Текст книги "Перебои, переливы"

Противоречивое от и до

 
1
Смотрю на небо – прошлое мельчает,
Рассеян снег вчерашний. Мельтешит
Заварка ошарашенного чая
По кипятку стоградусных обид.
По верху пар – как дух – приговорённый
Остыть и выпасть – высохнуть, пропасть,
К чертям ли, в черноземье или в оно —
Отжившую беспамятную часть.
Колокола вызванивают вечность —
Литой язык, летейская тоска.
И снегопад – безвременьем помечен,
И время бьется жилкой у виска.
 
 
2
И солнечно. И падает капель.
И хочется творить и растворяться…
Ступаешь в лужи тающую мель,
Подпрыгивая с видом не паяца,
А долгожданца робкого тепла
В распахнутой душе, пальто и горле,
Вчера метель последняя мела,
Мелькал пейзаж – безвиден и зашорен,
 
 
Но отпустило – высветился блик —
Глядишь насквозь – и на разрыв ликуешь.
 
 
Задержится предальней птицей – миг,
Как будто бог – да в темечко целует,
В горячке оживлённого двора
Покажется… но крестишься и дышишь,
Пока уходит прошлая пора
По капельке
с покатой
ближней
крыши.
 

Донт край. Би хеппи

 
Донт край, би хеппи – прячешься за фразами,
Хотя их вряд ли кто-то не поймёт.
А небо в звёздах – колотое стразами —
Высвечивает землю, словно мёд,
Что затерялся в месиве февральщины —
Сядь на скамейку – словно на пенёк.
И тени, тени – с видом обезьянщины,
И фонаря туманный уголёк.
 
 
Мерцают недопонятые истины
На грани понимания и нет,
Далёко смотришь, ловишь блики мысленно —
Холодный настоящему привет
 
 
От звёзд, луны и прочих эфемерностей,
Чуть выше строя вязов и рябин,
И дует ветер злых закономерностей —
Донт край би хеппи удалённых спин.
***
 
 
Не святая простота – беспардонная —
Не прикрытая ничем о своём.
Шевелят деревья мыслями-кронами,
Лик луны не кругляшом – кирпичом,
Перечёркнутая бездна чернилится,
Что-то силится понять до утра,
Морщит лоб скамья, и гонит бессмыслицу
Ветер стонущий ночного двора.
Ты стоишь и улыбаешься – дурочкой —
Простотой всю сложность не опростать.
И летит клочками свет в закоулочках
Под снежинок филигранную тать.
 

Сойду с подножки, с облучка

 
Сойду с подножки, с облучка —
навстречу – дальняя из станций.
Доска, в отсутствии бычка,
как вывеска непостоянства:
Сегодня был, а завтра – нет,
а между – вернисаж историй,
Шагну от а до я – на свет,
из суматошных бутафорий.
Жизнь разомкнётся наконец —
падёт с подмостков суетливых,
И… травный дух, лазурный жрец
да аллилуйно клонит ивы,
Поверх вселенского огня —
в саду рассвета и заката,
Где хеппи бездна, тишь и я —
без права высылки обратно.
 

За старое

 
1
Неба коснёшься взглядом едва-едва,
Птичьим по синему – так упоительно…
Чёрным по белому – ясно как дважды два,
Значит, отпустишь на выдох смирительно.
И понавяжешь фраз, и уйдёшь с пути,
Станет качаться время немым болванчиком,
Дальше захочешь с иронией вдрызг кутить
И в междушпалье вытопчешь одуванчики.
Будни срастят поломанное, как новь —
Выпорхнешь из одиночества на люди.
Выше – на белом – птицы крылатых слов,
Ниже – на синем – круги в стихотворной заводи.
 
 
2
Лунный свет. Желатинно. Тешишься,
Пересматривая быльё.
А строка истекает нежностью,
Набегающей полыньёй.
Недовыжата, где там досуха —
Оступиться – и понесло…
 
 
При бессонной нехватке воздуха
И потере в одно весло.
Где огонь с формалином памяти
Тухнет в душности сумерек,
Утекает без всякой жалости
Море имени в имярек.
Подсыхая, саднит забывчивость,
Словно русла иссякший шрам.
И… исходишь тоской оливково,
Воскрешая любовь до драм.
 

Набросок весны карандашный

 
Набросок весны карандашный,
Сезон перехода к теплу.
Оттенками солнечно скрашен
Густой небосвод на мелу.
К обеду находится ложка —
Черпаешь тоскливый крутяк,
И птичьи ссыпаются крошки
На падшей распутицы стяг.
И щемит, как правило, слева,
А может быть, справа щемит,
Придержан мотив оголтелый
И беса подрёберный бит.
Эфир притаился в преддверьи,
Неясно фонят ручейки.
Так хочется снова поверить
С молитвенно-лёгкой руки.
 

Но мы-то знаем…

 
Больной пейзаж. Распутица хлопочет.
Снега, снега в предвосхищеньи почек
Замыливают томно белый свет —
Весна по совокупности примет
В предчувствиях и символах, и знаках —
В глазах бродячей заспанной собаки
Тоска сменяется на бледно-голубой.
Идут морозы утром – на убой,
К полудню солнце еле расцветает
Сквозь непогоду капельного грая
Поблёскивает мигом золотистым.
 
 
Чуть-чуть терпения – вдруг сизое монисто,
Надетое убогим февралём
На поднебесье – ни о чём,
Но ради оживления на сером,
Достанет до лазури скороспелой,
И на округлый с просинью манок
Слетится птиц разноголосый ОК,
И тили-тесто, и кошачих колгота…
 
 
Пока весна стучится в ворота,
А облачный рушник некараваен —
Но мы-то знаем…
 

От светла

 
Не ворошить, забыть – глотаю время
На стыке слов, не тех пересечений
На местности проложенных основ,
С оттенками шагов и сквозняков.
 
 
Порывы ветра, снега бинтованье
И возрождение на кромке ясной рани
Обетований, трепыханий над любовью,
Где вечный взгляд надмирных изголовий —
 
 
Вдоль облаков – места легко пусты —
Уже к обедне вынесли святых,
Остались не святые – все в делах,
Врачуют сном потерянность в глазах,
Я ж – без рецепта – лекари не те,
Одни секунды в колкой маете.
 

До темна

 
Лениво мыслить – медленно ходить
И чувствовать – зима не убывает.
Под вечер чуть подсвеченную нить
Проденут в даль попутные трамваи,
Отстанет снегопад – порожняком
Исчезнут тучи в полосе закатной…
 
 
И ты ни сном, ни духом – но влеком
Ушедшим светом – жалким, безвозвратным,
На повороте рыхлом и смурном
Поймаешь блик неоновых цветений,
И чьё-то незнакомое окно
Протянет взгляд до фонаря и тени,
Где в рёбра опечаленной скамьи
Забьётся фантик стиснутого слова,
Как все недожелания твои
В застенках тела, робости и крова.
 

Замедлишь – шаг, задержишь – взгляд

 
Замедлишь – шаг, задержишь – взгляд
На пустяке – картинке, уходящей
В заоблачный нестройный звукоряд
Случайных птиц, и слышится рассказчик,
Который подсознательно несёт
Благую мысль, но на алтарь видений…
А ты рас – хлябан, христан – не Басё,
С толикой обездвиженности ленной,
Слегка плечами зябко поведёшь
И ни словечка в рифму не обронишь,
А повезёшь обыденное – что ж,
Как прозу жизни к ляду филармоний,
Разноголосых, маятных картин
По городу тушёванных звучаний,
Где белый шум некоролевских лир
С туманной нотой мутных обещаний.
 

Закрома у памяти – велики

 
Закрома у памяти – велики,
Полынья забвения – глубока.
И лечиться временем не с руки,
Потому что колкая суета.
Маете стаккатных секунд-минут
Вторит эхом глухо сердечный ритм.
И выходит солнце – кричишь: зер гут,
Но капут, как высветят фонари
Подзабытый след и лежалый снег —
Потеплений гиблая колея.
А на том краю заметённых вех
Али ты пригрезишься, али я.
Не зову, не плачу – тоска сама
Сиротелой птицей на теле снов.
Широки у памяти закрома,
Лес тоски да уханья вечный зов.
 

Всё стало вокруг голубым и зелёным…

Весенние картинки на размытом

 
Весенние картинки на размытом —
Ведут капели дружный разговор.
Насвистываю бодро читу-дриту,
На солнце нападает жгучий жор.
Ручьями перекатными притален
Мой городок провинциальных дел.
Лукавят позолоченные дали —
За птицами сам чёрт не доглядел,
И вот они – ватагой разнопёрой
Кружатся и до одури поют,
Открыты настежь окна старой школы,
Перелопачен ветрами уют,
Беснуются заевшие кукушки,
А на носу – веснушек рыжина.
Стреляет сердце из ритмичной пушки,
Сдаются в плен тоска и тишина.
Красавицей неспящей всё внимаю,
Так очевиден клич – проснись и пой,
Вышагиваю к зелени и маю
И оставляю бывших за спиной.
 

Двор обнажён

 
Двор обнажён. Истаяли снега,
И свиристели праздные кочуют.
Весной-красной безудержны бега —
Ручьи, грачи – люби меня такую,
Порывистую, звонкую – на крик
Срывающую гласные и чувства,
Крылатых слов нетерпеливый вжик —
Признаний, даже если небо пусто,
И… мнительную в хрупкой тишине,
С оглядкой на ушедшие порывы,
С предвосхищеньем робкого во сне,
Пока мы бьёмся рыбой, что есть живы,
За новый день и цвет, и даль, и проч,
А март идёт – нагой и чёрно-белый,
Но бес в ребро – до большего охоч,
Под мега-бит расхристанного слева.
 

Осознаешь глубину скорбей

 
Осознаешь глубину скорбей —
Внутренне отвоешь, если нужно.
Выплюнется слово-воробей —
Рыхлый снег прикрытием у лужи.
Чавкнешь, зачерпнёшь – и оживёт
Ощущений холодность и светлость,
Просквозит и выдохнет намёк
Ветер – на тепло и неизбежность.
И земля растрескается вдруг,
Насквозь продырявится ростками,
Нарисуешь новый в жизни круг,
Протирая пыль в весенней раме.
 

Это просто весна

 
Это просто весна, это, видно, не просто так,
Что висит за пологом серым лучистый знак,
И предчувствия полнятся верой да иже с ней,
Тает снег, обнажая отсутствие тех камней,
Что пока не разбросаны – заново всё начать
Призывает ветров порывистое – а-ча!
Не помилуй прошлое – гиблый валежник, лес —
Скоро – споро полезут подснежники на интерес,
Всюду символы птичьи из многоточий и запятых,
Сохрани этот образ надежды, пока не стих
Этот фон голубеющий, этот фонящий миф,
Этот шум городской и реки городской нарыв.
Я же буду придерживать стуки сердечных правд,
Где-то слева маячит шквалистое ван лав,
Не помилуешь – вырвется словом небесный крик —
Повтори его, господи, вынеси – не сгорит,
В этом месиве красном горячих рассветных снов,
Где помешано ранят друг друга осколки мов.
 

Купила юбку, дождалась весну

 
Купила юбку. Дождалась весну.
Поверила, что выживут любовники.
Себя прозимовавшую верну
Шальным сердечным торкающим конникам,
И вскинут ветры шашки наголо
Да освежуют завеси туманные,
Хиляя, запоётся тро-ло-ло,
Покинут руки закрома карманные —
Взмахну – перемахну десяток нот —
И на седьмом, лазурном, разобраться бы,
Что март – охальник, выжига и мот,
Сорвёт к чертям шаблоны божьей матрицы,
И станет небо ярче и звончей —
Глядеть – не наглядеться, не наслушаться,
И окрылит дыхание аллей,
Подмигивая взбалмошными лужами.
 

А мне-то что – смотри как я

 
1
А мне-то что – подумаешь, луна
Закатывает до звезды окружье.
Сжимается, тусклея, в «не нужна»,
Чтоб ты поднял словесное оружье
И не попал, за надобностью зим,
В неясное мерцающее эго,
Раскланиваюсь строчками за сим
И остаюсь без вешнего разбега,
Попятившись в исходность рубежей,
Как почка возрождения под солнцем,
Среди сугробов – чопорных ханжей
Под светом из вечернего оконца,
Которое на связи с вышиной
Прикинется луной для оберега,
И полетит снежинок белый рой,
Как белый шум пространственного снега.
2
Смотри как я – а я смотрю как ты —
Без устали живём ли, выживаем,
Заботливо растим в тепле цветы
И ждём звонка весеннего трамвая,
В остатке зим – сугробное хламьё,
Того гляди – погибнет в одночасье,
 
 
И где-то ты про талое быльё,
И где-то я про временное счастье.
 

Пока ты зришь, засохнуть на корню…

 
Пока ты зришь, засохнуть на корню
не сможет ни любовь, ни мандрагора,
ещё чуть-чуть построчечного ню
и рыцаря без страха и укора,
приправить всё не колкостью чернил,
а, например, мерцанием позвёздным…
И я… на твой позарившись винил,
забуду про натикавшее поздно
и – чем не шутит чёрт,
и богу влом,
когда по кругу, в борозде забытой,
закрутит жизнь как шоу маст гоу он,
пока ещё корыто не разбито,
и в янтаре о прошлом ни гу-гу —
какой-нибудь грешок застывшей мухой…
А мы на первозданнейшем лугу —
и никакой прорухи на старуху,
пока летит фантазий стрекоза,
фасеточно высматривая серый,
ты где-то там – закрой на быт глаза —
я где-то здесь – застуканная слева.
 

под дых реала

 
боже мой как там дальше смотри тянусь
дай нам днесь надежду веселье грусть
а вот это всё непокой непогоду гнусь
затяни потуже
 
 
в узелок в котомку нетонкий мешок холщов
на закорках горбу на крыльях на чём ещё
унеси пусть спросит небрежно февраль а чо
на плечо да в лужи
 
 
загляни как в зеркало вкось да вкривь
гонит ветер волну сумасбродно live
и молчание пары птиц словно пары шив
но пытаюсь дальше
 
 
чтобы мимо сети вк и поста где ты
пронести что есть эфемерный ты
и растить на подоконной тоске цветы
без понтов и фальши
 
 
и тогда гип гип и ура и слова с молвой
о тепле весне и проснись и пой
только так а колоратурный вой
лишь волков неспящих
 
 
нам же якоже мы прощали долги в долгах
как в шелках любовь и вера надежды флаг
и звучит тревога токката и фуга бах
чтоб пороть горячку
 
 
по былым без профилей без вранья
эти паблики мелочь слава при воробьях
оттиктокана дань развлекалову недодня
а в ночах видений
 
 
есть полёты во сне в голубеющие города
зурбаган отсылкой к тебе туда
где ответ на вопрос не веришь поверишь да
без глухих сомнений.
 

Мин херц, а сутки прибывают

 
Мин херц, а сутки прибывают —
Как на дрожжах состряпана лазурь,
И я уже смелее выбиваю
Из головы застенчивую дурь,
Освобождаю помыслы, намётки —
Когда ещё – как не на рубеже,
Дать волю всеобъемлюще-нечётким
Разрядам слов – по тёплому уже,
С прицелом бликов-звуков-переливов,
Как тот ручей – о главном путь торить,
По венам откровений и мотивов,
Вливаться в обескровленное «жить»,
Которому в зиме анабиозной
Несладко было – молчаливо – жуть.
Сегодня накось-выкуси морозам,
Теперь и я – нескромная – скажу,
Что «лю» моё из жалкого росточка
Дотянется до вешнего «люблю»,
До солнца в бело-облачной сорочке,
До гона птиц с югов – аля-улю!
Тебе ж, мин херц, мечтается в затишье,
Где бережёных бог убережёт,
Но сквозь стекло оконное нелишне
Услышать гамму чувств, искусств и нот.
 

Далеко до звуков мая

 
1
Далеко до звуков мая – на одной струне пою,
если надо – обломаю боль рогатую свою.
 
 
Отчекрыжу, что мешает в одинокость не тупить,
нетоскливо краснобаить, окрылять своё too me.
 
 
Пусть мыслишкою шелковой обернётся бренный путь,
русский мой такой бредовый, всяк согласна, что me too.
 
 
Изнутри французский рвётся – он подобен матерку,
и саднит неясно солнце в полудрёме, на боку,
 
 
Где там царствовать весенне, раз не знамо што вокруг,
но с блаженным песнопеньем бросит жизнь на новый круг.
 
 
Хоть сиди, хоть плачь, хоть бегай – все заботы округлит
до надёжных верных целых – без осколочных обид.
 
 
2
Достать печаль. Изысканно скормить
По капле прилетевшему фью-ить —
Пусть горлышко промочит и опять
Руладами витийствует, но вспять
Невскрытым речкам, пожилым снегам,
Попутанным любовью берегам,
Глядишь – приблизит и окучит пустоту —
me too – обдолбит дятелко сосну,
И – ну она гудеть как старенький орган,
А ветер в переменах вечных пьян
Чего-нибудь, но страстно надудит —
Начнут капели нудный аудит,
Высчитывая сколько было слёз —
И смолкнут – а в ветвях берёз
По новой жизнь и почки, и тд…
Недолог путь. Неровен звук и темп.
 

Не отвести от окон синевы

 
Не отвести от окон синевы —
Заглядывает внутрь, переполняет.
Граничит март с холодностью на вы —
В душе теснится ты проростком рая,
Из семечка, уснувшего к зиме,
В глубинах махаоновых щекоток,
Ведущих оживлённо обо мне
Лав стори мигов, мурашей и ноток.
 
 
Сквозь раму всеобъемлюще сквозит
Свободой с трепыханьем занавесок,
Сердечный шум и бит – не счётом шит,
Выстукивает дальний перелесок,
Где всё готово вызвучить на слух,
В гармонии природного участья,
Что всем по паре – и на новый круг,
Пожизненного, скраденного счастья,
И лишь вдохнуть да с богом отпустить
Балласт всего отжившего без слова…
 
 
Как не отдаться воле просто жить
Порой любви – крылато, бестолково.
 

Под скелетами деревьев

 
Под скелетами деревьев из подснежников декор.
В бело-облачном кочевье солнца рыжего дозор.
Птичий гам без угомона между синим и пока
Грязноватым снежным схроном – март идёт на дурака
 
 
Вдоль сумбурицы вороньей силуэтом ветряным,
Где ручьи в поспешном гоне ловят блики для весны.
 
 
Двери хлопают и створки – свежесть входит в дом и сад,
Живность леса не проворна – оживает из засад.
 
 
Радость, шум – в апофеозе, неспокойно – не Багдад,
Чердаки и башни сносит – все ответы невпопад.
 
 
И стекает акварельно – беспалитрово течёт
В чуть прогретую земельку лёд зимы – весенний мёд.
 
 
Золотисто напитает, пробудит от забытья —
Я другая, я живая – без оковов и нытья
Разноцветна без зазубрин, с разносолами из чувств
Бью в ритмические бубны и шаманю для искусств.
 

Брести к любви в унылой череде

 
Брести к любви в унылой череде —
Никак, нигде, ни далеко, ни близко,
А хочется над серостью взлететь,
Но ходит жизнь поадресно, со списком,
И тычешь палец в прописи судьбы,
Читая по следам без исступленья:
Рабы работ у бытовых рабынь —
Сработанные надобностью звенья,
Пока уходит время за кордон,
Чтоб раствориться в куполе заката,
И слышишь отдалённое дин-дон,
Срывая шаг до чувственного мата.
 

Для прозы время всегда пригодно

 
Для прозы время всегда пригодно – растянет будни —
Паши по длинке, пиши на совесть и не мяукни,
Когда захочешь питаться рифмой, то сплюнь направо —
И сглазишь слева, и где-то в центре крылатых славу,
 
 
Во славу тела и атмосферы, и обстоятельств,
Материй толстых, а может просто не до объятий,
Загонишь вдохи, долги, недели, всё – до упора,
Тогда на выход – туманный выдох по коридору,
 
 
Но там неясно – а будет легче без перестука?
Пройдётся мимо жизнь пуританка, а, может, сука.
А ты догонишь и наваляешь, и отрифмуешь,
Отыщешь крылья, пришьёшь вживую… и аллилуйя.
 

звучу как умею

 
звучу как умею горлом волной струной
а старость собачья ходит за бренной мной
и только она так преданна под луной
а взвоешь волком
 
 
разрежет тишь взлетающая строка
ты о стихах не модно прости пока
сиди сам открою вечность на дурака
на умного к небу волок
 
 
и ты волочишь моменты мгновенья миг
моменто море долгоиграющее постиг
спеши и верь надейся в плену вериг
упейся правом
 
 
писать налево о чём ни о чём весна
пернатой радости хаос и ай-на-на
качает силу на горизонте твоя страна
да всё во славу
 
 
хей-хо ты-дыщ и гони журавлей гусей
за свой надуманный братск или хоть убей
сермяжно правдами и неправдами
поле сей
глядишь на вырост
 
 
придётся тога одёжка бомжова рвань
а в речке слёз пуд соли да муть тарань
таранишь слогом и логосом новь и рань
созданье мира
 
 
песчинки хватит вторым или первым пой
перекричи умолчанный непокой
к стене поплачь прекращай а во сне рукой
нашаришь лиру
 
 
и тренькай бей аккордово за любовь
проколешь ком в гортани не голубой
но приголубишь пару несносных ой
живи не кисни
 
 
тащи суму чемодан без ручки потенциал
а как ты хочешь кто-то же приказал
ты с богом с чёртом твой золотник не мал
не третий лишний
 

Присядь к огню

 
Присядь к огню. Пусть не болит река,
По венам кровь – горячечная лава.
На самом деле, жар от камелька
Венчает незаконченные главы.
Раскачивает кресло – забытьём
Не завоёван памятный отрезок,
И кочерги движение – конём,
И бегство искр, исчезнувшее резво,
На краткий миг позарится лицо,
И розовеешь в пламени агоний,
А вечер в непроглядности свинцов
Крышует свет, как вор в ночном законе.
 

Слаба надежда. Случай присмирел

 
Слаба надежда. Случай присмирел.
Отпущены на ветер ожиданья.
Колчан Амура, прежде полон стрел,
Расстрелян до последнего созданья,
Которому по паре – бог устал —
Соединять, надёжить, слушать сутры…
Велел деревьям запевать хорал
В расклеенное городское утро.
Терялись люди в улицах и снах,
Горох грачей расклёвывало небо,
Весна едва стояла на ногах,
Лучистого лишившись оберега…
Что ж – грубых мыслей отрубной помол
Пора перелопатить до поэзий.
Да, слог мой жалок и убог, и гол
Ненастным видам не в противовесе.
Мутит квадрат туманного окна,
Но бьётся жилка преданно и скупо.
И я опять – какого-то рожна! —
Стараюсь в пустоте весну нащупать,
Сентиментально выдумав роман
На тему: вера, города и веси.
Пускай плывёт в проталину-ла-манш
Кораблик слов, как будто в поднебесье.
 

Если тебе говорят

 
Если тебе говорят, что любовь – зло,
Просто не надо эту любовь злить.
Крышу отдай, чтобы крышу к чертям снесло,
От дважды-два отрешись – никакой Евклид.
Крылья расти – серенадами рушь-тишь,
Чтобы рвалось пропетое далеко.
Насочиняй, сюсюкая – мой малыш,
Млечным отпаивай – млечное молоко.
Вырастет крепкий такой из тебя птиц,
Если свезёт, то вместе крыло-крылу.
Тут же падёт шарик земной ниц,
И потеряется мир в ощущениях май-труд.
Что-то возьмёшь сожалением за труды,
Что-то возьмёшь равнодушием за года.
Где-то придется до глубины… руды,
В приисках золотинок – вода, вода.
Всё изменяется, но время качнёт вспять,
Год словно день, если приправишь любовью быт…
Что ты опять лежишь-голосишь в мать
Бездной небесной в пресном житье забыт?
Ты вон давай, Лазарь, вставай и пой —
Много чего тебе я наговорил.
Здесь у меня такой, брат, лихой зной
С лестницей вверх-вниз из любовных жил.
 

Я нарезала вечные круги

 
Я нарезала вечные круги
По постоянству замкнутого круга,
По жизненным горам драматургий
И по полям, когда бывало туго.
Поэзия… всё было ей к лицу —
Рвалась на небо, падала на плаху.
Подать глагол к парадному крыльцу
И ожидать, и умирать со страху,
В убористом шептании ночи,
Которая нежна невнятной речью
И тучами посчитанных овчин.
Я находила что-то человечье
В неприручённой звёздной высоте,
Перебирая сны, богов и блики.
Молилась до рассвета не за тех.
О, русский мой! Могучий и великий,
Как многолик твой вдохновенный свет,
По перегибу чувственного слова,
Когда летишь на сказанное нет,
Как на магнит оставленного крова,
На пустоту на пике вышины,
Чтоб задержать мгновение полёта
В той точке, где метанья прощены,
Где грех любви стихами отработан.
 

Считаешь март почти за своего

 
Считаешь март почти за своего —
«Почти» сквозит ветрами переменчиво.
По графику песочат итого —
Перебираешь сапогами месиво,
Откладывая чувства на потом,
С диагнозом – мудреющий хронически.
 
 
А дальше что? Холодный суп с котом —
Прикладываешь мысли, как горчичники,
И греешься в сезоне злых простуд,
Выкашливая тягость элегически.
А новый день весенний тут как тут,
И дождь идёт по прошлому на цыпочках,
И в даль надежды облачность плывёт,
Где дроби туч свинцово отливаются.
И ждёшь, и ощущаешь, что вот-вот
Да стрельнет перелётными, отмается.
И, наконец, прорвётся пелена
До голубых кровей из небосклонницы,
И вышлешь мысли старящие… на,
Во славу молодой сердечной конницы.