Текст книги "Пират"

– Эти евреи. Они звери. Мы беззащитны, а они все лезут на нас.

– По сообщениям радио, вчера мы одержали большую победу, – сказал Хамид. – В Тель-Авиве подорван школьный автобус, погибло тридцать детей. Я думаю, таким образом они дали нам понять, что им это не нравится.

– Братство право, – сказала она. – Единственный способ остановить их – полное уничтожение.

Молча посмотрев на нее, он залез в карман, вытащил сигарету и закурил, выпустив через нос кольцо дыма.

– Идем, малышка, оставь все это. Тут нам уже нечего делать, а впереди у нас долгая дорога.

– Мы должны остаться и помочь похоронить их.

Он показал ей за спину. Повернувшись, она увидела мужчин, бродивших посреди обломков.

– Они как раз ищут, чем поживиться. Затем, деля находки, они передерутся между собой. И после этого останешься только ты, и они будут драться из-за тебя. Ведь ты осталась тут единственной женщиной.

Она безмолвно смотрела на него.

– Я не думаю, что ты мечтаешь дать покой и утешение своим товарищам, которых осталось от двадцати до тридцати человек – и всем одновременно.

– Откуда ты знаешь, что они не пойдут за нами?

Легко нагнувшись, он поднял с земли какой-то предмет. В первый раз она обратила внимание, что в руках у него автомат, а на поясе висит пистолет.

– Ты ждал такого исхода?

Он пожал плечами.

– Я же говорил тебе, что я профессионал. Эти штуки лежали под лавкой и прежде, чем выпрыгивать из машины, я схватил их. Кроме того, я что-то чувствовал. Разве я не предупреждал тебя, что тринадцать – несчастливое число?

Глава 9

Бадр смотрел, как Иордана идет через комнату, и ему нравилось это зрелище. Он принял правильное решение. Присутствие Иорданы уравновесило ситуацию, в чем он так нуждался. Прощаясь, Хатчинсоны пожелали ей доброй ночи. Она произвела ожидаемое впечатление на жен и, без сомнения, это сказалось на его отношениях со служащими банка. Теперь они были в одной команде.

Конечно, огромное содействие оказало и его предложение о новом порядке распределения прибыли. Пятнадцать процентов прибыли, которые в виде дивидендов должны были быть распределены между служащими-держателями акций, никак не сказывались на общей картине. Алчность была свойственна всем.

К нему подошел Джой Хатчинсон.

– Я рад, что мы можем сработаться, – сказал он со своим грудным калифорнийским выговором. – Очень приятно удостовериться, что человек, с которым ты работаешь, придерживается тех же самых взглядов.

– Я тоже рад этому, мой друг, – сказал Бадр.

– Девочки были поражены – в самом лучшем смысле слова, – сказал Хатчинсон, оглядываясь на свою жену. – Ваша очаровательная малютка пригласила Долли следующим летом посетить ее на юге Франции.

– Отлично, – Бадр улыбнулся. – Приезжайте и вы тоже. Мы вволю повеселимся.

Калифорниец подмигнул и ухмыльнулся.

– Я слышал об этих французских штучках, – сказал он. – Это правда, что они разгуливают по пляжу без лифчиков?

– Да, кое-кто.

– Можете считать, что я обязательно приеду. Во время войны мне не довелось побывать в Европе. Меня подбила зенитка над Северной Африкой, и единственные женщины, которых мне довелось видеть, были дешевые шлюхи. А ни один уважающий себя мужчина не притронется к ним. Или у них триппер, или у каждой есть какой-нибудь дружок-ниггер, который только и ждет, чтобы засадить тебе нож в живот.

Внезапно Хатчинсон понял, что ведет речь об арабских странах. Он не мог представить себе, что есть нечто общее между туземцами Северной Африки и стоявшим перед ним человеком.

– Война принесла плохие времена, – сказал Бадр.

– Ваша семья участвовала в ней?

– В сущности, нет. Наша страна невелика и, я думаю, в силу ее незначительности никто не торопился ее завоевывать.

Он не упоминал, что принц Фейяд заключил соглашение, гласившее, что, если Германия выиграет войну, ему будет гарантирован контроль над всеми запасами нефти этого региона.

– Как вы думаете, – спросил Хатчинсон, – будет ли еще одна война на Ближнем Востоке?

Бадр посмотрел ему прямо в глаза.

– Вы знаете это так же хорошо, как и я.

– Ну, если что-нибудь там случится, – сказал Хатчинсон, – я надеюсь, что вы дадите им жару. Пришло время, чтобы кто-нибудь поставил на место этих евреев.

– У нас не так много еврейских клиентов, не так ли? – спросил Бадр.

– Нет, сэр, – с воодушевлением ответил банкир. – Мы просто не обслуживаем их, вот в чем дело.

– Как вы думаете, не потому ли у нас лопнула идея с развитием района Ранчо дель Сол? – спросил Бадр. – Не потому ли, что кое-кто из застройщиков были евреи?

– Должно быть, причины в этом, – торопливо сказал Хатчинсон. – Они хотели вести дела с еврейскими банками в Лос-Анджелесе.

– Я поинтересовался. Мне было сказано, что мы неверно вели себя. В Лос-Анджелесе им давали деньги на развитие, а мы захотели получить на полтора очка больше.

– Евреи сделали это специально, чтобы причинить нам неприятности, – сказал Хатчинсон.

– В следующий раз вы будете вести более продуманную политику. Я хочу, чтобы наш банк был конкурентоспособен. Это единственная возможность делать большие дела.

– Даже, если мы имеем дело с евреями?

Голос Бадра был спокоен и ровен.

– Пусть вас это не смущает. Мы говорим о долларах и только о долларах. О долларах Соединенных Штатов Америки. Эта сделка могла принести нам за первые же три года три миллиона долларов, которые пошли бы на развитие. И мне не хотелось бы, чтобы такие деньги проходили мимо.

– Но евреи в любом случае будут играть на понижение против нас.

– Может быть, – сказал Бадр. – Но просто мы должны учесть, что отныне мы предоставляем кредиты на равных с прочими условиями.

– О'кей, – сказал Хатчинсон. – Вы хозяин.

– Кстати, – сказал Бадр. – Последние данные, что вы мне сообщили относительно Города Отдыха, остаются неизменными?

– Двенадцать миллионов долларов, точно так. Японцы взвинчивают цены.

– Соглашайтесь на эту сумму.

– Но подождите! – запротестовал Хатчинсон. – У нас нет в наличии такой суммы.

– Я сказал – соглашайтесь, а не выкладывайте ее. Я думаю, что к концу недели у нас появится партнер.

– Это обойдется нам в десять процентов, в миллион двести тысяч долларов. Если партнер не появится, мы потеряем их. На это уйдет наш годовой доход. Ревизорам это не понравится.

– Я учту такую возможность. Если дела пойдут из рук вон плохо, я сам возмещу эту сумму. – Если же все пойдет, как предполагается, ни ему, ни банку не придется выкладывать ни пенса. Шесть миллионов вложат японцы, а остальные шесть миллионов придут от его ближневосточной группы, которую будет финансировать банк в Нью-Йорке. Банк заинтересован в деньгах и в акциях, он – в своей доле акций в консорциуме с японцами, а также в акциях ближневосточной группы. Деньги, по всей видимости, обладают странной особенностью размножаться сами по себе.

Наконец Хатчинсон ушел. Иордана вернулась в комнату и устало опустилась в кресло.

– Господи, – сказала она. – Не могу поверить.

Он улыбнулся.

– Во что ты не можешь поверить?

– Что в мире еще существуют такие персонажи. Я думала, что все они уже исчезли. Я помню их еще с детства.

– Тебе станет ясно, что люди, в сущности, не меняются.

– А я думаю, что таки меняются. Ты изменился. И я. Он встретил ее взгляд.

– Но не обязательно к лучшему, не так ли?

– Это зависит от того, что ты чувствуешь. Я не думаю, что могла бы вернуться к этому образу жизни. Так же как и ты не мог бы вернуться к себе домой и постоянно жить там.

Он молчал. В некотором смысле она была права. Он уже не мог вернуться к тому, что было и жить так, как его отец. Мир слишком изменился.

– Я бы затянулась дымком, – сказала она, глядя на него. – Нет ли у Джаббира его запасов гашиша?

– Уверен, что есть, – сказал Бадр, хлопая в ладоши.

Из соседней комнаты явился Джаббир.

– Да, хозяин?

Бадр быстро заговорил по-арабски. Через минуту Джаббир вернулся с серебряным портсигаром. Открыв, он протянул его содержимое Иордане. В нем лежали изящно свернутые сигареты с пробковыми фильтрами. Она тщательно выбрала одну из них. Повернувшись, Джаббир протянул сигарету Бадру, который также взял одну. Положив портсигар на кофейный столик перед Иорданой, Джаббир зажег спичку. Он держал ее как полагается, чтобы пламя чуть касалось кончика сигареты. Таким же образом он дал прикурить и Бадру.

– Спасибо, – сказала Иордана.

Джаббир почтительно склонился.

– Я ваш слуга, госпожа, – сказал он, беззвучно покидая комнату.

Иордана глубоко затянулась и сразу же почувствовала умиротворяющий эффект.

– Прекрасно, – сказала она. – Никто не делает их лучше Джаббира.

– Его семья выращивает гашиш на своей собственной ферме, недалеко от того места, где родился мой отец. Арабы называют его порошком, который навевает мечты.

– Они правы. – Внезапно она рассмеялась. – Знаешь, мне кажется, что я захмелела. Я больше не чувствую усталости.

– И я. – Бадр сел на стул напротив нее, положил сигарету в пепельницу и, наклонившись вперед, взял ее за руку. – Чем бы ты хотела заняться?

Она посмотрела ему в лицо. Внезапно глаза ее наполнились слезами.

– Я хотела бы вернуться, – сказала она, – вернуться в то время, когда мы в первый раз встретились и начать все сначала.

– Я тоже, – помолчав, мягко сказал он. – Но мы не можем.

По щекам ее катились слезы. Затем она закрыла лицо руками.

– Бадр, Бадр, – плакала она. – Что с нами случилось? Где мы ошиблись? Мы же так любили друг друга.

Он прижал голову Иорданы к своей груди. Взгляд его был печален, и Иордана слышала, как его голос мягко звучал у нее в ушах.

– Не знаю, – тихо сказал он, думая о том, как прекрасна она была, когда они встретились в первый раз.

* * *

Он вспоминал холод и белый слепящий свет, отражавшийся от снега и светлых стен зданий, окружавших площадку, на которой происходила инаугурация. Это был январь 1961 года. Величайшая страна мира праздновала появление нового президента, молодого человека по имени Джон Ф. Кеннеди.

Шесть месяцев назад на Ближнем Востоке никто и не знал имени этого молодого человека. Но когда он внезапно стал кандидатом демократической партии, на столе появилась телеграмма от принца: «Какова политика Кеннеди на Ближнем Востоке?»

Ответ Бадра был краток: «Произраильская. Больше ничего об этом неизвестно».

Телефонный звонок на следующий день был столь же краток. Звонил сам принц.

– Найди возможность внести миллион долларов на избирательную компанию Никсона.

– Это будет нелегко, – ответил он. – В Соединенных Штатах есть определенные правила относительно взносов в избирательный фонд.

Принц досадливо хмыкнул.

– Политики всюду одинаковы. Я уверен, что ты найдешь способ. Мистер Никсон и мистер Эйзенхауэр хорошо отнеслись к нам, когда французы и англичане пытались захватить Суэцкий канал в пятьдесят шестом. В конце концов, мы должны дать им понять, что помним долг благодарности.

– Я продумаю этот вопрос, – ответил Бадр. – Но хотел бы предложить сделать хотя бы символический взнос и в фонд Кеннеди – просто на всякий случай.

– Зачем? – спросил принц. – Неужели ты считаешь, что у него есть какие-то шансы?

– По данным опросов – нет. Но это Америка. Тут никто ничего не знает доподлинно.

– Оставляю это на твое усмотрение, – сказал принц. – Я начинаю думать, что ты стал больше американцем, чем арабом.

Бадр засмеялся.

– Американцы так не считают.

– Как твоя жена и дочери? – спросил принц.

– Прекрасно, – ответил он. – Я говорил с ними прошлым вечером. Они в Бейруте.

– Ты бы навестил дом, – сказал принц. – Я по-прежнему жду наследника, которого ты мне обещал. Но ожидание затягивается, а я ведь не молодею.

– Вы под покровительством Аллаха, – сказал Бадр, – и будете жить вечно.

– Надеюсь, что в раю, – в трубке раздался хриплый смех принца. – Но не на этой земле.

Положив трубку, Бадр задумался. Принц ничего не говорит просто так. Интересно, знает ли он о том, что после рождения последней дочери у Мариам больше не может быть детей. Но если он знает об этом, он не стал бы намекать о наследнике.

Он бы настоял, чтобы Бадр развелся и женился снова. По мусульманским законам бесплодие – это веская причина для развода. Но Бадр не хотел этого. Не потому, что он любил Мариам. Этих чувств никогда не было между ними, и чем дольше они жили, тем меньше у них оставалось общего. Она была слишком провинциальна, она искренне не любила Америку и Европу. По-настоящему счастлива она бывала лишь в своем привычном окружении, в мире, который был ей ясен и понятен. Вот в чем суть дела, думал Бадр. Она была арабка до мозга костей. И мысль о том, чтобы жениться на другой арабской женщине совершенно не привлекала его.

Может быть, принц и в самом деле прав. Может, он стал слишком американизирован. Потому что явно предпочитал европейских женщин своим собственным. Они вели такой образ жизни, обладали такой свободой, которые никогда не были свойственны арабским женщинам.

Бадр нашел возможность сделать оба вклада. И тому и другому. Обе партии имели много друзей среди бизнесменов. Взнос был сделан, и принц получил специальное приглашение от инаугурационного комитета. Сославшись на слабое здоровье, принц назначил Бадра своим специальным представителем на церемонии.

Бадр занял свое место в секторе, предназначенном для представителей иностранных государств, расположенном очень близко от платформы для инаугурации. На морозце он чувствовал себя не очень уютно, несмотря на то, что под его парадным костюмом с серебристо-серым жилетом был надет теплый свитер. Цилиндр, надвинутый на лоб, чтобы уберечь голову от порывов ветра, тоже едва ли согревал ее.

Он огляделся. Часть иностранных дипломатов и их жены были подготовлены к церемонии лучше его. Люди более старшего возраста, очевидно, уже бывали на таких торжествах. Он видел, как они что-то потягивали из небольших серебряных фляжек и кроме того, его глазам предстало несколько больших термосов.

Было уже четверть первого. Начало запаздывало. Церемония должна была начаться ровно в полдень. Он полез в карман за темными очками, так как устал щуриться от солнца и снега, но передумал. Никто из окружающих не пользовался ими. Среди стоящих прошло волнение. Он посмотрел туда, где вспыхнули аплодисменты. На платформе показался новоизбранный президент.

Он шел твердыми уверенными шагами, ветер ерошил ему волосы и в нем было что-то очень юное и застенчивое. Он, казалось, не замечал холода. Единственный среди всех он был без головного убора и плаща.

Подошедший к нему священник обратил к небу молитву. Голос его был ровен и монотонен, как у всех священников, какого бы они ни придерживались исповедания, но молодой президент покорно стоял, сложив руки и склонив голову, с уважением прислушиваясь к словам. Аллах не потребовал бы от своих приверженцев столь длительного поклонения в такую холодную погоду, подумал Бадр.

Когда священник закончил, вперед выступил другой человек. Он был стар, сереброголов, и его лицо, казалось, было высечено из того же гранита, что и здания за ним. Бадр услышал, как люди вокруг зашептали его имя. Это был Роберт Фрост, один из величайших поэтов Америки.

Старик начал говорить, и его дыхание клубилось на холодном воздухе. Бадр не мог разобрать слов, но старик запнулся. Другой человек вышел вперед, держа свою шляпу так, чтобы тень от нее легла на листок бумаги, который держал старик, потому что лучи солнца ослепили его. Среди стоящих снова пробежал шепоток. Человек, держащий шляпу, был Линдон Джонсон, будущий вице-президент. Старик сказал что-то, новоизбранный вице-президент сделал шаг назад, и старик продолжал читать по памяти. Его голос звучал над толпой, но Бадр уже не слышал его. Он увидел девушку, стоящую на платформе тремя рядами дальше президента.

Она казалась высокой, но он не был в этом уверен. Платформа была приподнята, и все могли видеть тех, кто был на ней. Девушка стояла с непокрытой головой, и у нее были длинные белокурые волосы, обрамляющие лицо в золотистом загаре. Над высокими скулами сияли ярко голубые глаза и овальное лицо заканчивалось маленьким упрямым подбородком. Внимательно слушая поэта, она полуоткрыла рот, обнажив ровные белые зубы. Когда тот кончил свое выступление, она улыбнулась, засмеялась и восторженно захлопала в ладоши. Бадр почему-то подумал, насколько она типичная калифорнийская девушка.

Президент начал произносить присягу. Сама эта церемония заняла немного времени, после чего он обратился к кафедре, чтобы произнести свою инаугурационную речь. Бадр внимательно слушал ее. В ней были строчки, которые заставили Бадра удивиться – не читал ли президент Корана? Казалось, что они взяты из Святой Книги. «Вежливость – это не признак слабости, а искренность всегда нуждается в доказательствах».

Когда президент кончил свою речь, Бадр снова стал искать девушку, но она уже исчезла. Он попытался обнаружить ее в толпе, спустившейся с платформы, но ее нигде не было видно.

Весь день, пока он отдыхал в своем номере в отеле, ее лицо стояло перед его глазами. Он несколько раз просмотрел по телевизору прошедшую церемонию, стараясь уловить на экране ее облик, но камера каждый раз показывала не ее.

У него осталось только одна возможность. На столе Бадра лежали приглашения на четыре инаугурационных бала, на каждом из которых ожидалось присутствие президента. На одном из них она должна быть, подумал он. Но на каком? Вот в чем был вопрос.

Ответ был прост. Он посетит все из них. Если это может делать президент, он не отстанет от него.

Глава 10

Бадр позволил себе оставаться на каждом балу не больше часа. Все они походили друг на друга, шумные и многолюдные, с толпами народа, где были и трезвые и пьяные, с гулом голосов, с бесцельным шатанием от одной компании к другой. Общее в них было только то, что на каждом балу присутствовали одни лишь демократы, полные счастья, что вынырнули на солнце после восьми лет в темноте. Немного погодя Бадру стало казаться, что в стране вообще не осталось республиканцев.

Он явился на первый бал сразу после того, как президент отбыл на второй, и внимательно обежал глазами собравшихся. Он никогда раньше не представлял себе, сколько в Вашингтоне блондинок, но среди них не было той, которую он искал. Выйдя в бар, Бадр заказал бокал шампанского.

К нему подошел какой-то человек и схватил за локоть.

– Вы его видели? – с восхищением сказал он.

– Кого? – спросил Бадр.

– Президента, вот кого, – разочарованно ответил человек. – О ком же еще мне спрашивать?

Бадр улыбнулся.

– Я видел его.

– Он величествен, не так ли? – улыбнувшись, человек пошел дальше, не ожидая ответа.

Допив бокал, Бадр решил отправиться на другой бар. Хорошо, что он происходил неподалеку, потому что на улице был чертовский холод. И снова президент уехал как раз перед его появлением. Бадр осмотрел зал и, увидев, что девушки нет и здесь, не остался даже чтобы выпить.

На третий бал он попал в разгар танцев. Все стояли по периметру площадки для танцев, стараясь сквозь толпу разглядеть друг друга. Прокладывая себе дорогу, Бадр хлопнул по плечу какого-то человека.

– Что там происходит?

– Президент танцует с какой-то девушкой, – сказал человек, не поворачиваясь.

В дальнем конце зала непрестанно блистали вспышки фотокамер. Бадр постарался пробиться поближе к этому месту. По пути он услышал неодобрительный женский голос:

– Почему он не танцует с Джекки?

Ответом была брезгливая реплика мужа вопрошавшей.

– Он должен так поступать, Мэри. Это политика.

– Тогда почему каждый раз ею надо заниматься с красивыми девушками? – отпарировала жена. – Я не заметила, чтобы он танцевал с кем-то из нас, которые так много работали во время его кампании.

Бадр оказался на краю танцзала. Фотографы и операторы лезли друг другу на головы, чтобы сделать снимок президента. На мгновение Бадра чуть не затерли, но потом он снова занял прежнее место.

Вокруг президента и его партнерши было небольшое свободное пространство. Остальные пары, в сущности, не танцевали, образовав полукруг, стояли, глядя на президента. Бадр тоже посмотрел. Президент танцевал с его девушкой.

Он чувствовал горечь разочарования. Судя по тому, как они разговаривали и смеялись, чувствовалось, что они давно знают друг друга. Его надежды найти кого-нибудь, кто знает и его, и ее, и мог бы представить их друг другу, оказались тщетными. Он же не мог попросить президента Соединенных Штатов, чтобы тот представил его девушке. Кроме того, ему довелось кое-что услышать о президенте. Во всяком случае, с женщинами он вел себя как настоящий мужчина.

Пока он смотрел, музыка кончилась. Президентскую пару немедленно окружила толпа народа. Фотографы работали без перерыва. Затем президент повернулся к девушке и, улыбаясь, что-то сказал ей. Она кивнула, президент повернулся и пошел в другую сторону. Толпа последовала за ним и через мгновение девушка осталась почти в одиночестве. Набрав полную грудь воздуха и переведя дыхание, он подошел к ней.

– Мисс?

Вблизи она была еще прекраснее, чем издали.

– Да? – вежливо сказала она. У нее был низкий голос с легким акцентом восточных штатов.

– Что вы чувствовали, танцуя с президентом Соединенных Штатов?

– Странный вопрос.

– Как вас зовут?

– Вы репортер?

– Нет, – ответил он. – Вы хорошо знаете президента?

– Для человека, который говорит, что он не репортер, вы задаете слишком много вопросов.

Он улыбнулся.

– Наверно, так оно и есть. Но я не могу придумать никакого иного способа удержать вас.

В первый раз она посмотрела на него в упор.

– А я могу, – сказала она. – Почему бы вам не пригласить меня танцевать?