Текст книги "Заложник"

23

Директор ЧОП «Глория» Денис Андреевич Грязнов, изучив группу вопросов, сформулированных и поставленных перед ним дядей Саней Турецким, вызвал к себе не самого занятого на данный момент сыщика Филиппа Кузьмича Агеева, или попросту Филю, и поставил перед ним задачу.

Филя, как человек простой и не особо затейливый, так он сам о себе говорил, прикидывать и раздумывать не стал, а, узнав номер школы, вернее, частной гимназии, в которой училась Светлана Залесская, отправился прямиком туда. До начала очередного учебного года оставалось еще около двух недель, но Филя рассудил, что наверняка кто-нибудь из начальства там уже есть. И не ошибся. Классной руководительницы, правда, он не нашел, но узнал, как ее зовут и где она живет.

А сама школа, или гимназия, в принципе для Фили – один черт, произвела на него впечатление. Размещалась она в старинном здании в Замоскворечье, в тихом переулке, недалеко, кстати, от метро. Но этот вид общественного транспорта, как он понял, учеников «не колыхал». Асфальт вдоль обоих тротуаров был расчерчен белыми линиями, изображавшими стоянки автомобилей. А еще «умилили» его заранее расставленные знаки «Место не занимать» и «Служебная стоянка».

В школу как раз привезли новую мебель. Из фургонов выгружали новенькие столы, стулья, вращающиеся кресла и прочее, заносили в служебный вход со двора, окруженного кованой чугунной решеткой.

Ну, в общем, ничего здесь нет зазорного, когда у гимназии такие спонсоры, как руководство банковской ассоциации, чьи дети имеют честь получать здесь помимо знаний по общешкольной программе, утвержденной Министерством образования, еще и специальные, экономические. И ничего в том нет плохого, когда родители сознательно и целенаправленно готовят себе смену. Деньги к деньгам, так ведь говорится?..

Учительница, только накануне вернувшаяся с отдыха, который проводила в этом году в Испании, что было тем более правильно, поскольку вела она в гимназии испанский язык, оказалась молодой и красивой, а главное, всего тридцати лет от роду. Почему это было важно для Фили? А просто это был именно тот контингент, на который при близком знакомстве он производил наиболее сильное впечатление.

Филя был самого что ни на есть среднего роста, внешне несколько щупловат, но необычайно силен, в чем очень скоро убеждались те, кто принимал его за фраера. Он и сам советовал таким деятелям не пытаться с ходу проверять свои первоначальные впечатления, поскольку предаваться воспоминаниям на больничной койке дело малопочтенное. Если успеют тебя туда довезти. Недаром же говорят: пока везли, еще дышал.

А в общем, все таланты и умения Фили и его товарищей по команде в «Глории» проистекали из единого источника, называемого отделением разведки спецназа ГРУ Генштаба Министерства обороны СССР, которое особо отличилось еще в Афгане, а затем во время первой чеченской кампании. Коллеги Фили, как и он сам, вовсе не стремились афишировать свои возможности, но работали всегда чисто. За что были высоко ценимы и Вячеславом Ивановичем Грязновым, собравшим их в трудную для них минуту под своим крылом, в «Глории», и Турецким, и Меркуловым, и всеми теми, кого им не раз уже приходилось защищать. Все ж таки «Глория» именовалась «частным охранным предприятием». Но это все, что называется, к слову.

Итак, Филя узнал телефон классной руководительницы, позвонил ей, представился и явился по указанному адресу, тут же, неподалеку, на Большую Ордынку.

Ожидая визита «сыщика», Татьяна Кирилловна предполагала, видимо, явление самого Шерлока Холмса, поскольку голос у Фили был низким, изобиловавшим бархатными интонациями. И ее перманентное разочарование стало сразу заметно.

«Это ничего, – успокоил себя Филя, – это в порядке вещей. Но не будем терять драгоценного времени…»

Он улыбнулся и искренно воскликнул:

– Какой потрясающий загар! Вы смотритесь натуральной царицей Гавайских островов! Впервые перед моими глазами настоящее чудо! Причем, прошу заметить, живое… – последнее было сказано так проникновенно, что учительница растаяла.

А еще через десять минут они пили привезенный из Испании «самый настоящий», естественно, кофе, заваренный по рецепту, известному одному Филе. Танечка отпивала мелкими глоточками из фарфоровой чашечки и промокала Филиным носовым платком мокрые ресницы, боясь, что слезы смоют ее несмываемую тушь. Филя не мучил подробностями, но сам факт был, конечно, для женщины невероятным. Изнасиловать и задушить Светочку?! Это ж кем надо быть?! И снова – всхлипы, восклицания, сдержанные рыдания… И твердая, успокаивающая рука…

Но кофе был наконец выпит, закончились и слезы. Сыщик начал уже чем-то нравиться Танечке. Этого не объяснить, может быть, неожиданно обнаружилось некое тонкое родство душ. А может, случайное прикосновение разнополюсных человеческих индивидов спровоцировало молнию, которая, как известно, всегда вспыхивает при высоком напряжении. Физика, ничего не поделаешь…

Одним словом, уже в сумерках Танечка лежала головой на мускулистой Филиной руке и машинально ерошила кончиками усталых пальцев его русую челку. А усталых потому, что пальцам не хватало больше силы сжимать в приступах страсти это просто какое-то невозможное «железо». Танечка отдыхала и… жаловалась. На то, что директор использует их направо и налево, как рабынь, нагружая дополнительными занятиями и постоянно ругая за плохие оценки, которые они, и без того редко, но все-таки вынуждены выставлять банкирским детишкам. На учеников, которым остался последний год, а их по-прежнему ничто не интересует, кроме «бабок» и «колес». Ну да, об этом никто не смеет говорить вслух, тем более на стороне, но некоторые оболтусы даже на уроке появляются «под кайфом». А эти их машины с личными шоферами! А их разговоры на переменах чего стоят! А этот жуткий жаргон!

В приливе особой, непонятной даже самой себе, нежности Танечка открыла Филе страшную тайну, за разглашение которой ее могли попросту убить. Ну выгнать уж точно. Спонсорство – это очень серьезное дело, сегодня каждое уважающее себя учреждение готово «отдаться» богатому спонсору. Желательно, конечно, приличному, хотя и с этим случаются проблемы. Но такие вливания бывают, как правило, разовыми. А директор гимназии Иван Васильевич Харкевич, ученики зовут его Ваняткой, поставил это дело на поток. То есть заключил договоры таким образом, что родители платят за своих отпрысков – за их обучение, кормление, уход за ними и прочее – очень даже приличные суммы. Как зарплату. И разумеется, вся эта бухгалтерия является тайной за семью печатями. О ней все как бы слышали, но никто не знает точно. Поэтому и зарплаты здесь высокие, а в последнее время в основном в валюте. И премии всякие, когда нет нареканий на учителя со стороны учеников, это ж придумать такое! Вот и приходится все терпеть, любые выходки с их стороны, молчать и… так же молча плакать в одинокую подушку. Кому охота ощущать себя чуть ли не половой тряпкой, о которую каждый норовит вытереть ноги?! Нет, ну тут, возможно, небольшой перебор, но ведь, фигурально выражаясь, суть-то не меняется… Вот если б замуж выйти… за хорошего человека…

Произнесено было безотносительно, безадресно, словно бы между прочим. Но Филя немедленно расслышал зовущие издалека серебряные звуки труб, напоминающие известный марш Мендельсона.

«А чего ж ты хотел, Филипп? – немедленно одернул он сам себя. – Или забыл, что все они, выпускницы пединститутов, до двадцати пяти – жуткие романтики, влюбленные в поэзию Эдуарда Асадова, а после тридцати начинают терять уверенность в справедливости мироустройства и постепенно превращаются в мегер. Либо в полную их противоположность, пускаясь во все тяжкие… Но так было в твое время, Филя, так было еще при… точнее, до того, как… А нынешние вряд ли ведают, кто такой Асадов и с чем его едят. Другое время, другие запросы…»

– А может, стоит бросить? – осторожно посоветовал Филя. – Может, уйти в другое место?

– А где оно, это другое? Где еще мне будут такие деньги платить?

– Резонно, – согласился Филя. Потом он нежно ласкал женщину и возвращался к своей теме: – А у Светланы близкие друзья-подруги были?

Танечка называла какие-то фамилии. Филя старательно запоминал. Не вскакивать же и не бежать за блокнотом, оставшимся в пиджаке, висящем на спинке стула в другой комнате!

В середине ночи Танечка вспомнила, что хочет есть. Поскольку непрерывное напряжение забрало уже все ее силы, а до утра было еще далеко. И они временно переместились на кухню, к холодильнику, где она, жадно поедая мастерски поджаренные Филей гренки с ветчиной, вспоминала адреса некоторых своих учеников, а Филя мог теперь их записывать, не нарушая известного приличия. Короче, очередной напряженный рабочий день он себе явно обеспечивал.

И когда наконец утреннее солнце проникло сквозь дымку неплотно задернутых штор и сообщило тем самым, что всему, даже бурной страсти, необходим перерыв, Филя стал собираться. Он дал не менее тысячи разных обещаний. В том числе, естественно, не забывать, звонить, забегать, приглашать и вообще всячески поддерживать пламя вспыхнувших чувств. Последнее, как ему показалось, сильно отдавало старинным романсом, но в данный момент роли не играло, ибо произнесенное вовремя единственно уместное слово способно открыть совершенно потрясающие бездны любви. В перспективе. И он ушел, провожаемый взглядом, полным ожиданий и одновременно обещаний.

Из машины позвонил на фирму. Галочка, как верный страж, находилась на телефоне.

– Соедини-ка меня, дорогая, с Максом. Если он тоже на месте.

– Сей момент, – ответила девушка.

– Слушай меня, бродяга, – сказал Филя в ответ на чавкающее «угу»: главное компьютерное чудовище завтракало. – Пошарь по своим анналам и отыщи гимназию. Запиши адрес и номер заведения… Попробуй забраться в их бухгалтерию, что-то там не совсем чисто. То ли ученики на зарплате, то ли еще что-то. Можешь не спешить, но такую справочку я хотел бы посмотреть где-нибудь вечерком. А еще посмотри по своим справочникам некоего Кулина, Леонида Матвеевича, проживающего на Арбате, точный адрес не знаю, но домашний телефончик запиши тоже. Я тебе перезвоню минут через пятнадцать. Насыщайся, чудовище!

Макс командовал в «Глории» всеми компьютерами и был по этой части непревзойденным хакером, для которого и в самом деле не существовало недоступных целей. А еще был Макс толст, бородат, нечесан и невероятно прожорлив, вечно чем-то хрустел – то печеньем, то сухариками. И поглощал уйму кофе. А «бродягой» его звали свои по той простой причине, что он мог сутками напролет шляться в Интернете, где у него имелись и свои связи-контакты, и свои «сугубые» интересы.

Ровно через пятнадцать минут Макс выдал Филе справку на Кулина Л. М., заместителя министра энергетики. Не хило. А еще Танечка обмолвилась, что Томка в последний год прямо, что называется, на глазах превратилась в какую-то шалаву. Развязная, колючая, грубая. И тут виноват уже не переходный возраст, а нечто иное. Может, недостатки домашнего воспитания, вседозволенность. Или компания. Ну просто уличная девчонка! И ведь совсем взрослая, шестнадцать лет! А ведет себя – ну нет слов…

Филя еще, помнится, подумал, что этот вариант может оказаться не самым худшим – у них ведь что на уме, то и на языке. И опять же «уличная» – в представлении Татьяны Кирилловны – вовсе не означает на самом деле конец света. Надо же делать поправку и на менталитет классной руководительницы.

Он посмотрел на часы и подумал, что звонить девушке и приглашать ее на свидание еще рано. До начала занятий остаются считанные недели, «детишки» предпочитают «отрываться» в последний раз, чтобы потом спокойно рассесться за партами. Хотя какие парты? Кто сказал? Филя же сам видел, что за мебель завозили в эту гимназию.

Когда ночью сидели на кухне, он сказал Танечке, что, пока идет расследование, она должна молчать – для своей же пользы. И вообще, лучше, чтобы об их беседе никто не знал, пусть это будет тайной следствия. Поэтому все, что она говорит, немедленно умрет в нем, то есть абсолютно никаких ссылок. Он даже и диктофон свой, незаменимый в подобных ситуациях, с собой не взял, в машине оставил. Это чтоб она не волновалась и выказала максимум доверия. Наивная учительница конечно же оценила честный поступок сыщика Фили. Но она же, к сожалению, ничего особо ценного не открыла. А сплошные эмоции к делу не пришьешь. Значит, придется «колоть» шалаву Томку. Ее Филя почему-то выбрал первой и сразу из всех перечисленных Танечкой учеников. Почему? Может быть, по той причине, что та же Танечка сказала о некоей незримой стене, которая существует в классе между «банкирскими» – их, оказывается, и здесь так же зовут – и остальными, чьими бы детьми те ни являлись. Просто существуют как бы две группировки, не воюют, особо даже и не ссорятся, не противопоставляют себя, но и не дружат явно. И это обстоятельство очень точно выражается в том, что одна группа учеников отбыла куда-то на теплые моря, причем организованно, у них же и охрана своя, и врачи, а другая, куда входят остальные, проводит лето индивидуально. В зависимости от возможностей или желаний родителей. А бедных, между прочим, нет ни одного. Когда Танечка начала перечислять, чем занимаются папы ее учеников, Филя понял, почему она всерьез побаивается последних. Ведь «вякнут» родителям, и «училка» вылетит с таким треском, после которого ее примут разве что уборщицей районной поликлиники. И то если кто-то сердобольный за нее заступится.

Черт знает что творится, думал Филя. Уж, кажется, давно ушла в прошлое вся эта дрянь – трусливое лакейство, страх за собственный партбилет и все с ним связанное, а суть никуда не делась, слишком, видно, глубоко сидит в человеке этот ужас перед гневом начальника. Или это от безысходности? Кричи не кричи, все равно не докричишься? Наверное, так оно и есть… Тогда тем более было бы самым настоящим свинством вызывать «руководящий гнев» на голову, вероятно, очень способной, но боязливой учительницы испанского языка и – по совместительству – «классной дамы». Так не будем же и мы, сказал он сам себе, отвечать на трепетную ласку самой черной неблагодарностью…

24

Полный благородных мыслей, Филипп Кузьмич Агеев отправился в «Глорию», чтобы затем, прозвонившись в квартиру замминистра где-нибудь в районе десяти-одиннадцати часов, найти возможность вытащить для беседы Тамару Кулину. То, что она в Москве, подтвердила Татьяна Кирилловна, которая недавно случайно видела ее и интересовалась планами на остаток летних каникул. Та безо всякой охоты, но в обычной своей манере ответила, что какая-то сука настучала «предку» про ее похождения и теперь у нее что-то вроде домашнего ареста. Правда, «предок» пообещал, что, если она исправится, а из школы в течение первой четверти тоже не будет нареканий, он ее снимет на недельку с занятий и возьмет с собой в Штаты, куда в конце ноября полетит в командировку. Татьяна Кирилловна на это ответила, что она, как классная руководительница, готова со своей стороны дать все гарантии согласия, если Томочка постарается вычеркнуть из личного словаря всяких «сук» и прочее. Та с непонятным вызовом ухмыльнулась, небрежно махнула вот так ладошкой с чудовищно накрашенными ногтями и ушла, даже не сказав «до свидания». Ну вот что после этого говорить! Да уж, говорить-то как раз и нечего…

Пока тянулось время, Филя продумал тактику разговора. Он интуитивно выбрал самое то время, когда девица уже проснулась, но еще не знала, чем заняться. Назвался новым преподавателем спецкурса ОБЖ, то есть основы безопасности жизнедеятельности. Филя слышал, что такой предмет вроде бы проходят в школах, и пригласил Тамару как бы для консультации. Почему именно ее? А потому что большинство учеников в разъездах. А как он ее узнает? А вот уж это его профессиональная тайна, которую он ей и откроет при встрече.

Заинтригованная проникновенным голосом, ученица примчалась без опоздания. Узнать ее было нетрудно, поскольку в скверике всего и народу-то было трое пожилых людей, а яркую девицу, стремящуюся «произвести впечатление», было за версту заметно.

Филя приветливо помахал ей рукой, привстал, представился и предложил сесть рядом на скамеечку. Она села, закинув ногу на ногу. Черт подери, почти профессионально, ведь, кажется, права Татьяна Кирилловна, с такой «девочкой» надо держать ухо востро.

Несколько нудным голосом, почти лишенным интонаций, Филя стал с ходу излагать основы системы самообороны, то есть умения защититься, когда на тебя неожиданно нападают. Но если излагать текст ровно, без запинки и противным тоном, слушатель не успевает запоминать и анализировать, быстро устает от кажущегося обилия информации, ему становится скучно и он ждет хоть какого-то разнообразия. Что, собственно, и требовалось Филе, чтобы перейти к дальнейшему. Вот тут уже и пригодится заранее включенный диктофон, из которого после можно будет безо всякого ущерба выкинуть никому не нужную «лекцию».

Тамара скучала и ждала, оказывается, только паузы, чтобы высказать свое мнение относительно предмета изучения и самого преподавателя. Причем именно в той манере, которая так не нравилась ее классной наставнице.

Филя, чувствуя ее подступающее нетерпение, дал ей такую возможность. Он резко замолчал, достал дорогие сигареты «Sobranie» и закурил.

– Может, и меня все-таки угостишь? – на «ты» обратилась к нему Тамара. – Мы же не в школе.

– А что, вне школы с вами учителя курят?

– Да куда им!.. А ты ничего, если так, с виду. Хотя против Димона, конечно, хиляк. Слабачок…

– А Димон, это кто?

– Да Харатьян! – искренне изумилась девица. – Ты чё, артиста Харатьяна не знаешь? Он к нам приезжал, так мы все от него тащимся! Классный пацан! Ну дай, не жидись.

Филя счел за лучшее угостить. Она и курила профессионально небрежно, «элегантно» сбивая пепел указательным пальцем. И ногти – да-а… Длинные, черные, с серебряными блестками, это с утра-то.

– Так ты чё хочешь? – спросила она неожиданно. – Чё позвал? Фигню эту свою излагать? А она мне до лампочки. Ну, в школе я обязана слушать, а так… извини. Чао!

– Погоди, не торопись. Я действительно посоветоваться кое о чем с тобой хотел. Это касается твоего класса. Мне сказали, что вы в школе не очень-то дружно живете. Почему? Это действительно так?

– А с кем дружить? Одни козлы…

– Ну уж, чтоб все, так же не бывает. Есть, наверное, и исключения? Или нет? Сама-то с кем водишься?

– Брось, дядя. – Тамара некрасиво сплюнула и отстрельнула окурок себе за спину. – В общем, так. Тебе чё надо от меня? Если капнуть на кого, гони баксы. Полтинник, больше не возьму. А если сам кайф словить желаешь, тогда стольник.

– А ты не боишься так со мной разговаривать?

– Чего бояться-то? Ты только попробуй, дядя, грабки свои ко мне протянуть, я так заору, что вон те пердуны вмиг свидетелями заделаются. И клизма тебе будет, дядя!

– Смотри-ка, предусмотрительная. Я думал, ты дура, а получается, что нет.

– А то! Я уж наученная такими, как ты.

– Ну, это ты мне потом расскажешь. Кайф-то у тебя откуда?

– А тебе какой нужен? – Она взглянула на него глазами опытной шлюхи и вдруг понимающе хихикнула: – Ах, тебе вон чего! Тогда двести. Тачку имеешь? Могу исполнить. Но баксы вперед. Так чего сидим?

– Ладно, может, в самом деле о чем-нибудь договоримся, – сказал Филя, однако не двигаясь с места и закуривая следующую сигарету. Девице он не предложил. – Не торопись, время у нас с тобой еще есть. Так что же получается? На весь класс и ни одного тебе приличного человечка?

– Да зачем тебе приличные, дядя? – с вызовом засмеялась Тамара и повернулась к нему совсем не впечатляющим своим «фасадом». – На приличных у тебя никаких баксов не хватит. Прикид не тот. Это просто я такая… шалая. А та же Светка мимо пройдет и не глянет.

– Да? Есть, значит, и такие? А кто она?

– Банкирская. У них – своя компания, а у меня – своя.

– Ладно, про Светку мне неинтересно, ты лучше про ваших ребят расскажи. Они-то хоть как, в порядке?

– А чё ты называешь порядком?

– Ну, сильные ребята? Физически-то как? Работать есть с кем? Или хиляки, вот вроде меня? – засмеялся он.

– Не-а, они, дядя, не по этой части. Крупно не повезло тебе с нами. Банкирские, так те у себя дома качаются. Другие – в секциях. А для этой твоей ОБЖ у них личные охранники имеются. Сечешь? Так что на сегодня одна я у тебя такая.

– Какая?

– А которая согласна, чтоб ты отвез меня куда-нибудь и быстренько защитил. Но баксы вперед. А про свои ОБЖ ты мне больше туфту не гони, из тебя такой же учитель, как из меня классная руководительница. Я ведь вижу, куда ты все посматриваешь и чего хочешь… педагог!

– Странно… – задумчиво сказал он.

– Чего странно-то?

– Да я тут днями разговаривал как раз с вашей классной… с Татьяной Кирилловной. Так она про вас хорошо говорила. Вполне, мол, достойные мальчишки. И девчонки умные. Ну, есть у некоторых, конечно, не без этого… Но это, мол, чисто возрастное, со временем пройдет. Гонор там, грубость, хамство мелкое.

– Ага! – словно обрадовалась Тамара. – Уж кому и рассуждать бы, да только не ей!

– Почему? – удивился Филя. – А она мне приглянулась даже…

– Ну, раз приглянулась, хватай за ухи и волоки в кусты… Кириллица у нас тетка способная. И молчать будет. Как рыбка.

– Да как же тебе не стыдно! Как можешь-то такое про свою учительницу?! – прямо-таки возмутился Филя, спровоцировав протест.

– А вот так и говорю! И знаю, про что! Своими глазами видела…

– Что ты видела?

– Между нами, хочешь? А ну поклянись!

– Гад буду! – усмехнулся Филя и сделал известный воровской жест – чиркнул большим пальцем по нижним зубам. – А почему Кириллица? Отчество ее не нравится?

– Да грамотная она больно… И несовременная. А ты сам ее раком поставь и поймешь, дядя, – сказала тоном заговорщика, почти шепотом. И хихикнула при этом.

– Да ты чего несешь-то, девочка?! – тут уж всерьез возмутился Филя.

– А вот и знаю, своими глазами видела. Мы на новогодний праздник с Ленкой поругались, я в «биологию» поднялась и сижу там. Злюсь на эту сучку. А тут Найк с Пушком нашу классную заводят. Она – им: «Так о чем у вас вопросы, мальчики?» А они ее будкой на стол, Пушок плечи прижал, держит, а Найк сзади порет. А потом поменялись местами. Я за шкаф спряталась, слышу только, как Кириллица соплями хлюпает да тихонечко так повизгивает, даже закричать и то боится! А чего ей еще оставалось-то? Если бы шум подняла, Ванятка наш вмиг бы ее саму из школы выпулил!.. Ну и отодрали они ее оба, а потом, слышу, Найк: «На, говорит, пару „франклинов“, заработала, сопли подотри да помалкивай. А вякнешь кому, скажем, что это ты сама нас с Пушком совратила. И вылетишь отсюда с „волчьим билетом“. И хохочут. А оба под таким кайфом! Как пьяные. Ну, ушла она, а тут я еще… Скрипнуло что-то. Они и услыхали. Вытащили меня из-за шкафа и говорят: „Чего с этой делать будем?“ Я взмолилась… „Да ладно, говорят, вали, нам сегодня все равно больше не надо, но пасть про то, что видела, не раскрывай. А то мы тебя из окна уроним…“

– Ничего себе! – покачал головой Филя. – Ну и мальчики!.. Они что же, такие здоровые? Сильные?

– Качки. Найк на физкультуре на спор стойку согнул. Вот базару было!

– А классной, значит, угрожали? И она испугалась… понятно.

– Да чё им угрожать? У них в охране такие амбалы, задавят – и не пикнешь. Но ты поклялся, смотри, вот я и вспомнила.

– Это хорошо, что ты и мне напомнила. Молодец. Я чуть было не забыл, что диктофон свой не выключил. И все у нас с тобой, оказывается, записалось. На всякий случай, мало ли, как ты себя дальше вести будешь. Верно?

– Да ты чё? – прошептала Тамара, белея от страха.

– А ты не бойся, я ж тебе зла не хочу. Ну, маленько обманул я тебя, девочка. В самом деле не учитель я ваш, а из милиции. На вот, смотри удостоверение.

Филя достал ярко-алые корочки с золотым орлом и раскрыл. На удостоверении «Глории» он был еще в форме капитана.

А Тамара и не читала, она с нарастающим ужасом глядела на фотографию человека в военной форме и понимала, что влипла. Наконец вскочила, словно снизу ее подбросила пружина.

– Успокойся и сядь, – тихо и строго сказал Филя. – Не будешь суетиться, ничего плохого с тобой не произойдет. Сядь, сядь… вот так. А теперь слушай внимательно. О нашем с тобой разговоре никто знать не должен. Ни одна живая душа. Если кто видел и спросит, скажешь, просто знакомый твоего отца, Леонида Матвеевича. А я, выходит, очень правильно сделал, что из всего вашего класса выбрал именно тебя. Ты – умная и наблюдательная девушка. Дело же все заключается в том, что Света, которую ты упоминала, убита. Причем ее сначала изнасиловали, а потом убили и закопали в лесу.

– О-ой!.. – с каким-то странным испугом отреагировала Тамара. – Когда?..

– Ты так спрашиваешь, будто заранее знала? Или, может, догадывалась?

– Да вы чё?! – Она делала явные успехи, уже на «вы» перешла. – И ничего я не знала… Просто Найк… – И она будто прикусила язык.

– Нет уж, голубушка, – спокойно сказал Филя, – мы с тобой серьезные и взрослые люди, у тебя и паспорт имеется гражданина Российской Федерации Тамары Леонидовны Кулиной, верно? Значит, и отвечать будешь как взрослый человек. Так что этот ваш Найк говорил? Или делал? И почему ты его боишься? После той грязной истории с вашей учительницей?

– Да не знаю я, что он там делал… – Ее даже передернуло, словно от жуткого отвращения. – А говорил, что трахнет Светку, и все. Она у нас на весь класс была последняя целка. Дура ненормальная… Дала б – и забот себе не знала.

– Это так просто?

– А какие сложности? Вы что, не современный человек, как вас…

– Я уже назывался, Филипп Кузьмич.

– Во! И это тоже несовременное. Куда вам до Найка!.. Он, если чего захочет, всё…

– Что, и до тебя тоже добрался?

– А я чё? Дурная, что ль? Не как все?

– Да-а, гляжу, далеко мне до него, однако… А как же насчет Димона? Ну, этого, который Харатьян?

– Там вообще… нечего делать, – убежденно сказала Тамара.

– Может быть… – печально покачал головой Филя. – Дай-ка ручку, девочка.

Он бережно взял ее ладонь и несильно, двумя пальцами сжал. Она взвизгнула, из глаз ее едва не брызнули слезы боли.

– Ты чё?! – с новым страхом посмотрела она на свою ладонь, а потом на него.

– Не «ты», а теперь уже давай-ка будем на «вы», девочка, – поправил Филя. – Я, к твоему сведению, две войны прошел – афганскую и чеченскую. Своими руками врагов душил. Чуешь теперь, где будет твой Найк, если попробует на меня задрать… эту свою… писюльку? Вместе с Пушком и компанией? Поэтому все хорошенько запомни, но никому не говори о нашем с тобой уговоре. Так тебе самой будет спокойней. И безопасней. А вот это, – Филя похлопал себя по карману, в котором лежал диктофон, – твердая гарантия того, что ты не захочешь делать глупости. Тебе же самой лучше, дурочка ты еще. Хоть и уверена, будто совсем взрослая.

– А вы меня в ментовку не потянете?

– Зачем? Чтоб опозорить на весь белый свет? И чтобы Леонид Матвеевич тебя с собой в Штаты не взял?

– Все знаете… – зло сказала Тамара.

– Ну и что? Мне-то какая от этого польза? А никакой. Зато тебе один сплошной вред. Так что завязывай, девочка, со своей говенной компанией, пока я обещал держать слово.

– Ну да… – хотела возразить она, но подумала и вынуждена была признать, что этот странный мент в самом деле ничего ведь еще не нарушил. И на все ее примочки реагирует нормально, не прет рогами и не давит авторитетом.

А еще она подумала, что, если он соврет и попробует шантажировать ее, она всегда имеет возможность сказать, да хоть где угодно, что врала нарочно, чтобы позлить наглого и противного мужика, который пялил на нее жадные и… похотливые… во, точно! – глаза. Пусть тогда он сам покрутится, доказывая, что не имел в виду ничего такого… этакого. Хорошо еще, что в сумку к ней не полез, гад, где лежали на всякий случай две сигаретки с травкой… Такой может. Он как показал, что из ментовки, у нее все сразу и опустилось. Надо же, чуть не сгорела! А Штаты точно бы накрылись… Но теперь можно успокоиться. Мало ли что? Ну соврала, придумала, наябедничала, когда на самом деле ничего подобного и близко не было. И про «училку» тоже наврала, потому что терпеть ее не может за постоянные придирки. И про Найка с Пушком – за то, что не берут в свою компанию.

Живенько провернув в своей, не самой умной, к сожалению, головке все эти варианты, Тамара успокоилась. Ну и записал, подумаешь? Зато у нее теперь какая есть тема для разговоров в школе, когда все соберутся на занятия! Вот это будет да-а!.. Тамара уже представляла себе завистливые глаза одноклассниц…