Текст книги "Найти себя в эпоху перемен"

Ну как без девушек?

Сверх всего, чем он увлекался, в нём начали пробуждаться новые чувства, иной интерес. Здесь он был скромным паинькой, не осознавшим, не тронутым, не пленённым ещё тем состоянием, которое правит миром посильнее, чем науки и великие люди. Пытаясь осмыслить каждое событие, однажды он записал в дневник от второго лица, чтобы скромно зашифровать свое «Я», небольшой эпизод из студенческой жизни:

«Вечером он долго был занят брюками, теребил их, выпаривал, поминутно бегая к раковине смочить слегка прожжённую с дырками марлю, и со страстной сосредоточенностью гладил и гладил заметно обносившуюся часть костюма. Результат превзошёл ожидания. Стрелками можно было пораниться. Он надел модную в то время красную рубашку, набросил на плечи пиджак, и с ребятами направился в студенческий клуб на танцы. Это случилось впервые за два года учёбы. Зал грохотал, шуршал сотней пар туфлей, живая масса извивалась в немыслимых позах, отдаваясь твисту. От полного хаоса она переходила к всеобщей упорядоченности, ритмично взмахивала руками, изгибалась в коленях, издавала стоголосые крики. NN сидел на антресолях и смотрел на трясущуюся взлохмаченную толпу, видел в ней только одни туфельки, только одну головку и руки, обращённые к незнакомому партнёру. Вот сейчас, после этого танца, он обязательно подойдёт к ней. Пригласит на танец. Вот сейчас. Коленки дрожали. Он набирался духу. Порывался уже в десятый раз. Пары менялись в круговороте музыкальных ритмов. Всё! Он идёт! Сбегает с лестницы. Но – это последний, белый танец. Пары кружатся в вальсе. NN обречённо ищет глазами ту самую…»

Алексей не приучен был делиться своими чувствами с товарищами по группе. Он переживал свои волнения один, или делился ими по ночам с дневником. Даже здесь он облёк своё имя в загадочное NN. Переход от юношества к зрелой жизни приносил свои открытия. Он долго не мог понять значение дамских ножек для старших сокурсников, которые на досуге смаковали рассказы о них. Ноги и ноги, что в них такого? Но лицо для него было всем. Он читал его, наслаждался красотой глаз, причёской, мягкой улыбкой. Лицо собеседницы, и даже собеседника, для него было предметом изучения, особого внимания. Он представлял на минуту, что оно – отражение Мироздания, что через глаза человека, он проникает в другой мир. Этот загадочный мир отражён в этих радужных, серых и голубых, зелёных и коричневых, широких и узких сферах, подобных космическим телам, надо только научиться читать их. Азбуку языка человеческих лиц он находил в картинах гениальных художников, в работах кинооператоров. Это была непростая задача. Он понимал, что такое прочтение требует опыта и знаний, но, самое главное, особого душевного состояния. Доброта и предрасположенность зрителя помогают найти разгадку живописного портрета. То же – и по отношению к лицу живого человека. В нём отражён не только его внутренний мир: переживания, страсти, мечты, страдания; там можно найти отражение внешних влияний, даже прошлых эпох и культур, увидеть как в зеркале, свой отличный от других, век. Не случайно старые фотографии растут в цене, как артефакт прошлого времени. Каждая эпоха наложила на них свой отпечаток. В лицах можно прочитать больше о человеке, чем в подробном тексте.

Тексты могут быть лживыми, конъюнктурными, а лицо – живое свидетельство, проницательного человека оно не обманет. Алексей даже мог позавидовать князю Льву Николаевичу Мышкину, совсем не идиоту в нашем понимании, а доброму малому, герою романа Достоевского, который был наделён таким даром – читать лица. Через много лет, будучи в Нью-Йоркском метро (сабвэее), он увидит девушку-мулатку, живую копию царицы Нефертити, только более юную. Этот образ он когда-то пытался понять, проникнуть в тайны той далёкой цивилизации, с её загадочными сфинксам и пирамидами. Через много лет он побывал в тех местах и обнаружил, что там произошла подмена. И людей, и всего, что их окружает. В них не было той божественной красоты – отражения великой эпохи. Только древние строения напоминали о прошлом. А здесь прямо перед ним – живая Нефертити. Он хотел привезти домой фотографию и показать своим, как доказательство, что такой образ, обращённый потомками в легенду, был в природе и передаётся из поколения в поколение. Он пропустил очередной поезд, смотрел на неё, пытался тайно снимать на видеокамеру. Хотел сделать фотоснимок. Нерешительно подошёл к ней, но помехой стал её молодой спутник. «Ноу, ноу…» И Алексей вновь очутился в своём времени.

Его пленяла доброта, минутное внимание девушки, её лёгкое прикосновение. Он влюблялся. Мечтал, испытывал душевные муки, но никак никогда не проявлял своих чувств. Делал равнодушный отвлечённый вид и не вступал в разговоры, которые бы выдали личные отношения. Шёл бурный процесс воспитания собственных чувств, их осознания, способности управлять собой. Это ему удавалось. Мужские чувства, только начинали заявлять о себе. В них вместе с физическими импульсами зарождалось новое неведомое духовное состояние.

Оно стало главенствовать, побуждать к размышлениям, самооценке, стремлению достичь совершенства. Он ощущал почти полное отсутствие каких-либо достоинств в себе, которыми можно гордиться, даже успехами в учёбе. Здесь, в институте, он почувствовал, не вдруг, что он обретает новое качество. Он становится мужчиной. Однажды он внезапно обратил внимание на красивые ножки студентки, болтающей с подружками на скамейке в парке. Отвернулся, но голова его снова заняла исходное положение, глаза молнией скользнули по плавным волнующим очертаниям ног незнакомой девушки. В мозгу прозвучали слова Пушкина из Евгения Онегина: «Найдётся ли в России целой, три пары стройных женских ног». Он захотел убедиться в этом и ещё раз взглянул в ту сторону. Какие они, эти стройные ножки? Но хитрые подружки заметили назойливые движения глаз Алексея, толкнули её в бок и со смехом убежали прочь. Ему стало стыдно, и он впредь старался во время отвести глаза от предмета, который вновь и вновь притягивал внимание мужающего юноши. Только Пушкин «давал лицензию» на такое нескромное действо. Скорее, из научных исследовательских целей. Мол, познавай жизнь, юноша, смотри, как много красоты окружает тебя.

Алексей, что с тобой?

Однажды, сдав сессию, Алексей ехал на поезде домой в свой шахтёрский город. Вагон был заполнен до отказа. Багровое солнце, слегка прикрытое сверху серыми облаками, ложилось на землю. Пожар заката разметался по всему горизонту. День угасал, и всё живое за поездом и в самом вагоне готовилось ко сну. Становилось всё темнее и темнее. Очертания леса размывались в нарастающем мраке. Мелькали огни полустанков и небольших станций. Пассажиры при мягком свете плафонов стелили постели. Кто-то доедал из своего узелка кусочек аппетитной курочки, а кто-то уже читал книжку, притулившись ближе к свету. Алексей забросил свою сумочку на верхнюю полку и, не обращая ни на кого внимания, вслед за ней взлетел по боковой ступеньке. За неимением денег, он никогда не брал постельное бельё, а ложился прямо на полку, подложив под голову свой мизерный багаж. Конечно, хотелось есть, запах с пассажирского столика раздражал его ноздри, но ему оставалось проглотить слюну, сделать довольный вид и отвернуться к перегородке вагона. Только лежать в таком состоянии он долго не смог, какая-то сила его внезапно повернула в сторону попутчиков, и он сразу заметил, что на нижней полке сидит девушка.

Лицо её было чистое и приветливое. Глаза излучали добро, но в их глубине запряталась едва скрытая ресницами грусть. Какое-то особое волнующее излучение мягкой осязаемой женственности исходило от неё. Может, это была иллюзия, порождённая особым внутренним состоянием и созревающими чувствами юноши, подсознательно ожидающего любви и давно пребывающего в мечтах о встрече с прекрасным созданием. Девушка ощутила на себе внимательный взгляд Алексея и, вначале мельком, потом немного выдержанней, посмотрела на него. Их глаза встретились. Алексей впервые в жизни не потупился, не отвернул взгляд в сторону и, едва заметно, улыбнулся. Он с любопытством и особой мягкостью смотрел на незнакомку. Она сделала несколько неловких и явно лишних движений, пробовала смотреть в тёмное окно вагона, но там кроме редких огоньков, мелькающих в ночном мраке, не было ничего, что могло задержать зрение. Их взгляды невольно стали пересекаться всё чаще. Она достала из своей сумочки книгу, пыталась читать её, но полумрак вагона помешал продолжить это занятие. На удивление Алексея, девушка поднялась, принесла постель и постелила её на верхней полке напротив Алексея. Его охватило такое чувство, будто он падает с большой высоты и сердце на мгновение замирает. Не может быть! Её обустройство напротив него – это проявление всевышней воли, это что-то неестественное. Никаких признаков предосудительной вольности или преднамеренного шага, чтобы сблизиться, конечно, духовно, Алексей не находил в её лице. Но почувствовал, что она делает это намеренно. Ложиться спать ещё рано, внизу сидеть удобнее, тем более там есть собеседницы. Она легла, подбородком опёршись на локоть, и опять посмотрела на Алексея.

В её глазах светилась такая притягательная сила, что он вновь, едва заметно, улыбнулся. Она ответила тем же. По всему было видно, что девушка отличалась серьёзным нравом, у неё были умные бирюзовые глаза, аккуратная причёска, тонкие в меру брови. Ещё какое-то время он отрешённо отводил глаза, делая вид, что ничего не случилось, что он – тот попутчик, каких сотни, тем более что через час его станция. Но не осознал, что уже не принадлежит себе, что во власти той силы, которая не признаёт преград, которая поднимает юношу на небо, к звёздам, которая отключает земное сознание. Алексей произвольно протянул руку на полку к девушке. Сделал это робко, нерешительно, готовый тотчас одёрнуть её обратно. Она не оттолкнула, не отвернулась, не сверкнула сердитым взглядом. Напротив, посмотрела на него необычно мягко и по-доброму. Алексей заметил, что её глаза слегка увлажнились. Она покрыла его руку своей тёплой ладонью, опёрлась на неё подбородком. Алексей оцепенело, но нежно смотрел на неё. Ему показалось, что она целовала его руку. Электрический ток пробежал по всему телу. В ушах зазвенело. Он пытался владеть собой. Их руки сплелись мостиком между полок. Женщины пассажирки внизу исподволь наблюдали за этим, но делали вид, что ничего не замечают. Алексея это тоже удивило. Он стеснялся их взглядов, но не заметил в глазах пассажирок ни толики осуждения или нездорового любопытства. Или юноша был кроткий, или девушка излучала все признаки чистоты и непорочности. Загадка была в том, что реальная картина противоречила таким мыслям. Общество всегда было категорично к таким проявлениям. Оно ещё не знало, что ждёт его впереди, какие сокрушительные стихии обрушат понятия целомудренности и женской скромности. Но до этого было далеко. И всё, что происходило в купе, казалось Алексею фантастическим. Приближалась станция. Кондуктор объявила его родной город. Когда он выходил из вагона, девушка пошла проводить его на перрон. На минуту они задержались вдвоём в холодном тамбуре. Она держала его за руку. Алексей прикоснулся губами к её щеке. Хотел поцеловать в губы, но она мягко уклонилась.

– Как тебя звать? – спросил он.

– Вера, – ответила она, и слезинка скатилась с её бирюзовых грустных глаз. Она на секунду уткнулась в воротник его пальто, и быстро назвала адрес:

– Иркутск, улица Толстого, №№…, Вера Васильева. Запомнишь?

– Да, Верочка. Меня зовут Алексей. Спасибо за эти мгновения…

Алексей почти ежедневно писал нежные страстные письма, но ответа не было. От отчаяния он написал последнее письмо, где задал прямо свой волнующий вопрос. Через несколько дней получил из Иркутска ответ, только не от Веры: «Алексей, просим тебя не беспокоить Веру, она вышла замуж. Сестра Инна». Алексей не поверил, но писать больше не стал.

Французы, русские… Никто не уйдёт

Освоив студенческий быт, Алексей начал пробовать своё перо в прозе, делая небольшие зарисовки из студенческой жизни. Только для себя. Несколько раз он принимался написать рассказ по мотивам той вспышки любви, которая его озарила в поезде по пути в родной город. Но всякий раз бросал, не окончив его, ибо волнение и ощущение потери чего-то значимого, расстраивали сознание и обращали вновь и вновь к чувственным переживаниям и размышлениям. Он стал внимательнее следить за рассказами друзей, событиями в жизни института и города. У него набралась целая тетрадь зарисовок. Попробовал написать заметку в институтскую многотиражку. Прочитав её, редактор попросил приносить ещё свои материалы. Но душевное беспокойство, словно мощная внутренняя пружина, не давало покоя, давило на сознание, вызывало чувство неудовлетворённости. Как-то ему попала книга Джека Лондона «Мартин Иден». Он почувствовал странное её влияние на себя, некую материю, проникшую в сознание и душу. Едва уловимая аура связывала его с героем книги. Им овладевало желание писать основательно. Это желание пробуждалось ещё в школе, но здесь оно оборачивалось в навязчивую идею. Одновременно она пугала его. Первые попытки сочинительства показали, что у него нет жизненного опыта, мало знаний, что его идеализм далёк от действительности. Читая книги О. Бальзака, он восхищался его стилем и его талантом широко отображать картину жизни героя. Не просто рисовать его переживания или жизненные приключения, а связывать их в единое целое с историческими процессами. Герой становился более значимым, помогал глубже понять то время, в котором он жил. Для Алексея это было важно, он сам пытался понять своё место в этом мире, думал о том, что сможет привнести своего личного в то общество, частицей которого он был. Пример великих французских писателей просто лишал Алексея смелости что-то сочинять самому. Исписав несколько страниц в своей тетради, он нервно вырывал листы, комкал их и бросал в урну. Вновь возвращался к классикам, окунувшись в прекрасный, чувственный и рациональный мир того искусства, которое воспитывает личность, помогает осмыслить и своё бытие. Оно многому его научило. Это было безмерное возвышенное интеллектуальное сокровище, которое он обрёл на всю жизнь.

С русской литературой он естественным образом был связан с того самого момента, когда услышал первую сказку. Потом школа, и в ней обязательная программа по литературе. В обязательном крылось что-то формальное. Но оно было ценно своей относительной полнотой и системностью. Алексей привык читать не спеша, впитывая и осмысливая каждую строчку. Переживал за героев. А школьная программа требовала ускоренного темпа. Много писателей, много произведений надо было пройти за короткое время. Он не успевал за ней. И с огорчением пролистывал то, во что не смог проникнуть своим зрением и душой. Он не понимал тех, кто мог за вечер прочитать книгу. Но школьная литературная основа, не вполне освоенная и осознанная, послужила стимулом для позднего самостоятельного чтения. Уже в институте он понял, что многое раньше упустил, не придал значения. Алексей лихорадочно стал восполнять утерянное и недоступное ранее. Начал перечитывать русских классиков и открывать для себя новые имена. Этот процесс будет сопутствовать всей его жизни. Он наверстает и приумножит упущенное. От Жуковского, Грибоедова до Шолохова и самых современных писателей, он будет читать, перечитывать по два-три раза и по новому самостоятельно оценивать их, наслаждаться красотой слога, глубиной мысли, тонкой загадочной психологией русских душ.

Пожалуй, первым самостоятельным открытием студента и мукой познания на долгие годы стал Фёдор Михайлович Достоевский. Он показался необычным, сентиментальным, многословным, более чем надо – обстоятельным. Алексея не покидало чувство ирреальности и наигранности текста. Он верил и не верил автору. Ощущение искусственности отталкивало, а глубина чувств, притягивала. Алексей так и не понял, что в романах Достоевского привлекало его и почему они запечатлелись навсегда. Герои непрерывно многословно говорят на каком-то странном языке, будто в театральной постановке. В целом он их тирады не воспринимал, считал их излишне философскими, слегка велеречивыми, перегруженными, порождёнными только воображением автора и той целью, что он преследовал, задумывая произведение. Но, какая-то невидимая сила медленно втягивала Алексея в сюжет, в образы, в духовное нутро героев. Он ощущал себя в литературном театре, где всё условно, но главная нить замысла автора овладевала вниманием, брала за душу, увлекала. Он навсегда запомнил первые прочитанные произведения: «Неточка Незванова», «Бедные люди», «Преступление и наказание». В Раскольникова он поверил. Все его психологические хитрости, уловки, отвлекательные действия тронули Алексея своей убедительностью, логичностью и яркими художественными приёмами. Вот она – природа преступлений. Она кроется в отсутствии опоры. Нравственной опоры. Её нет в ищущих разбросанных или слабых душах, их неустойчивой психике, высоких амбициях. Она борется с нагромождением теорий. Даже просветлённая образованием душа может заглушить моральные обязанности перед собратьями по этой жизни своими страстями. Для него мир – это он сам со своими проблемами, ему никто не мил и ничто не радует. А ведь это было время, когда «Закон божий» учили в школе, когда детей крестили, когда родители воспитывали их по правилам: «Не делай плохого, Бог накажет». Но делали. Не боялись Бога, его всевидящего ока. Платили за это жизнью других и своей собственной. Раскаивались, обращались к Богу. Но что-то главное в их жизни было преступно упущено. Теперь вечный суд будет постоянно давить на сознание, сводить с ума, делать жизнь мукой. Официальные политизированные литературоведы и публицисты относили главные причины преступлений к низкому социальному положению героев романов. Но Достоевский всё смешал. В индивидууме может гнездиться плохое и хорошее, благородное и низменное, амбициозное и подавленное. Сам Алексей больше склонялся к природе человека, в душе которого заложены разные инстинкты. В каждом от природы сидит «дьявол». А может, мы питаем иллюзию, что человек высшее духовное создание природы и общества, может, это простая физическая сущность, обязательно наделённая от рождения способностью к злу, равно как и к добру? Не случайно у детей взрослые замечают первые позывы: стремление всё ломать, драться, тянуть к себе, отбирать… Только родители, социальная среда, школа начинают заглушать эти животные проявления и формировать общественно значимую личность – Человека. Но и этого может быть недостаточно. Тогда что? Что всё-таки побудило Раскольникова к преступлению? Ведь, у него всё было, что надо для воспитания социальной личности. Алексей не нашёл ответа.

С поздними сочинениями Достоевского Алексей мучился долго. Принимал и отвергал. Вновь возвращался по два-три раза, но противоречивые чувства так и не покинули его. В «Братьях Карамазовых» его преследовала также искусственность героев, их такая же театральная условность. Особенно образы Алёши и старца Зосимы. Трижды он перечитал произведение гениального автора, не хотел соглашаться с таким ровным хором восторженных поклонников и литературоведов в адрес писателя. В его глазах они выглядели поклонниками моды. Моды на интеллект и духовность. Сам он в сомнении думал: «Ну, вот, не нравятся мне «Братья Карамазовы», и всё тут. Пусть идут подальше, все, кто ими восторгается. Написано прекрасно. Язык, сюжет, сценки – увлекают. Но, почему мне они кажутся разрозненными, сшитыми белыми нитками? Некоторые действующие лица противоестественны, и как бы парят в воздухе. Все такие сентиментальные, говорливые Никто не может руководить собой. Что это? Образ русского мужика с «таинственной душой»? Разгульного, развратного, не видящего перед собой в двух шагах будущего? И Бог им не в помощь.

Все три прочтения книги Достоевского существенно отличались восприятием и пониманием текста и были разбросаны во времени на десятилетия. И связано это было с переменами в жизни общества. Синхронно с ними происходила эволюция взглядов Алексея. То, чего ему раньше не хватало: информации, жизненного опыта, времени и переломных событий в стране, всё потом проявилось в реальности и помогло глубже понять замыслы русского писателя.