Текст книги "Мой пылкий лорд"

Глава 5

Влетев в свою комнату, Элис захлопнула дверь, заперла ее, забаррикадировав к тому же еще и деревянным креслом. С сильно бьющимся сердцем она запустила руки в волосы и принялась взволнованно расхаживать взад-вперед по комнате. «Этого не может быть! И что мне теперь делать?»

– Проклятие! – вскричала она, и жаркие слезы ярости хлынули из ее глаз. Элис подошла к своей подушке и принялась колотить ее кулаками, охваченная негодованием, отнюдь не приличествующим леди. Вот если бы это была не подушка, а самодовольное, красивое лицо Люсьена Найта! Жестокий, безжалостный, порочный человек! Пройдя несколько раз взад-вперед по комнате, Элис в конце концов остановилась и прижалась лицом к столбику кровати. Как он мог решиться на такой скандальный поступок? Впрочем, чего еще ожидать от Дракона? Тысячи вопросов вертелись у нее в голове. «Если она забеременеет, вы на ней женитесь… женитесь…» Эти ужасные слова отдавались у нее в голове как удары колокола. И он еще посмел ответить, что это справедливо. По отношению к кому? Да, ей хотелось со временем иметь ребенка, но ведь не от этого принца преисподней!

Вскоре Элис услышала под окном стук колес по брусчатке. Она подняла голову и подбежала к окну. Увидев, как ее карета выезжает за чугунные ворота Ревелл-Корта, она вцепилась в подоконник. Ее кучер Митчелл, не останавливаясь, оглянулся через плечо с хмурым и обеспокоенным видом. Элис попробовала помахать рукой, чтобы привлечь его внимание, но он уже устремил взгляд на дорогу. Элис оставалось только удивляться, какую сказку сочинила их слугам эта предательница Кейро, объясняя, почему Элис не едет с ними.

Она в полном расстройстве смотрела в окно, пока карета не проехала по деревянному мосту через речку и не начала подниматься в гору, после чего исчезла из виду среди деревьев. Элис долго еще стояла у окна, медленно осознавая, что в Ревелл-Корте, затерянном в укромной долине, царит глубокая тишина. Гости уехали, везде было спокойно. По дому, выстроенному в тюдоровском стиле, беззвучно двигалась армия вышколенных слуг. Теперь здесь остались только лорд Люцифер и она. Девушку охватила дрожь. Элис в смятении огляделась, потирая руки. Как она соскучилась по лепету Гарри! Лучше уж самые дурные вспышки раздражения племянника, чем эта жуткая тишина. Она подошла к кровати, села, прислонившись к изголовью. Подняла колени и обхватила их руками, решив оставаться в своей комнате, пока этот дьявол с серебристыми глазами не утратит к ней интерес. Если ей повезет, она найдет способ убежать.

Внезапный шум в коридоре заставил ее устремить взгляд на дверь спальни. Быстрый, безжалостный ритм тяжелых шагов пронзил оглушительную тишину. Шаги приближались со стороны коридора. Как быстро он пришел! Конечно, она не может вечно запираться от него. Элис молча скользнула с кровати, озираясь в поисках оружия, которым можно было бы защитить свою добродетель, если понадобится. На цыпочках девушка подошла к камину и взяла в руки кочергу, потом подкралась к забаррикадированной креслом двери. Шаги приближались, Элис затаила дыхание. Люсьен тихо постучал.

– О, Элис, крошка моя, выходите поиграть, – вежливо позвал он.

Она покрепче стиснула кочергу вспотевшими руками.

– Убирайтесь! Я не желаю вас видеть!

– Тсс, дорогая, я знаю, что вы упрямы, но…

– Упряма? – воскликнула Элис, с негодующим видом шагнув к двери. Она осмелела, считая, что он не сможет до нее добраться, а если все же и сумеет, она размозжит голову этому наглецу. – Это слово не соответствует тому, что я чувствую, Люсьен Найт! Что я должна думать о вас? То вы целитесь в меня из пистолета, то тут же начинаете читать мне стихи!

– Но я решил, что вы любите стихи!

– Вы прекрасно понимаете, что дело не в этом. Вы узурпировали контроль над моей жизнью и полагаете, что я упаду в обморок у ваших ног?

– Ну, это было бы недурно…

– Как вы смеете обращать все в шутку? – закричала Элис, и лицо ее покрылось пятнами от негодования.

Последовало продолжительное молчание, потом она услышала его раздраженный вздох.

– Вы собираетесь всю неделю прятаться в своей комнате, трусиха?

– Говорите что угодно, мерзкий наглец! Я не собираюсь оставаться здесь целую неделю.

– Понятно! Ну что же, если вы намерены оскорблять меня, дорогая, а также нарушить вашу клятву, выйдите по крайней мере и скажите мне об этом прямо в лицо.

– Ха! – возразила Элис. – Вы думаете, я настолько глупа? Я прекрасно знаю, чего вы от меня хотите. Если я открою дверь, вы меня изнасилуете!

– Послушайте, – упрямо возразил Люсьен, – я никогда в жизни не прикасался к женщине против ее воли. Или вы боитесь именно того, что это произойдет не против вашей воли? Что вам самой захочется?

– Вы меня шокируете, сэр! Вам должно быть известно, что я вас презираю.

Он лениво рассмеялся и вздохнул:

– Ну ладно! Будь что будет, но пожалейте меня, Элис. Выходите, я вас не укушу. А еще лучше – позвольте мне войти.

– Войти сюда? – изумилась она. Вдвоем с ним, наедине, в спальне? Как такое могло прийти ему в голову? За кого он ее принимает? Своим поклонникам Элис не позволяла даже коснуться ее обнаженной руки. И она немедленно решила, что не позволит Люсьену Найту ухаживать за собой, даже если он будет ее умолять, стоя на коленях.

– Выходите ко мне, золотце! Обещаю вести себя примерно, – донеслись до нее льстивые слова из-за крепкой дубовой двери. Элис сердито сверкнула глазами. – Пойдемте со мной в сад. Таких теплых дней, как нынешний, немного уже осталось до наступления холодов. Вы смотрели в окно? Листва пылает, трава как изумруд, небеса синие, как ваши глаза. Неужели вас это не прельщает? Мы здесь свободны, Элис, совершенно свободны.

«Свободны?» – удивилась она. Что это значит? Элис пыталась устоять перед его опасным очарованием и оглянулась на окно, а потом ее вдруг осенило.

– Если у вас найдется для меня лошадь, мы могли бы проехаться верхом.

– Очень ловко, – укоризненно проговорил он. – Если я посажу вас на лошадь, вы ускачете в Гэмпшир, как жокей в Ройял-Аскоте.

Уголки ее губ мрачно напряглись, но Элис не могла не улыбнуться, представив себе такую картину. Потом покачала головой, упрекая себя за такое предательское желание, потому что ей отчасти хотелось быть с ним. И она продолжала сопротивляться.

– Знаете, – с вызовом произнесла Элис, – я хотела сказать вам одну вещь относительно нашего разговора вчера ночью.

– Вот как?

– Да. Мы говорили о том, кому мы дороги. Вы помните?

– А, да… или об отсутствии таковых.

Элис положила кочергу на деревянное кресло вниз наконечником, глаза ее сверкали.

– Чтобы вы знали – у меня есть несколько совершенно очаровательных поклонников.

Последовало молчание.

– Я в этом уверен, милочка, – сказал Люсьен, и в голосе его прозвучало вежливое превосходство.

Она весело улыбнулась, радуясь, что ей удалось пробить брешь в его надменности. Настало наконец время ей поиздеваться над ним!

– Первый – Роджер Маннерз, племянник герцога Ратленда. Он делал мне предложение трижды. Совершенства его натуры слишком многочисленны, чтобы их перечислять, и у него очень красивые темные глаза – от них я просто таю. Потом есть еще Фредди Фоксхем, он потрясающе модный и ужасно забавный, и к тому же близкий друг красавца Браммела…

– Да, есть чем похвастаться!

– И еще Том де Вер, который завоевывает хвост всякий раз на охоте на лису. Мои поклонники хранят мне верность с того вечера, когда я в первый раз появилась в свете. Они-то совершенные джентльмены, они-то никогда не похитили бы меня.

– Они не вожделеют вас так, как я! – жарко прорычал Люсьен в дверную щель.

Ее глаза широко раскрылись, сердце екнуло.

– Их предложения по крайней мере были приличными!

– Вот как? Тогда почему же вы до сих пор не приняли ни одно из них?

Элис уставилась на дверь, пытаясь придумать колкий ответ, а он сказал смягчившимся голосом, который очаровывал ее и вызывал слабость в коленях:

– А я знаю почему! Потому что вам нужно больше. Вы чувствуете, что этим людям не удалось уловить того, что действительно ценно в вас. Всякий мужчина, который понял бы, какая вы редкостная, необычайная драгоценность, не стал бы колебаться и поступил так, как я сегодня. Да он даже не остановился бы перед тем, чтобы вас похитить, как вы это называете, если то был единственный способ заполучить вас. Не заставляйте меня раскаиваться в этом, Элис, я никогда не раскаюсь. Выйдите ко мне, клянусь, что буду вести себя хорошо.

Он замолчал, а Элис опустилась в кресло, которое придвинула к двери. Она облокотилась на спинку и положила щеку на руку, устремив взгляд в окно на живописный осенний день. Ее терзали сомнения.

– Вы поступаете несправедливо по отношению к самой себе и ко мне, полагая, что вызываете у меня только физический интерес, – говорил Люсьен. – Я уже сказал, что мне не терпится продолжить наше знакомство. Мне хочется узнать, что вы думаете о разных вещах, чего ждете от жизни, о чем мечтаете. – Он немного помешкал. – Элис, мне хотелось бы добиться вашего доверия.

– Как я могу доверять вам, когда вы меня окончательно скомпрометировали?

– Я не причиню вам вреда и не позволю, чтобы вам причинили вред из-за меня. Я знаю, что делаю.

– Вы слишком самоуверенны!

– Да, да, это мы уже выяснили, – нетерпеливо сказал Люсьен, – но если вы узнаете меня, вы, возможно, поймете, почему я так поступил.

Элис опустила голову и немного помолчала.

– Я вовсе не стремлюсь вас узнавать, – спокойно сказала она. Но, произнося эти слова, Элис знала, что это ложь – хладнокровная ложь ради самозащиты.

– Я вижу.

Она вздрогнула, услышав в его словах тщательно скрываемую боль. Она поняла, что не просто рассердила его, а ранила. Элис почувствовала раскаяние, и это сбило ее с толку, но она не смогла заставить себя сказать, что сожалеет о своей резкости.

Элис заходила по комнате, в отчаянии ломая руки. Не сама ли она навлекла все это на себя, каким-то образом поощрив его? Вчера ночью она определенно уступила его поцелую.

– Элис!

Она резко повернулась к двери, юбки обвились вокруг ее ног.

– Да?

– Вы знаете, что у меня в руке?

– Нет.

– Попытайтесь угадать.

– Вилы? – спросила она с деланным легкомыслием, надеясь разбудить в нем прежнее игривое настроение.

– Нет, дорогая моя, – сухо ответил он. – Ключ от вашей комнаты.

– Что?! – возмутилась она.

– Мне бы очень не хотелось им воспользоваться.

– У вас есть ключ от этой комнаты?

– Разумеется.

Она шагнула к двери, горло ее стиснул панический страх.

– Вы блефуете!

– Хотите, чтобы я вам это доказал?

– Нет! – Она прислонилась спиной к стене. Придется сделать так, как он говорит, ведь Люсьен поклялся, что не прикоснется к ней. Хотя Элис и не верила ему, ей ничего не оставалось, кроме как поймать этого негодяя на слове. Единственный способ сохранить свое достоинство в неприкосновенности – это добровольно выйти и встретиться с ним лицом к лицу. Все ее тело горело от непокорного, неприятного волнения, когда она отодвинула стул, подошла к двери и взялась за щеколду.

Элис решила, что ни в коем случае не покажет, как боится его и как сильно ее влечет к нему физически. Она не доставит ему такого удовольствия! Собрав всю свою храбрость, Элис распахнула дверь и сердито посмотрела на Люсьена.

Он стоял, прислонившись к стене рядом с дверью. Послав ей очаровательную улыбку, он сказал:

– А вот и она, моя прекрасная юная гостья. Не забудьте надеть плащ, дорогая. Погода в этих краях часто меняется.

– Вы хотите отправиться на прогулку? – спросила Элис, и глаза ее сузились, превратившись в сердитые щелки. – Ну что ж, пойдемте! Все, что вам угодно, милорд. Ведь в вашем распоряжении всего лишь несколько дней. Полагаю, вы должны провести их с толком, потому что, когда они подойдут к концу, вы меня никогда больше не увидите. – Она оттолкнула огромного мускулистого детину, стоявшего у нее на дороге, и пошла мимо него по тускло освещенному коридору.

– Все, что мне захочется, да? – плутовато спросил Люсьен у нее за спиной.

Не останавливаясь, она закатила глаза.

Когда Люсьен спустя мгновение поравнялся с ней, в руках у него оказалась ее обшитая мехом ротонда. Элис остановилась, увидев, что он держит ротонду перед ней, потом просунула руки в рукава, и хотя девушка по-прежнему сердито смотрела на него, он улыбнулся с понимающим видом и ничего не сказал.

* * *

Люсьен владел Ревелл-Кортом не очень долго и не успел определить границу между парком и лесом, не говоря уже о том, чтобы должным образом ухаживать за окружающими лесами. Привести конюшни в рабочее состояние было само по себе делом нелегким. И парк, и леса задичали за последние два-три года, по мере того как здоровье маркиза Карнартена постепенно ухудшалось, потому что своим поместьем он управлял сам, не доверяя управляющему такую необычную собственность.

Люсьен с Элис прошли через террасу, где сорные травы, плющ и золотарник буйно укрывали цветочные клумбы, разбитые вдоль террасы, выстроенной из выветренного камня. Три замшелые ступеньки, ведущие вниз, в сад, почти полностью заросли купами синей камнеломки. Он сошел по ним, направляясь к круглому фонтану; Элис следовала за ним. При их приближении два голубя, сидевшие на величественной каменной чаше фонтана, улетели, воркуя. Элис остановилась у фонтана и с отсутствующим выражением стала смотреть на листья кувшинок, плывущих с мечтательной неспешностью по поверхности мелкой воды, точно маленькие суденышки. Она смотрела на все это, пытаясь запомнить, а Люсьен смотрел на нее, смотрел, как ветер играет ее одеждой и прядками волос, с его помощью выбившимися из аккуратной прически.

Эти развевающиеся золотисто-рыжие волосы, синие глаза, кожа цвета слоновой кости и целомудренная отчужденная строгость ее лица вызвали у него в памяти Венеру Боттичелли, встающую из моря на гребенчатой раковине.

– Так как же? – пробормотал он.

Элис рассеянно оторвалась от задумчивого созерцания листьев кувшинок.

– У вас прекрасный сад.

Он пожал плечами и огляделся.

– Сад запущен.

– Да, но в нем есть потерянная, жуткая красота, которая мне по душе. Жаль, что у меня нет здесь акварельных красок.

Люсьен поднял брови.

– Ах, неужели вы, мисс Монтегю, художественная натура?

Элис невольно улыбнулась:

– Меня научили мазюкать.

Люсьен тихо рассмеялся, это признание ему понравилось. Художница. Ну разумеется! Такие красивые руки, такой проницательный взгляд. Страстность, бурлящая под холодной, скромной внешностью.

– Каким родом живописи вам больше всего нравится заниматься? – спросил он, когда они шли мимо некогда конических тисов, теперь разросшихся в огромные темно-зеленые глыбы.

– Рисовать лица.

– Вот как?

– Я хорошо делаю портреты углем, но люблю акварель и всякого рода рукоделие. Покрывать лаком, делать причудливые вышивки.

Внезапно он повернулся к ней.

– А вы любите красивые виды? Здесь есть эффектный вид на долину, который восхитит ваш глаз художника, но туда примерно полторы мили в один конец. Как вы думаете, вы сможете проделать такой путь пешком?

Она кивнула с заинтересованным видом.

– Я привыкла каждый день совершать прогулки.

– Вот и отлично! Тогда пойдемте. Я покажу вам дорогу.

Стараясь сдержать свой энтузиазм, Люсьен повел ее по направлению к прогалу в разросшейся зеленой изгороди, где два куста мускусной розы образовали тернистый турникет, обозначая выход из сада на поле под паром и лес за ним. Они остановились, чтобы набрать в легкие восхитительное медвяное благоухание мускусной розы. Вскрикнув с неподдельной радостью при виде столь позднего цветения роз и их красоты, Элис осторожно обхватила рукой в перчатке один из кремово-белых цветков. Люсьен сорвал розу, снял с нее шипы и протянул девушке. Она молча приняла ее, настороженно вглядываясь в лицо Люсьена, потом повернулась и пошла дальше. Люсьен постоял, глядя на нее, надеясь, что не сделал никакого ложного шага.

Они неторопливо шли по лугу и смотрели, как легкий ветерок шевелит высокие золотистые травы, и все время жаворонки в небе пели им серенады. Потом они ступили на извилистую тропу, ведущую в полный шепотов лес. Птицы порхали с ветки на ветку, следуя за ними. Подхваченные ветром листья взлетали перед Люсьеном подобно маленьким завихрениям трепетного восторга, который охватывал его при виде того, как Элис переходит через ручей, изящно переступая с одного замшелого камня на другой.

Пока они шли по лесу, минуты убегали с непререкаемой последовательностью, точно падающие одна за другой костяшки домино, и время шло все быстрее и быстрее. От этого ускорения у него кружилась голова, как и от дымных, преображавшихся облаков, непрестанно и торопливо двигавшихся по вечернему небу. Постепенно Элис расслабилась и стала обращаться с Люсьеном дружелюбнее.

Она все чаще улыбалась ему, когда они болтали ни о чем, указывая друг другу на разные цветы и время от времени появлявшихся обитателей леса. Они видели пухлых белок на деревьях, фазанов в кустах, рогатого оленя и его робких, грациозных подруг, неслышно скользящих в лесном сумраке.

Трижды Люсьен заметил, что Элис смотрит на него дольше, чем следует. Глядя на нее в мягком свете осеннего вечера, он чувствовал себя рассеянным, завороженным и мучительно живым. Ее роскошные волосы ослепляли его. Ее невинность захватывала, ее простодушная чистота исцеляла. Он чувствовал себя, как человек, который вышел из лихорадочного состояния и которого охватил восторг от первого, робкого прилива сил – он все еще оставался слабым, но его уже бодрила надежда на скорое исцеление. Однако болезнь его души предъявляла к нему свои ревнивые требования. Не менее часто и быстро наплывали холодные плотные облачные тени, пролетая над его головой, точно призраки, окрашивая собой пейзаж и погружая Элис в серый полусвет, так что его охватывало желание привлечь ее в свои объятия и укрыть, пока эти тени не пройдут, но он не делал этого. Слишком рано. Она отпрянет. Люсьен прекрасно понимал, что ему удалось пока что только выманить Элис из ее комнаты, пустив в ход угрозу самостоятельно отпереть дверь. И он не мог рисковать, отпугнув ее.

Тем временем солнце катилось к западу, как монета, выпавшая из рук скряги. День умирал, запах опавших листьев, всплывавший при каждом его шаге, напоминал ему об этом, пока Люсьен шел за Элис вверх по крутой извилистой лесной тропинке. Твердо решив завоевать ее доверие, он спрятал нетерпение за добродушной улыбкой, когда она оглянулась на него через плечо.

– Вы идете, ленивец? – бодро спросила она. Лицо ее порозовело от подъема в гору и свежего прохладного воздуха.

– Я ленивец? – усомнился Люсьен.

– Ну а что вы делаете там, сзади? – поинтересовалась она. – Считаете камешки под ногами? – И, продолжая подъем, Элис приподняла подол платья, бессознательно продемонстрировав Люсьену свои хорошенькие ножки.

– Я всего лишь любуюсь видами, – сказал он, наслаждаясь движениями девичьих бедер. Но когда это пристальное внимание привело его к опасно соблазнительным мыслям, он обогнал Элис и решительно возглавил шествие, и его черный шерстяной плащ развевался на ходу. – А вы, сапоги, лучше не отставайте! Опоздавшие лишаются довольствия.

– Сапоги?

– Так на армейском жаргоне называют новобранцев. Поспешите, мы почти пришли. Мы как раз успеем увидеть, как садится солнце.

– Так вы были в армии? – воскликнула Элис, торопясь следом за ним.

– Пять лет.

– Вы шутите?

– Нет, – со вздохом ответил Люсьен, – к сожалению, не шучу.

– Вы – и в армии! – Она рассмеялась. – Это трудно себе представить.

– Мне тоже.

– Мне показалось, что вы не из тех, кто подчиняется приказам. А в каком полку вы служили?

– В сто тридцать шестом пехотном.

– Вот как, – проговорила она с сомнением в голосе.

– Я знаю, что это не особенно модный полк. – Люсьен подал ей руку и помог взобраться наверх по древесному корню, который образовал крутую ступеньку на тропинке. – Мы намеревались вступить в конную гвардию, но Деймиен хотел на самом деле сражаться на войне, а не слоняться по Лондону в красивом мундире, что, уверяю вас, было бы для меня вполне приемлемо.

– Вы с ним вместе вступили в армию?

Люсьен кивнул.

– Мы приняли боевое крещение в Дании, а потом отправились в Испанию.

Она рассмеялась с таким видом, словно не могла в это поверить.

– И в каком же вы чине?

– Капитан.

– Капитан лорд Люсьен! – повторила Элис, громко смеясь. – Вы купили чин или заслужили?

Ошарашенный, он засмеялся, одновременно удивленно и возмущенно.

– Какая дерзость! Уверяю вас, я его заслужил. К вашему сведению, мы с Деймиеном командовали действиями лучшего фланга нашего полка. Я был…

– Нет, не рассказывайте! Лучше я сама догадаюсь. – Насмешливо глядя на него, Элис задумчиво покусывала губу. – Вы не гренадер. Гренадеры рослые, дюжие мужчины, первые в сражении, по крайней мере мне так рассказывали.

Он поднял бровь, не понимая, оскорбиться или нет.

– Нет, – завершила она. – Вы, наверное, командовали легкой инфантерией. Они находчивы, и стрелки отличные.

– Как вы догадались?

– Я в этом разбираюсь, – сказала Элис рассудительно, а потом повернулась и пошла дальше, совершенно довольная собой.

Люсьен смотрел ей вслед с улыбкой на лице. Помоги ему Бог, он совершенно очарован!

– Откуда вам известно о том, как действуют полки?

– Разумеется, от моего брата, – ответила девушка. И гордо добавила: – Он состоял в сорок третьем.

– Прославленный сорок третий, – согласился Люсьен, на которого это произвело впечатление. – Я наслышан о храбрости, проявленной лордом Гленвудом при Виттории. Это был смелый человек и выдающийся офицер.

– И хороший брат, – тихо добавила Элис. – А вы были при Виттории, Люсьен?

– Нет, я вышел в отставку за год до этого, после битвы у Бадахоса.

– У Бадахоса, – пробормотала она, и ее лицо посерьезнело. – Филипп говорил, что это было самое страшное сражение за всю войну.

Люсьен не знал, как много рассказал Элис ее брат. Когда она мгновение спустя ласково прикоснулась к его руке, он молча посмотрел на нее, осознав, что она впервые сделала это по собственному желанию.

– Капитан Люсьен, вы внезапно помрачнели, – прошептала она. – Вам пришлось очень туго в той битве?

– Там всем пришлось туго, – возразил он, пожимая плечами и отводя глаза. Люсьен устремил взгляд на сумрачный лес, пытаясь изгнать из памяти воспоминания о клубах черного дыма, который рассеялся ровно настолько, чтобы открыть взгляду более тысячи тел в красных мундирах, наваленных грудами у опаленных солнцем стен древней испанской цитадели. Британская армия разрушила сочувствующий французам город и овладела им. – Дело не столько в самой осаде, но… в ее последствиях, – с трудом проговорил он. – Ваш брат ничего не рассказывал вам об этом?

Элис серьезно посмотрела ему в глаза.

– Кое-что.

– Такие вещи обычно не рассказывают молодым леди… Но ведь я обещал, что не стану отгораживать вас от того, что действительно бывает в жизни, верно?

Элис кивнула:

– Я хочу знать.

– К тому времени, когда город пал, мы понесли уже столько потерь, что войска просто пришли в ярость. То были наши соотечественники – англичане, – но они превратились в зверей. Они грабили, насиловали, убивали горожан. Нам, офицерам, потребовалось три дня, чтобы снова заставить их подчиняться. – Люсьен наблюдал за ее лицом. Кажется, Элис отнеслась к этому спокойно. Лицо у нее было взволнованное, но ничего истеричного в нем не было, а ему, со своей стороны, нужно было выговориться. – Мы построили виселицы и вздернули самых отчаянных мародеров. После этого я ушел из армии, решив, что, наверное, существует какой-то лучший путь.

– И вступили в дипломатический корпус?

Люсьен кивнул.

Элис рассматривала его с задумчивой улыбкой.

– За это я вами восхищаюсь, – неожиданно объявила она. – Я уверена, что многие ваши товарищи осудили ваш выбор, но дипломатия – вещь более цивилизованная, чем война. Какая у вас, должно быть, сильная воля, чтобы пренебречь мнением большинства. Мне бы хотелось, чтобы мой брат поступил так же, как вы, или, точнее, чтобы у него была такая же сильная воля… Можно я расскажу вам, почему Филипп ушел на войну?

– Вы можете рассказывать мне обо всем, – ответил Люсьен, ощутив укол совести из-за ее похвалы, которая на самом деле к нему не относилась. Роль, которую он играл в дипломатическом корпусе, была вовсе не миротворческой, но не мог же он рассказать ей о своей истинной роли шпиона. При мысли об этом его передернуло. Если она узнает правду, это непременно оттолкнет ее, как уже оттолкнуло Деймиена. Он не может пойти на это. И потом, такая осведомленность опасна.

– Кейро поставила под сомнение мужество моего брата, – сказала Элис, и на ее тонком лице появилась горечь. – Ей просто хотелось избавиться от него, чтобы дурно вести себя в Лондоне, чтобы муж не мешал ей развлекаться. К несчастью, Филипп не разобрался в ее замыслах. Он принял ее слова близко к сердцу – и ушел.

Люсьен покачал головой.

– Из гордости мужчины часто совершают глупые поступки, – с сожалением заметил он.

– Его привезли домой с ужасными сабельными ранами, которые воспалились. Мы с Пег – это наша старая няня, которая сейчас пестует Гарри, – ухаживали за ним днем и ночью, зная при этом, что брат не выживет. Филипп тоже об этом знал, но по крайней мере он повидал Гарри, а мы смогли с ним проститься.

– Вы были близки?

Элис кивнула.

– Мы потеряли родителей в раннем возрасте, и это нас сблизило.

Люсьен насторожился, внимательно вглядываясь в нее.

Она отвела глаза.

– Прошло три недели после его возвращения, а потом он умер. Ему было двадцать девять лет.

– Мне очень жаль, – прошептал Люсьен.

Элис долго молчала, потом улыбнулась.

– Не жалейте. Будь Филипп жив, он вызвал бы вас на дуэль за все это и убил.

– Ах, – с досадой сказал Люсьен, а Элис отвернулась с укоризненной улыбкой и пошла дальше.

Люсьен, который почувствовал некоторое раскаяние, вскоре догнал ее, а потом обогнал и довел до перекрестка тропинок, где стал искать свой обычный ориентир – сухое искривленное дерево. Пройдя мимо него, он вышел на известняковый карниз, который и был целью их путешествия. Порода выступала из горы, образуя площадку с потрясающим видом на долину во всем октябрьском великолепии, освещенную огненным шаром солнца, которое как раз начало садиться.

Люсьен остановился на краю утеса; порыв ветра, который свободно гулял здесь, на открытом месте, взъерошил ему волосы и буйно взметнул за ним его черный шерстяной плащ.

– Смотрите, сударыня, – проговорил он с широким жестом, исполненным театрального величия, когда мгновение спустя появилась Элис, порозовевшая от подъема. – Вот владения моих предков.

Он повернулся и предложил ей руку. Элис нервно глянула на пропасть, но руку приняла и медленно последовала за ним. Он привлек ее к себе, и они встали рядом.

– Ах, Люсьен, это великолепно, – тихо произнесла она.

– В самом деле, – пробормотал он, глядя на ее изящный профиль и молочную кожу, освещенную ослепительным светом. Потом Люсьен снова устремил взгляд на долину, чтобы Элис не заметила, что он ее разглядывает. – Как все это в конце концов оказалось моим – это за пределами моего понимания, но здесь действительно очень спокойно.

Она заслонила глаза от солнца.

– Я и не знала, что маркизы Карнартен состояли в родстве с вашей семьей и герцогами Хоксклифф.

– А они и не состояли, – сухо ответил Люсьен. – Если быть точными, Карнартенов больше не существует. Эта линия прекратила свое существование. Увы. Со смертью десятого маркиза законная ветвь пресеклась, а титул исчез.

– А существует незаконная ветвь?

Он опустил руки.

– Она перед вами.

Ее глаза расширились, а пальцы взметнулись к губам.

– Ах! Прошу прощения…

– Не за что, – искренне сказал Люсьен, наслаждаясь ее смущением. – Моим отцом был Эдуард Мерион, последний маркиз Карнартен, большой любитель рома, и я горжусь, что во мне течет его кровь, по закону или нет. Древние владения Карнартенов в Уэльсе и еще два огромных поместья отошли после его смерти к Короне. Но к счастью для меня, Ревелл-Корт не был майоратным владением, поэтому маркиз мог оставить это поместье кому хотел. Вы шокированы?

– Ну… да! Я-то думала, что ваш отец – герцог Хоксклифф!

– Так и сказано в моем свидетельстве о рождении, – отозвался Люсьен, пожав плечами. – Разумеется, это ложь.

– Вы сообщаете мне, что вы… бастард. – Последнее слово Элис проговорила шепотом.

Он усмехнулся:

– Ну и что с того? Это такая же хорошая семья, как и всякая другая, к которой можно принадлежать. Этот клан происходит из местности, расположенной вокруг горы Сноудон. Лорды Карнартен даже могут похвастаться своим кусочком древних уэльских знаний. Отец говорил мне, что мы происходим от колдунов и воинов-берсерков. Что вы об этом думаете?

Элис с сомнением посмотрела на него.

– Я думаю, что это скорее ваше дурачество.

– Это такая же правда, как то, что я здесь стою. Он сказал моей матери, что Деймиен и я – это последнее цветение нашей ветви. Как вы знаете, близнецы – существа волшебные.

Она нерешительно фыркнула, посмотрев на него так, словно не знала, чему и верить.

– Говорю вам, это правда. Деймиен и я всегда обладали этим суеверным знанием, которое мы обрели, когда были еще совсем маленькими. Мы узнали, что вдвоем мы непобедимы, что ничто не может никогда причинить вред одному из нас, когда второй рядом. Это единственная причина, по которой я вступил в армию. Я был уверен, что Деймиена убьют, если меня не будет поблизости. Но когда я вышел в отставку, оказалось, что он вполне способен сам себя защитить, – добавил Люсьен с грустной улыбкой, словно их отчуждение не было одним из главных терзаний его сердца.

Элис не знала, шутит он или нет.

– Так кто же вы – колдун или воин?

– Ах, дорогая, это ведь всего лишь старая народная сказка, – сказал Люсьен, застенчиво улыбаясь, и, поднеся ее руку к губам, запечатлел на ней легкий поцелуй. – Но все-таки странно думать, что однажды ночью моя мать отправилась в Грот, встретилась с моим отцом, и… voilа[5]5
  Вот вам (фр.).


[Закрыть].

Ее изумленное восклицание прервало его речь. Элис выдернула руку. Когда он снова посмотрел на нее, глаза у нее были круглыми, как фарфоровые блюдца.

– Ваша мать была в Гроте?

– К сожалению, это так. С другой стороны, если бы этого не произошло, меня бы не существовало, и где бы я тогда был? Герцогиня Джорджиана была неистовой, пламенной распутницей, упокой, Господи, ее душу, но она была честна и верна себе. Нужно отдать ей должное, она была оригиналкой. У вас все еще шокированный вид!

Элис в замешательстве не знала, что сказать.

Люсьен придвинулся к ней и, понизив голос, прошептал тоном заговорщика:

– Прекрасно, дорогая мисс Монтегю, я посвящу вас в наши семейные тайны, хотя мне казалось, что они известны всем в высшем обществе. Только мой старший брат Роберт, нынешний герцог Хоксклифф, и младшая сестра леди Джасинда действительно одной крови. Остальные, как говорится, кукушата в чужом гнезде. Муж Джорджианы признал нас своими, только чтобы избежать унижения из-за того, что жена наставляет ему рога.