Текст книги "Сойкина Ворона"

Глава 22

Сойка

– Ты ни черта не понимаешь во что пытаешься ввязаться, Сойкин.

– Из этого ничего не выйдет, кроме очередной катастрофы.

– Мы абсолютно разные люди, Миша, не может ничего срастись.

На каждый из доводов Женьки у меня был только один: не попробуем – не узнаем.

– Да встанешь ты уже наконец! – взорвалась она и таки схватила меня за упрямо протягиваемую руку и потянула на себя.

Я охотно вскочил и сграбастал ее в объятия, заграбастал основание косы и поцеловал, оборвав очередное какое-нибудь «не» и скрепляя нашу новую договоренность. Если и раньше целовать Воронову было охрененно сладко, то целовать Воронову-мою-девушку – вообще отвал башки.

– Ты чокнутый, Миша и упертый, как…

«Ми-и-иша-а-а». Имя мое как произносит, а! Как будто пальцами своими тонкими по головке члена проводит слегка-слегка, простихосподи меня пошляка конченного.

– Гепард, преследующий свою добычу! – подсказал я ей. – Нет? Ну тогда орел какой-то, часами парящий в небе в поисках цели для нападения? Просто самые избитые варианты мне как-то не очень.

Само собой, я прекрасно понимаю, что ее согласия на мое спонтанное (клянусь – сам от себя такой борзой простоты не ожидал) предложение не получил. Но, походу, просто переть вперед как по зеленке – единственный вариант куда-то продвинуться с моей Вороной. По другому мы просто увязать будем на каждом шагу в липких до невозможности щупальцах ее гадкого прошлого.

– Как вирус гриппа, скорее уж, – усмехнулась Женька, а я кайфанул от наблюдения за тем, как первоначальное однозначное отрицание, сменившееся чуть ли не паникой и ошеломлением исчезают из ее глаз и языка тела, превращаясь пока в озадаченность, конечно, а отнюдь не в желаемую мной радость, но и то хлеб, как говорится. – Как от тебя не оберегайся и не дистанцируйся, все равно просочился и заразил собой.

– Сравнение с гордыми хищниками вроде как престижнее, но твое определение мне кажется круче. Я хочу, чтобы ты мною заболела, Жень.

– Вынуждена признать, что, насколько бы не считала для себя это фатальным, но факт уже случившегося заражения отрицать невозможно, – новая усмешка, чуть более расслабленная.

– Ну и супер! – я подхватил ее на руки и шагнул, намереваясь добраться до любой подходящей для более глубокого и влажного скрепления нового статуса наших отношений устойчивой поверхности, но тут же взвыл и чуть не грохнулся, едва удержав Женьку. – Колено-о-о!

– Вот тебе и первое последствие дурацких романтических порывов, – вывернувшись, Женька встала на ноги и поднырнула мне плечом под мышку, предлагая опереться.

– Да фигня какая, сейчас расхожусь, затекло чуток просто, – возразил я, но руку ей на плечи положил, да так, что кисть очутилась как раз на ее груди, чем я тут же и воспользовался.

– Я тебе сейчас по лапам надаю, – пригрозила Воронова, пока мы хромали в сторону кухни.

– Я бы предпочел получить побольше в лапы, но наглеть не буду, – ухмыльнулся, задел последний раз напрягшийся сосок и отодвинул руку. – И так получил внезапно все и сразу. Блин, Жень, завтра же уже тридцать первое! Выходит – ты мой новогодний подарок?

– Только такой патологический оптимист, как ты, Сойкин, смог бы счесть меня подарком. – фыркнула моя девушка (МОЯ ДЕВУШКА!!!), заводя раненного романтизмом меня на нашу кухню. Хотя, по чесноку, нога уже почти совсем отошла, но я дурак что ли отпускать добровольно то, что так нелегко досталось.

– Ну, а раз я такой и есть, и ты все же мой подарок, то я желаю немедленно развернуть его! – плюхнув зад на ближайший табурет, я потянул Женьку себе на колени, усаживая на себя верхом, лицом к лицу, и не мешкая сунул обе загребущие лапы ей под футболку.

– Фиг тебе! – мгновенно заблокировала Воронова начало моего победоносного продвижения по присвоенной территории, зафиксировав оба запястья и четко напомнив, что она – не нежная лилия и навалять может запросто. – Подарки разворачивают прямо в праздник, и под елкой они сначала полежать должны.

– Блин, точно, елка, – я обозрел через ее плечо продуктовый развал на кухонном полу и, найдя глазами вышеупомянутый предмет этого натюрморта, вздохнул. – Вот так и разбиваются чувственные порывы трепетных натур о суровые камни быта. Ладно, чур я тогда делаю крестовину и ставлю елку, а ты разбираешься с продуктами. Потом мы сбацаем ужин, я организовываю тебе койко-место под елкой полежать, и мы таки перейдем к разворачиванию! Я согласен даже прямо под елкой.

Женька встала с моих колен, вызвав острое желание тихонечко взвыть от потери ее тепла, тоже обвела кухню взглядом, а потом посмотрела на меня так, что в ширинке моментально стало тесно. Я знал уже этот взгляд, я его уже просто, на хрен, обожал!

– У меня для тебя другое предложение, правда, лишенное запаха хвои, но и без риска наткнуться кому-нибудь задницей на иголки. Как насчет пойти в кровать и заняться сексом, а потом уж вернуться и возиться с ужином и елкой. Я понимаю, что оно, конечно, не настолько феерично, как…

– Согласен! – оборвал я ее, вскочил и локомотивом попер чуть ли не бегом в свою комнату.

– Надо же, перед нами живой пример мгновенного исцеления, – фыркнула Женька, послушно последовав за мной.

– Еще бы! Самая желанная женщина предложила тебе перейти к делу, подзабив на бытовую фигню, тут не то что исцелишься – по воде побежишь аки посуху, – практически огрызнулся я, словив молниеносный прилив такой похоти пополам с диким ликованием, что аж глаза застилать начало красными всполохами.

Евгения Воронова, Черная Льдина, нелюдимая Ворона – моя девушка. У меня получилось! У нас! Моя девушка, ясно?! И она такая, что просто сам себе не верю – она настоящая. И моя.

– Ты долго будешь стоять и лыбиться? – спросила Женька, уже стянувшая в своей деловитой манере домашнюю футболку, и я осознал, что, и правда, подзавис, смакуя свое торжество.

– Думаю да, – я ускорился, содрал по-быстрому все выше пояса скопом, боясь проморгать волшебный момент освобождения из плена лифчика моих любимых сисек. – Скорее всего каждый раз, когда меня будет накрывать осознанием какой же я везучий паршивец, если смогу видеть почти каждую ночь тебя в своей постели.

– Черт, Сойкин, ну и горазд же ты трепаться! – нахмурилась Воронова, снимая-таки бюстгальтер и не подозревая совершенно, что лишила явлением этого чуда меня на пару секунд способности связно говорить в принципе. – Как насчет применить свой необычайно подвижный язык с большей эффективностью?

Ха! Это новая попытка подколоть как раньше или испытание на слабо, Льдина ты моя медовая?

– Слушаю и повинуюсь! – бухнулся я на колени и без церемоний потянул с нее лосины вместе с бельем, демонически ухмыльнувшись.

В башке окончательно поплыло от охрененного аромата ее возбуждения.

– Блин, вот ты внезапный! Я же пошутил… а-а-а-ах!

Фраза оборвалась протяжным стоном, когда я уткнулся лицом в ее лобок, заныривая в мир жаркого благоухания, желанного до судорог в челюсти вкуса, созвучного кайфа, доводящего почти до края только изменением тональности хриплых стонов и жгучих подстегивающих укусов впивающихся ногтей. Тоже мне, нашла повод для шуток.

* * *

– Подъем, Жень! – выдохнул я в ее влажный от испарины затылок, как только мои тело и сознание воссоединились и коснулись опять дружно бренной поверхности раритетной мебели. – Пойдем готовить и елку ставить.

– М-м-миша-а-а! – простонала Воронова, завозившись вяло в моих объятиях. – По какой такой причине мы не можем проваляться еще неделю?

– Ты нормально так и не ела. И вероятно за неделю продукты на полу могут стухнуть.

– Откуда в тебе столько дурной энергии. Я бы после такого до утра с удовольствием еще полежала, – со вздохом Женька села и огляделась в поисках одежды, а я провел пальцами вдоль ее позвоночника, кайфанув от вспышки воспоминания. Ей очень нравится сзади, а я буквально зверею от похоти, едва взглянув на покорно прогнувшуюся спину, драконящий абрис ягодиц в такой позе и от возможности видеть, как вхожу в нее, сатанея от восхитительно-пошлого влажного звука проникновения плоти в плоть.

– А мне показалось, что мы чисто червячка заморили, – оскалился я довольно, тоже садясь так, чтобы она оказалась прямо-таки обернута мною и, заграбастав грудь, принялся целовать в плечо. – Блин, у тебя самая офигенная грудь в мире. Я неделями на нее др… мечтал о том, какой же она будет на ощупь и на вкус.

– То-то я и смотрю, что ты стремишься ее облапать при любой возможности, – усмехнулась Женька, но моих рук не оттолкнула.

– Разве можно меня винить за это? Повторюсь – твоя грудь офигенна, – ответил ей и вдруг почуял что-то. Не в смысле запах, а неким загадочным рецептором в районе седалища. – Что, Жень?

– Ты сможешь понять, что для меня очень внезапно это? – спросила она, покосившись через плечо.

– Что именно? – насторожился я, невольно спеленывая руками ее еще крепче.

Она же не собирается сейчас сказать, что в процессе траха, пока моя крыша парила в неизвестной кайфовой дали обдумала все и решила, что мое предложение быть полностью вместе – перебор?

– Вот это совместное существование сходу и во всем. Этого многовато сразу.

А, то есть Женька не против в принципе, просто нужен… как же это… период привыкания, да?

– Ты о том, что привыкла быть одна, и я могу тебя бесить, мельтеша постоянно перед глазами?

– Не то чтобы… – она запнулась, вздохнула и ответила честно. – Да. Вдруг мы начнем ссориться из-за этого? Я начну срываться.

Воронова вздрогнула, напоминая, что так-то не май месяц, а в комнатах тут повсюду сквозняки, и я вскочил, поднимая и ее на ноги, и стал натягивать первую попавшуюся под руку футболку, мою, как оказалось.

– Слушай, Жень, у меня тоже ни черта нет опыта вот такого совместного сосуществования с девушкой, так что не вижу проблемы в том, что мы можем иногда и раздражаться притираясь. Можно, в конце концов, придумать какое-нибудь правило, чтобы это случалось реже. Типа, если ты развернулась и ушла в свою комнату, то я тебя слегка достал, и значит нужно побыть одной. А я пойму и не стану соваться, пока сама не выйдешь.

– А ты если в свою, то я не стану лезть к тебе? – она послушно подняла ногу, когда я взялся натягивать на нее обратно лосины, забыв о трусах. Конечно, совершенно случайно. Как и, естественно, случайно чмокнул в лобок. Я что, виноват, что губы притянуло? Гравитация, непреодолимые силы природы. – Эй!

– Нет. Мне пока сложно представить себе ситуацию, даже конфликтную, после которой я бы не захотел, чтобы ты сама лезла ко мне. Но если она вдруг приключится, обещаю тебе прямо сообщить об этом. Что-то еще тебя беспокоит?

Закончив с одеванием Вороновой, я стал натягивать одежду и на себя, поглядывая на Женьку, опять медлящую и над чем-то явно раздумывающую.

– Блин, Жень, ну говори ты! – не выдержал уже, потянув ее на кухню.

– Как насчет измен?

– Чего?! – опешил я.

– Я вряд ли способна буду закрывать на это глаза, Миша, – тихо ответила Льдина и поправилась уже гораздо тверже. – Совершенно точно не смогу и не буду.

– Ты мною не делишься, я тобой – тем более. Решили? – с готовностью предложил я, и Женька кивнула, а ее плечи расслабились. – Как насчет жареного картофана с колбасой, пока я елку ставлю?

– Запросто, – согласилась Воронова и снова покосилась.

– Что, Жень?

– Ты правда никогда не жил вместе с девушкой?

– Не-а. Клянусь! У меня вообще раньше девушек не было.

– В смысле?

– Эй, ты же не подумала ничего эдакого, нет? Это моя мама сказала мне сегодня, что, оказывается я никого и никогда не представлял как «моя девушка», а вовсе не потому, что… Так, стоп! – тормознул я сам себя. Дебил совсем что ли? Еще бы начал весь свой послужной список ей озвучивать.

– Миш, спокойно, я отдаю себе отчет, что мы оба не девственники. С этим нет проблем.

– Да?

– Да, Сойкин. Никакой ревности к прошлому. – Вот! Вот, о чем я говорю, разве эта девушка может быть реальной, а?

Такая красивая, что просто смотрю и дурею, секс с ней на отвал башки, еще и это.

– Но и никаких поблажек в настоящем. Вряд ли я умею давать второй шанс, понимаешь?

Ладно. Не все так радужно. Но я ведь пока не ощущаю в себе потребности оказаться нуждающимся в этом самом втором шансе. Что странно. Партнерша, начавшая ставить условия, для меня всегда равнялась бывшей партнерше. Ага, видимо, в этом и заключается разница между понятиями «моя девушка» и «девушка, с которой у тебя что-то было». Прикольно.

– Понимаю, Жень. Я по жизни не склонен лгать. У нас все по-честному будет. Жизнь есть жизнь, и мало ли как там пойдет. Но обещаю, я никогда не унижу тебя какими-то шашнями за спиной. Если что-то и изменится между нами – ты узнаешь это от меня и первой, а не когда-то потом и от других людей. В ответ жду того же.

Женька смотрела мне в глаза очень пристально, словно желая проникнуть в разум, и, очень надеюсь, находила то, что необходимо для рождения нашего доверия. А потом протянула мне руку, и… я чуть не скончался во всех смыслах на месте. Потому что она улыбнулась. Едва-едва, скорее уж наметив движением губ, но это было о**ительно. Я знал, знал!

Глава 23

Ворона

Возвращаться обратно в жизнь, оказывается, так легко, хоть и страшно до того, что меня то и дело могло столбняком к месту примораживать. Вот только с Сойкой у этих столбняков не было ни единого шанса на раскачать панические мысли и распахнуть двери в болезненные глубины. Это не человек, а какой-то ходячий фейерверк, взрывная смесь из постоянного движняка, пошлых приставаний вперемешку с нежностями почти на грани восхищенного сюсюканья, улыбок, на которые не откликнуться невозможно, и оптимизма, в исполнении Михаила, настолько настоящего, искреннего, что он срабатывал как прямая внутривенная инъекция в мое сознание, причем зачастую струйная. Абсолютно невозможно было от Сойки, что называется, глаз отвести, не тогда, когда я сама постоянно ощущала себя центром его внимания, чем бы он в эту секунду не занимался.

Спать мы легли, а уж точнее сказать – вырубились где-то в районе шести утра. По крайней мере, за окном уже стало обозначиваться нечто вроде первых признаков рассвета. Ставить елку в облезлый угол с трещинами в штукатурке Михаил отказался наотрез.

– Да посмотри, тут зашпаклевать все – полчаса делов, а только чуток прихватится, пройдемся водоэмульсионкой, и будет красота же! – заявил он с такой незамутненной убежденностью, что я возражать не стала. Это же Сойка и его вечное «все будет хорошо и запросто, потому что по-другому и быть не может».

В итоге ремонт угла для елки обернулся тем, что окрашенной в мягкий желто-оранжевый цвет оказалась вся кухня, отчего даже при искусственном освещении помещение чудилось наполненным солнечным светом. В процессе Миша выволок на лестничную площадку четыре старые, брошенные при переезде соседями плиты, благо газовики давно заглушили и даже срезали лишние трубы. От моей помощи в перемещении тяжеленных железных бандур Сойкин отказался крайне категорично и волок их с душераздирающим скрипом. Но местным полам хуже, чем есть, сделать вряд ли возможно, а способных пожаловаться на шум в половине первого ночи соседей у нас, к счастью, не было.

Зато мне Миша вручил валик, доверив покраску стен, после того как сам уже разобрался с потолком и выглядел к тому моменту весьма живописно, обляпанный краской. Но на стенах, плитах и потолке его бешеная энергия не иссякла. Решив, что нет предела совершенству, он снял ту самую приглянувшуюся ему люстру в пустующей комнате и повесил ее на кухне. А после того, как мы отмыли пол, последовал новый раунд скрипа и скрежета и сюда же переехал диван, круглый стол из его комнаты, и на свои места по углам и у окна вернулись колонки и музыкальный центр, только теперь он стоял на большом столе.

– Я из дома телек свой притарабаню, и будет у нас тут шикардос! – оглядел поле своих свершений Сойкин после установки елки.

– Значит ли это, что на сегодня ты уже угомонился? – зевнув, спросила его.

– Что-то мне подсказывает, что заикнись я о покраске окна, и ты меня пристукнешь.

– У тебя очень развита интуиция, – подтвердила я, давя новый зевок.

– Тем более вонять будет, и спать в таком вредно. И елку мы сможем завтра нарядить.

– Согласна. Можем мы уже спать?

– Конечно. Но в общем, как тебе, Жень? Если не нравится – давай переделаем.

– Ну нет! – решительно, а точнее испуганно, отперлась я. – Только в душ и спать!

– Я же не имел в виду сейчас, Же-е-ень! – увязался Миша следом. – Эй, я тебя уже раздражаю?

– Нет.

– Ну напрягаю чуток?

– Нет.

– Малость подбешиваю?

– Не-е-ет! Я просто адски хочу уже спать.

– А твое «в душ и спать» включает и меня?

Я только неопределенно взмахнула рукой, мол, делай как хочешь. Ну не может же быть, чтобы после всего этого у него остались еще силы и на сексуальные подвиги. Но через насколько минут выяснилось, что очень даже может, и самое удивительное, что и у меня они нашлись.

На обратной дороге из ванной я заглянула на кухню, которая теперь и без света выглядела совершенно иначе, и пахло тут по-другому. Даже бледный мерзлый свет уличного фонаря, отраженный стенами, наполнялся теплом. Мне внезапно, не взирая на сонливость и усталость очень захотелось узнать, как же зазвучит любимая музыка в этом старом-новом пространстве.

Подошла к центру, выбрала диск и трек. «Summer Moved On» от волшебников «A-ha» полилось как обычно мягко, вкрадчиво и естественно одновременно, как долгий глубокий вдох, который ты делаешь, уловив знакомый и прекрасный аромат, кайфуя от того, как волоски встают на всем теле. И именно в этот момент Сойкин бесшумно появился и обнял меня со спины. Спина окаменела на несколько мгновений, отражая внутреннее сопротивление от вторжения в такую мою интимность. Губы коснулись моей шеи, не целуя, а лишь прижавшись к коже, сильные руки захватили, укутали, но тем и ограничились, словно Миша смог почувствовать, что сейчас любая ласка будет излишней. Он всего лишь обнял и перенес вес с ноги на ногу, не вовлекая в примитивное подобие танца, а скорее уж укачивая. И я смогла вдруг легко выдохнуть, осознав, что задержала дыхание. И железные холодные ленты, полегшие вдоль позвоночника, размягчились и согрелись. Я позволила Сойкину мягко увлечь меня на диван, что он приволок сюда, и уложить, пристроив мою голову на своем плече.

А следующее, что осознала – въедливый звук, упрямо повторяющийся раз за разом. Мою голову подбросило слегка, Сойкин завозился, осторожно вытаскивая свое плечо из-под моего уха.

– Какого черта? – сипло проворчала, осознав, что сходу разлепить как-будто склеенные веки не выходит, а стоит появиться щелке между ними, и тут же глаза режет от яркого света.

– Прости, Жень, это мой телефон. – пробормотал Миша, и диван заскрипел и закачал меня, как на волнах. – Спи дальше. – И глуше и явно уже не мне: – Привет. Ага… Не, нормально… Что у нас?.. А-а-ага. Понял. Понял. Как давно? Ясно. Хреново. Где сбор? Понял. Буду минут через тридцать, – его голос отдалился, а потом приблизился, и меня накрыло чуть ли не до макушки одеялом. – Не-не-не, все норм, говорю же. Я выходной, так что вообще без проблем. Да, прихвачу. Скажи пусть минут через двадцать пять выходят. Все, до встречи.

– Что-то случилось? – спросила, высовываясь из-под одеяла и продирая-таки глаза. При свете дня стены чудились эдаким цветовым легким ожогом. Очень бодрит, однако.

– Мне отъехать надо, Жень. Я кому-нибудь из парней звякну, чтобы приехали и подежурили, лады? Просто я не знаю, как быстро смогу вернуться. – Зашумела вода, и Сойкин щелкнул тумблером чайника. Горячие губы чмокнули меня в скулу и тут же исчезли. – Все, я собираться.

Я скинула одеяло, поднялась и пошла за ним.

– Ты мне внятно сказать можешь, что случилось-то? – спросила, наблюдая как он быстро, но без всякой суеты одевается.

– Старшой нашей волонтерской группы клич кинул – девушка одна с работы вчера не дошла.

Я моргнула в недоумении.

– Твоя знакомая?

– Не-а. Я ее не знаю совсем, – мотнул головой Сойкин, продолжая утепляться.

– Хм… Тогда почему… в смысле, разве этим не должна полиция заниматься?

Миша вытащил из древнего шифоньера объемный рюкзак, извлек из него термос литра на два и пошел обратно на кухню, снова чмокнув в висок.

– Девчонка совершеннолетняя, по закону заяву примут только через трое суток. Типа взрослая, могла загулять, у парня остаться, ну сама же уже убедилась, как они работают, – ответил он, закидывая в термос ложками кофе и сахар и заливая кипятком.

– Но ведь она, и правда, могла.

– Нет. Мать ее говорит, что девочка очень серьезная и обязательная. Загулять в принципе не в ее натуре, а уж тем более не позвонить матери.

– Все бывает впервые.

– Бывает, Жень. Но лучше же ложную тревогу отработать, чем отмахнуться, и человек сгинет. И так мать смогла с нашими связаться только утром, а на улице мороз. Столько времени упущено.

– Который час? – все еще в офигее спросила его.

– Полвосьмого.

– То есть ты, после того, как вчера тут мебель таскал и стены красил до утра почти, намерен в полвосьмого ломануться спасать абсолютно постороннюю девушку?

– Стены красила как раз ты, – подмигнул мне до возмутительного бодрый Сойка. – А пол и возраст возможно попавшего в беду человека значения не имеет, Жень.

– Ясно-о-о, – протянула я, обдумывая. – А у тебя будет несколько минут на подождать пока и я оденусь на выход?

– Жень, ну нафига, ложись доспи еще. Тебе отдохнуть нужно.

– А тебе, стало быть не нужно, – отмахнулась я, уже направляясь в свою комнату.

– Да что мне будет, лосю двужильному!

– Ну вот, и мне.

– Жень, зачем? – пошел теперь он за мной по пятам. – Ты же не подозреваешь, что я типа нашел повод свалить, и все такое?

– А ты нашел?

– Нет! Да если бы не такое – меня от тебя и ломом не отдерешь. Дурак я что ли. Я только тебя уболтал на все по-серьезному и пойду куда-то на приключения? На кой мне это? Ух ты! – я оглянулась и увидела, что он уставился на аквариум, замерев на пороге моей комнаты, и пробормотал тихо и непонятно: – Рыбки, вот же зараза.

– Я же согласилась на твое по-серьезному и думаю должна знать сразу, потяну ли отношения с тобой, Миш, – пояснила я свое намерение, не обратив внимания на эти его слова.

– А ну погоди! – мигом встревожился Сойкин. – С какой такой стати ты решила, что должна что-то там потянуть?

– Миш, мы же торопимся, – напомнила ему, натягивая утепленные штаны, издававшие фееричное шуршание. – Ты сказал время дорого.

– Так и есть. Но я хочу знать, черт возьми, есть ли вероятность, что ты по каким-нибудь придолбнутым причинам решишь, что что-то там не вытягиваешь и поставишь крест на нас? – потребовал Сойкин ответа с абсолютно серьезным, и я бы даже сказала – слегка грозным видом.

– А ты желаешь оставить это право исключительно за собой, когда осознаешь то, о чем я тебе сразу и говорила – мы очень разные люди?

– Я за собой желаю оставить тебя, Жень. И ничего из того, насколько мы там разные или одинаковые, не может на это повлиять, поняла? – он шагнул ближе и схватил меня за плечи и тряхнул слегка, вынуждая смотреть ему в лицо. – Считаешь меня ебана… придурком, срывающимся на помощь непонятно кому и зачем – считай, Жень. Но, блин, не вздумай сочинить из этого причину для сраного «нам не по пути»!

Надо же, наблюдаю редчайшее явление – катастрофически серьезный Сойка!

– Ладно, я тебя услышала. Но можно я уже оденусь, и все же смогу сама оценить степень твоей… хм… придурочности, увидев в реале, куда же ты срываешься.

– Можно, если пообещаешь не пнуть меня под зад, даже если покажусь тебе наипридурковатейшим из всех возможных придурков.

– Договорились, – кивнула, и Миша облегченно выдохнул, хоть и продолжал поглядывать на меня настороженно.

Из дома мы выехали пятнадцать минут спустя, успев еще в четыре руки нарезать и завернуть кучу бутербродов, и по пути хлебали кофе из одной здоровенной кружки, стараясь не облиться на кочках и поворотах. На очередном перекрестке Миша притормозил у обочины, и в салон ввалилось двое девушек и парень, которые шумно поздоровались с Сойкиным. Но вот стоило ему представить меня, как свою подругу, так девушки притихли и помрачнели, улыбался и заверял, что очень рад знакомству, меня только парень, звали которого Арсений.

– Короче, райончик поиска у нас тот еще в этот раз, – принялся рассказывать он. – Сплошные производственные объекты и пара строек заброшенных. Эта наша Мила, по утверждению матери, через них срезала дорогу домой только если не одна шла или летом, пока по светлому с работы возвращалась. Адекватная вполне, не экстремалка какая-то. Но дело такое, они вчера вечером чуток отметили всем коллективом Наступающий, и есть вероятность, что девушка немного силы не рассчитала, оно же часто алкоголь смелости придает.

– Миша, останови машину! – вдруг потребовала одна из девушек раздраженным, чуть не срывающимся на визг голосом. – Я вспомнила, что у меня очень срочное дело.

– Лен, ты чего? – в изумлении посмотрел на нее Арсений, а вот Сойкин промолчал и просто сделал, что она просила – притормозил у обочины, давая возможность покинуть машину.

Я искоса глянула на него, стоило тронуться, и он ответил мне немного виноватым взглядом и пожатием плеч. Ясно. Привет из прошлого, очевидно.

– Так, народ, принцип работы обычный – бьемся на двойки, разбираем рации, фонарики, щупы и чешем по квадратам, – громко объявил по прибытии в промзону высокий мужчина средних лет с очень глубоко посаженными темными глазами и до неуютности цепким взглядом. Он был одет в зимний камуфляж и явно был бывшим военным, судя по командному тону и выправке. – Рад видеть всех, кто смог откликнуться в такой день, особенно новеньких. Все понимаем, что праздник на носу, но Милу нужно найти, поэтому приступаем в темпе. На заброшках двигаемся крайне осторожно! Новенькие туда идут только в связке с опытными поисковиками! Ночью был снегопад, так что ориентироваться на следы смысла нет. Проверяем абсолютно все. Все, начали!

Нам с Сойкиным досталась для осмотра часть одного из недостроев, что так и не стал огромным цехом, похоже, куда не стесняясь годами сваливали всевозможный мусор или черт еще знает что – под слоем снега не разберешь.

– Жень, идешь так, чтобы я тебя видел или хотя бы четко слышал, поняла? – снабдил меня и своими инструкциями Миша. – Прежде чем ногу поставить – потыкай щупом, мало ли что тут валяется. Сама ни в какие дыры и щели не лезешь. Светишь фонарем, и если что покажется или увидишь – кричишь мне. Повтори!

– Веду себя осторожно. Чуть что – кричу тебе, – покорно повторила я. Правила в таких мероприятиях не от фонаря пишутся, так что, нефиг выделываться и считать себя умнее или удачливее опытных людей.

На тщательное обследование всего здоровенного цеха с каморками, закоулками, ямами непонятного назначения и особенно большими грудами мусора, одна из которых был остовом горелого микроавтобуса, невесть как сюда попавшего, у нас ушло часа полтора. Поисковики постоянно общались по рации, но пока ничьи усилия успехом не увенчались, и тот самый мрачный Старшой дал приказ всем собраться на исходной позиции, чтобы скорректировать зоны поиска перед их сменой.

– Давай снаружи эту развалюху обойдем, а то по хламу внутри черте сколько плестись будем, – предложил Сойкин, я возражать не стала.

– Жень, у меня с Ленкой ничего и не было, – сказал парень, как только мы вышли из-под напрягающих не на шутку ржавых арматурных ребер, что так и не стали крышей здания. – Позвала недавно в кино – сходили и все.

– Я не спрашивала.

– Но думала?

Поколебавшись, ответила честно.

– Да. Но я обещала не ревновать к прошлому и намерена свое слово держать.

– Это круто, конечно. Только я вот тоже погонял в голове и понял, что принять решение и не чувствовать что-то – вообще не одно и то же. – Какой-то звук, похожий на едва слышное мяуканье, заставил меня повернуть голову и прислушаться. – Короче, думаю правильнее будет, если мы станем говорить, если припечет или покажется что-то, чем молчать и станет копит…

– Тш-ш-ш! – я сдернула шапку, силясь расслышать странное мяуканье снова.

– Что-то услышала? – моментально забыл о личном Сойка, став похожим на сделавшую стойку подружейную легавую.

– Там, похоже, – указала я вправо, и мы торопливо двинулись от стены.

Однако, впереди визуально не наблюдалось абсолютно ничего, под чем мог бы спрятаться человек или даже животное. Просто слегка волнистое снежное полотно и единственные следы на нем – цепочки крошечных птичьих.

– Мила-а-а! Мила, отзовись! – в который раз за сегодня крикнул Миша, отходя от меня на несколько метров.

Мы замерли, прислушиваясь, чтобы скрип собственных шагов не заглушил слабый отклик, но прошло около минуты, прежде я его действительно услышала и прореагировала крайне глупо, тут же забыв все инструкции Сойкина. Кинулась на слабый голос и не подумав обследовать сначала все щупом.

Нога внезапно поехала, лишая меня равновесия и только чудом каким-то или же благодаря все же многолетним тренировкам, я умудрилась нелепо растопыриться, уцепиться и не провалиться в черную дыру открытого люка, которую совершенно невозможно было увидеть стоя и в шаге, из-за немного нависающей наклонной бетонной плиты с высокой снежной шапкой.

– Я в порядке! В порядке! – заорала, услышав какой-то нечеловеческий рев, что издал Сойкин, и уловив внизу всхлип, глянула в темное нутро и продолжила: – Мила тут! Иди осторожно!

Мила, зареванная, грязная, испуганная насмерть и обсыпанная снегом, сброшенным моими заслугами на нее, смотрела вверх, сидя на какой-то поперечной одинокой трубе, а прямо под ней плескалась неизвестной глубины мутная лужа с массой всякого мусора. Рехнуться можно, на улице мороз какой, а в трех метрах ниже уровня земли – лужа. Миша подбежал, буквально за шиворот меня оттащил от люка, рыкнув сквозь зубы матерную угрозу прибить, но дома, и наклонился над провалом.

– Мила, привет! Я – Миха, – заговорил он своим обычным чудодейственным «все было, есть и будет хорошо» тоном. – Че, давай вылезать? Я тебе сейчас веревку кину, ты обвяжи вокруг талии, и будем тебя тянуть, ок?

– Я не могу, – слабым голосом ответила бедняжка. – Пальцы не гнутся – замерзли, и я кажется ногу сломала.

– Ладно, фигня делов, сейчас все решим! – заверил ее Сойка и вскочил.

Сорвал с плеч рюкзак, достал веревку, одновременно быстро сообщая в рацию:

– Пострадавшая обнаружена! Запрашиваю помощь для эвакуации. Люк у северной стены объекта «заброшка номер два». Идите на голос. – И, сунув мне рацию, он скинул свою куртку, распинал снег, находя торчащую арматурину, привязал к ней один конец веревки и велел, подходя к люку и усаживаясь на край: – Встань вон там повыше, Жень и кричи нашим, чтобы нашли поскорее.