Текст книги "Эмоциональная диверсия"

4

Они разговаривали подолгу, пока однажды разговор не вышел на совершенно неожиданную тропу.

Он сказал, что любит её. Правда, сказал об этом в довольно странной форме.

– Не стану скрывать, что влюблён я был в другую Ауригу. В ту, которую знал давным-давно, задолго до твоего рождения. Ты совсем не похожа на неё, но похожи мои чувства. Они напоминают мне о тех, давних и очень дорогих.

Он не сказал, что влюблён «от скуки» или «в память о другой». Но не затруднился и скрыть намёк на вторичность эмоций, не счёл нужным пощадить самолюбие девушки.

И уж совсем ненужными были её ответные чувства.

Первым стало разочарование.

В обыденности, в совершенно земной повседневности объяснений этого полубога. Она никак не ждала, что полноводная река их разговоров о бесконечном времени и о необозримом пространстве истечёт столь будничным ручейком мутных объяснений.

Не мудрствуя лукаво, она дала понять своё разочарование.

В ответ глаза его блеснули непрозрачной белизной.

– Тебе придётся ответить на моё чувство. Это воля богов. Ты не в силах изменить её. Не веришь – можешь спросить у любой гадалки имя того, кто станет твоим мужем.

– Я уже спросила.

– И…

– Арктур.

– Вот видишь, глупышка. Иди ко мне. Мы с тобой просто обязаны быть счастливы. Вдвоём.

– Почему только вдвоём? – увернулась она. – У влюблённых бывают дети.

– Не уверен, что мне хочется иметь детей, – голос его похолодел. – Они слишком дорого обходятся. Бессмертие даётся Всемилостивыми Создателями или в виде детей, или в чистом виде. Я предпочитаю второе. А ты? Ведь сделав правильный выбор, ты тоже станешь бессмертной в веках, как я.

Аурига не могла сказать, что любит детей. Пожалуй, даже наоборот: они ей страшно надоели. Слишком уж много братьев, сестёр и племянников было в доме, слишком уж хлопотно заботиться о них. Но фокус в том, что именно жизнь без детей представлялась ей негармоничной.

Седой Странник заметил её колебания – неудивительно для умеющего общаться смыслами.

– Я давно наблюдаю за тобой. Ты за свою недолгую человечью жизнь уже подняла столько детей, что пора насладиться отдыхом. Просто ты не привыкла и не умеешь отдыхать. Я научу тебя. Тебе понравится. Вместе с тобой мы станем путешествовать по Мировому дереву, примеряя жизнь иных времён и обстоятельств. Нас ждёт блаженство комфорта, сладостного общения и исполнения сокровенных желаний.

– Ты говоришь о любви и моём благе, но сам думаешь ведь не об этом? На самом деле ты просто планируешь устроить собственную жизнь поудобнее, внести свежую струю в надоевшие интерьеры?

– Ты проницательна.

– Только потому, что я чем-то похожа на тебя. Я тоже иногда обозначаю свои цели поступенчато, лишь до середины лестницы. Не озвучиваю главную цель, чтобы не помешали или просто не вмешивались, когда хочется самой разобраться.

– А ты умна, …белоглазая! – усмехнулся Странник. – Впрочем, для женщины это несущественно.

Умеющий видеть смыслы, он не понял, что последнее высказывание стало ещё одной причиной отказать ему.

Аурига не могла не понимать, что ей выпал поистине уникальный счастливый случай стать любимой в вечности.

Любимой, но не любящей. Это и останавливало.

Да ещё то, что в уме почему-то всплывало нелепое, неуместное сравнение: «Полюбишь раба, сама станешь рабыней, собственностью его хозяина…» – такой обычай был на Побережье.

Почему в уме назойливо крутилась эта мысль, было непонятно. Седой Странник по имени Арктур вовсе не был рабом. Даже напротив, считался одним из любимцев богов. Но вынужденность отказа ради бессмертия от простых человеческих радостей, типа деторождения, создавала ощущение несвободы.

А она не хотела несвободы в любом её проявлении.

– Соглашайся, – твердили сёстры. – Это редкое счастье, что он зовёт тебя.

– Мы бы заставили тебя…, – почти угрожали братья.

– А ты возьмёшь нас погулять по Мировому дереву? – канючили многочисленные племянники.

И только старая мать молчала, горестно качая головой. В последнее время она всё больше безмолвствовала. Видимо, за долгую жизнь совсем разочаровалась и в словах, и в говорящих…

Но сёстры продолжали наседать.

– Гадание не могло обмануть! Зря что ли мы пострадали! Тебе хорошо: тебя бог Протей за обращение к гадалке наказал только увеличением глаз. А нам не так повезло: кому щёку раздуло, а кому – ухо.

– Всей семье жилось бы легче, если бы Седой Странник помогал нам. Иметь такого небесного покровителя – ты что! Все вокруг обзавидовались бы!

– Из-за тебя мы мыкаемся в нищете. Плату ни за лечение, ни за извоз толком не берёшь, от покровительства отказываешься – и что за толк от тебя?

«И на земле, и на небе меня хотят только использовать! Никуда не скрыться!» – эта мысль пришибла Ауригу, как удар.

– Вот как? Оказывается, от меня толку нет? А вы сами не хотите пойти поработать? И заработать себе на пропитание? – вырвались слова, которых она не ждала от себя.

И под обиженные вопли «Ах, ты нас попрекаешь?», и «Как это низко! Мы ведь семья!» – выбежала из дома.

Почти год тому назад Аурига сделала выбор. После этого умом не раз сомневалась: правильный ли.

Однако тело её сделало выбор однозначно: с тех пор она перестала носить женскую одежду.

5

Но рассказывать эту историю Перегрину, и что-либо объяснять она совершенно не собиралась. Хотя понимала, удовлетворить его любопытство каким-нибудь образом следовало, без этого было не обойтись.

Вокруг него теснилось так много неизвестного и незнакомого. Видно было, что ему хотелось прояснить хотя бы достижимые невнятности, коль уж главная – исчезновение дочери – пока не желала раскрываться. Общение с партнёром-мужчиной в поиске ребёнка его устраивало больше, но он желал понимать смысл происходящего, если уж поддавался иллюзии замены добровольно.

– Смысл в моей мужской одежде есть, – немного помедлив, ответила Возница и примолкла, словно угасла.

– Не хочешь говорить? – насторожился он, очевидно, почувствовав неискренность.

– Просто я не хочу лишнего к себе внимания, вот и одеваюсь неприметно.

– Чем это плохо – внимание? – не отставал Перегрин.

– Для них это оказалось плохо, – девушка махнула рукавом в сторону кургана, на котором торчала каменная статуя.

– При чём тут этот каменный болван?

– Ты выбирай слова. Здесь не принято так говорить о Каменных танах. А то нарвёшься.

– Если не хочешь, чтоб я нарвался, сама объясни, кому это удалось выточить из каменюк статуи? Камень такой твёрдости даже в Элладе не берутся обрабатывать.

– Ты правильно понял, что эти статуи никто не вытачивал.

– Тогда как же? …кто же? Их так много по степям!

– Да, их много, а белоглазых танаидов осталось мало.

– Но, если выточить их – невозможная затея по причине исключительной твёрдости материала…

– Невозможное для людей – не значит: невозможно вовсе.

– Хочешь сказать, что они раньше были людьми? И это правда?

– Именно. Большая часть белоглазых превращенцев-танаидов сейчас стоят по курганам. Многие сгинули во время Великой катастрофы. Остальные выбиты в войне с таганами. Этим объясняется высокая цена на амазонском рынке твоей белоглазой дочери. И наши с тобой «уродские» шапки, – она вздохнула. – Нас, белоглазых, осталось слишком мало, чтобы привлекать к себе внимание. Опасно.

6

Перегрин замолк, с трудом переваривая услышанное. Только сейчас он всмотрелся в Возницу. Заглянув под шапку, он оценил цвет глаз собеседницы. Они были тоже очень светлыми. Как у него. Она же, вызывающе глянув ему прямо в лицо, снова надвинула шапку и отвернулась, поправляя фитилёк у крошечного масляного светильника в нише стены перед фигурками богов.

Поклонением богам эллин не очень отличался, однако успел заметить фигурку любимого божка – Кайроса, отвечающего за удачу. Удача ему теперь нужна была, как никогда!

– От кого опасно?

– От разных людей. Видел, сколько было желающих завладеть твоей дочерью?

– Но у тебя ведь тоже белые глаза? Почему они от тебя не требуют провести их к танаидскому золоту?

– Может, потому, что видят, как бедно я живу. Знала бы, как пройти, давно прошла бы. А может, потому, что свою роль Белоглазой таны и так выполняю: лечу людей. И, говорят, неплохо лечу.

– Да, неплохо, я тоже не жалуюсь, – со сдержанной улыбкой подтвердил Перегрин, четырёхпалой рукой размяв рёбра. – С чего же нам начать поиск, как думаешь? Мне кажется, чем быстрее мы сообразим, куда двигаться, тем лучше. Кто знает, как далеко за это время можно завезти беспомощного ребёнка! И страшно подумать, что можно с ним сделать!

– У нас есть несколько предположений, кто похититель…

– Первое, – нетерпеливо перехватил Перегрин, – это мой уцелевший преследователь. Но тут будем просто ждать, он сам должен выйти на меня. Правильно?

– Думаю, да. Нужно просто быть готовым. И вооружённым. Кстати, вот тебе нож. У нас такие называют «акинак». После превращения он всегда будет оказываться при тебе.

Нож лёг в руку на удивленье ловко. Перегрин, никогда не имеющий дела с оружием, сам удивился, насколько обладание этой вещью доставила ему удовольствие. И спокойную уверенность в своих возможностях.

– Отлично, – удовлетворённо оценила Возница. – Теперь по порядку. Я начала бы с покупателей из Тан-Тагана.

– Почему с них?

– Таганы, те, что с синими чубами, воевали с нами за главенство на побережье. Кто их знает? Может, они продолжают исповедовать идею истребления «белоглазых врагов»? Возможно, за исчезновением таны стоят именно они. Тем более что ребёнка похитили, не заплатив денег. Это вполне в их стиле.

– Ты, правда, так думаешь?

– Вполне возможно. Там, в Тагане, сейчас Огневица очень уж …активная. Мечтает о реванше.

– Но, тогда ведь ребёнок в опасности?

– Если верно это предположение, то да. Но есть и другие.

– А какие другие?

– Думаю, эти два самые надёжные. Для начала пока хватит.

– А кто тот человек, что дал сто золотых?

– Эсхин? Тот, что дал самую большую цену? Это архонт Тан-Аида. Он мечтает о возрождении белоглазых. В его руках малышка точно выжила бы. Но, похоже, ему не повезло. Хотя, всё это может быть и хитростью, лишь бы деньги не платить. Может, и его люди словчили. Как знать?

– Это трое. А остальные?

– Пока не знаю. Но надеюсь скоро узнать.

– Ты что-то скрываешь!

– Не хочу тебя расстраивать…

– Да ладно! Можно подумать, поверю тебе! Расстраивать она не хочет! Вон, искусала всего! – и он почесал бока, которые она пару раз крепко грызанула за непокорность в обучении. А Возница покосилась на откушенный палец неугомонного гостя.

– Понятно. Но всё-таки скажи, который из покупателей там, в Амазоне, был твоим посредником? – задав вопрос, Перегрин затаил дыхание.

– Зачем тебе? Дело прошлое, не выгорело. Теперь надо всё заново разнюхивать.

Сказано это было так, что Перегрину стало ясно: сколько бы он ни ворчал и ни выспрашивал, ему в их дуэте уготована лишь вторая роль. И этого не изменить. Покорно вздохнув, он спросил.

– С чего начнём?

– Спать ляжем.

– Как спать?

– Надо хорошенько отдохнуть. Утром начнём поиски. У меня есть пара идей, с чего начать. Хотя за ночь может что-то измениться…

…Ночью в лицо Перегрину хохотали вороны.

Волки, не умеющие поворачивать голову, вдруг по-человечьи оглядывались, заманивали к курганам.

А Каменные таны молчали, сколько он ни умолял их ответить, куда подевалась его девочка…

Открытые смыслы

1

Всё произошло из-за того, что некоторые обитатели нашего фрактального* мира ослушались Протея.

*Фрактал – множество, обладающее свойством самоподобия. Например, крона дерева, снежинка и т. п.

Он предупреждал, что смешение индивидуальных фракталов, выделенных каждому виду, неизбежно приведёт к конфликтам интересов. Следовало прислушаться: Протей не случайно ведь считается богом-провидцем!

Не поверили ему, вот и получили!

А началось всё с незначительной детали: стали дохнуть капы.

***

Можно было замкнуться и обособиться от этой проблемы. Но Кора приняла другое решение. Потому что услышала вопрос гадалки.

Ответ созрел в её голове мгновенно. Она поняла: это люди. Они хотят знать будущее.

И понеслось!

Капы – никчёмные создания, доверчивые и бестолковые. Они сами добровольно склонялись к взлетающим в их мир головам гадалок. Их никто не принуждал.

Но они так суетливо торопились показать, что тоже чего-то стоят, кроме как стоять обеими тоненькими ножками в вазах и ароматизировать воздух, что совершенно позабыли о собственной безопасности!

А стервы-гадалки, покрутившись в иномирии в поисках ответа о будущем своего клиента (всех интересует только будущее! Лучше бы озаботились смыслами прошлого или хотя бы настоящего!) и не найдя ни одного желающего взаимодействовать с ними, кроме крошек кап, выхватывали их из ваз, выпивали воду с темечек и скорее, чтобы не расплескать добытое Знание (ха! Наивные!), возвращались восвояси.

Бедняжки же капы, брошенные без воды, безвозвратно увядали. И при этом испускали такой острый импульс обманутой доверчивости и обиды, что сам бог Протей примчался на зов.

Протей был второстепенным богом. Жил в тёплом море и славился способностью к видоизменениям. В неродных фракталах обожал являться в личине лысого голубоглазого старичка или морского конька. Людей же люто ненавидел. За их вечную глупую тягу – узнать будущее. И зачем им это? Как будто хоть раз предсказанное сбывалось в полном объёме, не свернув на одном из поворотов!

Особенно ехидно Протей хихикал, когда удавалось прервать жизненный путь некоторых особенно нахальных экземпляров, только что удовлетворивших своё пошлое любопытство и блаженно расслабившихся.

Нелепые глупцы! Они думают, будущее – это ровная дорога с односторонним движением! На самом деле, это целое дерево вероятностей! В гадании их можно перечислить миллионы, а реально выпадет миллион первая! Тут-то и начинается самое смешное!

Уж сколько он говорил, что будущее надо выращивать, бережно, как дерево. Только тогда есть вероятность, что оно шевельнёт той веткой, которая тебе понадобится. А иначе…

Конечно, ради этого нужно трудиться, каждодневно кропотливо заботиться о своём завтра. К этому способны не все. Гораздо легче с вопросом о будущем обратиться к тем, чьему взору оно доступно. И после этого расслабиться.

В общем, бог Протей был зол и не расположен к гадалкам.

Но кто ожидал, что те, вместо самого Протея, бросятся к капам?

Хотя людей тоже можно понять: Протей, знающий о времени всё, отказался отвечать на их докучные вопросы. Стриксы во главе с Корой – тоже.

Были ещё ламии, глазастые красотки. Но и они из свиты Протея. Да ещё имели гадкие характеры.

Так что ситуация сложилась однозначная: кроме дурацких кап, никто не пожелал склониться к вопросам гадалок.

Протею не были интересны капы – так, мелкая неприятность! Но поскольку к их использованию ненавистные люди склонились после отказа его, Протея, отвечать на вопросы, – пройти мимо было невозможно.

И Протей проявил «божественную волю» к установлению справедливости во всей красе.

Богом, обожающим видоизменения, были отмечены те, кто не желал трудиться на будущее, а просто жаждал «хапнуть» неположенное. У них раздуло ту часть тела, на которую первым упал взгляд гадалки.

2

Те, кто добывают Знание, взлетая головой в другой мир, не имеют права мараться оплатой. Иначе входы будут навсегда закрыты. А это и есть самое мучительное наказание: однажды испытав фантастический взлёт и насладившись состоянием, ни с чем не сравнимым, быть отлучённым от самой возможности!

Поэтому гадалке никак нельзя было признаться, что, кроме оплаты, её, собственно, ничто не интересует. Так что гостья может и не прятаться.

– На чём гадать станем, милочка? – обратилась провидица к посетительнице, укутанной шарфом.

Клиентка была непростая, судя по тому, как покоробило её фамильярное обращение. Плечи передёрнулись, подбородок поднялся, глаза сверкнули сквозь редкое плетение дорогого шарфа.

Могла бы и не кутаться! Серенькая одежонка не обманет ту, что способна взлетать сознанием в иные сферы!

Наблюдательная гадалка сразу отметила для себя и осанку, и фонтанчик волос на темени, в который жители Тагана вставляют свои таинственные фибулы, когда хотят превратиться в воронов.

Редкая «птица» пожаловала!

Настоящих превращенцев-таганов мало осталось. Почти все выродились! Надо подсуетиться, чтобы ублажить такую гостью! Есть надежда, что оставит щедрую «благодарность», которой хватит на долгий прокорм! Просить оплату ремесло не велит – однако принимать «благодарность» не запрещает!

Гадалка незначительным движением сбросила со стола пучок перьев, которым обычно смахивала пыль с множества используемых предметов. Кто его знает, как гостья среагирует на столь непочтительное отношение к пернатым?

– А на чём ты умеешь гадать, старуха?

Гадалка не обманулась: голос гостьи звучал властно и надменно. Любопытство захлестнуло её: кто ж такая пожаловала?

– На воде, на огне умею, на пыли реальгаровой, на заячьих потрохах, на рассветах и закатах, на дыхании и запахах, на шуме в ушах и на снах: ночных и дневных особенно…, – заторопилась вещунья.

– На огне. Я огню доверяю, – величественно прервала гостья.

«Не ошиблась! – удовлетворённо отметила для себя старуха: Тан-Таган – город, поклоняющийся Небесному огню. А красотка – таганка! И, видимо, знатная! Неужели сама…»

– Как прикажешь называть тебя? …М-м-м. …Можешь назваться любым именем! Если вопрос примут, имя неважно.

Ответ гостьи сильно удивил её. Продолжать расспросы расхотелось. А вопрос для гадания показался странным, оторванным от реальной жизни. Вряд ли на ответе можно будет заработать. Лучше бы на жениха… За это сытнее платят. Хотя…

Тем временем руки её привычно готовили необходимое. Посреди куска выделанной телячьей кожи она воткнула деревянный стилус. Помялась, но почему-то посчитала лишним уточнить, владеет ли гостья грамотой.

– Поставишь руки по обе стороны от стилуса и будешь молча ждать. При этом, не переставая повторяй в мыслях свой вопрос. Сверху тьма опустится – не пугайся (гостья фыркнула). Стилус загорится и начнёт двигаться – не мешай ему, что бы ни писал! Если долго ничего не будет происходить, терпи, не уходи, – старуха забоялась, что вздорная таганка не дождётся, сбежит, и решила запугать её, – иначе огонь, что вызову по твоему желанию, догонит и сожжёт тебя!

Если бы гадалка увидела, как изменилось при этих словах лицо женщины, пожалела бы о сказанном.

Но она уже не принадлежала себе, потому что губы шептали тайный заговор…

 
Голова ль моя, головушка,
Голова ль моя бедовая,
Ко всему-то ты готовая,
Беззащитная, как вдовушка.
 
 
Я терзаю тебя мыслями,
Неуёмными, негожими,
Так на сладости похожими,
А на деле горько-кислыми.
 
 
Отправляю за секретами,
Как полуденницу босую…
Отлети наверх с вопросами,
Но вернись ко мне с ответами!
 

3

Если тебе после многих бед и страданий посчастливилось жить в собственном придуманном мире, называемом фракталом, ты начинаешь оберегать его границы жёстко и жестоко. И не позволяешь чужакам вторгаться.

Химеры-стриксы избрали для поселения в иномирии образ дворца архонта в Тан-Тагане.

Им очень нравилось, как величественно поднимались прямо из центра залива его серые зубцы; как ласкал взоры синий кобальтовый фриз, впитавший цвет неба и моря; как оконные проёмы навсегда запечатлели в своей форме причудливый силуэт распахнувшего крылья стрикса.

Дворец был чрезвычайно удобен для жизни летунов: высок, просторен, с множеством обратных лестниц, по которым так удобно взбираться, цепляясь коготками.

А Коре, собравшей воедино остатки стриксов по миру и возглавившей их, доверено было ни в коем случае не впускать в их фрактал чужаков, особенно людей, так жестоко изничтоживших в своё время колонию стриксов.

И Кора была сурова и безжалостна.

Конечно, с учётом избранного высокого стиля.

Стилю она следовала неуклонно, славясь своим вкусом, прежде всего, во фрактале химер-стриксов.

Только она одна имела самую нежную бархатистую шкурку, самый широкий размах крыльев, самую быструю реакцию на задаваемые вопросы. Этими непревзойдёнными достоинствами своей госпожи гордились все стриксы, без исключения.

Да, она была жестока. Но элегантно жестока.

Незваных гостей в своём фрактале она просто высокомерно игнорировала, не вступая в контакт.

Они могли рыдать и умолять, убеждать, что очень-очень нуждаются в предсказании, и для них её ответ на один-единственный вопрос – вероятность выживания.

Разжалобить Кору было невозможно. Она только презрительно поводила своей узкой козьей мордой да прядала бархатистыми ушками, словно отгоняла надоедливое насекомое.

И молчала.

А сейчас – тем более. Ей хватило того, что капы, которых именно она пригласила из их собственного фрактала в свой – чисто ради украшения, вдруг начали дохнуть.

Протей мог сурово наказать за смешение границ. Но она надеялась, что бог видоизменений будет снисходителен к ней. Она ведь покаялась.

Поэтому, когда перед ней вынырнула голова очередной гадалки, Кора хотела привычно пройти сквозь неё, как всегда, не обращая внимания. Чтобы не усугублять свою вину.

Гадалка должна была быть благодарной хотя бы за то, что Кора не отшвырнула лапой её голову. В этом случае несчастная вернулась бы в родной фрактал совершенно безумной. Вон сколько их, голов, праздничными шариками витает по всему фракталу стриксов!

А сами виноваты: не суйся, если не звали!

Но Кору остановило девичье имя, названное гадалкой. Совершенно невозможное на этом побережье и потому в своё время категорически неразрешённое. Лиангр – значило «огонь», но на вражеском языке.

Мало того, что это имя знала лишь она, Кора, так ещё и произнесено оно было сверхтонкими синими звуками языка стриксов.

Прозвучавший же вопрос не оставил никаких сомнений в том, что на этот раз она вынуждена будет нарушить собственный приказ: «не иметь с людьми никаких контактов, не вмешиваться в естественный ход их жизни, не пытаться влиять на неё тем или иным образом».

Потому что на этот раз дело было в спасении синей крови.

Если спрашивающая особа увлечётся идеей, высказанной в вопросе, она позабудет о семье и детях, и драгоценная синяя кровь в ней не получит продолжения.