Текст книги "Умная пуля"

Глава 4
Хождение по лабиринту

Александр Курбатов после недолгих катаний по Мытищам наконец обнаружил голубое здание без окон и дверей. Это и был НИИ автоматики и приборостроения. На проходную за ним спустился молодой человек и проводил в приемную генерального директора. Указал на мягкий диван коричневой кожи. Сам же уселся на место секретаря и углубился в бумаги. Курбатов, невольно вынужденный рассматривать его рабочее место, несколько удивился некоторым деталям. Календарь с влюбленными зайчиками, зеркало, предназначенное явно не для посетителей, пузырек с жидкостью для снятия лака, стоявший рядом с клеем и емкостью с белой затиркой, предполагали два варианта: либо секретарша временно отсутствует, либо с молодым человеком что-то не так.

Ждать директор заставил недолго. Раздался звонок, и секретарь, встав, открыл дверь и произнес:

– Прошу. Входите.

Курбатова слегка коробили эти манеры. Выросший среди всяческого рода условностей, он рано пришел к убеждению, что хорошие манеры и правила поведения не более чем разновидность обыкновенной глупости. Человек не может надеть со смокингом кроссовки, потому что становится смешон. Пусть надевает, если ему комфортно. А насмешников остается лишь пожалеть, как рабов мимолетных взглядов. Он принципиально не носил галстук. Этот «хомут на шею» не имел абсолютно никакого функционального назначения.

Вот и сейчас дверь мог бы открыть сам. Слава богу, не инвалид. Вошел, представился. Навстречу ему поднялся ничем не выдающийся мужчина лет пятидесяти с аккуратным пробором от низкого лба. Он мягко произнес:

– Профессор Чабанов Виталий Игоревич. Бывший заместитель Марка Борисовича, вечная ему память. Какой был человечище! Нам не чета! Сейчас таких нет. Измельчал народ. Впрочем, время титанов прошло. Наступила эра творческих коллективов. Когда каждый добросовестно делает свой маленький кусочек, и все вместе моделируют одного гения. Ну что это я о науке расфилософствовался? Рад оказать посильную помощь следствию. Вот, отложил важное совещание. Давайте начнем с конкретных вопросов?

– Расследованием убийства столь серьезного человека занимается Генеральная прокуратура. Мне поручено изучить производственную и научную стороны деятельности Марка Борисовича. Он ведь занимался достаточно серьезными вещами? Быть может, причины трагедии кроются где-то недалеко? Расскажите о планах, делах и прочем. Какие велись разработки? Были ли серьезные конфликты?

– Наш институт производит современную измерительную технику СВЧ-диапазона: генераторы сигналов, аттеннюаторы, фазовращатели, измерители напряженности поля, приборы для линейно-угловых измерений и дозаторы жидких и сыпучих веществ, конверсионные товары, но это не главное. Основное во втором, закрытом управлении. Там ведутся разработки системы наведения бомб и ракет. И если Штаты нас превосходят в технологиях, то по идеям мы идем на несколько лет впереди.

– Вы можете назвать приоритетные разработки, в которых принимал непосредственное участие Марк Борисович? – задал вопрос Курбатов.

– Я дам распоряжение. Вам подготовят список направлений и руководителей. Извините, рад бы сам, но в ближайшее время предстоит принять столько дел, вникнуть в темы. Пока сверху не пришлют нового руководителя, иногда годы приходится тянуть воз вридам. Да если и назначат, то неизвестно кого. И, как назло, секретарша в отпуск умотала. Как вы думаете, она также переходит к новому шефу по наследству или надо подыскивать на свой вкус?

– Знаете, не в обиду будь сказано, все руководители одинаково заблуждаются, считая, что именно они выбирают секретарей. Все обстоит как раз наоборот. Ну, в этом вам предстоит скоро убедиться на собственном опыте. Ладно. Она была в курсе всех дел? – спросил Курбатов.

– С такой фигурой? Не смешите. Шучу. У меня другие правила. Жалко девчонку, но придется ей переменить профиль работы. Слишком она отвлекает от дела. Мне как принципиальному семьянину вообще претит аморальное поведение. Кстати, пообщайтесь с бывшим секретарем парткома. Кажется, уже были сигналы в министерство. Мир, как понимаете, не без добрых людей, дерьма всякого хватает. Знаю, что предшественник Марка Борисовича на женском деле погорел. В советское время за это давно бы выперли. Сколько на моей памяти светлых голов послетало! Но я далек от этого. В тонкостях не разбираюсь. Мне для дела нужен презентабельный и обязательно умненький мальчик, чтоб был в курсе всех событий.

– Вы говорите, у него были анонимные недоброжелатели? – уточнил Курбатов. – А причины?

– Знаете, наш институт до восьмидесятого был военным. И все начальники отделов, лабораторий, старшие научные сотрудники, младшие научные сотрудники тоже. Однако, когда полковник Марк Борисович Жбановский блестяще защитил докторскую и стал ведущим специалистом в области автономных систем наведения тактических ракет, ситуация несколько изменилась. Не поймите меня неправильно. Я очень уважал его авторитет как ученого. И просто человека. Кстати, при исследованиях разделяющихся самонаводящихся ядерных боеголовок он получил три смертельные дозы. Все, кто с ним работал, умерли, и никто не помнит даже имен, а Марк Борисович только облетел. Ни одного волоска на всем теле… Несколько отвлекся. Кого назначать начальником института вопрос не стоял. Он официально был утвержден приказом. Была другая проблема. Наверху решили, что у него не совсем чисто с шестым пунктом. К диссидентам – профессорам и даже академикам – как-то привыкли. А вот генерала от науки с таким именем иметь было опасно. В любой момент может устроить политический кризис. Кто его знает, что у него на уме? Поэтому в восьмидесятом институт был переведен в статус гражданского закрытого… Многие офицеры – элита, костяк, мозговой генофонд – ушли в войска. Другая часть не смогла расстаться с наукой, любимым делом, в том числе и ваш покорный слуга, и осталась в качестве гражданского персонала. Ну и некоторые затаили обиду за сломанную карьеру. А у Жбановского генеральский китель уже был сшит и до сих пор хранится в шкафу. Психика потрясения не вынесла. Он несколько месяцев провалялся у Кащенко. Слава богу, закончилось все удачно, но время от времени странности и чудачества проявлялись… Знаете, мне действительно некогда. Мы еще увидимся, а сейчас для ввода в дело я дам вам толкового человека, который и поможет вникнуть во все проблемы. Как ученый, я понимаю, любая версия имеет право на существование, пока не доказана ее абсурдность, – закончил речь профессор.

Чабанов встал. Подошел к столу и нажал кнопку. Немедленно открылась дверь. Возникла неуклюжая, заплывшая жиром фигура с блестящей головой. Огромные хохляцкие усы делали ее очень похожей на моржа. Курбатов хотел было спросить, не специально ли ему подобрали напарника по весу, но решил промолчать.

– Гончаренко, вот товарищ из прокуратуры, – распорядился Чабанов. – Проведешь его по второму управлению, лаборатории пятнадцатая, семнадцатая, тридцать вторая, ну, пожалуй, одиннадцатая. Больше у нас засекреченных разработок нет.

Гончаренко повел Курбатова по переходам и лабиринтам. Шли довольно долго. Саша представил, что его на экскурсию ведет живой морж, и, несколько повеселев, задал вопрос:

– Гончаренко, а что вы думаете относительно причин убийства?

– Вопрос не по зарплате, – ответил «морж».

– Ну что ж, а как насчет секретарши?

– Она, конечно, мозги может любому расплавить, но вся искусственная. Предпочитаю натуральных.

– Это как? – заинтересовался характеристикой Курбатов.

– Чтоб было за что подержаться. Эффектная блондинка с синими глазами и золотистой кожей, а на деле: краска, цветные линзы и солярий, – пояснил Гончаренко.

Подошли к двери без опознавательных табличек. Гончаренко произнес:

– Вот. Лаборатория номер пятнадцать.

Из-за двери раздавались звуки. Гончаренко постучал. Никакой реакции. Тогда он принялся колотить в нее кулаком. Шум смолк. Через некоторое время «морж» еще раз тихо стукнул костяшкой пальца по металлической ручке. Дверь немедленно открылась. Курбатов невольно опустил голову. Появился небольшого роста коренастый крепыш. Он радостно оглядел двоих плотных мужчин. Для определения наличия паров этилового спирта не требовалось глубоко втягивать воздух. Достаточно было не страдать гайморитом. Гончаренко, показывая рукой, представил:

– Семеонов Эдуард Робертович. Начальник пятнадцатой лаборатории.

– Курбатов Александр Михайлович, старший следователь Генеральной прокуратуры. У меня к вам несколько вопросов.

После чего начальник вышел. Дверь за ним захлопнулась. Он вынул из кармана ключи и открыл соседнюю, приглашая войти. Александр и Гончаренко устроились в креслах. Неожиданно «морж» начал первым:

– Виталий Игоревич отзывался исключительно хорошо относительно ваших человеческих качеств и называл в числе наиболее перспективных ученых.

– Чабанов? – искренне удивился Семеонов.

Курбатов заметил на лице начальника лаборатории некоторое замешательство. Он кашлянул и произнес, обращаясь к своему провожатому:

– Простите, в связи с таким понятием, как тайна исповеди, прошу оставить нас наедине.

– А в связи с понятием государственная тайна я не могу позволить вам такую роскошь, – неожиданно твердо ответил «морж».

Вмешался в разговор Семеонов:

– Знаете, Гончаренко, я давал подписку. И я несу персональную ответственность перед государством, и прежде всего, своей совестью. А встречаться наедине я могу с кем угодно. Александр Михайлович, может, попьем пивка вечерком?

– А вам разрешено без него? – кивнул с улыбкой в сторону надувшегося толстяка Курбатов.

– Без него я даже с родной женой не имею права! – в тон ему подтвердил Семеонов.

Гончаренко поднялся, насупился и вышел. Начлаб немедленно оживился:

– Простите за наши, так сказать, местечковые разборки.

– Не боитесь, что доложит вышестоящему начальству?

– Нет, – ответил ученый, – мне нечего опасаться. Как вы слышали, я выдающийся исследователь. Конечно, несколько неловко за столь лестную оценку, но сказать ничего хорошего о Чабанове как ученом не могу.

– А что он за человек? – спросил Курбатов.

– Обыкновенный. Не знаю. Мы близко не контактировали. Может, как человек он и неплохой.

– А Жбановский? – перевел разговор Курбатов.

– Противоречивая была личность. Но, как и все гении, имевшая на это право, – произнес Эдуард Робертович.

– Убийство могло быть каким-нибудь боком связано с тематикой вашей работы?

– Теоретически – да. Но не в большей корреляции, чем пожар на Останкинской башне. Тема у нас действительно закрытая, но, честно говоря, пустячная и никому не нужная. Это даже хорошо, что не могу распространяться о ней, иначе было бы очень стыдно. Я думаю, ее засекретили, чтобы никто не узнал, какие деньги ухнули на безделушку. Жбановский нами даже не интересовался. А по поводу новых разработок, кроме секретаря, никто не сможет вам помочь.

– В вашем определении невольно проскакивает уважение. Обычно таких называют секретаршами.

– Секретаршами называют не таких. Поверьте, есть отличие помощника руководителя от обыкновенной секретутки. Впрочем, я думаю, вы еще измените свое мнение.

Обиженный «морж» вновь потащил Александра по лабиринтам в противоположное крыло. Остановились у очередной двери. Она, естественно, также была заперта. Однако открыли после первого стука. Гончаренко, не желая еще раз подвергнуться гонению, только за–глянул и остался в коридоре.

Курбатов вошел. Окинул взглядом помещение. Столы, компьютеры, бумаги, шкафы с литературой. Открывший продолжал стоять у двери, ожидая дальнейших указаний. Трое сидели за абсолютно чистым столом и смотрели азартно горящими глазами на внезапно возникшее препятствие. Курбатов удовлетворенно отметил прямоугольник колоды карт, выпиравший в районе кармана одного из сидевших. После чего произнес:

– Мне нужно пообщаться с начальником лаборатории.

Поднялся кавказского вида мужчина с тоненькими усиками над губой и произнес:

– Гигишвили Шота Виссарионыч.

– Я следователь Генпрокуратуры. Занимаюсь делом Марка Борисовича. Можем мы поговорить наедине? – спросил Курбатов. И, видя некоторое замешательство кавказца, добавил: – Если, конечно, вы не ловите мизер.

Его слова произвели эффект фокусника, доставшего из цилиндра слона.

– Дарагой, скажи, как догадался? – удивился нач–лаб.

– Нэ забывайте, где и кем я работаю. Нас учат читать мысли по морщинкам у глаз.

Исследователи быстро разложили карты. У Гигишвили действительно был мизер. С дыркой, но не ловился. Радостный начальник станцевал «лезгинку» и вы–гнал подчиненных курить. Курбатов спросил:

– Могли исследования вашей лаборатории привлечь внимание потенциальных конкурентов?

– Нэ смэши. У них это уже давно есть. Мы занимаемся слизыванием с готового аппарата, – пояснил Гигишвили.

– Но, сделав аналог, вы можете повлиять на рынок и уменьшить их прибыль? – предположил Курбатов.

– Ничего мы им нэ сдэлаем. К тому времени, как у нас выйдет опытный образец, у них это уже настолько устареет, что будут доплачивать за утилизацию!

– К-какой же смысл всей этой работы? – Временами Курбатов начинал заикаться.

– Есть такое понятие «госзаказ». Лет пять назад нэкто очень мудрый спланировал, что нам нужна эта фыгня, и забил дэньги под тему. Теперь она никому нэ нужна, но фынансыруют лишь ее. Естественно, средства перераспределяются, а Шотик должен прикрывать своим волосатым задом весь институт! – Гигишвили завелся. И зря, Курбатов уже потерял интерес к нему.

Очередное путешествие с «моржом» основательно утомило. Курбатов почувствовал легкую одышку. Но внезапно сопровождающий остановился, молчаливо давая понять, что наконец добрались. Сначала Александр обрадовался, затем, внимательно осмотревшись, удивился и, наконец, гневно приблизился вплотную к Гончаренко и спросил:

– Мы к-куда пришли?

– Лаборатория тридцать вторая, – ответил Гончаренко.

– А это? – Александр указал на соседнюю дверь.

– Это пятнадцатая, – пояснил «морж».

– Так какого же х..?! – взорвался вспотевший следователь.

– Было сказано: пятнадцатая, семнадцатая, тридцать вторая…

Александр внимательно посмотрел на Гончаренко и произнес:

– А вы в этом учреждении чем занимаетесь?

– Выполняю особые поручения начальства, – прозвучал неуверенный ответ.

– А мозги мне компостировать тоже начальство поручило? – обходя его, процедил Курбатов. – Отвечай. По собственной глупости ты меня таскаешь или выполняешь приказ?

– Конечно, я сам дурак. Не подумал.

Верить ему у Курбатова оснований не было. Общение со следующим начальником лаборатории также не дало никаких результатов. Хотя почему? Отсутствие результата – тоже результат. Итак: налицо если не явное вредительство, то попытка саботажа наверняка. Чего стоит этот ластоногий помощник! Первое впечатление: ходят ребятки, держась за руки, и распевают песенки. Кто автор сценария? Естественно, ценитель мальчиков, скорбящий, но не сильно о потере любимого шефа.

«Да, господа интеллигенты, уж мне-то не знать, что внутри каждого НИИ кипят поистине бразильские сериалы? Пора менять тактику. Кто может раскрыть все подводные течения? Человек должен ничего не бояться, не обладать комплексами благородства, быть слегка обиженным. Такие попадаются в основном на кладбище, но иногда среди пенсионеров и пионеров», – рассудил Курбатов.

Александр отправился в отдел кадров. Он знал реакцию начальников на расспросы подчиненных через голову. Поэтому постучался в обитую красным дерматином дверь с золотой рельефной табличкой. Кабинет начальника отдела неприятно поразил роскошью обстановки. Дорогая ореховая мебель, кожаные глубокие кресла, жалюзи, кондиционер, жидкокристаллический монитор, плазменный телевизор. За огромным обтекаемым угловым столом, удачно вписываясь в интерьер, сидел внушительного вида мужчина. Для полной гармонии не хватало лозунга: «Кадры решают все!»

Курбатов отметил заторможенную реакцию либо отработанный рефлекс. Начальник оторвал голову от бумаг через секунду после того, как Александр вошел. Причем, судя по лицу, интересного в них не было ничего. Когда, желая удостовериться в догадке, он сделал шаг к столу, лист был немедленно перевернут чистой стороной вверх.

Сквозь огромные роговые очки хозяин кабинета смерил вошедшего взглядом апостола Петра, решающего: пропустить – не пропустить. Курбатов умел сбивать с таких спесь, ибо знал, как при произношении волшебного слова «прокуратура» происходят метаморфозы и не с такими личностями. Он слегка кивнул и представился:

– Генеральная прокуратура. Следователь по особо важным делам Курбатов.

Надменный начальник сразу куда-то испарился. Вместо него возник гостеприимный хозяин. Выскочив из-за стола, стал жать руку и предлагать свои услуги. Осторожно поинтересовался ходом следствия.

– Знаете, мы отрабатываем несколько версий, – начал Курбатов, – поэтому необходима ваша помощь вот в каком плане. Поручите кому-нибудь составить для меня план последних, скажем за год, назначений, понижений и прочих перемещений. И второе: хотелось бы посмотреть личные дела всех уволенных за последний год.

– И все? – обрадовался начальник.

– А вы можете больше? – заинтересовался Курбатов.

– Кадры могут все, – был брошен лозунг.

– Тогда чемоданчик с долларами и самолет… – высказал пожелание Александр.

Когда на следующий день Курбатов сидел в выделенном ему кабинете, раздался мелодичный звук, и возникло явление, весьма приятное глазу. В ручке нежное создание сжимало тяжелый «дипломат». Бедняжку даже слегка перекосило. Явно не понимая смысла заученной фразы и от этого сильно смущаясь, девушка положила «дипломат» на стол и произнесла:

– Ваш самолет… Так просили передать.

На «дипломате» с надписью: «Осторожно, баксы» появилась модель СУ-27.

– Передайте от меня огромную благодарность за проделанную работу и горькое сожаление по поводу недооценки возможностей. Честное слово, если бы знал, то заказал бы совершенно другое.

Видя растерянное лицо девушки, пытавшейся запомнить фразу, смысл которой уже ускользнул от него самого, Курбатов рассмеялся и просто со всей открытостью объяснил:

– Это я пошутил вчера: самолет и «дипломат» с баксами. А ваш начальник кадров оказался на уровне.

– Тогда понятно, – успокоилась девушка.

– Скажите, а если я попрошу его выделить мне вас в качестве помощницы, вы не сильно будете протестовать?

– Ну, в общем, нет, – ответила она, заливаясь румянцем.

– Идите же и передайте, что ненасытный прокурор требует человеческую жертву, – произнес следователь.

Девушка выскользнула за дверь. Курбатов, еще сияя, вскрыл «дипломат». Вынул содержимое и поморщился, увидев научный труд, который ему принесли. Явно работал целый отдел в авральном порядке. На трехстах страницах принятые и уволенные, дежурные сантехники, электрики, уборщицы, ушедшие в декрет и совмещавшие должности на период отпуска, и так далее. Напрашивалось два вывода: либо опять перестарались, либо явное желание загрузить следствие. Нет. Этим займется ангелочек.

А вот и она с несколькими делами под мышкой. Девушка произнесла:

– Александр Михайлович разрешили! А это дела уволенных.

– Как вас зовут?

– Татьяной.

– Танюш, вот этот талмуд мне явно не зубам. Сделайте, пожалуйста, выборку по серьезным перемещениям, без всяческих декретов. Да, и еще один вопросик. Секретарша, что вы о ней можете сказать?

– Без нее становится скучно. Она такая веселая. Ее все любят, и вообще такое ощущение, что у нее нет проблем совсем. Я очень удивлюсь, если у нее окажутся недоброжелатели или враги. А уж поклонников толпы.

– А у вас?

– Я серая мышь!

– Убейте того, кто внушил вам такую глупость! – посоветовал Курбатов, раскрывая дело.

«Краснов Иван Иванович, 1945 г. р. – полковник, заместитель по политической части института. В 1980 г. уволен по сокращению кадров. В 1980 г. принят на работу в должности начальника клуба с сохранением должностного оклада. В 2002 г. уволен по достижении пенсионного возраста».

«Чернов Исакий Исаевич, 1946 г. р. – полковник, секретарь парткома. В 1980 г. уволен по сокращению кадров. В 1980 г. принят на работу в должности секретаря парткома с сохранением должностного оклада. В 1991-м в связи с прекращением деятельности КПСС переведен на должность заместителя генерального директора по воспитательной работе. В 2002-м уволен по достижении пенсионного возраста».

Остальные интереса не вызвали. Разве вот этого следует проработать: «Кормушкин Сергей Степанович, мнс, снс, начальник лаборатории, зам начальника отдела. Кандидат технических наук, изобретения, научные труды, награды. Допуск к материалам „особой важности“. Уволен в 2003 г. по собственному желанию». В заявлении ни тени обиды, но и причин, побудивших успешного с виду ученого, которому загранпаспорт светит не раньше чем через пятнадцать лет, пойти на этот поступок. Хотя сейчас и на Родине мозги могут неплохо устроиться. Надо проверить.

– Танечка, прервитесь на секундочку, – попросил Александр. – Что вы можете сказать о Кормушкине? Где он сейчас?

– В Штатах.

– Как? Ведь режим секретности еще никто не отменял.

– Поехал к родственникам в Тбилиси. Сел на самолет и улетел в Лос-Анджелес, – объяснила простую схему Татьяна.

– А Чернов, Краснов?

– Были такие два старичка. Они всегда вместе ходили. Над ними любили поиздеваться. Однажды на Новый год в юмористической газете их изобразили с одним туловищем и о двух головах! Хотя, говорят, в старые времена обладали очень большой властью. Их держали скорей из жалости, чем за какие-то заслуги. Там есть адреса.

Курбатов решил навестить сначала секретаря парткома, проживавшего в соседнем доме, впрочем, как и бывший замполит. Но секретарь жил на третьем этаже, а замполит на шестом.

Курбатов любил мысленно рисовать обстановку по характеристике хозяина. Иногда совпадения получались даже в мелочах. Это волновало. Если не получалось, то забывал через секунду.

Вот и сейчас представил почему-то кабинет, увешанный портретами вождей, картинами полководцев, красными знаменами, которые на майские и ноябрьские митинги снимаются со стен и разукрашивают в праздничные цвета серые колонны несчастных людей, у которых отняли страну, идеалы, сбережения и веру в источники существования. Как, в принципе, была бы страшна эта толпа, если бы она просто молча шла, не расцвеченная флагами и счастливыми физиономиями различного рода предводителей.

Открывший дверь пожилой мужчина был слишком гладкокож для своих лет.

– Чернов Иван Иванович?

– Да, – с готовностью ответил пенсионер.

– Добрый день. Вы в курсе того, что случилось с академиком Жбановским?

– Да, конечно.

– Я следователь Генеральной прокуратуры Курбатов. Разрешите задать несколько вопросов?

– Да, конечно.

– Вам по долгу службы ведь приходилось разбирать жалобы, анонимки и прочее?

– Да, конечно. Следили за моральным обликом коммунистов, и такого безобразия не было.

– Вот в отношении Марка Борисовича бывали, говорят, сигналы? – спросил Курбатов.

– Кто говорит?

– А вы кого-то боитесь?

– Нет, конечно, – ответил любимым словом пенсионер. – Просто любопытно.

– Профессор Чабанов, – объяснил свою осведомленность Курбатов.

– Тогда понятно, – успокоился бывший партработник. – Ну, вообще-то Жбановский как руководитель был достаточно жесткий, недовольные были. Но открытых выступлений не случалось. А анонимки была директива ЦК КПСС не рассматривать, а проводить тайную проверку фактов и выявлять личности анонимов.

– Проводили?

– Да, конечно.

– Выявили?

– Нет, конечно. Письма были отпечатаны на машинке не нашего учреждения. Отправлены из разных почтовых отделений. Содержали практически одну и ту же информацию. Как правило, грязный поклеп и небольшой факт неподобающего поведения. Мы пришли к выводу, что автор один.

– Мы – это кто? – попросил уточнить Курбатов.

– О них, кроме меня, знал только замполит, – ответил Чернов.

– Они сохранились?

– Уничтожены, – произнес бывший секретарь парткома.

– Ну а какая часть повторялась чаще всего?

– Гадость насчет психического здоровья Жбанов–ского, пошатнувшегося после того, как ему не дали генеральских погон.

– А насколько это соответствовало истине?

– Генералом он действительно должен был стать, но не стал, а вот остальное полнейший бред.

– А что скажете насчет Виталия Игоревича Чабанова?

– Знаете, в науку мы старались не лезть. Нас больше занимали человеческие качества. Он проявил высочайшие моральные устои. Семьянин. Никогда не был замечен в аморальном поведении. Он вообще от женщин шарахался. Партийные взносы платил всегда первым.

– Ну, спасибо. До свиданья, – поблагодарил Курбатов.

Затем заодно посетил и второго. Задал ему те же вопросы. Получил почти те же ответы. «Этот человек совершенно не умеет говорить. Уму непостижимо, как он мог сделать карьеру замполита. Впрочем, бывший президент и бывший премьер, не умея разговаривать, вон какие карьеры сделали! – задумался Курбатов. – Странно, помню только голоса и интонации, а вот что они говорили? Ни одной мысли, ни одной фразы, ну разве та, избитая, которую уже тогда произносить было пошло, насчет „получилось, как всегда“.

Какой-то слишком положительный Чабанов получался. А Александру он совсем не нравился. Обычно такие правильные несчастны в браке по причине своего занудства. Желая проверить предположение, покидая жилище бывшего замполита, Курбатов произнес:

– Красивая, наверное, у него жена?

– Ничего не могу сказать. Ее никогда никто не видел.

Дверь захлопнулась. А вот это интересно. Никто и никогда – слишком интригующе. В Курбатове проснулся охотничий азарт. Он понял, что эту ночь проведет на свежем воздухе, и отправился к месту жительства Чабанова.

Пыхтя, обошел дом, в котором обитал профессор Чабанов. Вычислил его окна и, припарковав свою «Таврию», устроился, вооружившись серьезной японской оптикой. Единственным неудобством была невозможность вздремнуть. Часа через два появился объект наблюдения. В одной руке Чабанов нес «дипломат», в другой – прозрачный пакет с четырьмя-пятью килограммами зрелых бананов. Курбатов даже присвистнул от неожиданности. Он не представлял, что можно съесть больше двух штук. Ну, допустим, на спор килограмм.

Шторы не раздвигались. Стемнело. Включился свет. Разобрать, что происходит, не было никакой возможности. Александр начал позевывать. Еще мгновение – его сморил бы здоровый сон человека с чистой совестью.

Вдруг штора отодвинулась. К окну подошел обнаженный до пояса профессор и уставился вдаль. Курбатов, пытаясь заглянуть в глубь комнаты, начал перестраивать фокус. Неожиданно волосатая обезьянья рука легла на плечо Чабанова и, резко дернув, заволокла в глубь комнаты. Наблюдатель не успел определить породу примата, но сомнений в гигантской силе не оставалось.

Наутро Курбатов заскочил в управление. Турецкий беседовал с Рюриком. Александр, воспользовавшись тем, что собеседники смолкли, с ходу задал вопрос:

– А где Володька?

– Исчез. Рюрик сейчас пойдет по его следу. А у тебя как дела?

– Так, копаю помаленьку. Пока топчусь на месте. Знаете, нужна «наружка» с хорошей аппаратурой.

– Есть идеи? – заинтересовался Турецкий.

– Да. Надо выяснить, кто живет в квартире с профессором Чабановым.

– Чует мое сердце, что готовишь ты нам сюрприз, – произнес Турецкий, прищуривая глаза.

– Вам, Александр Борисович, персональный. Сначала можно вопрос? Как вы относитесь к красивым женщинам двадцати восьми лет?

– Эх, молодежь, молодежь! Я в твои годы…

– Это, знаете, анекдот: «Я понял, что люблю только ровесниц. Со страхом жду старости». – Курбатов засмеялся.

– Так, а у тебя что, проблемы?

– У меня проблемы. Между прочим, не столько касаемо общения, сколько отношения к авиации. Я ведь совсем недавно подвергся такому стрессу!

– Ну это страшный комплекс! – произнес начальник.

– Не ловите меня на «слабо». Знаете, как летят из Владика в Москву японцы? – спросил Курбатов.

– Дай представлю. Неужели в кимоно и с ножами для харакири наготове? – произнес Турецкий.

– Хуже. Раком. Становятся у окошка с расширенными глазами и стоят все восемь часов. Они не могут осознать, что все это земля, земля, земля. Причем не какая-нибудь пустыня, скалы, джунгли. А пригодная для комфортного проживания, богатая неисчерпаемыми ископаемыми. Дозаправку делали в Красноярске, так половина разбежалась, думая, что долетели. Насилу повылавливали. А населения на их жалких островках сто миллионов! Против наших ста пятидесяти!… Да, о деле. Секретарша Жбановского, слухи о которой просто невероятны, через два часа после убийства вылетела в город Сочи. Необходимо срочно взять показания. Я не могу, надо весь институт перепахать.

– Ты аккуратней там. Плуг не затупи, – вставил Елагин.

– А будешь возникать, с собой возьму и отдам на растерзание, – произнес Курбатов. – Так что? Тряхнете стариной?

– Может, Рюрика заслать? – задумался Турецкий. – Полетишь?

– Смотрите, как напрягся! – засмеялся Курбатов. – Ему сейчас плохо станет. Боится он красивых. А они это чувствуют, и начинается такое… страшно становится за Елагина. Опять же, пока след свежий, надо пускать по нему.

– Уговорил. Так и быть, Сочи я беру на себя. Ты рой свой институт, Рюрик постарается найти Володьку. У него неплохо получается. Вот адрес. Где Малая Бронная, объяснять не надо? – оборачиваясь к Елагину, спросил Турецкий, несильно огорчившись необходимости слетать на море.

– Это вся информация, которую мне удалось по ней накопать, – произнес Курбатов, протягивая два исписанных листка бумаги. – Ох, завидую я вам!