Текст книги "Кровавый чернозем"

Глава двенадцатая

Денис не стал выдумывать себе новый имидж – загримировался, как вчера. Требовалось посетить еще одну квартиру, на сей раз в Капотне.

Открыла дверь ему неряшливо одетая крашеная блондинка лет тридцати. На ногах ее красовались стоптанные тапочки, ногти на ногах покрыты ярким, но облезшим лаком.

– День добрый. Марусю можно? – сказал Денис, шмыгая носом и ожидая, что женщина ответит ему, как в анекдоте – «у нас всех можно». По крайней мере, судя по ее виду…

– А вам зачем?

– Да так… Я от Пузыря.

– От какого такого Пузыря? – заорала вдруг блондинка, наливаясь кровью. – Чтобы духу твоего здесь не было! – и захлопнула дверь.

– Э-э! Девушка! – запротестовал Денис, стуча в дверь кулаками. – Того! Красавица! Я его старый друг!

– Нечего тут шляться! – отвечала девушка из-за двери.

– Да ты погоди! Чего ты кипятишься? Ты ж меня совсем не знаешь!

– Видали мы таких друзей. Раз от Пузыря – такая же небось сволочь…

– Да ладно. Открой, чего скажу!

– Еще чего. Счас милицию вызову.

– Ну вызывай, вызывай! Давай! Как бы пожалеть не пришлось, – прокричал Денис и сделал вид, что уходит.

Когда он спустился на один лестничный пролет, женщина отперла дверь и выглянула:

– Чего приходил-то?

– А! – сказал Денис, останавливаясь. – Я теперь еще подумаю, говорить али нет? Думаешь, мне делать больше нечего, кроме как по поручениям бегать? Я тебе не какая-нибудь шестерка.

– Сам, что ли, что передавал? – спросила девушка недоверчиво, выйдя на площадку и свесившись вниз.

– Сам – не сам… Дело у меня к его подружке, понятно?

– Чего же не понять… Опять, значит, обратно. Ни тпру ни ну…

– Не понял, – поднял брови Денис.

– И не надо, – сурово сказала женщина. – А только вот что ты мне скажи – ну и пусть мне от Пузыря потом взбучка будет, я ему то же самое в глаза скажу, я ему в его поганый рот плюну! Вот чего он девушку в покое не может оставить? Чего он как собака на сене? Неужто из-за ребенка печется?

Час от часу не легче, подумал Денис. У него, значит, еще и ребенок… Жаль, что в тюрьме не кастрируют. Чтобы генофонд не портить…

– А твоя какая забота? – спросил он грубо. – Не твой ребенок, нечего и нос, куда не просят, совать!

– Не мой ребенок! – Женщина уперла руки в боки. – А кто его выхаживал с его мамашей? Кто его подымал, помогал пеленки стирать? Пузырь твой? Пузырь твой… мочевой?! А вот это видел? – Женщина сложила дулю и помахала у Дениса перед лицом. – А денег он дал? Он да-ал, дал – аж целых два раза по двадцать баксов! Он ще-едрый… И вот что – ты ему так и передай – это мы с Марусей тогда машину его поломали! – сказала она с торжеством.

– Зачем? – опешил Денис.

– Женская месть! – заявила женщина. – Напились мы с ней как-то с горя, развеселились, а он тогда еще чаще бывал, а машину свою у подъезда оставил… Ну, мы и отодрали тогда все, что можно было, да и стекла-то перебили! Хотели было сжечь, да нечем облить было. Вот так-то вот! Так ему и скажи!…

– Не скажу я ему, – подумав, сказал Денис.

– Это еще почему? – удивилась женщина.

– Да я его не слишком-то жалую… – признался Денис.

Женщина опешила:

– А что же ты у него на побегушках работаешь?

– Не столько у него, – сказал Денис, – я же тебе говорю – я не шестерка, и не смей мне этим тыкать, женщина. Я, в общем, скорее по просьбе друга своего сюда пришел. Только потому и согласился.

– Что за друг?

– Да Прыщ.

– Прыщ? – не веря своим ушам, переспросила женщина. – Так он же… сидит?

– Ну, так и я сидел.

– Ты? – засмеялась женщина. – Да ты ни разу в своей жизни не сидел, что я, не вижу? От сидевших мужиков и пахнет не так… Ну, и что за дело такое?

– Да так, велел Прыщ Пузырю сказать, чтоб Марусю не обижал, а то он не будет за всех отсиживать. Велел денег ей дать на ребенка. Ну, и Пузырь тоже сам застыдился…

– Этот? Никогда! – решительно возразила женщина. – А просто так положено, его свои же уважать не будут… Ну и как, дал денег?

– Так вот я же и ищу Марусю, чтобы ей передать, – сказал Денис.

– А ну, покажи деньги! – усомнилась женщина.

Денис возблагодарил счастливую случайность, вынул из кармана и показал Марусе выигранные у уголовников деньги.

– Я ей сама передам, – сказала женщина.

– Э нет, – ответил Денис, пряча деньги, – велено в собственные руки. – Так что, скажешь мне, где Маруся, или нет?

– Не знаю… – с сомнением произнесла женщина. – Может, ты врешь, а может, и нет… Может, тебя как раз Пузырь и послал, а Марусе что-то с ним встречаться не хочется…

– Милая! – сказал Денис. – Если Пузырю надо будет, он свою подружку без тебя найдет! Однако что же?

– Вот что, – решительно сказала женщина. – Ты даже не сомневайся. Если хочешь знать, этот Пузырь Марусе и мне, я считаю, еще и не так задолжал. Да и я бы с него получила, мне причитается. В последний раз, как у меня были всей шоблой, так чуть квартиру не подожгли – все перебили, все перепортили. Гуляли они, вишь ты… Я теперь никого не пущу! Так что уж ладно, дам я тебе адрес, не знаю, там она сейчас или нет… Раз ты мне не хочешь доверять… Увидишь, привет ей тогда от Светы передавай. Нам, женщинам, друг друга держаться нужно. На вас разве можно рассчитывать? Подонки вы, – вздохнула женщина. – Все как один. Кто побольше, кто поменьше…

– Адрес давай, – прервал Денис грозившее начаться словоизвержение.

– Авиационная, семнадцать, квартира двадцать. Вход со двора, – сказала женщина, затем прошаркала в квартиру и захлопнула дверь, не прощаясь.

Несмотря на дружеские чувства, которые она, по ее словам, питала к Марусе, Денис прекрасно понимал, что часть денег до Маруси все ж бы не дошла. Денис представил себе, как она сейчас пойдет на кухню и в срочном порядке опрокинет стопочку в лечебных целях. Он вздохнул. Самое неприятное, что было в его работе – да и вообще в жизни, – это встречи с опустившимися женщинами. Опустившийся мужчина, пьяница, бомж, валяющийся в канаве с разбитой головой, давно уже не производил на Дениса при встрече никакого впечатления. Но опустившиеся женщины… Они были отвратительнее любого пьяницы. То ли сама натура женская грубее, то ли слишком уж разителен контраст между тем, чем должна бы быть женщина, и тем, во что она иногда превращается… Как ни странно, но к проституткам Денис не испытывал таких неприятных чувств. Ну, легкое презрение, смешанное с жалостью. Видимо, удовлетворение низменных мужских инстинктов считал он подсознательно занятием более достойным, чем выпивка и бродяжничество. Возможно также, что все женщины просто напоминали ему мать, бабушку…

Встреча с Марусей порадовала его куда больше. Маруся не была опустившейся женщиной. Она была просто женщиной малообразованной, бестолковой, быть может, глупой и побитой жизнью, но не опустившейся, нет.

Денис приехал в довольно неудобное время – как раз к обеду. Дом, в котором проживала искомая Маруся, представлял из себя типичную хрущевскую пятиэтажку, затерявшуюся среди других таких же пятиэтажек, предназначенных в скором времени на слом. Они стали нерентабельны – ну сколько людей может вместить такой дом, а место занимает… Вокруг разворачивались новые строительства – район был приличный, чистый, во-первых, по соседству с рекой, во-вторых, ветер, гулявший над районом, сносил в сторону стоявший над городом смог. Модные дома с дорогими квартирами, построенные из бетонных блоков, были не так полезны для здоровья – такой материал практически не пропускал воздух, – зато обладали роскошной, продуманной планировкой. Эти индустриальные гиганты скоро заполонят всю Москву, подумал Денис. Не останется уютных уголков… Такие дома предназначены для людей, желающих жить обособленно и со всеми удобствами. Но пока во дворах пятиэтажек было мирно. Цвели кусты под каждым окном, висело развешанное на веревках белье, сидели бабушки у подъездов и копошились в песочницах дети. Картины мирной жизни. Все как в старых советских фильмах. Однако кое-что появилось новое – необходимый Денису подъезд оказался замкнут на домофон – и сюда долетели эти веяния современности. Он оглядел всю дверь в поисках начертанной чьей-нибудь доброй рукой нужной комбинации, нашел несколько цифр, но это оказалось обманом. Ему пришлось долго ждать, пока кто-нибудь не соизволит выйти. Попробовал было спросить у проходившей мимо женщины, какой тут код. Женщина оглядела его подозрительно и ответила:

– Такой же, как раньше.

Повысилась у народа бдительность, повысилась, подумал Денис. Неужели они думают, что кому-то надо взрывать их зачуханный домик, утопающий в зелени? Чтобы жертвами стали две-три старушки и пара алкоголиков?

Наконец дверь открылась – девочка вывела гулять большую собаку. Денис зашел внутрь и по лестнице поднялся под самый чердак. Из-за каждой двери доносились звуки – кто-то кашлял, кто-то стонал, орали, плакали дети, пело радио, тявкали собаки. Денис любил районы, в которых жители держат собак, – он был абсолютно уверен, что люди в таких районах в целом должны быть добрее.

Он позвонил в нужную ему квартиру. Открыли ему сразу, не спрашивая кто. На пороге стояла беременная молодая женщина с нечесаными волосами и утомленным видом.

– Мне Марусю, – сказал Денис.

– Заходите, – сказала женщина и крикнула в глубь квартиры кому-то: – К тебе пришли!

Денис зашел и огляделся. По всей квартире бегали сопливые дети. Сперва ему показалось, что их очень много, но потом понял – всего трое. Плюс беременная женщина… «Куда я попал?» – удивился Денис. – Прямо питомник какой-то. И чего они их разводят?

В тесной квартире стоял немыслимый бардак. Похоже было на то, что здесь никто особенно и ничего никогда не убирал…

Дверь в конце коридора открылась и выглянула небольшого роста, крестьянского сложения – широкой кости – женщина с рыжими волосами и большими зелеными глазами. Она могла бы быть красивой, если б не плохой цвет лица, скверная одежда и нервные, разболтанные движения. Женщина махала руками и жестикулировала при разговоре постоянно, при этом еще и повышала голос, и Денис начал опасаться, что она вот-вот заденет его по носу.

– Проходите, – сказала она, – я ребенка кормлю. Вы из жека?

«Еще ребенок», – испугался Денис. Но в комнату все же прошел.

В детской кроватке посреди захламленной комнаты сидел ребенок – Денис никогда не умел определять их возраст, возможно – год, два? Три? Мамаша кормила его с ложечки пюре, и весь нагрудник ребенка был испачкан, равно как и толстые красные щеки. Так вот, оказывается, какой отпрыск у Пузыря, подумал Денис.

– Как зовут? – спросил Денис.

– Вася, – сказала женщина.

– Хороший мальчик, – одобрил Денис.

– Это не мальчик, это девочка. Василиса… – сказала женщина.

– О, – как бы удивился Денис. Больше он не нашелся, что на это сказать…

– Ну, вот и все, – сказала женщина. – Пора спать… Нюра! – гаркнула она, и Денис вздрогнул. – Уложи Ваську! Я с товарищем побеседую на кухне.

Вошла давешняя женщина, склонилась над кроваткой, замурлыкала.

Маруся провела Дениса на кухню, оказавшуюся также грязной, тесной и захламленной, – продавленное кресло, полное старых журналов, заставленный стол, закапанная конфорка… Села на стул нога на ногу, лихим жестом закурила вонючую сигарету и, выдохнув дым, посмотрела на Дениса томными глазами – видимо, она считала, что это и называется кокетничать. Денис давно заметил, что только по-настоящему хорошие женщины могут вести себя так глупо. В хороших – в человеческом смысле – женщинах оставалось что-то от ребенка. Возможно, этим и объяснялось то, что в личной жизни таким женщинам обычно не везло – он не пробуждали сильные страсти, но только желание принести из магазина картошку или, скажем, завернуть в одеяло. Причем на чисто дружеских началах…

– Значит, вы и есть Маруся, – сказал он. – А я не из жэка… Я, как бы вам это сказать…

– Из милиции? – подняла бровь Маруся.

– Нет, – с жаром открестился Денис, – в общем, не из милиции. Я скорее от вашего друга… Это, во-первых. От Прыща.

– От кого?!

– От Зайчика.

– А! – Она удивилась. – Да, бедный парень… Ну? И что, ему что-нибудь надо?

– Да нет, он, собственно, просил вам передать… – и Денис выложил на стол конверт с деньгами.

– Деньги? Почему мне? – удивилась Маруся. – Что я должна сделать?

– Нет, ничего. Это вам… – Денис понизил голос: – На ребенка. Прошу не отказать…

– А вы думали, я откажусь? – Маруся захохотала. – Кто ж от денег отказывается? Нам теперь любые средства хороши… Спасибо. Чайку? А все-таки, – сказала она, поднимаясь, – я не пойму, почему это вдруг он мне деньги шлет, за какие такие заслуги… Мы и не жили с ним. Надеется, что ли, на что по выходе из тюрьмы?

Денис пожал плечами в том смысле, что он бы не стал строить предположений.

– Может, бывают просто хорошие люди, – сказал он.

– А вы, конечно, один из них, – усмехнулась Маруся. – Знаем, плавали… Все вы хорошие, пока вам что-то надо. Меня на это больше не купишь… Впрочем, это все равно. Мне о ребенке заботиться надо… А без мужиков нормальных денег не достать. Бытовая, так сказать, проституция… Мне наплевать. Вот вы кем работаете? Может, пристроите меня? Или на машине покатаете? Ладно, шучу…

Денис вздохнул. Разговор предстоял еще более сложный, чем он себе это представлял.

– Маруся, – сказал он, – вы правы… Я из милиции. Сядьте, пожалуйста.

Маруся села, настороженно глядя на него.

– Маруся, нам нужен Пузырь, – сказал Денис, глядя ей в глаза. – Я – частный детектив. Пузырь стал убивать людей. Причем чем дальше, тем легче ему это делать. Из простого вора он превратился в чрезвычайно опасного главаря банды. Его необходимо остановить…

– Бог ему судья, – пожала плечами Маруся. – Я лично давно с ним рассталась…

– Нет, вы не отворачивайтесь и не прячьте голову в песок. Маруся, иногда в жизни необходимо принимать жесткие решения. Очень просто сказать – «Бог ему судья». На самом деле ответственность на вас. Ведь могут пострадать невинные люди…

– Но что же я могу сделать?!

– Нам просто необходим адрес, по которому Пузыря можно найти.

– Я не дам вам этот адрес, – помотала Маруся головой. – Можете забирать свои фальшивые деньги.

– Деньги, Маруся, самые что ни на есть настоящие, – сказал Денис, пододвигая конверт обратно, – и с Прыщом… с Зайчиком действительно виделся один мой друг, адвокат. Он сейчас сидит в тюрьме – неплохой действительно человек, кроме того, он уже завязал, сидит по наводке того же Пузыря. Справедливо ли это?

– Так отпустите его, раз вы знаете, что он сидит ни за что! – сказала Маруся решительно.

– Не могу, – развел руками Денис. – Я знаю, но где доказательства? Просто человеку можно верить, и я верю, но выпустить не могу. Есть закон, есть улики… Вот если бы мы взяли Пузыря…

– Я не могу этого сделать, – сказала Маруся, – даже и хочу, но не могу и не могу… – на глазах ее выступили слезы. – Как я могу выдать человека? Да еще отца моего ребенка?

Так, подумал Денис, сейчас будет сцена. Надо перевести разговор. Черт бы подрал мою работу.

– Это ваша сестра там? – спросил он, кивнув в сторону комнаты.

– Да, – сказала Маруся, думая о своем, – старшая… Средняя еще есть, но она в отъезде…

– Да у вас, как у Чехова, – три сестры… В Москву, в Москву… А чьи это все дети?

– Сестер моих. Мы вместе живем, вместе и воспитываем – так легче, и дети пока у всех маленькие, а в сущности, где два, там и три, и четыре – уже разницы не замечаешь в заботах…

– А мужа у сестры нет? Ни у той, ни у другой?

– Почему, у Нюры есть. Только он приходящий – он у нас тут жить не может, у нас сами видите что…

– Кстати, чуть не забыл, – сказал Денис ласково, – вам от Светы привет.

– А… Спасибо. Вы, значит, и у нее побывали…

– Послушайте, Маруся, – перешел в наступление Денис, – я понимаю, адрес вы дать отказываетесь… Но сообщите же нам что-нибудь! К тому же это для вашей пользы. Вам бы не хотелось сидеть за укрывательство? Хоть как-то надо сотрудничать со следствием в ваших обстоятельствах. Или Пузырь вам денег присылает и вам жалко доход терять? На ворованное, значит, живете? И ребенка кормите на ворованные деньги? Да еще и кровавые…

Маруся покраснела.

– Ой, смотрите, Маруся, как бы плохо все не кончилось, – продолжал скрепя сердце пугать ее Денис. – Как Пузырь сядет, вам же спокойнее будет… Он человек непредсказуемый. А так он и не узнает никогда, кто что рассказал. Слово даю. А еще обещаю, что пальцем его не трону, посажу целого-невредимого, – не моргнув глазом соврал Денис. – Ну?

– Хорошо, – подумав, шепнула Маруся. – Вот что я вам могу сказать… От него иногда человек приходит… Смотрит, не живу ли я с кем. Сегодня тоже должен прийти… Вы тогда с ним разбирайтесь, а меня оставьте в покое. Длинный такой, носатый, в зеленой кепочке… Валентин зовут. И на щеке еще шрам, на правой, небольшой такой. Он у меня под окнами ходит, я его вижу – на площадке детской сидит… Хоть из дома не выходи…

Уходил Денис от Маруси со смешанным чувством. С одной стороны, он добыл какие-то сведения. С другой стороны, Маруся ему понравилась, и очень неприятно, что пришлось так на нее давить. Она была неплохим человеком. Непонятно, правда, зачем с таким подонком связалась, но у женщин это как-то по-другому устроено. Они на то, подонок он или нет, внимания не обращают. Им важно, как ты непосредственно к ним относишься. Скажи только пару добрых слов – и готово дело, записали тебя в хорошие люди, несмотря ни на что. А то, что ты подлости строишь на каждом шагу, это у тебя просто натура такая сложная. Хотя, может, в этом их достоинство, женщин. Полюбите нас, так сказать, черненьких, а беленьких и всяк полюбит…

Денис, подумав, позвонил в «Глорию» и вызвал себе на подмогу Демидыча – надо было проследить за домом. Стало быть, Пузырь большой собственник и мелкий домашний тиран. Бросил женщину, но для каких-то надобностей при себе держит, бережет про запас. А может, и ему тоже хочется, чтобы кто-то у него был. Ну, это его проблемы. Тут-то мы тебя и поймаем, подумал Денис.

Дальнейшее было уже легче легкого. Встретить этого «засланца» Валентина, проследить за ним по всем правилам, куда он пойдет, – ведь будет же он о результатах наблюдения докладывать Пузырю рано или поздно… В крайнем случае спровоцируем. Приду к Марусе с вином и букетом, подумал Денис. Вот смеху будет… А там выйдем на след, отыщем квартирку, на которой Пузырь прячется, устроим засаду объединенными силами и накроем всю шайку. Очень даже просто… Проще пареной репы. Денис сладко потянулся. Дело продвигалось к финалу. И лопнет тогда надувшийся мыльный Пузырь, подумал он. Лопнет.

Глава тринадцатая

Узкая проселочная дорога, петляя, вела к дому Сергеевых. Скользя по весенней деревенской грязи и чертыхаясь, Ковригин подходил к ничем не примечательному строению пятидесятилетней давности.

«Черт, нужно было резиновые сапоги обуть, решил пофорсить, вот тебе и результат», – ругал сам себя Ковригин, отряхивая с ботинок налипшую на них грязь.

Дом Сергеевых стоял на окраине. Небольшой, светло-коричневый, давно не крашенный, с покосившейся дверью, он производил впечатление заброшенного, покинутого хозяевами дома. Если бы не цветы на подоконниках, можно было бы подумать, что в доме уже давно никто не живет.

Зеленый облезлый забор, казалось, вот-вот готов был рухнуть. Калитка закрывалась на веревочку, цепляющуюся с внутренней стороны забора за ржавый длинный загнутый гвоздь. Неловкое движение Ковригина, и калитка едва не отвалилась – оказывается, она держалась только на одной петле, Ковригин вовремя успел придержать калитку: не получилось, решил оставить, как есть, зацепив веревкой за гвоздь, прошел к дому по узкой асфальтированной дорожке, стуча ботинками об асфальт, стряхивая с них комья грязи.

Во дворе никого не было. На веревке, протянутой вдоль двора, висело давно высохшее белье, застиранные простыни, штопаные носки.

«Ишь, бедными прикидываются», – оглядывая жилище, раздраженно подумал Василий. Поймал себя на раздражении, задумался… Собственно, для раздражения у него не было никаких оснований: старые люди, вполне возможно, живущие на одну пенсию, могли быть на самом деле бедными и не иметь ни малейшего представления о том, чем на самом деле занимается их сын.

«Не верю, что не знают, – прокомментировал для себя эту мысль привыкший спорить сам с собой Ковригин, – наверняка прикидываются, тоже мне конспираторы».

Ковригин постучал в дверь. Никто не отозвался.

«Ну и хорошо, – Ковригин опустился на лавочку около двери, – есть время для размышлений».

Размышлять Ковригин любил, это придавало ему значимости в собственных глазах, превращая в философа, иногда в детектива. Поскольку впечатлений от деревенской жизни было немного, а ум у Ковригина был острый, живой, нуждающийся в постоянном притоке свежих ярких событий, размышления и фантазии – вот все, что ему оставалось. Впечатлений, конечно, было много, но все они, как правило, были садоводческого или огороднического порядка. И как ни старался переключить Ковригин всего себя целиком на деревенскую жизнь, не получалось. Снова и снова происходили события, которые по значимости оказывались важнее, интереснее и насыщеннее его простой фермерской жизни. И теперь Василий Васильевич даже был рад тому, что в его жизни снова происходило что-то, заставляющее его душу, его ум работать.

«Итак, давай по порядку», – сказал сам себе Ковригин, устраиваясь на лавке поудобнее и принимаясь за свое любимое дело – размышлять.

«Первое, что мы имеем: родители Пузыря оказались моими односельчанами, и это хорошо. Хорошо потому, что теперь я смогу многое еще узнать. Если, конечно, Иван Николаевич и Анна Ивановна Сергеевы не окажутся соучастниками дел, которые творит их сын, – Ковригин тут же отбросил эту мысль как невероятную. – Пожилые люди, зачем им все это?»

Размышляя таким образом, Ковригин продолжал наблюдать: дом не обнаруживал никаких признаков жизни, казалось, все замерло или затаилось, даже сухие листья на деревьях не шелохнулись.

«Странно, где вся скотина? Неужели у них нет ни коровы, ни коз, ни даже кур?»

Решив проверить свои мысли, Ковригин обошел дом, попав таким образом во внутренний двор.

Во внутреннем дворе, который выполнял скорее функцию палисадника, тоже никого не оказалось. Ковригин заглянул в курятник. Одинокая курица, увидев незнакомого человека, громко запричитала, оповещая своих затерявшихся где-то в глубине двора собратьев о непрошеном визитере. По направлению отдаленного кудахтанья Ковригин понял, что куры на огороде.

«Пошла вон!» – ругнулся на нее Ковригин. Курица явно нарушала его желание теперь уже остаться незамеченным и подробным образом заняться исследованием того, что окружало этот дом.

«Не хватало еще, чтобы хозяева обнаружили меня в палисаднике», – представил себе ситуацию Ковригин.

Ситуация, на его взгляд, могла выглядеть следующим образом.

За широким стволом дерева мог вполне спрятаться человек…

Треск веток за спиной Ковригина заставил его обернуться. Ненаблюдательному взгляду могло показаться, что никого нет, да и не было, но Ковригину показалось, что за широким стволом дерева что-то мелькнуло.

– Та-ак, кто это еще? – на ходу соображал Ковригин. В следующую секунду он уже стоял за деревом, держа в руках покрасневшее мальчишеское ухо.

– Та-ак, кто это еще? – повторил Ковригин придуманную им самим фразу и, стараясь сдержать улыбку, нахмурился.

Ухо, которое сжимал Ковригин, принадлежало мальчишке лет восьми, по его хитрой и одновременно жалкой улыбке можно было предположить, что мальчишка здесь неспроста…

– Пусти, дядя, – заныл мальчишка, и Ковригин ослабил ухо, но не отпустил его.

– Ты кто? – строго спросил Ковригин.

– Дед Пихто, – вырвался мальчишка и буквально взвыл в следующий момент, потому что цепкие пальцы Ковригина снова схватили его за ухо и сжали еще с большей силой.

– Ты знаешь, что я сейчас с тобой сделаю? – задал скорее самому себе вопрос Ковригин, соображая, что он сделает с мальчишкой и вообще, стоит ли с ним что-либо делать.

– Нет, не знаю, – заскулил мальчишка. – Я ничего, я просто испугался…

– Чего ты испугался? – растерялся Ковригин.

– Тебя… Отпусти, больно…

– Давай по порядку, – сказал Ковригин. – Кто ты и что здесь делаешь? Быстро отвечаешь на два вопроса, и я тебя отпускаю, идет?

– Честно? – прищурился мальчишка.

– Честно, – Ковригин и в самом деле решил отпустить его.

– Лешка, я к дядь Коле, на джипе покататься хотел, – выпалил мальчишка и, отпущенный Ковригиным, тут же скрылся за углом сергеевского дома.

– На джипе? – растерянно повторил вслед ему Ковригин.

Это меняло дело. Теперь, когда он уже собрался уйти, не дождавшись хозяев и поняв, что искать ему, собственно говоря, нечего, ситуация изменилась.

«Надо было мальчишку не отпускать, – спохватился Ковригин, – он наверняка многое мог бы рассказать…»

Но от Лешки не было и следа, оставалось самому заняться поисками либо хозяев, либо следов джипа.

Ковригин снова обошел дом, теперь с другой стороны. Широкий непаханый огород с одиноко растущим на нем грушевым деревом да пасущиеся на огороде куры – вроде бы ничто не вызывало никаких подозрений. Ковригин снова прошелся по палисаднику, зачем-то заглянул в колодец: никого, разумеется. Оставалось три неисследованных объекта: погреб, сарай и дом. Ковригин решил начать с погреба.

Каменные ступени разной высоты вели вниз, туда, где царили мрак и холод. Огромные бочки, на которые он натыкался в темноте, казались еще больше. Пятилитровые баллоны с торчащими из них трубками вперемешку с какими-то бутылками, мешками, деревянными емкостями разного объема – все это наталкивало на выводы, совсем не те, которые сейчас интересовали Ковригина.

Скрипнула дверь погреба.

«Баста, – решил Ковригин, – хватит играть в детектива, нужно осмотреть сарай, а потом – дом».

Выйдя из погреба, Ковригин окинул взглядом расстояние до сарая, сравнив его с расстоянием до дома: дом был явно ближе.

«Нет проблем: сначала дом, потом сарай», – сориентировался Ковригин, подошел в дому и еще раз постучал в дверь. Никто не отозвался. Ковригин легонько нажал на дверь, дверь оказалась не заперта.

Небольшой коридор с круглым столом посредине и деревянными лавками справа и слева, еще одна дверь – в комнаты. И эта дверь тоже оказалась открытой. Ковригин растерялся: вот оно, логово врага. И что же ему теперь делать?

«Искать», – решил он, сам толком не понимая, что именно он должен искать в доме.

Большая гостиная: иконы, вязаные половички, старый мебельный гарнитур, диван… Комната прямо: печь, кровать, шкаф… Еще одна дверь.

«Спальня», – подумал Ковригин и присел на диван.

Настала пора привести в порядок мысли. Поход в дом Сергеевых, судя по всему, ничего не дал: ни тебе улик, ни следов преступления, ни даже самих хозяев, скромный, если не сказать, убогий быт которых превращал все подозрения Ковригина в нелепость.

«Может, они вообще с сыном не общаются и не имеют ни малейшего понятия о том, чем на самом деле он занимается?» – мелькнула у Василия мысль, превратившая окончательно его поход в дом Сергеевых в бессмыслицу.

– А-а… – вдруг отчетливо донеслось из-за той двери, которую Ковригин принял за спальню.

Ковригин замер. Прятаться было негде. Приняв боевую позицию, которой его учили в юношеские годы в секции вольной борьбы, и приготовившись встретить любой удар, Василий ждал у двери в спальню. Прошла минута, потом другая. Из спальни никто не появлялся. Ковригин устал ждать, подкравшись на цыпочках к двери, попытался в замочную скважину рассмотреть того, кто стонал в комнате. Никого не было видно.

«Может, опять мое воображение рисует всякие ситуации?» – подумал он. И словно в опровержение его мыслей, из комнаты снова раздался стон.

«А что, если там… Если тому, кто там, нужна помощь?» – С этими мыслями Василий решительно открыл дверь спальни.

Картина, которую он там увидел, не могла ему и в голову прийти: на диване, свесив руку на пол, в одежде спал Пузырь. Характерный запах пьющего не первый день человека, которым была пропитана спальня, говорил о том, что Пузырь здесь не первый день, и еще о том, что пьет он тоже не первый день.

«Как же он приехал? – недоумевал Ковригин. – Пьяный – за рулем?»

Пузырь словно почувствовал присутствие в комнате постороннего человека, он повернулся на живот и промычал:

– Убью…

Боясь, как бы это не произошло на самом деле, Ковригин, пятясь, вышел из спальни, стараясь не скрипнуть дверью, в коридор. Из коридора, не прикрывая за собой давно не смазанные входные двери, выскочил во двор. И пошел, почти побежал. Если бы мог, то, как тот мальчишка – только бы пятки засверкали, но положение не позволяло.

«Что скажут односельчане?» Трезвая оценка любой ситуации не раз выручала Ковригина, помогла она и на этот раз. Дойдя до калитки, Василий остановился.

«Стоп, – подумал он, – а сарай?»

И противоречивые мысли заговорили одновременно в его голове.

«Ты с ума сошел? – твердила одна. – Какой сарай? Что там может быть? Все, что ты искал, нашел, нужно ехать к Грязнову!»

«Все, завязывай с этим делом и давай домой, хватит играть в детектива! Это не твое дело, пусть им занимается тот, кто получает за это деньги, кстати, твои, кровные, заработанные честным фермерским трудом!»

«Нет– нет, именно в сарае… Нужно проверить все: от начала и до конца!»

«Тебе что, жить надоело?…»

«Будь мужиком, в конце-то концов! Решил, так делай!»

Победила последняя мысль.

«Будь что будет, – подумал Ковригин, развернулся и направился к сараю, – по крайней мере не в чем будет себя упрекнуть».

Впоследствии эту ситуацию Ковригин будет вспоминать много раз, рассказывая своим друзьям, и Грязнову в том числе, каких усилий стоило ему тогда взять себя в руки и, можно сказать, на глазах у врага сделать у него обыск.

Страхи, опасения Ковригина были вознаграждены: в сарае действительно стоял джип.

«Неужели тот самый?» – Ковригин провел рукой по шине: песок тот же, что и во дворе милиции.

Это был именно тот самый джип, с которого началась эта история: великолепный «рейнджровер», похищенный у Дениса Грязнова.

Что делать дальше, Ковригин знал: конечно, к Грязнову! Но прежде – к другу, перевести дыхание, рассказать и посоветоваться, хотя и так все теперь стало понятно.

Торопясь, выходя из сарая и направляясь к калитке, Ковригин не заметил, что за ним наблюдают. И только взявшись за веревку и отцепляя ее от ржавого гвоздя, он услышал, точнее, прочувствовал всем своим телом прозвучавший вопрос:

– Эй, ты кто, а ну-ка стой! – Сама жизнь скорректировала вопрос, не раз звучащий за сегодняшний день в воображении Ковригина.

«Иван Николаевич», – узнал голос Сергеева-старшего Ковригин и вздохнул с облегчением.

– Здравствуйте, Иван Николаевич, – Ковригин обернулся навстречу хозяину, доброжелательно протягивая для пожатия руку.