Текст книги "Падший ангел"

11

Страстное солнце Кипра уже давно и настойчиво пробивалось сквозь тяжелые портьеры гостиничного номера люкс. На огромной постели, раскинувшись, лежал обнаженный стройный юноша. Он медленно потянулся, лениво приоткрыл глаза. Видимо, понял, что день в разгаре и пора просыпаться. Мысль его не слишком обрадовала, и он еще некоторое время понежился на белоснежных простынях. Потом подошел к большому зеркалу, украшавшему стену спальни, и стал придирчиво, но не без удовольствия себя разглядывать. Посмотреть действительно было на что: фигура стройная, изящная, но без худобы или анемичности. Длинные ноги, крепкие ягодицы. Загар, приобретенный за последние дней десять, с соблюдением всех премудростей – лосьоны, кремы, пребывание на солнце ровно по часам, – был великолепен. Просто голливудский типаж – голубые глаза, белозубая улыбка, мускулистое тело.

Альберт всегда гордился своей внешностью. Он мог простаивать часами перед зеркалом, расчесывая свои светлые волосы. Конечно, чтобы выглядеть настоящим блондином, он их слегка подкрашивал. Имея, впрочем, законные на то основания: в детстве он был белокурым одуванчиком, примерно лет до двенадцати. Как по-дурацки устроена жизнь, именно когда надо быть особенно привлекательным, вдруг начинают тускнеть волосы, появляются прыщи, и из-за всего этого приходится страдать. Да еще денег у родителей нет на приличную одежду. Как хорошо, что это уже в прошлом. Ему девятнадцать лет, он волен распоряжаться собой, предки остались в маленьком провинциальном городке между Москвой и Петербургом. Он молодец, догадался рвануть именно в Москву. Питер – город унылый и печальный, вроде бы и мужчин, которым нравятся хорошенькие мальчики, там предостаточно, но пока заставишь их раскошелиться – поседеешь.

То ли дело москвичи! Солидные, обеспеченные, нежадные. Если нравится им паренек – так и квартиру снимут, и на курорт свозят, и по сотне долларов в день не забудут на карманные расходы давать. Правда, раньше он имел дело в основном с бизнесменами, а не с людьми искусства. Но вроде бы у Станислава с деньгами все было в порядке. Когда тот положил на Альберта глаз, то стал ухаживать за ним (надо отдать Стасику должное!) с артистическим шиком. Они вместе приезжали в шикарные бутики, где Ярошецкий подбирал ему одежду из последних коллекций самых модных марок. В бутик он предварительно звонил, чтобы, во избежание скопления зевак, его закрыли на «технический перерыв», пока Ярошецкий будет подбирать гардероб своему протеже. Скорее всего, актер это делал не потому, что боялся назойливых поклонников, а просто не был заинтересован в потере репутации плейбоя. Менеджеры бутиков были слишком заинтересованы в выгодном клиенте, поэтому держали язык за зубами, не болтая на стороне о том, что сегодня главный мачо страны перемерил на своего нового любовника полсалона одежды.

Кстати, а куда делся Стас? Вроде бы он говорил, что ему надо с утра сходить на какую-то встречу. Вечером, когда они пили шампанское, сидя в джакузи, раздался телефонный звонок – на мобильник Ярошецкого. Стас еще после этого как-то помрачнел. Ладно, это, в конце концов, его проблемы. Жизнь слишком коротка, чтобы ломать голову по поводу чужих неприятностей. Альберт лениво натянул льняной костюм свободного покроя – этакая мятая пижама, для того чтобы разгуливать по пляжным барам. Только знатоки понимали, сколько стоит подобная нарочитая небрежность. Решив дождаться каких-нибудь вестей от Ярошецкого, юноша вышел в гостиную люкса, развалился в кресле и щелкнул пультом телевизора, настроившись на MTV.

Если бы не телевидение, то Альбертика ждала бы тоскливая жизнь в провинциальной дыре, где все мужчины были пьяны в стельку уже к часу дня. Когда-то в городе работал химкомбинат, и людям было где работать, но в начале девяностых годов завод закрылся. Впрочем, его старенькая бабушка рассказывала, что работяги и в те времена изрядно поддавали уже с утра. Видимо, оттого, что работы было слишком много. Так вот, благодаря голубому экрану Альберт ни капельки не стеснялся того, что он не такой, как все. Он был сообразительным подростком и быстро смекнул, что парни в мужской раздевалке его волнуют куда больше, чем девочки с их визгами-писками, глупым жеманством и дешевой косметикой. Конечно, ему повезло: лет десять – пятнадцать назад он чувствовал бы себя извращенцем и изгоем, старался бы переломить себя, женился бы на какой-нибудь дурынде, жил бы с ней убого, наплодил бы детей – и в итоге либо спился бы, либо наложил на себя руки. А тут каждый день по телику показывают, что самые продвинутые, стильные, успешные мужчины именно гомосексуалисты, а не наоборот. И живут они не в хрущобах с осыпающимися стенами, а в роскошных особняках.

Он перетерпел несколько лет до окончания школы, потом взял у родителей сбережения, отложенные «на поступление», и рванул в Москву на поиски счастья. В Питер их как-то всем классом возили на каникулы, и там ему не понравилось. Документы он подал в какой-то третьесортный институт, и это дало возможность перекантоваться первое время в общежитии для абитуриентов. Прогуливаясь по городу и глазея на витрины дорогих магазинов и ресторанов, он решил, что нужно срочно что-то придумать. Конечно, можно и в институте поучиться, и диплом инженера никому не нужной специальности получить, но разве за жизнью нищего студента он приехал в Москву? Ему на глаза попалось объявление: «Модельное агентство объявляет дополнительный прием юношей и девушек». Что ж, вот это было как раз для него. Он молод, красив, с удовольствием попозирует для обложек глянцевых журналов.

Альберт не без труда нашел адрес, указанный в объявлении. Какой-то полуподвал, хоть и в центре. Замызганная дверь, обшарпанные стены. Он постучался:

– Простите, здесь находится агентство «Шик»?

– Новенький? По объявлению? Сколько лет? – процедила сквозь зубы девица, на груди которой был нацеплен бейджик с надписью «менеджер», ее имени Альберт не разглядел.

– Мне семнадцать недавно исполнилось.

– Прописка московская есть? – грубо спросила она.

– Какое это имеет значение? – опешил Альберт.

– Вообще-то никакого. Что тебе надо?

– Хочу быть моделью.

– А чего сам пришел, без папы с мамой? Кто за обучение платить будет?

– Как – платить?!

– Вот прайс – портфолио пятьсот долларов, курс обучения – семьсот долларов, фотопробы для журналов – девятьсот долларов.

– Это пусть уроды платят, а я уже могу работать моделью. Посмотрите, – гордо сказал юноша.

– Да я вижу, что ты красавчик. Тем более надо башлять, чтобы карьера легкой была.

Альберт растерялся. Такого поворота он не ожидал. Денег у него таких не было, да и не факт, что за эти деньги они в этом подвале что-нибудь путное сделают.

– Расскажите мне о принципах работы вашего агентства, – стараясь оставаться вежливым, сказал он. В их школе была хорошая училка русского языка, она и научила его грамотно разговаривать. У девицы был явный региональный акцент, и Альберт решил, что она тут не самая важная птица.

– Если у вас есть данные, то мы вносим вас в наш банк данных. Вам нужно сделать портфолио у профессионального фотографа в хорошей студии. Надо научиться подиумному шагу, навыкам позирования и так далее… – скороговоркой выпалила девушка, она явно начинала тяготиться Альбертом, не чувствуя в нем потенциального клиента.

– Хорошо, можно я посмотрю ваши рекламные проспекты? – упрямо не отставал от нее юноша. Он чувствовал нутром, что из этой ситуации еще что-то можно выжать.

– Вот, – почти что швырнула в него стопкой буклетов девица.

– Я посижу почитаю, – сказал Альберт и расположился в одном из кожаных кресел.

Тут распахнулась дверь кабинета и в холл вышли женщина средних лет в шелковом брючном костюме и солидный мужчина лет пятидесяти.

– Мы всем довольны. Девочки на последней презентации были высший класс. Наши гости остались под впечатлением от русских красавиц, – сказал посетитель, очевидно, клиент агентства.

– Рады стараться, всегда готовы услужить. Обращайтесь еще, – прощебетала тетка.

– Да, милочка, есть еще деликатный вопрос. У вас есть база данных по мальчикам? Есть что посмотреть?

– Конечно, конечно, – засуетилась тетка. – Организуем в лучшем виде, но это стоит немного дороже.

– Не имеет значения, главное, чтобы все были молоды и со смазливыми мордашками.

Я подготовлю вам подборочку к завтрашнему дню.

– К завтрашнему не надо, – клиент глянул на золотой «ролекс», – а вот в субботу пришлите ко мне в офис парочку молодых людей, желательно не старше восемнадцати лет. Предположим, светленького и темненького. Счет отправьте по факсу, оформив так, как я вас попросил. Договорились?

Тетка оказалась директрисой агентства. Как только солидный клиент вышел, она начала орать на девицу:

– Я же сказала, базу данных по парням подготовить! У нас есть мальчики на выбор или опять некого предложить?

Ее разгневанный взгляд остановился на Альберте, внимательно наблюдающем за ситуацией из своего угла, и смягчился.

– Это кто?

– Меня зовут Альберт. Я хочу быть моделью. Мне нужно стать богатым и знаменитым, – просто сказал юноша.

– Вот как? Пойдем-ка ко мне в кабинет, молодой человек. Я тебе растолкую, как стать богатым.

Так и вышло, что Альберту сказочно повезло. Большинству соискателей модельного счастья приходится тратить немало денег и времени, пока они не догадываются об истинном положении дел. Модельного бизнеса в классическом виде в России не существует. Основные деньги агентства делают на том, что «разводят» родителей на многочисленные траты, обещая успех и славу их деткам, даже если те кривоноги, низкорослы и некрасивы, а также на обеспечении различных презентаций хорошенькими девушками. Последнее, по сути, является узаконенным сводничеством, так как пятьсот долларов за одну модель организаторы подобных мероприятий платят агентству только в случае, если девушка достаточно покладиста с гостями. На хорошеньких молодых людей тоже заказов немало. Но именно в тот день ситуация сложилась такая, что директрисе было некогда особенно церемониться и выжидать, когда молодой человек сам попросится на «настоящую» работу. Словом, Альберт оказался в нужное время в нужном месте.

– Послушай, парень. У тебя есть шанс заиметь богатого покровителя. Этот клиент – дядька очень толстый…

– Толстый? – не понял Альберт столичного лексикона.

– Ну солидный, и друзья у него такие же. Будешь себя правильно вести – все у тебя будет.

И действительно, Альберт практически сразу нашел себе покровителя, который его и вовремя отмазал от армии, и обеспечил приличную квартирку в Москве, правда, съемную и не в центре, но надо же было с чего-то начинать. Сейчас было уже смешно вспоминать, что когда-то одежда из «Бенеттона» казалась ему роскошью…

Но этот актер, однако, слишком много о себе воображает. Он что думает, Альберт целый день будет тут в номере париться? Куда он делся? Напялил свою ярко-красную рубашку с зелеными попугаями и ускакал. И никакой записки не оставил. Но Альберту палец в рот не клади, он-то все замечает, он прекрасно видел вчера, как Ярошецкому строил глазки на дискотеке один нескладный, худощавый паренек. Правда, высокий. Уж не для него ли Стасик нацепил своих дурацких попугаев.

Что бы такое предпринять, в самом деле? Ага, кредитная карточка на месте. Надо пойти прогуляться, потратить немного денег, глядишь, и Стасик почует неладное и скоро обнаружится.

Когда Альберт примостился на высоком табурете у стойки своего любимого гостиничного бара и уже прикоснулся длинными пальцами к ледяной рюмке «Егермастера», вдруг услышал, что в холле гостиницы творится необычный переполох. Альберт втянул носом воздух и ощутил какой-то непонятный запах: мидий, что ли, где-то рядом жарят? Да так, что они подгорели, если это вообще возможно…

Между тем богатая итальянка, достававшая официантов своими капризами каждый божий день, что-то голосила на своем макаронном языке. В холле появились люди в странной форме, похоже – полицейские. Доносились даже возгласы: «Какой ужас!» и «…русская мафия!». Пойти поглазеть, что ли, подумал любовник Ярошецкого и лениво направился туда, где все шумели.

То, что увидел Альберт, заставило его широко открыть глаза и зажать себе рот руками. В большом кресле возле журнального столика без сознания лежал Стасик Ярошецкий. То, что это был Ярошецкий, Альберт смог узнать лишь по ярко-красной рубашке с зелеными попугаями. Лицо Ярошецкого было покрыто ужасающими волдырями, точнее, оно почти отсутствовало. А «жарящиеся мидии» – это просто был запах подгоревшего человеческого мяса.

– Ох, – коротко сказал впечатлительный Альберт и упал в обморок.

12

Болела каждая косточка, каждая клеточка ее тела.

Вероника, усталая, опустошенная, сидела в своей гримерке в Ковент-Гардене. Спектакль прошел удачно. Сдержанные британцы аплодировали стоя. Но окончательно судить об успехе можно будет только завтра, когда газеты опубликуют рецензии. Все самые влиятельные и строгие балетные критики сегодня присутствовали на премьере «Лебединого озера», где она танцевала партию Одетты. Одиллию отдали местной танцовщице. Надо было встать и пойти в душ, ее ждали на вечеринке в честь премьеры, но у Вероники совсем не было сил. Балет – жестокая работа, нельзя расслабляться ни на один день, нельзя пропускать ни одной репетиции, а она, похоже, позволила себе лишнего во время летнего отдыха. Поклонники, светские рауты – все это очень важно, но если она не будет танцевать на приемлемом уровне техники, ее смело можно списывать в тираж. Иногда Вероника жалела, что из-за детской мечты станцевать принцессу Аврору в «Спящей красавице» выбрала столь сложный путь. Была бы сейчас топ-моделью или какой-нибудь эстрадной певицей, состоятельных поклонников было бы не меньше. Ладно, не стоит ни о чем жалеть. В конце концов, в хореографическом искусстве есть нечто аристократическое, редкое, изысканное, что при правильной подаче очень высоко ценят и хорошо оплачивают. Устало подняв руку со спонжем к лицу, чтобы снять макияж, балерина обернулась на стук в дверь.

– Мисс Кутилина, вот еще цветы для вас. Куда поставить? – спросила женщина-администратор.

– На столик у окна, пожалуйста. Там есть визитная карточка или открытка?

– Кажется, да. Мисс Кутилина, может быть, вам помочь собраться? Вечеринка в честь премьеры скоро начнется. У нас не принято опаздывать, понимаете? Английское время – это именно столько часов и минут, сколько вы видите в приглашении. Русские часто приходят даже на полчаса или час позже.

Вероника поморщилась, но ничего не сказала. Администратор не унималась:

– А так нельзя. Директор театра придет, балетмейстер, дирижер, почетные гости. Это большой конфуз, когда солисты вдруг не являются. Одна русская балерина потеряла контракт из-за постоянных опозданий в нашем театре. Извините, что я говорю вам об этом.

– Спасибо, я справлюсь сама. И… не волнуйтесь, я буду вовремя. Попросите, пожалуйста, мою горничную и стилиста войти.

Администратор облегченно вздохнула, что справилась со своей неприятной миссией. Она давно заметила, что этим русским часто приходится объяснять элементарные вещи.

А Вероника опять после спектакля не сдержалась и резко потребовала, чтобы ее оставили одну. Надо будет поаккуратнее, здесь не принято грубить даже прислуге. Можно заработать дисциплинарные взыскания и штрафные санкции. Кто только придумал про истерики звезд? Профсоюз может сожрать с руками и ногами тех, кто нарушает установленные правила. Да и сам работодатель тоже не дремлет, ищет повод, чтобы придраться…

– Прошу прощения, после спектакля я очень устаю, и мне нужно побыть одной, – нежным голосом, словно смущаясь, сказала она вернувшимся помощникам. – Через пять минут я выйду из душа. Мери, пожалуйста, приготовьте мое оливковое платье, а вы, Джон, сделайте мне какую-нибудь простую, но элегантную прическу.

В душе к Веронике наконец вернулись силы, она даже ощутила прилив энергии. Укутавшись в белоснежный махровый халат, она подошла к корзине с букетом красных роз. Ага, вот и визитная карточка. Энтони Кортман, адвокат. Визитка выглядит солидно, но надо будет навести справки, что это за тип. На западе даже дворник заказывает себе приличную визитную карточку. Возможно, просто какой-нибудь юнец, запавший на ее фотографии в «Санди таймс». Кстати, эффектные получились снимки. Ноги сняли в правильном ракурсе, немного снизу, так, что они казались еще длиннее, чем были на самом деле. А розы и правда очень красивые. Веронике было не привыкать к роскошным букетам, они с мамой называли их вениками. Даже просторов ее новой квартиры не хватало, чтобы расставить все цветы ее поклонников. Ой, тут в корзиночке еще что-то есть! Какая странная продолговатая коробочка. Черт, как назло, ленточка затянулась.

– Джон, у вас с собой случайно ножниц нет?

Конечно, у Джона, одного из лучших стилистов, специально нанятого из салона «Видал Сасун», ножницы с собой были. Но дать их даже на секунду он явно не спешил.

– Мне очень нужно, Джо-он… – подключила Вероника свое обаяние.

Наконец-то коробочка открыта. Надо же, это перьевая ручка. Изысканный дамский «монблан» с бриллиантовой инкрустацией. Как здорово! Надо будет позвонить этому адвокату и поблагодарить. Но завтра. Мысли о том, что подарок слишком дорогой, у Вероники не возникло. Она всегда следовала принципам своего балетного кумира Матильды Кшесинской. Та искренне считала, что все драгоценности, подаренные поклонниками ее танцевального искусства, – ее честный заработок.

Вероника радовалась как ребенок дорогой безделушке. Пока Джон ее причесывал, она то и дело выписывала свое имя на обрывке старой афиши. Вероника, Вероника, Вероника. Бросив взгляд на свое отражение, девушка пришла в восторг. Джону удалось выбрать идеальный тон для всего ее облика. Не слишком шикарно, очень мягко и трогательно. Красота Вероники не била наповал, а мягко подползала к собеседнику. В Европе сейчас моден так называемый натуральный стиль, от которого женщины выглядят скорее тускло и бесцветно, чем натурально. Феминистское влияние перешло всякие границы – стоило молодой женщине принарядиться, сделать макияж чуть поярче, как ее тут же обвиняли в том, что она не ценит себя как личность, все делает в угоду мужчинам и, вообще, женщина легкого поведения. Поэтому среди этих пресных теток надо было себя вести очень аккуратно.

Так, осталось пять минут. Пора бежать. Не дождутся они от нее опозданий. Ей слишком нравятся гонорары в Ковент-Гардене. Это тебе не две с половиной тысячи рублей в месяц за рабство в Большом театре.

Вероника вошла в зал для банкетов, и все собравшиеся зааплодировали. Дирижер взял ее под руку и представил публике:

– Дамы и господа, наша прекрасная Одетта – мисс Вероника Кутилина.

Директор театра произнес речь:

– Долгие годы мы мечтали постичь искусство русского балета. Где-то далеко, в загадочной северной стране, хрупкие девушки творили чудеса на пуантах. Их искусство было столь волшебно, что ничто, даже ужасы большевистского режима, не смогли разрушить его магию. Когда из-за «железного занавеса» удавалось кому-нибудь вырваться из несчастных русских балетных артистов, мы жадно впитывали их мастерство. Но теперь наступили новые времена. Прима Большого театра может сама принимать решения о том, когда и где ей танцевать. КГБ больше не мешает искусству. Мы счастливы, что прекрасная Вероника весь сезон будет блистать в нашем театре!

К ней подходили, говорили теплые слова, поздравляли, просили автограф. Вероника вспомнила о подарке неизвестного поклонника и достала ручку с бриллиантами. К ней подошел мужчина лет сорока, в облике которого удивительно сочеталась импозантная респектабельность и юношеский задор. Загар, явно приобретенный на горнолыжном курорте, оттенял васильковые глаза.

– Вы не могли бы и мне что-нибудь написать? Я был потрясен вашим танцем на сцене и очарован вашей красотой в жизни.

– Как вас зовут?

– Энтони Кортман, мисс.

– Так это вы мне прислали столь прелестный подарок? Я вам очень признательна. Теперь мне легко раздавать автографы.

Вероника вынула из сумочки открытку со своим изображением и надписала по-русски: «Дорогому Энтони в знак признательности за чудесный подарок». Вдруг сообразила, что, наверное, по-русски он не понимает, и замешкалась.

– Не волнуйтесь, мне дорого все, что написано вашей рукой. Я пойму, – словно прочитав ее мысли, мягко сказал Энтони.

Потом они вместе ускользнули с официальной вечеринки под благовидным предлогом и долго бродили по ночному Лондону. Энтони рассказывал забавные истории про своих коллег – английских юристов, их чопорность, занудство, консерватизм…

– Но как у вас получается, мистер Кортман, быть совсем другим? Если бы вы не рассказали о своей работе, я бы ни за что не поверила, что вы адвокат.

– Кем я мог бы быть?

– Не знаю, скорее Джеймсом Бондом каким-нибудь.

– Я и есть Джеймс Бонд от юриспруденции. Могу разрешить запутанное дело и выиграть защиту в самом безнадежном случае. Мой отец, мой дед и мой прадед были адвокатами. Я партнер в нашей семейной адвокатской конторе. Наверное, если бы я изменил традициям нашего рода, меня бы прокляли все родные, – засмеялся он.

Теперь после спектакля Вероника не падала от усталости. Она пребывала в постоянном нервном возбуждении, которое требовало разрядки. Вероника не думала, что когда-нибудь зрители, вызывающие ее на поклон снова и снова, будут так раздражать. Ей нужно было еще так много успеть – принять душ, привести себя в порядок, сделать легкий макияж, переодеться для ночной лондонской жизни. Каждый вечер Энтони приходил на ее спектакль, а потом вел в какое-нибудь новое местечко, рассказывая легенды старого города. Везде он был знаком с метрдотелями, и они их усаживали за лучшие столики. Везде у него была куча знакомых, которые приветствовали его и его спутницу. В интимных отношениях адвокат тоже был хорош, хотя здесь, пожалуй, немного мешала его светскость и цивилизованность, Вероника любила мужчин с более первобытным темпераментом. Да нет, впрочем, все было прекрасно.

Но вот… рецензии в прессе на выступления Вероники оказались не слишком хорошие. Балетные критики сдержанно хвалили Кутилину за техничность, пеняли ей на недостаточность артистизма и вдохновения. Между строк читалось, что чуда, которого ожидали от русской балерины, не произошло. Но билеты продавались хорошо, и администрация театра была довольна. Может быть, Кутилина и не такой балетный гений, как Уланова или Плисецкая, но, в отличие от многих русских, с которыми они имели дело за последние несколько лет, она исполнительна, никогда не опаздывает, не пропускает репетиции, не устраивает истерик и скандалов, знакома с приличными людьми.

Однажды ее пригласила к себе домой русская балерина, оставшаяся в Лондоне во время гастролей Кировского театра в разгар брежневской эпохи. Елена Гагарина добилась большого успеха на западе, да и личную жизнь свою устроила. Сейчас ей было немного скучно наслаждаться богатством, оставленным мужем в наследство, дочь давно выросла и отдалилась, а по-английски она говорить толком так и не научилась. Поэтому иногда занималась своеобразной благотворительностью, покровительствовала молоденьким русским танцовщицам, которым удалось заключить контракты с британскими театрами.

– Милочка, что это за история с Кортманом-младшим? – в лоб спросила Гагарина.

– Почему – младшим? Ему уже сорок лет.

– Потому что он младший брат в семье и младший партнер в семейной фирме. Я знала его мать и бабушку. Они были страстные балетоманки.

– Он мой поклонник.

– Деточка, о том, что он твой поклонник, знает уже весь Лондон. В бульварных газетах ваши ночные похождения подробно описаны.

– Подумаешь, должна же у меня быть личная жизнь, – огрызнулась Вероника.

– Послушай старую черепаху Лялю Гагарину, я этих англичан знаю как облупленных. Люди они высокомерные и чопорные. У тебя, конечно, личная жизнь может быть, но не с женатым мужчиной.

– Он говорил, что готов оставить жену и уйти ко мне! – запальчиво возразила Вероника.

– И что? Ты знаешь, какие у них тут брачные контракты? Он к тебе уйдет, только нищий. Ты еще из своих гонораров будешь выплачивать алименты его жене и детям, если тебя угораздит с ним брак зарегистрировать.

– Но как же так? Он говорит, что любит меня…

– Скорее всего, он действительно так думает. Но ты недооцениваешь еще одной опасности. Ты, насколько я понимаю, претендуешь на то, чтобы считаться серьезной балериной, а не исполнительницей экзотического танца.

– Вы имеете в виду характерный танец? – недоуменно спросила Кутилина.

– Стриптиз я имею в виду, дурочка. Вот что, – проворчала старая балерина. – Они его так политкорректно называют. Наберут телок из украинской степи, отмоют, неделю подрессируют, как по шесту на подиуме ползать и ноги задирать, и отправляют на заграничные заработки.

– А при чем тут я? – Вероника начинала раздражаться.

– При том, что с таким паблисити в бульварной прессе ты себе раз и навсегда создашь репутацию девки-танцорки, которая уводит чужих мужей.

– Но сейчас же не средневековье какое-нибудь!

– Милая, Англия держится на традициях. Брак Энтони и его жены был запланирован их родителями, когда они еще в детский сад ходили. Они из одной среды, он закончил Оксфорд, она училась в Кембридже. Ее все хорошо знают, она… – тут Гагарина хмыкнула, – ведет активную благотворительную деятельность в помощь детям с неизлечимыми заболеваниями. Если тебе и удастся разрушить их брак, радости ты от этого не получишь. Не делай глупостей, милая.

Вошла горничная, сообщив, что к Гагариной еще один посетитель.

– Кого там ко мне занесло? – резко спросила пожилая дама.

– Гарри Спенсер, мадам. Журналист.

– Очень кстати, – оживилась Гагарина. – Вероника, это очень милый молодой человек. Воспитанный, порядочный, неженатый. Если будешь с ним проводить время, то станешь героиней не бульварной прессы, а настоящей светской хроники. Гарри – дальний родственник Виндзоров, его часто приглашают на аристократические балы. Приглядись к нему повнимательнее. Еще не поздно изменить ситуацию.

По пути в гостиницу Вероника была мрачна и угрюма. Похоже, что историю с Энтони правда придется мягко подвести к концу. Впрочем, может быть, они могли бы встречаться на континенте, в Париже или Каннах, а не в этом туманном городе. В конце концов, Кортман обещал ей быть полезным. Судиться она пока ни с кем не собирается, тем более по уголовной части. Вероника на секунду представила себя в роли главной героини какой-нибудь истории с загадочным убийством. Но главная роль в таких историях может быть только у жертвы или у преступницы. Что ж, жертвой Вероника не была никогда, всегда боролась до последнего всеми средствами, а вот какую-нибудь леди Макбет изобразить вполне могла бы. Конечно, менять образ белой балерины, столь тщательно выпестованный, на роль злодейки в театре или кино не стоит. Но потом, позже, когда ей будет сильно за тридцать, можно и попробовать сыграть какую-нибудь колоритную отравительницу в фильме хорошего режиссера.