Текст книги "Эмоциональная диверсия"

6

Вошла Карина, принесла мясо и травы. Наспорившись и проголодавшись, все занялись мясом с волчьим аппетитом.

– Она недавно в доме, – проговорил Эсхин, отвечая на вопрошающий взгляд Возницы. – У нас было несколько слуг, исполнительных и незаметных, как боковики. Видеть их можно было только боковым зрением, никогда не смотрели в глаза. Но работали неплохо. Только в последнее время, как сговорились, одновременно исчезли. Пришлось нанять новых. Карина из них. Не смотри, что она такая грузная, она поворотливая. За детьми хорошо ухаживает. Как за родными.

– Это важно, – согласилась Возница, обращаясь к Перегрину. – Люди живут бедно, трудно выживать. Много сирот. Забота о них помогает бороться с мыслями о старости. Дети – это ведь лучшее воплощение человеческого бессмертия!

Женский наряд изменил её поведение. Ушли жёсткие интонации, взгляд исподлобья. Да и пушистый пепельного цвета ореол вокруг головы придавал всему облику нежную прелесть. И она смотрела ему в глаза! Впервые с момента знакомства – открытым взглядом смотрела прямо в глаза, будто хотела сказать что-то …главное!

Он ждал и боялся. В голове царила бешеная мешанина.

– Интересная мысль! Дети как воплощение бессмертия! Архонту Тан-Тагана не так повезло! Умер, как я понимаю, бездетным?

Перегрин сам не понял, что он сказал такого особенного. Жена архонта всхлипнула и выскочила. Он же, наградив гостя укоризненным взглядом, бросился за ней.

– Что я такого сказал? – испугался грек.

– Ничего, ты ж не знал…

– Чего я не знал?

– Клеарх – бывший её муж. А дети, Петрус и Пирит, – больная тема. Они свергли отца и правили Таганом много лет.

– Ничего себе! Как ни сдерживался, как ни молчал, но всё-таки я ляпнул! Но я действительно не знал! У неё ведь и имя не на «к» – Элина. А он Клеарх. Как я мог догадаться?

– Конечно, выйдя замуж за другого, она назвалась под имя мужа! Другая жизнь – другое имя!

– Предупредить же надо было!

– Не переживай. Разберутся без нас. Это их жизнь.

Оставшись наедине, они не знали, о чём говорить. Мельком подняв глаза, Перегрин заметил, что Возница тоже волнуется, не зная, что сказать. Он чувствовал, что впервые после утраты Оливии у него всколыхнулось сердце. И так захотелось счастья! Почему-то верилось, оно рядом, совсем близко и наступит вот-вот!

– Меня больше волнует, что будет сейчас в Тагане, – наконец проговорила девушка.

Перегрин с готовностью ухватился за тему, представляющую возможность уйти от обсуждения его неловкости и заодно от растерянности, что они остались наедине.

– В Тагане будет переполох.

– Почему?

– Когда все узнают, что их Огневица беременна, – брякнул он.

– Откуда ты знаешь, что она беременна? – ошеломлённо вскинулась Возница.

– Ну… Ты забыла, что моя Оливия… Я же всё время был рядом с ней. Мне ли не знать! Манера носить себя, тошнота, округлившийся живот, в конце концов! Да и вывертыши там, в пещерах гнали Огневицу от себя с криками: «Пошла прочь, ты заразная, ты беременная!» Правда, я не понял, в какой это связи…

– Да? Я не слышала. Наверное, позже пришла. Но, если ты прав, это всё меняет… Я как-то не ожидала такого от Огневицы…

– Почему? – Перегрина не совсем это интересовало, но надо же было о чём-то говорить!

Он пришёл сюда в поисках дочери. И пора было говорить об этом. Он давно бы спросил, или сам прошёл бы и разнюхал.

Но его здорово сбивала новая внешность Возницы. Сбивала и смущала. К тому же он помнил, что ему обещана была какая-то новость, для которой у него «должно хватить сил, чтобы перенести». И он терпеливо ждал, опасаясь снова оскандалиться. А девушка продолжала.

– Огневицам не положено иметь личные отношения. В старые времена за это могли живьём в землю зарыть или сжечь. Так что она сильно рискует. А, кроме того, может начаться бунт. Таганского архонта ведь похоронили, а нового ещё не выбрали, может наступить безвластие. Это опасно.

Шум у двери заставил их обернуться. Служанка Карина осела мешком и только тихо стонала. Возница расторопно подскочила к ней, заглянула в глаза, посветив светильником, бесцеремонно взятым с божницы. Но поднять её она не смогла бы ни при каких условиях. Перегрин с трудом втащил толстуху на соседний сундук.

Вернувшийся архонт был серьёзен и грустен. А служанка с возвращением хозяина, видимо, смутившись, тихо исчезла.

– Ты прости, – обратился Эсхин к гостю, – мы оказались не очень хорошими хозяевами. Теперь давай о главном. Ценю твою выдержку. Но понимаю, больше всего тебя волнует, где твоя дочь. Думаю, мы можем порадовать тебя. Пора посмотреть, как живут дети, которых мы сберегаем.

– Так она у вас?

– Сейчас сам всё увидишь. Веди, дорогая, – обратился он к Вознице. – Думаю, самое время.

По узким переходам они перешли в соседний турлучный дом. Потом в следующий. И ещё в один. В каждом стоял детский щебет и весёлая возня. В каждом очередная женщина в белом управляла этой вознёй. Кроме последнего дома.

Здесь по-за стенами висело несколько корзинок с копошащимися младенцами. А худенькая женщина пеленала одного из них, требовательно вопящего.

– Твоя малютка здесь, под пологом, спит. Смотри сам, – сказал архонт и вздохнул всей грудью, как человек, приготовившийся радоваться.

Молчащая колыбель под кружевным покрывалом отделяла Перегрина от счастья. Возница смотрела на него, не сводя глаз. Он поднял руку и замер, подарив себе миг наслаждения мыслью: «Сегодня же скажу ей! Нет, не сегодня, сей час, сей миг. Вот только возьму на руки свою малышку, свою родную кровь. И сразу скажу, что мы вдвоём, нет, втроём…»

Мальчуган, с которым возилась танаидка в белом, вовсю заливался плачем.

– Почему она не просыпается от такого шума? – Перегрин ещё не открыл полог, но понимание, что колыбель пуста, уже пришло.

7

Так и было.

Архонт выглядел обескураженным.

– Но это невозможно, она только что была здесь, я заходил, я видел её только что… – растерянно твердил он.

Сразу стало заметна его старость и болезненность. Однако он довольно расторопно созвал нескольких женщин и охранников в танаидских шапках, поручив немедленно отыскать ребёнка. И исчезнувшую Карину.

Перегрин нервно расхаживал, расталкивая присутствующих плечами, но на него никто не сердился, только прятали глаза.

Он не знал, что делать. Бежать с охранниками? Но в какую из сторон? Понять бы сперва, что произошло. В царящей кругом суете он встретил белый взгляд Возницы. Потерянный. И виноватый.

– Так это ты спрятала мою дочь? – просветление пришло внезапно.

– Да…

– Это ты украла её там, во время торга в Амазоне?

– Я…

– И ни о чём не сказала мне?

– Нет…

– И нарочно навела на ложный след в Тагане?

– Но я…

– А я, как последний дурак, чуть с жизнью не простился, рыская по Тагану и по пещерам!

– Я не ожидала, что ты…

– Но зачем?

– Я хотела остановить тебя! – в отчаянье выкрикнула она, пытаясь прервать цепь мучительных вопросов. – Чтобы ты не уезжал. Чтобы остался. Если бы ты быстро получил своего ребёнка, ты сразу исчез бы, и ничто не остановило бы тебя, я знаю. Я не могла допустить… Это была своеобразная …эмоциональная диверсия. Понимаешь?

– Нет.

– Ты наш. Ты настоящий танаид. Я поняла это сразу, как только увидела твои белые глаза. Это знак танаидов. Увидев твоего ребёнка, я лишний раз удостоверилась в необходимости …закрепить тебя на нашем Побережье. А увидев, как легко ты превращаешься…, оставалось только выколотить из тебя лень и привить волчьи навыки бойца, охотника, – она остановила рвущееся наружу возмущение грека. Её голос стал как никогда доверительным и проникновенным. Такой она выглядела ещё красивее. – Ты волк по крови, Перегрин! Ты не должен уйти! Нас, танаидов-превращенцев, так мало осталось. Нельзя допустить, чтобы мы вымерли, исчезли. Понимаешь?

Старый архонт сделал к ним шаг, намереваясь вступить в беседу, но Перегрин решительным жестом остановил его.

– И ты решила озадачить меня ложной целью, чтобы добиться цели истинной?

– Прошу, не злись! Это совсем не обидно для тебя! Просто ты очень ценен для нас, танаидов. А другого способа убедить тебя остаться, закрепить на наших землях, мы не нашли.

– Я понимаю ход ваших мыслей и ваш интерес. Но, если уж ты сама заговорила об эмоциональной диверсии, признайся, для самой тебя не эти цели были главными, решающими во всём, что ты сотворила со мной? Главная эмоциональная диверсия не в этом? Ведь так? – Перегрин был жутко зол на самого себя за то, что позволил себе увлечься. Увлечься впервые после смерти Оливии. И оказаться до такой степени обманутым.

– О чём это ты? – девушка неуверенно оглянулась на Эсхина. Тот прислушивался с интересом, хотя делал вид, что вот-вот уйдёт.

– Ты влюбилась в меня.

– Нет!

– И решила внушить мне те же чувства.

– Нет! Ещё чего!

– Итак, – не слушая её, жёстко продолжал Перегрин, – ты убедилась, что рыбка клюнула, заглотнув наживку. И теперь на крючке? Ты довольна? – наступал он.

– Ты формулируешь так грубо, как я и не собиралась думать ни о тебе, ни о твоей дочери.

– Но в отношениях между нами не должно быть недоговорённостей, это ведь удобнее всего, согласись!

– Соглашаюсь. И если уж тебя интересует, зачем я это сделала, то причина только в твоём перстне.

– Снова врёшь?

– Ты слышал слова Эсхина, его обеспокоенность, что танаидов становится всё меньше и меньше. Старые уходят, а новые не рождаются. И тут я вижу отличный экземпляр… – Возница запнулась, но было уже поздно.

– Ах, я для тебя экземпляр? Кто же тогда моя дочь? Элемент в вашей политике размножения? – мгновенно вспыхнул Перегрин.

– Ну, зачем ты так? Я, Белоглазая тана, просто не могла равнодушно наблюдать, как разбазаривается наша кровь, наш дар. Ты должен, просто обязан понять меня! Ведь твоя мать тоже была Белоглазой таной! Она тоже заботилась об интересах танаидов!

– Заботилась, наверное, до тех пор, пока не сбежала от вас, ненормальных.

– Ей пришлось сбежать только под угрозой смерти. А перстень, переданный тебе, так и вовсе говорит о том, что её сердце продолжает оставаться с нами.

– Не уходи от главной своей причины. Не ври мне! – он схватил её за плечи. Но тут же отпустил – настолько она напряглась и, он почувствовал это: стала опасной.

Она же, упрямо тряхнула головой и, выпрямившись во весь свой небольшой, по сравнению с нависшим Перегрином, рост, намеренно спокойно продолжила:

– Появление твоё и особенно твоей малышки позволило увидеть целый клубок проблем, созревающих давно, но таящихся до поры до времени. Но момент настал. Мы получили чрезвычайно сложную, многоходовую комбинацию, все элементы которой пока ещё не до конца понятны. Но мы разберёмся в них. Некоторые уже раскрыты. Часть заинтересованных лиц установлена. Стало понятно, у кого какой выигрыш может быть в каждом отдельном случае. Ты понимаешь, к чему нас это приводит?

– Ни к чему, чёрт побери! – обескураженный происшедшей в ней переменой, он не успел собраться.

«Вот чертовка! Снова ускользнула, снова облапошила меня! – думал он. – Можно сколько угодно ругать, даже оскорблять её. Но в силе характера этой девице не откажешь! Настоящая Белоглазая тана! Вот бы моя дочь стала такой!» И снова разозлился. На этот раз сам на себя.

Возница же продолжала как ни в чём ни бывало. Только теплота ушла из голоса, и взгляд стал неуловимым.

– Ты прав, потому что это невероятно, этого просто не может быть! …Никто из наших не посмел бы украсть у самого архонта. Значит, это кто-то из чужих. А если это и в самом деле «чужие»… Мысль, конечно, чудовищная, надеюсь, она не окажется правдой. Потому что за жизнь ребёнка тогда никто не сможет поручиться. Хотя… – продолжала Возница с крайне отстранённым лицом.

Перегрину уже хотелось растерзать эту девицу, упражнявшуюся в постижении вариантов один страшнее другого, могущих выпасть его дочери.

Старый архонт ушёл, незаметно выскользнул наружу. И женщина с неугомонным крикуном куда-то исчезла. Остались только тихо покряхтывающие младенцы в своих корзинках. Они не кричали, но и не молчали. И создавалось полное впечатление, будто тихонько подслушивали.

Может, поэтому ответом было молчание.

И Перегрин понял это молчание. Оно было тем же самым, что не давало весь день открыть рта ему самому при виде той, что сумела заслонить от него всю его прошедшую жизнь. Удивительное дело: рядом с ней невозможно быть равнодушным. Или ненавидеть, или…

8

Времени было потеряно много. Но не зря.

Неповоротливую толстуху Карину они нашли в степи, побежав волками по следу, обнаруженному охранниками. Далеко она не ушла.

Но в руках у неё ребёнка не было.

Толстуха была вроде как не в себе. Потому что, когда её обступили волки, от неё ничего не смогли добиться, кроме: «Это стриксы! У меня отняли ребёнка налетевшие стриксы! Это было ужасно! Я хотела выкупить жизнь своей дочери за драгоценную тану, но у меня её отняли стриксы. Всё пропало! Больше мне нечем выкупить жизнь моей девочки! Прокля-а-тые стриксы!»

– Да где эти стриксы и зачем им мой ребёнок? – рыкнул Перегрин, ему легче казалось задавать вопрос по-звериному, без слов.

Старик архонт, хмурый мосластый волк, ответил не на его вопрос. Но это был ответ.

– Её дочь – …таганская Огневица. Я сам не знал. Элина мне только что сказала. И где она только разыскала её? И зачем в дом притащила? Я и предположить не мог, когда допускал её к маленькой Белоглазой тане.

***

Когда толстая Карина стала подниматься, под её необъятными юбками кто-то пискнул.

– Так вот же он, ребёнок! – вскрикнула обрадованная служанка.

Эсхин-волк зубами выхватил у неё свёрток с младенцем. И замер.

– Нет, это не тот ребёнок. У нас была толстенькая белоглазая девочка.

– А это …вроде как …мальчик, – Элина-волчица, отбросив тряпки, лёгкими захватами зубов крутила найдёныша как куклу.

– Что-то это мне напоминает! Похож на ребёнка, но такой уродливый! Просто скелетик, обтянутый… шершавой шкуркой.

Элина обнюхивала детёныша долго, словно не доверяя себе.

– Если это то, что я думаю – для нас есть готовое решение, дар богов!

– Ничего не понимаю…

– Как мог сюда попасть этот уродец?

– Совсем крошечный! Такой страшненький! – фыркали обступившие волки-танаиды.

Возница и Перегрин молча смотрели на них. Волчий облик сглаживал остроту ситуации. Две пары белых глаз сверлили Эсхина. Наконец тот промолвил:

– Подожди, Элина. Ты забыла, что мы не сдержали слово, данное Вознице.

Эсхин намеренно прибег к весьма отстранённому обороту, чтобы напомнить об обязательствах, забытых женой, увлечённой своей идеей возрождения танаидов.

Оживление стекло с волчьей морды Элины, словно песок. А Возница вышла вперёд.

– В сложившихся условиях, будет справедливо, если это существо заберём мы. Взамен таны, которую вы не сохранили, – и на глазах расстроенной Элины она немедленно запахнула уродца пелёнками, схватила их зубами и, не дожидаясь реакции окружающих, потрусила со свёртком прочь.

Всё сначала

1

Возня с уродцем-подменышем забирала много сил.

У него было очень жаркое дыхание. И пару раз он почему-то начинал дымиться. Так Возница с сёстрами и тётками поняли, что чем чаще моешь его, тем лучше.

Уродец был очень странный.

У Возницы возникли кое-какие подозрения, но надо было проверить их, уточнить кое-что.

Только изощряясь в уходе за странным существом, она поняла, какой опасности подвергла ребёнка Перегрина. Ведь неизвестно, в чьих руках или лапах теперь оказалась его малышка. И имеют ли эти лапы навык ухода за ребёнком. Если вообще у них есть цель ухаживать. А если цель другая? И как это узнать?

Хорошо бы задать вопрос стриксу – легендарному существу, имеющему свойство предельно точно отвечать на любые вопросы. Но где ж его взять, если оно легендарное!

Глупые бабы бегают к гадалкам, говорят, те умеют общаться со стриксами. Но гадалок она презирала: хвастуньи и сплетницы! Однажды, правда, ещё девчонкой, погадала. С тех пор глаза стали огромными – Протей наказал. С тех пор больше ни-ни!

Перегрин не вернулся в её дом после визита к Эсхину. Впрочем, его чувства можно понять. Вышло так, что она очень сильно подвела его.

Несколько раз после этого они встречались в порту Тан-Аида, разговаривали. Но ощущение, что она навсегда потеряла его, от этого не ушло.

Вернувшись домой, Возница снова переоделась в мужскую одежду, только хмыкнув при мысли, как отозвался Перегрин об этом её выборе: «Только уверенным в своём высоком предназначении людям свойственно веселиться от переодевания в бродяг и изгоев».

***

Иногда она ощущала пустоту и отчаянье от необходимости тащить на себе неподъёмную тяжесть того, что другие называют «долг».

Она видела, как её одногодки проводят время весело и бесшабашно, просто наслаждаются жизнью. У неё же никогда, никогда не было возможности «проводить время». Всегда преобладала мысль: вот сделаю сначала это, потом другое, а остальное – на случай, если хватит времени. Времени всегда не хватало. Поэтому даже речи не было о «проведении времени».

Ей всегда, с самого детства, надо было заботиться о заработке для прокорма семьи. Ничего, кроме забот, в её жизни не было.

Хотя, иногда наступала кратковременная остановка. И тогда она ощущала себя как поломанная вещь, которая вдруг перестала функционировать и стала бесполезной. Потому что иного смысла, кроме рационального, в своей жизни не видела.

Нельзя сказать, чтобы ею не интересовались мужчины. Но когда они видели, какой хвост забот тянется за этой красивой танаидкой, желание продолжить отношения таяло.

Впрочем, у неё был маленький секрет. Тайный способ отдыха, о котором она никогда и никому не рассказала бы из боязни, что её высмеют. Ей нравилось из полной тьмы, что живёт в ночной степи, смотреть на далёкие огни поселения, так похожие на окна в иной мир.

Только тогда она остро ощущала, что по сравнению с чьей-то деятельностью, её тело и ум находятся в покое. И наслаждалась этим преступным, украденным покоем. Это была единственная форма радости, найденная ею за долгие годы.

Как, кем и в какие времена установилось правило, что зарабатывать на еду и одежду для матери и многочисленных сестёр и их бесконечных детей должна именно она? И почему незаметно исчезали из тисков их семейства мужчины?

Никто не мог ей ответить.

Она хваталась за любую возможность заработать. Занималась извозом с детства.

Первую лошадку ей подарила лекарка Чиста. Она же научила лечить. Сначала болеющую мать. Потом, увидев, что у девочки многое получается чисто интуитивно, подсказала множество идей и приёмов, которые так удачно вписались в жизнь, полную постоянной потребности лечить: дети всегда болеют. А детей в их семье плодилось год от года всё больше.

В наследство от Чисты ей достался череп Седого Странника и ритуальная гривна.

Гривну она выменяла на горсть леденцов – маленькая ещё была. И вечно голодная. Поэтому обмен показался на тот момент равноценным.

Но череп – это было другое. Его она не обменяла бы ни на что, даже умирая с голоду. Череп поразил её своими возможностями сразу. Это была уникальная вещь. Именно Чиста показала, как в его глазницах можно разглядеть ларра и ларва за плечами человека. И по их виду определить состояние здоровья.

Именно Чиста в их последнюю встречу показала, как выглядит сквозь глазницы черепа вывертыш.

Вот и на этот раз Возница так долго вертела в пальцах причудливо вытянутый череп, что запросто могла бы заподозрить именно его во внушении себе одной крайне рискованной идеи.

Путешествуя по степи в одиночку, она привыкла не бояться ничего. Но тут ей стало страшно.

2

Узнав, что в краже дочери виноваты «налетевшие стриксы», Перегрин растерялся.

Ощущение беды, неожиданной ноши, свалилось на бедного грека, буквально придавив его. Он не был ни бойцом, ни смельчаком. Но ради своего ребёнка, ради спасения родной крови готов был стать и бойцом и смельчаком.

Он уже был весь в синяках, шрамах и едва сросшихся переломах. Не раз рисковал жизнью и оказывался на волосок от гибели. И даже свыкся с мыслью о возможности изменении собственной человеческой сути.

Всего этого, как выяснилось, оказалось недостаточно.

Никто не смог объяснить ему, где эти стриксы, на что им сдался человечий ребёнок, да и существуют ли они вообще?

Может быть, толстуха наврала или хлебнула лишку ячменного пива – вот ей и привиделись неведомые твари?

А как бороться против врага, невидимого, неопределяемого ни одним из видов человеческих чувств? Непонятно.

***

Перегрин, благодаря своей грамотности, устроился в порту учётчиком. Он решил, что прошло время импульсивных поступков. Пора было подойти к делу поиска ребёнка обстоятельно.

В порту можно было заработать денег и свободно общаться с самым разнообразным людом. Это было лучшее место, чтобы разузнать обо всём, что происходит на Побережье.

Корабли, гружённые всякой всячиной, приходили в Тан-Аид и с севера, и с юга. Работы было много, но он справлялся, и им были довольны и купцы, и архонт Эсхин.

В порту ежедневно толпилось множество народа. Но была здесь особая категория «избранных», как они себя называли. Все дни они проводили в обсуждении происходящих событий. Попивали тан из бурдючка, грели руки над огоньком, тлеющим в широкой плошке, источающей сладкий запах конопли.

Назначение иноземца-перегрина на почётную должность учётчика вызвало у них ярость.

– Свои, родные, избранные превращенцы годами ждут должности, с которой можно было бы кормиться, а архонт назначает чужака! И это справедливость? – гневно размахивая кулаками с массивными перстнями, наступали они на Эсхина.

Но тот был спокоен.

– Я назначу первого из вас, кто высчитает, сколько должен заплатить капитан каждого судна, малого и большого, сегодня стоящего у причала, – за пользование танаидским маяком.

– Это жестоко, – пробормотал Перегрин, знающий о наследственной дислексии местных превращенцев – задание было заведомо непосильным.

– Но необходимо, – архонт был непреклонен. – Они считают себя избранными по праву рождения и категорически не желают ни учиться, ни работать. Хотят только сливки снимать.

– С чего же они живут, если не работают?

– С «берегового права».

– Что за право?

– Есть такое ещё со времён эллинских колонизаторов: «Тот, кто найдёт предметы, выброшенные на берег моря, становится их владельцем». Оно касается потерпевших крушение или выброшенных штормом на берег кораблей. Но с тех пор, как мы надстроили маяк, почти все корабли достигают порта. Так что они бедствуют и злятся, но работать всё равно не идут.

– Гордые!

– Было б чем! Нас не погубила ни Катастрофа, ни война. Нас погубит гордыня собственным даром превращения. Старайся не иметь с ними дела. От злости и зависти они могут затеять подлость.

Перегрин отправил самым быстроходным судном «Ирида» письмо матери с рассказом обо всём, что с ним произошло. Он с трудом удержался от упрёков по поводу перстня. Но от слёз отчаянья удержаться не смог. Денег на выкуп дочери он не просил. Но очень рассчитывал, что, прочитав о его бедствиях, мать и так пришлёт. Тогда ему останется только отыскать того, кому заплатить. После чего можно будет исчезнуть с этих злых земель.

А пока, пользуясь обретённым довольно высоким положением, он задружился с несколькими весьма влиятельными купцами живым товаром, которым намекнул на свой интерес к покупке Белоглазой таны. Все деньги, что платил ему Эсхин за работу учётчика, после уплаты долга Вознице, теперь уходили на поддержание «дружбы». Поэтому надежда на щедрость матери жила в его сердце где-то по соседству с уверенностью, что она не бросит его в беде.

По самым вероятным расчётам «Ирида» должна была уже достигнуть Италийских холмов, перегрузиться и снова взять курс на Край Белоглазых тан.

Нетерпение каждый вечер гнало его на маяк. Он помогал смотрителю разжигать огонь, щедро сдабривая его нафой, устанавливал щиты от ветра, а потом просто сидел на верхней площадке, глядя на море.

Огромный колышущийся массив воды… Непредсказуемый в своём поведении. Не злой и не добрый, живущий по собственным правилам, учитывать которые вынуждены были путешествующие по его просторам.

Море давало ему призрачное чувство связи с родиной. Но оно же и отделяло его от матери, на помощь которой он так рассчитывал…

«Избранные» не раз пытались заговаривать с «чужаком» и даже просили провести на маяк. Но, предупреждённый Эсхином, он в разговорах с ними был краток.

А маяк вообще находился под личной охраной архонта. Без верховного разрешения туда никто не мог попасть – только этим и удавалось отговариваться.