Текст книги "Заложник"

19

На протяжении нескольких следующих дней, включая и выходные, Александр Борисович не возвращался к президентскому поручению. Ветерана летно-испытательной службы, с которым он считал необходимым встретиться, в городе не оказалось – вот ведь какая закалка, старик, а не сразу и отловишь! Сан Саныч укатил в Ульяновское высшее авиационное училище гражданской авиации, событие там у них какое-то, ну и потребовалось присутствие «живой легенды». На несколько дней отбыл, можно и подождать, мир не рухнет. И на это время Турецкий передал инициативу Платону Петровичу. В конце концов, не руководителю же бегать, высунув язык! Есть исполнители, вот пусть и рыщут. А кроме того, не от безделья же «схлопотал» Александр Борисович от Кости это задание – обычно приходится вести несколько уголовных дел сразу, но, к счастью, под рукой практически всегда имеются толковые помощники. Если о них думаешь загодя и соответствующим образом воспитываешь.

Что же касается убийства девочки, то те, с кем хотел бы встретиться Турецкий, также отсутствовали в Москве. Но и это пока не страшно, да и время вот теперь уже, к сожалению, терпит.

Однако в рассказе Загоруйко один факт все же заинтересовал Турецкого, и он решил его проверить, но так, чтобы при этом не привлекать к себе ничьего внимания.

Утром, собираясь на службу, он позвонил Вячеславу Ивановичу Грязнову:

– Слав, по-честному, можешь лично мне сделать дружеское одолжение?

– Почем? – не раздумывая, спросил Грязнов.

– Что – почем?

– Почем дружбу ценишь?

– Ах, это? Литра достаточно?

– Тогда действительно личное. Если по службе, предпочел бы на халяву, верно?

– В самый корень зришь. Нужен молодой, толковый, не зануда, стало быть, послушный и терпеливый эксперт-криминалист.

– Многого хочешь сразу! А на предмет?

– Я тебе, кажется, уже рассказывал про дочку банкира Залесского. Так вот, по тому месту, где ее нашли, прошло без преувеличения стадо слонов. А мне надо посмотреть еще раз и самому. И чтоб спец находился рядом. Пусть не волнуется, расходы на затраченные нервные клетки я ему возмещу безотлагательно.

– А почему бы тебе в «Глорию» не обратиться? К Дениске? У него связи почище моих.

– Еще предстоит. Так я думаю.

– Ладно. Когда?

– Да прямо сейчас. Мы бы с ним съездили и все бы успели. А после обеда я его отпущу.

– Так считаешь? Повиси на трубе, сейчас… – Вячеслав принялся звонить в Экспертно-криминалистическое управление. Но потом Турецкий слышал лишь неразборчивое бормотание. Наконец Грязнов откашлялся прямо в трубку и сказал: —Запоминай. Зовут это молодое дарование Сережей, по фамилии Мордючков. Когда разливает, глаз, говорят, становится ватерпасом. Несмотря на малый возраст, лысый, однако не от рождения и не от злоупотребления, а от обилия мыслей. Тебе точно подойдет.

– Что-то ты очень быстро… Подозрительно! – насторожился Турецкий.

– Да ты не сомневайся. Поначалу впечатление, может, и не очень, но могу поручиться – зверь. Нюх собаки, глаз, я уже докладывал, сокола, нрав… хм… ну, сам оценишь! Заехать потом не желаешь?

– А у меня в конторе будут дела.

– Будут! – презрительно бросил Грязнов. – Так и я ж не для безделья! Может, нечаянно умный совет дам. Мы же выросли в стране, помнишь, какой? Или сам с усам?

– Соблазняешь? Как устоять? А где твое «дарование»?

– А вот и подъезжай, и оно подойдет…

Турецкому показалось, что «дарование» было с большого похмелья. На это указывали несвежие белки глаз, слегка подергивающаяся нижняя губа и некоторое «смятение» в пальцах, перебиравших ручку служебного чемоданчика. А вообще он соответствовал Славкиному описанию. Нос соколиный, гордый, ну, взгляд… там видно будет. А касательно нрава? Молча кивнул, так же молча сел в машину, глубоко вздохнул и откинул макушку на подголовник. Закрыл глаза, будто приготовился спать.

Но в животе у него что-то побулькивало, а дыхание было прерывистым, иногда даже громким, грозно этак порыкивающим. Знакомые симптомчики.

Выезжая из Москвы, в районе Выхино, Турецкий прижал «Ладу» к бортику и повернулся к молчаливому спутнику:

– Слушай сюда, Сережа. Если ты поклянешься, что сто пятьдесят граммов тебе не повредят, а, напротив, окажут помощь, я готов закрыть глаза. Я не ханжа, но сперва – клятва.

Парень открыл глаза, не меняя положения головы, косо посмотрел на Турецкого и сказал:

– Клянусь мамой.

– Нехорошо приплетать к делам малодостойным родителей, но я тебе почему-то верю. Сиди, сейчас схожу вон туда и принесу. В счет обещанного литра не входит.

– Вячеслав Иванович сказал, что с вами можно работать. А за меня не бойтесь, я, когда с допингом, лучше вижу. И соображаю.

– Действительно, дарование… – покачал головой Турецкий. – Можно, значит? Ну и наглые вы, гляжу, с Вячеславом Ивановичем…

Сережа оказался человеком слова, то есть выпил ровно сто пятьдесят. Бутылку завинтил и сунул между сиденьями. Зажевал горячей булочкой с маком, которую также купил ему Турецкий вместе с банкой апельсинового сока. И после этого до самого места назначения потягивал сок, шмыгал носом и не раздражал расспросами.

Минуя Солнечный, Турецкий сразу махнул в Борки. Отыскать там дом Гонюты труда не составило. Он просто заглушил мотор, опустил оба боковых стекла и велел Сереже внимательно слушать, где лают собаки. Не одна, а несколько. Уже через минуту, сравнив свои слуховые впечатления, они знали, куда ехать.

Павел Игнатьевич был дома. А где ж ему еще быть, если следователь Загоруйко, приезжавший сюда дважды, строго-настрого запретил главному свидетелю будущего обвинения далеко отлучаться. Не официально, конечно, но получалось что-то вроде подписки о невыезде.

Турецкий предъявил собственное удостоверение, которое, естественно, произвело впечатление на старика, и объяснил ему цель визита. После чего Гонюта, перекрестившись на всякий случай, сел рядом с Турецким, а Сережа переместился на заднее сиденье, спрятав и початую бутылку: а то старик мог не весть что подумать!

Машину оставили у начала лесной тропинки. Турецкий засек время и – тронулись.

Часы показали, что расстояние в протоколе осмотра места происшествия было указано верно, около трех километров. Но Турецкий обратил внимание и на то, что по тропе, протоптанной между сменяющими друг дружку вырубками, народ практически не ходит. А вот сломанные березки, задиры на корнях, пересекающих кривую и узкую тропу, убеждали в том, что дорожкой этой могли пользоваться мотоциклисты. И в их гонках мог быть определенный смысл – препятствий сколько душе угодно и тесно так, что двоим не разъехаться. Можно представить, какое удовольствие получали мальчишки, взлетая в своих седлах! Да еще с подружками, цепляющимися за твою «надежную» спину.

Павел Игнатьевич, едва добрались, начал в сотый, поди, раз повествовать про своего Уголька, который обнаружил тело. Площадку вокруг перевернутого пня, под которым и лежал труп, основательно вытоптали. Оно и понятно, тут же едва ли не толпа прошла. Не говоря о тех, кто проводил здесь следственные мероприятия. Деревца вокруг переломаны, и кустарник смят.

– Сережа, теперь ты видишь, что вокруг натворили? – разочарованно заметил Турецкий, когда Гонюта утомился от своего рассказа и, отойдя в сторонку, присел на пенек.

– А что вы хотите найти, Александр Борисович, – спросил эксперт-криминалист, открывая свой чемоданчик.

– Давай подумаем, посоветуемся… Павел Игнатьевич, куда дорожка-то ведет?

– Эта? А в Сорокино. Километров пять, не меньше.

– А чем же она привлекает, эта тропа? Вы житель местный, знаете небось? Народ-то разве ходит здесь?

– Не… Это как ориентир для грибников, либо на деревню, либо на поселок выведет. Ну, мальчишки, я говорю…

– Значит, пешком вот вроде нас, дураков, никто сюда не ходит. Понятно. А мотоциклисты гоняют. А у вас, в Борках, есть мотоциклисты?

– Так откуда? Разве что у Мишки-хулигана имеется тарахтелка. Так она старая, не помню, чтоб ездил. Это у поселковских, у банкирских…

– Ну, вот тебе, Сережа, и указание. – Турецкий говорил негромко, чтоб старику не было слышно. – Я не думаю, что девочка пришла по своей воле. И не уверен также, что труп привезли сюда, чтобы прятать. Все могло быть гораздо проще. Обыденнее. А вот чей мотоцикл тут побывал, это знать было бы нам очень полезно. Он ведь стоял здесь. И не три минуты. Может быть, и насилие также произошло именно в этом месте. Словом, старик, засучивай рукава. А мы с дедом отойдем подальше, чтоб тебе не мешать.

Александр Борисович взял старика под локоток и, доверительно склонившись к нему, сказал:

– Давайте отойдем в сторонку, и вы мне расскажете о своей персональной версии преступления. Следователь Загоруйко сообщил по инстанции, что лично у вас имеются весьма основательные и веские аргументы на сей счет. Хотелось бы получить информацию, которая может представить интерес при проведении дальнейших следственных мероприятий, из первых уст.

Значительность интонации, с какой это было сказано, да и сама фраза, маленький шедевр бюрократического идиотизма, подействовали на Гонюту подобно елею, и он начал немедленно излагать свои доказательства несомненной вины Мишки Демина. Но сам Турецкий, делая вид, что внимательно слушает, не сводил взгляда с эксперта-криминалиста, на коленях передвигавшегося, что называется, сантиметр за сантиметром по вытоптанной траве. Вот он не глядя взял из чемоданчика целлофановый пакет и начал что-то собирать туда с земли. Достал другой пакет. Третий… Потом вскрыл упаковку гипса и стал заводить в резиновой чашечке раствор – это уже для заливки следа. Ну что ж, значит, дело пошло.

А Гонюта все повествовал печальную историю про себя и своих несчастных собачек. И был, в его понимании, Мишка Демин таким извергом рода человеческого, какого еще и свет не видывал. А такому, что собачку ударить камнем, что невинную девушку изнасиловать и придушить, один черт, прости Господи…

Сережа тем временем стал уползать с поляны в направлении того пня, под которым было обнаружено тело убитой.

Беда, как оказалось, в том и заключалась, что самый первый осмотр местности производился при фонарях, где-то даже и торопливо, поскольку темнело быстро и люди не хотели торчать здесь до утра. Есть факт, жертва налицо, есть показания свидетеля, картина складывается, в общем, понятная. Если что-то дополнительное потребуется, дожди не пройдут и следы не смоют, значит, и повторно можно будет приехать. А что место безлюдное и не посещаемое, так оно и лучше, никому и в голову не придет специально следы тут затаптывать. Зато сами натоптали так, будто делали все нарочно, чтобы вообще не оставить никаких следов. Вот и разберись в этой логике: чего больше – дури или непрофессионализма? А может, тонкий расчет? Но зачем?

Турецкий заранее прикинул, что тут сумели уже «наработать» местные шерлоки холмсы, и потому, собственно, и просил у Грязнова именно молодого, то есть легкого на ногу, и неспесивого, но обязательно толкового специалиста, а не просто умненького и удобного начальству. И, наблюдая теперь за пассами Сережи, Александр Борисович убеждался, что выбор был правильным. Парень «перепахивал целину» не за страх, а за совесть. Даже если понятие «совесть» стоило не дороже литра. Хотя как поглядеть! Понятно же, что человек, постоянно исследующий места преступлений, нередко в паре с судебным медиком, «общающийся» с трупами, привыкает и к общению с бутылкой. «Клинический», как говорится, способ решения проблемы: это когда клин вышибают клином. Весь богатый опыт Турецкого подтверждал сие. И, за редким исключением, абсолютное большинство асов судебно-медицинской экспертизы и криминалистики были отчаянными матерщинниками и любителями алкоголя. Не пьяницами, а именно любителями, тут не надо путать понятия. И то, что Сережа профессионально грамотно отреагировал на предложение Турецкого еще в машине, говорило в первую очередь в его пользу.

– Александр Борисович, – как-то непривычно осторожно позвал Сережа, – подойдите, пожалуйста, только сами, совета хочу спросить.

– Извините, Павел Игнатьевич, – прервал рассказчика Турецкий, – эксперт приглашает, надо слушаться. Постойте здесь, я сейчас вернусь… Что у тебя, Сережа?

– Такое дело… Я прошел по следам возможного волочения трупа, если учитывать, что насилие и убийство произошло не здесь… да здесь оно как-то и неудобно, верно? А то место надо еще искать, хотя есть подозрение, что все произошло там, где я обнаружил стоянку мотоцикла. След от стойки мотоцикла. Ну, там капли масла, небольшой отпечаток протектора на ободранном корневище, образец грунта. Это я уже все собрал. Но вот что обнаружил здесь. Станьте на колени, гляньте, чего есть.

Турецкий опустился на корточки, а Сережа аккуратно раздвинул сухие травинки и показал на маленький блестящий предмет. Пуговица?

– Вот мы ее сейчас и запечатлеем, – сказал Сережа, вынимая из чемоданчика фотоаппарат и сантиметровую линейку, – и в пакетик положим, а потом хозяина отыщем, да? Оп! А теперь панорамка…

Вспышка и щелчок затвора повторились несколько раз, после чего поднятая пинцетом металлическая пуговица легла в очередной целлофановый пакет.

– Заметили? Свеженькая! Впрочем, нельзя исключить, что ее потерял кто-нибудь из оперов, которые возились тут, вынося труп… Нам бы с вами теперь еще тот мотоцикл найти, – задумчиво произнес Сережа. – У меня предположение, что насилие могли совершить прямо на сиденье. Вы говорили, она девочка была?

– Пятнадцать лет.

– Следов не исключаю. А одежду ее отдали на экспертизу? Есть что-нибудь?

– Когда я встречался со следователем, это было несколько дней назад, еще ничего, естественно, не было. Но, видимо, скоро будет. Ты ж ведь знаешь, как у нас работают? Неделя-другая им не в счет…

– Ну ладно, Александр Борисович, я здесь в принципе закончил. Трофеи собрал. Теперь наукой займемся. Значит, вы поняли, что мне еще надо?

– Я свои обещания держу, – усмехнулся Турецкий.

Сережа засмеялся:

– Я не про то, я про мотоцикл.

– А вот этого добра здесь больше чем надо.

– То есть? – насторожился Сережа.

– В поселке в каждом доме. Ты там еще не был. Но чтобы снять вопросы, мы с тобой сначала заедем в Борки. Там у одного подозреваемого тоже есть мотоцикл. Вот с него и начнем.

В машине Турецкий сказал Гонюте, что им надо бы посмотреть на мотоцикл Демина. Но, может быть, Павлу Игнатьевичу неудобно будет идти в дом подозреваемого им же самим? Ничуть не бывало! Гонюта настаивал на том, чтобы лично отвести следователей, так он называл обоих москвичей. Странная активность! Но разгадка лежала на поверхности. Оказывается, Загоруйко за прошедшие дни проявил активность, и Мишка Демин пребывал теперь в районном изоляторе временного содержания. Поторопился или нет – это теперь другой разговор. Однако быстро же получил следователь санкцию на задержание! Вот что такое возможности потерпевших…

Новость была, в общем, неожиданной и, по правде говоря, не очень приятной. Но Турецкий постарался не выдать себя и сделал вид, будто он в курсе местных событий. Сам виноват, можно было и позвонить этому Загоруйко.

Старуха Демина даже из дому не вышла. Турецкий стал объяснять ей причину, по которой они тут объявились, но та лишь сердито взглянула на Гонюту и махнула рукой: делайте, мол, теперь чего хотите…

В ветхом сарае, под кучей хлама, обнаружили полуразобранный мотоцикл «Иж». Одно колесо было закреплено еще на раме, а другое, переднее, валялось в стороне, на куче колотых дров. Сережа раскрыл свой чемоданчик и немедленно приступил к работе.

Нет, разбирали «железного коня» не для того, чтобы скрыть совершенное преступление. На этом мотоцикле в последний раз и ездили-то наверняка уже давно. Бензобак был сухим, а пятка стойки ноги ничего общего не имела с той, что оставила свой след на лесной тропе. Да и корка пыли вместе с засохшей на ржавом корпусе грязью держалась еще с прошлого, двадцатого, века. Так что вопрос здесь можно было закрывать.

Но, возможно, насильник, если таковым являлся Демин, ездил не на своей машине? Оказалось, что в деревне, по утверждению все того же Гонюты, больше никто мотоциклов не имел. Значит, и искать больше нечего. Факт этот, в общем-то, следовало считать доказанным. Вопреки настойчивому желанию благообразного заводчика охотничьих лаек наказать врага рода людского Мишку Демина.

– И вы вот эту развалюху, кучу металла, назвали в протоколе вашего допроса в качестве свидетеля мотоциклом на ходу? – с сарказмом спросил Турецкий. И осуждающе покачал головой.

Однако дальнейшие расспросы лучше было вести не здесь, в сарае, через дырявую крышу которого весело пробивались солнечные лучи, а где-нибудь в другом месте и не выказывая при этом своего неприязненного отношения к «свидетелю обвинения», каковым и предстал шибко сообразительный старик Гонюта в глазах следователя Загоруйко.

И все-таки одну оплошность Александр Борисович допустил. Он недооценил способностей Павла Игнатьевича. А тот уже и сам понял, что возможная версия с мотоциклом, имевшимся у Мишки, лопнула на корню. И следующий вопрос Турецкого, который тот задал, когда покинули двор Деминых и вышли на улицу, его явно насторожил. И вообще, он теперь уже не с первоначальным доверием смотрел на важного следователя из Москвы. Явился, вишь ты, сам по себе, чего-то лазали по кустам, что-то там искали и фотографировали, а свои, местные власти с товарищем Загоруйко, они что же, получается, теперь в стороне? А от кого исходило такое указание? Вполне возможно, судя по испортившемуся настроению «главного свидетеля», он уже сожалел о своей доверчивости и длинном языке. Но сказать решительное «нет» не хватало духу. Вот он и маялся. А Турецкий, наблюдая эту маету, вовсе не собирался давать ему спуску. И на улице голосом твердым и жестким задал очередной вопрос:

– А теперь объясните, чем продиктовано ваше утверждение, что убийцей мог явиться Михаил Демин? Реальными доказательствами или личной неприязнью к человеку?

– Разве я обязан давать вам такие показания? – прямо-таки ощерился старик.

– Вы? – как бы удивился Турецкий. – Здесь? Нет. Мы ж беседуем без протокола. А вот когда я стану фиксировать каждое ваше слово, Павел Игнатьевич, там уже ваш фокус не пройдет. И если доказать вину Демина не удастся, а пуще того, обнаружится истинный виновник, вот тогда вас могут судить за дачу ложных показаний. Заведомо ложных, понимаете? На такой случай имеется в Уголовном кодексе соответствующая статья, триста седьмая. Звучит она так. Заведомо ложные показания свидетеля, соединенные с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления, наказываются лишением свободы на срок до пяти лет. Но тот же свидетель, сказано в примечании к данной статье, освобождается от уголовной ответственности, если он добровольно, то есть в ходе дознания, до вынесения приговора, заявил о ложности данных им показаний. Знаете, зачем я вам это сейчас сказал? А чтоб вы, не дай бог, не опоздали. В вашем возрасте это опасно. Да и кто за собачками присмотрит, верно говорю? Подумайте. Я ведь ни в коем случае не хочу давить на вас, но не сходится. А до вашего личного врага мне никакого дела нет, я ищу преступника, понимаете? Хотите помочь, помогайте, а вот врать не следует, я уже постарался объяснить. Так повторяю: на чем основаны ваши убеждения?

– Я уже говорил, – упрямо повторил Гонюта. – И все мои слова зафиксированы в протоколе товарищем Загоруйко.

– Я читал ваши первоначальные показания. Там общие слова в адрес человека, которому не нравились жители поселка. Но это еще не повод для жестокого убийства. Разве не так? Но, вероятно, следователь Загоруйко вызывал вас к себе либо сам приезжал. А вот этого, второго протокола, я пока не видел. Не желаете отвечать, я не настаиваю.

– Ну, раз у вас, уважаемый, больше ко мне вопросов нет, я свободен?

– Да, разумеется. Благодарю за помощь. Дойдете сами или подвезти?

– Не надо, дойду.

– Вот и славно. Так напоминаю, статья триста седьмая, взгляните на досуге.

Но старик, не оборачиваясь, быстро двигался в сторону своего дома.

– Вот же засранец, – покачал головой Сережа.

– Я уверен, что он постарается сегодня же дозвониться к Загоруйко и рассказать о нашей с тобой самодеятельности. А нам это нужно?

– Нам это абсолютно не нужно, Александр Борисович.

– Вот именно. А где наша с тобой палочка-выручалочка? А она у меня в боковом кармане, – сказал Турецкий, садясь в машину, достал трубку мобильного телефона и набрал номер. – Игорь, здравствуй. Это я. Ты когда намерен быть дома? Я имею в виду в Солнечном?

– А, Саша, ты сам-то где?

– Да неподалеку, у соседей ваших, в Борках.

– А что ты там делаешь?

– Что может делать следователь поблизости от места преступления? Угадай с трех раз.

– Понимаю, – усталым голосом ответил Залесский. – Если очень нужно, то буду часа через полтора.

– Тогда небольшая просьба. Скажи своим охранникам, чтоб они разрешили мне и моему эксперту осмотреть все, подчеркиваю, все без исключения мотоциклы в вашем поселке. Это необходимо в интересах следствия.

– Господи, это еще зачем?

– Я же объяснил. Добавлю: и в интересах установления истины также. Если непонятно.

Тяжелый вздох был ответом. Но Турецкий ждал, не отключался.

– Хорошо, если ты настаиваешь, я позвоню. Там Фомин сегодня, к нему обратись. А я тоже нужен?

– Обязательно.

– Ладно, – вяло ответил Залесский и отключился.

– Ты понял теперь, с кем дело имеем? – поучительно сказал Турецкий и включил зажигание.