Текст книги "Сойкина Ворона"

Глава 16

Ворона

Чертов Сойка! Мало того, что изначально стал действовать на меня совершенно необъяснимым образом, так еще и порождает желания какие-то дикие. Ну черт с ним, еще спонтанная прихоть с взаимным оральным удовлетворением, но отчего на реальный жесткач-то поперло? Ладно, я отдаю себе отчет зачем подтолкнула сама его в первый момент. Между нами должен быть только секс, раз уж я оказалась не в состоянии себе отказать в продолжении, и чем он грубее и грязнее, тем меньше вероятности забыться. Ведь на такой почве не должно суметь прижиться нечто… опасное. Из развязного траха чувства вырастать не должны.

Только опять произошло не то, чем должно было стать, неподконтрольное. Это было действительно грубо, моментами едва ли не на грани моих возможностей справиться, но вместо отторжения меня унесло в какую-то долбанутую нирвану. В первую очередь от бесконечно мощной откровенности реакции Михаила, а потом и от собственных немыслимых ощущений. В моем опыте до сих пор минет был инструментом для удовольствия партнера, ответным или авансом, обязательным к отдаче, в общем ничем сверх элементарной манипуляции сексуального характера, так сказать. От того же, что вышло у нас с Сойкой, саму меня унесло с такой силой, что запросто обошлась бы и без его финальной честной отработки. Я реально бы смогла кончить вместе с ним в том состоянии, даже пальцем не пошевелив для дополнительной стимуляции. Такая мощь отдачи от Михаила ко мне перла, что внесло бы в его оргазм как в собственный. Говорю же: чертов Сойкин и безумие, им производимое. Обычного секса с ним уже дважды, ну, никак не выходит, каждый раз необъяснимое падение в бездну недопустимо глубокого проникновения отнюдь не на физическом уровне.

Спрыгнув со стола, я привела свою одежду в порядок, прислушиваясь к мужским голосам из коридора. Вытерла с дверцы шкафчика и даже пола потеки спермы, невольно порочно ухмыльнувшись. Зажгла заново газ под сковородой и кастрюлей, подобрала и вымыла упавшие на пол лопаточку, доску и пару вилок, смела и выбросила рассыпавшиеся макароны и только после этого выглянула в коридор.

Вызванный Михаилом Витька Фомин оказался тоже из орионовцев, лично мы не знакомы, ведь я к активному общению со всеми окружающими никогда не стремилась, но точно видела его в офисе. Ну здорово, если и не пошли сплетни о нас с Сойкой до сих пор, то теперь точно им быть. Хотя не плевать ли мне.

Мужчины что-то обсуждали, глядя куда-то на потолок коридора и водя руками, как если бы планировали нечто, а у их ног стоял объемный такой баул и лежал моток проводов. Виктор коротко глянул, наверняка зацепив мое появление боковым зрением, и вдруг резко развернулся, прямо-таки уставившись. Глянул на Сойкина, снова на меня и только после этого справился с ошеломленным выражением лица и махнул рукой.

– Привет, Евгения! Не знал что вы вместе с Михой живете, – спрятавшись за вежливую улыбку, поприветствовал меня он.

– Привет, – кивнула я. – Мы не вместе.

– Ага, соседи, – поддакнул Сойкин со своей обычной широченной улыбкой, переключая внимание на себя. – Прикинь, снял хату у знакомого, а оказалось, что Женя тоже тут живет. Бывают же совпадения.

По лицу Фомина было прекрасно видно, что он думает насчет степени случайности таких вот совпадений, но парень тактично промолчал об этом.

– И тебя тоже, выходит, достают эти хулиганы? – спросил Виктор, покосившись на дверь, а потом опять на Михаила и его «тебя тоже» прозвучало скорее «именно тебя».

– Они не совсем хулиганы, – и я кратко объяснила в чем конкретно дело, пока Фомин снимал куртку.

– Ага, понял. Вот же паскуды. А чего тогда ты сразу к нашему руководству не пришла с этим? Боев живо бы выяснил по своим каналам, что это за Ветров, офигевший со своей адвокатшей и амбалами.

– Да это все собственно и произошло вот только что, когда бы я успела. – Если честно, мне такое даже и на ум не пришло. На кой начальству мои жизненные трудности? – Да и смысл?

– Смысл в том, что «Орион» своих в обиду не дает, наши бы четко донесли такою инфу до этих оборзевших.

– Да ладно, Вить, не думаю что все настолько серьезно, – отмахнулся Сойкин. – Эти упыри просто, видать, сначала решили, что раз Женька одна живет, то можно будет без проблем ее из квартиры выщемить, но не на ту нарвались.

– В смысле одна? А в других комнатах никого нет что ли? – сразу заинтересовался наш визитер.

– Нет. Только Михаил в комнате моего соседа, а остальные пустуют. Они мне в наследство от бабушки достались.

– Нормальное такое наследство, – буркнул Фомин, покосившись на Сойкина. – Если бы мне такое обломилось, я бы прям общагу для наших орионовских устроил.

– Давайте на кухню пойдем, а то сгорит все, – предложила я и сама пошла первой.

Вода закипела, так что я вытащила уже из своего шкафчика новую пачку макарон, посолила кипяток и всыпала. Взялась переворачивать мясо, пока Фомин стоял и озирался в большом помещении. Михаил же, не мешкая, вытащил из холодильника кочан капусты, располовинил его и принялся на удивление ловко и тоненько шинковать ее. У меня даже импульс зависти мелькнул – мама всегда учила капусту в борщ нарезать как можно тоньше, но мне такое с трудом давалось.

– Блин, ремонт забацать, и крутейшая же хата вышла бы тут, – наконец сказал насмотревшийся вдоволь гость, а Михаил сложил наструганную капусту в глубокую миску, присолил, поймал меня за тем, что глазею, и подмигнул. – И конур отдельных хватает и общее место на потусить компанией имеется.

Я резко отвернулась и внутренне содрогнулась, представив такую перспективу в моем личном убежище. Мне-то и одного Сойкина весьма вероятно будет прям дофига в качестве соседа, а целую толпу… Хотя, в той ситуации, что сейчас сложилась, никому и в голову не пришло наверняка сунуться с угрозами или поджигать, если бы в квартире постоянно тусила куча молодежи.

– Жень, я музыку потихоньку врублю? – спросил Михаил, как только они с Виктором взяли и перетащили один из пустующих и пылящихся в дальнем углу столов давно съехавших соседей на середину кухни, расставили вокруг старые табуретки.

Раздражает, как же меня раздражает все это, и я чуть не рявкнула на них за то, что посмели поменять хоть что-то в моем застывшем пустом мирке. Даже зубы пришлось сжать, кивнув молча Михаилу, чтобы не зарычать «Не смей трогать ничего моего!»

Сойкин быстро просмотрел диски и выбрав один, поставил его и через несколько секунд из динамиков грянуло мощное вступление «Cose della vita», сменившееся охрененными аккордами бас-гитары, что всегда буквально вкатывались в мой кровоток, меняя ритм пульса, а потом и полился безотказно завораживающий меня вокал Эроса Рамаззотти. Я проглотила новую волну раздражения, ведь на территории моей музыки нет места посторонним, но впитывать ее и злиться – невозможно. Любимая музыка давно уже примиряет меня со многим в этом мире. Обычно с одиночеством, став его неотъемлемой частью, а сейчас вот с тем, что оно нарушено.

Поймала пристальный взгляд Михаила, в котором отразилось помимо извечного лукавства и скрытой похоти еще что-то… Как если бы он увидел во мне нечто новое и интересное для себя. А я зависла, глядя в ответ и силясь понять, что происходит в моей голове. Моя музыка и странное ощущение парения, потери твердой почвы под ногами, что порождает этот его взгляд.

– Кхм… – напомнил о своем присутствии Фомин, и мы с Сойкиным оба вздрогнули, прерывая, оказывается, очень затянувшийся визуальный контакт. – У меня предложение для начала попробовать просто отпугнуть этих ваших любителей принуждать к освобождению жилплощади.

– Это как? – не взирая на то, что Сойка живо отвернулся и полез доставать лук и пару огурцов из пакета у стола, я заметила как заалели его уши. Похоже, нечто странное творится не только в моей голове.

– Повесим помимо скрытой камеры еще четкий такой муляж и прикрутим таблички. «Ведется видеонаблюдение» и «Объект охраняется ЧОП „Орион“», – пояснил Фомин.

– Считаешь, это их отпугнет? – Сойкин застучал ножом по доске, все с той же изумившей меня ловкостью, нарезая длинный тепличный огурец кружками.

– Есть такая вероятность, – ответил Виктор, переводя настораживающе пристальный взгляд с Сойкина на меня, стоящую у плиты. – На самом деле, по статистике, которую мы недавно собрали, таких предупреждающих табличек иногда хватает, чтобы в разы снизить воровство в магазинах, и попытки ограблений гораздо реже происходят на подобных объектах.

– Но мы дело имеем совсем не с какими-то магазинными воришками или мелкими наркоманами, желающими грабануть на дозу. Собьют твой муляж и таблички отдерут, и все дела, – сочла нужным заметить я. В отличии от них обоих я видела и Баринову, и ее амбалов вживую, так что могла оценить, что это за тип людей.

Макароны сварились, и я хотела слить воду, но Михаил, шикнув на меня, «Масло достань и тарелки давай», оттеснил от плиты и сделал все сам.

– Может и так, – согласился Фомин, продолжая наблюдать за нами с раздражающим вниманием, как если бы был зрителем какого-то занимательного шоу. – Но тогда мы точно будем знать, что намерения у них более чем серьезные. Однако, вполне возможно, и пойдут в «Орион», выяснять, с кем дело имеют и обосру… испугаются с целым ЧОПом бодаться. Это же тебе не на двух жильцов простых наезжать и двери подпалить – сунешься, и рога пообломают.

– Вам не кажется, что без предварительного разрешения кого-то из шефов очень опрометчиво прикрываться защитой «Ориона»? – спросила я, расставляя посуду, пока Сойкин заканчивал хлопоты с салатом.

– Эх, сразу видать, что ты, Жень, у нас еще из новеньких совсем, – фыркнул он и кивнул на свой телефон. – Если тебе так будет спокойнее, то сейчас позвоню Андрею Федорычу и добуду высочайшее позволение. Боев – мировейший дядька и сто пудов будет только за.

– Девять вечера, Сойкин, – напомнила ему о приличиях.

– Ну, значит, завтра, – беспечно пожал мой любовник плечами, породив новую волну… ну, даже не знаю как это назвать… раздражения и восхищения-зависти легкой, что все-то у него просто и ни в чем проблем или повода грузиться не усматривает. Неужели вот так, и правда, можно по жизни? – А что тогда насчет тревожки с датчиком?

– Смотри, нужно определиться: мы хотим получить реальную доказуху противоправных действий, которую можно ментам предъявить потом и дело завести, или же у вас в планах поймать долбаков этих за руки, что называется, и навешать конкретно, чтобы отбить желание соваться? – нахмурившись, поскреб подбородок с короткой щетиной Фомин, одобрительно глянув на водруженную на стол Сойкиным сковороду с жареной курятиной.

Я стала накладывать макароны в тарелки, а на столе меж тем появилась большая бутылка кетчупа, а Михаил сунулся в недра посудного шкафа покойной Колькиной бабки, разыскивая что-то.

– Давай смотреть на жизнь реально, Вить, – сказал он, глянув на собеседника через плечо. – Кому там нах сдалась наша доказуха, если в деле мало того, что адвокатша, которая найдет как отмазаться по-любому, да и бабок глаза ментам замазать найдут наверняка. Надо эту шайку-лейку отваживать конкретно. Ставь тревожку с выводом оповещения в мою комнату, чтобы не спугнуть раньше времени, когда придут. Раз меня на больничный спровадили, то посижу дома, буду поджидать их и встречать хлебом-солью-пиздю… хм… трындюлями.

Вынырнув из недр шкафчика с тремя бокалами из совершенно разных наборов, он их ополоснул и поставил на стол.

– А почему в твою? – спросила я. – Это в большей степени моя проблема.

– С чего бы это? – хмыкнул Михаил, водружая на стол уже знакомую мне бутылку игристого. – Че, давайте что ли за новоселье мое?

– С того, что я тут живу постоянно, а ты только снимаешь и запросто можешь съехать в место поспокойнее, – озвучила очевидное, а Фомин при этом издал какой-то звук, словно подавился смешком, и я глянула на него. – Что?

– Угу, Сойка и место поспокойнее и, в принципе, теперь другое… – пробормотал тот, опустив глаза в тарелку.

– Моя дверь тупо ближе ко входу, Жень, а до твоей у Витька проводов не хватит, – не моргнув даже ни одним бессовестным глазом, выдал мне Михаил.

(Напоминаю, что действие происходит в условные нулевые годы, когда о большинстве беспроводных техно-чудесах можно было только мечтать, – прим. автора)

– Но ты же отдаешь себе отчет, что не можешь не спать двадцать четыре на семь? И выходить тебе по каким-нибудь делам будет нужно, не вечный же больничный.

– Я не сплю как убитый, Жень, тревожку по-любому услышу. А насчет выходов – так что мешает нам подстроиться друг под друга? – пожал широкими плечами Сойкин, разливая вино по разнокалиберным бокалам. – Надо мне будет куда – ты подежуришь. Даю тебе круглосуточный свободный доступ в свою комнату, мне скрывать нечего.

Я даже не сумела скрыть рваного гневного вдоха от этого его «подстроиться друг под друга». Разум напомнил, что это совсем не то, что померещилось, и в моих же интересах, но с мгновенным острым импульсом, похожим на вспышку паники, ничего было не поделать. Ведь для такой, как я, подобное звучит словно предупреждение об опасности в принципе, а, учитывая еще и дурацкую непредсказуемую реакцию на самого Сойку – тем более.

– Ладно, – пришлось мне признать логичность доводов под двумя выжидательными взглядами. – Только давай договоримся, что ты обязательно разбудишь меня, если эти уроды появятся, а не полезешь один геройствовать, как… – осеклась и глянула на Фомина.

– Ага, как он это постоянно делает, – усмехнулся Виктор и поднял бокал. – Ну, шоб жилось вам спокойно как можно скорее, ребята. Давайте поедим и работать.

Мы чокнулись, выпили, и парни навалились на еду с таким энтузиазмом, что и я невольно последовала их примеру. От вина в голове зашумело чуток, пробуждая зверский аппетит, но задолго до того, как моя тарелка опустела, навалилась усталость. Все же как-то многовато разных нерво и энергозатратных событий у меня случилось за последние сутки, а поспать удалось едва ли часа три.

– Чем я могу вам помочь? – спросила парней, когда они поднялись из-за стола.

– Иди спать, Жень, – усмехнулся Михаил. – А то у меня от одного твоего сонного вида зевота начинается. Уж как-нибудь мы с Витьком щиток сами найдем и с остальным тоже справимся.

Сил и желания спорить я в себе не нашла, так что вымыла посуду, убрала со стола и действительно ушла к себе, где мигом и отключилась, только раздевшись и рухнув на подушку.

А проснулась от такого смачного и великолепного аромата кофе, что даже шумно принюхалась, еще не открывая глаз. Встала, накинула халат и распахнула дверь, обнаружив перед ней кухонный табурет с парующей чашкой и производящей сей чудный пробуждающий запах. Взяла кружку, отхлебнула и пошла на кухню, где грюкало и звякало, со смешанным чувством все того же раздражения от вторжения в мой привычный порядок вещей и… смущающей благодарности.

– Доброе утро! И спасибо, – сказала, войдя и тут же нарвавшись на широкую улыбку Михаила, сверкающего голым торсом и орудующего чем-то у окна. Мое либидо среагировало на это зрелище и обжигающее воспоминание о том, что творили вчера тут, моментально и однозначно. Я вспыхнула, заводясь и злясь с одинаковой силой. Бесит, как же бесит, что он так на меня действует, и я бессильна этим управлять, так что выпалила сходу: – Но знаешь, не нужно этого больше. Мы же договорились вроде – просто секс.

Сойкин улыбаться не перестал, только взгляд у него стал острым и даже каким-то опасным что ли. Пару секунд мне казалось, что он сейчас нагрубит мне, и почти ждала этого. Может, даже хотела, ведь так мне станет проще наверняка противостоять собственным эмоциям. Но не сработало.

– Да без проблем. Я парень понятливый. Пару вопросов можно, Жень? – пожав голыми плечами ответил он, и я кивнула. – Ты не против, если я тут пошуршу с небольшим ремонтом, окна хотя бы зашпаклюю и утеплю, чтобы сифонило меньше, стены освежу, раз уж пока все равно торчу на больничном.

Я была против. Ведь это снова нарушение границ моего застывшего без каких-либо изменений пустого мирка. Но раз уж он все равно теперь не так пуст…

– Да делай, что хочешь.

– Ок, принято, – отложив свой инструмент, которым похоже счищал старую краску и замазку с окна, Сойка пошел на меня. – Тогда вопрос второй. Как насчет того самого секса прямо сейчас?

Глава 17

Сойка

Ла-а-адно, я попер внаглую и получил по хлебалу. Льдина же сразу четко сказала – только секс и намерена этой линии придерживаться. Не приняла мою попытку типа невзначай начать вести вне траха не просто жизнь соседскую, а уже почти совместную. Вечером еще стерпела при Витьке, хотя я же видел, как периодически волчицей смотреть начинала, особенно когда до включения музыки дошло. Прям затылком ощущал, что Женька за малым сдержалась на спину мне не запрыгнуть и бошку дурную не откусить или культяпки не поломать, за то, что трогаю что-то ее.

Мой уже покойный дядька Степан, отцов брат, тоже много лет жил один, после того, как жена его ушла, и когда мы приезжали его навещать, я частенько похожее выражение лица и взгляд у него видел, даже пугался в детстве. Отцу говорил, что ездить к дядьке не хочу, типа он нас терпеть ведь не может, на кой значит. А папа мне объяснил, что не прав я.

Сказал, что люди, все в принципе, не любят, когда вторгаются на территорию, которую они привыкли считать исключительно своей. И не принципиально – комната ли это с вещами в том порядке, который они и создали (он же бардак с чужой точки зрения), единственная полка с важными им вещами, даже если это трусы с носками, одно справа, другое слева и никак иначе, клумба с посаженными именно по их вкусу цветами, или же какие-то нематериальные штуки, типа привычки, почти ритуалы, что есть у каждого из нас, кофе там с сигаретой натощак или встать на голову для освежения мозгов, пофиг. Вот когда кто-то трогает, меняет либо вынуждает тебя что-то менять – и появляется дискомфорт, а то и злость чисто инстинктивная. Пусть это делают и люди, которым ты рад и любишь, но все равно… ну, как кто-то лапу холодную с мороза тебе под одежду сунул бы. Не в смысле облапать похабно, не со зла, пошутить, вреда как будто никакого, но реакция-то будь здоров сама собой выстреливает. А люди, которые живут постоянно в одиночестве, реагируют еще острее.

Эти отцовские слова, правда, уже позже вспомнил, когда мы с Витькой закончили с суетой, и я его проводил. Пару раз он попытался завести разговор о столь причудливо удачном совпадении со съемом квартиры, но я держался и корчил невинно-кирпичную морду, мол, сам в шоке. И намеки насчет моих дальнейших похабных планов вообще мимо ушей пропускал. Че поделать, избирательный слух, мужик. А до этого че-то прям чуток озадачивать и злить начала реакция Вороны. Ну подумаешь – стол с табуретками переставили, чего же зыркать так гневно? Явно же оно там сто лет ненужное стояло все в пыли. Или центр музыкальный раз стоит, значит, чтобы, ясен пень, музыку и слушать, так какая принципиальная разница, кто диск поставит и кнопку нажмет? Чего мне в спину сосульки из очей прекрасных метать то?

А потом вспомнил-поразмыслил и признал, что тоже не особо кайфую, когда что-то мое трогают, особенно аппаратуру. Фомин вон во время работы чуть по лапам мне не надавал, когда я к его железякам сунулся. Короче, сделал я вывод и под бок в Женьке внаглую соваться не стал, хотя дверь она не запирала – проверил. И с кофеем в постель не полез, поставил перед дверью. И молодец я какой, потому что даже это она сочла чрезмерным.

Фигакс, сходу границу в морду! Стоять, бояться, ближе не соваться! Ну-ну, херня-война, главное – маневры. Утрусь, ухмыльнусь и зайду с какого-нибудь другого бока.

Вот только кто умный и понимающий бы еще растолковал – накуя мне все эти заморочки, учитывая, что главного-то добился. Это же самый, сука, шоколадный вариант из всех в принципе возможных – предложение от женщины трахаться без всяких обязательств и даже намека на всю мозговыносящую муть насчет отношений. И как трахаться!

Что ты рискуешь получить от девушки, ляпнув в лоб «Как насчет секса?» с утра пораньше, тем более когда началось оно вот так, с жестких требований границы соблюдать. Правильно – по роже, а из эротического будет только указание направления куда бы ты шел с таким вопросом. От моей же Вороны…

– Я иду в душ, – отрывисто сказала она вслух после краткой паузы, за которую я успел прочитать в ее моментально потемневшем от откровенной похоти взгляде ответ.

И был он таким, что мой и без того мигом подпрыгнувший поприветствовать даму сердца член превратился в оружие страшной убойной силы, судя по твердости. А сам я, демонически оскалившись от предвкушения, рванул ящик стола, доставая оттуда один из презервативов, которые сунул на всякий с утра, как хорек-запасливый-зверек, и помчался следом за Женькой, прямо на ходу выпрыгивая из штанов и трусов.

Моя роскошная Льдина как раз заканчивала распускать свою косу, неотрывно глядя на то, как я приближаюсь, а от льющейся из душа воды помещение стали заполнять клубы пара, нахально лапая ту самую гладкую золотисто-смугловатую кожу, которую я так тащился облизывать совсем недавно. Чёрт, впервые и наконец-то мы абсолютно голые оба.

Не стал тормозить и церемониться и практически налетел на Женьку, обняв, захапав полными жменями мягкие богатые пряди. Потянул, заставляя поднять ко мне лицо и втерся своим ртом в ее, целуя снова жадно и глубоко, именно так, как хотелось и с самого первого дня, как увидел, и весь остаток ночи, что провел без нее. А Женька ответила, жадно, вторгаясь в ответ с равной моей силой, обвивая шею и сразу начиная тереться об меня всем телом. Прижималась, подчиняясь моим бесстыжим тисканьям, разрывала поцелуи, когда без нового вдоха становилось гулко в башке, откидывала голову, подставляя под мой алчный рот шею. Царапала мне затылок, плечи, проводила ногтями вдоль позвоночника, разогревая еще больше и так льющуюся по нему волну жара. Закинула ногу мне на бедро, которую я тут же подхватил, открывая для себя сильнее и прижалась жгучим-мокрым к моему гудяще-жесткому, и стала ерзать и тереться, создавая общее ох*енно-сладкое.

– Бля, какая же ты охренительная… – захрипел ей в губы, ну, сука, нет сил держать в себе все, живой же человек. – Жень-Жень-Жень… Меня от тебя так прет… Даже вот так… просто… Уносит…

«Ни с кем так» я все же сумел удержать за зубами. Только необходимость себя обуздывать, когда наружу вдруг прет такое, внезапно взбесила почти. Вот почему? Это же как собственными руками кайф располовинить и лучший его кусок выбросить.

Спрятал морду в изгибе шеи ее, принявшись целовать уже грубо, так что, потом, сто процентов, следов не избежать. Ну и хер с ним, пусть следы, пусть я скот беспардонный, пусть что угодно…

А Женька будто нарочно измываясь над моей выдержкой задрожала, вжимаясь жаркой сердцевиной в мой ствол, ерзая по нему все резче, загоняя ногти в мою спину, и от этого я уже почти сорвался, полетел со свистом в ушах в неминуемый оргазм. Чудом тормознул, резко развернул ее к стене лицом, и схватил с раковины презерватив в уже заранее надорванной упаковке.

– Прогнись! – рявкнул почти, отступая из-под льющейся воды, чтобы упаковать себя, но не в состоянии оторвать глаз от Женьки.

Она неторопливо, как испытывая мою прочность, переступила подальше от стены, шире расставляя свои роскошные ноги, оперлась ладонями и так же медленно прогнулась гибкой кошкой, открывая теперь мне вид еще круче, от которого меня тряхнуло, как если бы ткнул член в розетку.

– Зараза! – процедил сквозь зубы, шагнул к ней, обхватывая себя и направляя идеально точно.

Рванулся в Женьку сразу с силой, выбив вопль из обоих разом. Замер, ошалев и от тесноты с жаром, от собственной борзости, что вполне могла принести боль. Но Ворона кратко зыркнула через плечо, взгляд – поощрение, требование, удар жгучего хлыста вдоль спины. Сука, ну что же ты за женщина такая, Женька! Всякий раз, когда у меня очко сжимается, что слишком, от тебя приходит «Еще! Сильнее!», а мне по голому разуму этим осознание – вот так ведь и хочу, хочу, что хоть вой, хоть подыхай.

Схватил за бедра так, что пальцы будто вплавились в ее плоть, замолотил, как тот взбесившийся поршень. Женька в стон, меня совсем вшторило, задолбил так, что ее чудом по стене не размазывало. А Ворона моя только навстречу подавалась, прогибалась сильнее, прямо на излом моих мозгов, превращая в долбаный секс-механизм, чья единственная, бл*дь, в жизни задача – ублажить ее, а потом хоть сдохнуть. Похрен, что под водой стояли – горели лютым пламенем. Черные ленты мокрых прядей вдоль изогнутой покорно спины… Царапающие потрескавшийся кафель стены тонкие пальцы… Мой член, раз за разом врывающийся между губами сочно-розового женского естества с пошлейшим, головокружительным хлюпаньем… Шлепки наших сталкивающихся мокрых тел… Порочная музыка к упоительно прекрасному действу, момент, в котором я хотел бы жить теперь…

Женька и вовсе в крик сорвалась, и у меня глотку драть стало от горлового рыка близкого торжества. Поперло уже неостановимо от ее голоса, бьющего по не то, что голым – вскрытым нервам, и от жестких сжатий вокруг члена.

Бабах! Женьку затрясло, она дернулась, выпрямилась, почти срываясь со ствола, и я навалился, вжимая грудью в стену, вгоняя себя в нее по самый корень, а по мне врезало первым жестким выплеском.

Бабах-бабах-бабах! Дергало, мотыляло, лупило по мозгам свирепыми ударами кайфа. Черта с два во мне еще было чем кончать, но совсем остановиться, замереть, прекратить толкаться сразу не смог. Уму же непостижимо, как меня разогнало. Знать не знал, что вот так выносить может, а ведь не девственник с пятнадцати.

– Жень… – обнял мою Льдину, прижался губами к ее плечу, затыкая себе рот, ведь опять рвалось из него, из души… еще и сам не знаю, что.

Нет, не сюсюканье обычное расслабленно посткоитальное. Другое это было. Не с уровня поверхностного, на котором я выдрессировал по сути себя не быть тем самым херовым любовником, что только сопит и пыхтит, а то и захрапеть может после секса. Девушки от нас слов хотят после, даже больше, чем до, ведь им нужно убедиться, что ты прям в космос улетел от нее, даже если по факту только ноги развести и соизволила, и секс был так себе. Но вот то, что сейчас распирало… это другой уровень. Глубже, там не окультурено, неизведанно даже, потому что на него не заглянешь просто так, он, кажется, и не открывался мне прежде. Эдакая зона неизвестности в самом себе, и справиться с ее внезапным наличием и необходимостью прятать… плохо, короче. Тяжело.

– Слышишь? – Воронова бесцеремонно оттолкнула меня, прилипшего к ее спине и все еще прущегося от пережитого кайфа, и собралась шагнуть из-под душевой лейки. И выглядела она отнюдь не такой расколбашеной только что пережитым оргазмом, как я наверняка, все еще бестолково моргающий и вздрагивающий от остаточных тягуче-сладких прострелов из промежности до крышки черепушки. – Звенит.

Я тряхнул башкой, выгоняя отзвуки заблокировавшего все внешнее наслаждения, и действительно услышал.

– Не дергайся, – просипел, как от великой простуды, ощущая новый разлив холодного раздражения. – Это не тревожка, телефон мой просто.

Не глядя на Женьку больше, вышел, как был, из-под душа и из ванной, тихо матеря себя сквозь зубы, как только в мокрую кожу вцепилась прохлада коридора. Кое-кто – членом думающий дебил. Гандон-то прихватил, а полотенце, хоть мудя прикрыть – не-а.

Звонила мама, и не ответить я не рискнул, пусть и говорить ни хрена не хотелось ни с кем вообще, пока не смогу уложить как-то этот расшатывающий раздрай. Как, бля, одновременно может быть и настолько кайфово от охеренного, обломившегося за просто так, считай, секса, и вот так же погано, будто на самом деле получил отказ в самой жестокой форме.

– Доброе утро, мамуль! – я ответил и, схватив со стула в своей комнате полотенце, принялся яростно вытирать гудящую башку.

Все-таки зараза ты, Воронова. Я-то думал, что трахнув тебя наконец, буду чувствовать себя гребанным победителем и царем горы, а выходит какое-то дерьмо резко противоположного характера.

– Доброе утро, сынок? – та-а-ак, час расплаты настал и как это обычно бывает по закону подлости – ни черта не вовремя. – У тебя совесть есть, скажи?

– Очевидно нет, раз я такой мерзавец съехал без единого слова и даже не позвонил тебе вчера ни разу, – выпалил раздраженно прежде чем подумал.

В динамике повисла тишина, которой я тут же убоялся и устыдился. На полном серьезе.

– Прости, мам, я просто…

– Миша, что случилось? – совершенно иным тоном спросила мама, и я знал, что врать ей и пытаться успокоить бесполезно.

Но и откровенничать… О чем? «Эй, мам, я наконец заполучил возможность трахать по-всякому девушку, которую хотел несколько месяцев подряд, но мне почему-то этого мало и на душе кошки скребут?»

Супер-тема, мужики же всегда именно об этом с матерями и говорят. Может, еще и сопли попросить утереть? Или инструкцию какую-нибудь дать, как улучшить общее состояние?

– Ничего не случилось, мам, честно. Просто нашел себе съемное жилье внезапно, а ты же занята была, так что я…

– Сынок, ну не настолько же занята, чтобы не съездить с тобой и не помочь обустроиться. Я же знаю, что ты давно хотел перебраться от меня, но с чего такая спешка?

– Мам, так было нужно. Я тебе все расскажу, клянусь, только чуть попозже.

– Ну давай, мы хотя бы приедем к тебе, Миш. Аня с детьми у меня сегодня, они на машине, и мы…

– Не надо! То есть… давай не сейчас, ок? – чует моя жопа, что шумный визит всего моего семейства восторга у Льдины не вызовет совершенно.

И снова полуминутная тишина, а я себя успел ощутить неблагодарным скотом, который отталкивает самых близких ради… чего? Кого?

– Сынок, у тебя девушка появилась? – наконец, спросила мама, как всегда безошибочно почуяв верное направление.

– Мам, что значит появилась? – наигранно хохотнул я. – У меня всегда, по-моему, они были и есть.

– Угу, так что, Миша, появилась-то девушка?

– Я затрудняюсь с ответом на этот вопрос, мамуль, – честно ответил, смысл врать, не прокатит.

– То есть просить тебя привести ее завтра к нам на праздник пока не стоит?

Праздник? А-а-а! Вот я чепушила! Число-то у нас сегодня уже тридцатое! Потерялся я во времени и событиях, а все ты, Ворона моя биполярная. То горячая – заживо сгораем, то кусок льда опять – хоть насмерть об него расшибайся.

– Вот уж точно.

– Ладно. А сам-то придешь?

– Ну естественно, мам!

Блин, завтра уже Новый год, а за продуктами к праздничному столу кое-кто опять же неумный маму-то не свозил!

– Мам, я сейчас тут быстро разберусь с делами и приеду. Свожу тебя по магазинам и на рынок, ок?