Текст книги "Темное настоящее"

35

– Для начала давай раскроем карты, – предложил Черданцев. – В каком статусе ты сейчас выступаешь?

– Частное лицо. Меня можешь не опасаться. Я пенсионер, для правоохранительной системы я никто. Сразу же после убийства Борзых я принял участие в расследовании в качестве стороннего консультанта, но после разоблачения Морозова необходимость в моих услугах отпала.

– Годится! Что ты знаешь об этом деле, о его, так сказать, ответвлениях?

– Мне известно все о ДТП в 1992 году, о банкротстве Любимова и, разумеется, все о Морозове. О заказчике убийства я ничего не знаю.

– Андрей Николаевич, тебя действительно интересуют дела давно минувших дней? Тогда слушай! Лев был гением. Если бы он родился в другой стране, в другое время, то наверняка бы стал долларовым миллионером. Но история не приемлет сослагательного наклонения! Классно сказано? Это не я придумал. По телевизору слышал. Так вот, о Льве. Он, как сам признавался, с детства был равнодушен к музыке, но состояние сколотил именно за счет нее, вовремя понял, в каком направлении надо идти. В последние годы Лев Иванович затосковал и стал частенько прикладываться к рюмке. В пьяном виде вспоминал то голодную послевоенную молодость, то Ирак. Что правда в его рассказах об Ираке, а что вымысел – я не знаю, но портрет Саддама Хусейна у него был. Настоящий портрет с собственноручной дарственной подписью. Как-то Лев разоткровенничался и признался, что с помощью иракской контрразведки избавился от жены, которая изменяла ему с иракским сантехником. Вполне возможно, так и было. Почему? Лев после возвращения в Советский Союз круто меняет свою жизнь: бросает хорошо оплачиваемую работу в энергетике, переезжает в другой регион и устраивается на комбинат бытового обслуживания населения, где зарплаты копеечные, без калыма не проживешь. Сразу после переезда он реорганизует систему звукозаписи и начинает штамповать левые кассеты. Музыка в то славное время была составной частью жизни молодежи. Сейчас эту нишу занял интернет, а тогда человек, не знающий поименно состав «Бони М», выглядел дикарем, инопланетянином. Лев на удивление быстро стал разбираться в музыкальных течениях, понял, какие исполнители будут наиболее востребованными у молодежи. Тогда в первый раз воссиял его гений – Лев выбросил на рынок тематические сборники: музыка для дискотек, баллады, забойный рок. Каждый меломан мог найти сборник по душе. Возьмем легендарный альбом группы «Пинк Флойд» «Стена». Благодаря этому альбому все советские подростки знали, что The Wall в переводе с английского значит «Стена». В оригинале альбом чудовищно длинный и нудный. Как писали в «Комсомольской правде», в этом альбоме Роджер Уотерс описывал становление молодого человека, взбунтовавшегося против капиталистической системы. Но в этом же альбоме есть композиция, которая подталкивает к действию, зовет что-то изменить в себе самом или в окружающем мире. В фильме «Стена» под эту песню школьники устраивают бунт. Как она называется, я точно не помню, но до сих пор, когда я ее слышу, мурашки по телу идут. Лев рассудил просто: полную версию альбома купят единицы, а вот нарезка из похожих композиций будет пользоваться спросом. Он оказался прав! Мы сделали сборник «Лучшие песни “Пинк Флойд”» и хорошо заработали на нем. О Карташове пока все понятно? Теперь о нас. Есть такое выражение: «Два сапога пара». Мы с Юрой какое-то время были не парой сапог, а одним сапогом с двумя голенищами. Мы были неразлучны. Нам нравились девушки одного типа, мы слушали одни и те же песни, вечера проводили в одних и тех же компаниях. В нашей паре Юра был ведущим, в нем всегда что-то бурлило, тащило не туда, куда надо. Чтобы не быть «хорошим мальчиком», он пускался во все тяжкие: хулиганил, рано начал курить, пить вино, приставал ко всем девчонкам, которые не могли дать отпор. Юру натурально коробило, если кто-то из взрослых говорил о нем «хороший мальчик». Мне было как-то безразлично, что обо мне старушки у подъезда говорят, а Юра беситься начинал, если кто-то из пацанов слышал, как его за хорошее поведение хвалят.

Черданцев прервался на минуту, разлил водку по рюмкам.

– Мимикрия! – воспользовавшись паузой, вставил Лаптев. – Перед педагогами ты прилежный ученик, а за дверями школы – шалопай с сигаретой во рту.

– Все так жили, – согласился Черданцев. – Днем ты комсомолец, а вечером анекдоты про Леонида Ильича травишь! Вздрогнем!

Мужчины выпили, закусили. Черданцев продолжил:

– Потом в нашей жизни появилась Лиля, следом за ней – Лев Иванович. Юра с самого начала был ближе к Карташову, чем я. Он пользовался у Льва абсолютным доверием и работал на него не за страх, а за совесть. Потом произошла эта гнусная история с Мамедовым. Лиля рыдала, выпрашивала у отца прощение, грозилась вены перерезать, если он не простит ее. Простил. Сразу замечу, что в разборках с Мамедовым я не при делах. В то время я был у Льва на подхвате, финансово от него не зависел. Мстить за Лилю, с которой у меня ничего не было, – это перебор. По зубам бы я за нее любому дал, а убивать человека – это совсем другое! Тебе, наверное, интересно, переспал ли я с ней до армии или нет? Не переспал. Мог бы, но она была дочерью уважаемого мной человека, и я интима с Лилей избегал. Юра, кстати, тоже. Он, естественно, переспал с Лилей, и было это между ними не раз, но как бы сказать-то… Это был секс не по зову души, а потому, что он должен был быть. Они целыми днями вдвоем сидели и от нечего делать занимались любовью. Издержки производства! Потом Юра ушел в армию, попал в морфлот на три года. Меня призвали только на следующую весну. Целый год я замещал его, если так можно выразиться. Не у Лили в кровати замещал, а за пультом звукозаписи. В середине 1980-х годов на смену магнитофонным катушкам пришли компакт-кассеты, маленькие, ненадежные, с низким качеством записи. Но у них было одно неоспоримое преимущество: такие кассеты подходили к переносным магнитофонам, работающим на батарейках. Переносные магнитофоны совершили самый настоящий переворот в музыкальном досуге. Теперь в любом дворе за столиком, где мужики по вечерам в карты играют, можно было врубить на всю мощь забойный рок и наслаждаться воплями взбешенных жильцов: «Сволочи! Сделайте музыку тише! Людям завтра на работу!» Лев плевался от качества записи на компакт-кассетах, но часть бизнеса перестроил, купил новые импортные кассетные магнитофоны, и мы стали наполнять рынок той же аудиопродукцией, но на другом носителе. В 1985 году призвали меня. Через полтора года дали отпуск – десять суток, не считая дороги. Первую часть отпуска я провел в кругу семьи, встречался с друзьями, потом выбрал время и пошел к Карташовым. Льва дома не было, он уехал за партией чистых кассет в Москву. Лиля несказанно обрадовалась мне, и мы три дня не вставали с кровати. Если бы она перед расставанием предложила жениться на ней, я бы пошел в загс не задумываясь. Армия, сам понимаешь! Полтора года я видел девушек только через забор, а тут – вот она, ласковая, на все готовая Лилечка! Радужное настроение подпортила мне старшая сестра Юля. Она сказала, что Лиля Карташова таскается по мужикам, как последняя шлюха. Я поссорился с сестрой и уехал к месту службы. В части чую: со мной что-то не то. Переборол стеснение, пошел в медпункт. Оттуда направили в госпиталь, сделали анализы и выявили гонорею. Мой командир роты был в ярости, грозился меня на гауптвахте сгноить, командир батальона смеялся до слез: «Лихо ты, Черданцев, триппер подловил! Хорошо, что тебя только на десять суток отпустили. Поехал бы на две недели – с сифилисом бы вернулся!» На пару месяцев я стал героем дня в части. Солдаты за моей спиной перешептывались: «Это вон тот с триппером из отпуска приехал? Ударно отдохнул, ничего не скажешь!» Я честно написал Лиле, как обстоят дела. Она пишет в ответ, что ни о какой гонорее ничего не знает, что она проверилась и у нее ничего нет. «Ты, Петя, на меня свою заразу не переводи. Где ты таскался, я не знаю, и о твоих позорных болезнях даже слышать не хочу». Если бы после получения этого письма я бы встретился с Лилей, то я бы прибил ее на месте. Представь, какая сволочь! Наградила меня гонореей и на меня же стрелки перевела. Где бы я мог подхватить заразу, если за полтора года она была единственной девушкой, до которой я рукой дотронулся? Перед дембелем я успокоился, перестал мечтать, как отомщу этой стерве. В первую же неделю гражданской жизни меня нашел Карташов. «Пойдешь ко мне работать?» Конечно же, пойду! Сели мы обмыть наше соглашение, выпили, закусили, и Лев говорит: «Женись на Лиле! Квартиру я вам куплю, на свадьбу машину подарю». Если бы не письмо, я бы, наверное, согласился. Посуди сам: после армии надо жениться, иначе дефективным считать будут. Где жить с молодой женой, куда ребеночка из роддома приносить? К родителям? В комнату в общежитии? Так эту комнату еще получить надо. Раньше чем через год работы на производстве о комнате в общежитии мечтать и не стоит, а тут все и сразу! Лиля была девушка привлекательная, умная, хозяйственная, чистоплотная, училась в институте. По мужикам таскалась? Ну и что с того? Выйдет замуж, остепенится и будет преданной женой. Пусть лучше по молодости нагуляется, чем потом рога наставлять будет. Так ведь? Такие же мысли возникают, когда тебе предлагают симпатичную невесту, упакованную в отдельную квартиру? Но письмо! Она могла бы честно написать, что был грех, сама не знала, что у нее гонорея, и я бы все понял. Она же предпочла изворачиваться и врать, а это четкий звоночек, что ложь – часть ее натуры и она будет врать всегда и во всем. Я от женитьбы отказался. Лев сильно не настаивал, и потом я понял почему. Юра демобилизовался той же весной и почти сразу переехал жить к Карташовым. Через год он официально зарегистрировал брак с Лилей, стал любимым зятем Льва Ивановича. Я Борзых ни о гонорее, ни о письме никогда не рассказывал. Смысла не было. Лиля бы наверняка вывернулась, сказала бы, что я всю эту историю выдумал, чтобы ее опозорить. Она, кстати, долго не могла забеременеть. Наверное, грехи молодости сказывались. Когда Лев стал пить и откровенничать, я мысленно трижды перекрестился, что меня бог от женитьбы на Лиле Карташовой уберег. Яблоко от яблоньки недалеко падает! Если мать у Лилии была гулящая, то дочь рано или поздно пойдет по ее стопам. Ты согласен? Можешь не отвечать, я и так вижу, что согласен. Блуд в браке – это предательство, самый тяжкий грех. Но не будем строить из себя святош, пойдем дальше. О, кстати! Тебя не удивляет, что Лев настойчиво сватал дочь то ко мне, то к Юре? Ответ прост: он не хотел, чтобы в прибыльный, но не совсем законный бизнес входил человек со стороны. Мы с Юрой были проверенными парнями, а случайный зять мог потребовать долю в бизнесе, и Льву пришлось бы уступить. После введения рыночной экономики Лев быстро перестроился и преобразовал кооперативы в фирмы. Юре как любимому зятю он отдал самый лакомый кусок – видеорынок. Мне досталось музыкальное направление, а сам он занялся общим руководством и инвестициями. Ты уже проверил нас по базам налоговой инспекции? Все, что тебе предоставили, – ерунда! На бумаге написано одно, а на деле было совсем другое. Лев построил систему так, что и моя фирма, и Борзых были должны Карташову как физическому лицу огромную сумму денег. Он мог в любой момент обанкротить нас, оставить без копейки в кармане. Еще одним перспективным направлением был компьютерный бизнес. Его, как ты знаешь, пришлось отдать Любимову. Все бы ничего, но Любимов сразу начал подличать. Он уговорил Льва, чтобы дал ему развернуться на первых порах, не создавал конкурирующих фирм. Лев согласился подождать три года и слово свое сдержал. В 1996 году он сообщил Любимову, что открывает сеть салонов по продаже компьютерных игр. Любимов тут же настрочил донос, что вся продукция у нас контрафактная, зараженная компьютерными вирусами. В день открытия салонов нагрянула милиция, и все диски с записями игр подчистую были изъяты. Естественно, наши диски были с контрафактными играми, но других-то в то время не было! Все пиратской продукцией пользовались, ничего лицензионного не было. Да и кто будет лицензионный диск втридорога покупать? Денег-то у народа было негусто. После изъятия видеоигр мы были вынуждены временно закрыть все салоны проката и пункты продажи. Убыток понесли колоссальный! Лев был вне себя от злости, но поделать ничего не мог. Любимов наверняка пожаловался тебе, что я на него в драку в ресторане кинулся? Было дело, но до этого он Льва публично унизил. Карташов приехал с моей сестрой поужинать в ресторан. Подходит пьяный Любимов и говорит: «Что, Лев, даже на приличное шампанское денег нет? Держи, угостишь даму!» Бросает на стол несколько смятых купюр и уходит. Юля настояла, чтобы Лев Иванович заказал шампанское, налила бокал, подошла к столику Любимова и выплеснула ему шампанское в лицо. «Это тебе, козел, сдача с шампанского!» Любимов вскочил, друзья его вскочили, Лев схватил бутылку за горлышко, бросился к Юле, завопил: «Кто ее тронет, всех поубиваю!» Официанты с самого начала почувствовали, что назревает нешуточный конфликт. Как только раздались вопли, они бросились толпой в зал, растащили всех по разным углам. Льву пришлось расплатиться и уехать из ресторана. Теперь понятно, почему мы просто обязаны были поставить этого подонка на место?

– В конечном итоге получилось не так, как изначально задумывали?

– Получилось просто чудовищно, хуже не придумаешь! План с покупкой полудохлых активов компьютерных систем Любимова разработали я и Борзых. Денег на приглашенных актеров дал Карташов. В то время он еще был адекватным. Не всегда, но большей частью отдавал отчет, что происходит. Любимова мы разорили, но морального удовлетворения не получили, и тогда я предложил Юре новую комбинацию. В то время они с Лилей жили каждый своей жизнью. Чтобы не расстраивать Льва, сохраняли видимость семьи, но у каждого уже был свой круг общения: рядом с Лилией молодые крепкие юноши крутились, Юра девочек из модельного агентства заказывал. На последние деньги, кстати, развлекался. Юрец с деньгами никогда не был дружен. В начале девяностых он не знал, куда девать свалившееся богатство. Одно время, когда процветали видеосалоны, у Юры деньги в коробках из-под обуви хранились. Инфляция каждый день обесценивала их, но Юре недосуг было вложиться в акции или просто-напросто доллары купить и подстраховаться на черный день.

– Как-то в конце восьмидесятых годов, – припомнил Лаптев, – шел я мимо видеосалона и прикинул: один билет стоит один рубль. В зале сорок посадочных мест. То есть один фильм продолжительностью полтора часа приносил доход сорок рублей. За сутки крутили по шесть фильмов: начинали в обед с мультиков и заканчивали крутой эротикой поздно вечером. Народ валом валил, чтобы в тесном, душном помещении посмотреть по телевизору некачественно записанный фильм с Брюсом Ли или эротику, переходящую в откровенную порнографию.

– Видеосалон – мощная вещь! – подтвердил Черданцев. – Но поверь, на прокате видеокассет оборот был больше, в разы больше. Когда в середине девяностых годов видеомагнитофоны перестали быть редкостью и деньги к Юре с Лилей со всех сторон потекли, они процветали, наслаждались жизнью. Часть прибыли забирал Лев, а остальные средства были в их полном распоряжении. Лиля ударилась в крохоборство. В новой квартире у нее был стеллаж, снизу доверху уставленный новенькими туфлями. Спрашивается, зачем тебе сорок пар обуви? Ты же их разносить не успеешь, как они из моды выйдут. Но нет, хороший понт дороже денег! Придут гости, Лиля ненавязчиво подведет их к стеллажу и горестно так вздыхает: «Не знаю, что надеть! Одно старье осталось!» С шубами та же история – каждый месяц новая шубка, а то и две. Юра на жену денег не жалел, но и себя не забывал. Иномарки менял каждый год, из ресторанов не вылезал, по заграницам мотался. Сидят они с Лилей в престижном ресторане в Праге. Официант приносит им на подносе по бокалу шампанского. Юра на чай ему двадцать долларов дает: «Знай, как русские шикуют!» Но предпринимательской жилки у него не было! Когда пришла пора модернизировать производство и переходить с видеокассет на CD-диски, Юра воспротивился: «Зачем деньги зря на ветер кидать? Видеомагнитофоны еще сто лет служить будут, а проигрыватели CD-дисков когда еще рынок насытят?» Лев на свои деньги купил оборудование для записи дисков и продлил финансовую агонию зятька на несколько лет. Кстати… Кстати, характерный момент! Году так в 2000-м он с удивлением узнал, что диски с фильмами можно на компьютере смотреть. Тогда Юра спохватился, но было уже поздно! Компьютерные флешки отправили диски и кассеты на свалку истории. У Юры в этот критический момент не оказалось идей по развитию бизнеса и заначки не было, все спустил в «веселые» годы… Так, погоди, сейчас вспомню! В 2007 году они отправили дочку учиться за границу и на следующий год думали разойтись, но пожалели Льва и остались жить вместе. Правда, финансовую систему полностью изменили. После отъезда дочери у каждого из них был свой кошелек и некий общий фонд для оплаты обучения дочери, покупки продуктов и все такое. У Юры, довольно точно могу сказать, из доходов осталась лишь плата за аренду офисов в бывшем КБО. Все! Больше у него ничего не было. В свое время он не позаботился о финансовой подушке безопасности, о развитии других направлений бизнеса, о покупке акций или банковских депозитах и остался с носом! Тогда-то у него и возникла мысль продать или заложить в банке портрет Саддама Хусейна. Льву он объяснил свой план так: «Если случится самое худшее, то у нас с Лилей должен быть последний резерв, который мы используем в крайнем случае». «Самое худшее» – это смерть Карташова. Он был неизлечимо болен и знал, что скоро умрет, но относился к неизбежному философски: «Все когда-то там будем!» Льву шел восьмой десяток, но, на беду всем нам, закат его сопровождался психическими расстройствами. Он переживал, что сломал жизнь моей сестре, что умирает, кочуя из больницы в больницу, не видя неделями родных лиц. Кроме Юли, конечно. Она при первой возможности навещала его, но это было уже не то. Поезд ушел, пасьянс не сложился. В те минуты, когда на Льва накатывало чувство вины, он вел себя как наивный ребенок. Лиля добилась у него права на управление всеми активами. Она без зазрения совести продавала акции, принадлежащие Карташову, и на вырученные средства жила, ни в чем себе не отказывая. Юра уговорил Льва подарить ему портрет Хусейна и через иракских мошенников изготовить сертификат о его аукционной стоимости. Как только сертификат был у Борзых, он начал распространять слухи о заоблачной стоимости портрета. Клюнули все! Юре в трех банках гарантировали кредит под залог предмета, имеющего особую историческую ценность.

– После аферы с портретом ему в России оставаться было опасно. Рано или поздно портрет бы отдали на экспертизу независимому оценщику, и тогда бы Юре грозил реальный срок за мошенничество.

– Ничего бы ему не грозило, вывернулся бы! Портрет-то настоящий. С сертификатом его самого могли обмануть. Вместо уголовного дела Юру бы потащили в гражданский суд, а там дело долгое, можно годами судиться и в конечном итоге никому ничего не возвращать. Портрет Юра держал для страховки, но как только он замутил с дочерью нашего общего врага… Давай выпьем, а то в горле пересохло!

36

– Петя, хотелось бы от тебя услышать об этой необычной истории. Мне ее рассказали и отец, и сын Любимовы. Софья в мельчайших деталях припомнила, как стала любовницей, а потом невестой Борзых. Но как было на самом деле? Он действительно хотел на ней жениться?

– В том-то и дело, что хотел! После того как мы разорили Любимова, сидим мы с Юрцом в кафе, попиваем коктейли, болтаем о том о сем. Совершенно случайно в это же кафе заехала жена Любимова с подругой. Я для прикола говорю: «Возьми расписку, написанную Любимовым после ДТП, и заставь его жену с тобой переспать. Денег по этой расписке мы все равно не получим, а если его супруга в твоей кровати окажется, то я лично буду морально удовлетворен. Справедливость восторжествует!» Юра задумчиво посмотрел на жену Любимова и говорит: «Это идея! Жена у него еще ничего, симпатичная. Интересно будет узнать, какая она в постели». Любимов сломался с ходу, жена его без угрызений совести стала любовницей Борзых. На этом бы все и закончилось, но Юра увидел Софью и загорелся идеей продолжить любовную интрижку, перевести ее на новый уровень. Скажи кому: у одного человека и мать, и дочь в любовницах побывали! С первого же дня их знакомства все пошло не так, как Юра запланировал. Он по-настоящему влюбился в девчонку и согласился простить долг по расписке. По давней устной договоренности долг за ДТП мы должны были получить в равных долях на троих: я, Юра и Лев. Я от своей части отказался, когда увидел, что Юрец серьезно намерен жениться на Софье. Льву уже не до расписок было. Он чудил, да еще как! Долю в лимассольском отеле Юре отписал. Гнусная история, даже говорить про нее не хочу.

– Тогда поговорим о сестре, – предложил Лаптев. – Как я понял, у нее были тесные отношения с Львом Ивановичем?

– Теснее не придумаешь! Но я в этой истории стоял сбоку, был сторонним наблюдателем. Если кто-то тебя будет убеждать, что это я познакомил Льва с Юлей, не верь никому! Меня при их знакомстве даже рядом не было. Дело случая! Звезды расположились в определенном порядке, и они познакомились. Был июнь 1987 года, воскресенье. Теплый погожий денек, время – полдень. Как по заказу, все троллейбусы в городе куда-то исчезли. С общественным транспортом в то время были постоянные перебои, такси сроду не поймаешь, частники за поездку такие деньги заламывали, что проще пешком пройтись, чем ползарплаты отдать. Да и негоже молодой девушке в автомобиль к незнакомому мужику садиться: кто его знает, куда он тебя завезет и чем эта поездка закончится! Юля простояла на остановке у КБО целый час, никуда уехать не могла. Тут с крыльца комбината спускается моложавый мужчина спортивного телосложения. Одет по последней моде – джинсовый костюм, на ногах немецкие туфли «Саламандра». Вместо обручального кольца – массивная печатка, из кармашка куртки выглядывает пачка «Мальборо». Мужчина подходит к ней и говорит: «Я работаю в КБО. Мои окна выходят на остановку. Вы уже полчаса не можете уехать? Давайте я вас подвезу в любую точку города. Просто так подвезу, без всяких намеков и благодарностей». Он выгнал из гаража «Волгу» и отвез Юлю прямиком в ресторан, где они просидели до вечера. У сестры в то время был трудный период: она рассталась со своим молодым человеком, уволилась с работы, с каждым днем все больше погружалась в депрессию, а тут принц на белом коне! Не очень молодой, но еще не старый. В пятьдесят один год Лев был в самом расцвете умственных и физических способностей. Зарядку каждый день делал, спиртным не злоупотреблял. Из ресторана он довез сестру до подъезда, посмотрел на окна и говорит: «Петр Черданцев – ваш брат? Значит, это судьба». Так началась их трагическая любовь. Страсть затмевает разум! У сеструхи сразу крышу снесло. Она влюбилась в Карташова безоглядно, как девчонка, готовая за любимым мужчиной пойти на край света. О, о сестре! Посмотри, как она выглядела в двадцать пять лет.

Черданцев достал смартфон, нашел нужную фотографию.

– Симпатичная, правда?

Лаптев счел, что девушка на фотографии самая обычная, без изюминки. Пройдешь мимо – не заметишь.

– Никак не могу привыкнуть, что семейный альбом можно носить в кармане, – вместо похвалы сказал он.

– Перестраивайся! В ХХI веке живем. Технический прогресс идет семимильными шагами. Скоро домашние библиотеки исчезнут, все в смартфоны уйдет. Но вернемся во времена пленочных фотоаппаратов и кассетных магнитофонов! Юля влюбилась. Родители, когда поняли, что у нее и Льва все серьезно, уговаривали Юлю взяться за ум. Но она никого не слушала: «Ну и что, что он в два раза старше меня? Со Львом я чувствую себя как за каменной стеной. Мне интересно с ним, на любую тему можно поговорить». Лев сначала был настроен на ней жениться, но тут Лиля стала между ними стеной, которую ни обойти, ни объехать. Она сразу сказала: «Или я, или эта девка! Ты женишься на ней только через мой труп». Начались скандалы, истерики. Лиля два раза травилась. Ее на скорой помощи в больницу увозили, промывание желудка делали, капельницу ставили. Лев был вынужден начать двойную жизнь: тайком он встречался с Юлей, клялся ей в любви, а по вечерам заверял дочь, что в их жизни ничего не изменится. Лиля с самого первого дня возненавидела Юлю не потому, что она была моей сестрой. Ничего подобного! Она была бы против женитьбы Льва Ивановича на любой женщине. В новом браке у Льва родились бы дети, и Лиля тут же превратилась бы из единственной любимой дочери просто в дочь, в одну из наследниц его состояния. Лиля, повзрослев, привыкла рассматривать капитал, накопленный отцом, как свой собственный, а тут какие-то конкуренты бы нарисовались! Они с Юрой два раза свадьбу переносили, пока Лев не заверил, что жениться не будет. Лев объяснил Юле ситуацию так: «Подожди немного. Лиля родит ребеночка, успокоится, и тогда мы сможем узаконить наши отношения». Сестра согласилась и терпеливо ждала приглашения в загс три года. В 1988 году она забеременела. Лев настоял, чтобы Юля сделала аборт. Мать умоляла ее оставить ребеночка. Говорила: «Юля, рожай! Мы вырастим внука, он тебе не будет обузой». Но нет! Юля слепо верила Льву, и, как оказалось, зря. За три года им обоим надоело встречаться на съемных квартирах, скрывать свои отношения. Юля поставила вопрос ребром: «Если Лиля боится, что я украду у нее хоть один рубль, раздели бизнес на несколько частей, и тогда она не будет иметь к нам претензий». Лев предложил подождать, пока в экономической ситуации в стране не наступит ясность. Наступил 1991 год. Вместо стабилизации экономики грянул августовский путч, и все пошло кувырком, социализм рухнул, в сфере торговли и производства наступил бардак, который сейчас называют периодом первоначального накопления капитала. Юля еще раз потеряла работу, стала вновь погружаться в депрессию. Случайно она познакомилась с мужчиной, который предложил ей выйти за него замуж. Она не нашла ничего лучшего, как поставить Льву ультиматум: «Или я выхожу замуж, или ты женишься на мне». Тот посоветовал не спешить и подождать еще немного. «Но если годы поджимают, – сказал он, – то ничего не жди, выходи замуж, пока зовут». Юля кровно обиделась на него и пошла в загс с нелюбимым мужчиной. Когда Лев стал тяжелобольным стариком, начал выпивать и откровенничать, я выбрал подходящий момент и спросил: почему он в конце 1980-х годов не стал жить с женщиной, которая его искренне любила? Слов нет, после истории с абортом в их отношениях наступило похолодание, но все еще можно было исправить, создать нормальную семью, родить детей. Лев совершенно честно сказал, что тогда, много лет назад, он испугался менять годами налаженный быт и становиться молодым отцом. «Я старел, – сказал он, – а Юля с каждым годом только хорошела, становилась все более и более привлекательной. Зачем же ей жизнь ломать? Со мной не повезло, так пускай с другим мужчиной будет счастлива». Счастья не получилось. В 1993 году Юля родила мальчика с явными признаками ДЦП. Ребенок не мог самостоятельно ходить, нуждался в постоянном медицинском уходе. Лев проявил благородство и взялся оплачивать его лечение, хотя прекрасно знал, что это не его ребенок. Мальчик был так похож на законного мужа Юлии, что никаких сомнений в его отцовстве не возникало. Больной ребенок вновь сблизил Юлю и Льва, и они стали встречаться. Муж терпел-терпел это издевательство и ушел из дома, громко хлопнув дверью. Сейчас у него другая семья, двое совершенно здоровых детей. Мой племянник более-менее поправился, может самостоятельно ходить, выучился на компьютерщика – словом, нашел свою нишу в жизни. Карташов в начале двухтысячных годов предложил Юле сойтись, но она отказалась. И правильно сделала. Лев после шестидесяти пяти лет стал стремительно стареть. Казалось, совсем недавно он был полон сил и планов на будущее, и вдруг что-то в нем надломилось и он начал угасать. Сестру роль сиделки при больном старике не устраивала, но она регулярно встречалась со Львом, даже по ресторанам с ним ездила. В 2008 году Льву Ивановичу поставили смертельный диагноз. Врачи отвели ему год жизни, он протянул почти пять лет. Но это, на мой взгляд, была уже не жизнь. Полгода в одной больнице, полгода – в другой. Месяц дома, и вновь в больничную палату. На свое лечение Лев денег не жалел. Какие только лекарства ему из-за границы не привозили, какие только специалисты его не осматривали! Но тщетно! Жизнь они ему, безусловно, продлили, а с психическим здоровьем поделать уже ничего не могли. Лев, обколотый морфием, впадал в прострацию и становился легко управляемым. Осенью прошлого года он написал завещание, по которому шесть номеров в отеле «Артемида» на Кипре завещал сыну Юлии. О, сын! Фотографию его показать или не надо? С сыном была вот какая история. Когда мальчику было двенадцать лет, он приехал с лечения, открыл дверь своим ключом и услышал, как Юля говорит со Львом по телефону. Они тогда стали подменять личное общение телефонным и могли часами вспоминать, кто был прав, а кто виноват. Племянник встал в прихожей и слышит, как мать говорит в другой комнате: «Я до сих пор уверена: если бы он родился от тебя, то никаких проблем с ДЦП у него бы не было». У племянника были проблемы с конечностями, а с головой у него все в порядке. Он не стал устраивать разборки, хлопнул дверью, словно только что вошел, и стал вести себя как ни в чем не бывало. О подслушанном разговоре он сказал мне только в январе, когда все уже было кончено.

– Мы все равно подходим к истории с завещанием…

– Согласен! Из песни слова не выкинешь. История эта грязная, но черт с ним, расскажу! В декабре Юра объявил, что женится на дочке Любимова и уедет с ней жить за границу. Женишься – женись! Продавай все имущество и живи как хочешь! Мало ли русских иммигрантов по заграницам мотается, одним больше, одним меньше, но тут нарисовалась одна проблема – имущества у Юры фактически не было. Доли в квартирах он продать не мог, Лиля бы никогда не дала согласие на отчуждение части совместной собственности. По факту на конец прошлого года у него был портрет Саддама Хусейна и половина этажа в бывшем КБО. Портрет он собирался заложить в банке и получить солидный кредит, но это скользкий путь, ненадежный. Сегодня банки готовы принять портрет в качестве обеспечения кредита, а завтра могут отказать. С продажи части этажа в КБО много не выиграешь, на безбедную жизнь на берегу теплого моря не хватит. Тогда Юра решился на подлейший, бесчестный поступок. Он воспользовался беспомощным состоянием Льва, приехал к нему с нотариусом третьего января и подсунул на подпись дарственную, по которой шесть номеров в отеле переходили к нему. Часть этажа в кипрском отеле – это верный кусок хлеба. На долгие-долгие годы хватит. Лев осенью завещал эту недвижимость сыну моей сестры, а Юра перехватил. Примерно через неделю после подписания дарственной у Льва наступило прозрение, он позвонил Юле: «Приезжай! Я, кажется, совершил великую глупость». Юля примчалась, узнала о дарственной, разревелась: «Как ты мог? Ты моего сына нищим оставил». Лев стал оправдываться, убеждать, что все переделает, отзовет дарственную. Но не успел: впал в кому и умер, не приходя в сознание. Я проконсультировался с юристами. Они сказали так: завещание вступит в силу только через полгода после смерти завещателя, а дарственная действует с момента подписания, то есть Юра опередил нас на шаг. Пока бы мы законным путем запрашивали документы из регистрационной палаты Кипра о наличии недвижимости и ее рыночной стоимости, Юра просто бы приехал в Лимассол и вступил во владение частью отеля. Скотский поступок, слов нет, но юридически сделка проведена безупречно, документы подписаны в присутствии нотариуса. Лев находился в сознании, не бредил. Поди-ка сейчас докажи, что он не отдавал отчет своим действиям и не мог в полной мере руководить ими! Все бы у Юры получилось, да кто-то выписал ему путевку на тот свет вместо солнечного Кипра. Племянник на похоронах Льва Ивановича рассказал о подслушанном много лет назад звонке. «Больше меня здесь ничего не держит, – убежденно заверил он. – С отелем я пролетел, мать меня никогда не любила, так что делать мне здесь больше нечего. Уеду к любимой девушке в Германию». Уехал три дня назад.