Текст книги "Вспомнить себя"

О своих же прикидках по поводу того, как отыскать исполнителя, пресловутого Станислава Найденова, Александр Борисович ничего следователю говорить не стал. Тут он интуитивно почувствовал после вчерашнего вечернего разговора, что Милу с этим парнем что-то связывает. То ли простое знакомство – один примерно возраст, в одном городе живут, то ли не совсем простое. Опять же известная Алиса здесь замешана. Так что вполне мог оказаться некий любовный треугольник, который особенно трагически воспринимается именно в молодости. Но и Милу торопить он тоже не хотел, чувствовал, что та созревает для того, чтобы понять истину самой. И ей надо было дать немного времени. Антону Турецкий тоже пока ничего об этих своих соображениях не говорил.

Наконец Липняковский уехал, увезли и Федулова. И тогда Антон показал оставшимся работникам милиции, где лежит связанный Хонин.

Вся физиономия и грудь у того были обильно залиты душистой смесью хорошего острого кетчупа и вина. И выглядел он как бы не протрезвевшим еще до конца любителем кавказского шашлыка под обильными соусами. Но сам Хонин, кажется, так все еще не мог понять, что с ним на самом деле произошло. Боевые приемы Антона не нуждались в коррективах.

Увезли и этого, но уже в СИЗО, где позже и должна была произойти встреча ночных подельников. А до того момента пусть сам облизывает себя. Милиционеры, между прочим, хохотали от души, когда Турецкий рассказывал им, какие «страшилки» они тут с Антоном показывали, какой концерт устроили ночью для «узкого круга участников банкета». Вообще-то, конечно, уж так-то издеваться над этими обормотами, может, было и лишним, но Александр Борисович оправдывал себя тем, что избить их, спустить с них шкуры – было бы значительно хуже, хотя и гораздо справедливее. А так – выставить на смех – это же днем весь город будет рассказывать! И бравые милиционеры согласились с ним и пообещали уж такой-то анекдот быстро разнести по городу, пусть хоть народ похохочет наконец над братвой, не все ж ее бояться!..

И вот, наконец, остались одни. Шутки кончились.

Ирина была угрюмой, она понимала всю справедливость слов мужа. И понимала теперь, что сделала опрометчивый шаг. И мальчишку зря сюда притащила. Нет, она могла же его оставить в Москве, но прислушалась не к тому, к чему должен прислушиваться грамотный воспитатель, а поступила как баба.

Васька болтал без умолку, переживая, что не стал свидетелем того, как тут, в саду, расправлялись всю ночь с преступниками. Он всех, кажется, уже достал, и тогда Антон в довольно резкой форме приказал сыну замолчать. И эта его неожиданная грубость у всех вызвала даже удивление. Плетнев смутился и извинился, не перед сыном, перед взрослыми, за свою резкость. Но здесь очень серьезные дела происходят, попытался объяснить он. Еще неизвестно, что преступники в гостиничном номере натворили, но уже можно догадываться, что было бы, если бы Ваську он отвез ночевать к себе в номер. Это просто чудо, что у Александра Борисовича интуиция сработала... Да, здесь совсем не детские игры, и кто этого не понимает, тот...

Не договорил фразы Антон, но его раздражение тоже всем было понятно. Ирина тут же посчитала виновной именно себя. Валентина Денисовна и Сергей Иванович дружно кинулись ее успокаивать, помогать вытирать слезы, а Турецкий демонстративно молча, словно это его не касалось, смотрел в сторону. Разглядывал далекий горизонт и вообще больше не принимал в разговорах и увещеваниях никакого участия. Даже из-за стола вышел.

Мила тоже не могла оправдать резкость Антона и сказала ему об этом. Но не с обидой, а по-дружески.

Словом, закончилась семейная сцена тем, что Ирина сказала о своем отъезде. В конце концов, то, что хотела, она уже узнала, все живы и здоровы, занимаются важными и опасными делами, и теперь можно возвращаться в Москву. Ее решение было твердым, это понял по тону, каким было сказано, Александр и не стал спорить. Так оно, наверное, лучше будет. У него у самого на душе совсем не было покоя, надо было что-то решать кардинально, а ему в такой момент только и не хватало женских истерик.

Васька, быстро сообразив, что лафа кончается, бурно запротестовал, но его никто не слушал, и это ему было наиболее обидно. И тогда он решил предпринять последний шаг, выдвинуть свой козырной аргумент.

– Я вот тут думал, – солидно начал он, копируя кого-то из взрослых и невольно привлекая к себе внимание всех присутствующих, – и пришел к выводу.

Начало было захватывающим, учитывая его девятилетний возраст.

– Ну и к чему ты пришел, Вася? – улыбаясь сквозь еще не высохшие слезы, спросила Ирина.

– Я подумал, тетя Ира, что нам всем надо круто изменить жизнь.

– М-да! – заметил Турецкий, вкладывая в свое восклицание всю иронию, на которую был способен в данную минуту, и успел заметить, как Ирина метнула в его сторону сердитый взгляд: в ней снова пробуждалась строгая и разумная воспитательница. Он махнул рукой и отвернулся, чтобы не видеть этого «воспитательного маразма».

– Я подумал, тетя Ира, и ты, папа, послушай, что нам надо жить вместе.

– Что? – спросил Антон, думая, что ослышался.

– А то, что дядя Саша не хочет жить с тетей Ирой. Он мне нравится, он веселый дядька, мне подарки делает, но он ведь взрослый мужчина и должен понимать, что тетя Ира не может жить с двумя мужьями. И дядя Саша должен сделать свой выбор. По-мужски. И тогда папа женится на тете Ире, и у нас будет все хорошо. Вот чего я подумал, – закончил он.

Все ошарашенно молчали. Первым опомнился Турецкий. Посмотрел на мальчишку и с юмором спросил:

– Ну, раз ты все так хорошо продумал, тогда скажи, где вы жить-то собираетесь?

– А на Фрунзенской. Каждому – по своей комнате, удобно. Телевизор, у меня компьютер новый, сам же подарил. И школа моя рядом, далеко тете Ире ходить не придется. А ты, дядь Саш, вполне можешь к нам в «двушку» переехать. Тебе одному много не надо.

– Понимаешь ли, Василий, у меня дочь есть. Она пока в Англии учится, но скоро вернется в Москву. Это ведь и ее квартира. Так как быть с ней?

– А она может и у нас пожить, пока не выйдет замуж. А что, жены к мужьям всегда уходят.

– Да вряд ли она жить с тобой рядом захочет. Даже временно.

– Ну, так она может и с тобой в «двушке» пожить.

– Что ж получается? Не все, значит, жены к мужьям уходят? И некоторые отцы, стало быть, – к чужим женам, так тебя надо понимать?

Ирина наконец стала приходить в себя, и первое, что увидела, это как медленно, но страшно «закипает» Шурик. Еще минута – и жуткий срыв будет неминуем. И она отчаянно ринулась защищать свою семью, свой дом и самое себя.

– Ты – дурак, Вася! – срывающимся голосом закричала она. – Ты – наглец, который не желает понимать добра, которое тебе делают! Ты совершенно не понимаешь, что ты несешь!..

– Не кричи на мальчика, это ведь непедагогично, – услышала она ровный голос мужа. – Это ты просто пожинаешь плоды собственной воспитательной деятельности, а он не виноват. Он уже давно понял, что ему все можно. Он распланировал свою жизнь. Ну, и ваши заодно. И хочет, чтоб вам всем было хорошо. – Турецкий хмыкнул. – А вот я, он прав, должен решить вопрос действительно по-мужски... Жаль, что раньше до этого не додумался. Но ведь лучше позже, чем никогда?

И он повернулся, чтобы уйти, но Ирина и Антон закричали почти одновременно:

– Шура! Саша!

Отчаянные глаза одной и второго. Антон кинулся к нему.

– Постой! Неужели ты мог подумать?! Да я ж его!.. – заорал он и потряс сжатыми кулаками-кувалдами.

– Ты его пальцем не тронешь, Антон, – тоже тяжело дыша, ответил Александр. – У него отличная детдомовская закалка – хватать все налету и цепко держать, не выпуская! Мое – это, значит, мое! – закричал и Турецкий. – Вот оно! Попробуйте только отнять, зубами грызть буду! – и, так же неожиданно, как взвился, успокоился. – Он же не понимает, за что вы на него накинулись? Он все видел, и он так решил, потому что считает себя вправе... решать... Идите вы от меня!..

Он сделал шаг, снова обернулся и сказал:

– Советую тебе, Антон, сегодня же проводить их в Москву. И проследить, чтоб улетели. Иначе мы никакого расследования не закончим. Впрочем, твое дело, это я Косте обещал, приходится держать слово.

Поворачиваясь, чтобы идти дальше, он вдруг увидел расширенные, изумленные глаза Милы. Усмехнулся, даже подмигнуть ей попытался, хотя наверняка это выглядело криво.

– Такие вот дела, девочка... Ночные игры не доводят до добра... Слишком много веселья, смеха.

– Шура! – Ирина бросилась к нему, ухватила за руки. – Неужели ты можешь подумать, что...?! Клянусь тебе всем святым! Ниной клянусь!

– Можешь не клясться, я знаю, что тут и думать не о чем. Но вы все-таки уезжайте.

– Сегодня же улетим! А когда?.. Когда мне тебя ждать?

– Скоро уже, наверное... Я позвоню перед вылетом. – «Я же в любом случае должен буду прилететь» – успокоил он сам себя. – Счастливой дороги... – скучным голосом закончил Турецкий, снял со своих локтей ее руки, достал из кармана ключи от машины и, покручивая их на пальце, сказал Плетневу, застывшему, словно большая афишная тумба. – Антон, я на полчаса в клинику, посмотрю, как там с Володей, а потом вернусь и отдам тебе машину... Может быть, Мила подождет немного? Есть разговор. Попроси ее, пожалуйста, остаться еще ненадолго. Это по делу.

И ушел...

Даже не раскрывая удостоверения, просто демонстрируя охраннику красный цвет «корочек» с золотым орлом, он беспрепятственно прошел в кардиологию и постучал в кабинет Капитолины Сергеевны. Заглянул, приоткрыв дверь, в кабинет, увидел группу врачей и медсестер в белых халатах, извинился и сказал:

– Здравствуйте, я по поводу вчерашнего пациента... Я подожду?

– Да, я приглашу вас, – Капитолина кивнула.

Минут через пять народ повалил из кабинета, некоторые девушки, проходя мимо Турецкого, с улыбками приглядывались к нему, видно, какая-то молва уже появилась в этих стенах.

Выглянула доктор и позвала:

– Заходите, Александр Борисович.

Первое, что он сделал, войдя в кабинет и увидев, что в нем нет посторонних, это обнял и до хруста сжал женщину, а потом начал целовать. Она не сопротивлялась, но и сама не проявляла инициативы.

– Ну, что ж ты, как ледяная? – с возмущением спросил он, отпуская ее. – Если б ты только догадывалась о том, что сегодня ночью у нас было!

– Странно, а что может быть между мужем и женой, которые долго не виделись? И твой вопрос, надеюсь, адресуется врачу? А то ведь вопрос может показаться и бестактным.

– Да, ребята, – протянул Турецкий, падая в кресло. – я – совсем старый... Приношу свои извинения. Действительно не по адресу... А по поводу прошедшей ночи, что ж, думаю, еще до конца дня узнаешь из городских сплетен. А так могла бы из первых уст. Но – увы... Ну, так что там у нас с пациентом, Капитолина Сергеевна? Какие нужны платные консультации, какие лекарства?

– Пока мы проходим обследование, – серьезно ответила она – И вопросы, я полагаю, сейчас пока больше к нам, чем к нему. Я дважды сумела доверительно побеседовать с ним, и должна сказать, Александр Борисович, что, по моим прикидкам, уровень его интеллекта определенно превышает средний, так называемый обывательский. Человек он явно образованный, скорее гуманитарий, чем технический работник. Вероятно, владеет немалым опытом общения с людьми. В общем, тип довольно интересный. Темперамент скорее сангвинический. Очевидно, много знает. Знал то есть. Во всяком случае, потеря памяти у него никак не связана с потерей ума. С врожденным, или благоприобретенным, умением общаться с разными категориями людей.

– Он может быть каким-то образом связан с юриспруденцией? С прокуратурой, милицией, специальными службами? Ну, то, что он – не спецназовец, это и ежу понятно. А вот с этой, с нашей, я имею в виду себя, публикой он может быть связан?

– Точно так же, как и с педагогической средой. Все, что я перечислила, имеет прямое отношение и к преподавателям, учителям, методистам всяким, воспитателям. Не детского сада, разумеется.

– Да, круг поиска расширяется, – печально сказал Турецкий. – Не обрадовали вы меня.

– И это означает, что ваш интерес, Александр Борисович... – Лина иронически посмотрела на него.

– Никак нет, уважаемый доктор. Это ровным счетом никак не отражается на моем к нему отношении. Тут не повезло вам.

– Это каким же образом? Почему?

– А потому, что вы, вероятно, уже решили для себя, что раз уж пациент не имеет отношения к юриспруденции, так не хрена занятому человеку с ним и возиться, так ведь? – теперь уже он ухмылялся с иронией.

– Какой глупый... – после длительной паузы сказала Лина.

– Увы, чем Господь не наградил, того и нет, – философски произнес Турецкий. – Но я все равно с вас... с тебя не слезу. Можешь понимать и в прямом, и в переносном смысле, вот так.

И она засмеялась, наконец, по-детски счастливым смехом. А он, перегнувшись через ее стол, ухватил обеими ладонями ее щеки и принялся взахлеб целовать. Сперва она не сопротивлялась, но потом попыталась вырваться, освободиться и в секундных перерывах между поцелуями старалась остановить его, прошептать: «Осторожно, милый, ведь войдут же!» – а он, продолжая свое «вкусное дело», отвечал отрывисто:

– Ну и пусть... А может... это я... так... доктора... благодарю... Уфф!

Наконец Турецкий отпустил ее и сел обратно в кресло, с трудом переводя дыхание. А Лина пыталась оправить свои взлохмаченные волосы и вернуть на место кокетливую, выглаженную белую пилотку. Хитро посмотрела на него и спросила:

– А что было ночью? Зачем же мне сплетни собирать, когда рядом – первоисточник?

– Действительно, как я не подумал?!

И он начал рассказывать о нападении бандитов. Сначала Лина слушала его с напряженным вниманием, но когда речь дошла до «показательной казни», – а Турецкий рассказывал максимально серьезно, – впервые у нее появилось чувство недоверия. И тут Александр дошел наконец до апофеоза:

– И когда над тихим ночным садом распространился чарующий запах алычового вкуснейшего кетчупа, смешанного с ароматом превосходного красного вина... – повествовал Турецкий в эпическом ключе, – только такой козел из всех возможных на свете козлов, как Федул, смог предположить, что Антон действительно огромным, разделочным ножом на хрен перерезал глотку его напарнику. И он немедленно сдался, раскололся, рассыпался, как глиняный колосс. А обездвиженного его напарника тот же Антон отволок за ногу в ближайшие кусты и там бросил до утра... А наш козел так сильно испереживался за остаток ночи, что, когда утром за ними приехали ваши долбаные правоохранители, рядом с Федулом не только стоять, с ним на одном гектаре и дышать нельзя было. И его менты повезли куда-то, наверное в пожарную часть, там же мощные брандспойты имеются, чтобы отмыть и доставить в прокуратуру для повторных допросов. А наш козел Федул наверняка всю свою жизнь непутевую и порочную перед глазами прокрутил и сотню раз канючил перед Спасителем, что если Тот – его, то уж и он тогда... Ну, все, что обычно случается с этой дерьмовой публикой. Вот Господь, наверное, и услышал его слезные клятвы...

Отсмеявшись, Лина спросила сквозь слезы:

– Порезвились, значит?

– Ну, скажу честно, тебе бы очень понравилось!

– А... вашим?

– Их мы заперли в доме, чтоб под ногами не путались. Они, кстати, сегодня улетают.

– Что так быстро? – нейтральным тоном спросила Лина.

– А достаточно. Убедились, что все живы-здоровы, чего и им желают, а здесь опасно оставаться. Тут, если не любишь, вообще делать нечего. Я так думаю! – скопировал он известного героя кино.

– Ох, думающая голова... и что мне с тобой делать?..

– Я думаю, что не отказывать в том, в чем отказала раньше. А там мы с тобой как-нибудь уж сами разберемся. Вот и все, больше я у тебя времени не отнимаю. Когда увидимся?

– Ты только за этим приехал?

– Ага, и анекдот рассказать... И про Володю узнать. Ты, пожалуйста, не стесняйся, если консультации платные. Назначай, я немедленно оплачу. А то с твоей щепетильностью... знаем мы!

– Я попозже позвоню тебе, можно?

– Конечно. А откуда?

– Позволь, я сама решу.

– О большем и мечтать не могу. Я пошел.

В дверях он снова прижал ее к себе, одновременно держа рукой дверную ручку, чтоб кто-нибудь нечаянно не вошел, и прошептал ей в самое ушко:

– Ну, держись теперь у меня!.. – а она счастливо засмеялась.

Глава восьмая
ВСЕ ДЛЯ УДАЧНОЙ РЫБАЛКИ

По решительному виду Милы Турецкий заметил, что она уже приняла для себя определенное решение. И еще то, что оно далось ей не без труда. Ну что ж, тем и замечательнее то, на что она решилась. Быть честным человеком – это по нынешним временам тоже тяжкий кое для кого труд.

Собрались вечером все за тем же столом под яблоней...

Турецкий днем был в прокуратуре, допрашивал Переверзина, точнее, помогал Липняковскому, старательно уходя при этом в тень. И Витольд Кузьмич не мог не оценить тактичность московского «важняка».

А Антон с трудом, но достал Ирине и Ваське два билета на дневной рейс в Москву, отлетающие наспех перекусили, попрощались с хозяевами, Валентина Денисовна даже маленько всплакнула по-бабьи над «женской судьбой», а Сергей Иванович уверил Ирину, что все будет в порядке. Ну а с мальчиком, естественно, надо что-то решать. Видно, дальше так продолжаться не может, семья – она и есть семья, и посторонние в ней только портят все.

У Ирины и у самой глаза были на мокром месте, она ждала, что Шурка вырвется и приедет, хотя бы поцеловать на прощание. Но Антон, хмурясь, сообщил, что допрос именно этого гада, на плечах которого уже пять трупов – и за такое короткое время, дело сложное и очень ответственное. Так они с Васькой и уехали, хотя тот норовил остаться, взывая, как натуральный попрошайка, к отцовским чувствам Антона. И остался бы, Ирина как раз была уже не против того, чтобы мальчик пожил немного с отцом. Но Антон понимал, что теперь одно только присутствие его сына в этом доме, – а больше его и держать-то негде, – будет резко отрицательно влиять на его отношения с Турецким. А следствие действительно еще не завершено. Вот и приходится...

Словом, погрузились в машину, Валентина Денисовна им насыпала в коробки с дырками и ягод, и фруктов из собственного сада, Сергей Иванович принес копченой и вяленой рыбы. С этими щедрыми дарами краснодарского приморья они и уехали в аэропорт. Хорошо хоть разрешили в этом году вывозить отсюда фрукты всякие, а то ведь и запреты были, приходилось отправлять только поездом, а это морока.

Антон вернулся во второй половине дня, он отвез гостей в Анапу, в аэропорт. А на обратном пути заскочил в гостиницу. То, что он увидел в своем номере, превосходило даже его воображение. Все, что не унесли «ночные гости» в его сумке, было разорвано и уничтожено. Но при этом никто в гостинице ничего, оказывается, не слышал. Увидев изумленно испуганные физиономии гостиничной обслуги, Антон успокоил их, сказав, что компенсации за разгром не потребует, но протокол и прочее пусть они составляют и вызывают милицию. А ему некогда, он должен в прокуратуре именно сейчас допрашивать преступников, которые все это натворили. Словом, совсем запутал перепуганных теток. А пусть не спят на дежурствах!.. Хотя он же и сам накануне основательно нарушил все гостиничные правила, втащив в комнату Милу прямо через окно... Но это к делу отношения не имело, а вот если бы он привез сюда Ваську, а сам вышел бы зачем-нибудь, то могла случиться и большая беда. Просто повезло, что ночевали у Сашиной тетки... Хотя... кому повезло? Это еще как посмотреть...

А Мила фактически весь день провела в саду. Грызла яблоки, плевалась косточками абрикосов, загорала. Валентина Денисовна накормила ее и Сергея вкусным обедом, ожидая, что и племянник подскочит. Но тот был занят. Вот и собрались, когда стало уже вечереть.

Антон доложил, что отправил Ирину с Васькой благополучно, позвонил в Москву Кате, та обещала встретить.

Александр вкратце, не заостряясь на подробностях, познакомил присутствующих с общими параметрами допроса, привел несколько фактов просто неприличного поведения Переверзина, который, поняв, что конкретно собираются ему вменить, начал бушевать и угрожать всем без исключения, включая самого краснодарского губернатора. Пришлось конвой вызвать и сковать руки задержанного наручниками. Вот так его и увезли в СИЗО.

А в общем не произошло ничего неожиданного. Долгий путь господина Переверзина к славе и руководству всей планетой так и должен был когда-то закончиться. Или временно, но тем не менее не на краткий срок, приостановиться. А дальше еще разбирательства, суд, адвокаты! Ой, сколько еще всякого впереди!

Он, конечно, ни в чем не признавался, решительно все отрицал, требовал, чтоб его немедленно соединили по телефону сперва с президентом, потом с премьер-министром, потом с министром энергетики и прочими, прочими, среди которых были министр внутренних дел, затем директор ФСБ и еще почему-то руководитель Федеральной службы охраны. Ответный аргумент был один, да и тот комичный: в связи с энергетическим кризисом, вызванным его же, Переверзина, стараниями, в крае прервалась телефонная связь со столицей. Мол, и рады бы в рай, да грехи не пускают. А мобильной связи доверить столь важную информацию, как задержание господина Переверзина по причине того-то и того-то, он не решается. И баста. Отвечайте на вопросы. И с занудством подлинного профессионала продолжал многочасовой допрос. Не уставая и не выдыхаясь. Только воду пил стаканами, чем угощал и задержанного.

«Кажется, – заметил в своих комментариях Турецкий, – общая интонация, которая господствовала здесь, в саду, на протяжении практически всей ночи, нашла достойное продолжение в ответах Липняковского на все протесты Переверзина».

Ну, посмеялись, хотя настроение у всех было, мягко говоря, паршивое, и перешли наконец к делу.

Тетка бросилась, разумеется, кормить «мужчин». За поздним обедом и занялись текущими делами.

И вот тут Мила все рассказала о себе и о Славке.

Оказывается, они знакомы почти десять лет. С тех дней, когда Мила впервые пришла в интернет-кафе «Снасть» и встретилась там с симпатичным молодым хакером, который и старше-то ее был всего на три года. Вот он и стал ее методично учить своему «высокому ремеслу». Об искусстве тогда, естественно, никакой и речи не шло. Таким образом, Станислав Найденов, которого все без исключения называли не Стасом, а именно Славиком, и стал ее первым учителем.

– Мила, а чему конкретно он тебя учил? – поинтересовался Антон, причем искренно, без всяких подвохов и задних, что называется, мыслей. И она так же искренно ответила:

– Всему... И плохому – тоже...

– В каком смысле? – насторожился Антон.

– В прямом, – она улыбнулась. – Показал, как работают профессиональные взломщики. Но системы я никогда не взламывала. Или нет, кажется, парочку почтовых ящиков я все же взломала. Но на этом и успокоилась. Поняла, что получилось, вот и все.

Тут неожиданно вмешался Сергей Иванович.

– Когда у нас утром еще разговор затеялся, я подумал, может, приятеля спросить про Найденова-то этого. Мы с ним, с Семеном, стало быть, иной раз в шахматишки перекидываемся. Работали когда-то вместе... В кругосветку с ним по молодости еще ходили. А Славка-то внуком его старой любови приходится. Баба Люба ее кличут. А Семен, стало быть, с той бабкой по сей день... ну, как это, если по-человечески? Контачат. В гости друг к дружке ходят, чаи гоняют. Бедами своими делятся. Вот и про то, что Славик долго был как бы не у дел. Но всегда при деньгах. И это бабе Любе было непонятно. Да только у них, у молодых, теперь и не спросишь, сами себе на уме. Ну, я позвонил и подъехал. Тут недалеко.

– И что тебе рассказал этот дед? – спросил Турецкий.

– А он похвастался, что Славка, как ему Люба-то сказала, нашел себе наконец-то нормальную работу. Без фантазий. Я спросил, где служит-то, и Семен ответил, что на городской нашей электростанции.

– И кем же? – спросила Мила. – Программистом?

– Да какой там! Семен и слова-то такого отродясь, поди, не слыхал. Слесарем, говорит. Мы-то ведь как думаем? Что компьютеры эти молодежные – пустяки и забава, а настоящее дело – оно и на электростанции, и в порту, на погрузке-разгрузке, и на цементном, у печи.

– Отстал, получается, твой дружок от жизни, – упрекнула Сергея Валентина.

– Да какой отстал? – возразил Сергей. – Это он так, для завода, чтоб разговор получился. А сам в шахматах так сечет, что я у него с трудом, одну на третью, бывает, выигрываю.

– А эта девчонка?.. – спросил Антон и показал в сторону соседних участков.

– Олеся, – подсказала Валентина.

– Нет, она себя Алисой называет, – поправил Антон. – А еще, Мила, я помню, в записке той было, когда она шины тебе проколола, «докторша Си» написано. Это что? Как понять на вашем сленге?

– Славка называл себя иногда доктор Си. Вот она и «докторша», получается.

– Точно, возле «Снасти» ее докторшей и называли. И первый этот, Скунс. Однако и ники вы себе выбираете!.. Ну, так что? Выходит, эта «серебристая рыбка» и есть подружка нашего Славки. Или доктора Си? А откуда такое прозвище?

Мила немного помолчала, будто собираясь с духом, а потом заговорила:

– Вообще-то, еще в молодости он выбрал себе ник – Спайдер. То есть паук в сети. И я его так когда-то звала. Давно уже...

– Так, друзья мои, – отозвался наконец и Турецкий, который внимательно слушал разговор, но не вмешивался. – Итак, что мы имеем в сумме? Есть хакер, некто Спайдер, который, владея компьютерным программированием на высшем, да?..

– Да, – подтвердила Мила.

– ...владея, я повторяю, на высшем уровне, ни с того ни с сего устраивается простым слесарем на центральную электростанцию. Причем за несколько дней, может, за неделю, до крупнейшей аварии. Далее, на следующий день после аварии он исчезает. По одним сведениям, полученным, кстати, от его бабы Любы, он уехал срочно к подруге своей покойной матери, тете Лизе, в Новосибирск. По другой информации, рванул в отпуск, который ему не положен. Но тетка слышала, о чем говорила Олеся своей подружке Наташе. Причем в этот же день, то есть в день его отъезда, побега, – нам без разницы, у обычной девушки Олеси, которая предпочитает, чтобы ее звали Алисой или докторшей Си, появляются большие деньги, на которые она немедленно шикует в местном бутике. Вообще-то я не знаю, можно ли в Новороссийске здорово шиковать, но – предположим, что оно так.

– Точно, – подтвердила Валентина Денисовна, – три вот такущих пакета! – она показала руками.

– Из чего напрашивается вывод: эти большие деньги... Сколько надо было в море-то болтаться, чтобы так хорошо заработать, а, тетка?

– Да уж полгода, не менее.

– Значит, по местным меркам, очень большие деньги находились в руках Славкиной подружки, докторши Си, когда она заходила в бутик. Откуда? Накопила, чтобы враз потратить? Так не бывает, ребятки. Это у нее были шальные деньги. А теперь последний и единственный, серьезный вопрос к Миле. Ты его знаешь, этого Славика. Скажи, он может быть разыскиваемым многими спецслужбами мира «белым пауком»? Ведь Россия всегда отличалась молодыми гениями, это тоже надо учитывать. А все крупнейшие компьютерные фирмы мира наиболее охотно приглашают к себе на работу именно русских компьютерщиков! Я прав, Мила?

– Абсолютно. Причем дважды.

– То есть? – улыбнулся Турецкий.

– И в том, что приглашают, и в том, что наш Славка вполне может быть супер-хакером под ником Уайт Спайдер.

– Что и требовалось доказать, – удовлетворенно подвел итог Александр Борисович. – Но ты это знала еще утром, готов держать пари?

– Догадалась, но не была уверена.

– А ты – молодец... Антон, во девушка! – Турецкий показал большой палец...

До темноты время было, и они решили попробовать сегодня провести еще одну небольшую операцию. Правда, не сильно надеясь на успех, но попытаться в любом случае стоило.

Предложила Мила. В ней, после ее «выступления», появилась необычная какая-то лихорадочность, что ли. Словно ее колотило от неожиданного холода. Она нервничала, неизвестно почему хмурилась.

Турецкий догадывался, конечно, о причине, но расспрашивать не решился бы ни за что. И Антону бы не посоветовал. А вот предложение Милы было любопытным. Но Александру Борисовичу, слабо, в общем, разбирающемуся в тонких компьютерных технологиях, многое оставалось неясным. Как, впрочем, и Антону, который завидовал той легкости, с которой девушка «расправлялась» с компьютерными задачками. И Турецкому пришла в голову великолепная мысль, как упростить все проблемы в этом смысле. Антон даже подпрыгнул от восторга и долго сожалел, почему не ему, а именно Сашке, пришла эта гениальная идея в голову!..

И уже через три минуты Александр Борисович разговаривал по телефону с главным «бродягой» агентства «Глория», Максом.

И пока он рассказывал Максу о том, чем они тут, в Новороссийске, с Антоном занимаются, Плетнев, что называется, на пальцах объяснил Миле, кто такой этот великий хакер. У Милы, заметил он, загорелись глаза. Наконец-то девушка словно оттаяла.

Объяснив свою нужду, Турецкий передал трубку Миле и предложил всем покинуть веранду, где они сидели, чтобы не мешать серьезному профессиональному разговору двух асов. Предложение, надо сказать, немедленно со стороны Милы было принято благосклонно. Сказав всего несколько фраз, девушка притащила из дома свою сумку, достала из нее ноутбук, открыла и, прижимая трубку плечом к уху, заработала на компьютере.

«Народ» не стал мешать важной работе и удалился под яблоню, Антон стал рассказывать о происшествии в гостинице. Больше всего переживала Валентина Денисовна. Она будто наяву представляла себе, что могли сотворить эти ироды со случайно оказавшимся на их дороге мальчиком. А о монологе этого мальчика здесь же, еще за утренним столом, было забыто. Словно ничего и не случилось, а закончилось благополучно, вот и ладушки...

Наконец, Мила сбежала с веранды и присела возле общего стола.

– А он у вас... о-о! – сказала с уважением. – Так сечет! Главное, все сразу ухватил и кинул такое предложение, что я даже не ожидала! В общем, пока не поздно, можно попробовать.

А суть предложения заключалась вот в чем. Посоветовавшись между собой, они решили попытаться на указанный Максом телефонный номер послать с «мобильника» Алисы эсэмэску, сообщение любого содержания, лишь бы Макс принял его. И с этой минуты все ее телефонные переговоры будут под полным контролем. Это первая часть дела. Есть и вторая.

Когда Алиса выйдет на Славика, а это должно произойти обязательно в один из ближайших дней, появится возможность засечь и его «мобильник». Ведь не станет же он менять аппараты после каждого телефонного разговора. Или там сим-карты переставлять с аппарата на аппарат. Вряд ли они будут о чем-то догадываться. Но именно это обстоятельство и даст возможность проследить за дальнейшими действиями интересующих следствие лиц.