Текст книги "Кровавый чернозем"

– А-а, Васька, – смягчился хозяин, – а то я гляжу, чужой по двору ходит, думал сына звать на подмогу.

«Хорошо еще, что ты не увидел, как я не только по двору хожу», – подумал Ковригин.

– Чем обязаны? – заглядывал в глаза гостю Сергеев.

– Да ничем, собственно, просто зашел, – оправдывался на ходу Ковригин, не успев сориентироваться.

– Просто нынче только кошки родятся, – высказал банальную сентенцию хозяин.

– Это верно, – решив не вызывать напрасных опасений хозяина, Ковригин и придумал на ходу объяснение. – Машку ищу, коза это моя, третий раз сбегает, стерва.

– Любимая коза, – похлопал гостя по спине Сергеев и сам рассмеялся своей шутке. Помнишь, как в кино: приносит грузин козу к ветеринару, а коза у него тоже любимая была…

– Не козу, а овцу, Иван Николаевич, – перебил его Ковригин. – Слушай, я пойду, а? Машку надо искать…

– Я тебе пойду! – Сергеев обнял гостя за плечи. – В какой еще раз к нам зайдешь, пойдем выпьем, а коза твоя найдется, не бойся…

– Может, как-нибудь…

– Никаких «как-нибудь», а прямо сейчас, с сыном ты моим, кстати, не знаком?

«И рад бы не знакомиться», – подумал Ковригин и ответил отрицательно.

– Вот и познакомишься, – обрадовался Иван Сергеев и повел гостя в дом.

– Колька! – взревел Иван, распахивая перед Ковригиным входную дверь.

Ковригин снова очутился в гостиной.

– Колян, ты что, спишь?! – Хозяин направился в спальню.

– Убью, – раздалось уже знакомое Ковригину пузыревское мычание из спальни.

– Дрыхнет, – выглянув из спальни, ласково сказал Иван Николаевич и снова заревел: – Коляшка! Пошли козу искать!

В спальне раздался грохот, по которому трудно было понять, что именно там произошло: то ли отец стянул сына с дивана, то ли сын, оттолкнув отца, бросил его на пол. Ковригин решил было вмешаться, но передумал: «Сами разберутся». И действительно, через пару минут из спальни показались оба, как две капли воды похожие друг на друга, – отец и сын Сергеевы. И первое слово, которое они произнесли, оба, одновременно, было:

– Выпьем?

– А это кто? – заметил гостя Пузырь. – Ты кого привел, па?

Ковригин оценил пространство: если что, ближе всего – окно, из гостиной прямо во двор и…

– Ты мента привел! – заревел Пузырь и двинулся на Ковригина.

– Сынок, какого мента, – заслонил собой Ковригина Сергеев-старший, – ты выпей-ка, на, – отец налил сыну полстакана водки из аккуратно спрятанной под столом бутылки, – а то и меня за мента примешь…

«Сынок» выпил. Всмотрелся в Ковригина:

– Да ты, я вижу, уже второй раз ко мне в дом приходишь!

– Ну ты даешь! – Отец налил ему еще. – Перепил ты, сынок, – и выпил сам. – А ты-то чего отстаешь, – толкнул под локоть Ковригина, – пей, а то козу искать не пойдем… – и снова сам засмеялся своей шутке.

– Нет, батянь, постой, – опять направился к Ковригину Пузырь, – я же помню, когда я спал, он вот так, как ты сейчас, рядом стоял…

– Ты подумай, Коляна, ну что ты говоришь, как ты мог видеть, если ты спал?

Пузырь задумался. Было видно, что его мозг не привык к сложным умственным операциям, Пузырь махнул рукой:

– Налей.

Снова выпил, похлопал Ковригина по спине:

– А ты клевый мужик!

– Почему? – удивился такому комплименту из уст врага Ковригин.

– Потому что кончается на "у", – Пузырь расхохотался. – Это знаешь, как вопрос типа: почему меня Пузырем зовут, а, не знаешь почему?

– Выпить любишь? – предположил Ковригин.

Отец и сын смеялись так, что дрожала бутылка на столе.

– А тогда его, – Пузырь показал на отца, – тоже так должны звать, а? Пузырь-младший и Пузырь-старший. А маманю нашу – Пузыриха?

– Нет, лучше Пузыриня. Кстати, где она? – спросил сын и на всякий случай пригрозил кулаком Ковригину. – Ты маманю нашу не трожь, мы за нее шею кому хочешь…

На крыльце послышались шаги.

– А вот и маманя Пузыриня, – обрадовался Николай и кинулся к матери с объятиями.

Анна Ивановна позволила сыну себя обнять, сокрушенно покачала головой, едва не заплакала:

– Опять?

– Не опять, а снова, маманя! – радостно сообщил жене Иван Николаевич. – У нас гости, не видишь, что ли?

– Ой, – засуетилась Сергеева, – а я и вправду не заметила, вы уж простите меня, – и захлопотала, накрывая на стол припасенные в маленькой комнате продукты, – вы уж простите нас, только огурчики да вот капусточка, что ж эти-то, ничем не угостили вас…

– Угомонись, маманя, – прикрикнул на нее Иван Николаевич.

Анна Ивановна сжалась, замолчала, присела тихо на краешек дивана, спросила у Ковригина тихо-тихо:

– А вы, я вижу, наш, поселочный?

– Да это ж Ковригин! Васька! Ты гляди, Колян, мы пьем, а она пьянеет, – заорал Иван.

– Запамятовала, вы уж простите, – коснулась руки гостя Сергеева.

– Не боись, простит, сейчас выпьет и всех простит, и тебя, и меня, правда, Васек? А ты чего примолк-то?

– Да вот спросить хочу, – осмелился Ковригин.

– Хочешь, да стесняешься, – снова громко захохотал Пузырь, – ну спрашивай, девица-красавица!

Ковригин побледнел, подумал, решил на «девицу-красавицу» никак не реагировать.

– За что ты меня клевым мужиком-то назвал?

– А за то, что не испугался, я же знаю, что это ты в комнате стоял, а я бы и вправду убить мог, я же все вижу, это только кажется, пьяный дурак, я в таком виде все могу, на джипе ездить могу! – Пузырь куражился, при этом наблюдая за реакцией Ковригина.

Ковригин решил вести себя, как хозяин:

– Налей, – сказал он и протянул Ивану Николаевичу пустой стакан.

– Вы тоже по этому делу? – сочувственно вздохнула Анна Ивановна. – Бедный, вот и мои туда же, прямо не знаю, что и делать…

– Должна знать! – заревел Иван. – Должна знать, что делает добрая жена в таких случаях, сочку бы нам томатного, а, маманя. Сгоняй-ка ты в погреб!

– Может, не надо, а? – Сергеева едва не плакала.

– Вправду, ребята, – решил поддержать хозяйку Ковригин, – и так всего…

– Помалкивай, – перебил его Иван Николаевич, – жена должна знать свое место в доме, в погреб, живо! Кому сказал…

– Хорошо, хорошо, – согласилась Сергеева и тихонько спросила гостя: – Может, вам чего еще принести, а? Селедочки?

– Давай, давай, и нам селедочки! – обрадовался Пузырь.

Едва захлопнулась за хозяйкой входная дверь, Пузырь наклонился к Ковригину и шепнул:

– Теперь ты понял, почему меня Пузырем зовут?

Ковригин отрицательно покачал головой.

– Отец, – обратился он к Сергееву-старшему, – он и теперь не понял, может, ему врезать для просветления мозгов-то, а?

– Ты не горячись, сынок, – похлопал сына по плечу Иван Николаевич.

– Да нет, я вижу, надо врезать, – разошелся Пузырь.

– Гостя не тронь, – тихо, но зло сказал отец, – а не то я тебе самому сейчас врежу.

– Хорошо, – согласился Пузырь и кивнул Ковригину, – но я все равно тебе как-нибудь врежу, ох, с каким удовольствием, потому что мужик ты и вправду клевый…

Вернулась мать. Воспользовавшись тем, что Сергеевы переключили на нее внимание, Ковригин решил улизнуть. Ему уже давно надоело это общество, ничего нового узнать бы не пришлось, а продолжать дальше пьяное общение Ковригину не хотелось. Он встал с дивана, словно уступая Сергеевой свое место. Пузырь тут же верно оценил его движение:

– Эй, ты куда намылился?

– Козу Машку искать, – ответил за него Иван Николаевич, – да пускай проваливает, раз мы ему не компания.

– Отчего ж не компания, – решил не расставаться врагами Ковригин. – Вот я дела свои поделаю, козу найду, – он поправился, – вот тогда и выпьем вместе…

– А селедочка, вот возьмите, огурчики, давайте, я вам с собой, – засуетилась Анна Ивановна.

– Угомонись, мать, – осадил ее Пузырь, – в гробу он видал твою селедочку с огурчиками!

– Коляша, ну зачем…

– Спасибо вам, Анна Ивановна, – Ковригин пожал женщине руку, – огурчики ваши замечательные, ну а селедочку я как-нибудь в другой раз попробую, вы уж не обижайтесь.

– Да что вы, это вам спасибо…

– Мне-то за что? – удивился Ковригин.

– За хорошие слова, от них слова доброго ввек не дождешься, – она тяжело вздохнула. – Ну ничего, Бог терпел и нам велел, ангела-хранителя вам, – и она перекрестила уходящего Ковригина.

Выйдя из дома, Ковригин вытер со лба пот.

«Кто его знает, – думал он, – может, Пузырь и вправду видел меня в своей спальне, а может, на пушку берет? Но в любом случае голыми руками его никак не возьмешь, тут ежовые рукавицы нужны».

Закрывая за собой калитку, Василий поскользнулся, едва не упал в грязь, удержался, зацепившись за веревочку, оглянулся: не видит ли кто, дорожил своей репутацией Ковригин, а в пьяном виде его еще ни разу не видели в поселке.

«Пойду– ка я огородами, -решил Ковригин, – по крайней мере если и упаду лицом в грязь, то не перед всем поселком».

Но, как обычно бывает в таких случаях, сработал закон подлости. На соседнем огороде его увидела Нюрка:

– О! Вася, куда это ты?

– Козу Машку ищу, – стараясь придать своему голосу побольше трезвости и строгости, ответил Ковригин, но Нюрка адекватно оценила ситуацию.

– А ты заходи, вместе искать будем! – весело смеялась она, наблюдая, как Ковригин пытается ступать по дорожке между огородами ровно, словно по натянутой канатоходцами между двух столбов веревке.

«Ничего, – утешал себя Ковригин, – любой опыт отрицательный лучше, сильнее и полезнее положительного опыта, по крайней мере, я понял, в чем логика поведения пьяного человека. Да. Оказывается, все очень просто: чем больше человек пьян, тем больше он хочет казаться не пьяным».

Мысли путались, размышлять в пьяном виде оказалось гораздо труднее, чем в трезвом.

«Интересно, как он так соображает, – позавидовал способностям Пузыря хорошо ориентироваться в пьяном виде Ковригин, – и машину водит, и любую ситуацию контролирует, не то что я…»

Словно подтверждая его мысли, ноги перепутались друг с другом, и Ковригин упал, точнее, встал на четвереньки прямо на дорожке между огородами, опираясь на колени и на локти одновременно, плавно раскачиваясь из стороны в сторону и соображая, как лучше сохранить равновесие и не упасть совсем. Помог сосед с правой стороны от хозяйства Ковригина: Егор уже несколько минут наблюдал за перемещениями по огороду Ковригина, из чего сделал вполне верное заключение о его состоянии.

– Где это тебя так угораздило? – спросил Егор Василия, помогая ему подняться.

– Не спрашивай, – выдохнул Василий, поднимаясь и цепляясь за соседа, – с Пузырем мы…

– Ты имеешь в виду с бутылкой, что ли? – уточнил Егор.

– С какой бутылкой? С тем самым Пузырем и есть.

– С кем, с кем? Да ты и вправду, видать, перепил, сам вчера мне про него такие вещи рассказывал, а сегодня, ну ты шутник…

– С ним, с этим, с Пузырем… – Ковригин совсем ослабел. – Егорка, слышь, можно я у тебя оклемаюсь, а то перед Леной неудобно…

– Можно, конечно, – Егор уже вел Ковригина к своему дому.

Глава четырнадцатая

Идея замначальника милиции легализовать положение Пузыря в родном городе сначала ему категорически не понравилась. Даже допустить мысль о хотя бы и номинальном участии в государственном хозяйственном, промышленном производстве, в общественной жизни соотечественников казалась вольнолюбивому, мятежному Пузырю совершенно невыносимой!

Но на практике все это представление с двойниками оказалось гораздо проще и привлекательнее.

Законопослушного, но беспаспортного молдаванина без хлопот пристроили слесарем на машиностроительный завод. Тот несказанно обрадовался такой редкой удаче и поселился в общежитии под именем Николая Ивановича Сергеева. По рекомендации городского управления внутренних дел тут же вступил добровольцем в народную дружину охраны общественного порядка. Но только… Никогда в этой дружине не бывал и даже не догадывался о собственной стремительной милицейской карьере – буквально через месяц его избрали командиром звена, потом отряда. Год спустя не подставной работяга молдаванин, а настоящий Николай Иванович Сергеев получил красные кожаные корочки командира всех дружинников города.

– Здравия желаю! – шутливо козырнул он постовому на проходной отделения и показал свое удостоверение в развернутом виде.

– Рад вас видеть, Николай Иванович! – Постовой милиционер с автоматом на плече приветливо заулыбался. – Товарищ майор у себя!

Все в отделении если и не знали наверняка, то уж подозревали точно, что Николай Иванович Сергеев, в прошлом матерый уголовник по кличке Пузырь, по закону отбывший наказание полностью, который нынче объявился закадычным приятелем детства замначальника отделения, свою свежую иномарку купил не на копеечную зарплату рядового заводского слесаря. И вообще было в нем много чего подозрительного… Но не хотелось самовольно копаться в делишках собственного замначальника, выяснять, чем на самом деле занимается Пузырь. Да и приказа-то не было! Наверняка кто-нибудь вскоре настучит, прибудет комиссия, вот тогда бы все и набросились.

Николай поднялся на второй этаж, приветливо помахал ручкой барышням из канцелярии и без стука вошел в кабинет заместителя начальника районного отделения.

– Вы ко мне? – Строгий замнач поднял голову на вошедшего. – Я не слышал, как вы постучали. Подождите за дверью, я вас вызову.

Он был не один. Какой-то внушительный господин с чашечкой кофе в руках по-хозяйски расположился на диване возле окна.

Когда за Пузырем закрылась дверь, полковник Тарасов, инспектор из облотдела, спросил Ширяева:

– Наши источники информируют, что у вас в городе народной дружиной командует бывший уголовник. Это он?

– Да, – честно признался Ширяев. – Это он. Я его хорошо знаю с раннего детства. Знаю его родителей. Это простые, уважаемые и заслуженные люди. Мы с Сергеевым вместе учились, отдыхали в пионерском лагере. Потом наши пути разошлись. Как это часто бывает, мальчишка попал в дурную компанию, случайно оступился, влип в уголовное дело. Некому было заступиться, поддержать. Вот его и осудили, он честно отбыл срок наказания…

– И не один раз, – ехидно напомнил полковник Тарасов.

– Как в Писании говорится – прощай не семь, а семижды семь раз! – Ширяев улыбнулся обезоруживающе. – Сейчас добросовестно работает на заводе слесарем, характеризуется начальством и товарищами весьма положительно. Проверяем каждый месяц. Год назад сам пришел в дружину. Попросился на этот фронт как специалист. Чтобы удержать мальчишек от… ну, необдуманного шага. У нас же с молодежью еще очень далеко до полного благополучия. Мы ему пошли навстречу, поддержали, доверили. И не пожалели! Естественно, Сергеев со своей такой богатой биографией пользуется громадным авторитетом среди молодежи.

– Его пример другим наука? – засмеялся полковник.

– Не понял? – наклонился к нему замнач.

– Это из Грибоедова, – пояснил начитанный полковник. – Или из Пушкина?

– Такой живой и активный пример для молодежи – явно положительный. Все видят, как перековался бывший опасный преступник, настоящий уголовник, что каждый оступившийся, как и он, может рассчитывать на нашу поддержку и помощь, если его раскаяние настоящее – добровольное и искреннее!

Полковник был крайне тронут такими давно ему знакомыми и близкими мотивами, оборотами, идеями – по партийной работе в советском аппарате. И эта новая общечеловеческая, христианская тема о прощении (при условии настоящего раскаяния).

– Этот опыт достоин распространения. Похвально! Но, к сожалению, я сегодня не могу уделить его изучению достаточно времени, мне пора. Надо еще к вашим соседям заехать. Всю жизнь провожу в разъездах! Семью вижу раз в месяц, забыл уже, как собственные внуки выглядят. Ни минуты покоя.

– К Петру Гавриловичу?

– Прошу вас, не надо никому ничего сообщать. Что выйдет за проверка, если к ней готовятся? – Полковник Тарасов отставил чашечку на журнальный столик и поднялся. – Внимание, внимание! К вам едет ревизор! И нет никакого сюжета.

– Товарищ полковник, – Ширяев встал из-за стола и вышел навстречу гостю. – Я и рад бы, но это просто невозможно сделать! Личный состав обязательно как-нибудь да сообщит! Все же местные, веками перемешивались. Тут все друг другу родственники.

– Понимаю. Но пусть это будет не от меня.

– Боже упаси! И не от меня!

– До свидания! – Они с пониманием и взаимоуважением пожали друг другу руки. – И не забудьте, дорогой товарищ, что совещание в облотделе послезавтра в четыре часа.

– В шестнадцать ноль-ноль, – поправил Ширяев.

– Военная точность, – Тарасов направился к дверям. – У нас, у старых партийных кадров, все на гражданский манер.

Ширяев заботливо проводил высокого гостя до самого выхода не только из кабинета, но и из приемной.

– Приехали бы как-нибудь просто развлечься, порыбачить, отдохнуть! У нас такие замечательные места! Баньку протопим в охотничьем домике. В санатории роскошный бильярд! И пляж великолепно оборудовали. Лодочки, барышни под зонтиком! Пиво и прочие приятные напитки. На лоне природы!

Полковник Тарасов, осторожно опираясь на перила, медленно спустился на первый этаж.

Пузырь понимающе хмыкнул и, ободряюще подмигнув Ширяеву, решительно прошел в просторный кабинет, плюхнулся на освободившийся диван для дорогих гостей.

– Опять проверка? Задолбали! Каждый день! Им что, совершенно делать нечего? Только и катаются из Москвы. Туда-сюда! Туда-сюда! У них, наверное, все преступники уже переловлены. Вот они и гоняют своих, чтоб чужие боялись! Или бабки с подданных собирают, а?

Начальник, стоя у окна, смотрел, как полковник Тарасов опасливо садится в свой персональный джип «ниссан-патрол».

– Ты ему еще покланяйся и ручкой помаши! – ядовито посоветовал Пузырь.

– Помашу! Чем прикажет, тем и помашу. Чтоб и мне и тебе спокойнее жилось на этом свете.

– Это настоящий героизм! Может, где словечко замолвит, на ремонт улиц денег выделят…

– Ты не ехидничай, а лучше скажи, какого хрена вам, долбонам, понадобилось в нашем лесу джипы угонять? Другого просто не видели? Или нигде больше не бываете?

– Удобный случай. Нам как раз для своих важных и срочных дел нужна была хорошая мощная тачка. На один раз. Вот и взяли… У каких-то лохов. Они нашу рыбку, не спросясь, ловили, а мы их машинку. Все справедливо! Просто… нам больше повезло.

– Это уж точно. Повезло. Как утопленникам!

– Дай мне коньяку, начальник, а то что-то ты волнуешься. Раскраснелся весь, как турецкий помидор.

– Будет тебе и коньяк, и начальник! Вы угнали машину у начальника Московского уголовного розыска!

– У Грязнова?

– Лично!

– И что же он? Пожалел? – Пузырь нахально откинулся, положив руки на спинку дивана. – Или у него последняя машина? Подарок любящей тещи.

– Хочешь его машины сосчитать? Или тещу пощупать?

– Нет, конечно! Зачем? Своих проблем хватает. Ну, что ты на меня взъелся? Я и ссориться с тобой по пустякам тоже не хочу. К чему нам это?

– Пузырь, пошарь во лбу! – Ширяев сам постучал себя по звонкому темечку. – Не сри, где живешь. Не живи, где срешь. Закон жизни. Простой и правильный. Как светофор! А ты что делаешь? Мне же по этому факту дело открыть пришлось. Поставить оперов, следака направить. И что дальше? Где теперь этот ваш поганый джип?

– Стоит себе спокойненько в гараже. Ждет.

– В Москве, надеюсь?

– Как бы не так. Тут, у матери. В сарае. Так надежнее.

– Почти прямо на месте преступления! Ну ты… хорош! А номера? Номера-то хоть перебили?

– Чего номера? Зачем разводить этот геморрой? Мы и такие-то номера, – Пузырь руками показал передние и задние государственные регистрационные номера, – не меняли. Они нам не помеха. Мы же не собираемся этой машиной пользоваться! Старые оставили. Там же и документы на машину были. В подлокотнике. Зачем номера менять? Проскочим… По ночной столице с ветерком!

– Уже проскочили! Муровцы в нашем районе всю сеть информаторов взбодрили! В любую минуту может начаться что угодно. Зачем тебе конкретно этот джип понадобился? Ты что, не мог где-нибудь подальше угнать, в чужом районе? Или в большой Москве джипы перевелись?

– Этот прямо сам к рукам прилип!

– Мыл бы чаще руки, ничего бы не прилипало.

– Ну виноват! – взорвался Пузырь. – Да! Не там, где можно, схватил. Так что же, меня теперь за это – пристрелить?

– Рановато тебя стрелять. Еще пригодишься. Может быть…

– И на том спасибо, – Пузырь нервно прошелся по кабинету из угла в угол. – В следующий раз, прежде чем угнать, я буду у тебя спрашивать. И пробивать на компьютере ГИБДД, кто хозяин машины. Разрешите попользоваться? Мы тут дельце на три миллиона затеваем, хотим вашу копеечную тачку стырить на вечерок, не возражаете?

Ширяев исподлобья наблюдал за его кривлянием.

– Мне конкретно этот джип и не нужен вовсе! – сказал Пузырь раздраженным тоном. – Мне просто нужна хорошая грузоподъемная машина. Мощная, проходимая, вместительная! Скоростная! А уж чья она, откуда, мне лично по барабану! Я ее после дела сразу же скину! Раз проехать! Один раз!

– Нет, вы только подумайте! Ему захотелось просто прокатиться! В машине начальника МУРа! – развел руками Ширяев. – Ты сам-то понимаешь, что говоришь? На нее конкретная охота идет по всей стране! Именно на эту машину! А ты в нее залез! Да еще на опасное дело идешь! Самоубийца!

– Заколебал! – рявкнул на Ширяева вконец рассвирепевший Пузырь. – Мне что, покаяние отслужить? Или церковь в санатории построить?

– Отслужишь, – мрачно пообещал тот. – И построишь. Когда надо будет. Вообще-то я тебя пригрел в своем городе для серьезных дел, а ты гадишь под себя. И меня подставляешь. По мелочи.

– Этот ваш фермер – серьезное дело? – дьявольски расхохотался Пузырь. – Выпугивать крестьянина – важное дело? Да он со всем своим говном, хозяйством и женой, если ее распороть на запасные органы, не стоит и десятой доли того, что я взял только на последнем деле. А сейчас мы пойдем еще круче! У нас такое дело! Такие перспективы!

– Московские наскоки – это твое личное дело. Частное и конкретное. А этот фермер – будущее нашего города. Нашей страны. Кто его сейчас обуздает, того он и будет кормить! Всегда! Ты это понимаешь? Ты урвал да сбежал! А он и такие, как он, останутся тут навсегда! И будут пахать, сеять… Будут ишачить и горбатиться! На меня! На моих детей и внуков! Всегда!

– Я его сегодня же выжгу! Вместе с домом и с женой!

– Другой придет на это место. Такой же. Это народ у нас… Вся страна.

– Ты как партизанка Зоя: всех не перевешаешь!

– И незачем. Нужно бить, а не убивать. Воспитывать! Потому что он нужен. Живой и послушный. В упряжке!

– Сегодня же вечерком я на свои деньги куплю тебе сотню таких Ковригиных! Сделаешь из них крепостных.

– Ты точно мудак! Я тебе говорю о власти! А ты мне… Власть – это и есть деньги! Громадные! И постоянный поток. Ты меня слышишь?

– Очень хорошо слышу… Как ты меня… называешь, – глаза Пузыря налились кровью. – Я тебя никогда не оскорблял…

– Не пугай! – осадил его Ширяев. – Мы уже пуганые.

Постояли, вперившись друг в друга, будто в гляделки играют.

– Вот что, – перевел взгляд Ширяев, – сделаем так… Ты джип этот сраный сегодня же ночью отгонишь в лес, подальше от нашего города, и там порежешь ему сиденья, побьешь стекла, фары… И бросишь. Мы это на пацанов спишем. Мол, дети… Проблема беспризорников.

– Тебе орден! Грязнову – обломки машины. А мне пинок под жопу?

– Тебе наука! Чтобы конкретно думал, что делаешь!

– Да пошел ты! – Пузырь шарахнул кулаком в стену так, что штукатурка под обоями промялась. Потер кулак. – У меня дело на мази.

– Сделаешь, как я сказал, – ледяным тоном приказал Ширяев. – Место мне сообщишь ровно в полночь! Ты меня слышишь?

– Так точно! – прохрипел Пузырь, сдерживая ярость, и пулей вылетел из кабинета.

Бросив свою машину на стоянке перед отделением, Пузырь бегом помчался через улицы и дворы родного городка – чтобы сдержать себя, чтобы хоть немного успокоиться.

Последнее время Ширяев все чаще срывался, вел себя все наглее и наглее. Никаких паритетных отношений не получалось. Шаг за шагом, мелочь за мелочью он заставлял Пузыря подчиняться, смиряться, сдерживаться. При любом удобном случае демонстрировал зависимое положение Пузыря. И это все меньше и меньше устраивало Николая.

Первым порывом было – вызвать с югов своих лихих ребят. Снять с шеи ярмо замначальника решительно и быстро.

Но… нельзя допустить, чтобы на его место залез кто-нибудь случайный, посторонний… Сама идея сотрудничества с властью теперь казалась Пузырю не только вполне приемлемой, но и совершенно неизбежной.

К вечеру во дворах за специально вкопанными столами, как и сто лет назад, собирались пожилые доминошники, пацаны возле сараев развинчивали мотоцикл, бабки рассаживались на лавочках и лузгали семечки.

– Здравствуйте, Николай Иванович! – радушно приветствовали его какие-то незнакомые мужики. – Пивком с нами не побалуетесь?

– Привет! Спасибо.

Пузырь не узнал никого из них. Вот она, всенародная слава! Шагу нельзя свободно ступить, чтоб тебя не узнали, не отметили, не приметили. Вот уж действительно, не живи, где…

И тут по спине Пузыря пробежались морозные мурашки страха: а вдруг среди этих неприметных работяг кроется сексот – секретный сотрудник внутренней разведки МВД? Какой-нибудь мелкий бакланишка вроде того Баклана… Честный и самоотверженный служака… который выследил, вынюхал… И теперь готовит капкан. Только и ждет, чтобы распахнулись ворота родительского гаража?

– Стоять! – заорал Пузырь, выскакивая на дорогу перед проезжающей машиной с широко раскинутыми руками.

Водитель опешил, выглянул в окошко:

– Жить надоело? Куда прешь под колеса?

– Братан, помоги! Надо срочно к старушке матери наведаться! – Пузырь, не дожидаясь ответа, уже полез на заднее сиденье.

А там оказалось занято! Там сидела сморщенная бабка в белом платочке. А рядом с ней несколько корзинок с каким-то стариковским барахлом.

– Вспомнил про матушку? – злорадно проскрипела старуха. – Вперед садись! Толик, отвези этого шалопая. Может, совесть его проснется. Может, будет стариков чаще навещать. Вам, молодым, даже не понять, почему мы по вас скучаем.

– Куда едем, командир? – спросил водитель Толик.

Пузырь с удовольствием отметил, что Толик его, видимо, совершенно не знает. Да и старуха, по всему видать, не местная.

– Братан, ты город хорошо знаешь? – спросил Пузырь, усаживаясь рядом.

– С какой это дури? – удивился Толик. – Ты номера мои не заметил? Мы в Москву едем. Сеструху проведывать.

– Дуру малолетнюю! – вставила недовольная старуха. – Моя блядовитая дочка наплодила кучу ребятишек, и все трехнутые! От разных отцов! А мы теперь катаемся за ними. С утра тут сижу! А у Тольки даже музыки в машине нету!

– Помолчи, бабуля, – застонал Толик. – Старик, ты дорогу покажешь?

– Не будем к дому подъезжать, – решил осторожный Пузырь. – Я тут только по прямой. Ты езжай, а потом скажу, где остановиться.

– Стариков надо каждый день проведывать! – заявила старуха. – Потому что у нас, кроме вас, родных внуков и детей, никого в мире не осталось. Ни друзей, ни знакомцев. И дела никакого стоящего нету! Вот от ненужности старики-то и мрут. Если бы вы чаще наведывались, в дела бы свои запутывали, то и мы бы дольше жили.

– Зачем? – прямо спросил Пузырь. И про себя подумал, что уж в свои-то дела ни за что не стал бы стариков впутывать.

– Как это – зачем? Что – зачем? – поразилась старушка. – Жить нам зачем? Ты что сказал?

– Да, жить вам зачем? Ни радости, ни гадости… Одни болезни и стоны.

– Много ты радости видел, молокосос! – обрушилась на него резвая бабулька. – Чего это ты мои удовольствия считаешь? Я уж сама как-нибудь решу, сколько мне жить и когда помирать! Может, у меня радости и сейчас больше, чем у тебя за всю твою непутевую жизнь?

– А с внучкой что случилось? – перевел тему Пузырь. – Зачем едете?

– Как это – что случилось? – еще больше воодушевилась старушка. – Что может случиться с девкой, если она не учится в училище, а шлендает по общаге с парнями? Ты что, сам не понимаешь, чем это кончается?

– Заболела, что ли? – удивился Пузырь.

– Тьфу, тьфу, тьфу! – испугался Толик.

– Ты что сказал? – Бабулька отодвинула корзины и наклонилась к Пузырю. – Ты чего тут каркаешь? Я тебе за такие слова…

– А что я такого сказал? – пожал плечами Пузырь. – Всяко бывает. Вы же сами и говорили. Я только спросил.

– Может, ты и сам болезный, – старушка зловеще усмехнулась, открыв пластмассовые белые зубы, – а у нас в роду никто! Никогда!… Срамных болезней не было! Дураки были! Всегда. А этого… Толик! Останови машину! Высади его, проклятущего! Может, он заразный какой! Потом не отмоешься. А мы к младенцу едем. Нечего нам заразой дышать! Гони его, гони! Подхватишь тут с ним. Стой, Толька! Кому говорю?

– Остановись, – попросил Пузырь. – Я уже почти приехал.

– Ну, старик, извини, что так, – ухмыльнулся Толик. – Бабка у нас…

– Отличная у тебя бабка! С такой не пропадешь! – Пузырь, вылезая, обернулся к ней и сказал: – Счастливого пути, мамаша! Здоровья вам небывалого! Удовольствий побольше и почаще! Старика не обижайте!

– Ты мне зубы не заговаривай, – старуха протянула руку, – ты деньги за проезд плати!

– Так они же заразные? – засмеялся Пузырь, доставая бумажник.

– Ничего, я их утюгом проглажу. Для дезинфекции.

Пузырь протянул сотенную:

– Столько хватит?

– Мы милостыню не принимаем, – гордо заявила старуха. – Толька, у тебя сдача есть?

– А сколько надо? – Толька посмотрел на бабушку через центральное зеркало.

– Рубликов восемьдесят. Или семьдесят, – глядя на Пузыря, поправилась жадная старуха.

– Оставьте. На подарок для малыша, – Пузырь хлопнул дверцей и зашагал в переулок.

– Как знаешь! – крикнула ему вслед бабушка.

Машина уехала, и стало тихо.

Сонная вечерняя улица прямиком тянулась до самого горизонта, до едва светлеющей закатной полоски. В ветвях старых лип вокруг редких фонарей клубились мошки.

В небогатых деревенских домах редко где еще светились окна.

Вдалеке мелькнул одинокий торопливый прохожий.

– А всего-то половина десятого, – отметил Пузырь. – Напились мои дорогие земляки небось и уже дрыхнут. Как в мирное время.

Калитка родительского дома, как всегда, распахнута настежь.

Николай прошел под жасминовыми кустами, поднялся по шатким ступенькам крыльца, постучал в оконце:

– Ма, это я! Отворяй!

Раздалось шарканье старых башмаков, мама выглянула, улыбнулась.

– Кушать будешь? – вместо приветствия спросила она.

– Давай, – Николай прошел в дом.

Отец дремал на диване перед работающим телевизором.

– Не дергай его, – мать прижала палец к губам, – он очень устал. На работе не платят. Вот и приходится ему подрабатывать в санатории. Ну его… Пусть хоть сейчас подремлет. Он и по ночам почти совсем не спит. Прошлую ночь до рассвета просидел в сарае, на твою новую машину любовался. И так понюхает, и так посмотрит. На всех сиденьях пересидел, даже в багажнике повалялся. Капот откроет – ахает, что и так, мол, здорово, и тут замечательно! Очень она ему понравилась. Прямо влюбился. Как малолетний дурачок. Название ее выучил, пишет везде, на каждой бумажке. Иностранными буквами.