Текст книги "Эмоциональная диверсия"

Эсхин

1

– Нет-нет-нет! В мой дом только в правильном виде!

Старик, отворивший дверь хоть и большого, но турлучного дома, взглянув на Возницу, был категоричен.

– Вас, тан, и так мало осталось. Не хочу лишаться надежды. Надеюсь, как твой архонт я имею право командовать.

Перегрин ничего не понял, но решил смолчать, чтобы не ляпнуть лишнего, показавшись глупым.

– Да, господин архонт, – голос Возницы был неслыханно тих.

Перегрин удивлённо покосился. Никогда ещё за время их бурного знакомства не слышал он столь почтительных интонаций от своего спутника.

– А это что за обломок? – старик взял эллина за обе руки и почти обнюхал лицо, остановившись взглядом на глазах, будто хотел что-то высмотреть в их глубине. – Не спрашиваю твоё настоящее имя, Перегрин, скажешь сам, если пожелаешь. Но прошу, назови имя матери. У нас тут небольшой спор вышел по этому поводу.

– Мою мать звать Петал… – растерянно пролепетал он, задержав взгляд на перстне архонта. Старом и истёртом, как его собственный. Но, без сомнения, столь же тонкой работы.

– А отца – Бласт? – вопросом дополнил старик его ответ.

– Откуда вам это известно? – оторопел Перегрин.

– Это было бы общеизвестно, а не просто известно, будь у нашего народа письменность. Но танаиды лишены права закреплять знания и опыт.

– Кем лишены?

– Божественными предками.

– Но почему?

– Точно никто не знает. Наверное, с целью заставить забыть какую-то важную тайну. А ты сам-то грамотный?

– Да. Мать настояла. Но было это нелегко.

– Неудивительно. С такими-то корнями.

– А что не так с моими корнями?

– А родители тебе не рассказывали?

– Мать пыталась. Но отец категорически запретил. Сказал, что хочет забыть «весь этот кошмар. И мечтает, чтобы его сын вырос таким как все, без признаков уродства». Они даже ругались из-за этого. Но отец победил.

– Вот как! Оказывается, для Бласта возможность превращаться оказалась «уродством»…

– Постойте-постойте, вы хотите сказать, что и отец был из …ваших?

– Из «наших», дорогой мой»! Из «наших»! Возница говорит, у тебя это, «наше», я имею в виду превращения, тоже неплохо получается?

– Да уж, во всяком случае, легче, чем обучение грамоте.

– Ха! Хорошая шутка: «Легче, чем обучение грамоте»! – посмаковал старик. – Знаешь ли ты, что твоя мать в молодости была первой, самой лучшей таной в наших краях? Она очень много сделала для спасения танаидов. И её помнят здесь, несмотря на специфические особенности нашей памяти. А теперь твоя «белоглазость» перешла к тебе и твоей дочери. Это очень, очень хорошо! Вопросами наследования драгоценной крови никак нельзя пренебрегать! Ты согласен?

У Перегрина пухла голова от обилия вопросов. Тема дочери была главное, и он решил, что о ней-то он точно не забудет, поэтому сначала надо выяснить попутные вопросы, которые тоже могут быть важными.

– Если у моей матери всё было так хорошо, почему отец запрещает ей вспоминать прошлое?

– Потому что отцу тоже пришлось участвовать в этом «прошлом». И ему это было очень нелегко. Он был готов пожертвовать всем, почти всем. То, что он выжил, выбрался из чрезвычайно сложной ситуации – просто огромное везение, или случай. Не всем его спутникам так повезло. Немудрено, что он не желает вспоминать то, что больно.

Эсхин вздохнул и погрузился в размышления. Перегрин не мешал, ему тоже было о чём подумать.

Вот жил он в родительском доме и безмятежно верил в прочность окружающего мира и отношений в нём.

Но потом привычный мир вдруг стал осыпаться, как старое мозаичное панно. Сперва один фрагмент, потом целый участок. И дошло до того, что былую картину незыблемого, вроде бы, семейного счастья стало не распознать, до того всё оказалось искажено: отношения, доверие, память.

Отец его презирает. С братом они стали смертными врагами. Мать – и та оказалась не заслуживающей доверия! Почему, ну, почему она сама не рассказала ему о тайнах их предков? Почему он должен получать эти знания от чужих, через боль и страх?

А началось всё со случайной встречи. Встречи с Оливией.

Да-да, он вспомнил: его уютная, привычная жизнь начала рассыпаться с момента знакомства с этой девушкой! С прелестной, доверчивой, нежной, не влюбиться в которую было просто невозможно! Единственной на свете, настоящей драгоценностью!

Оливия поверила в него. А он её не уберёг.

Зачем он выжил после этого?

Удушающая тоска навалилась на бедного грека.

***

Незнакомка вошла тихо, будто на волчьих лапах.

На ней было белое платье из грубой домотканой материи, подпоясанное толстым кручёным поясом.

– Полюбуйся, одежда таны, – Эсхин взмахнул рукой в её сторону, будто предлагал познакомиться.

– А имя? – уточнил Перегрин, мысленно удивившись: «Кто ж так знакомит?»

– Имя она скажет тебе сама, если захочет. А для всех она Возница.

2

– Возница? – Перегрин пожалел, что он сейчас не волк, способный к увеличению и приближению отдельных фрагментов увиденного. Он с трудом подавил желание подскочить и, как старик архонт, почти обнюхать вблизи лицо вошедшей.

Ну, конечно, эти черты очень хорошо знакомы ему! Он много раз видел их злыми и усталыми, насторожёнными и пренебрежительными, а ещё чаще – внимательными по отношению к его больному телу. Под нависающей танаидской шапкой.

Но ни разу такими нежными, красивыми и …робкими.

«Фу ты, чёрт!» – вырвалось у него при мысли, что это существо видело его не просто обнажённым, но и в очень неприглядном виде. Когда тело откровенно предавало его и вело себя отвратительно. Он судорожно сглотнул при мысли, как она (она!) загружала его, словно мешок, на лошадь; смазывала раны на самых непотребных местах, выслушивала буйную ругань…

О-о! Она ведь и в глаз ему заехала! И весьма лихо заехала! Что самое обидное – за дело! Потому что показал он себя болван-болваном! И вообще, даже то, что он жив до сих пор – только благодаря ей.

Знал ли он, что Возница – на самом деле женщина?

Ну, знал. А как же? Волками ж рядом по степи бегали! И даже бесился из-за необходимости ей подчиняться. Она ж его принуждала учиться!

Но он же не знал, что она так красива! Что она …Женщина!

Всё мерзкая танаидская шапка виновата! Это ж надо такой головной убор смастерить, чтобы до такой степени человека скрыть от глаз!

Старые чувства стекали с него корой, заставляя забыть и боль, и страх, и тоску.

А архонт смотрел на своих молодых гостей, не скрывая удовольствия, и даже, кажется, усмехался.

Возница тоже повеселела, с её лица ушло выражение неуверенности и робости, кажущееся на нём таким неродным. А платье, явно нелюбимый для неё наряд, вначале непокорно топорщившийся, вдруг словно обтекло тело, придало ему женственности и кокетства.

Элина, жена старого архонта с помощью служанки принесла угощение. Эсхин заполнял неловкие паузы в разговоре, будто давая возможность своим гостям познакомиться заново. С улыбкой он рассуждал о тайнах пропорций женского тела, которую сумели уловить только греки. Уловить и воплотить эту тайну в гармоничных кубках, величественных зданиях и волнующих, как живые, статуях.

Перегрин улыбался, слушал, поддакивал и смотрел на ту, которую столько раз обзывал «дохлым чёртом», «злобной тварью», и не верил, что его язык мог так повернуться.

Он чувствовал себя как-то неуютно, как-то растерялся. Может быть потому, что никак не мог сообразить, какую избрать манеру поведения…

Это миниатюрное существо было божественной красоты: стройное, с длинными пластами пепельных волос, с ярко-белыми, по сравнению с загорелым лицом, глазами. До сих пор такие удивительные глаза он видел только у своей любимой матери. Наверное, поэтому теперь он не мог наглядеться на них…

Чувствовал, что нельзя так назойливо пялиться, но не мог оторваться!

…И что теперь с этим делать?

Нанял, называется, «возницу» на причале Тан-Аида! А возница сначала оказался волчицей! А теперь и вовсе…

Он предпочёл не уточнять, что – «вовсе».

И как теперь после этого с ней…

«Слóва больше не скажу!» – решительно подумал он, подсобрав бесконтрольно расплывшееся лицо. Взял протянутый архонтом кубок с местным напитком со странным названием «тан» и уткнулся в него. Но говорить ему и не пришлось.

3

Вознице и без него было о чём поговорить с архонтом.

Эсхин начал рассказывать о своих давних путешествиях в страны Восхода и о причудливых встречах в чужой стороне. Девушка расспрашивала, и видно было, что это не праздное любопытство. Больно уж тщательно подбирала она слова для вопросов и слушала, не пропуская ни звука.

– А там, на Восходе, у них есть письменность?

– Да, даже несколько видов, – старик архонт был польщён вниманием таны.

– И они знают о нас?

– Да, и о нас, и о наших предках: в их древнейших записях хранится информация даже об арктах. Самое важное: они верят, что это не сказки. По мнению их летописцев, аркты, высокие, белоглазые и седоволосые люди, действительно существовали в стародавние времена. Но потом исчезли неизвестно куда. Так же, как и их собственный стародавний народ – имаги. Есть на этот счёт несколько легенд, красивых и весьма причудливых. Но их уже все считают в большей степени вымыслом – больно уж они невероятны.

Рассказчиком Эсхин был превосходным.

…И перед глазами гостей над приморскими степями, с рассеянными на них турлучными поселениями и бесчисленными стадами овец и диких конских табунов,…

…зримо поднимался, рос ввысь, к самым облакам, белый круговой город арктов. С множеством террас и причудливых башенок. С высокими светлыми людьми в ниспадающих одеждах. Людьми, наделёнными Всемилостивыми Создателями невероятно щедро. Но немного …высокомерными…

А если подняться на самую верхнюю, обзорную башню, – то вдали, на самом горизонте, можно было увидеть бедные поселения прислуги и бесчисленные стада овец и диких конских табунов…

– Это же аркты впервые пригласили вывертышей прислуживать себе? Пригласили из другого фрактала, «с той стороны»? – уточнила Возница.

– Да. Правда, до этого арктам прислуживали те же аркты, только переродившиеся, потерявшие свой божественный дар. Они не умели видеть невидимое и превращаться в других существ, управлять стихиями и путешествовать по Мировому дереву. Настоящие аркты их презирали, считали второсортными.

Но потом между ними что-то разладилось, и аркты лишились прислуги. Тогда-то они и пригласили служить себе «гостей с той стороны» – боковиков. А те вытащили своих хозяев – вывертышей. Это и стало началом конца арктов. Потому что вывертыши способны соблюдать только собственный интерес.

– С вывертышами мы тут недавно столкнулись. В пещерах. И, странное дело, что-то им во мне не понравилось. Не напали.

– Ты ходила в пещеры? – встревожился Эсхин. – Зачем тебя понесло туда? Ты же знаешь, это смертельно опасно! Когда же вы все поймёте: жизнь дороже золота!

– Да я не за золотом. За тем, что, по твоим словам, дороже золота, – спасать жизнь этого безумца, – Возница махнула подбородком в сторону Перегрина.

Тому пришлось испытать на себе весьма недовольный взгляд старика. Чувствовалось, что сдержался он, чтобы не обругать, с трудом.

– Ну, и как же вам удалось выбраться?

– Мы-то выбрались без потерь. Но таганским светицам досталось. Причём, не от вывертышей.

Все вздрогнули от звона упавшего серебряного блюда. Эсхин обернулся к жене:

– Элина! Может, тебе прилечь?

Он пояснил гостям:

– Мы тяжело пережили смерть архонта Тан-Тагана Клеарха. Нас многое связывало в прошлом. Но таганы мало того, что не пригласили нас на прощание, но и не пустили никого из соседних городов, – тех, кто пытался пройти самостоятельно. Провели похороны закрытыми. Такого ещё не бывало.

Перегрин с Возницей обменялись взглядами. Но рассказывать о том, что знали о смерти, выпавшей Клеарху, не стали.

4

Эсхин попытался с помощью толстой служанки увести жену. Но обе женщины одновременно вышли из-под его влияния. Элина так просто, не слушая мужа, вцепилась в Возницу:

– Что же там случилось? Столько слухов ходит по степи!

– Огневица пыталась натравить Поднятых на вывертышей, чтобы убрать тех с пути и пройти к золоту, – ответила девушка, не заметив знаков старого архонта, прижимавшего палец к губам.

– Как же ей удалось поднять их?

– Наверное, через мой череп Седого Странника, – еле слышно прозвучало в ответ.

По мере того, как стихал голос таны, крепчали вопросы Элины.

– Кто её научил? И как череп попал ей в руки? Ведь я передала его тебе с тем, чтобы ты могла лечить. Лечить, понимаешь? А не вызывать мёртвых, которые похоронены и ждут только зова Всемилостивых Создателей, а не нашего! А мы своими мелочными, корыстными выгодами тревожим их покой. Немудрено, что они гневаются и убивают, – слёзы текли по щекам пожилой женщины.

Перегрин ничего не понимал.

За словами присутствующих стояло нечто большее, чем было озвучено. Элина, безгласная жена танаидского архонта, вдруг заговорила, и какой требовательный тон взяла! Однако это удивило только его. Какая связь между Элиной и Возницей? Что за история с черепом Седого Странника? И почему Эсхин столь гневно смотрит на тану, которой только что любовался?

– Я не виновата! – выкрикнула она. – Меня пригласили лечить Клеарха. Понятно, что я не могла отказаться. Но потом …передумали и выперли пинками так быстро, что даже не дали своё добро собрать, не говоря уже о черепе (Перегрин мысленно поджал уши, взглядом умоляя её не говорить, что «выперли пинками» по причине его глупости и нескладности). Я не знаю, кому Огневица задавала вопросы об использовании черепа Седого Странника. Но ответами, как подчинить своей власти Поднятых, она овладела. Или думала, что овладела, судя по результату.

– На что же она, глупая, рассчитывала? – упавшим голосом проговорила Элина.

– Кто её знает, на что она рассчитывала? Скорее всего, с присущей ей самоуверенностью рассчитывала на собственное «право сильного», надеялась, что уж с помощью Поднятых ей удастся пробиться к золотому руднику и разбогатеть – давняя её мечта.

– У неё получилось? – вступила в разговор Карина.

Эсхин оторопел: прислуга без разрешения вмешалась в разговор, который к ней не мог иметь никакого отношения.

– Карина, принеси барашка и травы, – приказной тон возымел действие, Карина попятилась к двери. Но выражение её раскрасневшегося лица было столь умоляющим, что Возница ответила:

– Не совсем. Она не учла, что держать Поднятых взглядами светицы могут только при свете, а во тьме они их не видят и поэтому не могут контролировать. Вывертыши сыграли именно на этом, они погасили факелы и светильники. И Поднятые вышли из-под власти светиц. Огневица не предусмотрела этого, ведь прежде Поднятых призывали только при свете дня.

– Огневица…

– Огневица-то выжила, хотя я так и не поняла, как. А вот светицам пришлось расплатиться жизнями за её самонадеянность.

Выслушав, Карина опустила голову и с видом примерной служанки, вышла из дома. Эсхин проводил её взглядом. А Возница, как чуткая гостья, сделала вид, что не произошло ничего особенного, и продолжила:

– Предположение, что одни опасные созданья могут победить других, конечно, было довольно смелым. Но решение оказалось очень рискованным. Не знаю, как теперь Огневице удастся оправдаться перед таганами за столько смертей.

Эсхин отмахнулся: судьба Огневицы его не тревожила.

– А Вывертыши уцелели перед Поднятыми? – и замер в ожидании ответа.

– Да. Они совсем не пострадали. Парочке пришлось вывернуться после нападения. Но потом Поднятые просто отвернулись от них.

– Но почему?

– Не знаю, наверное, эти твари показались им невкусными, и они перешли к расщёлкиванию голов светиц.

– О-о! – застонала Элина. – Но как же вам удалось уцелеть, если даже светицы, которых специально обучали взаимодействовать с Поднятыми, не выстояли?

Вопрос был задан Вознице. Но к удивлению хозяев она переадресовала его Перегрину. Тот, немного растерянный вниманием людей, по многим вопросам превосходящих его пониманием сути происходящего, промямлил:

– Я и сам не ожидал. Мне тут случайно достались таганские фибулы – такая вот добыча …подвернулась.

Эсхин с Элиной переглянулись на слове «подвернулась». Но уточнять не стали: в каком это месте чужаку могли «подвернуться» сакральные вещицы умерших таганов-превращенцев.

– …Ну, вот, я и предположил, что раз эти Поднятые – таганы, фибулы – будет самое то.

– «Предположил»? – недоверчиво уточнил Эсхин.

– Ну, да. Испытал на первом, он и рухнул, пропал. Тогда я понял: работает!

Возница торжествовала:

– Это нас и спасло! Представляете? Как ему удалось догадаться? Это стало буквально откровением! Никто, никогда, нигде, – я ручаюсь! – не говорил о таком воздействии фибул на Поднятых. Как чужаку удалось понять то, что и местным—то непонятно?!

Эсхин задумчиво покачал головой:

– Да нет, он не чужак! Происшедшее доказывает, что он далеко не чужак, а ваше спасение – не случайность. Случайностей такого рода не бывает.

Наполненные слезами глаза Элины, прикованные к Перегрину, подтверждали его слова.

5

Элина почему-то была особенно взволнована. Эсхин обхватил её плечи, что-то шепнул, но она отрицательно покачала головой и отвела его руки. Тогда архонт, посерьёзнев, снова обратился к Вознице.

– А ты? Какое оружие было у тебя?

– Свой нож, ну, и таганская хоролуга. Пришлось одолжить из оставленного Огневицей снаряжения. Не знала, что может меня ожидать в пещерах и решила перестраховаться: там, где запах смерти, много оружия не бывает.

– Вот! – вскрикнула Элина. – Они не тронули тебя, увидев огненный меч, хоролугу.

Элина говорила с Возницей, но смотрела только на мужа, словно продолжая давний спор.

И он ответил ей:

– Возможно. Но это лишь наши домыслы, поскольку хоролуга так и не была задействована. Мы по-прежнему не знаем, работает ли она против вывертышей.

– Но ты сам говорил, что в древних летописях на Восходе…

– Элина, дорогая, пойми, это ведь только слова. А вдруг они – неправда, сказка? Я видел и слышал там множество чудес! Например, о превращении целого народа в мотыльков шелкопряда. Ты ведь не станешь считать это правдой? Или ты веришь сказкам выборочно?

– Но можно попробовать…

– Можно. Я сделал попытку. Но помнишь, кто из наших воинов вышел вперёд, когда я предложил испытать хоролуги на вывертышах?

– Да, добровольцами были только белоглазые танаиды, умеющие превращаться в волков.

– Именно. А их и так остались единицы. Ни один из непревращенцев не пожелал рискнуть жизнью. И какое я имею право отправлять на смерть последних превращенцев нашего города? Ты хочешь, чтобы с Тан-Аидом стало то же самое, что с городом амазонок? Уничтожение и забвение? Чтобы история превратилась в рынок? К тому же стоит только дать людям в руки огненные мечи, они начнут решать с их помощью личные, самые мелкие конфликты. А ты знаешь, что раны от них неизлечимы.

– Ты сам говорил, что есть лекарство – синяя кровь, – упрямство звучало в голосе его жены.

– Говорил, – Эсхин вёл себя подчёркнуто терпеливо. – Но где она сегодня, эта синяя кровь? Синей кровью обладают стриксы. Раньше они жили рядом с нами, и мы с тобой их помним. Но потом они ушли. Никто не знает, куда. Возможно, в собственный фрактал – в любом случае, для нас их нет. Соответственно, нет никакой возможности добыть синей крови. А это значит, что я не отдам приказ взять в руки хоролуги, пока у меня не будет лекарства от нанесённых ими ран.

– Много лет ты твердишь одно и то же. Невозможно не делать ничего! – разозлилась Элина.

– Я хочу просто жить. И давать жить другим. Это немало. А ты много лет хочешь рискнуть.

– Хочу.

– Огневица рискнула. И что? Тебя это не убедило? Уничтожены все таганские светицы, даже тела нет возможности забрать, чтобы похоронить по обычаю. И у кого, интересно, теперь будут лечиться таганы? А выбрать новых светиц ведь не так просто! Тем более что в Тагане тоже превращенцев осталось: раз-два и обчёлся!

– Конечно, просто созерцать, не рискуя ничем, всегда легче! – её тон был весьма задиристым.

Но Эсхин не поддался, продолжил спокойно.

– Кстати, твоя любимая Чиста тоже вела весьма созерцательную жизнь, для неё правилом было: не вмешиваться в естественный ход событий.

– В решающий момент Чиста вмешалась. И ты это прекрасно знаешь.

– Хорошо. Тогда давай остановимся на том, что решающий момент ещё не наступил.

Перепалка хозяев закончилась внезапно. Гости чувствовали себя неловко. Наконец Перегрин решил разрушить тягостное молчание:

– А синяя кровь действительно лечит самые неизлечимые раны?

– Да, это точно, – Эсхин вернулся интонацией к причудливым рассказам о своих путешествиях. – Мне самому приходилось лечить синей кровью. Предполагаю, что исторически это кровь тех самых белоглазых арктов, наших давних предков. Но Всемилостивые Создатели наказали их: они стали небесными Седыми Странниками, а их синяя кровь отдана была стриксам.

– За что наказали?

– За что? Никто точно не знает. Седые Странники молчат. Стриксы исчезли. А мы, их далёкие потомки, лишены Знания и памяти, наделены дислексией, неумением читать и писать.

– Обидно, что чужие на Востоке, со своей древней письменностью, знают о нас больше нас самих.

– Во всём есть смысл. Если бы наши больше знали о своих божественных предках, кто знает, возможно, их гордыня пучилась бы ещё больше. А из гордыни растут все-все беды. Надо ли нам это? И так войны не стихают. Мы с Клеархом давным-давно договорились, что никто не начнёт конфликт первым. Потому что гривна равновесия покинула Побережье. Теперь опасно раскачивать жизнь-смерть. Лучше тихо жить, чем с грохотом умереть.

Перегрин слушал его молча, кивал и подумывал, что всё это, конечно, интересно, но как бы перейти к теме, которая лично его интересует гораздо больше: о поиске дочери. То, что Возница что-то знала о её местонахождении и была очень спокойна – обнадёживало. Но всё равно, хотелось бы уже взять своего ребёнка на руки.