Текст книги "Эмоциональная диверсия"

3

История же похищения дочери в его глазах обрастала всё большими странностями.

В мыслях Перегрин постоянно рассматривал нескольких, обозначившихся ещё на амазонском торге заинтересованных лиц: архонтов двух городов и бандитов, посланных братом. Крутил так и этак. И докрутился до того, что перестал доверять всем вообще. Упрощало ситуацию только то, что трое: архонт Тагана и бандиты – были уже мертвы, значит, их можно не брать в расчёт.

Но дальше была сплошная путаница.

Перегрин склонен был верить в то, что Возница из своих каких-то побуждений действительно прятала его дочь у Эсхина.

Но верить ли в то, что она не виновата в очередном исчезновении ребёнка? Обманувшая однажды – обманывать способна, так говорят мудрецы.

Вот тут начиналась область наибольшей неопределённости. Потому что ему не приходилось рассчитывать даже на людей, заверяющих его в своих добрых намерениях! Что уж до остальных!

Архонт Тан-Аида уже вёл его к ребёнку. Но тут что-то пошло не так. Был ли архонт искренен с гостем? Для человека его положения это вовсе не обязательно, всегда можно отговориться «интересами своего народа».

Двуличной лгунье, этой жирной Карине, вообще не было никакого доверия! Эсхин опять-таки хорош! Как можно было взять служанкой в дом мать таганской Огневицы! Сами же говорят, что их города враждуют годами!

Да ещё это чудовищное, неправдоподобное объяснение исчезновения ребёнка прямо из-под носа: «налетевшие стриксы»!

Отчаянье захватывало Перегрина. «Похоже, здесь обозначился предел моих возможностей, – уныло размышлял он. – Кто скажет мне, кто на самом деле эти стриксы? Где их искать?»

Самое противное, что слово «стриксы» в его сознании связано было с Тан-Таганом. Согласно легендам, именно там их видели в последний раз.

Чуждая, враждебная территория.

Он был уже в Тагане и не нашёл никаких следов малышки или реального интереса к ней. Если бы что-то существовало, он унюхал бы. Или близнецы что-нибудь разведали бы. Но не было ничего. Ничего!

Иногда с маяка Перегрин смотрел на Синий дворец, таинственно поднимающийся среди вод залива. Лунный свет бежал к самому подножью прекрасного замка светящейся дорогой, заманивал, притягивал…

…вот они, стриксы, на перевёрнутых лестницах, на висящих под сводчатым потолком качелях! Причудливые твари, похожие на разросшихся летучих мышей!

Одни посвистывают, переговариваются, одаривая особым вниманием химеру-стрикса, сидящую в центре.

Другие карабкаются по лестницам и переходам, цепляясь за перила.

Третьи планируют с высоты, похожие на воздушных змеев, завезённых купцами из Поднебесной.

Перегрин «видел» их не воочию, а только в играх воображения – в этом не может быть никакого сомнения! Не могли же эти твари на самом деле бесконтрольно шляться по дворцу?

К тому же от этого причудливого зрелища можно было легко отказаться усилием воли. Стоило только сморгнуть. Или двинуться навстречу таинственным виденьям. Вокруг сразу воцарялась пустота. Нормальная, привычная реальность.

Короче, слишком много сказок наслушался от матери в детстве.

Только подобные рассуждения помогали прогнать холодный ужас, накрывающий сознание при мысли, что могут сделать эти животные с его дочерью – пока он найдёт её.

Да и найдёт ли? Уныние заливало его холодным лунным светом.

4

Возница, с которой они изредка встречались в порту, вела себя с ним предупредительно, но держалась на расстоянии. Ни слова лишнего, ни жеста.

Понятно, боялась обвинений.

Но на обвинения он давно махнул рукой: какой с них толк? Злоба на то, что она так долго дурачила его, пряча ребёнка, давно прошла. Оставив насторожённость, недоверие: «У Возницы, явно, собственный интерес. И не очень-то она нацелена на поиск ради меня. Я, наивный, гляжу на мир сквозь призму своих проблем и потребностей. Но мир существует не ради меня, хотя я с удовольствием исповедовал эту веру до встречи с Оливией. Как выяснилось, у окружающих людей, даже у тех, кому хочется верить, есть интересы, отличающиеся от моих. Пора бы понять это после того, как мой родной брат послал вслед нам с Оливией убийц».

«Уродца», подменыша, Возница сразу убрала с глаз, куда – он даже не интересовался. На что он ему? Сама тоже постоянно куда-то исчезала, ничего не объясняя.

Говорить о личном им больше не хотелось. Однако в голове Перегрина засело: почему она скрывает своё имя? Зачем что-то скрывать тому, кто чист перед тобой? Какой в этом смысл?

Но сколько он ни пытался разузнать, ничего не вышло. Собеседники при расспросах смотрели на него непонимающе. Пришлось смириться: что у него других забот больше нет, что ли?

Днями он работал, мотаясь по порту, по лодкам и кораблям, обсчитывая и учитывая выгоду Тан-Аида. Многоголосый шум, грохот погрузок-разгрузок, ссоры, претензии, обиды и вопли – всё это заполняло сознание доверху, не оставляя личному ни шанса.

Вечерами он смотрел на море с маяка, словно взглядом пытался притянуть, ускорить приход «Ириды» с весточкой от матери.

А по ночам, в снах…

…в снах любовался белоглазой дерзкой красавицей. Совершенно заслонившей от него Оливию.

И не было чувства вины. Была только радость оттого, что всё сбылось. Оттого, что она нашлась. Оттого, что случилась в его жизни. И теперь это навсегда. Как бы ни сложились их отношения в будущем – она останется в его жизни навеки.

Какая же она всё-таки красивая! Взгляда не отвести!

А как странно в последнюю встречу она говорила о том, что даже живя среди множества людей, все мы склонны к созданию собственных уютных коконов, индивидуальных фракталов с вымышленными правилами бытия.

Она словно утешала его. Чтобы он не слишком уж убивался от непонимания законов окружающей жизни, от несовпадения их с личными ожиданиями…

Он хотел спросить, что в центре её личного кокона.

Но не посмел. Побоялся, что не захочет ответить, открыться.

Так же, как не смел думать о ней, проснувшись…

И вот однажды в сумерках нескончаемо долгого летнего дня, на самом горизонте он увидел корабль, по очертаниям очень похожий на «Ириду». Капитан, подзадержавшийся в пути, видимо, очень старался до наступления ночи успеть к причалу Тан-Аида.

Между тем ветер усиливался. Темнело стремительно.

Перегрин с воплями бросился разжигать сигнальный огонь. Но тут он заметил, как по берегу слева, там, где из воды выступали огрызки скал, начало двигаться светящееся пятно.

«Что за чёрт? Как это может быть?» – он крутанул перстень и волком всмотрелся с высоты, сконцентрировав всю остроту зрения в центре.

По берегу тащилась лошадка, а за ней на телеге огонь в широкой плошке, над которой обыкновенно грели руки холодными ночами. За телегой, похохатывая, плелась развесёлая компания «избранных».

– Что они делают? Их огонь с моря примут за маяк! И разобьются о скалы! – ему казалось, что он изо всех сил кричит смотрителю.

Но тот, непревращенец, слышал только яростное рычание этого странного иноземца, случайно, видимо, научившегося превращаться в волка наподобие местных танаидов, к которым он испытывал огромное почтение.

Перегрин же, бросив взгляд вниз, к изножью башни, заметил, что охрана маяка куда-то исчезла. И некому крикнуть! Некого просить вмешаться! Беспомощный, он метался вверх-вниз, вверх-вниз. Чем помочь «Ириде»? Что сделать сначала: загасить ложный маяк или зажечь настоящий?

Сломя голову бросился вниз по лестнице. Но дверь в башню маяка была снаружи подпёрта чем-то тяжёлым.

Смотритель тем временем уже разжёг костёр наверху – на этот счёт можно успокоиться. Оставалось только спрыгнуть с нижнего яруса башни и разогнать уродов, привыкших жить добычей с разбившихся кораблей.

Перегрин торопливо расстался с волчьей шкурой и прыгнул. Тоже торопливо. Поэтому неудачно: здорово приложился о камень.

Его даже решили не добивать. В отличие от добравшихся до берега моряков разбившейся на прибрежных скалах «Ириды».

Ведь по «береговому праву» считать найденное своей собственностью можно было, только в случае, если прежние владельцы погибли.

5

Местные превращенцы-танаиды с одинаковым презрением относились как к рабам, так и к чужеземцам.

Они и раньше-то считали всех чужаков, кроме греков, низшей расой, у которых естественным состоянием было рабство. А после того, как побережье перестало быть греческой колонией, греки тоже перестали быть почётными гостями.

Кто для них чужеземцы? Прохожие! Без корней, без родни. Выгоды от них никакой.

Поэтому, когда чужак заболевал, от него избавлялись так же быстро, как от любого раба: отвозили на заброшенный остров, скалу, еле заметную с берега, где ему и предоставляли полную «свободу умирать».

Только попав на такой остров, Перегрин понял, от чего в своё время спасла его Возница, укрыв в своём доме и исцелив раны.

Пребывание здесь было воплощённым ужасом.

***

Раскачав за руки и за ноги, его сбросили на сырой песок прибрежной линии, не особенно заботясь о том, что станет с ним во время прилива. Рядом и сверху побросали вялые тела таких же бедолаг. Лодка, облегчённо выпятив борта, вильнула кормой и растворилась в утреннем тумане.

Перегрин очнулся от жуткой вони и подумал грешным делом, что он уже умер. Разлепив же глаза, увидел, что лежит на берегу, усыпанном гниющей рыбой. По полосе прибоя шмыгало несколько крыс. Они даже обнюхали его как потенциальную добычу, щекоча усами. Превратиться бы, да шугануть эту шваль! Но перстень с него, разумеется, сняли. Зачем он тому, кто практически мёртв?

От холода Перегрин взбодрился: подступающая волна с нахлестом подбиралась к ногам. Она уже захватила беспомощное тело одного из его сотоварищей. Задумчиво колыхала, будто присматривалась, прежде чем безвозвратно утянуть в неоглядный морской простор.

Рядом на мокром песке безмолвно валялись ещё двое. Голова ближнего периодически оказывалась в воде, но у Перегрина не было никакой возможности спасти беднягу. Все силы уходили на то, чтобы приподнимать неимоверно тяжёлые, липкие веки…

Поэтому, когда особенно высокая волна с неотвратимостью смерти начала надвигаться со стороны моря, он покорно перестал сопротивляться желанию хотя бы взглядом противостоять ей.

Вода навалилась до пояса, подхватила и, уходя, чуть сдвинула. Словно пообещала, что в следующий приход уж точно заберёт.

Ближнее тело, спустившееся в воду и совершенно очевидно расставшееся с жизнью, …вдруг заплескалось. Руками, ногами и головой оно втянулось внутрь себя самого и вывернулось через пупок, энергичное и очень даже живое.

«Вывертыш!» – всколыхнулась в голове ужасная мысль. Но последующая оказалась ещё страшнее. На глазах беспомощного Перегрина из воды выходил его старый знакомец. Наёмный убийца, посланный братом по его душу.

«Его же убили вывертыши в пещере, Возница уверяла меня в этом!» – бунтовало сознание, не желая смириться с опасностью. Но то, что этот бандит сам оказался вывертышем, даже для Возницы, очевидно, было тайной.

Сквозь бред Перегрин чувствовал потом, как чьи-то сильные руки потащили его из воды. Потом рядом легло ещё одно мокрое тело. Вокруг звучали чьи-то голоса, доносилось тепло костра, затем вкусный запах похлёбки перебил окружающую вонь.

Ему оставалось только надеяться, что бандит не узнает его: исхудавшего, заросшего, обтрёпанного.

6

Сколько дней он отлёживался, так и не вспомнил потом.

Время от времени у губ оказывалась плошка с водой. Он пил и снова отключался.

Но однажды реальность более ощутимо постучалась в его сознание.

Он понял, что проснулся, а не очнулся.

Голоса, доносящиеся от костра, несомненно, принадлежали людям простым и необразованным. Но то, что они обсуждали, живо заинтересовало Перегрина.

– …Никто нас не узнает!

– Да! На этом побережье нет порочной привычки клеймить рабов.

– Это нам на руку!

– Да, Черток, ты обещал добыть чистой одежды на всех.

– Раз обещал, значит, будет, – этот голос отличался от всех спокойствием и уверенностью.

– Черток всегда держит слово, – загомонили голоса. – Ему можно верить!

– Раз так, нам легко будет раствориться среди местных.

– Вот мы устроим им! А то загордились! Они, видите ли, превращенцы! А мы, значит, грязь под ногами! Нас, выходит, можно вот так вышвыривать из жизни, как ветошь? – говорящий взвизгивал от напряжения.

Но, вместо того, чтобы успокоить, голоса окружающих поддержали его.

– Презирают нас!

– Дают только самую чёрную работу! На которую ни один превращенец не согласится!

– Мы за ними дерьмо подчищаем, а они ещё и презирают нас за это!

– Стоит заболеть, сразу вышвыривают «на свободу»! Даже не пытаются лечить!

– Как будто мы не люди! Ну и что, что мы не умеем превращаться в волков или воронов?

– Мы ведь люди! Это важнее, чем быть превращенцем!

– А они нас – на Остров отбросов!

– Друзья, они просто завидуют нам, что мы, в отличие от них, тупых, способны читать!

– О-о! Ты, что тоже уже научился?

– У Чертка попробуй, не научись! Ха-ха!

– Хо-хо! Быстро башку оторвёт!

– Должны же вы, придурки, иметь перед превращенцами хоть какое-то преимущество, за которое вас можно уважать! – вступил спокойный голос.

– Да мы не в осуждение, мы благодарны тебе, Черток!

– Братва, нас «можно уважать»!

– Ещё бы! А ты думал!

– А ну, вот тут что написано?

– И-ри-да! Ирида!

– Молодчина! Правильно!

– А что такое «Ирида»?

– А ларв его знает! Корабль так назывался. Видно, недавно разбился где-то здесь!

Перегрин приподнял голову, голос Чертка показался ему знакомым. Неужели он? И со стоном сник: да! Местными человечьими отбросами, среди которых угораздило оказаться и ему, командовал преследующий его бандит! Убийца, от которого ему, по-хорошему, надо бы держаться подальше! И который ко всему прочему оказался ещё и вывертышем!

Рядом сложены для просушки были обломки, явно приготовленные для костра. Увенчивал их ободранный штурвал с выжженной надписью «Ирида». Теперь уж ему не суждено узнать, передала мать денег или нет? И этим его надеждам не суждено было сбыться: что ж так не везёт-то?

На стон среагировали двое, сразу подскочивших к нему от костра.

– Очухался?

– Есть будешь?

Есть Перегрин отказался, тогда ему принесли воды. Он напился с жадностью и крепко уснул, сопровождаемый словами:

– Кажется, оклемается.

– Когда пойдём громить Таган, нам каждый выживший будет не лишним!

– А почему, скажи, решили начать с Тагана?

– Ты что, не понял? Там же делают мечи! Смертоубийственные мечи! С кузнеца и начнём! Черток так сказал.

Праздник казни

1

Вывертышей не понадобилось приглашать на суд над таганской Огневицей. Они сами собрались. Пришли и стояли в толпе таганов незаметными, неотличимыми, в таганской одежде.

Для них любое обострение отношений среди местных было подобно питательной среде. Сегодня же ожидалось много ссор, обид и драк, в которых они обожали принимать участие. Стравливали, науськивали стороны друг на друга, ввязывались в бой, не важно, на чьей стороне. Порой во время битвы они даже перескакивали на сторону побиваемого врага, чтобы поддержать и продлить удовольствие.

Им так нравилось оставаться единственными выжившими, за счёт собственной особенности выворачивания. Это придавало особую остроту бытию – их определённый способ борьбы со скукой.

Здесь же, на площади, кучковались выжившие с Острова отбросов. Отмытые и приодетые.

Чтобы затеряться среди таганов и скрыть смесь забитости и наглости на лицах, они напялили такие же, как у таганов, шапки луковицей, в верхушку которой летуны обыкновенно вмещали свой фонтанчик синёных волос.

Слушали и смотрели внимательно. Особенно на глумливых мальчишек-таганов, увлечённо хлопающих бичами. Очень те им нравились! Тем, как травили и оплёвывали свою знаменитую Огневицу. Как пинали, теснили ставших немногочисленными и нерешительными превращенцев.

После каждого «акта торжествующей силы» «отбросы» переглядывались, переталкивались локтями, ликовали. Их очень устраивали настроения, установившиеся в Тагане. С таким молодняком будет легче свернуть шеи остаткам превращенцев! И идти походом дальше по Побережью, устанавливать свою власть: власть большинства, власть угнетаемых непревращенцев!

***

Огневица ожидала суда в клетке.

Тогда, после неудачного похода в пещеры за золотом, она быстро догнала своё юное войско. Но вела себя неуверенно, весьма неуверенно! Может, поэтому юнцы развыступались совершенно непочтительно.

Их возглавил паренёк, отбракованный ею ещё на первой тренировке. Он не был в пещерах. Но всё время болтался рядом, подсматривал, подслушивал, желчно комментировал, полный злобы и зависти к «отобранным» товарищам. На этот раз он присоединился к ним по пути. И, «обиженный», решил отомстить ей сполна «по праву сильного». Как она и учила!

– Интересная получилась поездка… – едко начал он подкалывать Огневицу, желая спровоцировать на диалог.

– Очень победоносная! – с облегчением, что спаслись и теперь можно безнаказанно отвязаться на кого-то, поддержали его приятели.

– Главное, что мешки пригодились! – ехидно вставил прихвативший под добычу самые большие мешки.

– Не случайно начали эту историю мы возле памятника Невзлетевшим. Чуть сами этот памятник не пополнили!

– Жуть!

– И кто же это нами так славно и талантливо руководил? – опять завернул «обиженный».

Случайно или нет, его конь вплотную притёрся к лошади Огневицы и даже обогнал её, сбив рысь.

Она посторонилась, но было уже поздно.

2

Остальные мальчишки, будто случайно, в беспорядочной скачке окружили свою предводительницу.

– Заткнитесь, вы, ничтожества! Быдло пугливое! – прошипела на них Огневица, отмахнувшись плёткой. – Если бы вы не струсили. …Мы даже тела светиц не смогли забрать! Что я теперь скажу в Тагане?

– Ах, мы ещё и ничтожества!

– Мы – быдло пугливое!

– Мы ещё и виноваты!

Нахальство друг друга явно заводило подростков. В одиночку ни один из них не решился бы встать на пути Огневицы. Но стаей – совсем другое дело! Каждый с удовольствием дерзко покусывал предводительницу-неудачницу:

– Мы помним, что ты нам обещала!

– Золото и уважение!

– А что получилось вместо этого?

– Если бы мы не убрались своевременно,

– …с пустыми черепушками легли бы рядом с твоими светицами!

– Но им это вряд ли помогло бы!

– А почему, интересно, эти твари назвали тебя «заразная»! – решился наконец задать самый кощунственный вопрос «обиженный».

«Запомнили, поганцы! – с отчаяньем подумала Огневица. – Я-то надеялась, что от страха не обратят внимания. Но они запомнили. И, видимо, пока меня не было, ещё и обсуждали!»

Попыталась не отвечать, пришпорила коня.

Но пацаны не отставали. Тогда, увидев, что наглецы не отвяжутся, она схватилась за меч. Но их было больше, и они не преминули воспользоваться этим. Вырвали хоролугу и немедленно сцепились меж собой за право обладания драгоценным таганским огненным мечом.

Озлившись, она попыталась было вынуть свою фибулу, воткнутую как застёжка для плаща на левом плече.

Но мальчишки предупредили её жест. Один вцепился в руку, другой рывком, порвав тонкую ткань, выдернул фибулу.

Они все были непревращенцы, эти юнцы. И все втайне жутко завидовали ставшим совсем редкими таганам-счастливчикам, что умели превращаться в воронов с помощью этой фибулы. Завидовали и злились, что им самим не выпала судьба быть летунами.

Фибула Огневицы пошла по рукам. Никогда они и помечтать не могли, чтобы таинственная вещица – фибула самой Огневицы – оказалась у них!

– А добыть её оказалось не так уж и трудно! – состроив придурковатое лицо, произнёс один.

– Что ты будешь с ней делать, балбес высоколобый? – не сдержалась Огневица. – На что она тебе, всё равно ведь не взлетишь, раз не твоя!

В ответ меч был угрожающе вынут из ножен, и ей пришлось смолкнуть. Мальчишки размахивали клинком – это была тайная мечта – иметь такое оружие! Знали, как и все в Тагане, что от малейшей царапины этого меча вылечиться невозможно, но соблазн был уж больно велик!

«Хоть бы все они поободрались им!» – с отчаяньем подумала Огневица. Ни отбиться, ни взлететь теперь она не могла. А мальчишки, наигравшись мечом и фибулой, подступили к ней:

– Так что, дорогая, теперь прикажешь сделать с тобой?

– Пошли прочь, сопляки! Не смейте прикасаться ко мне! – зашипела она, словно огонь, в который плеснули воды.

– А почему бы нам и не прикоснуться?

– …теперь, а?

Ситуация развивалась неконтролируемо.

– Я Огневица!

Но её статус и осанка уже не оказывали нужного воздействия. Юнцы явно паясничали.

– Мы тут пошептались и поняли, что Поднятые не тебе подчинились. Как же так, …уважаемая?

– Зато спастись от вывертышей нам удалось только благодаря тебе, …дорогая.

– Только потому, что…

– …они побрезговали тобой! Так что никакая ты не Огневица, а просто …блудница. Ха-ха-ха!

– Блудница! Блудница! – мальчишки крутились вокруг неё, не давая проехать.

– Да-да, твари выдали твой секрет, – кривлялись и ёрничали они.

– Маленький.

– Такой маленький, что пока ещё незаметный. Но твари-то не обманулись, правда? – издевательство над недавно ещё сильной предводительницей вызывало у них трепет наслаждения. Фибулу и меч – знаки её привилегированного величия, они крутили теперь в руках, дразня её.

Подтвердились самые смелые предположения мальчишек: «Наказания за это не будет! Судя по её неуверенному поведению, никто не осудит! Значит, можно не щадить! Трави по полной!»

Самый трусливый, ставший самым наглым, чтобы реабилитироваться в глазах приятелей, положил руку на бедро Огневицы, да ещё и по-хозяйски погладил. Намерения его были недвусмысленны.

– А? Пацаны?

Огневица имела бойцовский характер и бойцовские навыки. И легко могла бы отбиться от нескольких нападающих. Но тут оказалась безоружной в окружении своры агрессивных бесстыдников.

Сумасшедшая радость от того, что выжили, смешанная с упоительным ощущением безнаказанности за любой поступок, пьяно ударила в голову. Хотелось жадно жить и наслаждаться жизнью!

Потные ладони уже ощупывали плечи, талию величественной всадницы. Один осмелился дотронуться до груди. И тут же слетел с коня, получив жёсткий отпор.

Распалённый насмешками товарищей, он ухватил Огневицу за ногу, намереваясь выдернуть из седла. Но та, отдав сапог, лошадиным крупом так двинула изо всех сил, что он мешком свалился под ноги коням, где его чуть не стоптали.

Сбежать Огневица потеряла надежду, слишком плотным было окружение. Но и безоружная намерена была задорого отдать свою честь.

В этот миг, будто ветер крылом махнул, и что-то вдруг переменилось…

Один из мальчишек, изначально неохотно участвующий в травле, крикнул:

– Стойте, пацаны! Если вы …что-нибудь сделаете с ней, …она ведь беременная…

Но его не хотели слушать, оттесняя вбок.

– Она блудница!

– Да! Если она может с другими, то почему не с нами?

– Мы тоже годимся для этого дела! – большинству не хотелось расставаться с понравившейся мыслью – овладеть доступным женским телом.

Сразу несколько человек тянули Огневицу с седла. Удержаться ей помогало лишь то, что тянули в разные стороны.

Но единственный разумный не унимался.

– Но если она потеряет ребёнка, нам нечем будет доказать, что она блудница! А за нападение – нас накажут смертью! Нас! Слышите?

Будто ледяной водой, окатили эти слова разгорячённых подростков. Возможность получить удовольствие за такую цену не устраивала никого.

– Вот зараза! И правда!

– Да, пацаны, лучше эту шалаву пока не трогать!

– По какому праву вы оскорбляете меня? Вы забылись? – несчастная Огневица после пережитого в пещерах так нуждалась в поддержке единомышленников! Но вокруг кривлялись только обозлённые, подлые хищники – её собственные отвратительные выкормыши.

– По какому праву? Конечно, по праву сильного! Забыла что ли? Ты сама нас учила! На овце, помнишь? – особенно бесновался «обиженный». – Учила отключать эмоции и пользоваться своим правом!

– И на поджоге домов. Где жили «связанные с врагами». Помнишь, как они кричали, звали на помощь? А ты приказала всех добивать, в огонь сбрасывать! Меня до сих пор, как вспомню, тошнит!

– Чего вы хотите, чего добиваетесь? – она устала от гигантской неудачи, от устроенной позорной карусели, от ужасающих мыслей о том, что ждёт её в Тагане.

– Мы хотим, чтобы теперь всё было по-нашему, раз сила за нами. Мы хотим …справедливости. Вот! – мальчишки не верили своей удаче: злополучный поход оказался не столь уж неудачным.

Золото, правда, добыть не получилось, развлечься тоже, зато впереди маячила надежда захватить верховенство в родном городе! А за этим – такие перспективы открывались! Власть есть власть! За ней – и золота и развлечений вволю!

Но для этого…

– Огневицу-блудницу надо казнить! – выпалил один, и сам перепугался, до чего дошёл.

Но другие, обрадованные, неожиданно подхватили.

– Это будет по-честному! По нашим традициям! – изрёк размахивающий мечом.

– Ведь именно ты теперь, когда нет ни архонта, ни светиц, осталась единственной хранительницей традиций? – поинтересовался самый неуверенный.

Огневица сжалась от страшного предчувствия. Но в её ответе уже не нуждались.

– По таганским традициям таких, как ты, всегда приговаривали к смерти! – подвёл итог «обиженный».

Ей было нечего возразить.