Текст книги "Белый мамонт (сборник)"

Даже редкостный подарок, присланный матерью, мальчика не остановил. И он не воспользовался флайерами.

Афра наконец умолкла.

– Я видел Ону У, – быстро сказал Калхас.

– Ты узнал что-то новое? – В голосе Афры проскользнул испуг.

– Совсем немного. Только о твоем подарке. Это дорогой подарок, Афра.

– У меня замечательные друзья, Калхас!

Ревнивая игла снова кольнула Калхаса. Конечно… Друзья… Как просто она всё это объясняет… Модель биосинта… Книжная полка…

– Почему Сеун ушел, не обратив внимания на подарок?

– С чего ты взял, что он не обратил внимания? – вспыхнула Афра. – Может, он долго стоял перед коробкой? Может, он просил меня придти к нему? Может, хотел дождаться утра, когда встанут его друзья?

Взгляд Афры сбивал Калхаса с толку. Она все время смотрела немного не туда, куда следовало бы. Ее взгляд, устремленный на Калхаса, выглядел расфокусированным. Будто она не видела его или не хотела видеть.

IV

В течение часа Калхас последовательно связался со старшим офицером группы Поиск, с диспетчерской флайеров Общей школы и с Седьмым отделом школьных проблем.

Ни одна беседа Калхаса не удовлетворила.

Старший офицер смотрел на него с экрана холодно. Он не понимал, почему известный космонавт интересуется потерявшимся мальчиком. Ты ведь с «Гермеса», говорил холодный взгляд старшего офицера. Ты ведь не любишь Землю. Ты хочешь уйти с нее, бросив нас. Когда мальчика найдут, ты ведь все равно окажешься ни при чем, ты будешь далеко от Земли, а мальчика найдут офицеры Поиска. Дежурный диспетчерской выслушал Калхаса с не меньшим недоумением. Да, подтвердил он, в памяти флайеров, обслуживающих Общую школу, Сеун Диги не оставил никаких следов. Этим детально интересовались специальные службы.

Последнее подтвердил и инспектор Отдела школьных проблем.

Он вообще оказался приветливым человеком. Уверен, что мальчик объявится, улыбался он. Помните некоего Карла Шрайбера? В районе Общей школы рельеф неровный, а мальчики любят подражать сильным личностям.

Калхас покачал головой. Если честно, он не знал, как продолжать поиск.

– Редер! – связался он с первым штурманом «Гермеса». – Как у нас на борту?

– На борту порядок, а вот у тебя вид кислый, – рассмеялся штурман. – Ты что, соскучился по тесной каюте?

Калхас опять покачал головой.

– А, это все тот мальчик? – догадался Редер. Темно-голубая форма очень шла штурману, обветренному на горячих пляжах Архипелага. – Брось это дело, Калхас. Пусть поисками занимаются спецслужбы. К тому же тебе надо запротоколировать погрузку биосинта. Мы приняли его на борт в шесть пятнадцать по Гринвичу. Подарок Поясу, – пояснил он. – Девять ящиков, каждый весом в несколько тонн. Никогда не думал, что живое существо можно транспортировать в раздельных ящиках.

И наклонился к экрану:

– Хочешь спросить о чем-то?

– Даже не знаю, вопрос ли это?

– А ты задай, задай, – поощрил Редер.

– Тогда слушай, Редер. Ты ведь знаешь космопорт, как свою каюту. Ты работал во всех его секторах, помнишь каждый закоулок. Скажи, может ли попасть на территорию космопорта, разумеется, тайком, не попадаясь никому на глаза, романтически настроенный малый лет пяти-шести, крепко уважающий свои идеи?

– Когда-то я сам был таким малым, крепко уважающим свои идеи, – усмехнулся Редер. – Но попасть в космопорт можно только по пяти подвесным магнитным дорогам. Других путей нет, если не считать флайеры. Но все подходы к космопорту круглосуточно и стопроцентно контролируются специальными датчиками, реагирующими на активную органику.

– Что это значит?

– Это значит, что, попав в зону действия указанных датчиков, любое живое существо, не взирая на степень его развития, незамедлительно выдаст свое присутствие. Иначе нельзя. Разве ты потерпел бы на борту «Гермеса» крысу?

– Я и мальчишку бы не потерпел. Но сдается мне, что он сообразительнее крысы.

– Для наших датчиков это не имеет значения. Мальчишка жив и активен, поэтому попасть в космопорт он не может.

Редер понимающе улыбнулся:

– Похоже, ты так и не вышел на его след?

– К сожалению.

– А память флайеров?

– Саун не пользовался флайерами.

– А ты не торопись. Как это не пользовался, если нигде нет никаких следов? Возможно, мальчишка не пользовался системными флайерами, а ведь существуют спецслужбы и некоторое количество индивидуальных.

– Ты имеешь в виду флайеры членов Большого совета?

– Ну да. – Редер внимательно присматривался к Калхасу. Он знал про сложные отношения командира «Гермеса» с Афрой. – Послушай. Я, конечно, не такой умник, как ты, зато ценю свободу. Мне думать противно, как ты бездарно проводишь последние дни на Земле. Найди травянистую полянку в тихом пригороде и пригласи женщину. Не обязательно Афру. Даже непременно не Афру. Когда ты теперь еще сможешь проделать такое? – он сокрушенно покачал головой: – Ты мне не нравишься, Калхас. Совсем не нравишься. Наверное, придется тебе помочь.

– Что ты там бормочешь?

– Злюсь, почему я постоянно должен помогать тебе?

– А ты правда можешь помочь?

– Не знаю. Шанс невелик. Но у меня осталось немного чистого времени. До тебя дошло? Я говорю о МЭМ. Этим можно воспользоваться.

– Время МЭМ? – не поверил Калхас.

– Наконец-то дошло! – развеселился штурман. – Я честно сэкономил это время на бортовых работах. Тридцать пять секунд. Этого хватит? – Он видел колебания Калхаса: – У тебя нет выбора, рискни. Других вариантов нет. Если профессионалы из Поиска до сих пор не вышли на след мальчика, то на что надеешься ты? А вот если ты утрешь нос спецслужбам, Афра сама увезет тебя в уютный пригород.

– Погоди. Не надо об Афре. Я никогда не беседовал с МЭМ. Как это делается?

– Я назову код, ты его запомнишь. Всего-то длинный ряд цифр. Потом найдешь уединенный лайкс и задашь ему свой вопрос. Только сформулируй его точно и ясно. Времени на уточнения у тебя не будет.

– Я твой должник, Редер.

– Еще бы!

V

Когда Калхас вышел на площадь Земли, заморосил мелкий дождь.

Кислотную опасность, впрочем, не объявляли. Удивительно, если учитывать близость Волновых заводов. Здесь, на площади Земли, Калхас сам дважды попадал в дурацкие истории. Однажды после внезапного кислотного ливня его в течение трех часов энергично обрабатывали септалом, на сутки отбив восприимчивость к любым запахам, а в другой раз он умудрился вступить ногой в энергично фонящее пятно. Очистка тоже отняла не мало времени. Можно как угодно относиться к Поясу, подумал он, но именно Пояс забирает с Земли опасные отходы.

Туманный безрадостный дождливый день.

Горьковатый запах поникшей травы. Шляпки, платки, причудливые береты, распущенные волосы. Одиночки, пары, группы, толпы. Усталый или возбужденный блеск глаз…

РЕАЛЫ МАКУНЫ: «БОЛЬШОЙ УСПЕХ».

Калхас недолюбливал реалы.

Подсознание человека, а именно оно раскрепощается в реалах, не лучшая штука для всяческих отвлечений. Чудовищная людская карусель, человеческие потоки, во всех направлениях пересекающие широкую площадь, тоже сбивали с толку Калхаса. Странная мысль: он никогда ничего не узнает о привычках этих людей, об их увлечениях. Они для него как бы не существуют. Мегаполис давно превратился в подобие чудовищного жестокого реала, в котором можно развить самое мрачное ответвление своих фантазий, каких угодно…

– Калхас, поговори со мной.

Лайкс, живая скульптура, улыбаясь, выпятил губы.

Он был совсем как человек, даже курточка не без претензий на моду – без застежек, глухая. Ног лайкса Калхас не увидел – живая скульптура стояла по пояс в колючих ежевичных кустах. Человек не полезет в такие заросли, а лайксу передвигаться не надо, где поставили, там он и будет стоять. Была бы связь с МЭМ.

– Ты меня знаешь?

Вопрос был нелеп, – МЭМ знает всех, включенных в ее память.

– Хочешь пообедать? – лайкс на вопрос ответил вопросом.

– Подскажешь где?

– Пальчики оближешь, такое место! – оживился лайкс. – Поднимись по лестнице на третью террасу, там открыли новое кафе «Сайс».

– Что-нибудь морское?

– Да уж не синтетика.

– Спасибо. Ты остановил меня только для этого?

– Не только, – лайкс улыбнулся. – Хочу подсказать: у мальчика, которого ты ищешь, была одна особенность.

– Всего только одна?

– Не придирайся к словам, Калхас. Сеун Диги любил уединение.

– Ну и что? Это нисколько не мешало ему выглядеть общительным человечком.

– Ну да, это так. Но когда Афра Диги навещала своего сына, они ходили на озера только вдвоем. Запомнил? Всегда только вдвоем. Они никогда не брали с собой ребят из его группы. Вообще никого.

– Что в этом необычного?

– Не знаю, – лайкс совсем по-человечески повел плечами. – Но что-то в этом есть.

– Спасибо, – кивнул Калхас. – Ты хорошо устроился. Можно позавидовать, да? Здесь тихо. Только к тебе, наверное, не часто подходят? Зачем тебя установили в этих колючках?

Лайкс засмеялся.

– И место уединенное…

Калхас огляделся, повертел головой:

– Пожалуй, я воспользуюсь твоей помощью.

– Что ты собираешься делать?

– Поговорить с МЭМ.

– О! – уважительно протянул лайкс. – У тебя есть время?

– Не будь времени, я бы не заговорил с тобой.

– Хочешь начать прямо сейчас?

– Нет, сперва пообедаю, – улыбнулся Калхас. – Ты ведь никуда не сбежишь.

VI

Кафе «Сайс» оказалось морским.

Трепанги, голотурии, замаринованные водоросли, свежайший лобстер, нежные морские гребешки, лангер, крабы, всевозможная рыба, кальмар, конечно, – ничего синтетического, все запредельно дорого. Даже для человека, надолго покидающего Землю. Но Калхас не стал чиниться.

Странно, думал он, уничтожая кальмара.

Я ухожу надолго. Может навсегда. Наверное, я должен печалиться.

Каждый падающий с дерева лист должен вводить меня в умиление, даже кислотный дождичек должен рвать душу, но почему я ничего такого не чувствую? В конце концов, Мегаполис – мое родовое гнездо. Я здесь вырос.

Он дружелюбно улыбнулся бородачу в белой форме:

– Вы хозяин?

– Считайте, вам повезло.

– Почему не видно роботов?

– К настоящим клиентам я выхожу сам. У меня принцип: для настоящих клиентов ничего искусственного. А если вам это не по душе, перейдите улицу, на той стороне вас накормят соевой лапшой с добавками спенизиллы. А неловкий робот отдавит вам ногу.

– Нет, спасибо. Но где продукты биосинта? Почему их нет в меню?

– Разве биосинт морское животное? Говорю же вам, перейдите улицу и там вас накормят чем угодно. – Бородач вдруг спохватился. – Нет, нет, я не хочу сказать, что продукты биосинта неправильные, но у меня все равно вкусней.

Калхас кивнул.

Он сам знал это.

Далеко не все относятся к продуктам биосинта с таким неподдельным восторгом, как доктор Джаун, а многие говорят о них даже с холодком. Но только ли потому это, что биосинт действительно живая система? Молоко коров, например, не вызывает такой реакции.

Есть разница, сказал себе Калхас, любуясь бородачом, включающим Инфор. Биосинт не просто живая система. Биосинт чрезвычайно сложная система. И в некотором смысле она действительно живая, с этим ничего не поделаешь. А если уж быть совсем точным, биосинт – это чрезвычайно сложная электронная система с живым желудком. Киборг, артефакт, черный ящик, в который поступают вещества-основы и специальные добавки. На выходе всё – от чистого белка до синтетических материалов. Биосинт выдаст все, что вам понадобится, только подберите сырье и верно рассчитайте программу. Бывают ошибки, но чаще по вине человека. Может, эти редкие ошибки и отвращают? Кому понравится лангер, жесткий, как подошва, или нежный белок кроваво-гнойного цвета? Как ни относиться к биосинту, он, несомненно, самое великое из всего созданного человеком за последние два века. В вводно-солевые растворы, в живой, работающий, чувствующий гигантский желудок биосинта поступают в определенных пропорциях и концентрациях специальные добавки и вещества-основы, всяческое сырье, скажем, гумус, в котором содержатся элементы, необходимые для создания качественной и калорийной пищи.

Вот и всё.

И думать ни о чем не надо.

Никаких печей, труб, плюющихся дымом и паром теплопроводов, Центров термоядерного синтеза, какими бы чистыми они ни считались. Никаких проблем с сырьем, от нехватки которого задыхается мировая промышленность. Биосинт раскидывает многолепестковую антенну над башнями Мегаполиса, над болотами и лесами, где угодно, над болотами даже предпочтительнее. Там глина, торф, вода всегда под руками. В условиях, близких к идеальным, биосинт может производить буквально все, исключая только металлы в чистом виде. И то лишь потому, что для получения металлов нужны сильные неорганические кислоты, а это несовместимо с органикой.

СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ БЛОКИРУЮТ ПОСТАВКИ БИОСИНТОВ КОЛОНИЯМ.

Калхас помрачнел.

Он покидает Землю не в лучшее время.

Человечество похоже на гиганта, который сам сковал себя цепями и теперь тщетно пытается их сорвать. Конечно, он сорвет с себя эти цепи, но какой ценой? Не превращать же всю Землю в колонию, как хотел бы доктор Джаун. Колонисты назойливы как рой мух, появление Свободных Охотников вовсе не случайно.

Калхас совсем помрачнел. Я, наверное, устал. От бесплодной любви, от одиночества, от затянувшейся борьбы за проект «ГЛ». Надо всех простить и уйти. А, прежде всего, забыть Афру. Может, именно возвращение станет когда-то встречей, подумал он, обмирая от лживости столь счастливо выбранной формулировки.

Все эти дни он держал связь с офицерами группы Поиск.

Офицеры Калхаса всерьез не принимали, это раздражало.

Он знал, что профессионалы, снабженные специальной аппаратурой, давно прочесали всю территорию Общей школы, все опасные места, скажем, горбатое Взгорье – ряд узких известняковых холмов, густо источенных многочисленными промоинами и пещерами. Но всё, что там нашли: отбеленный временем скелет козы, когда-то провалившейся в карстовую воронку, да в уютной пещерке – приспособления для гейла, любимой игры воспитанников, не поощряемой, впрочем, официально.

СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ ТРЕБУЮТ БЛОКАДЫ КОЛОНИЙ.

БОЛЬШОЙ СОВЕТ: ВОПРОС О КОЛОНИЯХ ВЫНОСИТСЯ НА ОТКРЫТОЕ ОБСУЖДЕНИЕ.

Да, колонии раздражают. В самом слове колония заложено что-то уничижительное. Колонист – это всегда беглец. Колонист – это всегда тот, кто бросает нужную работу, забывает о долге. Калхас подобрал вилочкой остатки вкусного водорослевого салата. А Свободные Охотники? Что защищают Свободные Охотники? Мегаполис? Цивилизацию? Кто попросил их взять на себя функцию таких защитников?

ДОКТОР ДЖАУН: БИОСИНТ МЕНЯЕТ СТАТУС ЦИВИЛИЗАЦИИ.

КОМИССИЯ ХАНА УБЕЖДЕНА: ОСТАНАВЛИВАТЬ ВОЛНОВЫЕ ЗАВОДЫ НЕ СЛЕДУЕТ.

ПОЯС ПРИГЛАШАЕТ СПЕЦИАЛИСТОВ ЛЮБЫХ ПРОФЕССИЙ. СВОБОДА В СВОБОДНОМ МИРЕ. КОСМИЧЕСКИЕ ПРОГРАММЫ ЗЕМЛЯН ДОЛЖНЫ КОНТРОЛИРОВАТЬСЯ ПОЯСОМ.

ОБЩИНЫ ИЛИ КОЛОНИИ? ДОКТОР ДЖАУН НАСТАИВАЕТ НА ЧИСТОТЕ ТЕРМИНОВ.

БИОСИНТ КОЛОНИИ БЕЙЗИ УНИЧТОЖЕН СВОБОДНЫМИ ОХОТНИКАМИ.

Сумасшедший мир.

Калхас прикрыл глаза.

Он вспомнил один из самых сложных экзаменов воспитанников Общей школы.

Там надо было найти единственную дверь, – на огромной территории, поросшей пыльной травой, изрезанной оврагами и ручьями, обнесенной унылой бетонной стеной. В стену врезаны две сотни абсолютно одинаковых металлических дверей. Калхас и сейчас помнил шероховатую краску, покрывавшую металл. Правила просты: ты выбираешь дверь. Любую. Но только одну из двухсот. Повторных попыток не предоставляется. Если ты сделал правильный выбор, то попадешь в небольшой сад с тихим озером. Если ты отыскал, определил, открыл одну-единственную незапертую дверь, ты получаешь целый месяц каникул и право выбора. Пояс, колонии, Мегаполис, отдаленные океанические станции – весь мир для тебя открыт. Ты можешь отправиться куда угодно, заняться всем, что придет тебе на ум, вот только сумей и правильно выбери одну-единственную незапертую дверь.

Существовали целые системы хитроумных вероятностных толкований, но Калхас в свое время ничем таким не воспользовался. Он просто толкнул нужную дверь, и она открылась…

Вспоминая это, Калхас смотрел на экран Инфора.

Мегаполис (шла утренняя хроника) был полон злобного очарования.

Солнце еще не взошло. Сквозь туман пробивались бесконечные огни. Оранжевые над живыми скульптурами, красные над реалами Макуны и службами Эл Пи, нежно зеленые над жилыми кварталами. Редкие башни МЭМ смутно просвечивали сквозь туман как чудовищные белые айсберги.

«ГЕРМЕС» ГОТОВ К СТАРТУ.

СОВЕТ У-РЕГИОНА ПОДАЛ В ОТСТАВКУ.

ЮЖНЫЕ КЛАНЫ ВОЗМУЩЕНЫ ДЕЙСТВИЯМИ СВОБОДНЫХ ОХОТНИКОВ.

Я уже не принадлежу Земле, подумал Калхас.

Ни доктор Джаун, ни отставка Совета У-региона меня уже не волнуют.

Наверное, это потому, что я знаю, что ни философия доктора Джауна, ни победа колоний не могут изменить ход истории. Он вздохнул. Прошлой ночью в кабельной шахте одной из башен МЭМ нашли труп молодого человека, предположительно лет двенадцати. Не Сеун, к счастью. Причина гибели неясна. Еще более странно то, что неизвестный молодой человек не был зафиксирован в памяти МЭМ. Как это могло случиться? Получается, что этот человек как бы не существовал? Не зря ходят слухи, что отряды Свободных Охотников на девяносто процентов состоят из таких вот никому неизвестных молодых людей…

VII

– Я оказался прав? – улыбнулся лайкс, увидев Калхаса.

– Абсолютно. У меня есть друг, завтра я угощу его морской кухней.

– А почему не подругу?

– Не забывайся, лайкс.

– Прости. Но многим там нравится.

– Вполне возможно, но сейчас я был там один.

– Это кафе не для всех. – Лайкс понимающе улыбнулся. – Ну, что? Ты готов общаться с МЭМ?

– Кажется, да, – ответил Калхас. – Только, пожалуйста, не торопи меня.

Он назвал длинный цифровой код, и лайкс странно замер.

– У меня всего тридцать пять секунд. Ты готов?

– Только двадцать семь, – мягко поправил лайкс. Он уже получил от МЭМ точную информацию.

– Ты, наверное, часто беседуешь с людьми?

– Конечно. Я стою не в самом оживленном месте, но привлекаю внимание. – Лайкс опять улыбнулся. – Правда, в последние двадцать лет люди стали более раздражительными. Ты ведь знаешь, несколько лайксов в пригородах убиты. Меня тоже несколько раз обвиняли в вещах, к которым я не имею никакого отношения.

– Может, на вас обижаются потому, что вы все знаете?

– А почему не обижаются на МЭМ? – возразил лайкс. – Мои знания это память МЭМ. Я могу выложить тебе все, что знает и о чем догадывается человечество на данный момент, но все равно это знания МЭМ. Я всего лишь транслятор.

– Понимаю.

Двадцать семь секунд.

Не так много, но и не так мало.

Редер беспримерно щедр. Время МЭМ бесценно.

Двадцать семь секунд. Значит, вопрос следует сформулировать предельно четко. Где находится такой-то воспитанник? Все воспитанники Общих школ включены в память МЭМ, она контролирует каждый шаг. Все же странно, подумал Калхас, что Афра не обратилась в Совет Матерей? Она подняла такой большой шум вокруг исчезновения сына, а в Совет Матерей не обратилась…

– Готов? – спросил лайкс.

– Тебе часто приходится помогать людям? Ты помог кому-то всерьез?

– Однажды ко мне подошел человек, – улыбнулся лайкс. – Ну, знаешь эту болезнь, слышал, наверное, она описана как синдром Клепова? Человек спокойно живет, у него интересное дело, дом, друзья. У него интересная женщина. Он достигает третьего, а то и второго уровня жизни и даже получает право на личный код МЭМ. Но однажды вдруг просыпается в слезах и понимает, что жизнь не удалась. Особых причин думать так – нет, но самый сильный человек может бросить все и уйти в колонию. А слабые заведомо обречены. Им не помогают слова и лекарства. Они гаснут на глазах. Говорят, синдром Клепова проявляется только в Мегаполисе. Этой болезни не знают ни на дальних биостанциях, ни в кланах, ни на Поясе. Так вот, однажды ко мне подошел такой вот человек, Калхас, и заговорил очень откровенно. Со мной все говорят откровенно, – улыбнулся лайкс. – Может, потому, что я не человек.

– Ты помог ему?

– Мы поговорили.

– О чем? Расскажи.

– Нет, не расскажу. Это касается только нас двоих. Но одно могу сказать – этот человек ушел успокоенный.

– Ты внушил ему надежду?

– Надежда внутри человека, Калхас. Ее нельзя внушить. О ней можно только напомнить.

– Кажется, понимаю.

– Ну, если понимаешь, тогда должен понимать и то, что далеко не все упирается в условные и безусловные рефлексы. Одно дело механически копить знания, другое – пользоваться ими, – несколько наставительно заметил лайкс.

– Хорошо. Я готов.

– Я тоже.

Правильное лицо лайкса напряглось, сразу потеряв сходство с человеческим.

Он застыл, как каменная, нет, скорее, как чудесная металлическая скульптура.

Калхас с удивлением следил за необычными превращениями лайкса. Он не верил в чудеса и отдавал себе отчет в том, что беседа с МЭМ вовсе не беседа с Богом. Но странное ощущение охватило его. Пустой парк… Пустая аллея… Шелест дождя и листьев…

Здесь МЭМ.

Голос лайкса прозвучал приглушенно, но Калхас все же оглянулся, не слышит ли их кто? Нет, вблизи никого не было. Кислотный дождик разогнал прохожих.

– Сеун Диги, – внятно произнес Калхас. – Сын Афры и Пауля Диги, воспитанник Общей школы, группа Кей, наставница Она У. Хочу знать, где в данный момент находится Сеун Диги.

Калхас ждал краткого молчания, хотя бы секундной паузы, но ответ прозвучал незамедлительно:

– В будущем.

– В будущем? – изумленно переспросил он.

– Если МЭМ сказала – в будущем, значит, так оно и есть.

Лайкс снова ожил, его темные глаза вдохновенно мерцали.

– Я никогда не слышу того, что передаю людям от имени МЭМ, так уж я сконструирован, но по твоей реплике я понимаю, что МЭМ тебе ответила. Ты удовлетворен?

– Не думаю, – обескураженно ответил Калхас. – В будущем. Как это понимать?

– Иногда даже самые простые вещи следует истолковывать.

– Но что тут истолковывать? Всего два слова.

– Как это что? – моргнул лайкс. – Тебе ведь сказали – в будущем. Ну, так интерполируй известные тебе факты, наведи смысловые мосты. Скорее всего, интересующий тебя Сеун Диги жив, ведь о смерти нельзя сказать: он сейчас находится в будущем. Я бы не удивился, узнав, что интересующий тебя Сеун Диги занимает одно пространство с нами. Оно ведь не обязательно должно не совпадать с нашим, правда? – Лайкс усмехнулся. – Настоящее толкование требует умственных усилий. Ну, так действуй. В настоящем толковании многое зависит от твоих собственных представлений о времени и пространстве.

– Разве они не одинаковы у разных людей?

– Разумеется, нет!

– Лайкс, у меня осталось еще время?

– Целых двенадцать секунд.

– Я могу их использовать?

– Само собой.

Лайкс снова замер.

Может, он прав, подумал Калхас. Может, все дело всего лишь в правильном толковании? Но как можно истолковать эти слова – в будущем?

Теперь он по-настоящему боялся за Сеуна.

– Где провела последнюю ночь Афра Диги?

Он не знал, почему задал именно этот вопрос. Это было как наитие.

Он не спросил, где Афра находится сейчас (она ведь могла перемещаться из одного района Мегаполиса в другой). Он спросил именно так: где она провела последнюю ночь. Он хотел это знать точно.

– Квартал Тайби, сто седьмой этаж, блок Си.

Калхас почувствовал себя обескураженным.

Квартал Большого Совета… Когда Афра стала вхожа в Совет?..

VIII

Сложная геометрия подземных переходов вывела Калхаса в Старый парк.

Белый айсберг гигантского архитектурного массива поднимался над желтеющими деревьями, то почти смазываясь течениями смутного тумана, то неестественно ярко выступая из нежной мглы. Бесшумный локиратор соединил Калхаса со сто седьмым этажом, но никто ему не ответил. Тогда он поднялся на лифте, не вызвав диспетчера. Это нарушало принятые правила, но в некотором смысле Калхас уже не являлся обитателем Мегаполиса.

Дверь блока распахнулась.

Очень просторно. Много воздуха.

Калхас увидел себя в огромном зеркале, занимающем всю стену холла, и усмехнулся. Если решился действовать – действуй. Из глубины зеркала внимательно посмотрел на него крепкий невысокий человек с шрамом на лбу, с глазами, в которых угадывалась напряженность, да еще этот вздернутый уголок губ…

Дверь оказалась незапертой.

Наверное, он сразу попал в кабинет, потому что на стене ярко алело изящное, похожее на коралловый нарост, хранилище кристаллов памяти. Система рабочих Инфоров занимала весь простенок между двумя арочными окнами с наглухо опущенными жалюзи. Судя по индексации, два из семи Инфоров относились к категории Би, то есть имели прямой выход на Большой Совет и его Отделы. Низкие удобные кресла. Низкий диванчик, на котором небрежно обвис полупрозрачный женский платок. Наконец, огромный рабочий стол, похожий на штурманский. И на нем ничего, кроме развернутого синалевого рулона.

Впрочем…

Книжная полка…

Тренированная память Калхаса мгновенно подсказала: точно такая полка выглядывала из-за плеча Афры, когда утром он разговаривал с нею. Значит, МЭМ права: последнюю ночь Афра Диги провела здесь. В будущем…

Но почему – в будущем?

Калхас осторожно дотянулся до ближайшей книги.

С сухих раскрытых страниц пахнуло пылью и вечностью.

 
Загребем, где вьются травы,
все цветы себе для славы,
для венка – листок – другой!
Спляшем, словно менестрели,
меж распятьем и борделем,
богом, миром – танец свой!..
 

Несомненно, эти слова что-то означали.

Но не слишком ли много восклицательных знаков?

Так говорит доктор Джаун. С постоянным повышением голоса. «Общины!.. Биосинт!.. Колонии!..» Доктор Джаун обожает восклицательные знаки.

 
Тот, кто слаб плясать с ветрами,
кто обвязан весь бинтами,
словно инвалид, до глаз,
кто – с ханжами, слабаками,
добродетели гусями, –
вон из рая: рай для нас.
 

Если кресло поставить близко к экрану, собеседник ничего, кроме соговорящего, не увидит. Ну, разве что край книжной полки… Афра этого не учла… И платок… Да, платок… Калхас был уверен, что утром именно этот платок обвивал шею Афры… При этом ощущался в кабинете неясный отпечаток заброшенности, будто в кабинет давно уже никто не входил…

Пыль. Тонкий налет пыли.

Калхас не знал, что думать об увиденном.

Можно, конечно, так запрограммировать Инфор, что твое изображение вполне адекватно будет реагировать на слова собеседника, особенно если тема беседы определена заранее. Не ты сам, а твоя тень будет вести разговор. Главное, не выходить за пределы означенной темы.

Калхас недоуменно пожал плечами.

Афра лгала? Она специально настроила программу на беседу с виртуальным двойником? Он вспомнил… Ну да… Разговаривая, она всегда смотрела немного не туда, куда следовало смотреть живому человеку…

Наведенный образ, вот как это называется.

Думая так, он перевернул валяющийся на столе жетон.

Бегущие символы Большого Совета и легкая вязь – «Доктор Д. Джаун».

Что ж, круг замкнулся.

Доктор Джаун – высший уровень Мегаполиса.

«Афра Диги, – вспомнил он слова наставницы, – связана с какой-то крупной исследовательской ассоциацией, у нее много друзей». Влиятельных друзей, добавим. Наставница не ошиблась. Член Большого Совета имеет право проживать в квартале Тайби, передвигаться на флайере с неконтролируемой памятью и иметь прямую связь с МЭМ. При этом именно доктор Джаун считает Мегаполис смердящей дырой. А маленький Сеун Диги интересовался Пустыми пространствами, мог часами просиживать над географическими картами. Как там сказала наставница? Ну да, Сеун задумывался над справедливым разделом мира…

Калхас опустился в кресло, и Инфор сам по себе вспыхнул, выбрасывая на экран новости.

СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ…

БОЛЬШОЙ СОВЕТ…

ПОЯС…

СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ…

ОБЩАЯ ШКОЛА…

СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ…

ВОЛНОВЫЕ ЗАВОДЫ…

СЕМНАДЦАТЫЙ КВАРТАЛ…

СВОБОДНЫЕ ОХОТНИКИ…

КОЛОНИЯ УИТНИ…

Мир сошел с ума.

Калхас нажал клавишу доктора Джауна.

В конце концов, я уже нарушил правила, холодно решил он. Ничего не случится, если я нарушу правила еще раз. Он чувствовал себя человеком, уже оставившим Мегаполис. И, уходя навсегда, он хотел знать, почему Афра его обманывала.

Тесная низкая комната высветилась на экране.

Стены комнаты оклеены скучными бумажными полосами.

Деревянный… да, деревянный подоконник, заваленный… да, книгами.

Это что, кадры из исторического реала? В таких жилищах люди обитали лет двести назад, а то и больше. В те времена книги не считались редкостью. И эта пишущая машинка… Ну да, Калхас увидел на столе самую настоящую пишущую машинку. Однажды он видел что-то такое в музее Харта… Невысокая хмурая женщина (старомодный пиджак в талию, зауженные брюки) вошла в кадр. Скрестив руки на груди, остановилась у промерзшего насквозь окна. Какая тоска, высокий Космос, какая тоска. Калхас отчетливо видел: стекла действительно промерзли. Что видела эта женщина за промерзшим окном?

Конец двадцатого века?

Или начало двадцать первого?

Кто эта женщина? Чем удручена? О чем думает?

О своем уже давно развалившемся, давно умершем мире?

Если это первая четверть двадцать первого века, значит, Катастрофа уже разразилась. Американцы вышли из объединенной Азии и Африки, зона их влияния в мире значительно сократилась, и, в свою очередь, так же значительно Мексика расширила территории, а Китай начал сливаться с Японией и Россией. Новая, теперь неостановимая волна глобализации, опирающаяся не на доктрины религиозные или политические, а именно на культуры, определили мир после Катастрофы.

Высокий сутулящийся мужчина вошел в комнату, кивнул женщине и тоже остановился у промерзшего окна. Почти сразу пошел звук.

«Ты уверен, – Калхас сразу узнал голос Афры. – Ты уверен, что все это выглядело именно так?»

«Я опираюсь на анализ МЭМ», – ответил доктор Джаун.

«Но какой скудный мир! Как они жили?»

«Разве Мегаполис живет богаче?»

«Богаче, – ответила Афра. – Мегаполис страшен, в нем все прогнило, но он живет богаче. Наверное, я не решилась бы войти в такое жилище…»

«Но вошла бы…»

«Да, Джаун. Я бы вошла. Ведь у них были дети! И они росли при родителях!»

«А потому болели и голодали, – безжалостно уточнил доктор Джаун. – И бесконечно повторяли ошибки родителей».

«Своих детей я вырастила бы здоровыми…»

«Возможно. Но потом они все равно покинули бы тебя! Ты же знаешь, что до Катастрофы по-другому быть не могло».

«Но, Джаун…»

«Вспомни миф о богине Деметре! – неумолимо произнес доктор Джаун. – Приняв образ няни, она пришла во дворец царицы Метаниры ухаживать за новорожденным Демофонтом. В будущем мальчик стал известен как покровитель земледелия, а Деметра хотела сделать его вообще бессмертным. Каждую ночь, когда обитатели дворца отходили ко сну, богиня Деметра укладывала обнаженного младенца на раскаленные угли. Разумеется, младенец страдал, но обрести бессмертие можно только через страдания».

«Не надо об этом!»

«Нет, надо, Афра. Молчать об этом нельзя. Разве нам легче, чем людям прошлого? Ну да, мы знаем многое. Мы знаем гораздо больше, чем они. Наверное, мы не так сильно испугались бы, увидев ребенка на раскаленных углях, потому что знаем, как его спасти, но все равно испугались бы…»