Текст книги "Сочинения"

 
Что хочешь ты? Что требуешь?
 

Марина.

 
Пусти меня ты в Киев за удачей!
Я буду черпать новости вседневно
Там, на границе наших царств обоих,
Скорей узнаю каждое событье,
У ветра там могу я их подслушать.
Могу днепровские увидеть волны,
Текущие туда из-под Смоленска…
Там…
 

Мнишек.

 
Ты так взволнована! О, успокойся!
 

Марина.

 
Ты сам вовлек меня во все.
 

Мнишек.

 
Нет! Ты,
Ты вовлекла меня – твоя и воля!
 

Марина.

 
Когда царицей московской стану,
То Киев, будет _нашею_ границей.
И в Киеве тогда ты будешь править,
И многое исполнится.
 

Мнишек.

 
Ты грезишь!
Тебе уже сама Москва тесна:
Ты польские владенья отбираешь?
 

Марина.

 
Киев…
Там княжили варяжские князья.
Я летопись старинную читала —
Оторван он от русского княженья,
Короне прежней я его верну.
 

Мнишек.

 
Тс! Тс! Не говори при воеводе.
Слышны трубы.
Они уж выступают…
 

Действие второе

Православный монастырь в пустынной зимней местности у Белого озера.

По сцене переходит длинный ряд монахинь в черных рясах и покрывалах. На них смотрит Марфа из-под белого покрывала; она уединенно склонилась над надгробным камнем. Ольга выходит из ряда, минуту смотрит на Марфу и подходит к ней.

Ольга.

 
Весна идет и зиму разбудила,
А у тебя к ней сердце не лежит.
Ведь вот и солнце… да и ночь короче;
Лед ломится по речкам и оврагам,
И сани – уж не сани – челноки,
И птицы перелетные вон тянут…
Земля вздохнула; обновленный воздух
Всех выманил на монастырский двор
Из душных келий; только ты одна
Печальна, общей радости не делишь.
 

Марфа.

 
Оставь меня, не покидай сестер!
Кому есть радость в свете – есть надежда!
Мне ничего не принесет весна:
Все прошлое, как тень, идет за мною.
 

Ольга.

 
Неужели ты век не перестанешь
Оплакивать потерянного сына
И прежнее величие? Ведь время
Бальзам на раны сердца проливает.
Иль только над тобой оно бессильно?
Была ты царства мощного царицей
И матерью цветущего младенца;
Он был случайно у тебя похищен;
Ты скрылася в стенах монастыря,
Здесь, на пределе всякой жизни… Что ж!
Шестнадцать лет с поры той миновало,
Шестнадцать раз юнел господний мир
И изменялся – ты не изменилась:
Ты холодна, как памятник надгробный,
Обсаженный цветами юной жизни!
Похожа ты на неподвижный облик,
Изваянный художником из камня
И навсегда одним запечатленный.
 

Марфа.

 
Да, годы всю меня окаменили
На память о судьбе моей ужасной!
Я не могу ни сдвинуться с былого,
Ни позабыть того, что было прежде.
 
 
То сердце слабо, ежели уж время
Ему способно раны заживить
И заменить, что век незаменимо.
Моей печали подкупить нельзя:
Как свод небесный путника повсюду
Сопровождает, так и скорбь меня.
Она меня объяла, словно море,
И не иссякнет никогда от слез.
 

Ольга.

 
А! Посмотри: вон там столпились сестры
Вокруг мальчишки-рыбака. Он вести
Принес нам из далекой стороны,
Где есть жилье и люди. Посмотри же —
Теперь отлив, и улицы свободны.
Ужель тебя не тянет любопытство?
Мы все здесь словно умерли для света,
Но слушаем о нем еще охотно.
Пойдем на берег: там с тобой мы можем
Прибоем волн спокойно любоваться.
 

Монахини подходят с мальчиком-рыбаком.

Ксения и Елена.

 
Скажи, скажи, что нового?
 

Алексия.

 
Что в мире?
 

Рыбак.

 
Дозвольте, сестры, дух перевести.
 

Ксения.

 
Война иль мир?
 

Алексия.

 
Кто властвует над миром?
 

Рыбак.

 
Пришел корабль в Архангельск ото льдов,
От полюса, где мир весь замерзает.
 

Ольга.

 
А как зашел он в Ледяное море?
 

Рыбак.

 
То английский купеческий корабль.
К Архангельску он первый раз заходит.
 

Алексия.

 
Ой! Люди где не будут из наживы!
 

Ксения.

 
Теперь от мира никуда не скрыться.
 

Рыбак.

 
Да это новость малая, а вот что:
Молва другая по свету прошла…
 

Алексия.

 
Что? Что?
 

Ольга.

 
Скажи, пожалуйста, скорее.
 

Рыбак.

 
На свете появились чудеса:
И мертвецы, встают и оживают.
 

Ольга.

 
Как так?
 

Рыбак.

 
А вот как: Дмитрий-то царевич
(Тужили лет шестнадцать, говорят,
По нем по мертвом) – он теперь воскрес
И в Польше объявился.
 

Ольга.

 
Жив царевич?
 

Марфа (подходит).

 
Мой сын!
 

Ольга.

 
Скрепися! Сердце удержи,
Пока все сестры не слыхали вести.
 

Алексия.

 
Царевич Дмитрий!.. Да его убили:
Он в Угличе погиб среди пожара.
 

Рыбак.

 
Вишь от огня и полымя он спасся;
Его укрыли, приютив, монахи;
В монастыре подрос и появился,
Как, значит, время самое пришло.
 

Ольга (Марфе).

 
Царица! Ты дрожишь и побледнела.
 

Марфа.

 
Я знаю, знаю: это только греза!
Но так еще малейшая надежда
И страх меня тревожат, что невольно
Трепещет сердце.
 

Ольга.

 
Отчего же греза?
Послушай… Даром не идет молва.
 

Рыбак.

 
Как даром! Да ведь дело-то какое:
На нас Литва поднялася, поляки.
Царевич в град престольный свой грядет!
 

Марфа дрожит всем телом и должна опереться на Ольгу и Алексию.

Кceния.

 
Да говори ж ты, говори, что знаешь!
 

Алексия.

 
Да ты скажи, откуда эти вести?
 

Рыбак.

 
Я разве лгу? Ведь грамота царева
Давно пришла, и нам читал посадник
На городу, на сходке вечевой,
А писано, что, слышите, обманщик,
И нам тому обману бы не верить!
А мы-то верим. Коль была б неправда,
Так… Что уж тут!.. Царевич не солжет.
 

Марфа.

 
Так оттого мне сердце защемило?
Ужель оно так слушается мира,
Что слух пустой его тревожить может?
Шестнадцать лет оплакиваю сына —
И верю сразу, что он жив еще.
 

Ольга.

 
Шестнадцать лет ты плакала по мертвом,
А никогда и трупа не видала.
Молвы ничто не может опровергнуть,
И кто же может предсказать судьбу
Народов и царей? Открой же сердце
Для упованья: неисповедимы…
Предела всемогущему ведь нет!
 

Марфа.

 
Ужели взор приходится на то
Мне обратить, что так давно уж было?
…не в могиле?
На мертвых я тогда не уповала.
Не говори, сестра, мне ничего!
Не раздражай виденьем ложным сердце!
Не допусти вторично потерять
Возлюбленного сына. Нет покоя
И мира нет в душе моей давно!..
Ох, и слова-то даже я забыла.
С тех самых пор, как сына потеряла,
Не знаю я, жива иль умерла?
Отчаянье безмерное!
 

Слышен удар колокола. Входит сестра-привратница.

Ольга.

 
Зачем сзывает колокол, сестра?
 

Привратница.

 
У монастырских врат архиепископ
Желает быть допущен от царя.
 

Ольга.

 
Архиепископ! Сам архиепископ…
За чудом чудо!
 

Ксения.

 
Поскорее все
Навстречу!..
 

Монахини отправляются к воротам; при входе архиепископа опускаются пред ним на колени; он их осеняет православным крестом.

Иов.

 
Мир обители во имя
Отца и сына и святого духа.
 

Ольга.

 
Владыко, паству допусти к руке
Святительской…
 

Иов.

 
Где инокиня Марфа?
 

Ольга.

 
Владыко, здесь, твоих ждет повелений!
 

Все инокини удаляются.

Иов и Марфа.

Иов.

 
Сам государь послать меня изволил,
Тебя он вспомнил….
Зане: как солнце лучезарным оком
Вселенную повсюду освещает,
Так государь своим всезрящим взглядом
Все освещает царство, ибо свыше
Печалует о всем и обо всех.
 

Марфа.

 
Я знаю, как рука его разит.
 

Иов.

 
Величье духа твоего он знает.
Разгневан он правдиво, как и ты,
Тебе же нанесенною обидой…
 

Марфа.

 
…
 

Иов.

 
Обманщик некий появился в Польше,
Расстрига, свой нарушивший обет,
Он божье имя призывает всуе
От имени младенца твоего,
Представшего перед престол господний;
И сыном Иоанновым дерзает
Сей скоморох народно величаться!
Миро-изменник, польский воевода,
Ведет на Русь из Польши самозванца
Во всеоружье, верные сердца
К предательству и мятежу склоняя
…
Меня сам царь в отеческой заботе
Послал к тебе… Душевно поминая
Покойного младенца, ты не можешь
Дозволить потревожить прах и имя
Во гробе опочиющего сына;
Ты не должна позволить проходимцу
Права у непорочного похитить.
Но объяви всегласно, что скитальца
Не признаешь за собственное чадо,
Что этой подлой крови не могло
Быть у тебя под сердцем благородным.
Царь ждет, что ты, конечно, отречешься
От выдумки позорной, наказуя
Ее правдиво заслуженным гневом.
 

Марфа (в продолжение всей речи силится сдержать душевное волнение).

 
Владыко, что я слышу!.. Невозможно!
Какой же признак, повод, да и довод,
Чтоб кто-нибудь обманщику поверил?
 

Иов.

 
Со Иоанном сходство, письмена
И крест святой – вот чем обманщик этот
К себе привлек немало легковерных.
 

Марфа.

 
Какой же крест?… Поведай мне, владыко!
 

Иов.

 
Крест золотой… в нем девять изумрудин…
 
 
И говорят, что князь Иван Мстиславский
Как восприемник им благословил.
 

Марфа.

 
Владыко, как? И крест он этот знает?
 

(Подавляет сердечный порыв.)

 
А объяснил обманщик, как он спасся?
 

Иов.

 
Да говорит, что был спасен он дьяком
От смерти и полночного пожара,
Что был в Смоленск потайно увезен.
 

Марфа.

 
Да где же пребывал-то он доселе?
Где, говорит, доселе он скрывался?
 

Иов.

 
Он вырос в Чудовом монастыре,
Не ведая и сам-то – кто такой?
Бежал оттуда он в Литву и в Польшу,
Где раз, при сандомирском воеводе,
Узнав свое происхожденье…
 

Марфа.

 
Будто
Такой побасенкою он нашел
Таких друзей, что крови не жалеют?
 

Иов.

 
Царица, ведь лукавы все поляки:
Завистливо на нашу землю смотрят
…
Войну в пределах русских запалить.
 

Марфа.

 
Да есть ли легковерные в Москве?
 

Иов.

 
Сердца народов ведь непостоянны
И перемены жаждут, ожидают
От новой власти выгод для себя.
И дерзостная ложь их увлекает,
Чудесное ж у них находит веру.
Поэтому желает государь,
Чтоб ты рассеяла обман народный.
…
…
Твоим он сыном дерзостно назвался
Твое смущенье радует меня:
Я вижу – скоморошество его
До глубины души тебя волнует,
И гнев тебе ланиты зарумянил.
 

Марфа.

 
Но где, скажи мне, где тот дерзновенный,
Что имя сына нашего присвоил?
 

Иов.

 
Из Киева идет он под Чернигов;
За ним толпа вооруженных ляхов
И целый хвост казаков, прямо с Дону.
 

Марфа.

 
Благодарю тебя я, всемогущий,
Что мне даешь спасение и мщенье.
 

Иов.

 
Да что с тобой? Как разуметь велишь?
 

Марфа.

 
О господи, веди его к победе!
Архангелы, крылами осеняйте
Его хоругвь!
 

Иов.

 
Как? И тебя обманщик…
 

Марфа.

 
Мне сын он! Я по признакам всем знаю —
И признаю… Хоть по боязни царской…
Он, самый он! Он жив! Он недалеко!
Долой, тиран, с престола! Трепещи!
Вконец не сгибла Рюрикова отрасль,
И царь грядет, наследный царь грядет
Спросить у верноподданных отчета.
 

Иов.

 
Безумная, слова свои обдумай!
 

Марфа.

 
Вот, наконец, зарделся день отмщенья:
На божий свет выводит из могилы
Невинность угнетенную господь!
Сам Годунов, смертельный враг мой, должен
У ног моих пощады вымолять:
Услышаны горячие молитвы!
 

Иов.

 
Ужели месть слепит тебя настолько?
 

Марфа.

 
А не настолько страх слепит царя,
Что он себе спасенья ожидает
От женщины, которую обидел?
Что подослал тебя…
Улещивать…
Мне отрекаться надобно от сына,
Что из могилы вызвало мне чудо?
И отрекаться для чего? В угоду
Всеродного убийцы моего?
Мне избегать господнего спасенья
От материнских скорбей и печалей,
Ниспосланного свыше наконец?
 

Иов.

 
…
 

Марфа.

 
Не убеждай, а выслушай меня!
Не выслушав, ты не уйдешь, владыко!
Ох, наконец вздохнула грудь свободно,
Мне, наконец, пришлось излить всю желчь,
Под сердцем схороненную… Скажи,
Кто заживо зарыл меня в могилу,
Со всею силой свежею моей
И девственным волненьем юных персей?
Кто отнял сына милого от лона
Под нож убийцы? Не найдешь ты слов
Для передачи всех моих страданий,
Когда меня бессонница томила
Ночами долгими при блеске звезд,
Когда платила я за каждый час
Тоскою и горючими слезами.
Настал день и спасения и мести:
Мне мощь влагает в душу всемогущий!
 

Иов.

 
Не мнишь ли ты…
 

Марфа.

 
Он у меня во власти: только слово,
Одно вот слово – и ему конец!
За ним-то он послал тебя, владыко!
Все на меня – и Русь и Польша – смотрят.
Признай теперь я сыном Иоанна
Царевича – ему удастся все;
А не признай – все словно в воду канет.
Вот почему кто и когда поверит,
Чтобы, как я, обиженная мать
От подлинного сына отреклася?
С убийцею семейным по согласью?…
Скажу другое слово – целый мир
Отступит от обманщика. Не правда ль?
Вот это слово вам теперь и нужно;
И услужить могу я Годунову!
 

Иов.

 
Нет, не царю – отечеству всему:
Ты от войны спасла бы государство
Правдивым словом. Ты сама, царица,
Не можешь в смерти сына твоего,
По совести и чести, сомневаться.
 

Марфа.

 
Я плакала об нем шестнадцать лет,
А мертвым не видала; да и в смерти
Его затем лишь только убедилась,
Что все сказали… что мне было тяжко.
Теперь молве всеобщей, да и сердцу
Я верю, что мой сын не умирал.
В сомненье заблудившимся не должно
Переступать прямых путей господних.
Но если б я под сердцем не носила
Его, теперь под сердцем мщенье носит
Его же. Я того усыновляю,
Кого мне возродили небеса.
 

Иов.

 
Несчастная! Ты с сильным не борися!
Его рука, ты знаешь, далека:
В обители достанет.
 

Марфа.

 
Пусть убьет —
Мой голос ведь не то, что из темницы,
Из-за могилы будет слышен миром.
В ту и в другую он повергнуть может,
Да вот чего не может: приказать
Мне говорить со слов его, и даже
Не сможет он при хитрости своей.
 

Иов.

 
Последнее твое, царица, слово?
Что ж мне сказать царю и государю?
 

Марфа.

 
Пусть на небо надеется, коль смеет,
И на народ, коль может!
 

Иов.

 
Помолчи,
Не завершай заране преступленья:
Ты беремя берешь себе на плечи,
Да беремя-то плечи к земи клонит.
 

Марфа (одна).

 
Сын – несомненно!.. Дальние края
И дикие пустыни возмутились
И за него оружие подняли,
Поляк-вельможа, гордый палатин,
Решается отдать ему в супруги
Не дочь свою, а золото литое,
И я одна, я, мать, его отвергну?
И буду очевидицей немой,
Как вихорь общей радости и счастья
Всю Русь охватит в день венчальный сына?
Он сын мой – знаю, чувствую и верю!
Хочу поверить и берусь за якорь,
Ниспущенный мне с неба для спасенья.
Он! Он! Идет сюда вооруженный
Спасти меня и отомстить врагу!
Я слышу звуки громких труб и бубнов!
Сбирайтесь же от севера и юга,
Из всех степей, из вековых лесов
Все языки державному навстречу
По всем путям! Седлайте и коня,
Взнуздайте и оленя и верблюда!
Как волны моря, слейтесь отовсюду
Бесчисленно под царскую хоругвь!
О, для чего же здесь с тоской-печалью
 
 
Безмерной в заточении я гибну!
Ты, солнце вековечное, ты ходишь
Кругом земли – снеси мои желанья!
Ты, воздух необъятный и летучий,
Вей на него моим благословеньем.
Опричь молитв и скорби, ничего
Нет у меня. Из глубины душевной
Их окрыленно шлю я в выси неба,
Чтоб воинством помощным низошли
И к моему возлюбленному сыну!
 

Пригорок, осененный деревьями.

Открывается вдали веселая окрестность, широкая река; кругом зеленые нивы; там и сям мелькают церковные купола нескольких городов; за сценой трубы и звуки военной музыки.

Появляются Одовальский и прочие военачальники; вслед за ними Дмитрий.

Одовальский.

 
Лес окружить всем войском, а покуда
Осмотрим мы окрестности с пригорка.
 

Некоторые уходят. Дмитрий выступает вперед.

Дмитрий (осматриваясь кругом).

 
Эх! Что за вид!
 

Одовальский.

 
Теперь ты пред собою
Свое же царство видишь, государь!
Русь!
 

Разин.

 
На меже поставлен столб московский;
А польские владенья прекратились.
 

Дмитрий.

 
Что ж это, Днепр?
 

Одовальский.

 
Нет, государь, Десна:
Вот это – кремль в Чернигове белеет.
Все, что ты видишь здесь, – твоя земля.
 

Разин.

 
А дальше – вон сверкают купола:
Сам Новгород то Северский.
 

Дмитрий.

 
Красив он!
Что за поляны!
 

Одовальский.

 
Государь, весна!
Беременна роскошной жатвой нива.
 

Дмитрий.

 
И взглядом не окинешь весь простор.
 

Одовальский.

 
По правде молвить, это ведь начаток
Руси. Идет она необозримо
К востоку и к востоку, а на север
Предел ей там же, где пределы жизни.
 

Разин.

 
Гляди, задумался наш государь.
 

Дмитрий.

 
И эти мирные поля я должен
Опустошить ужасною войною!
 

Одовальский.

 
Так, государь, и следует.
 

Дмитрий.

 
Послушай,
Ведь ты поляк, а я москвич природный,
Ведь это все – все родина моя.
Прости меня, прости, земля родная!
Прости меня и ты, столб пограничный
С наследственным родительским орлом!
Простите, что с оружием враждебным
Я в мирный храм насильственно вхожу,
Чтоб возвратить законное по праву
И достоянье отчее и имя!
Здесь властвовало тридцать поколений
Моих родоначальников-варягов;
Я – их последний отпрыск, от убийства
Спасенный божьим промыслом чудесно.
 

Русское село. Церковный погост. Звучит набат.

Глеб, Илья и Тимошка выходят на сцену: за поясами у них топоры.

Глеб (выходя из избы).

 
Куда народ?
 

Илья (выходя из другой избы).

 
Да кто в набат ударил?
 

Тимошка.

 
Соседушка, скорее все на сходку!
 

Входят Олег и Игорь; за ними толпа крестьян, баб и ребятишек с пожитками.

Олег.

 
Спасайтесь все, кто может!
 

Глеб.

 
Что стряслось?
Куда вы все, бабье и ребятежь?
 

Игорь.

 
Беги скорей: под Муромом поляки.
И бьют и режут, кто ни попадется.
 

Олег.

 
Беги, беги!.. Скорее!.. В город! В город!
А уж село со всех концов зажгли.
Все миром снялись – прямо в царский стан.
 

Тимошка.

 
Вон беженцы еще валят толпой.
 

С противоположной стороны выходят Ивашка и Петрушка, за ними вооруженная толпа.

Ивашка.

 
Да здравствует царь, князь Димитрий!
 

Петрушка.

 
Идите с нами!
 

Глеб.

 
Как? Куда?
 

Илья.

 
Куда идете?
 

Тимошка.

 
Кто такие?
 

Ивашка.

 
…
 

Тимошка.

 
Да что ж такое? Все село бежит
От поляков, а ты вот так и лезешь
Под лапу им? Иль ворог-то – не ворог?
 

Петрушка.

 
Какой он ворог?… Он наш друг, а хочет
Свое наследье отобрать, по правде.
Вон идет посадник.
 

Посадник (выходит со свитком).

 
То злое дело соседей и советчиков,
Избави нас, господь, от смуты! Просвети нас!
 

Народ.

 
Что стряслось, посадник?
 

Посадник.

 
Посланье от царевича пришло,
Находится сейчас он в польском войске,
Он в нем…
Что делать нам?
 

Народ.

 
Прочти посланье! Пусть читает!
 

Другие.

 
Послание прочти!
 

Посадник.

 
Так слушайте!
 

«Мы, Димитрий Иванович, божиею милостью царевич всея Руси, князь Угличский, Дмитровский и прочих княжений, прирожденный государь и наследник всей русской державы, всем царский наш поклон».

Глеб.

 
То полный титул нашего царя.
 

Посадник.

 
«Царь Иван Васильевич преславной памяти…
Его детям верой и правдой служить.
Мы – истинный кровный царский сын,
На жизнь коего посягнул Борис Годунов,
Но промысел господний спас нас.
Теперь мы идем занять наследный трон
С мечом в одной руке, с масличной ветвью в другой,
Неся милость верным, погибель супостатам.
Напоминаем о присяге вашей,
Увещеваем вас отстать от Бориса Годунова
И нам, наследственному государю,
Царю законному, присягу дать.
Исполните, и милостиво будем править вами,
А нет, так пусть падет кровь пролитая
На ваши головы, не вложим мы
В ножны меча, пока на трон наследный
Своих отцов не сядем».
 

Тимошка.

 
…
 

Глеб.

 
Как можем сыну нашего царя
Не присягнуть и в землю не пускать?
 

Илья.

 
…
 

Тимошка.

 
Не будьте дурачьем. Умом тряхните!
Да разве б мог он выдумать такое?
Коль не царевич, стал бы так писать?
 

Глеб.

 
Я тоже так смекаю! Разве ляхи
Пошли бы за обманщиком?
 

Тимошка.

 
Не иначе – царевич настоящий.
Как можем сыну нашего царя
Не присягать и в землю не пускать?
 

Илья.

 
Однакож мы Борису Годунову
Клялись и присягали, как царю.
 

План дальнейшего действия[8]8
  Этот план был составлен Кернером по сохранившимся наброскам Шиллера.


[Закрыть]

Стан Дмитрия. Он разбит в первом сражении, но войско царя Бориса одержало победу как бы нехотя и не пользуется своим успехом, Дмитрий в отчаянии хочет умертвить себя; Корела и Одовальский с трудом его отговаривают. Своевольные поступки казаков, даже против самого Дмитрия.

–

Царский стан. Сам царь Борис находится в отсутствии, и это очень вредит царю, потому что его больше страшатся, чем любят. Войско сильно, но очень ненадежно. Воеводы несогласны между собою и по разным причинам держат сторону Дмитрия. Один из воевод, Салтыков, объявляет себя сторонником Дмитрия по убеждению. Его переход влечет за собою важные последствия: большая часть войска переходит к Дмитрию.

–

Борис в Москве. Он еще не утратил самодержавной своей власти и окружен верными слугами, но постоянно огорчен худыми вестями. Страх народного восстания в Москве не позволяет ему принять военачалие над войском. Вместе с тем он как царь стыдится вступить в борьбу с обманщиком. Сцены между ним и патриархом.

Со всех сторон гонцы приносят печальные вести, и опасения Бориса увеличиваются все более и более. Он слышит об измене крестьян и уездных городов, о бездействии и мятеже войск, о народном волнении в Москве, о приближении Дмитрия. Романов, тяжело оскорбленный Борисом, прибыл в Москву.

Его прибытие возбуждает новое опасение царя. Приходит весть, что бояре перебегают из стана к Дмитрию и что все войско передалось ему.

–

Борис и Ксения. Царь растроган как отец и в разговоре, с дочерью открывает всю свою душу.

Борис достигнул престола преступлением, но все обязанности самодержавного владьжи бестрепетно взял себе на рамена и выполнял добросовестно. Он бесценный повелитель страны и истинный отец народа. Только в своих личных отношениях он гневен, мстителен и суров. По своему уму и положению он выше всего, что его окружает. Долговременная привычка к верховной власти, уменье повелевать людьми и самодержавная форма правления развили в нем гордость до того, что он не в силах пережить свое величие. Он видит ясно, что его ожидает, но он еще царь и никогда не дойдет до унижения, потому что решился умереть.

–

Он верит в приметы, и в настоящем настроении его духа ему кажутся важными такие безделицы, которыми он пренебрегал некогда. Случайные обстоятельства принимает он за предвещание судьбы, и оно заставляет его прибегнуть к решительной мере.

Незадолго до смерти в душе его происходит перемена: он кротко выслушивает даже вестников неудачи и стыдится прежних порывов гнева. Он заставляет рассказывать себе все, до мельчайших подробностей, мало того – награждает рассказчика.

–

Получив весть об окончательной неудаче, он хладнокровно и самоотверженно решается покончить с собою: облекается в иноческую одежду и в последнее мгновение удаляет от себя дочь. В стенах обители должна она найти защиту от оскорблений; сыну его Феодору как юноше грозит меньшая, может быть, опасность. Борис принимает яд и удаляется в уединенную горницу, чтобы умереть спокойно.

–

Общее смущение при вести о смерти царя. Бояре составляют государскую думу и правят в Кремле. Романов (впоследствии царь и прародитель императорского дома) является во главе вооруженного отряда перед останками царя Бориса, присягает сыну его, Феодору, и принуждает бояр последовать его примеру. Месть и честолюбие не сродни его душе; он служит единой правде.

Ксению любит он безнадежно и любим взаимно, не подозревая этой любви.

–

Романов спешит к войску, чтобы склонить его на сторону юного царя.

Волнение в Москве, произведенное приверженцами Дмитрия. Народ врывается в боярские дома, овладевает особами Феодора и Ксении, заключает их в темницу и посылает выборных к Дмитрию.

–

Дмитрий в Туле, на высоте своего благополучия. Войско ему присягнуло; ему подносят ключи от городов. Одна Москва, повидимому, противится. Дмитрий ласков и любезен, с благородным сердечным волнением выслушивает он весть о смерти царя Бориса; прощает обличенным заговорщикам покушение на его жизнь; отклоняет от себя рабские изъявления покорности русских и выказывает намерение уничтожить с корнем низкопоклонство. Напротив, окружающие Дмитрия поляки обращаются с русскими сурово и презрительно. Дмитрий изъявляет желание видеться со своею матерью и отправляет послов к Марине.

Посреди толпы русских, скопившихся в Туле около Дмитрия, появляется человек, которого царевич признает сразу и встреча с которым в высшей степени его обрадовала. Он удаляет от себя всех и, оставшись наедине с этим человеком, приносит ему сердечную благодарность как своему спасителю и благодетелю. Незнакомец объясняет, что Дмитрий, без всякого сомнения, очень обязан ему, и даже более, чем сам думает. Дмитрий вынуждает его объясниться определеннее, и убийца законного царевича показывает всю правду. Он не получил награды «за убийство» и мог ожидать от Бориса только смерти. Пылая мщением, он увидал случайно одного отрока и был поражен его сходством с царем Иваном. Случай нельзя было упустить. Убийца взял мальчика, бежал с ним из Углича, поручил его одному духовному лицу, принявшему участие в его предприятии, и передал этому сообщнику драгоценный крест, снятый им самим с умерщвленного царевича. И вот теперь он отомстил своему врагу в лице этого отрока, которого никогда не терял из виду и за которым следил незаметно.

Лжедмитрий, его орудие, царит над Русью вместо Бориса.

Во время этого рассказа в душе Дмитрия кипит борьба. Молчание его ужасно. В то самое мгновение, как он предается необузданному отчаянию, убийца выводит его из себя кичливым и дерзким требованием награды. Дмитрий закалывает его.

–

Монолог Дмитрия. Внутренняя борьба, но сознание необходимости объявить себя царем превозмогает.

–

Являются выборные от Москвы и подчиняют город власти Дмитрия. Их принимают сурово и с грозными предосторожностями. Между ними находится патриарх. Дмитрий слагает с него патриаршее звание и вслед за тем осуждает на смертную казнь одного из знатных россиян, усомнившегося в его неподложности.

–

Марфа и Ольга ожидают Дмитрия в роскошно убранной, ставке. Марфа говорит о предстоящем свидании более с волнением и боязнию, чем с надеждою, и трепещет того мгновения, которое сулит ей полное благополучие; Ольга ее уговаривает, хотя и сама не верит своим словам. Во время долгого пути они успели обсудить все обстоятельства, и восторженность уступила место раздумью. Суровое молчание и угрюмые взгляды стражей только увеличивают сомнение.

–

Гремят трубы. Марфа в нерешимости: итти ли ей навстречу Дмитрию или нет? И вот он стоит пред нею один. При первом взгляде на царевича в сердце Марфы угасает последняя искра надежды. Что-то неведомое стало между ними; природа не сказалась: они навек чужды друг другу. В первое мгновение была обоюдная попытка кинуться друг другу в объятия; но Марфа отшатнулась назад.

Дмитрий заметил ее движение и поражен. Знаменательное молчание.

Дмитрий. И ничего не говорит тебе сердце? И не сказалась во мне кровь твоя?

Марфа молчит.

Голос естества свят и свободен; не изнасиловать его, не исказить.

Забейся твое сердце при взгляде на меня – и мое ответило бы, и пал бы тебе на грудь покорный и любящий сын. Чему суждено – сбылось бы добросклонно, любовно, искренно. Но если ты не чувствуешь как мать, обдумай все как великая княгиня, укрепи свой дух как царица! Меня судьба повергает в твои объятия нежданным сыном – прими же меня на свое лоно как дар небесный! Если бы я даже не был твоим сыном, каким теперь являюсь, что же я отнимаю у твоего дитяти? Отнимаю я что-нибудь только у твоего врага. Тебя и кровь твою извлек я из бездны, где тебя заживо похоронили, – извлек и возвел на «царское место». Пойми, что твой жребий скован с моим. Ты высоко стоишь возле меня и упадешь со мной. Народ не спускает с нас глаз. Ненавижу я скоморошество, облыжным чувством не кичуся, но перед тобой благоговею и достойно преклоняю колени.

Марфа молчит; в ней заметна сильная душевная тревога.

Решайся! Не стесняй своей воли, говори по душе. Я не требую ни лицемерия, ни лжи: требую истинного чувства. Полно тебе казаться моею матерью – будь ею! Откинь от себя прошлое, прилепись всем сердцем к настоящему! Если я не сын твой – я царь. За меня – сила, за меня – счастие.

Тот лежит в гробу, тот прах, и ничего более: у него нет сердца, чтобы любить тебя, нет взора, чтоб приветствовать. Полюби того, кто жив.

Марфа плачет.

О, эти слезы – золотая роса! Пусть их падают, пусть на них смотрит народ!

Дмитрий делает знак: пола шатра поднимается, и толпы русских становятся зрителями этой сцены.

–

Въезд Дмитрия в Москву. Торжественно пышно, но лица окружающих царевича угрюмы. Поляки и казаки во главе поезда. Какая-то мрачность и боязнь нарушают общее веселие. Так и веет недоверием и предчувствием беды.

–

Романов прибыл в войско в недобрый час: он опоздал и возвратился в Москву, чтобы защитить Феодора и Ксению. Попытки его напрасны; он становится узником. Ксения прибегает под кров царицы Марфы и бьет ей челом о защите от поляков. Здесь видит ее Дмитрий, и в душе его вспыхивает мгновенная неодолимая страсть. Ксения гнушается Дмитрием.

Дмитрий – царь. Несет его вдаль грозная стихия, и он не может противостать ей; его увлекают страсти других людей, В глубине души своей он никому не доверяет: у него нет ни друга, ни преданного сердца. Поляки и казаки вредят ему в народном мнении своею дерзостью. Даже то, что делает ему честь, то есть его любовь к народу, простота обращения, пренебрежение к старинным льстивым обрядам и обычаям, даже и эти достоинства возбуждают общий ропот. Иногда он возбужденно попирает ногами заветы праотцев. Он преследует монахов, потому что долго вращался между ними. Бывают мгновения, когда его гордость глубоко уязвлена, и тогда он становится причудливым деспотом. Одовальский сумел сделаться для него необходимым, удалил от него русских и окончательно упрочил свое влияние.

–

Дмитрий задумал изменить Марине. Он рассуждает об этом с патриархом Иовом, а тот, в надежде отстранить поляков, одобряет его замыслы и представляет ему царскую власть во всем ее величии.

–

Марина прибыла в Москву с многочисленною свитою. Свидание с Дмитрием. С обеих сторон коварство и холодность; но Марина лучше умеет носить личину. Она торопит бракосочетание. Приготовление к пышному празднеству.

–

По приказанию Марины Ксении подносят отравленный кубок. Смерть отрадна для молодой царевны: она боялась, что Дмитрий поведет ее к алтарю.

–

Неутолимая печаль Дмитрия. С растерзанным сердцем он становится под венец с Мариною.

После венца Марина открывает своему супругу, что она никогда не считала и не признавала его за истинного Дмитрия, и оставляет его одного в самом ужасном положении.

–

Между тем один из воевод царя Бориса, Шуйский, пользуется возрастающим негодованием народа и составляет заговор против Дмитрия.

–

Романов в темнице утешен неземным видением: ему является душа Ксении, заставляет его прозреть в будущие счастливые времена, повелевает ему спокойно дожидаться своего жребия и не обагрять своих рук в крови. В словах призрака слышен намек, что Романов сам некогда взойдет на престол. Вскоре за тем его приглашают сделаться участником в заговоре.