожую на бледный клинок.

Бейн сломался. Крики его сменились воплями, и он начал пятиться от посредника. Закутанная в плащ фигура стояло недвижно, опершись о посох – но лицо Бейна исказилось мучительным узнаванием, словно самую его душу рвали из тела по клочку. Танфия не могла отвести взгляда от ужасной сцены. Потом посредник метнулся вперед – не шагнул, но переместился недвижно; семипалая длань вонзилась в грудь регистата, как нож в гнилое яблоко, и Бейн упал.

Девушку окружали призраки. Откуда взялся ее противник, она даже не заметила – его тягостное присутствие обрушилось на нее разом. Ноги девушки подкосились, она упала, и хотя бхадрадомен казался невесомым, она задыхалась. Она тонула, вяло отбиваясь, тело быстро немело…

В руке задрожал нож. Танфия ударила вверх последним рывком. Клинок не встретил сопротивления, будто вошел в воздух.

Но тварь взвыла. Отскочив, она сделалась видимой – зажимая руками рану на груди, с ужасом взирая на свою погубительницу. По пальцам девушки стекала желтоватая жгучая кровь. Боги, она ранила эту мерзость!

Вопли твари были ужасны, они проникали под череп, заставляя девушку зажать уши, чтобы не слышать пронзительных, чуждых слов: «Аэр-роф! Мнелим, мнелим!».

Сияние элирского клинка разгоняло мглу, навершие искрилось и мерцало. Чужинец, напавший на Танфию, рухнул и замолк, но вопли его подхватили десятки голосов, нарезая воздух ножами боли. Танфия увидела посредника совсем рядом с Линденом, – словно тот остановился на полдороге, чтобы бросить на девушку леденящий взгляд. Задыхаясь, она ткнула в его сторону сияющим ножом.

Посредник поднял голову. Краткий миг Танфия смотрела ему в лицо – голый череп. Белые глаза взирали на нее с ненавистью, страхом и холодной расчетливостью. Потом он исчез, словно проглоченный туманом.

Последние кони били копытами в землю, готовые понести, их ржание смешивалось с пронзительными криками бхадрадомен. Танфия свернулась в комочек на сырой земле.

– Тан!

Руфрид тряхнул ее за плечо.

– Они ушли! – крикнул он. – Что ты сделала?

Девушка подняла голову, и разом вскочила на ноги, увидев рядом труп бхадрадомена. Тело казалось маленьким, иссохшим. Рот его застыл открытым в последнем вопле. Остальные клочками тумана скрывались в мглистом мертвом лесу. Крики их стихали.

– Дело в этом, – ответила Танфия, показывая нож. Блеск клинка начинал меркнуть. – Нож пробил его, как мыльный пузырь.

Линден боролся с конями, не давая им умчаться вслед за прочими. Они с Руфридом бросились ему на помощь.

Двое людей Бейна лежали мертвы – Крес и еще один. Земля вокруг них уже вскипала насекомышами. Танфия в омерзении отвернулась.

В нескольких шагах лежал сам Бейн. Остекленевшие глаза смотрели в небо, в груди зияла кровавая рана. Пухлое его лицо искажала последняя гримаса бессильной злобы.

– Вот теперь он точно мертв, – выдохнул Руфрид, принимая от Линдена вожжи Ястребка. – Вы двое в порядке?

– Я – да, – ответил Линден, хотя по его виду можно было предположить скорей обратное. – Как только бхадрадомен ушли, полегчало.

– Когда меня перестанет трясти, я сама скажу, – сообщила Танфия. Во рту у нее так пересохло, что она едва могла сглотнуть.

Руфрид подобрал поводья и запрыгнул в седло.

– Уносим отсюда ноги, – скомандовал он.

К закату они выбрались из Ардакрии и выехали на широкий луг. Весь день они скакали без отдыха, и только когда деревья остались позади, ужас отпустил путников, и они немного пришли в себя.

Утром, выспавшись и поев, путники почувствовали себя родившимися заново. Воздух был сладок, небо – ясно, трава – мягка. И при дневном свете они смогли обсудить случившееся.

– Жаль, нельзя вернуться и посмотреть, что стало с Зыркой, – вздохнула Танфия. – Я хочу быть уверена, что он не страдал.

– Ну, из-за какой-то псины мы возвращаться не станем! – отрубил Руфрид.

– Он не «какая-то псина»! – вспыхнула Танфия. – Он был нам как родич, и он лучший друг моего отца! Отец мне доверил за ним приглядывать, а я что натворила?

– Прости, Тан. Я не хотел тебя обидеть. Но вернуться мы не можем.

– Знаю! – огрызнулась девушка. – Все равно на душе тошно.

– Зырка мою работу делал, – несчастным голосом выговорил Линден. – Нас охранял.

– Не кори себя так, – посоветовала Танфия. – Даже если б ты не заснул, с бейновой оравой тебе было не справиться. Вчера ты испугался, но твой страх всех нас спас.

– Не только, – вставил Руфрид. – Лин, что на тебя нашло? Тебя как подменили. Ты заорал, что эти ребята – не люди, и я вдруг увидел, о чем ты – хотя я б и без этого обошелся, спасибо. Это было ужасно.

– Мне тоже, знаешь, невесело было, – ответил Линден. – Я ничего поделать не мог.

– Если б не ты, – заметила Танфия, – мы бы уже сидели в скальдской тюрьме.

– А если б не твой нож…

– Странно, – произнесла девушка. – Этот дурацкий ножичек, которым и масла не намажешь, вдруг рубит веревки и заставляет бх… лейхолмцев разбегаться с воплями. Ты все еще убежден, что я нашла его случайно, Руфе?

Юноша пожал плечами.

– Да что в тебе такого особенного, что ты получаешь такие подарки?

– Считаешь, что во мне ничего особенного?

Руфрид застонал.

– Да я не об этом! Я только спросил… ну, неважно.

– Теперь мы знаем, – проронил Линден. – Твари, которые напали на нас в Излучинке и убили Эвайна, принадлежат бхадрадомен. Царь… использует бхадрадомен против своего народа.

– Нет, – прошептал Руфрид. – Я не верю, что все так плохо.

– Даже если так – Бейн не знал, – добавила Танфия. – Это у него на лице написано было! Когда он понял, то чуть со страху не умер! Он называл эту тварь «господин посредник». Но посредники – люди, и не становятся ни на чью сторону, а только судят, честно и мудро. Они люди. Бессмыслица какая-то.

– Будь я проклят, если понимаю, что творится в мире, – заметил Руфрид.

– А если царь не знает, с кем имеет дело? Его надо предупредить!

Руфрид тяжело вздохнул.

– Ох, Танфия. И кто мы такие, чтобы царь нас слушал? Если он имеет что-то общее с бхадрадомен, он об этом знает, уж поверь. А чтобы нам понять, что им движет – это без толку.

– А я не могу опустить руки! – ответила Танфия и, промедлив миг, добавила: – Только давай не будем называть их по имени. Вдруг накликаем.

Ради разнообразия Руфрид не стал над ней насмехаться. Его самого передернуло.

Гулжур вглядывался в маслянистую поверхность кровавика, но сосредоточение давалось ему с трудом. Он был один в чаще, сгорбившись над камнем. Гнев в нем смешивался с чувством триумфа. И расчетом.

Ему пришлось убить Бейна. Разбежавшиеся солдаты не в счет – их россказням никто не поверит. Но Бейн знал.

Будь проклят мальчишка, тот, что сорвал пелену обмана. Всегда найдется человечишко, которому не отвести глаз. И будь проклята Предком девчонка, владевшая древним оружием, которого Дозволяющий надеялся никогда боле не видеть. Она убила одного из соплеменников Ру. Но куда хуже был страх, порожденный трепещущим аэр-роф, прорастающий из родовой памяти древнего ужаса. Даже сам Гулжур опасался этого клинка, и не осмелился последовать за беглецами, чтобы отмстить. Позже, когда девчонка осмелеет…

– Дозволяющий?

Вокруг него сплелась равнина. Жоаах уже поджидал его.

– Способствующий.

– Я едва вижу тебя. Здоров ли ты?

– Утомлен, друг мой. Я только что усвоил отрезвляющий и весьма полезный урок.

– И какой же?

– О вреде самоуверенности, – ответил Гулжур. – О пользе уроков прошлого. Не все оружие, сгубившее нас, уничтожено, и не все человеки слепы.

– Что случилось? – озабоченно спросил Жоаах.

– Я все расскажу позже. Мне о многом надо поразмыслить. Но не тревожься – в общем плане это лишь незначительная погрешность. Мои дела здесь окончены; я возвращаюсь в твои края.

Путники покинули Сеферет и вступили в землю Дейрландскую. Первый участок их пути – долина Эльфет – оказался легок: по здешним луговым просторам кони могли часами скакать, не встречая преград. Попадались на пути и чистые ключи, и рощи, где можно было собирать осенние плоды и охотиться на кроликов и птиц. Кони не переставали удивлять своих седоков – спорые, послушные, стойкие и крепко стоящие на ногах. Мечта достичь Парионы казалась все более исполнимой.

По мере того, как путники заходили в глубь Дейрланда, земля становилась все суровей. Пропали поля – лишь окаймленные скалами, заросшие жесткой травой чаши разрывали дикую седую чащу. Танфию поразило, насколько редко населен этот край – куда реже, чем покинутый Сеферет. Одиночество давило ее. В сумерках ей мерещились тени за плечом, и слышались голоса, но обернувшись, она не видела никого.

Часто вспоминала она о своем разговоре с госпожой Амитрией. Образ старухи, поющей Песнь творения, и синяя ночь за ее плечами, не ли у девушки из головы… и все, о чем говорили они, боги, и предания, и дальние края, обретало в мозгу Танфии свои обличья и краски. Думая о Сеферете, она красила его черным и синим Луин Сефера, и костяной белизной его стен. Если так, то цветами Дейрланда были серый цвет тумана, тускло-зеленый – мокрых от росы лугов, и бурый – мертвого орляка.

– Мне кажется, что здесь не место Брейиде и Антару, – заметила девушка как-то вечером, когда начали сгущаться сумерки.

– Странные тебе мысли в голову приходят, – буркнул Руфрид, но вполголоса, будто не желая нарушать лесной тишины.

Деревья росли редко, так что стройные стволы ясеней не застили путникам взора; и вдалеке через лес проходил строй охотников, ряд синих теней в тумане. Одни, пешие, несли копья, другие ехали на низеньких жилистых коньках. И мужчины, и женщины были одеты в оленьи шкуры, и волосы их были распущены. Танфия и ее спутники остановились радом. Дейрландцы походили на привидения, на охотников из далекого прошлого, допрежь именования земель. Они двигались с томительной неспешностью, как в воде, и туман окутывал их, подобно жидкому голубому свету.

Что-то проломилось через кустарник, вырвав Танфию из забытья. Добыча охотничьего отряда появилась перед ней, словно из-под земли – могучий олень, чьи развесистые рога касались небес. Кони шарахнулись в испуге; олень замер на миг, тяжело вздымая темные бока. Взгляд его черных глаз, испуганный, и все ж многознающий встретился со взглядом Танфии, и в этот краткий миг девушка поняла, что это не просто лесной зверь, но дейрландский Бог-Олень, изначальная ипостась Антара – нет, самого Анута – охотник и жертва в едином, великолепном теле.

А рядом стояла белая оленуха с глазами черными, как Нут.

Потом олень и оленуха метнулись в лес, и дейрландцы устремились за ними. Охотники промчались в сотне шагов от места, где стояли путники, и все ж не повернули к ним головы; лишь тихо пролетели мимо, разметав по ветру накидки из оленьих шкур.

– Они их не настигнут, – прошептал Линден.

– Нет, – согласилась Танфия.

– Не в этот раз, – подтвердил Руфрид.

Глаза его сияли возбуждением и священным трепетом, руки стискивали поводья, будто юноша мечтал сам оказаться среди охотников. Путники смотрели, пока призрачные охотники не скрылись во мгле, а потом двинулись дальше, и никогда не вспоминали этой встречи. Никакие слова не могли бы объяснить, как вечерние сумерки обратили обычную охоту в древний, несказанный обряд.

А пару дней спустя, когда путешественники выехали в обширные Менрофские степи, с севера на них обрушилась буря, залив дождем и засыпав градом. Кони перешли на шаг, опустив головы и прижав уши; гривы свисали, как связки мокрых шнурков. Единственными укрытиями по ночам могли служить редкие кусты, и невозможно было разжечь костра. Путники дремали, как могли, завернувшись в непромокаемые плащи, но сырость проникала повсюду. Танфия начала привыкать к холоду и неуютству, к постоянному запаху прелой одежды и мокрого конского волоса. До ближайшего города пришлось бы делать изрядный крюк к югу, а потому, не желая снова попасться солдатам, путешественники продвигались вперед.

Хотя прежней враждебности между Танфией и Руфридом уже не было, сохранять доброе расположение духа в такую погоду было нелегко. Измученные бурей и сдерживаемые присутствием Линдена, они не любились с того дня, как покинули замок. Одного этого хватало, чтобы привести обоих в исступление, хотя к концу дня у обоих едва хватало сил, чтобы уснуть.

Непрерывно дул холодный ветер, и неслись по небу черные тучи. Чем ближе путники подходили к Саванным горам, тем суровей становилась погода, будто зима была не временем, но местом, куда они, лишившись рассудка, стремились.

За степью лежали невысокие холмы, поросшие травой и усеянные валунами. Здесь можно было найти хотя бы укрытие от дождя. Еще шесть дней путники шли вперед, и горы становились все ближе, вначале белой чертой на окоеме, потом – иззубренной стеной, постепенно превращающейся в неприступную преграду. Горные снега сияли белизной на фоне нависающих черных туч.

И наконец, горы нависли над путниками. Высочайший пик по левую руку – гора Иште – был увенчан облаками, западный склон его покрывал ледник, а южный терялся в холодной тени. Вокруг в молчаливом, недвижном величии громоздились вершины.

– Зайдем туда – возврата не будет, – предупредил Руфрид.

Путники карабкались по травянистому склону. Выше начиналась голая осыпь. Дождь прекратился, но в воздухе пахло снегом.

– Как-то они повыше, чем наши горы, – пробормотала Танфия.

– Да, а у кого хватало глупости идти зимой в горы? Умные люди сидели у камина, хлестали пиво и жаловались на холода.

Излучинка казалась так далеко. Танфия вспомнила прошлую Падубную ночь, когда все было хорошо. Словно в прошлой жизни это было. Так одиноко – быть вдали от семьи на Падубную ночь… а каково родителям без нее возжигать красные и золотые свечи, празднуя перерождение солнца?

– Мы успеем, – решила она. – Зима еще не наступила.

– На равнинах – нет. – Руфрид подобрал поводья и развернул коня, опершись на луку одной рукой. – Слушайте, мы сделали все, что смогли. Но бурю нам не одолеть. Честно говоря, я бы предложил свернуть на юг, найти деревню поприютней, и переждать там до весны.

– Нет! – отчаянно крикнул Линден. – И потерять столько времени?! Это безумие!

– А через горы зимой идти – умно? Тан, что скажешь?

– Что ты прав, но идти все же надо. Буря может бушевать неделями. Если мы не рискнем, мы потеряем уйму времени. Ну же, Руфе, ты и сам знаешь, что идти надо.

– И откуда я знал, что вы оба это скажете? – обреченно вздохнул Руфрид. – Ладно. Высоко в горы нам ползти вовсе не обязательно. Если верить карте, у подножия горы Иште проходит Менрофский перевал. Дней за пять одолеем.

– Тогда чего же мы ждем? – спросил Линден.

Зимородок мотнул головой и фыркнул. И Танфия увидела, как первая снежинка падает с неба на гриву Зарянки. Она лежала там целое мгновение, прежде чем растаять: размером с ноготь на ее мизинце, совершенный шестиугольный хрусталик.

К тому времени, когда снег повалил стеной, путники слишком глубоко зашли в горы, чтобы поворачивать назад. Они видели, как сгущаются черные, набрякшие ледяной тягостью тучи, но лишь понукали коней, надеясь найти пристанище, прежде чем разразится буря. Путь их шел через седловину меж двух пиков, но склон оказался куда круче, чем виделось им снизу. Тропа вилась меж раскатившихся валунов и менгиров, будто расставленных здесь давно сгинувшим народом.

Кони шли мерным шагом, но погода тревожила и их – они фыркали на снежинки, мотали головами.

– Это ненадолго, – уверил их Линден.

– Надеюсь, – полушутливо ответил Руфрид. – Я уже ног не чувствую.

Скулы Танфии ныли от мороза. Пальцы застыли, даже в подаренных Амитрией теплых перчатках. Снег падал беззвучно и непрестанно, засыпая голые камни, нарастая слоями, покуда каждый валун не напялил высокую белую шапку, покрывая тропу вначале по щетку, потом – по бабки.

Задул ветер, накидывая на сугробы паутинно-тонкий слой за слоем. Кони тревожно гарцевали, отворачивались от жестоких ледяных порывов.

– Надо остановиться, – выдавил, наконец, Руфрид.

Укрылись путники под нависающим обрывом, где груда обвалившихся валунов немного прикрывала коней и людей от бури. Там перекусили ревностно сберегавшимися до поры припасами и накормили лошадей парой горстей овса, который везли из самого Луин Сефера на тот случай, если не хватит подножного корма. Этого было мало.

– Я сбилась со счета дней, – проговорила Танфия, – но, по-моему, сегодня Помрак, разве нет? Дома мои дед с бабкой проводят обряд… и нам бы следовало запалить свечку Старухе и испросить благословения ее мудрости.

– Попробуй, – отозвался Руфрид. – А я слишком замерз, чтобы дергаться. Думаю, она поймет.

– Слишком ты непочтителен, – укорила его девушка.

– Может быть, но я не намерен сидеть тут и поминать усопших предков, покуда не присоединюсь к ним. С новым годом, – добавил он язвительно, целуя Танфию в замерзшую щеку.

Всю ночь путники просидели у скалы, прижимаясь друг к другу и слушая, как стонет в горах ветер. Поутру солнце пробило тучи, и трое путешественников увидали, как высоко поднялись. Горы раскинулись вокруг, докуда хватало глаз, но вершина Иште, казалось, не приблизилась ни на шаг. Танфия просто не оценила настоящей ее высоты. Все было залито ослепительным светом, снег искрился золотыми и брильянтовыми блестками там, где его не накрывали синие тени. Валуны, прикрывавшие от ветра отряд, заросли сосульками.

– Это прекрасно, – прошептала девушка.

– Видела ли это все Изомира? – вздохнул Линден.

– Едва ли, – ответил Руфрид. – Перевалов несколько. К сожалению, на карте не указано, который из них полегче. Я просто двинулся к ближайшему.

– Значит, на тебя все шишки посыплются, – заявила Танфия.

Юноша скорчил рожу и поцеловал девушку.

Они едва успели собраться и вновь двинуться в путь, как облака накатили снова. Тропу заметал снег, сугробы наросли до того, что идти приходилось с черепашьей скоростью. Путники спешились и повели коней в поводу; Танфия взяла и Зарянку, и Ястребка, чтобы Руфрид мог протаптывать остальным дорогу через заносы. Никогда еще Танфии не было так мучительно холодно, никогда ее не охватывала такая усталость; Линден, она видела, тоже страдал, но не проронил ни слова жалобы.

Величественный пейзаж был так враждебен, так невыразимо бесчеловечен, но мнилось – здесь царство Махи, богини-карги. Танфия вознесла беззвучную молитву, коря себя, что не принесла подношение Старухе перед походом.

И к полудню показалось, что мольбы ее услышаны. Буря утихла, а перед путниками раскинулась неглубокая долина, за которой виднелся еще один гребень, пониже прежнего. Искристое снежное поле перед ними было даже слишком совершенно-ровным. Зато гора Иште уплыла влево на пару миль, да вдобавок еще отдалилась.

– Как это выходит? – поинтересовалась Танфия.

– Гора куда выше и дальше от нас, чем кажется, – объяснил Руфрид. – В общем, с пути мы не сбились. Вперед. Это похоже на замерзшее озеро.

– Осторожней, – предупредил Линден, когда Руфрид уже поставил ногу на снег.

Зловеще скрипнуло. Руфрид поспешно отступил на шаг, и в то же мгновение, снежный щит разом пошел трещинами и рухнул вниз в облаке сверкающей ледяной пыли. Юноша оскользнулся на краю, Танфия и Линден разом подхватили его, не позволив сверзиться с обрыва. Потрясенные путники обнаружили себя на краю пропасти. Обломки снежного поля с мягким рокотом рушились в бездну.

Ущелье было узким, но очень, очень глубоким.

Танфии сделалось жарко, по спине струйкой стекал пот. Едва не потерять Руфрида… Его неловкая рука легла на дрожащее плечо девушки.

– Прохода нет, – проговорил Руфрид. – Должно быть, мы где-то сбились с дороги. Не думал я, что так тяжело придется.

– Ничего, – попыталась ободрить его девушка. – Вернемся по нашим следам и попробуем снова.

Вновь поднялся ветер. Буран бросал снег в лица путников пригоршню за пригоршней – не пройти, не взглянуть, не вздохнуть даже. Путь приходилось пробивать через высокие сугробы. Конские шкуры покрывались слипшимся снегом, смерзались комьями гривы. На ресницах Танфии намерзал лед, и глазницы ныли от холода.

Беспрерывная, бесконечная белизна играла со зрением злые шутки. За пеленой снега двигались бледные тени; стоило обернуться к ним, тени исчезал, и проявлялись вновь, как только Танфия отводила взгляд. Под ложечкой сосало от ужаса, и вновь постучался в грудь элирский нож. Дотянуться до клинка Танфия не могла – даже в толстых варежках слишком онемели ее руки. Линден задохнулся, глаза его расширились.

– То же чувство, что и в лесу, – прохрипел он, хватаясь за голову. – Словно рядом бха…

– Молчи! – крикнула Танфия.

– Они мерещатся мне. Идут по следу.

– Где? – воскликнул Руфрид —Я ничего не вижу!

Путники приостановились. Не было слышно ни звука – лишь шептал падающий снег.

– Пойдемте дальше, – предложила Танфия.

Еще час, если не более, пробивались они через сугробы, а бледные тени скользили вокруг, и нескончаемый ужас пробивался даже сквозь пелену усталости. Кони тревожились, будто тоже чуяли угрозу – выкатывали глаза, мотали головами, поскальзываясь на предательском льду.

Но, наконец, животные сдались. Кони шли все медленней, покуда не отвернулись от ветра и не отказались идти вовсе. А буран наметал поперек тропы снежную стену.

– Твою так! – ругнулся Руфрид сквозь стучащие зубы. – Ни назад, ни вперед. Простите, ребята.

– Да нет, это я виноват, – выдавил Линден. – Надо было тебя слушать.

– Хватит решать, кто виноват, – перебила их Танфия. Щеки ее так застыли, что она едва могла говорить. – Давайте решать, что делать, чтобы не замерзнуть до смерти.

– Останемся здесь – нас просто снегом завалит, – предупредил Руфрид.

Вокруг висела белая мгла, в которой вихрились сероватые снежинки. Ужас и ощущение взгляда в спину вдруг испарились куда-то. Такое искушение, подумалось вдруг Танфии, – лечь и задремать в этом мягком снежном одеяле… Девушку пронизала дрожь отчаяния. В первый раз за все время пути он ощутила близость смерти.

Бледные тени брели к ним сквозь снег, смыкая кольцо.

Линден вжался между Танфией и Руфридом, стискивая варежками их руки.

– Боги! – прошептал он. – Я думал, они ушли, я не чувствовал их!

Кони стояли, как изваяния. На груди Танфии вздрагивал элирский нож – не жаром, но каменным хладом.

Тени приближались молча – бледные, едва различимые в белой мгле. Они проходили сквозь сугробы и снежные вихри, не тревожа их, будто видения или отражения из другого мира. Поступь их была нетороплива. Танфия, будто во сне, наблюдала за ними сквозь снежный саван. Зачарованная, ошеломленная, она стояла, замерев, на грани запредельного ужаса, и слишком поздно заметила оружие в руках теней.

Бледные фигуры окружили путников. Танфия не могла сосчитать их – они то проявлялись, то исчезали вновь. С головы до пят покрывали их накидки, переливавшиеся серым, белым, лиловым, и снова серым. Одни вооружены были хрупкими серебристыми луками, другие – копьями или мечами, искрившимися, как лед.

– Что за глупцы отважатся встретить зиму в Саванных горах? – прозвучал тихий, льдисто-хрупкий голос, шедший словно бы отовсюду. – Только люди.

Одна из фигур выступила вперед и коснулась плеча Танфии наконечником копья – легонько, но охвативший девушку леденящий страх был страшней горных морозов.

– Идем, – прозвенел голос. – Ваш путь окончен.