Текст книги "Умная пуля"

Глава 5
Провокация

– Клавочка, – произнес Меркулов, – пригласи-ка ко мне Казанского.

Через несколько минут начальник Следственного управления был в кабинете. Он не мигая уставился на стол Меркулова. На нем лежал выпуск газеты «Соль жизни» с фотографией Рюрика.

– Вызывали, Константин Дмитриевич?

– Ну что, догадываешься, о чем пойдет речь?

– Нет, – ответил Казанский.

– Представляешь, внезапно открылись все подробности организации этой гнусной провокации, – устало произнес Меркулов. – Мало того что грязью облил талантливого следователя, так еще и всю Генеральную прокуратуру извалял! На ставке, значит, у продажной прессы состоишь? Уволить тебя я не могу, но жизнь отныне меняется кардинально! Распоряжение сдавать мобильный в здании прокуратуры относится и к тебе. Любая отлучка с рабочего места – только с моего личного разрешения. Кстати, где твой личный шофер?.. Молчишь? Я и так знаю. Супругу по магазинам раскатывает. Чтоб сидел в шоферской! Отлучится без моего разрешения – вылетит в две секунды! Прямой городской телефон убираю. Отныне будешь общаться через коммутатор…

Когда через полчаса Казанский покинул кабинет Меркулова, Клавдия его не узнала. Начальник Следственного управления постарел лет на пятнадцать. Он попросил у нее валидол и, с удивлением посмотрев на большую таблетку, кинул ее в рот и запил водой…

Турецкий оглядел помощников и торжественно произнес:

– Сегодня приступаем к операции под кодовым названием «Пиво для Ямпишева». Как прошла подготовка?

– Квартира над профессорской в нашем полном распоряжении. Все почтовые ящики подъезда были завалены рекламными плакатами с указаниями полезных служб, – начал доклад Курбатов. – Сам, между прочим, печатал. Наружка доложила, что Чабанов забрал листовку из своего ящика. Мало того, заинтересовавшись, открыл соседний, не запертый, и вынул из него тоже.

– Рюрик, как твои успехи? – улыбнувшись, спросил Турецкий.

– Я в такое заведение ходил в первый и последний раз! – ответил Елагин.

– Что такое? Ты не пользовался успехом? – засмеялся Курбатов.

– Сашок, а вид у тебя какой-то неважный, – пришел на выручку Турецкий. – Похоже ты как раз пользовался успехом шикарной женщины, мелькнувшей за рулем фиолетового автомобиля.

– Борисыч, – устало вздохнул Курбатов. – Она превратила мою жизнь в какой-то кошмар. Набрасывается среди ночи и терзает до утра. Устал от нее, сил нет.

– Так подари ее мне! – предложил Поремский.

– Знаешь, Володя, ты будешь смеяться, но я об этом уже думал. Вот только, к сожалению, как дальше жить без нее, не представляю, – вполне серьезно вздохнул Курбатов.

– Ладно, мы уходим от плана операции, – произнес Турецкий.

– В общем, есть один молодой человек, – продолжил Рюрик. – Считается, что «роковой мужчина». Из-за него, между прочим, попытки суицида бывали. В назначенное время он будет на месте.

Курбатов открыл на кухне кран и начал поливать пол. Прошло полчаса. Тур выскочил из квартиры и понесся звонить в дверь квартиры над ним. Ответом было молчание. Поднялся выше. У соседей было сухо. Тогда он спустился обратно. Влетел в свою квартиру и начал лихорадочно набирать номер рабочего телефона своего сожителя. Неожиданно его взгляд упал на появившуюся, пока бегал по этажам, бумажку «Куда звонить в экстренных случаях?». Он набрал номер. Ответивший пьяный слесарь с трудом подбирал слова. Злой Тур буквально прокричал:

– Соседи сверху заливают, а дома никого нет!

– Ждите, – прозвучал ответ, – уже выехали.

– Как выехали? – возмутился художник. – Вы даже адреса не спросили!

– Соседи с четвертого этажа сообщили, что прибегал молодой человек со второго.

Тур положил трубку. Через несколько минут раздался звонок в дверь. Виктор настороженно спросил:

– Кто?

– Сантехника вызывали?

Приоткрыл дверь. На пороге, сияя розовыми щечками, стоял голубоглазый молодой человек. На нем была практически новая униформа, элегантно обтягивающая фигуру. Невольно залюбовавшись, Тур пропустил его в квартиру. Сантехник произнес:

– Это наша вина. Мы летом проверяем повышенным давлением системы отопления. Обычно предупреждаем жильцов, чтоб находились дома и сообщали о протечках. А на этот раз вышла оплошность. В квартире над вами трубу разорвало. Мы уже перекрыли ее. Видите, не капает. Я здесь как представитель страховой компании, лишь для составления протокола о причиненном ущербе. Затем ответственный квартиросъемщик сможет зайти в бухгалтерию и получить компенсацию, либо по его желанию наша бригада проведет ремонт.

– Проходите сюда. Вот, смотрите, пострадала одна кухня, – произнес Тур, напряженно внюхиваясь.

– Потолок, стены, мебель цела, электрооборудование не пострадало, – пробормотал парень, помечая. – Все, спасибо. Вот ваш экземпляр. Это мой. Черкните подпись. Пока, приятно было иметь с вами дело.

– Молодой человек, у меня странное ощущение, что мы с вами уже встречались. Один вопрос можно? – напрягся Тур. – Вы в каком клубе обычно проводите вечера?

В двери неожиданно появился неопрятный толстый мужлан, не помещающийся в такой же зеленый комбинезон. Он недовольно произнес:

– Ну скоро? У нас еще два вызова.

Приятный молодой человек, вынув визитку, обронил ее и, опустив глаза, тихо произнес:

– «Голубое сияние». Позвоните после пяти.

От наблюдательного Тура не ускользнул неприязненный взгляд толстяка. Он пропустил красавчика мимо себя и грубо закрыл дверь. Затем оба сели в автофургон и уехали.

Тур, наклонившись, поднял визитку. Она имела голубой цвет и запах тонких духов. Художник почувствовал, что в его жизни наступают некоторые перемены.

Фургон остановился за углом. «Сантехник» вышел уже переодевшимся. К нему подошел Турецкий и произнес:

– Ну как?

– Какие могут быть вопросы? Вам не понять, но передо мной ему не устоять, как вам перед вульгарной блондинкой! – ответил юноша, рассматривая ногти.

– Хорошо, – произнес Турецкий, – сейчас вас отвезут в ваш клуб, но запомните: с семнадцати до двадцати разговаривайте о чем угодно, но разговаривайте.

Тур в последнее время страдал от вынужденного одиночества. Раньше он мечтал о минутах, когда его оставляли в покое и появлялась возможность творить. Сейчас же вдохновение его покинуло. Загнанный в ловушку, не знавший, как из нее выбраться, он целыми днями просиживал перед чистым холстом.

Ему хотелось нанести на него состояние опустошенности своей души. Но чем больше размышлял над сюжетом, тем сильней понимал, что нетронутость полотна красками как раз и есть та великая идея.

Чабанов рассказывал о пластических операциях, о возможности безбедно жить где-нибудь в Португалии, об искуснейших адвокатах. Тур все пропускал мимо. Он стал осознавать, что его ничто в этом мире не держит. Оказывается, люди не просто суетятся, заводя семьи и любовниц, рожая детей, организуя предприятия и банды, начиная бесконечные монографии и съемки сериалов, строя дачи и сажая огороды, они обрастают якорями, которые позволяют сохранять некую стабильность своего положения. Они даже не пытаются искать оправдания своего существования. Просто им нельзя умирать, пока не доделаны все дела.

Тур же был абсолютно свободен. Он ничего не был должен никому, даже женщине, его родившей. Однако небольшое приключение несколько его взбодрило. Теперь все мысли были о телефонном звонке. Тур упал в кресло и уставился на часы.

Заглянувший в кабинет профессора Чабанова симпатичный молодой человек доложил:

– Виталий Игоревич, к вам следователь Генпрокуратуры Курбатов.

– Пусть заходит.

Александр шумно вошел и с ходу произнес:

– Я только на пять минут. Попрощаться.

– Версия относительно профессиональной деятельности, надо понимать, отпадает? – обрадовался Чабанов.

– Ну, скажем, остается небольшой вопросик. Что же за документы были в том чемоданчике Марка Борисовича? Но, похоже, мы нащупали ниточку.

– Что ж, хотелось бы, чтобы справедливость восторжествовала. Буду рад помочь чем могу, – кивнул профессор.

– Ну тогда ответьте. Вы не были знакомы с семьей Жбановского?

– Несколько раз имел честь общаться с женой по телефону. Однажды видел фотографию. У нас на вечеринки по праздникам многие приходят с женами, но Марк Борисович – никогда.

– Да, знаете, как ни позвоню вам домой, все время занято. У вас есть Интернет?

– Нет, – ответил Чабанов, меняясь в лице.

– Тогда виртуальные свидания отпадают. Одно из двух: либо ваша супруга очень общительный человек, либо сломался аппарат, – быстро произнес Курбатов. – А имя Виктор Тур, конечно, ничего вам не говорит?

– Н-нет, – промямлил Чабанов. – Это кто?

– Родной племянник. Не удивлюсь, если он лежит где-нибудь в лесу с перерезанным горлом. Ну все, спасибо за помощь. В суде увидимся!

– Ч-что? – рассеянно спросил Чабанов.

– Знаете, у следователей, как и у патологоанатомов, вырабатывается свой профессионально обусловленный черный юмор. Те, прощаясь, говорят: «До встречи на столе!»

Едва Курбатов вышел, профессор бросился к телефону. Естественно, он был занят. Задумчиво послушал короткие гудки. Затем набрал номер местной линии. Через минуту у него в кабинете «морж», кивая головой, выслушивал задание…

…«Наружка» зафиксировала, как в восемнадцать пятнадцать в подъезд вошел человек плотного тело–сложения с бритой головой и моржовыми усами. Он раскрыл чемоданчик и собрал из деталей, находившихся в нем, небольшую стремянку. Встав на нее, снял крышку распределительного телефонного щитка. Подсоединил двумя «крокодилами» телефонную трубку и принялся подслушивать чужой разговор. Через полчаса он понесся в сторону института.

Чабанов выслушал эмоциональный доклад своего помощника. Отпустил его. Сам же стал, ломая руки, наматывать километры по кабинету. Подошел к столу, набрал московский номер и произнес:

– Пятьдесят второй. Жду звонка тринадцатого.

Положил трубку, неуверенно полез в карман. Вынул монетку и бросил. Поймал, но смотреть не стал, так как заверещал мобильный телефон. В этот момент он принял решение.

– Привет, Виталий Игоревич, какие срочные дела заставили вас вырвать меня из кабинета, заметьте, замминистра?

– Здравствуйте Ан… извините, Маркиз. Дело вот в чем. Дней пять назад прибежал ко мне весь взмыленный Тур. Сообщил, что его ищет прокуратура, друзья-кредиторы и киллеры. Попросил убежища.

– Так он у тебя? – удивился человек, названный Маркизом.

– Да.

– Сейчас он сидит у тебя в квартире?

– Да. И я этого опасаюсь. Каждый день доставляю ему очередную дозу наркотиков, которую беру у разных подозрительных типов. Боюсь, не выдержит парень ломки. Расколется.

– Не волнуйся. Скоро его мучениям придет конец. Мы с ног сбились. А он вот, под боком.

– Жалко парня.

– Жалко, – согласился Маркиз. – Но он сам судьбу свою выбрал.

– Можно не в моем доме? – попросил Чабанов.

– Конечно. Ключи от квартиры завтра оставишь в почтовом ящике. Когда вернешься, обнаружишь их на месте. А вашего гения увезет «скорая» прямо на кладбище…

Когда таинственный незнакомец сообщил, что больше не может продолжать беседу, Тур даже всплакнул. Четыре часа разговоров о живописи, истории, человеческих отношениях пролетели незаметно. Виктора сильно удивило бы интеллектуальное развитие сантехника, если бы тот не сообщил, что просто подрабатывает, пока учится в аспирантуре. Едва Тур успел распрощаться, как щелкнул замок и вошел Чабанов. Профессор развалился в кресле и якобы случайно положил руку на телефон. Трубка оказалась горячей.

Наступило утро. Наконец настал момент истины. Турецкий, едва профессор покинул жилище, вынул ключи из почтового ящика и открыл дверь. Вошел в квартиру. Тур спал. Александр Борисович подвинул кресло к кровати и произнес:

– Господин Тур, вставайте, а то можно проспать свою смерть.

Виктор проснулся и, испугавшись, прижал подушку к животу.

– Вы кто? – робко спросил он.

– Я тот, кого вы должны хотеть видеть сильней всего. Старший следователь Генеральной прокуратуры. И знаете? Моя фамилия включет вашу. Турецкий. Мне надо услышать все, что вы знаете об убийстве академика Жбановского.

– Во-первых, без своего адвоката я ничего рассказывать не намерен. Во-вторых, я уже все, что знал, рассказал следователю. В-третьих, подозреваю, что ваше проникновение в частное жилье не санкционировано, и прошу предъявить ордер на обыск и постановление на арест.

– Ну эти формальности мы можем оформить прямо в вашем присутствии. Вы же знаете, что стоит в наше время иметь с собой несколько чистых бланков с подписью и печатью. Но мы не станем этого делать, просто уйдем и все. Однако прежде прошу прослушать эту запись. Она поможет объяснить причины нашего визита. Дверь я, между прочим, открыл личными ключами профессора, – произнес Турецкий, бросая ключи и нажимая воспроизведение на миниатюрном магнитофоне.

Побледнев, Тур взял связку со знакомым брелком в руки и прослушал разговор Чабанова и Маркиза. Затем произнес:

– У меня нет шансов?

– Вы стоите на распутье. Три дороги: в тюрьму, в психиатрическую лечебницу, в могилу.

– Я выбираю тюрьму. Заберите меня. Я готов все рассказать. Убийство заказал…

В этот момент звякнуло стекло. Тур свалился набок с аккуратным пулевым отверстием во лбу. Турецкий бросился на пол и скатился к батарее. Однако выстрелов больше не последовало. Он выскочил из дома.

Ребята из «наружки» уже карабкались по пожарной лестнице на крышу пятиэтажки, стоявшей метрах в ста пятидесяти. Турецкий поднялся за ними. Увиденного было достаточно для того, чтобы понять, что снайпер дежурил не один час. Бычки от выкуренных сигарет были аккуратно, словно солдатики, выстроены вдоль стены. На плоской крыше лежало орудие убийства, ватный матрац и армейская плащ-накидка.

Турецкий укоризненно обвел взглядом «лучших» агентов. Они допустили явный промах в своей работе. Как бы оправдываясь, один из них произнес:

– Либо профессионал высокого ранга, либо дилетант.

На крышу взобрался Елагин. Турецкий скомандовал:

– Всем отойти подальше.

Рюрик, крадучись, проскользнул по залитому смолой рубероиду. Дошел до отброшенного люка с вскрытым замком, присел и задал вопрос:

– Кто поднимался по этому стояку?

– Я и Дмитрий, – ответил один из сыщиков.

– Кто вам попался по пути? – вновь спросил Елагин.

– Никого. Только мальчишка. Такой, лет десяти, в шортиках и с кляссером.

– Да, – подтвердил второй, – такой щупленький, в огромных очках и с альбомом для марок. Мы его еще спросили, не видел ли кого? Ответил, что нет. Ну, решили мальца не пугать. Все-таки киллер не маньяк.

Рюрик повернулся к Турецкому и произнес:

– Замок был открыт заранее отмычкой. Киллер поджидал жертву с вечера. Трижды мочился, прямо здесь, не вставая. Лишь переворачиваясь на бок. Ему ничего не мешало произвести выстрел раньше. Однако он дождался сигнала. Дальше, рост его примерно метр сорок. Вот вмятина от локтя, а здесь выбито коленями. Возраст: лет тринадцать-четырнадцать. Приклад у винтовки спилен. Прицел в самом нижнем положении. Шортики и очки с увеличенными диоптриями обычно вызывают чувство безопасности и участия, как шмыганье носом, неуклюжая сутулость и прыжки через две ступеньки. Прыгал через две?

– Да, – ошарашенно произнес Дмитрий, – я еще подумал: «Не по погоде короткие штанишки, застудится малец. И коленки посиневшие».

Турецкий внезапно ринулся к люку. Когда на уровне крыши осталась одна голова, распорядился:

– Вызывайте криминалистов. Елагин, за мной!

По дороге подхватив Поремского, вскочили в автомобиль Курбатова. Турецкий скомандовал:

– В институт.

– За профессором? – обрадовался Курбатов.

– Что-то мне подсказывает, что на поиски его тела, – ответил Турецкий.

Интуиция не подвела. Вахтерша показала, что в институте Чабанов так и не появлялся. Курбатов на мгновение задумался и произнес:

– Секундочку.

Бросился по лестнице наверх и вскоре вернулся, волоча жалкую, оплывшую пародию на моржа с лысой головой, украшенной длинными хохляцкими усами. Ткнул его легонько в район явно увеличенной печени и произнес:

– Мы все поняли и осознали. Мы желаем сотрудничать со следствием и совсем не хотим в Бутырку. Мы боимся, что там нас опустят.

«Морж» выдавил:

– Да.

– Дорогу, которой профессор ходил на работу, знаешь? – спросил Турецкий.

– Да.

– Веди, Сусанин.

«Морж» уверенно засеменил между домами. Обошел утонувшую в неухоженных зарослях котельную и ринулся было через дорогу. Однако Елагин вдруг закричал:

– Стоп машина!

Все остановились. Он пробормотал:

– Я бы спрятал здесь.

Вдоль забора между кустами сирени и кленами располагались разнокалиберные гаражи. Рюрик полез в непролазные заросли. Недовольно выбрался. Затем подошел к углу забора котельной, который огибала тропинка. Присел. Привыкшие к его методу работы следователи терпеливо ждали.

Курбатов посмотрел на часы. Уже почти два. Дашка должна была наконец проснуться. Он вынул телефон и, набрав свой домашний номер, произнес:

– Алло. Это я.

– Привет, – ответила Дашка. – Что звонишь?

– Да вот, собираюсь пригласить тебя на ужин.

– Наверное, что-то случилось? – предположила девушка. – Кто-то умер?

Рюрик поднял кверху палец.

– Ой, подожди минутку, – произнес Курбатов.

Елагин начал рассуждать вслух. А это говорило о том, что он уже все знает и лишь пытается логически объяснить то, что увидел в подсознании:

– Самое удобное место для засады здесь! Метод известен: один отвлекает, другой бьет. Следов крови нет. Значит, скорей всего оглушили. А вот здесь волокли тело. Это следы от ног. И травка примята двумя полосками.

Неожиданно после минуты молчания в трубке раздался голос:

– Ну ты где? Ты не умер? А, я догадалась! Мы идем на твои похороны!..

Курбатов раздраженно нажал отбой и произнес:

– Похоже, что в этой «ракушке»?

– На ней, – прошептал Рюрик.

– Ну-ка, – попросил Турецкий Владимира, немедленно подставившего руки замком, и взобрался на соседний гараж.

С высоты ему открылась ужасная картина. Обез–главленное тело Чабанова лежало на крыше «ракушки». Голова была аккуратно установлена на груди. Веки со вставленными спичками широко открывали казавшиеся удивленными глаза.

Позади уже стояли помощники. Снизу, пыхтя, пытался влезть любимец профессора. Турецкий одобрительно кивнул, и Поремский с Курбатовым буквально выдернули того на крышу. «Морж» встал и остолбенел. От него сильно запахло потом. Лысина посинела, как в промозглую погоду, и покрылась крупными каплями. С кончиков усов потекли тонкие струйки.

Турецкий, обращаясь к нему, заорал:

– Что ты знаешь? Быстро!

– В партиях с игрушками «Поймай рыбку» он отправлял в район Персидского залива системы наведения тактических ракет и управляемых бомб. А больше я ничего не знаю, – произнес «морж», присаживаясь на колени. – Выполнял мелкие поручения.

– Иди в кабинет, ни с кем не разговаривая, и запиши на бумаге все, что тебе когда-либо поручали! – скомандовал Турецкий.

Затем вынул телефон. Набрал знакомый номер и произнес:

– Слава, как проверка?

– В общем, так. Живет, как в том фильме, одинокая бабулька. Однако у нее то ли еще телефон есть, то ли мобильник, непонятно на кого зарегистрированный. Короче, звонка со своего аппарата она не совершала. А твоему профессору звонил неизвестный с городского автомата где-то в районе Нового Арбата.

– Под наблюдение ее брали?

– Зачем?

– Тогда вышли наряд. У меня нехорошее предчувствие. Похоже, волк следы заметает. Режет всех свидетелей.

Вскоре выяснилось, что и здесь Турецкий не заблуждался. Соседи показали, что старушка умерла сегодня утром от сердечного приступа.

Глава 6
Дебютная гастроль футболиста

Скорый поезд 238 Москва – Новороссийск отходил от Казанского вокзала в 14.38. Елена Степашкина на южном направлении работала уже шесть лет. За это время повидала много, и не было проблемы, с которой она не могла бы справиться. Это неискушенному человеку кажется, что он едет в полнейшем хаосе из вечной чехарды сходов, подсадок и бесконечных передвижений пассажиров. На самом деле все всегда под контролем. Проводница безошибочно определяла, сколько взять с человека за передачку родственникам, за какую сумму и где можно провести левого пассажира. Одному достаточно третьей полки, другому придется уступать свое место. Она видела насквозь вагонных воров, гастролирующие бригады карточных кидал, безошибочно определяла представителей всяческих комиссий и проверок.

Под Ростовом к ней неизменно подсаживался не–определенного возраста подтянутый мужчина с загорелой лысиной. Сначала она запиралась с ним в своем купе на некоторое время. Затем устраивала на свободное место в вагоне. С чувством превосходства разъясняла напарнице, как надо жить:

– У меня всегда были и муж, и любовник, и деньги!

Напарница же, напротив, была дура дурой. Ничего этого не имела никогда. Науку же постигать упорно не желала.

– Пойми, с таким отношением к жизни ты никогда не поднимешься выше разноса белья и мытья туалетов.

Но, видимо, это была ее судьба. Между тем пассажир оказывался довольно общительным. Быстро заводил знакомство. Иногда играл в карты, иногда просто рассказывал анекдоты и байки, а бывало, ложился спать и вдруг, неожиданно соскакивая, исчезал. Самое интересное, транспортная милиция ее ни разу по этому поводу не терзала. Не было случая, чтобы пассажиры, оставшиеся без крупной суммы, заявляли в органы. И было это заслугой Елены. Она с выработавшимся годами профессиональным подходом чувствовала, где едут деньги и, главное, насколько они чисты. Елена никогда бы не позволила обобрать работягу, копившего на отпуск для семьи. Но бомбануть торгаша, спекулянта, банкира казалось почти святым делом.

Впрочем, это не мешало ей быть женщиной религиозной и богобоязненной. В церковь ходила с чистой совестью, ставя Богу свечки: за здравие мужа, любовника и неплохие левые деньги.

В этот день было суждено случиться событию, за–ставившему не только полагаться на судьбу, а еще перед планированием рейса покупать футбольные газеты, внимательно изучая расписание и географию матчей.

Степашкина прохаживалась по пустому, вымытому в депо вагону. Она с наслаждением втягивала пахнущий жженым эбонитом вокзальный воздух. Сейчас начнется самое интересное. Появятся новые люди. Поедут отдыхать к морю болтливые студенты, мамаши с испорченными фигурами и нервами, вечно пытающиеся пасти своих отпрысков, бесстыдные любовники и почтившие за благо достать в сезон отпусков билет на верхнюю боковушку в плацкарте работяги.

Поэтому, когда неожиданно вагон наполнился орущими странные речевки, одетыми в одинаковую красно-белую униформу молодыми людьми, Елена растерялась. Она предприняла попытку стать грудью на пути пьяных фанатов. Но была буквально сметена стихийным потоком. Пока воевала у входной двери, красно-белые наполняли вагон через окна. Это напоминало какой-то кошмарный фильм. Она металась по проходу. Пыталась найти пассажиров с билетами, но они были у мифических старших групп, отыскать которых было невозможно.

Вскоре оказалось, что их очень много. Их было раза в три больше, чем могло поместиться в вагон. И в какой-то момент они, сами это осознав, стали на ее сторону, выталкивая своих соратников. Это был какой-то кошмар. Стоило ей отвернуться, как тут же какой-нибудь мелкий бросался на пол, под нижнюю боковую полку, и маскировался рюкзаком. Туалеты неожиданно оказались вскрытыми, и из них было выдворено по пять-шесть человек. Фанаты были везде. Они беспрерывно сновали вверх-вниз и взад-вперед. Они лезли на третьи полки, под нижние, холодильник в полу уместил троих. Провожающие смешались с отъезжающими. Все пошло кругом. Проводница начала задыхаться от сильнейшего перегарного воздуха, от криков раскалывалась голова. Вдобавок исчезла напарница. Елена попыталась ее разыскать, но тщетно. Гневно отодвинула дверь своего купе – Милетеева билась в истерике.

– Ты чего? Работать надо! – выволакивая ее, за–орала проводница.

– У меня голова болит! Я больше не могу все это выносить! – орала помощница. – Они меня всю облапали!

– Ой, господи! Блин, бабе под сорок, она девочку из себя строит! Быстро вскочила! Метлу в руки и гони их отсюда!

Степашкина схватила ее буквально в охапку и вы–швырнула в проход. Достала ключи, чтоб закрыть дверь, но неожиданно замерла. Приоткрыв дверь, вошла в купе. Резко подняла сиденье. На стопках свежевыстиранных полотенец лежал парень. Она бы могла понять, если бы он быстренько бросился наутек, если б заплакал и попытался попроситься довести его бесплатно, потому что жить без футбола не может, а денег нет. Парень просто лежал и тупо смотрел. Она схватила его за руку и потащила. Он молча сопротивлялся, но был вытолкнут из вагона под одобрительные возгласы своих же дружков. Тут же смешался с толпой и растворился в ней.

Они так интенсивно передвигались, что вскоре Елене надоело бороться с превосходящими силами противника. Махнув рукой, проводница вышла из вагона и закурила. В конце концов все образуется и утрясется. Больше, чем предъявят билетов, не проедет. А на зайца можно и милицию натравить. Однако колоброжение продолжилось и после того, как поезд тронулся. Фанаты постоянно перемещались в пространстве. Менялись местами, бегали из вагона в вагон. Они выскакивали на каждой остановке и, размахивая флагами, скандировали лозунги относительно непобедимости древнеримского гладиатора, выжирая невероятное количество водки. Бутылки катались по всему вагону.

Елена, безнадежно запершись в своем купе с напарницей и электриком состава, откупорила бутылку «Гжелки». Когда водка кончилась, проводница почувствовала себя гораздо уверенней. Она вышла в коридор и громогласно произнесла:

– Если старший с билетами не появится у меня через пятнадцать минут, в Рязани все будут сняты ОМОНом как безбилетники.

Повернулась и ушла. Вскоре раздался стук в ее дверь. Явились два громилы с бритыми головами. Один из них достал пачку билетов и бросил на стол. Степашкина, быстро оценив, что их вполовину меньше, чем пассажиров, потянулась было к проездным документам, но из пакета извлеклась бутылка водки и банка икры. Все это было взгромождено на стопку билетов.

– Я думаю, мы сможем договориться! – обаятельно улыбнувшись, произнес парламентер. – За все будет заплачено. Мы едем до Ростова.

– А как же пассажиры? – начала торговаться Елена. – Они же будут жаловаться!

– Вот их мы берем на себя, – мрачно произнес второй. – Ни одна сука пикнуть не посмеет.

– Тогда вы здесь до первой жалобы! – выдвинула условие проводница.

– Обсудим финансовую сторону. Чек, наливай. Мадам, с вас закусь.

Елена небрежно бросила банку с икрой в шкафчик и извлекла из него шмат подтаявшего сала и буханку бородинского хлеба. На югах почему-то не пекут черного. И она всегда закупала его впрок.

Когда проводница вышла в тамбур покурить с симпатичным молодым человеком, она уже относилась к этим придуркам более терпимо. Конечно, возлюбить их было невозможно, но ненавидеть тихо можно было. Догадливый Антон быстро понял, кто в доме хозяин. Он предложил хорошую сумму наедине, причем показывать ее подруге было совсем не обязательно. Елена тоже сообразила, что делиться с дурой придется по минимуму.

Но главное творилось сейчас в жизни Милетеевой. Пьяный Чек сдуру захотел женщину, но он не мог знать, что баба, годившаяся ему в матери, уже два года не видела мужика. Даже стук колес, истошные вопли болельщиков и плотно закрытая дверь не могли заглушить ритмичного скрипа, перемежаемого невероятными стонами. До самого Ростова купе так ни разу и не открылось.

Степашкина прошлась по вагону. Скучковавшиеся фанаты отчаянно спорили на футбольные темы. Некоторые, напившись до бессознательного состояния, валялись где придется. Обычные пассажиры, собравшись в конце вагона, смотрели на все затравленными глазами. Антон знал свое дело.

Около часу ночи поезд остановился на небольшой станции Мичуринец на пять минут. Несколько бодрствующих болельщиков, схватив знамена и шарфики, выскочили на перрон и начали орать:

– «Спартак» – чемпион! «Спартак» – чемпион! В России нет еще пока команды лучше «Спартака»! Московский «Спартак»! Московский «Спартак»!

Впереди, через несколько вагонов, другая группа так же орала подобные речевки. Неожиданно эта группа бросилась к стоявшему напротив них памятнику. Фанаты изобразили нечто типа пирамиды, и напоминавший движениями обезьяну человек быстро вскарабкался на постамент. Поезд тронулся. Болельщики быстро покинули перрон. Лишь оставшийся наедине с памятником продолжал возиться. Наконец он соскользнул с постамента и успел заскочить в вагон Степашкиной. Он был узнан и принят на ура.

– Зека! Ну ты ваще! Давай к нам! – восторженно вопили придурки.

На привокзальной площади, ко всеобщему восторгу, оставался памятник Ленину, одетый в футболку с надписью крупными буквами «СПАРТАК». Вокруг шеи заботливо был накручен красно-белый шарфик. На ногах красовались красные спортивные трусы.

– Ты трусы-то как одел? – недоумевали свидетели.

– Антон, видал? – орали пацаны, волоча героя с собой. – Зека с нами. Видал, что выкинул!

– Пойдем, Зека, покалякаем! – предложил Антон.

Они уединились. Заочно уже были наслышаны друг о друге. Антон налил в пластиковый стакан водки. Мовчан выпил ее одним глотком. Антон одобрительно мотнул головой и сделал то же самое. Они внимательно посмотрели в глаза друг другу и поняли, что прошли одну школу.

– Погонялово?

– Футболист.

– Слыхал. А я – Мерин.

– Боец?

На что Антон снял майку и обнажил торс. На левой стороне груди был выколот Арнольд Шварценеггер в роли Терминатора в тот момент, когда тот был наполовину человеком, но уже с торчащими металлоконструкциями. Все стало понятно. Перед Мовчаном стоял исполнитель приговоров.

Зеке не понадобилось никаких усилий для естественного вливания в группировку. Он давно был среди фанатов в большом авторитете.

– Пять лет работаю на выезде, – хвастливо за–явил паренек лет четырнадцати.

– Тебя как зовут?

– Сом.

– Не слышал, – произнес Зека. – Вот как Антона мочили в девяносто пятом, помню. В девяносто пятом был Киев!

– Да, было дело. У меня девять шрамов от блях хохлятских на голове осталось. Почти год ничего не соображал, – кивнул довольный Антон.

– Так я тогда в садик ходил, – протянул Сом.

– Да ладно, – улыбнулся Антон. – Сомик – славный боец. Мы его вперед посылаем.

– Ребят, выпить есть? – раздался тонкий голосок.

– Ты кто? – повернул голову Антон.

– Я Юлька.

– Ты где была? – поинтересовался кто-то из сидевших на полке.

– А меня Треня везет.

– Первый раз на выезде?

– Первый.

– Налейте девке! – распорядился Антон. – Юлька, а сколько тебе лет?

– Скоро тринадцать.

– Месячные есть?

– Нет еще.

– Так. Братва, Юлька – наш человек. Кто не понял? Все поняли. – Антон обратился к девочке, но так, чтоб слышали все: – Можешь не бояться, кто захочет тебя трахнуть, пускай сначала попробует меня.