Текст книги "Перебои, переливы"

Не климатит. У климата – аврал

 
Не климатит. У климата аврал,
И чалятся ручьи по льдистой кромке.
Асфальт пока дорожный нелегал,
Едва-едва проплешится в сторонке.
 
 
И я в сторонке – шапка набекрень,
У пальтеца небрежность фурнитуры.
Стою и лыблюсь – радости мишень,
Для дротиков амурных шуры-муров.
 
 
По солнцу бьют набаты рыхлых туч,
Летящих задевая херувимов,
И думаю: канючь иль не канючь
Любви для перезрелой Коломбины —
 
 
Вокруг Пьеро с заботами в бровях,
И Буратины, тёсанные в семьях.
Но… климатит. Вокруг такое ах!
Такое переменчивое время,
 
 
Что хлопну по лбу, чтобы позабыть,
Про то, что до – неважно, безответно.
Переиначив старенькое «жить»
На новое – по вёсенным приметам,
 
 
По злату арлекинистых лучей,
Впадающих в лазурные надежды.
И выбираю свеженький ручей,
И глубину вымериваю между.
 

Как потянутся

 
Как потянутся росточки рифм шаловливыя
да сквозь землю прозовую рыхлёную,
чтобы в корень зрили поэзии,
что верхами к небушку тянется.
Да качает выси умеючи,
прошивает дали по-мастерски.
На дворе разрозненном странами,
но едином в шаре вселенского,
закольцованном меридианами,
да мирянами густоселянном.
 
 
Положусь на божье прови'денье,
не вспугнусь от частого донорства.
Запою с приговором да баяньем
о своём насущном без зрелища:
Ты расти да крепни ростошное —
набирайся силы немеряной,
чтоб взойти, как истины полюшко
 
 
да украсить дни непроглядныя
от забот с хлопо'тами праведных,
 
 
но отвыкших летать, гнёзда строючи.
Гнёзда строючи да с конвоями —
с кандалами будней горынычих,
по горючим ночкам прозрения,
по бескрылым думам нерадостным.
Ох ты, гой еси как кудрявится —
на челе с проплешиной езженной.
Дай то бог, снова сбудется
к вечной жизни стремление —
как молитва на паперти
вдохновения отчего
да мечтанья крылатого…
 

Не про окно

 
Не про окно. И не про осень с морем.
И мечешься о чём-нибудь сказать.
Проходишь на балкон и смотришь с горя
Как забивают в домино козла,
Что жизнь идёт поспешно, суетливо,
Цивенькают синицы на заре.
 
 
Чин чинарём. Пятёрочка и пиво.
И вдохновенье с музой на замке.
Таком большом – проржавленном, амбарном
В дырявой клети бытовых проблем.
 
 
Глаза зацепят вешнего на пару
И вырвут из контекста серых тем.
Переплетётся вязь ладонных линий,
И вечность замаячит до поры…
 
 
Почувствуешь, что душу с богом клинит
На выходе из тела и игры.
 

Весна как будто бы другая

 
1
Весна как будто бы другая —
Не та, что раньше – подытожим:
До мая чаще холодает,
А март – ни то, ни сё – прохожий.
У птиц мельчает птичий почерк,
А мой крупнее год от года.
Врастает горизонта прочерк
В туманы божьих дымоходов,
Горят молитвенные печки,
Кидай прошенья, как дровишки,
Глядишь – и выгорят словечки
Твоей нерукописной книжки.
И, может быть, теплее будет,
И всё вернётся, как и прежде,
Уйдут не те по жизни люди,
Вернутся беглые надежды.
2
Над чопорностью старых крыш
Ещё летается мечте.
Хотя давненько не малыш,
И прыткость с храбростью не те.
Разнообразные не те
Аранжируют пустоту,
 
 
Пока играешь в суете
На мороси небесных струн,
И переходит дискант в альт
По переходу в никуда,
Где пазла крайняя деталь
И мудрой глубины руда…
Никак надежда не умрёт,
Пока желания живут.
И бьёшься о горячий лёд,
Авось на старость подадут,
Сыграешь пьеску на двоих,
И, напоследок, прикорнёшь
К плечам мечтаний о других,
Взамен судьбы заплечных нош.
 

Март подобен дежурному чмоканью

 
Март подобен дежурному чмоканью,
Как ни то и ни сё от весны.
То грешит неотпущенной колкостью,
То дарует нестойкие сны,
Где покинули льды просторечие,
В бесподобии свежей воды.
И молчишь на любовном наречии
Богу – богово алаверды.
Руки в брюки грачи на проталине,
Полосе чёрно-белой войны.
И ручьями дороги приталены
Выносимо беспутной весны.
Без натяжки ветра бесшабашные
Всё метелят про голость аллей
И мои ожиданья прекрасного
В сизой стайке шальных голубей.
 

Летят по небу – номиналом – птицы

 
Летят по небу номиналом птицы,
Бесценная лазурь – не сосчитать.
Чеканятся мечты, надежды, лица,
На божью уповая благодать,
Сам не плошаешь – жизненные вожжи —
Да – эге-гей! – на встречу с новизной.
И лезет вдохновение из кожи,
И тянет радость жизни за собой,
А та – поупирается вселенски,
Назначит цену выше звёзд и крыш,
И сдастся – переменчиво, по-женски,
А ты её возьмёшь… и ощутишь.
 

Стоиком тоски поднадоело

 
Стоиком тоски поднадоело.
Что ещё добавить, коли так?
И пускаешь радостное в дело,
Городишь унылому колпак
С бубенцами звёзд и лунным лейблом,
Драм крушенье, пир среди чумы!
И выводишь первоклассным мелом
На доске учительши весны:
Будет свет. И побоку ненастья…
 
 
Делаешь ошибку невзначай,
Забывая правил одночасье,
За поля заходишь и за край
И строчишь, и упоённо строчишь
По картинкам жизни бытия,
Всё о том, что безответно хочешь
В полымя отыгранного дня.
 

Хоть застрелись

 
Хоть застрелись. Весна и про весну.
Закладываешь буковку одну,
Фундаментом по делу и уму,
А к ней словарно вписываешь story
И радуешься: вроде объегорил,
Объехал вездесущую лазурь
И выбил птиц неугомонных дурь
Из вечных строк о философии перчёной,
И тарыбаришь с ней, заговорённой
От ахов, охов, чувственных бла-бла…
 
 
Но возвращается шарманкой «где была?»,
И попугай эмоций тут как тут
На поводке недовлюблённых пут.
И каркаешь: твоя ли, не твоя
В безрадостной картине бытия,
Сбиваясь, всхлипывая, рея,
Срываясь в небо белохвостым змеем,
А рядышком хихикает весна…
И чтоб ей ни покрышки и ни дна.
Хоть застрелись. О прочем – ни гу-гу.
 
 
И пестуешь любовь: агу-агу…
 

Остались охи-вздохи, фото дня

 
Остались охи-вздохи, фото дня —
Припомнить, сплюнуть, выйти и забыться.
Под тенью разбитного фонаря
Увидеть запечатанной страницу,
Угрюмым обездвиженным пятном —
Закрыть глаза и выдавить: ничотак,
И пусть юлит мыслишка об одном,
Весна утюжит до седьмого пота,
Разглаживает скученность небес,
Чтоб бесконечность не была туманной,
Смиренен бог, но колет шилом бес
Вписать себя в рисунок панорамный,
Где наряду с аптеками – неон,
Как пофигей холодного рассудка,
Полуживее всех живых – вдогон —
Отсвечивает с видом шалопутным,
А ты застрянешь в образе и ждёшь
Шлепка от ветра, снега или мата,
И напеваешь бодро мекки-нож —
Первоапрельской шуткой бесноватой.
 

Осыплет жизнь всей мелочью до дна

 
Осыплет жизнь всей мелочью со дна,
И фонтанируй радужным аллюром,
Пока твоя ненастная весна
Разводит на кошачьи шуры-муры
Угрюмое создание дворов,
Некалендарно снегом занесённых.
 
 
С неполной чашей бытия – готов
Достать вопросом ясени и клёны,
Что-где-когда взлетают в небеса,
А ты по капле жизнь долгоиграешь,
Несёт тоску за дальние леса,
С каким-то беспрестанным нагоняем
Ветров и слов – и сорванных голов —
Вдоль тесных улиц ширится дыханье,
На выносе – балласт из адресов
По гласным
в растревоженной
гортани.
 

Для ковчега – городишко мал

 
Для ковчега – городишко мал,
В тесноте да не в обиде выплыть.
Течь машин похожа на аврал,
Тянет вдаль пооблачные глыбы.
Опий темноты сливает день
В опцию закатного фламинго,
И наводит тени на плетень
Фонарей мерцающее бинго.
Стормозишь – отбросит до хандры
Тусклый блик скрипящего насеста.
Просквозит до звуковой волны
Сумрачно-стихающего квеста.
Мафия домов – один в один —
В глаз засветит, разведёт на тёплый…
Мысли с глубиною субмарин
Вязнут в yellow близоруких окон.
У деревьев с ветром новый блюз,
Кошки серы – всем не до Армани,
Мяч луны навыкате – к нолю,
Фоном – плач идущей с мамой Тани.
Мутит силуэты пелена,
И плывёшь по адресу ночлега,
Где залечь на мель обречена
Городской песчинкой имярека.
 

Вычитывать себя и удалять

 
Вычитывать себя и удалять
Душевный спич – нагой и безответный.
Запикивать болтливым тру-ля-ля,
Что ты готова – подана карета,
Катить на бал – ах, если позовут,
И рысаки пегасят у подъезда,
И бьётся сердце, словно шалопут,
И не находит нетерпенье места
Порой любви – нежданного ярма,
Ушла, пришла и вытоптала снеги.
И тормозишь уздечкою – эх, ма…
А рядом опыт в шёпот – оберегом,
Дождать заставит галочку-словцо,
А нет – так нет – не судишь втихомолку.
Лишь правишь пульс порывистых гонцов,
Уходишь в тишь, как будто в самоволку.
И мемуаришь – вычурно стебёшь —
Карету, платье, чувства отрицаешь,
И туфли целы, и хрустален дождь,
И ночь без звёзд – бессонным полицаем.
 

Стих кам он. Лежишь и понимаешь

 
Стих кам он. Лежишь и понимаешь —
Никому нет дела до тебя.
И под текстом носишь песню мая,
Непогодой спутана до пят,
Задолжала радости весенней,
Жизнь перебрала тоски и скук.
Словно горы пялятся колени
В потолок очухавшихся мух.
Пляшет тюль в сквозящей лихорадке.
Что там дальше, господи прости?
Может, зёрна в гаджетной тетрадке,
Те, что не успели прорасти
Из горсти словарного запаса
И меланхолических утех?
От крылатых свадеб нету спаса —
Воон – крышуют мрачный политех,
Из окна сквозь пелену и дымку:
Жив, апрель? Ни чёрта не смешно.
Тянет день провинции волынку
До абсурда зряшного кино.
 

отступи от правил

 
отступи от правил подумаешь по кривой
отдалится и сгинет чеканный строй
по дороге к себе для себя порой
предзакатно дальней
 
 
что-то внутреннее обрадуешь и звучишь
словно баловень строк неуёмный чиж
а сверчки насесты ориентиры лыж
к сытоте едальне
 
 
тот кто голоден пишет творит несёт
ярче быта режь правду-матку йод
или холод анестезию лёд
у зимы ли музы
 
 
приложить тулить к слабой жизни аз
вместе с буки веди весь русский сказ
где не в бровь а в корень и смысл и глаз
и облегчишь грузы
 
 
вечных тягот в районе спины и плеч
не захочешь падать а лишь прилечь
 
 
но придёт на-сту-ки-ва-ю-ще речь
из-под палки пляшешь
 
 
убежишь срываясь на вольный крик
полетишь хоть молод а хоть старик
не имей значения ждёшь калик
перехожих пашен
 
 
как грачи с банальной весной красной
чёт и нечет и быть и не быть с тобой
и судьбы предвечерней гудит гобой
но губам подвластен
 
 
просквозишь продуешь трубу ли жесть
и пуд соли придётся не морщась съесть
вот тогда увидишь что счастье есть
новый день прекрасен
 

Я буду вскорости

Самолёт летит – колёса стёрлися, нас не ждали здесь, а мы припёрлися.

/частушка/

 
Я буду вскорости, а ты ни сном, ни духом,
Колёса стёрлися, а был ли самолёт?
Навязчиво звенит в неправом ухе
Тоскливо-комариное «аллё».
На том конце ни трубки, ни дозвона,
Перемолчи, а хочешь – обкричись.
Луны медалька светится в полсхрона,
На лацкане расхристанной ночи.
Бессонница уймёт бесповоротно
Виденья зазевавшихся минут.
Тоска заноет выпью приболотной,
И в космонавты слабых не возьмут.
А я хочу – не к лохмачу и в баню,
Вернуть бы радость в пустотелый день.
И пусть к тебе примчится, как нирвана,
Из детской песни сказочный олень.
Спасение от скуки в нём увидишь,
С руки накормишь множеством спасиб…
А я вдруг перейду на чей-то идиш,
И укачу по чьей-нибудь турксиб.
Туда, где солнце светит без надежды,
Что кто-нибудь согреет и его,
Где в море снов глубоких тонет нежность,
И нахер не имеет берегов.
 

Провинции мутный артхаус

 
Провинции мутный артхаус —
апрельское недокино.
Весны неустойчивый казус —
небес обложных всё равно.
 
 
Глаголы исчадием смысла
в темнеющей стае ворон.
Приток послевкусия кислый
от ветреных прелых матрон.
 
 
Дома – не дома – истуканы,
зелёный едва – еретик.
Замыленный далью туманной
трамвая вневременный тик.
 
 
В затюленных комнатах – бельма,
прозрения редкий сквозняк.
Немые собачии шельмы
скитаются в виде атак.
 
 
Прорезанным комментом высей
знобит городское нутро.
И снегом слегка белобрысит,
но всё, что земное – старо.
 

Чего-то ждать

 
Чего-то ждать – остаточного дня
в иллюзии витражного заката,
до боли неосознанного для,
обнять себя, родную, в пол-обхвата,
и, не жалея, жалость умолчать
на том конце небесных безграничий,
где венчанная лунная печать
над бездной темноты и безразличий,
разлитых как чернила невзначай
каким-нибудь беззвёздным постоянством…
 
 
Выбалтываю негорячий чай
по ложечке чифирного пространства,
причмокивая горечь бытия —
от сахара плохеет, не мудрея…
 
 
Неспелая оказия моя —
до радости, в которой не умею
существовать, всей праздностью кляня,
довольство торжествующим моментом,
в котором жизнь блажная – не моя —
всего лишь вклейка чьей-то киноленты.
 

а чего ещё живи себе да живи

 
а чего ещё живи себе да живи
от любви невечной до нелюбви
всё проходит как временное орви
полечись да в люди
 
 
где финита амба и дважды два
отцветают словно цветы слова
на дворе трава на траве дрова
всё по новой будет
 
 
выбывать из сумрака не впервой
истекает светом словесный рой
значит время быть и любить и пой
ожидая выход
 
 
из всего на тот синевы большак
перекрёсток грёз где на каждый акк
есть пробел звезды пролетевший знак
и душа на выдох
 
 
так иди пока идётся навеселе
и летай пока летается на метле
и ползи какой никакой а хлеб
всё не то что сиднем
 
 
копошись встречайся сажай зерно
так уж здесь на грешной заведено
чтобы там на райской снимать кино
фильмотека жизней
 
 
да гляди почаще за облака
и тяни до талого след пока
бытие останется в дураках
се ля ви покинешь
 
 
и зарядят плёнку на новый круг
новорожден звук и телесен дух
не плошай надейся но боже глух
к темноте уныний
 

Что есть, то есть

 
Что есть, то есть – остановишься на имеемом,
Будет счастье и вдохи, и выдохи с облегчением.
И базар с вокзалом жизненно устаканятся,
Упомянуто к ночи – душевное – да отмается.
 
 
Ляжешь так и забудешься до заговения,
Отошлёшь с нарочным ветром пришлое стихотворение.
Как в раю закруглятся углы да исчезнут зависти,
Станет мир толерантным до мякушки и до травести…
 
 
Полыхнёт предзакатное зарево от противного,
И захочется недостающего – непозитивного,
Чтобы двигаться, а не лежать в преподобной благости,
Чтобы гнать и осаливать в небе бессчётные радости.
 
 
И сойдёшь с чужеродно нагретого места на сторону,
Где клевать не склевать по вискам оголтелому ворону,
 
 
Где тебе, моя радость, не сбыться до плача, отжатого
У морей в тучах снов и у бога, что за провожатого,
 
 
До глубоких падений, далёких вершин, возрождений и трепета,
До просвета насквозь, до конца… и начала невнятного лепета.
 

Замирает полдень в янтаре

 
Замирает полдень в янтаре
Над лугами в свежести мохито,
Раку не свистится на горе,
Лес подавлен тёмным малахитом.
Лязгаешь непрошенной строкой…
 
 
Из калитки чудных подсознаний
Выплывает бессловесный рой
Жалящей метафоричной дряни,
Силишься ту дверку запахнуть,
А иначе сбрендишь до отлёта
К островам, где небосвода муть
Затирает мысленное что-то.
 
 
В матерь божью причащаешь рвань,
Складывая пазлы из обрывков,
Вырываешь радостное – глянь!
Из печальной и тоскливой снизки
Всякого прошедшего дерьма —
(Нет, не представляй в картинках это!)
Междометий вольное эх, ма…
Надо всем пока неперепетым,
На манер шансона – говорком,
С классикой смирений прозаичных.
 
 
И над этим майским холодком
Пожеланье счастья в жизни личной
Не звучит, но чувствуешь – цветёт
Вишни нерастраченная светлость,
Ожидая тёмно-красный плод,
Где любви пчелиной неизбежность
Тычется в нектар и лебезит
Над раскрытым лепестковым цветом…
 
 
Зависает времени транзит
В переходе к вечности и лету.
 

По улице, где стоптанный асфальт

 
По улице, где стоптанный асфальт
Просевшей плешью так неэстетичен,
А сизарей природная лафа
Всей серой массой гулит некритично,
Идёшь, хромаешь – где там уравнять
Свой бренный путь и лёгкий шаг от бога…
 
 
Покайся, но грехов догонит рать,
И бога всуе лучше бы не трогать,
Но попадая всякий раз в капкан
Случайности и фатума, и рытвин,
Благоразумно кинешь слов аркан
На буйный нрав, для праведной молитвы,
Но рог и раж окажутся сильней —
Мойбох, майгад – смирение на клочья…
 
 
Провинция однообразных дней,
Там тихий омут с чёртовым урочьем,
В провалах ям, и луж до чёрных дыр,
И в пятнах солнце неседьмого неба,
Там кошек подворотный миру-мыр…
А ты живи и большего не требуй,
Ругнёшься… и отстанет банный лист,
Который в осенинах актуален,
Твой Первомай под лепестковый твист,
Как ты – небрежен, ветрен и опален.
 

Надышу о прошлом лишнего

 
Надышу о прошлом лишнего
На окне сердечных записей,
Не надеясь на всевышнего,
Я дождя мотив нахрапистый
Уличу без сожаления
В тумаках канве подтаянной,
Где парок стихотворения
Между строк тоски умаянной.
 
 
В красноречии безмолвия
Тонут звуки и предчувствия,
А весна ступает новая,
Не спросив меня хочу ли я,
Чтобы завязи продолжились
Остролистым окончанием,
То ли дело по-хорошему
Откреститься слов бренчанием
В барабаны водосточные,
По жестянке дней потерянных…
 
 
И гляжу на свет воочию,
Как ревёт капель намеренно,
Огорошивая улицу,
Что в проём окна таращится,
Сквозь него дождливо щурится
Непогоды настоящее.
 

Оглядеться и прибавить шаг

 
Оглядеться и прибавить шаг,
Сумрак опускается на плечи.
Город, затихающий в ушах,
Несколькими звёздами помечен.
Остальных не видно в облаках,
Хищный месяц выплыл из считалки,
Светит круглосуточный продмаг
Тупо, разрисовано и жалко.
С богом к дому ноги понесут,
И накатит ветрено по встречке
Что-то про мистический абсурд,
А ответить незачем и нечем.
Лирикой прикинется тоска,
Фонарей штрихи анорексичны.
И стучится сердце – с молотка
Продавая сбой о чём-то личном.
Неумело тычутся цветы
 
 
В клетку из тюремной нержавейки.
У подъезда тёмная – на ты,
У шагов – шуршащие ремейки.
Лестницы щербатый звукоряд —
Сыробанда вечностной хрущёвки.
В прошлое нечаянный возврат
На страницах стенных заголовков.
 

Где ни к селу, ни к городу

 
Где ни к селу и ни к городу эта твоя любовь,
Там поведёшь слова ранимые строчками на убой,
В ту пустоту морей или в рыбой небитый лёд,
С той безнадёгой надежды – а вдруг кто да подберёт?
 
 
Вдруг приласкает да приголубит филологично в лоб,
Раз – да и поцелует отзывом прям перед смертью, чтоб
Было светло от агонии, было белым-бело,
Крутишь, накручиваешь искусство да в ремесло
 
 
Перерастает твоя бесконечность, твоя стезя,
Только однажды вдруг понимаешь, что на краю нельзя
Сказки придумывать – ну как волчок прибежит и съест,
И по-пластунски выводишь своё рифмованное из мест,
 
 
Где чередуются бездна за бездной без сна, без дна,
Бродишь вокруг да около, бредишь – весна, весна,
Слышишь, как серебристо журчит серебро ручья,
Видишь, как золотится солнце – ничей, ничья,
 
 
Чувствуешь силу лучистую – светит всегда для всех —
Снова срываешься в слово, только не вниз, а вверх…
 

Над головой доспехи неба

 
Над головой доспехи неба.
Стрельнёшь надежду – и не ждешь,
Что грянет отзывом хвалебным
Молниеносный тёплый дождь
На твой посыл – достать лазури
Из глубины угасших грёз.
Пока – не в фокусе уснули
Ряды натурщиц из берёз,
Гундишь, что мало и неярко,
А хочется скорей, ещё
И скрашиваешь будни парка
Своим расхлябанным плащом,
Своей бравадой непригожей,
А настоящее – таишь
У белоствольных бездорожий,
Под сенью сучковатых крыш.
Пора на выданье – и бредит
Вдоль сердцевин хрустальный сок…
Но солнцу жалко даже меди
За твой безбожный голосок.
 

Застиран день. Наглажен к ночи быт

 
Застиран день. Наглажен к ночи быт.
До середины вёсенной дожили.
Слыла надежда в если да кабы,
Любовь переметнулась в суахили,
На чувственном срываясь языке
В глубины вожделений и желаний,
Мурашки звёзд мерцали вдалеке,
Весенний ветер пробегался ланью
По кронам жил – безлиственный апрель
Морозом забывался полуночным…
Садились ожидания на мель,
Тоска ж – наоборот стреляла точно,
Когда стихи на новенького шли
Ритмичными комками из гортани,
Их насквозь пробивали корабли
Бессонно наплывающих преданий.
И в бездну слов летела проза дел,
Цепляясь за созвездья небосклона.
Грустила ночь в желтухе фонарей,
Спасаясь ярко-подданным неоном.
 
 
Мне ж не спастись – не затуманить чувств
Вселенски одиночащей любови,
Я, чтобы выжить, выше сохранюсь,
Умолкнув о тебе на полуслове…
 

А был ли мальчиком дряхлеющий Апрель?

 
А был ли мальчиком дряхлеющий Апрель?
Когда на перепутьях бездорожий
Гоняли ветры давешнюю прель
По немощёной чернозёмной коже,
И старил дождь зеркальность стылых луж,
В них искажались дряблые мотивы
Тех райских кущ, с садами райских груш
Из божеской высокой перспективы,
И был не прогрессивен вялый стук
Из прошлого трамвайного засилья,
И не хватало грации для рук
Перерасти в потерянные крылья…
 
 
В холодных днях приходится молчать,
Перебирая тяготы заплечья,
И новый день по-старому встречать
Своей без слов переводимой речью
До мая и до белых лепестков
И с ними, под непрошенный морозец,
Переживая пройденность часов,
Срываться в небеса разноголосиц.
 

Бельё мытарит старую верёвку

 
Бельё мытарит старую верёвку,
Балкон открыт ветрящим рандеву.
Смотрю, вдали, в туманной тонировке
Деревья будоражат синеву.
Домов несокрушимые бетонки
И птичья сокрушимая орда,
А голос мой до помраченья тонкий,
Тревожащий устои никогда,
Но вновь начнёт, и вновь захороводит
Неясным всплеском ранняя весна,
Придёт забвенье к выразимой коде,
Когда воспрянет всё и все от сна.
И освежит лицо порыв упрямый,
Толкнётся бес под левое ребро…
 
 
Слетит любовь и, не минуя ямы,
Начну строчить в амурной блажи про…
 
 
И по воде пойдёт кругами время,
Вернусь на созерцательный балкон,
И стану, как сейчас, но чуть мудрее,
Писать годам упущенным вдогон.
 

Загубишь на корню философическом

 
Загубишь на корню философическом
Мыслительно-бесчувственные выкладки.
Заголосишь в полёте элегическом
О чём-то против умственной политики.
 
 
Наперекор отмерено-отрезному,
Порвёшь неровным жизненную статику.
И увеличишь звучное диезами,
Перепевая давнюю романтику,
 
 
На тот мотив, который бьётся жилками,
Не замыкая круг свободной вечности.
И запестрит заоблачными ссылками
Весна-красна на улице Заречная,
 
 
В любую ткнёшь – навылет к небу с музыкой,
Умалишённо-сладостной гармонии,
И соловьи с вечерней атрибутикой
Заполонят обыденные хроники.
 
 
Потрепыхайся в радостном созвучии,
Поистекай высокими мгновеньями,
Быть может, это всё, что будет лучшее
В твоём забытом богом воскресении.