Текст книги "Умная пуля"

Глава 5
Отдых по служебной необходимости

– Кость, ты никуда отъезжать не собираешься? – задал вопрос по телефону Турецкий.

– Нет, если не случится ничего экстраординарного, то собираюсь часов до десяти посидеть.

– А как посмотришь на эксплуатацию личного шофера? Мне в одну сторону, – произнес Турецкий. – До аэропорта.

– Бери, но в последний раз, – предупредил Меркулов. – Саня, сколько можно говорить, что тебе положен служебный автомобиль с персональным водителем. Потрать полдня, побегай по управлению делами, разберись и выбей. Ты что думал, мне все эти блага тоже на блюдечке принесли? Сидит там бухгалтер и подсчитывает экономию за твой счет. А с нее себе премию начисляет.

– Некогда. Вот получу передышку, еще и секретаршу выбью, – пообещал Турецкий.

– А вот в этом я тебя поддерживать не собираюсь.

– Ну тогда, если я вернусь раньше восьми, то ты его еще разочек пошли во Внуково.

– Куда летишь?

– Естественно, в Сочи, – ответил Турецкий.

Он заскочил в шоферскую. Водители резались в домино. Александр Борисович мог понять все, кроме жизни, потраченной на убийство времени. Он выхватил глазами меркуловского водителя и скомандовал:

– Филипыч, на выезд. Меня срочно во Внуково. Вернешься один, – поставил задачу Турецкий.

Не принимавший участия в игре пожилой мужчина встал и вышел, недовольно ворча:

– Совсем загонял, Борисыч. Я же знаю, что тебе свой положен. Думаешь, хорошо устроился? Филипыч туда, Филипыч сюда.

– Так ты что, работу свою не любишь? – по пути к стоянке спросил Турецкий.

– Чего это ты так решил?

– Ну не нравится тебе ездить, иди в сторожа. Вот кого никто не дергает.

– Нет, без руля мне нельзя, – констатировал водитель.

– Филипыч, а почему ты в домино никогда не играешь? – продолжил допытываться Турецкий, зная, как пустяковый разговор располагает к себе человека.

– Терпеть не могу убивать время, – последовал неожиданный ответ.

– Да? И чем же ты занимаешься, пока ждешь начальство?

– Медитирую, – объяснил Филипыч.

Турецкий зашел в управление аэропорта. Дежурный немедленно выписал ему билет на ближайший самолет. В ожидании посадки Александр Борисович развернул бумажный лист с набросанной Курбатовым информацией и набрал номер на мобильнике. В ответ прозвучало:

– Обломись! Я не я, а мой автоответчик! Если хочешь, можешь оставить сообщение. Пока-пока.

Он не стал терять время на объяснения с неведомым почтовым ящиком. А просто отключил аппарат.

Полтора часа – и в раскрывшиеся двери лайнера ударил горячий влажный воздух. Турецкий вышел. Как старых знакомых оглядел далекие вершины, окружавшие адлерскую долину. Нет. Никакой Запад не сможет сравниться с этой первозданной красотой. Цветущие магнолии, безумно чистый воздух, сумасшедшее сочетание моря и гор. Место, созданное для любви.

Стояла дообеденная жара, когда все обитатели санаториев и домов отдыха проводят время исключительно на пляже. Турецкий добрался до турбазы «Кудепста». Тоскливо посмотрел на сотни ступеней, которые предстояло штурмовать. Напротив же, на пути к пляжу, красовался корпус гостиницы «Бургас». Не колеблясь, он направился к нему. Там нашел администратора и завладел на сутки одноместным номером. Немедленно принял душ. Переоделся и направился на пляж, надеясь исключительно на свое чутье.

Разделся. Прошел по глубоко выдающемуся в море мостику. Секунду постоял на краю и бросился в море. С наслаждением уплыл за буйки. Минут через двадцать вернулся, вышел на пляж и увидел ее. Приблизился. Перед ним в шезлонге лежало совершенное тело бронзового цвета. Рядом было свободное место. Турецкий проворно сбегал за лежаком и бросил его поблизости. Лег. Почему-то в голову ничего не шло. Ему просто было хорошо вот так лежать под южным солнцем, под шум моря, крики детей и чаек и чувствовать неподалеку молоденькую женщину, как будто он с ней.

Прошло полчаса. Турецкий почувствовал, как начинает попахивать жареным мясом его тело. Неожиданно она произнесла:

– Я на отдыхе принципиально ни с кем не знакомлюсь.

– Я и не собирался, – ответил Турецкий.

– Это плохо, – прозвучало в ответ.

– Почему?

– Я подумала: «Вот лежит очень скромный человек, которому понравилось мое тело. Он перебирает в голове сотни вариантов, как познакомиться с девушкой, и не может решиться». А оказывается, все проще. Вы извращенец, получающий удовольствие от лежания рядом.

– Хотите знать правду?

– Нет. Здесь с такой фразы всегда начинается интересная ложь с одной целью: забить уши девушке.

– Ладно, не буду. На самом деле я просто в командировке на один день. И даже не могу рассчитывать пригласить вас на ужин. Через два часа улетаю в Москву.

– Как там погода?

– Как всегда. Никак.

– Ну тогда другое дело. Просто каждый козел считает, что я приехала сюда именно затем, чтобы скрашивать его старость на курорте. Три дня не разговаривала с нормальным человеком. Никогда больше одна не приеду! Представляете, я какая-то приманка для придурков. А чем вы занимаетесь?

– Задаю вопросы, – ответил Турецкий.

– Слишком загадочно, чтобы быть правдой.

– А если я скажу, что специально прилетел сюда, чтобы побеседовать с вами?

– Вы знаете мое имя?

– Да, – честно ответил Александр Борисович.

– Вы подло провели разведку? – гневно приподнялась девушка.

– Не хочется портить вам отпуск, но с Марком Борисовичем случилось несчастье, – разворачиваясь к ней, произнес Турецкий.

– Что-нибудь серьезное? – испуганно спросила она.

– На него было совершено нападение. Он скончался. Я следователь Генеральной прокуратуры Турецкий, – нарочно принизил свою должность Александр Борисович.

– Поплыли к буйкам, – предложила секретарша.

– Вы себя достаточно уверенно чувствуете? – обеспокоился Турецкий.

– Думаю, что да. Понимаете, я относилась к Марку Борисовичу с большим уважением. Он был для меня как бы учителем. Его ум, энергия, умение организовать дело просто поражали. Мне его так жаль…

Они подплыли к буйку. Девушка схватилась за него. Турецкий плавал поблизости. С берега они напоминали простую беззаботную парочку. Однако разговор шел более чем серьезный.

– Когда это произошло? – спросила она.

– Через два часа после вашего отлета. Расскажите о последнем дне. Постарайтесь вспомнить детали. Это важно.

– Ничего особенного не было. Пятница – конец недели. Марк Борисович любил такие дни за возможность заняться творческой работой. Когда я убегала, он занимался расшифровкой результатов последних испытаний по проекту «Умная пуля».

– Извините, можно узнать поподробнее, что это за «пуля не дура», – заинтересовался Турецкий.

– Так это его давняя мечта. После всплеска терроризма, когда единственным выходом стало адресное уничтожение бандитов, он ни о чем другом и думать не мог. Два года он потратил на создание нового оружия: управляемой пули. Она сама находит цель.

– И как далеко продвинулась разработка? – подплывая ближе, задал вопрос Александр Борисович.

– Были проведены испытания макета. И по-моему, с неплохими результатами, – прозвучал ответ.

– Но мы подняли весь перечень секретных научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ и не нашли ничего подобного, – недоумевая, произнес Александр.

– Он принципиально не засекречивал, чтобы можно было брать материалы на дом. Академик говорил, что знает по опыту: чем сильнее засекретить разработку, тем пристальней к ней окажется внимание потенциальных противников. Даже Чабанов не знал. В курсе работ были только я и Женя Степанов. Это, кстати, его изобретение. А Жбановский всегда выделял молодых и талантливых. Едва выслушав, хватался за идею, делал из мечты реальность.

– Значит, в чемоданчике могли быть сведения об «умной пуле»? – предположил Турецкий.

– Можете не сомневаться, – подтвердила, отталкиваясь от буйка, секретарша. – Они там были.

– Ладно, спасибо за помощь, – поблагодарил он, беря направление к берегу. – Вы когда обратно?

– Через три дня, – ответила она.

– Тогда нам придется еще раз встретиться.

– А вы улетаете сегодня?

– В семь вечера.

– А в нашем институте будете?

– Завтра с утра, – ответил Турецкий, решив, что стоит своими глазами взглянуть на чудо инженерной мысли.

– Знаете, у меня небольшая просьба. Я брала с собой видеокамеру. А кассета заклинила. Вы не могли бы прихватить ее с собой и отдать Жене Степанову. У него руки золотые. Скажете, я попросила.

В полете Турецкий задумался. Вынул камеру. Повертел. Нажал на клавишу выброса кассеты. Раздался негромкий звук работающего механизма. Крышка наполовину выехала и остановилась. Он внимательно осмотрел щель и обнаружил кусок ракушки. Вытащить его не составило большого труда. Кассета выпрыгнула. В этот момент аккумулятор разрядился и дисплей погас. Александр бросил ее в карман своей сумки. Откинул назад спинку кресла и мечтательно закрыл глаза. Девушка ему действительно понравилась. И главное – повода для повторной встречи искать было не надо.

Приехав домой, Турецкий радостно обнаружил, что жены нет дома. Она обладала странным свойством предугадывать увлечения мужа. Александр мог свободно работать в гареме падишаха, и она не проявила бы ни одной эмоции. Но стоило на горизонте появиться «той самой», срабатывало безотказное женское чутье.

Он открыл холодильник. Вытащил кастрюлю с борщом. Налил тарелку и поставил в микроволновку на две минуты. Так было быстрее, терять время в Москве было непозволительной роскошью. Набрал номер Курбатова:

– Алло, Сашок?

– Александр Борисович? Вы уже?

– Да. Слушай внимательно. Проект «Умная пуля» о чем-нибудь говорит?

– Первый раз слышу, – ответил Курбатов.

– Вот видишь. А работаешь в институте третий день. Есть основания полагать, что именно им он и занимался в день убийства. И в похищенном чемоданчике не что иное, как материалы по этой разработке.

– Чабанов даже не упомянул об этом, – ответил следователь.

– Вполне вероятно, что он и не знал. С ним осторожней. Что-то темнит. Найдешь Евгения Степанова. В курсе разработки, кроме него, была только секретарь.

– Вы ее назвали секретарь?

– Я такие вопросы по телефону не обсуждаю, – обрубил Турецкий.

– Понятно, – обрадовался за начальника Курбатов. – Что это у вас пикнуло?

– Да так, в печке борщ разогреваю.

– Сколькидневный?

– Что? По-русски спроси, – попросил Турецкий.

– Сколько дней назад сварен? – уточнил Курбатов.

– Не знаю. Вчера еще не было. А что, это важно?

– У меня дед был на Кубани. Старый казак с «георгием». Так ел борщ только на третий день. Он тогда бахчу сторожил. Бабка с пяти утра начинала колдовать. Собирала и чистила овощи, капусту, когда было, мясо. Затем несколько часов варила. А после самое главное. Заправка. Обязательно бралось старое желтое сало. Мелко рубилось, обжаривалось и высыпалось в кастрюлю. Мать так и до сих пор не смогла понять, зачем. А меня дед научил разбираться в тонкостях. Если ему случайно приносили борщ на второй или, скажем, на четвертый день, после первой ложки содержимое судка летело в канаву! Не утомил?

– Я не гурман. Поем вчерашний. Спасибо за аппетитную сказку.

Александр Борисович сел за стол и только поднес ложку к губам, как вернулась жена. Ирина устало водрузила пакеты на стол прямо перед носом Турецкого и задала извечный вопрос:

– Ты где был?

– Когда? – попытался уточнить Турецкий, понимая, что началось.

– Весь день. На службе его нет. Мобильник не отвечает. В доме нет ни пакета молока. Мне приходится переться в магазин. Тащить тяжеленные сумки.

– Ну не надо было. Я бы купил.

– От тебя дождешься. Ты, быть может, в свою командировку на неделю улетишь, а предупредить родную жену забудешь. Ну, где был? Только честно, я ведь все знаю.

– Ну если знаешь, зачем повторяться? – попытался уйти от допроса Турецкий.

– Хочу проверить твою честность, – ответила Ирина. – Я ведь по глазам вижу, что что-то неладно.

– Летал в Сочи. Беседовал со свидетелем, – честно признался опытный следователь, прекрасно понимая, что в разговоре с женщиной это далеко не лучшая линия поведения.

– Свидетель женщина? – догадалась Ирина.

– Да, – сказал Турецкий.

– Молодая?

– Двадцать семь лет. Мне в дочки годится, – попробовал доказать абсурдность обвинений Турецкий.

– Вот видишь, она в дочки годится, а ты, старый козел, никак не перебесишься? – завелась жена.

– Ирина, сколько раз тебе повторять? Не используй этого слова в любых перепалках. Ты женщина горячая. Обзовешь в очереди хама, а он окажется из бывших уголовников. А на их жаргоне это слово обозначает пассивного гомосексуалиста. Могут заставить отвечать.

Вошла Нина с надутыми губками. Ирина смолкла. Дочь произнесла:

– Папа, вечно ты на телефоне висишь. Мне должны насчет завтрашних занятий позвонить.

– Еще два звонка, и аппарат в твоем распоряжении.

Дочь ушла. Александр начал набирать номер. Не–ожиданно раздался Нинкин крик из комнаты:

– Пап, а это что за кассета?

– Это так, по работе, – беззаботно ответил Турецкий.

Ирина заинтересованно развернулась. Александр немного замялся и добавил:

– Я даже не знаю, что там.

– Нина, иди поговори по телефону, а мы с папой посмотрим! – приказала жена.

– Ты не боишься увидеть там горы расчлененных трупов? – начала пугать дочь.

– Нинка! – прикрикнула мать.

Девчонка исчезла, хлопнув дверью. Александр понял, что доводы относительно непорядочности просмотра чужих кассет без ведома хозяев в данном случае не подействуют, и, вставив кассету в адаптер, включил воспроизведение.

На пляже лежала, бегала по прибою, бросалась в волны бронзовая блондинка. Ей было очень весело. Белоснежные зубы и небесно-синие глаза просто светились с экрана.

– Кто это?

Судя по напряженности голоса, Александр понял, что, какое бы оправдание он себе ни придумал, оно не будет иметь никакого эффекта. Приговор был уже вынесен.

– Это секретарша Жбановского. Она проходит у нас по делу об его убийстве.

– И ты, помощник генерального прокурора, лично летал ее допрашивать?

– Некого было послать, – честно объяснил Александр.

– Турецкий! Могу поспорить, если бы она была страшной и старой, ты сам бы не полетел. А раз молоденькая проститутка!

– Почему сразу проститутка…

– А что это ты так возмутился?

– Не понимаю, что тебя задело? – начал заводиться Турецкий.

– Таскает в дом кассеты с голыми девками! И не понимает! Турецкий, я тебя уже полтора десятка лет знаю. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Сколько раз я тебя с баб снимала? Кобель! Я же твой вкус за километр чувствую. Нинка о кассете спросила, а я уже все поняла.

– Тебе бы в криминалисты, – попробовал пошутить Турецкий.

– Мне достаточно одного дела, но на всю жизнь. Догадываешься, про кого? – спросила Ирина. И, успокаиваясь, добавила: – А она красивая. Это я объективно говорю.

– У нее муж и двое детей, – выдвинул последний аргумент в свою защиту невинно обвиненный.

– Смотри, столько сейчас заразы. Принесешь в дом, кастрирую.

Глава 6
Редкие проблески в туннеле

Рюрик прошелся от Пушкинской площади до Малой Бронной, ощущая ауру, исходящую от историче–ских зданий. Остановился перед сравнительно новым, сталинской постройки зданием. Сюда направился Володя Поремский для беседы с сестрой погибшего академика Галиной Жбановской. Здесь же таинственно исчез.

Елагин обошел дом. Неподалеку в мусорном контейнере копошился нищий. Он подошел и заглянул. Ни одного целого пакета. Однако с десяток шприцев и отдельных игл сомнений относительно их происхождения не вызывали. Даже запах исходил от мусора медицинско-дурманящий.

Проникнуть в подъезд можно было, лишь пообщавшись с хозяином квартиры по домофону. Рюрик стал у подъезда и попытался дождаться, пока выйдет кто-нибудь из жильцов. Он откинул непослушные кудри назад, чтобы максимально открыть лицо. Раздался зуммер. Дверь приоткрылась. Появилась небольшая дворняжка. За ней древняя старушка. Рюрик задержал дверь и, радостно поздоровавшись, проскочил в подъезд.

Прошел по широкой лестнице. Постоял на площадке перед квартирой Жбановской. Оглядел стены, пол и начал медленно подниматься. На площадке четвертого этажа замер. Присев над темным маслянистым пятном, принюхался. Провел пальцем по полу. Здесь явно недавно лежало тело. Оглядевшись, отодвинул обувную коробку и вынул бумажник с документами Володьки. Никаких записок и пометок. Значит, действовал в связи с непредвиденными обстоятельствам. Рюрик спустился. Обследовал все почтовые ящики. Однако никаких следов не обнаружил.

Елагин нажал на копку звонка. Дверь открыла крупная женщина мужеподобной внешности. Увидев перед собой незнакомого мужчину, она, вопреки женской логике, не попыталась сразу же захлопнуть перед его носом дверь и продолжить общение через защиту. Рюрик тряхнул кудрями и, вынув из кармана служебное удостоверение, произнес:

– Следователь Елагин. Генеральная прокуратура. Можно узнать ваше имя?

– Галина Борисовна Жбановская, – ответила женщина низким, прокуренным голосом.

– Я занимаюсь расследованием убийства вашего брата. Вы в состоянии ответить на ряд вопросов?

– Конечно. Проходите. Разуваться не надо. Это не принято в домах, где принимают много людей. Из соображений гигиены, – пояснила она, увидев легкое недоумение на лице молодого человека. – Вы не представляете, каким рассадником грибка могут быть обыкновенные домашние тапочки!

Рюрик прошел на кухню, удивленно рассматривая висящих на стенах уродов. Сел на предложенное место. Он решил дать ей выговориться. Женщина расположилась напротив. Она еще раз оглядела его и произнесла:

– А я себе представляла следователя по-иному. Да, я не успела прочитать, но мне показалось, что у вас странное имя?

– Почему? Рюрик, – пожав плечами ответил Елагин.

– Но разве это не фамилия? – недоуменно произнесла женщина.

– Это имя. Между прочим, фамилий тогда не существовало вовсе. Меня всегда коробит, когда слышу Александр по фамилии Невский. Фамилия это же «фемели», семья, родовое имя. А Рюрик, имя, кстати, достаточно распространенное несколько веков назад в странах Скандинавии. Этимология его восходит к имени Юрик, Юрий или Арий. По некоторым сведениям, именно северо-запад Европы и был родиной древних ариев. А в детстве я был, конечно, Юрой.

– Хорошо. Вот если и я буду называть вас Юрием, не обидитесь?

– Нисколько, – произнес Рюрик.

– А то как-то неудобно в общении, – продолжала развивать тему Жбановская. – Я понимаю, что вы здесь скорей пострадавшая сторона. Но представьте, как бы вы общались с человеком, которого надо именовать Петр Первый или Ричард Львиное Сердце?

– Я много раз имел дело с Чингизами, Тимурами, Цезарями и даже Иудой. Ничего. Имя на самом деле не больше чем претензия родителей. Его всегда можно поменять. А кстати, вы не знаете, что означает имя Галина?

– Нет, никогда не задумывалась. Имя как имя, – произнесла дама.

– Ладно, мы куда-то далеко ушли, – произнес Рюрик. – Вчера вы были дома?

– Нет, мой сын устраивал небольшой, человек на пятьдесят, сабантуйчик. Я в такого рода мероприятия не вписываюсь. Поэтому Виктор покупает мне обычно путевку на два дня в какой-нибудь санаторий или пансионат. Я вернулась сегодня в десять утра из «Березовой рощи». Замечательное место. Но и они погуляли на славу. Когда приехала, пришлось срочно вызывать Майю. Это у нас уборщица-молдаванка, приходящая с фирмы «Феникс».

– А какие отношения были у вас со своим, простите, покойным братом? – спросил Рюрик.

– Как и у всех родственников. Сложные. Друзья – это те, которых мы выбираем по жизни сами. Родственники – наш крест. Нам они непонятны и неприятны, но мы обязаны их любить за кровь. Навязанная любовь, как известно, выливается чаще всего в ненависть. Я всю жизнь неприязненно относилась к брату. Надо было его потерять, чтобы понять, как сильно на самом деле любила. Оказывается, мне было важно знать, что там, на юго-западе города, живет желчный, неприятный субъект, никогда меня не понимавший и желавший подчинить своей воле. Теперь, когда его не стало, я поняла, что для него тоже было важно знать, что живет где-то на свете полнейшая дура с ужасным характером. Оказывается, примирение может приходить и таким образом.

– А Виктор общался с дядей? – спросил Елагин, меняя позу.

– Да что вы! Наши разногласия и начались после рождения сына. В тот момент, когда мне сильней всего нужна была поддержка, я была вынуждена покинуть его дом. Нет. Меня никто не выгонял, но обстановка была ужасной. Я мыкалась с грудным ребенком по общагам, служебным квартирам, пока не получила комнату в коммуналке. Со временем соседи отошли, и теперь мы имеем достойное жилье. А так любимой сказкой ребенка был «Кошкин дом». Виктор знал про богатенького дядюшку, но никогда не общался. Хотя в последнее время приоритеты сильно поменялись. Теперь он совсем не кажется миллионером. Я даже не желаю претендовать на наследство. Ну, может, часть старых вещей, фотографии. Все, что он нажил, дачка в Хотькове, шесть соток, да квартирка четырехкомнатная на задворках Москвы. Пусть между собой дети делят. Чувствую, что после раздела их постигнет карма рода Жбановских – прощать после смерти.

– Скажите, а где сам Виктор?

– Кто его знает? Уже приходили какие-то странные личности. Я думаю, он от них и скрывается.

– А что странного вам показалось в их поведении?

– Когда к одинокой женщине врывается, извините, банда из нескольких молодых мужчин и начинает переворачивать квартиру в поисках ее сына, не странно? Кстати, два золотых кольца из шкатулки тоже пропали.

– Просьба, если кого из них заметите, позвоните по вот этому номеру мне или Александру Борисовичу, – произнес Елагин, оставляя визитку Турецкого с написанными авторучкой своим мобильным номером и фамилией на чистой стороне.

– Запишите также номер мобильника Виктора. Но он с утра не отвечает. Не любит, когда во время творчества его отвлекают. Может отключать на все время, пока есть вдохновение. Иногда оно длится несколько дней.

– Скажите, а почему Виктор Тур? Ваш сын сменил фамилию?

– Знаете, это сложно. Присядьте еще на пару минут. Я всегда считала, что для того, чтобы чего-нибудь достигнуть в жизни, нельзя распыляться на многое. Необходимо выбрать два-три приоритета и сосредоточить все усилия на этих направлениях. Таковыми для меня стали: экономика и сын Виктор. В науке я достигла многого. Доктор экономических наук, профессор кафедры экономики развивающихся стран Университета дружбы народов, имя, ученики, монографии.

С сыном было сложнее. Чего скрывать, нрав у меня тяжелый. И это не способствовало счастью в личной жизни в том виде, как его понимают ограниченные домашние клуши. Я решилась на ребенка в достаточно зрелом возрасте. Когда пришла к выводу, что в наше время сильная, волевая мать способна заменить бесхребетного отца. Ребенок не знал ни в чем отказа. Когда приводила его на местный рынок, волна оживления пробегала среди торгашей. Я гордо поднимала Виктора над развалами игрушек. Ту, в которую он тыкал пальчиком, брала не торгуясь. Дом был похож на склад игрушек и кондитерский магазин одновременно. Когда пришло время устраивать в школу, были тщательно изучены все специализированные. Выбор пал на художественную. Главным критерием при поиске были глаза учеников. Знаете, чем они меня купили? В этой школе у детишек глазки оказались умненькие.

Виктор с успехом закончил ее. Имея на руках аттестат о художественном образовании, поступил на оформительский факультет ВГИКа. После него пристроился художником Центрального театра кукол.

Внешне все было чинно и благопристойно, однако никто, кроме него самого, не знал, на какие терзания обречена душа художника. Он оказался очень ранимым. У него появилась первая девушка, Галочка Короленко. Он воспылал к ней самыми светлыми чувствами. Рисовал ее днем и ночью. Он боготворил ее и вознес неимоверно высоко. Однако она оказалась обыкновенной шлюшкой, недостойной роли музы творца. Девушка решила с ним переспать и в самый ответственный момент надсмеялась относительно размеров. Виктор впал в сильнейшую депрессию.

Попал в клинику и от меня требовал лишь холстов и красок. Едва придя в душевное равновесие, устроил выставку картин: «Из психушки». В советское время, как говорится, «получил бы три года расстрела дерьмом из крупнокалиберного пулемета». Но, слава богу, свобода! Мне, конечно, эти картины совершенно не импонируют. Вы обратили внимание на кошмар в прихожей? Но лишний раз испытывать на прочность нервную систему сына я не желаю. Единственным условием была просьба не марать в желтой прессе широко известную в научных кругах фамилию Жбановских. Виктор устроил показ под фамилией Тур. Затем поменял и паспорт. Выставка произвела фурор. Вот такая история.

– А кто его друзья? – вставая, спросил Рюрик.

– Весь диапазон – от богемы до всяческого сброда. Я ничего о них не знаю.

– Ладно. Спасибо за беседу.

– Рюрик, – задерживая его на выходе, спросила женщина, – что же означает мое имя?

– Курица, – произнес, пожимая плечами, Елагин.

Расстроенная женщина подошла к окну. Надо же! Ее, оказывается, всю жизнь звали курицей! А она не знала. Нескладная фигура лохматого следователя исчезать со двора не спешила. Рюрик подсел к двум старушкам, сидевшим на лавочке.

Бабульки видели карету «скорой помощи», которая стояла у подъезда. Якобы даже туда грузили тело. Но номера никто запомнить не догадался. Рюрик позвонил на 03.

– Говорит следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Елагин. Мне нужна информация о всех вчерашних вызовах «неотложки» по улице Малая Бронная дома от пятнадцатого до двадцать первого с пятнадцати ноль-ноль до девятнадцати ноль-ноль.

– Назовите секретное слово.

– Тринадцать сорок четыре. Марс.

– Одну минуту… Вызовов не было…

Елагин прикинул, из каких окон могли разглядеть задние бортовые номера санитарной «газели». Он начал дотошно обходить квартиры. Однако результат был практически нулевой. Лишь один мужчина узнал по фотографии Поремского. Он утверждал, что видел, как тот сам сел в автомобиль вместе с медсестрой в коротком халатике. Это вселяло определенную надежду.

…Пока Елагин докладывал о неутешительных итогах, Турецкий забавлялся орудием убийства. Все человеческие следы с него были сняты и запротоколированы. Теперь стерильное оружие отдали для проведения следственных мероприятий. Александр Борисович взял карандаш и легко, словно он был из воска, перерезал его пополам.

– Я такого еще не видел, – восхищенно произнес Елагин.

– Рюрик, нож, как ты успел заметить, необычный. Мало того, авторское клеймо нашлось. Сейчас поедешь к одному коллекционеру. Большой специалист по холодному оружию. Может, что прояснится.

Выделенная служебная «Волга» привезла Елагина в подмосковный дачный поселок. Он нажал на кнопку у металлических ворот. Камера слежения повернулась, и калитка отворилась. Следователь прогулялся по дорожке и вошел в уже открытую дверь.

– Ну-с, молодой человек, чем могу быть полезен? – спросил слегка сгорбленный пожилой мужчина.

– Александр Борисович с вами уже говорил? – произнес Елагин, вынимая и разворачивая злополучный нож.

– Боже, какое кощунство! Такое оружие и заворачивать в носовой платок! – воскликнул ценитель, бросаясь к оружию.

Коллекционер некоторое время разглядывал холодное оружие и затем, вернув Рюрику, произнес:

– Рука мастера мне знакома. Я его лично не знаю, но могу дать небольшую наколочку. Записывайте: ГРУ, полковник Прохоров…

Рюрик ориентировался в Москве в двух измерениях. С одной стороны, это был современный бездушный мегаполис из стекла и бетона. С другой – сплошь исторические места. Здесь жили люди. Радовались и страдали, мечтали, творили, строили, надеясь на светлую память. А неблагодарные потомки низвергали памятники, взрывали храмы, бульдозерами сгребали древние кладбища, чтобы возвести на костях свои склепоподобные жилища.

Вот и сейчас он двигался по направлению к легендарной Ходынке не один. Рядом шли на ужасную погибель в праздничных рубахах, скрипящих сапогах, нарядных ситцевых платьях счастливые люди. Говорят, это место проклято. Даже деревья там не растут. Сталин, Хрущев, Брежнев об этом знали и не посмели тронуть. А сейчас взметнулась стрела подъемного крана.

По предварительной договоренности его встретили у проходной напротив «Аквариума» и провели подземными паттернами со специфическим запахом до бронированных дверей. Сопровождающий позвонил и, не дожидаясь, пока откроют, удалился.

Дверь отворилась. За ней стоял моложавый полковник. Суеверно пропустив Елагина через порог, протянул руку.

– Прохоров.

– Елагин.

– Ну давай, показывай свое сокровище, – просто произнес офицер, сразу перейдя на «ты».

Рюрик развернул тряпицу, ожидая вновь подвергнуться острой критике за неподобающее отношение к оружию. Однако этот аспект волновал полковника меньше всего. Он молча взял нож и принялся разглядывать, играя гранями. Затем открыл сейф и, вытащив продолговатый предмет, протянул Елагину.

– Жив, значит, еще чертяка! – произнес он. – Хромовых сапог не пожалел на ножны. Смотри.

– Да, странно, и другая форма, и металл, а словно родной брат, – произнес наблюдательный Елагин, вынув нож из чехла.

– Ты на заточку взгляни. На два спуска. Такое нынче не делают. И клеймо, видишь, маленькая буква «а».

– А откуда у вас он? – полюбопытствовал Рюрик.

– В конце семидесятых занесло меня в Эритрею. Никак не мог врубиться в ту войну. Оружия им натаскали, не продохнуть. Куда ни плюнь, в танк попадешь. Сами местные – тупые, трусливые, воевать не умеют, главный маневр – бросить технику и спасаться, а все равно воюют. Без наших технарей, естественно, ничего не работало. Просто кошмар. Больше боялись не врагов, а своих. То он лежит под деревом целый день, ждет, когда сверху какая-то дрянь, типа инжира, свалится. И то жрать начнет, если рукой дотянуться сможет. То вдруг появляется подъем нездоровой энергии. И тогда все. Или мину распилит, или рацию расковыряет, а то еще полить подстанцию из шланга пытается. Один раз какой-то недоделанный кокосы долбил об ракету. Ну и пронеслась по земле до штаба полка. Там рванула. Ни–кто не выжил. Другой вообще к мотоциклу приладил реактивный ускоритель от вертолета. Есть такая дрянь. Две трубы с запасом твердого топлива. Если вертушке срочно надо смотаться. Врубают – и мчит как сверхзвуковой. Разогнался на аэродроме, врубил форсаж, взлетел и исчез в небе. Никто его больше не видел… Америкосы тоже своим натаскали всякого новья. Тактика войны та же. Ну, и время от времени нам попадалась техника, как говорится, в масле. Моя группа занималась изучением и транспортировкой наиболее интересных образцов для изучения на Родину… Там я и познакомился с Анатольичем. Капитан, начальник ремонтной базы авиационного полка. Технарь, как говорится, от Бога. Над каждой железкой трясся. Приходил в дикий восторг: «Надо же, гады, как делают, что придумали!» Или, наоборот, задумчиво удивлялся: «Зачем это они так делают? Тупые!» Стоит рухнуть самолету, мы летим на «уазиках». А там уже что-то Анатольич курочит… Но мы с ним не ругались. Сильно он помогал. Знал назначение и принцип действия всех устройств. По цвету искры химический состав сплава определял. Напильником пиланет, спичку под опилки подставит, они и вспыхивают. А уж от оптики просто с ума сходил. У него ее, наверное, несколько ящиков стояло в ангаре. Не знаю, вывез он весь свой арсенал или нет. Мы уезжали раньше. Вот он мне ножичек на память и выковал. Сам соорудил муфельную печурку, наковальню, горн… Да на него местные молились. Жара стоит под пятьдесят, а вода из скважины – ледяная. Ее наливают в бочки и ждут, пока прогреется, после пьют и моются. Анатольич приспособил емкость от погибшего водовоза, десять отражателей с зенитных прожекторов и небольшую автоматику слежения за Солнцем. Вода вмиг чуть не закипала. Провел два крана, смеситель, и народ познал все ценности цивилизованного душа. Сейчас он на дембеле. Работал на тульском оружейном. Последний раз лет десять назад общались. Где-то там, наверное, и надо искать…