Текст книги "Черные банкиры"

33

Весть, что Козлов в Москве, разбудила в Грязнове охотника. Он немедленно вызвал на подмогу своих муровских оперативников и сам помчался на Тверскую. Но в баре его ожидало разочарование. Бармен как-то неохотно сообщил, что Козлов полчаса как покинул заведение.

Взгляд Вячеслава упал на разбитый телефон, на полупустой зал.

– Что это у вас как Мамай прошел войной?

– Не Мамай, а ОМОН, – зло ответил бармен и отвернулся.

– ОМОН? – удивился Грязнов. – А что они здесь делали?

– Взяли Бартенева.

– А кто это такой? – Грязнов сделал вид, будто эта фамилия ему незнакома. Хотя он твердо знал, о ком речь, и даже наблюдал его любовные действия, производимые на лежаке возле сауны.

– Ну, депутат Госдумы… Мужику лет под сорок. Я не знаю, как вам сказать, – неохотно цедил бармен.

– А телефон кто разбил?

– Омоновец. Подошел и расколотил, ничего не объясняя.

«Телефоны разбивать омоновцу вовсе ни к чему, это, скорее всего, сделал тот, кто боялся телефонного звонка в милицию. Значит, здесь были оборотни, выдавшие себя за работников правоохранительных органов, – подумал Грязнов. – И теперь придется искать этих наглецов, увезших с собой Бартенева. Очевидно, они были настроены решительно, и, скорее всего, депутату Госдумы несдобровать».

– Когда это случилось?

– Часа полтора тому назад, – ответил бармен.

– Так за это время они вполне успели покинуть пределы Москвы!

– Да уж точно.

– А как вел себя Козлов? – спросил Грязнов.

– Как все, лег на пол, потом, когда омоновцы ушли, посидел еще и тихонько смылся. Я ж говорю, с полчаса назад. Может, больше.

– Сколько он здесь пробыл сегодня?

– Да весь вечер сидел. Он прежде был нашим постоянным клиентом. Все его здесь знают. Бурная встреча, застолье. Вон там, в углу, – он показал на столик, у которого никого не было.

Выслушав бармена, Грязнов разочарованно понял, что осведомитель, конечно, слукавил, позвонил ему слишком поздно. Придется разбираться с этим платным агентом.

Но сейчас его больше всего беспокоил Козлов, который мог остановиться у кого угодно из своих друзей.

– С кем он ушел? – спросил Грязнов.

– Не знаю, я не заметил, – ответил бармен. – После того как омоновцы всех положили на пол, сами понимаете, каждый почувствовал себя не лучшим образом. Поэтому и вечер пошел наперекосяк. Настроение у всех испортилось, вот и разбрелись. Боюсь, что у нас посетителей в ближайшие дни поубавится. Теперь придется ждать, пока происшествие забудется.

Вячеслав вышел на улицу и сказал своим оперативникам, что операция отменяется. Серьезная экипировка мнимых омоновцев подсказывала ему, что дело банкиров и близких к ним фигурантов продолжается и приобретает новый аспект. Не зря же зачем-то увезли Бартенева. И скорее всего, не для того, чтобы просто попугать и отпустить. Значит, завтра с утра надо внимательно просмотреть все сводки происшествий. Не исключено, что… совсем не исключено…

Грязнов как в воду смотрел. Утром он позвонил Турецкому и сообщил, что в руках держит очередную сводку. Вот ее содержание.

У деревни Сарыбьево Луховицкого района обнаружен труп Бартенева. При нем найдены документы и деньги, убийцы ничего не тронули. Тут же валялся брошенный киллерами пистолет ТТ.

– Где сейчас труп? – спросил Турецкий.

– На Пироговке, в морге медуниверситета.

– Еще какие-нибудь подробности имеются?

– Немного. На голову жертве был надет мешок, Бартенев получил четыре пулевых ранения. Умер от потери крови и переохлаждения организма. Не исключено, если бы его нашли раньше, что удалось бы спасти.

Закончив разговор, Турецкий нашел Олега Величко.

– Пока руководство решит, кто будет вести дело об убийстве Бартенева, нам важно узнать о нем все. Включайся в ситуацию, узнай о его связях. Чем он занимался, с кем общался? Какая у него семья, вообще, что он за человек?

– Понял, – спокойно ответил Олег. – Это депутат? Из банковской команды? Постараюсь добыть все, что смогу.

– И еще. Козлов в Москве. Надо искать его у друзей или знакомых. Уверен, если бы был дома, прослушка нам бы уже донесла. Скорее всего, он не предупредил родных о том, что приезжает.

– Пожалуй, я с муровцами все-таки слетаю к нему домой, – сказал Олег. – Это будет верняк.

Они встретились на Петровке, 38, в кабинете Грязнова.

– У кого больше новостей? – спросил Александр Борисович.

– У меня почти ничего, – сказал Грязнов. – Давай я потом. Начинай ты, Олег.

– Жена Козлова, – сказал Величко, – весьма удивилась, узнав, что ее муж в Москве. Обещала сообщить нам, если он вдруг соберется домой. Уже год у них плохие отношения, жена ревновала его к Бережковой, знала о его связях с другими женщинами. Поэтому в московской квартире он не жил, а обитал иногда на даче, чаще останавливался у друзей. Она сказала, что его следует искать у кого-нибудь из старых знакомых. Служба прослушивания тоже подтвердила, что никаких звонков домой Козлов не делал.

– Ясно. А что насчет Бартенева?

– Тут повезло, об этом человеке информации предостаточно, – Величко вынул из кармана блокнот и стал читать: – Бартенев Николай Николаевич, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения. Уроженец Ставропольского края. Образование среднее. Служил в артиллерийских войсках. Занимался предпринимательской деятельностью. Основные направления: торговля и производство водки. Много раз его предприятия прогорали, но он создавал новые. Далее всем известная информация: был избран депутатом Государственной Думы по сто седьмому Коломенскому избирательному округу, вступил в думскую фракцию ЛДПР.

– У тебя только установочные данные? – спросил Турецкий.

– Нет, есть кое-что поважнее. Оказывается, против Бартенева возбуждено уголовное дело. Он обвиняется в убийстве двух лиц. Находится уголовное дело в городской прокуратуре, и наши обращались в Думу с просьбой лишить Бартенева депутатской неприкосновенности. Но его коллеги посчитали, что собранных улик недостаточно для обвинения в убийствах. Словом, испугались создать прецедент. Отказали в лишении депутатского иммунитета.

– Что ж это вы так? А кто вел дело?

– Старший следователь Фомин. Знаете его?

– Вроде знаю. По-моему, толковый мужик. Странно… Ладно, дело затребуем к себе. Посмотрим, в чем соль. А ты давай-ка подключай к Козлову Пыхтина. Пусть названивает знакомым, ищет. Может, он у баб своих прячется! Он же их всех должен знать – работа у него была такая.

– Хороший ход, – согласился Олег. – Тогда я побежал?

– Давай. Удачи тебе. А Пыхтину скажи от нашего с Вячеславом имени, что, помогая нам с розыском Козлова, он свою шкуру спасает.

Олег кивнул и ушел.

– Придется мне снова обращаться в РУОП, просить их покопаться по горячим следам, какими предприятиями владел этот Бартенев, что продавал, кто у него чего покупал. А тем временем буду изучать его дело, вдруг удастся найти какую-нибудь серьезную зацепку.

– Жаль, что Геранин с Долгалевым зависли.

– Бухгалтера и сотрудников Геранина я допросил, но практически никаких доказательств не наскреб. Жена Наталья Максимовна, женщина, я тебе скажу, такая, что глаз не отвести, но и она тоже не в курсе. Только он сам может рассказать, что произошло с ним и банком. А он, к сожалению, пока лежит в реанимации в тяжелейшем состоянии. Я постоянно звоню в клинику. Долгалев мотается по странам зарубежья, служба прослушивания держит его телефон на контроле. Как только что-то засветит, сразу сообщат. Ну а что у тебя конкретно?

– Ну взял я за жабры Птичку Божью. Позвонил ему. Дома оказался. Стал он врать, что не сразу узнал Козлова. Лишь когда присмотрелся, понял, что это искомый. Сперва побоялся проколоться пристальным вниманием, да и телефон был занят. Потом вроде бы никак не мог оторваться от своей компании. Реноме, стало быть, поддерживал. И наконец, собрался.

– Это было до или уже после налета?

– После, разумеется.

– А почему ж он сразу ничего не сообщил о налетчиках?

– Он говорит, что принял их за настоящих омоновцев. Те, мол, тоже бывают грубы чрезмерно. И разнузданы. Тут он, к сожалению, прав.

– Ну а ты что?

– Я велел ему сидеть дома и ждать меня. Хочу взять его за шкирку и вместе в тот бар заглянуть.

– А агента раскрыть не боишься?

– Зачем же мне его светить? Не первый день, работать умеем. Он мне все покажет и расскажет. А потом и я ему дам соответствующую инструкцию, как проводить агентурную работу дальше.

Зазвонил телефон.

– Извини, – сказал Грязнов, поднял трубку, но послушал и передал ее Турецкому. – Тебя. Костя разыскивает.

– Саша, если у тебя в МУРе нет очень срочных дел, подскочи ко мне.

– Сейчас мы с Грязновым закончим и я приеду.

Он положил трубку.

– Значит, ты к Птичке? Только, я тебя прошу, не лезь на рожон. Как рука-то?

– Да заживает, чего ей будет! Душа вот не на месте.

Турецкий сочувственно посмотрел на друга.

– Еще раз привет, – сказал Меркулов. – Как продвигаются твои банкиры?

– С переменным успехом. Этот банк «Ресурс» превращается в многоголовую гидру, разветвляется, не знаю, когда мы все эти концы свяжем в один узел.

– Это нехорошо. Но ты не падай духом. А что с Савельевым? Мне Казанский жаловаться приходил, что ты пустил в дело компрометирующие замминистра видеозаписи?

– У нас там этих видеозаписей – пять кассет. И не на одного Савельева, а еще на многих и многих чиновников, депутатов, есть там и небезызвестный тебе генерал милиции в отставке Васильев. Как же мне теперь отпускать Пыхтина, если он проходит важным свидетелем по тому же банку «Ресурс»? У меня толковых показаний не густо. Одни свидетели уехали за границу, другие померли, царство им небесное, третьи пропали без вести.

– Я вовсе не упрекаю тебя, просто интересуюсь. Ты же знаешь, что Казанский постоянно копит компромат на собственных подчиненных, вместо того чтобы заниматься важными и нужными для страны делами. Но почему он именно тебя не жалует? Что у вас с ним, взаимная неприязнь?

– А как же! Он боится, как бы я его не подсидел. Каждая твоя, уж не говорю о генеральном, похвала в мой адрес – ему острый нож.

– Ну ладно, – поморщился Меркулов, – это его личная проблема. А вызвал я тебя вот по какому вопросу. Убит депутат Госдумы Бартенев, звонили сверху, интересовались этим делом.

– Тут с этим депутатом такая получается петрушка, что голову сломаешь. Оказывается, в городской прокуратуре в отношении него имеется уголовное дело, обвиняют в убийстве двух лиц. Но Дума отказала в снятии иммунитета. Такие дела, за свои шкуры, надо понимать, дрожат.

Меркулов удивленно взглянул на Турецкого.

– Откуда это тебе известно? Когда успел? Его ж только сегодня убили.

– Стечение обстоятельств. Я охотился на Козлова, который вчера вместе с Бартеневым вернулся из Англии. Своего подозреваемого я проморгал, а вот судьба его приятеля оказалась привязанной к нашему делу о банкирах. Там своего хватает. Я как раз, когда ты позвонил, напрягал Славку и Олега Величко по этому поводу.

– Значит, Козлов пока гуляет?

– Да. Но он в Москве. Я через МВД дал установку. На транспорт и по всем отделам розданы его фотографии. Думаю, ждать осталось, когда его схватят, недолго.

– Хорошо, я дело Бартенева затребую и передам тебе, а ты мне, пожалуйста, подготовь спецдонесение для Госдумы об этом сраном депутате.

– Будет сделано, – улыбнулся Турецкий. Чтоб Костя ругался – надо было крепко его завести.

– Как твоя малышка? – вдруг спросил Меркулов.

– Растет. Что ей еще делать?

– Передай от меня, – Меркулов вынул из стола огромную, завернутую в яркую сверкающую обертку конфету «Мишка косолапый» и протянул Турецкому. – Купил вот, а отдать тебе забыл. Стыдно, да что ж поделаешь…

– Спасибо, передам, – усмехнулся Александр. – А твои как себя чувствуют? Сто лет не виделись.

– Тоже ничего, живем, хлеб жуем. Все чаще, Саша, о пенсии подумываю, чувствую: устал. Не столько от жизни, сколько от самого себя.

– Мне Грязнов как-то то же самое сказал: от себя не убежишь. Просто время сейчас такое неудачное, пасмурное. Снег первый растаял и только грязи добавил. Но это явление временное. Завтра обещали морозец и новый снегопад.

– Какое счастье, что хоть ты умеешь успокоить, – ухмыльнулся Меркулов. – Спасибо, я напитался твоим оптимизмом и чувствую себя получше. Ты заходи для профилактики ко мне почаще.

– Учту, – засмеялся и Александр.

– Пока не отлучайся. Я тебе сразу, как доставят, подошлю дело Бартенева. Спецдонесение по нему мне нужно как можно быстрее.

Еще в коридоре Турецкий услышал, что в его кабинете надрывается телефон.

– Иду, иду, – сказал он, словно телефон мог услышать его.

Отомкнул дверь, подбежал к столу, схватил трубку телефона, узнал голос Олега Величко.

– Какие новости? – спросил торопливо.

– Хорошие. Козлова мы нашли. Пыхтин позвонил некой Кире и обнаружил его там. Вечером вместе с Кирой Владимир Афанасьевич собирается нанести визит своему бывшему другу и соратнику на его даче. Встречу мы с МУРом организуем ему по высшему разряду.

– Новость просто отличная! Во сколько он обещал прибыть к Пыхтину?

– Около восьми вечера.

– Я сам постараюсь поприсутствовать, если меня не задержат никакие другие дела.

– С вами, Александр Борисович, мне было бы спокойнее, – признался Олег.

– Как там Пыхтин?

– Держится молодцом. Мне кажется, он из артистических натур, легко вживается в роль и играет ее блестяще. Сейчас у него на лице написано, что он исполняет важное государственное дело, даже его собственная жена посматривает на него с некоторым почтением.

– Прекрасно. Ты меня радуешь. До встречи вечером, а если не смогу, действуй сам по обстоятельствам. С Козловым можешь не церемониться, вези его сюда.

Турецкий положил трубку, но тут же раздался новый звонок – уже по внутренней связи.

– Я слушаю.

Говорила Клавдия Сергеевна.

– Саша, ты так быстро ушел от Константина Дмитриевича, что я не успела передать тебе пакет.

– Дело Бартенева, что ли, поступило? Больно быстро. Так не бывает.

– Нет, это по спецсвязи. Аудиокассеты. Сам зайдешь или занести? – Голос ее звучал завлекательно.

– Да уж неси, – хмыкнул Турецкий. – Жаль, народу много, а то поозорничали бы с тобой, а?

– Хулиган ты! – промурлыкала Клавдия, но в голосе ее было больше одобрения, нежели осуждения.

Бедная женщина, на что она надеется? Неужто на повторение того, о чем Александр постарался давно забыть? Ну было дело… А она помнит, вздыхает, мурлычет…

Турецкий сунул принесенную Клавдией кассету в магнитофон. Долгалев разговаривал со своим заместителем Заметалиным.

– Я в Минске, – сообщал Долгалев. – Задумал грандиозное дело на шестьсот тысяч долларов. Выступаю посредником между Днепропетровским трубным заводом и российским предприятием «Запсибмагистраль». Форма оплаты – безотзывный аккредитив. Гарант – турецкий банк «Ятаган».

– Но у нас нет договора на сотрудничество с этим банком. Я даже не знаю, где он находится.

Это удивился Заметалин.

– Очень плохо, дорогой зам, работаешь! Банк находится на Кипре. Но пусть, однако, это тебя не беспокоит. Проблему решаю я.

– Это будет чистая сделка или?…

– Или… и не более того. Больно надо мне тащить трубы через всю страну! Да я их тут же продам в Минске или Москве.

– Рискованная операция.

Заметалин сомневался.

– А ты знаешь, что и жить рискованно? Можно умереть, – Долгалев захохотал.

– Желаю успеха.

– Ты погоди прощаться. Скажи, что у нас на фирме слышно?

– Ничего особенного. Приезжали из милиции, интересовались Крохиным, но потом все заглохло.

– Я был уверен, что тем и кончится. У меня все на три хода вперед рассчитано. Жди новых сообщений. Возможно, тебе и Васильеву придется принимать груз в Москве.

– Сколько груза?

– Двадцать один полувагон.

Заметалин присвистнул:

– Ну, работы хватит.

– А ты как думал? Нам мелочиться не стоит! Уж покупать, так составами! – Долгалев опять нервно захохотал.

– Уяснил, буду готовить почву.

– Да, на всякий случай ищи покупателя. Будь здоров. Поцелуй за меня Светлану.

Разговор оборвался. Турецкий раздраженно выключил магнитофон, проворчал:

– Рано радуешься, Долгалев, я сам постараюсь встретить твои полувагоны.

Он спрятал кассету в сейф, где уже лежали кассеты с видеозаписями Пыхтина. Эти материалы должны были дождаться своего срока.

Сегодняшним днем Турецкий мог быть доволен, потихоньку неподъемная телега начала сдвигаться с места, но толкать ее придется еще ой как долго.

И снова – телефонный звонок. На этот раз – Грязнов.

– Рад тебя слышать. А то так давно расстались, что я успел соскучиться.

– Есть полезные сведения. В июне прошлого года Бартенев продал свою недвижимость, в том числе и спиртзавод.

– Кто покупатель? – поинтересовался Турецкий.

– Некто Свиньин.

– Он расплатился с продавцом сразу?

– Нет, остался должен четыреста тысяч долларов. И долг возвращать не торопился. С каждым днем просрочки сумма долга увеличивалась по условиям контракта на пятнадцать процентов. Ты можешь себе представить? Сейчас это какая-то кошмарная непредставимая сумма.

– Понятно. Значит, если нельзя переварить, то остается только убить? – предположил Турецкий. – Надо бы встретиться с этим самым господином Свиньиным. Но меня пока больше всего этот бар беспокоит. Ты попробуй потряси еще своего агента. Что-то, мне кажется, он темнит. Недоговаривает. И кстати, Госдума активно интересуется этим делом, хотят знать мотивацию убийства депутата. А как ты думаешь, мотив – политика?

– Никакой политики, тут явная уголовщина, – спокойно сказал Грязнов. – Поэтому, если моя Птичка решила меня обмануть, я ее сам придушу!

– Эй, ты брось, полегче! А то с тебя станется!

– Не бойся, наше дело правое, мы победим.

34

Турецкий листал дело Николая Николаевича Бартенева. По версии следствия выяснялась следующая картина. Второго июля 1997 года депутат возвращался домой из ресторана. Несмотря на то, что изрядно выпил, сел за руль служебной «Волги». Около самого дома ему преградила дорогу группа молодежи. Как потом показало следствие, парни тоже были нетрезвы. Бартенев, озлобленный тем, что ему не уступают дорогу, вышел из машины и стал ораторствовать. Завязалась драка, в которой депутату хорошо намяли бока. После этого ему удалось сесть в машину и вернуться в ресторан за подмогой.

Вернулся Бартенев с двумя друзьями, обидчиков нашел на том же месте. Но разборки не получилось: один из привезенных «бойцов» неожиданно узнал среди парней своего друга. Казалось, мир был восстановлен. Все решили, что по этому поводу стоит продолжить выпивку. Однако Бартенев отказался поддержать компанию, поскольку мысль о мести его не покидала. Он сделал вид, что ушел, а сам спрятался во дворе и стал терпеливо ждать своего обидчика.

Часа через два он его увидел. Звали парня Павел Незнамов, он провожал домой Татьяну Гусеву. Бартенев расстрелял его из автомата, а затем убрал и девушку как нежелательного свидетеля.

В деле имелись свидетельские показания жителей дома, разбуженных пальбой и слышавших женский крик: «Коля, не стреляй! Я никому ничего не скажу!»

Было также выяснено, что Бартенев и Гусева оказались знакомы, она жила в том же доме и работала воспитательницей в группе продленного дня.

Дотошные оперативники просеяли грунт в том месте, где лежал труп девушки. На глубине тридцати сантиметров они обнаружили пули от автомата Калашникова. Жертва была расстреляна в упор. Об этом свидетельствовали заключения трассологов и медицинских экспертов.

В тот же день был допрошен и Бартенев.

Турецкий внимательно вчитался в протокол допроса, в котором Бартенев все отрицал.

– Признаете ли вы себя виновным в убийстве Павла Незнамова и Татьяны Гусевой?

– Нет, я никого не убивал. И вы вообще не имеете права меня допрашивать. У меня депутатский иммунитет.

– Перед законом все равны. И если вы совершили преступление, то будете отвечать за свои деяния.

– Только не надо меня пугать!

– Вас никто не пугает. Расскажите, где были вчера ночью?

– Дома. Спал и видел сны.

– Кто сможет это подтвердить?

– Никто, я холост и живу один.

– А вот жители вашего дома, во дворе которого произошли убийства, утверждают, что слышали женский голос, умолявший убийцу: «Коля, не стреляй! Я никому не скажу!»

– Разве я один на свете Николай? Таких имен пруд пруди.

– Но все свидетели утверждают, что именно вы повздорили с группой молодых людей.

– Повздорили и разошлись. Тому тоже имеются свидетели. Ищите орудие убийства, пальцевые отпечатки, или что там у вас положено. А пока я отказываюсь отвечать на ваши провокационные вопросы.

И далее все в том же духе. Вопросы – ответы. Следователь ходил вокруг, а подозреваемый ссылался на свой депутатский мандат. Мол, он не для того принимает в Госдуме законы, чтобы их нарушали.

Турецкий, прочитав эту муру, ухмыльнулся и принялся изучать протокол повторного допроса, сделанного несколькими днями позже.

Следователь по-прежнему вел себя тактично и нерешительно, понимая, что имеет дело с важной шишкой.

– Николай Николаевич, вы ничего нового не вспомнили о той ночи?

– Нет.

– А вот Сергей Петрухин, бывший в одной компании с Незнамовым и Гусевой, утверждает, что видел вас на месте преступления. Он вышел вместе с жертвами из подъезда дома, но, поскольку жил в другой стороне, простился с ними и ушел. Минут через пять, услышав стрельбу, вернулся и увидел вас, уходящего в свой подъезд. На вас, по его описанию, были светло-серая куртка и темные брюки. В этой же одежде вы сидите передо мной сейчас. Что вы на это скажете?

– Я так понимаю, что в Москве только у одного меня одежда – серая с темным?

– Нет, но…

Словом, никаких железных улик у следователя не было. Да и следователь, мягко выражаясь, подкачал. Вместо проведения опознания и очной ставки между Первухиным и Бартеневым он кудахтал как мокрая курица.

Следователь, в конце концов, заявил:

– Я, господин Бартенев, закон нарушать не буду, но добьюсь у депутатов Госдумы лишения вашей персоны неприкосновенности.

– Добивайтесь. Это ваша проблема.

Полгода уже прошло, а следствие с места не сдвинулось. А вот месть Бартенева догнала.

Турецкий отодвинул дело, ему было почти все ясно. Бартенев, конечно, понимал, что ему отомстят родственники убитых, да и правоохранительные органы не оставят в покое, поэтому и решил поскорее уехать из страны, предварительно продав недвижимость.

Но кто мог наверняка знать, что Бартенев прилетел из Англии? Кто организовал убийство? И кто его совершил?

Ответы на эти вопросы теперь и предстояло найти Турецкому. Можно было со спокойной совестью написать Меркулову рапорт, что убийство было совершено не по политическим мотивам, а на почве неприязненных отношений.

Турецкий взглянул на часы, было уже без четверти восемь вечера. Поспеть на дачу Пыхтина он уже никак бы не смог.