Текст книги "Перебои, переливы"

Болеешь весной

 
Болеешь весной. Перемен лихорадка,
Озноб за ознобом – стихами, украдкой,
Где нет перспективы на выздоровленье,
Глядишь по верхам томным взглядом оленьим,
А там перспектива… дай боже какая…
 
 
Текучка надежды – такая-сякая,
И как уцепиться за синюю птицу,
Которая в дали блажные стремится,
Пока ты плацебо себе подбираешь:
У мудрого утра есть будущность рая,
Орда обещаний растащится скоро
Ветрами лихими в простор коридора,
К той точке далёкого «недостижима»,
Берёшь неподъёмную радостность жимом
И тянешь в страну, где олень и хотенье
На всю протрубить о весёлом весеннем,
Навытяжку ангелы там в карауле
И свет чудесам – свет зелёный вернули
Могучие силы апрельского гетто,
В котором солдатами стали поэты,
И ты к ним соседишь синиц-воробьёв
Непойманных сплином летающих слов.
 

Пора тянуть сюжет из брюшка с паутиной

 
Пора тянуть сюжет из брюшка с паутиной —
Красивый, ладный и узорный, длинный-длинный,
Такой, чтоб задушились тлен со сплином,
Не нать их нам – в године карантинной
Итак полно убогостей и скук.
 
 
Начну, крестясь, не покладая слов и рук
Вывязывать наряд нагой весне,
Которая пока ещё во сне —
Голяк из сучьев разметал похабник ветер,
И даже горизонт, что быть старался светел,
Скукожился в туманностях и сник.
 
 
Давай-ка, свет, гони сюда калик —
Всех перелётных, загостившихся на юге.
Мне не под силу и моей подпруге,
Что окоёмом вкруг чуствительности жжёт
Своим философичным – где тут мёд
От этой дряхлой мудрости со дзеном?
Я перегну их звонко об колено,
Пущу на слом, облом и на потом,
 
 
А дело в том, что радость просто задержалась,
А может не та кнопочка нажалась —
У жизнестойкости изношенный баян!
Ну, сколько можно отражать изъян,
Переводить минор в мажор фальшивый…
Играл мой бог, как многорукий Шива
И доигрался – кнопочки запали,
Их недра у мехов баянных заиграли
В астрал нутра и темноты…
 
 
А я скраду у ожидания черты —
До фона поднебесного размажу.
Плету, плету невидимую пряжу,
Высасывая позитив из пальца бытия.
О, где ты, настоящая любовь моя,
Которая… Эй, ты опять непозитивно?
Взашей и восвояси – лишь конспиративно
О чём-нибудь таком в платочек можно нашептать…
 
 
Ну, что там птицы? Коромыслом рать. Их в далях не видать,
Ещё не хочется в пенаты несогретых
Лететь на крыльях и попутных ветрах.
Что ж. Переждём и попросить медведицу с ковшом
Не помешало бы. Плеснула б млечным нам без распорядка,
Забрызгала романтиком печальную тетрадку,
Во славу здравствуй. Всё пучком и будь здоров!
 
 
Гляжу, а в паутинке многаслов
Запуталась тоска и сплин, и мрак.
Ну, значит, паучок мой не дурак,
Сидит и ниочемкает, сплетая серебро,
Чтоб отлегло. И занадеждилось добро.
В бобре молчанок прока нет.
Вставай, красавица. Проснись. Привет, Весна, привет!!!
 

Подобьёшь итоги. Загрустишь

 
Подобьёшь итоги. Загрустишь.
Подобьёт весна сбежать в запаре,
И бросаешь радостное кыш!
В стайку воробьёв на тротуаре.
И спешишь по залитым дворам,
Утопая в солнечном везеньи.
Городское слышишь та-ра-рам,
Вперекор нестойкости сомнений.
Против пенья в небе не попрёшь
Со своим бессмысленным и скучным,
И вдыхаешь жизненную мощь,
Не дойдя до молчаливой ручки,
Выдыхаешь с выстрелом листвы,
Забывая думы о закатах,
О своих прошедших боевых,
Молодых, ни в чём невиноватых.
Эге-гей! сменяется на ах…
Вновь мотив до бабочек душевен
Под рояль, припрятанный в кустах,
У большой любви на разогреве.
 

Отточишь слог по воле провидения

 
1
Отточишь слог по воле провидения,
Черкаешь барахло стихотворения
Из скарба уплывающего дня.
 
 
Течёт река безвременья весеннего
По рифам лет, справляющих рождение,
На старость подавая бытия.
 
 
На бедность уходящему и юному
Посверкивают звёзды полоумные
И падают, позолотив рассвет.
 
 
А может, просто нужно отмирание,
Кому-то нужно звёздное сгорание,
Чтоб ярче солнце жгло про мой тибет.
 
 
И режу строчки на клочки беспрозово,
Чтоб новый свет фламинговый и розовый
Кровил на вдохновенье всех светил,
 
 
Которые как всё перерождаются,
Пока вопрос любовный поднимается,
Во славу бывших спин и новых крыл.
2
Давай ударим по рукам
На горе приземлённым дуракам
И сгинем высоко неприземлённо.
 
 
Пускай считаются года —
Не рассчитать им никогда
Рождение и смерть, где время оно
 
 
Приходит с философией извне,
В который раз пророча о весне,
Расцвет и отцветание по кругу.
 
 
А мы лапшу навешаем стишков
И нацарапаем новейших слов,
Чтоб оживить вселенскую округу.
 
 
Где старый мир в разрезах новизны
Отпустит кровь застоя и луны
И обновит мороки и печали
 
 
До радостей лазурной глубины,
До мели туч дождливой ширины,
До высоты божественных молчаний.
 

Уткнёшься в рифы. Стиснешь кулаки

 
Уткнёшься в рифы. Стиснешь кулаки,
Скользнёшь назад куда-то в имяречье
И поплывёшь с течением морским
Туда, где неприрученные плечи,
Где день за два сливаются в года,
По капельке вытюкивая темя,
И об одном весле гребёт орда
Бушующих по прошлому мгновений,
А нищета печали – словно штиль,
Как ничего, но много и застойно.
И хочешь сдаться времени в утиль,
Но вдруг забороздится неспокойно —
Почувствуешь, что подошёл Гольфстрим,
Дал имена и обогрел, и тянет,
Маячит кнут у давнего богсним,
Но будущей надежде сунешь пряник,
Такой сухой за древностью любви,
Что окропишь незыблемым искусством,
В котором течь вот-вот возобновит
Исток из строк по пройденному руслу.
 

Знаешь, dear, без тебя весна

 
Знаешь, dеar, без тебя весна —
так себе – за выдохом деревьев —
на ненастье птичьи письмена
в небосводно-скраденном конверте,
льётся морось реденьких дождей
в черноземье тонких первоцветов,
в каменные стати площадей…
Я пишу о выдуманном лете,
с той жарой, отпущенной с небес
из лазейки найденного чуда,
без охоты к перемене мест,
повсеместно краски и этюды,
акварели музыки и снов —
вперемешку чувства на палитре,
к вечеру слетают ноты сов
на мои желанные пюпитры,
чтобы наугукать в темноте —
я на ощупь о тебе сыграю,
как бы на бекар не налететь —
подолью в пустую чашку чаю…
И… вернусь с простуженных высот
недоупоённого апреля
к приземлённым дням тоскливых нот
из шарманки уличных качелей.
 

Нести невнятиц тонкие аллюзии

 
Нести невнятиц тонкие аллюзии
До первой неугаданной звезды,
С вагонами иллюзий оконфузиться,
Не разгружаясь образно, увы.
Пенять планиде на дорожке кривенькой,
Где верховодит путь по объездной,
Где шоркают порывистые ивоньки
Над пролитой словесною водой.
Под бурой тиной редкой философии
Скрывать паршу ошибочных растрат.
 
 
Куда, зачем, пошто вы сердце бросили
На растерзание хандрящих лап
Скребущих кошек – кровь волной кидается
На берег обездвиженной любви.
Не скоро дело – скоро сказки баются —
Попробуй это всё переживи,
Да пережуй, как жвачку меланхолии,
Которая прилипнет на душе.
И радуйся в смеренной обездолии
Весне и небу в солнечном клише.
 

Занежен вечер серо-голубым

 
Занежен вечер серо-голубым
Под бежевый декор от занавесок.
Прикинусь солнцем названным твоим,
Скачусь, скромнея, в дальний перелесок
И там тихонько буду греть закат,
Катать тепло по отходящим суткам,
С настойчивостью скраденных цикад
По сумеречным бархатистым сутрам,
Озвучу на неясном языке
Своих желаний тайные порывы
И, охлаждаясь в млечном молоке,
Очнусь луной… без всякой перспективы.
 

Совпадут небылицы, впадут в быль-реку и вот

 
Совпадут небылицы, впадут в быль-реку и вот
Понесёт тебя течением истории ход,
Бултыхайся – а кем – выбирай сама,
Может, рыбой по дну, навроде сома,
Что питается падалью, там, где тоска живёт,
Не достанет в глубины мутные белый забвенный лёд.
 
 
Хочешь, баржей пыхти – работяжной – тяни, толкай,
Вывози с трудом и заботами заговорённый рай
От ветров случайных, любовных порывов, души к душе,
Доплывёшь и дотянешь. Сморгнёшь… дожила уже.
 
 
Иль бревном податливым до горизонта и
Там, доверясь случаю, вдаль до другой реки,
Где впадёшь в потоки близкой тебе воды,
До какой-то далёкой-нужной ночной звезды,
Бороздить-любить – нескончаемый гон времён…
 
 
Вот приснится же под воскресение странный сон,
И гадаешь по облачной гуще – к чему, зачем,
Да сплавляешься вниз… до родимых пятен обойных стен,
Эх. Крепка держава, крепка семья – и сажаешь душу… на якоря.
 

Шумел камыш. А нам не слышно

 
Шумел камыш. А нам не слышно.
Мы не живём вокруг болот.
Дома. При постоянстве – крыши,
Непостоянный небосвод.
Плетут дорожные интриги
Прохожих дел не мастера.
Секунды, ритмы, торопыги —
Облезший паузник стола,
Туда, туда, где центр сердца,
Закованный в седой асфальт,
Под солнцем и под лунным перцем
Провинциальность. Пастораль.
Вороны, кляузы, доносы,
Сквозь тонкость стен
и громкость тем,
Дождей сезонные закосы,
Под свежесть жизни с бытием,
Под цвет изменчивых желаний
С пробитым серым в небесах.
И площадь голубиных маний,
От сизой суеты устав,
Замрёт. Прислушается к звукам,
Как отклик – эхо заюлит…
А ты начнёшь весну аукать,
Но холода придут без стука,
В нелучший городок земли.
 

Пальто набросишь

 
Пальто набросишь и вздохнёшь: похолодало…
Безбожно мало майской теплоты,
Как будто бы другие идеалы,
И с холодом всё чаще мы на ты,
Так пробирает – с ветренным присвистом,
Накинешь одежонку и смолчишь,
За пазухой неистового твиста,
Пристукивает пульсовая тишь,
Танцует. Рвёт. Как раньше параноит,
Но реже нараспашку – бремя лет,
Всё чаще на табло – не беспокоить,
Всё ближе быт. Обут. Как все. Одет.
И вторит май обычным безучастьем,
На небе овцы и не до мечты.
В прикиде нерастраченного счастья
Уходит жизнь, как промельк суеты.
 

Не понукай меня без нужды

 
Не понукай меня без нужды —
Я так устала от большой любви,
Как только страсть головушку закружит
И думаешь: проветриться, мей би,
Махнуть рукой, в лесок – от круговерти
Да нарубить стишков, как тех баклуш,
Которыми подзуживают черти,
Сажая не сверчков, а разных клуш
На шест сарайный нудного порядка,
Чтоб не питать поэзовых надежд.
 
 
Я ж причешу и хвост, и шёрстку гладко,
Приподнимусь в забытом кураже
И… понукай меня, седую клячу,
Глядишь – и выйдет что из ничего,
Пока я сердце ненадолго прячу,
Но всё ж способна, блин, на и-го-го.
 

Здесь нет искусства

 
Здесь нет искусства – в этом «что /почём»
Проглядывают признаки баланса,
Куда им до того, как мы начнём
Свободными обьятьями фриланса
Рождать на свет неясность «что /почём»,
Дичась понятий, счёта, баш/на/башей.
Где тучи пробиваются лучом,
Отдать любви последнюю рубашку,
Потом босыми шлёпать по дождю,
Перевирая мудрости рецепты,
Во славу удалого айлавью,
Не отделять ни мух и ни котлеты,
От плевел зёрна надо ль очищать,
Когда так хорошо и беспонтово
Ловить от ветра шумного леща
За безрассудность чувственного слова.
 

Есть тысяча причин не сгинуть

 
Есть тысяча причин не сгинуть в этом пекле,
Не сдать на рубеже позиции свои,
Но чёрт побрал бы птиц на небосводной мекке,
Где за любовь идут звенящие бои,
И уши не заткнёшь, и сердце не захлопнешь,
Весна по створкам – спец – откроет всё и вся,
И прячешься в стихи, в построчные окопы,
Чтоб тихо там строчить, что ливни моросят,
И что за пятьдесят, и поздно топать в Бремен,
Пора остепенить и осенить крестом,
Не к месту седине война – где разум – немец…
 
 
Но всё ж его берёшь числом и языком,
Своих умелых букв, и вкрадчивых мечтаний,
Метаний от жары на поле от любви.
И вот летишь вперёд и выдвигаешь танки
За правду половин, за счастье половин.
 

Всё нормально – холод с подоплёкою

 
Всё нормально – холод с подоплёкою,
И жара туда же, но жара.
Жизнь бегом – ныряешь краснощёкая
В полынью отыгранных «вчера».
 
 
Сны приходят из глубокой заводи,
Брызги кистепёрых звёздных рыб.
И глядишь – сторонний мореплаватель —
На далёкий сказочный Моглиб.
 
 
Расцветают яркие эмоции,
Как цветы, что сорваны внутри.
И меняешь направленье лоции,
И ведёшь минуты-корабли
 
 
Далеко в безлюдье синей пристани,
Чтобы сесть на будничную мель,
Отпуская пойманную искренность —
Радужной ненужности форель.
 

Анемия. День. Туман

 
Анемия. День. Туман.
Отягчающие факты,
Что пейзаж размыто-пьян.
Люди. Звуки из-за такта,
С первой долей воробьёв —
Им чирикается вволю.
Очертанья меж домов
Крапом непроглядье кроют,
Брайль асфальтовых дорог,
Взгляд по точкам тоже брайлев.
Если день ко всем суров,
В сером солнце выгорает
Там – за блямбами из туч
С сургучом зависшим смога,
Значит, разум не могуч
И туда ему дорога
За кулисы забытья,
За гардины безучастья,
Чтоб на ощупь ты и я,
Без поводыря. И платья.
Словно Ева и Адам.
Влажность тронется росою,
Но тебя я не отдам.
За незрячим сердцем скрою.
 

И… катят городские звуки

 
И… катят городские звуки
В глаза и в уши, а потом
Провинциальной машешь мути
Своим размашистым пером,
А ручкой делаешь пейзажам,
Дождям заплаканных небес —
И… разом за искусство вмажешь,
Пока в ребро толкает бес.
Стекают улицы до круга
Осизаревших площадей,
Где голубями дол поруган —
И пишешь мороси – налей,
Запить тоску из захолустья,
С подробным выхлопом машин,
До обязательного хруста
Построчно выживая сплин.
Сажаешь на диету мысли,
А чувствам волюшку даёшь,
На безтебяшности зависнешь,
И как земля по солнцу киснешь,
Которым впроголодь живёшь.
 

Всё встанет, дарлинг, на свои места

 
Всё встанет, дарлинг, на свои места:
Полста с хвостом, сверчки, надежды всуе.
И тиной вновь продолжишь обрастать,
У будних дней – ей-ей! Не забалуешь,
На глубину попасть – ни боже ж мой!
Забот коряги, обстоятельств мели.
Плывёшь тихонько верной стороной,
О том о сем негромко пустомелишь,
Неброско и немарко – до колен,
По грудь и с головой – не утопиться.
 
 
Я – рыбкой золотою о тебе
Блесну в почти недвижимой водице —
Тотчас воронка с омутом любви
Закрутится резьбой – сойдёшь ли с курса?
Припомнишь «просто счастливо живи»,
Отмеришь семь – про минусы и плюсы
И воспротивишься – уж больно тяжело
Вновь выходить на собственную пристань,
И… время дальше вязко потекло,
Как ныне и вовек и пресно с присно.
 

Дойти до ручки

 
Дойду до ручки – брошу колготиться,
А может быть, наоборот начну.
Поэзией заброшенная птица
В осеннюю прощальную волну.
А сладкий дым Отечества не сладок,
Не исключаю, что испорчен вкус,
В отсутствии обыденного сладу,
С присутствием надрыва от искусств.
Так развезёт – что выпорхнешь куда-то,
Туда, где стаю клинит улететь,
Но маешься по-бабьи в самиздате
Себя по холодку утра отпеть,
И отпоёшь. В бесславии елейном
Оправдывая скромностью свои
Бездарные слова, что всё ж милее
Однообразной серой колеи.
И чудятся в дождливом раннем всхлипе
Прощания на вынос, на разлив,
Пока в сезонном кружишь недосыпе,
Чтоб сгинуть выше тяготной земли.
 

Мало слов

 
Мало слов – ты скупишься как жмот, как грот,
Не дай бог додумать до тех высот,
Что берут начала на глубине —
Из подземных вод на волна-волне,
Бьются в скалы тупеющего ума,
А снаружи цацки-пецки и кутерьма,
Наберёшь в рот воды – от суеты
хранишь —
Далеко за пределами близких унылых крыш,
Долго. коротко ли мечешься меж огней,
Бьются волны за слёт с катушек у словарей,
Только грот секретный с золотом чувств таишь,
Смочишь лоб дождём, чтоб не жгла бессловесьем тишь,
Отпускаешь по букве – прижимистый твой рецепт:
уберечь от зависти на лице,
уберечь от всего, от всея и всех,
не дай бог додумать под яблонь отцветший снег…
Но срывается с губ поневоле, как выдох-вдох.
Отпускает грех и не выдаст твой «дайнапоследокбог».
 

Потери. Память. Янтари

 
Потери. Память. Янтари —
Смотри, как солнце заливает
Всё, что когда-то берегли
В отмаянном на пару мае.
Мельчит, живее всех живых
Под зноем утренним порхает
По-птичьи вычерненный жмых
На раскалённом каравае,
И ветер. Без него никак.
Ни так, ни этак без движенья,
Тенист поползновений мрак,
Но радость новых вдохновений —
Стрекозы-бабочки-шмели —
До чёртиков мельканье листьев…
И звуки город завели,
А выси вечных летописцев
Явили новую лазурь,
Янтарь на палец. Спи, фрагментик.
Кидаю выбывшую дурь,
Как залежавшийся билетик,
Отрезок пройден. Череда
Лучистых суток частоколит,
Пишу, пишу сквозь города,
Что всё пройдёт. Чего же боле?
 

Найдётся кадр в полуденном покое

 
Найдётся кадр в полуденном покое,
Где облачная оторопь стоит,
И море не колышется людское
В трамваях обеззвученных копыт.
Где ракурсом умелым укротимо
Мгновение, секундой дорожа…
Щелчок —
и моментальный фотоснимок,
Наброском взгляда без карандаша,
Зной зарябит по воздуху неслышно,
Вот-вот с цепи сорвётся грай и гам,
И дождь пойдёт по выжаренным крышам,
И вновь раздаст всем сёстрам по шумам
Мой город, перед выдохом сомлевший,
Но голос жизни съездит по ушам,
И станет день рабочим, закипевшим,
Растасканным на части в инстаграм.*
   (*Сервис принадлежит организации, деятельность которой запрещена на территории РФ)
 

Всему есть предел

 
Всему есть предел. Ощущеньем предела
Неблизкая птица по краю летела,
И цвет преломлялся от медленных взмахов,
А солнце садилось – закатной рубахой
Делилось со всеми, лучи напоследок
Хватались за тучи с неистовством деток,
Моргали, искрились, но всё ж пропадали
Тем пропадом тёмным, тем пропадом дальним,
В котором дневное плыло запределье,
С заходом в вечерние томные мели,
И всё исчезало ремарками ночи,
А я углублюсь, если только захочешь,
В тот маркий закат на сукровице неба,
В котором предел сновиденческих мне бы,
По мякоти туч, где раздолье и точка,
Куда как в воронку лазури сорочка
Утянется сумраком, где разглядишь
Мираж исчезающий пройденных крыш,
За сдвинутым напрочь житья чердаком
Окажется новый судьбы перелом,
И пусть, незаживший, он скрасит года,
Как новых нахлынувших красок орда,
Стекая с палитры олдскульного света
В раздетые мысли о будущем лете.
 

А вне тебя – на взгляд – весна весной

 
А вне тебя – на взгляд – весна весной,
Окно в окно – бесплатная киношка.
Дрель вне себя за старенькой стеной,
На перекрытой к лету крыше бродит кошка,
На проводах – запутанный реал,
То птицы, то ветра попеременке,
В помятом небе – облачный сиам —
С кипучего утра снимаешь пенки —
И обнажает выверенный взгляд
Трактат прохожих в сероватой стайке,
Воон – голубей цыганистый пригляд,
Трамвай отжившей красной таратайкой.
Где «быть с не быть» оскоминой веков,
Но их упорно мысленно мусолишь,
Дороги предвкушают дураков,
А неизменный пуд привязан к соли,
И ты никак не выбьешь простоту —
Святую простоту желанной веры,
Цепляясь взглядом птичьим за версту,
Ссылаясь на душевное без меры.
Стекает наважденье как туман,
Тикает время мерно, без оглядки.
Ну что ж, пора идти под барабан,
Язык засунув в строчки из тетрадки.
 

Расскажи – не таи

 
Расскажи – не таи – уповаю на рваные мысли,
О сердечном не скажешь, как пишешь – оно же сбоит,
Я приму все неровности, что откровеньем размылись
И снесённым потоком несутся, минующе быт.
 
 
По полям и по засухе в трещины давних преданий,
Что со временем, скраденным временем, спать не дают.
Под дождём ли, под снегом ростки тет-а-тетных врастаний —
Распечатаешь слово, а бог закивает зергуд,
 
 
Словно он в стороне, и язык твой ему непонятен,
Чтоб ответственность снять за душевное море любви
По барашкам стихийным и бликам от солнечных пятен,
По которым ведёшь неумело свои корабли,
 
 
До вершин просторечий на мой маячок воскрешений,
Что так пылко ярчит при любых замутнённых часах.
 
 
Слышишь? Пульсом исходит по далям из вечных мгновений,
Для которых отмашкой зависшая птица в верхах.
 
 
До чертей с матерями прокатится строй философий,
Напрягающим мозг пожеланьем – не перенапрячь!
Ибо есть лишь один разрушающий бренное морфий —
Бесконечное море простора от самоотдач.
 

Давлю усмешку. Встреча не видна

 
Давлю усмешку. Встреча не видна
За той горой надуманных историй,
Где облачная ширится мошна —
Вот-вот и дождь – а всё ж весна-красна
Добавит краски ветреной amore,
Где исповедь дрожащих свежих крон
Вполне сопоставима с покаяньем.
И мало ли, что кто в кого влюблён,
Рассеется туман – осенний сон,
А может, это я – сыграю на баяне,
О чём-нибудь таком… на посошок,
Раз так немилосердно запиваю
Весь этот никому не нужный рок…
А город стар, пускает серый смог,
И гнут своё усталые трамваи.
Каков шансон застуканных дорог
На фоне голубиного подрыва!
Вот так и я – на выдох вышлю ох…
Сюда же бог и дух с надеждой крох
Отправятся до мутной перспективы,
Вдоль дальних троп и лестниц в никуда,
Где над горой Кудыкиных цветений
Сияет незнакомая звезда,
И слов моих уходят поезда
В тоннель неразделённых озарений.
 

Пейзаж, двоимый ветром

 
Пейзаж, двоимый ветром, и мыслей самотёк.
Когда весна окрепнет – всё будет нормалёк.
Набухнет и расцветит, и птиц заколготит,
Захочется о лете, но личный карантин
Закоротит картинку до ничего и стен,
Дождливые запинки, мудрёное «зачем?»,
Свободная нездешность – упрёшься в потолок —
Плетёт свирепо нежность голодный паучок,
Забьются пульсом ветки, о чём-то мельтеша,
Пометишь рифмой метко – о, как ты хороша!
Холодная парадность у заоконья туч,
Подай душе на радость – глаголом время жучь.
 

Пойди упомни тонкости давнишние

 
Поди упомни тонкости давнишние,
А всё из мелочей, из мелочей…
Как лепестки над опылённой вишнею
Сорвутся прочь от солнечных очей,
И на просвет сегодняшнее – голое —
Молву ветров по верху пронесёт,
И веток дрожь на лиственную голову,
И редкости пчелиной мимолёт
Забудется, пройдётся дождь прогулочно
В плену сиюминутных перемен,
И потечёт по венам тонко-уличным
Живой поток, вчерашнему взамен.
Не мелочишься и шагнёшь по-крупному,
Переступая ливневый архив,
Увидишь в лужах отраженья смутные,
Небесных кар накарканных стихи.