Текст книги "Найти себя в эпоху перемен"

Одиночество в награду

Как-то его неугомонный и въедливый визави начал «пытать» по авангардистам «серебряного века» в изобразительном искусстве. Но Алексей к тому времени уже многое знал о Кандинском, Малевиче, Шагале. Особенно он «ломал» голову над значением «Чёрного квадрата», полагал, что всё подобное искусство больше даст толчок в декоративно-прикладном плане. Оппонент только с ехидцей посмеялся, заявив: «Ты отстал от жизни, за этим будущее искусства!» Алексей спорить не стал. Он понимал, что ещё многое надо познать, сравнить, обдумать. Нет смысла сейчас отстаивать «сырые» представления.

Алексей часто, глядя на однокурсников, думал, почему у него здесь нет настоящих друзей. Завязывались близкие отношения, похожие на дружбу, но она порой прерывалась по каким-то внешним причинам. Временное несогласие или ложная завышенная оценка товарищем его незначительного проступка перед ним, вела к разрыву. И он научился держать минимальную дистанцию со всеми, кто пытался показать своё дружеское отношение. Ровные, уважительные, без особых эмоций бывают надёжнее и крепче тех, что окутаны ореолом дружбы, а стало быть, и доверия. Тем больнее были разрывы, чем глубже казалось это доверие. «Не всякое тесное общение есть дружба, не во всякой беде познаётся друг. Друг должен быть частью тебя, пусть даже противоположной. Я не ищу дружбы, основанной на общности идей, это почти бесполезное занятие. Не смотрю на равенство интеллектов. Но в понятиях о человеке, о благородстве, о чести, о бескорыстии, искренности, честности, скромности в отношениях, терпимости и понимании друг друга, должно быть полное единство», – думал он.

Гоббс и Юм подождут

Рассчитывая каждую копейку на еду и самые необходимые житейские расходы, Алексей постоянно заглядывал в книжные магазины, умудрялся подписаться на собрания сочинений нескольких авторов. В дневнике он писал: «Сегодня выкупил 6-й том Пушкина. Третий том Канта пусть полежит. На Гоббса и Юма вряд ли найду ресурс. Осталось 3 рубля. Этого хватит на 2 дня, а стипендию дадут не раньше, чем через 6 дней. Плачевно! Завтра пойду в библиотеку, возьму томик Шекспира». А дома, в родном городе, он выкупал собрание сочинений В.И. Ленина, в конце учёбы начал искать по магазинам и покупать объёмные тома сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса. Он не готовил себя к политической деятельности. Хотел основательно понять, по какой теории конкретно живёт страна, какие аргументы в основе государственной идеологии. Он должен был сам понять, что такое марксизм-ленинизм. Через первоисточники осмыслить аргументацию, исторические корни той теории, которая перевернула мир. Его привлекали «гиганты мысли», изменившие ход истории. Это ли не пример для пытливого юноши? Ему нравилась логика политических и философских дискуссий, широта интересов и размах мысли авторов. Они были победителями в борьбе идей, и шёл процесс их реального воплощения в жизнь. Значит, всё верно, значит, они были правы. Но практического увлечения политикой, даже на уровне общественной работы в комсомоле, ещё не наблюдалось. Была только повышенная любознательность. Чуть больший интерес к чему-то исторически важному, оказавшему влияние на жизнь многих народов.

Постоянным увлечением, не требующим много денег, было кино. Художественное и документальное. Иногда в выходные дни Алексей успевал посмотреть два фильма. Они давали новое представление о жизни, истории, политической жизни, то были первые шаги к раскрепощению сознания после сталинского периода. Позже их будут критиковать, обвинять в искажении исторической правды, приукрашивании действительности, но они были заметным продвижением в общественном сознании. «Председатель» и «Битва в пути» – художественные фильмы с великим актёром Михаилом Ульяновым в главных ролях. «Обыкновенный фашизм» – документальный фильм, поставленный режиссёром Михаилом Роммом. Но и тогда же, Алексей с трепетом в душе смотрел художественную экранизацию другого содержания, связанную неуловимыми чертами с первыми фильмами: борьбой за честную жизнь. Это был фильм «Гамлет» с Иннокентием Смоктуновским в главной роли. Алексей с жадностью поглощал всё, что будоражило душу, его сознание, всё, что заставляло думать и действовать. Это выходило за реалии студенческой жизни, её главной цели – получить специальное техническое образование, а не художественное или гуманитарное. К тому же он не мог ни одного месяца прожить без долгов, постоянного голодания и чувства неудовлетворённости собственным состоянием. Мечтатель, идеалист, не блестящий студент, неуравновешенный, возбудимый юноша. Такие не скоро находят себя, своё предназначение, не могут сосредоточиться и рационально строить своё бытие. Но таким он родился, и вопреки природе, пытался осмыслить своё «Я» в бурном потоке жизни. Направить её на что-то конкретное, важное, полезное себе и людям.

От судьбы не уйдёшь

Приближался очередной Новый год. Алексей собирался отпраздновать его со своей мамой и сестрой. Мама всегда ждала его, привыкнув, что он может появиться внезапно, без предупреждения. Шторка на её окне всегда была отодвинута, и она часто выглядывала на дорогу, в надежде сразу увидеть сына и встретить его на пороге. Каждый раз Алексей с волнением подходил к дому, который едва проглядывал через густые кроны большой берёзы и куста черёмухи, посаженных им ещё в детстве. Окно было хорошо видно. Он сразу замечал родной силуэт и радостную улыбку на лице его самого близкого человека. В этот раз Алексей в назначенное время в родном доме не появился. Ребята его группы задумали пригласить девушек из педагогического института на вечеринку в ночь на 1-е января. Он мог уехать, все отнеслись бы к этому с пониманием. Для вечеринки парней в мужской компании вполне хватало, тем более что девушек предполагалось вдвое меньше. Однокурсники Алексея вели скромный образ жизни. Никаких организованных праздников не проводили. Спиртными напитками не увлекались. Редко кто дружил с девушками, и в общежитие их не приглашали. Поэтому предстоящий праздник стал первым и необычным явлением в жизни студенческой группы. Алексей уже собрался уехать домой. Бросил в сумочку пару книг, конспекты по теоретической физике, прилёг поверх одеяла на кровать и стал ожидать час отъезда. В комнату буквально ввалился его приятель Славка: «Лёшка, ты что, действительно хочешь уехать? А я что буду здесь делать без тебя? Оставайся! У Витьки двоюродная сестра учится в педагогическом, он сказал, что девчата из её группы хотят познакомиться с нами. Хорошие девушки, скромные. Оставайся. Иначе я тоже не пойду на вечер». Славка был близким человеком для Алексея. Помогал ему найти деньги в долг до стипендии, ходил с ним на подработки, и больше других был посвящён в муки и поиски Алексея. Замечал, что он пишет стихи и поощрительно к этому относился. В минуты вдохновения или размышлений Алексея, старался ему не мешать и лишних вопросов не задавать. Явно наблюдал за приятелем, но навязчивого любопытства не проявлял.

Алексей вспомнил печальный эпизод с Верой. На душе стало томительно грустно, словно кто-то из близких друзей его обманул или украл что-то ценное для него. Это чувство приходило несколько раз после письма сестры Веры, он его глушил чтением или походом в кино. Но сейчас тревожность с новой силой всколыхнула душу и вызвала новое сомнение, остаться или уехать. «Может опять повториться то же самое, – подумал он. Кто я такой? Что во мне примечательного, чтобы девушки обращали внимание? Зелёный неопытный юнец, ничего не сделал, никакими талантами не выделяюсь, что им во мне? Да ещё учиться надо, нет времени на внимание к кому-либо». И вдруг он почувствовал, что какая-то волна нарастает внутри и давит подобно пружине. Он вскочил, нервно заходил по комнате. Ощутил, что кто-то внедрился в него, будоражит душу, очищает её от всего, что его угнетало, держало в сомнении и неопределённости. Что-то светлое показалось перед глазами. Ему стало легко, даже чуть весело. Он с улыбкой посмотрел на Славку и с резким движением руки воскликнул: «Я иду! Пойдём вместе. Что надо делать?»

Но ребята уже отрядили две группы: одна пошла в общежитие к девушкам, другая – в лес за ёлкой. Освободили две комнаты, украсили их мишурой, игрушками, смешными картинками. Принесли несколько столиков, поставили их в ряд, подключили большой магнитофон с записями танцевальной музыки. Вечером в сопровождении парней пришли девушки, человек семь. Все красивые, нарядные, с озорными испытующими глазами, скорее желающими увидеть, что же «мальчики» подготовили? А главное узнать, какие они? Расселись рядками напротив, чтобы лучше видеть друг друга и общаться напрямую через стол. С шутками и смехом стали знакомиться. Тамада с каждой стороны давал шуточные характеристики, названный парень или девушка вставали, кланялись всем, и раздавались громкие аплодисменты. За столом зашумели, пошли тосты, зазвенели бокалы. Студенческая вечеринка набирала обороты. Алексей, немного смущаясь, смотрел на девушек. Он обратил внимание на одну из них, с мягким добрым взглядом и приятной улыбкой. На её правую щёку спадал красивый вьющийся локон русых волос. Алексей исподволь попытался прочесть её лицо. «Умная, наверняка, гордая, знает себе цену, лицо чистое. Чистое – духовно, в глазах – внутренний свет. Тоже изучает всех».

Он не хотел быть участником ночного шабаша, боялся, что ребят потянет на приключения и ему будет потом стыдно и за себя, и за них. Но парни держались достойно, даже галантно, всё происходило на высоте – весело, приятно, увлечённо. Алексей, немного смущаясь, всё чаще стал поглядывать на русоволосую девушку Вику – Викторию. Её имя сразу покорило его. Виктория – значит победа. Это гармонировало с его мятежным духом. Ему было интересно и то, что она, как и все другие гостьи, изучала французский язык. В голове Алексея ещё звучали голоса французских писателей, поэтов, публицистов. Он обожал их, и ему в перспективе было интересно продолжить общение на эту тему. Вика тоже обратила внимание на Алексея. Он выглядел пай-мальчиком, в опрятном костюме с галстуком, с белым платочком-треугольничком, выглядывающим из нагрудного карманчика, с густой тёмно-русой шевелюрой слегка вьющихся волос. Как он узнает позже, за ней ухаживали многие парни, и даже зрелые мужчины гораздо старше её, солидные, устроившиеся в жизни. Им не хватало только красивой образованной молодой жены. Но Вика, к тому, что была красива, имела романтическую душу. Её привлекали люди увлечённые, неравнодушные, целеустремлённые. Ровесников она тоже обходила стороной. Поэтому все потенциальные ухажёры быстро получали «отбой». Но ещё долго искали новые подходы к холодному сердцу Вики. Поэтому у Алексея шансов на особое внимание с её стороны не было. Мальчик и мальчик.

Когда объявили танцы, Алексей, замешкался, не решился сразу пригласить Вику. Её быстро подхватил и увёл в свободную для танцев комнату Витя Полежаев. На второй танец он опять опоздал. Она кружилась с Валентином Егоровым – многоопытным парнем, прошедшим школу армейской службы. Алексей решительно встал, начал поправлять свободные стулья, но как только закончилась музыка, сразу же бросился к Вике, смущённо, но решительно спросил: «Можно? Я приглашаю!» Ведя её под руку, он за одно мгновение превратился в другого человека, не похожего на того робкого, смущённого юношу, который час назад входил сюда. К достойной партнёрше – достойное отношение. «Я тоже гордый, неравнодушный. В моей жизни и отношении к девушкам нет ничего, чего можно стесняться, чувствовать себя ущербным или виноватым. Я могу открыть новую чистую страницу в своей биографии. Ты мне нравишься, и я хочу быть с тобой в этот вечер», – думал лихорадочно Алексей. Так близко он ещё никогда не был с девушкой. Она прильнула к его плечу, он ощутил нежность и теплоту её тела, их взгляды стали встречаться. Какое-то время он, преодолев свою робость, с интересом смотрел ей в глаза. Она отвечала тем же. Невидимое поле большой силы окружило их плотным кольцом, из которого они уже не в состоянии были выбраться. Это были минуты блаженства, подаренные природой, редкое счастливое состояние души и тела. Они не заметили, как закончился один танец и начался другой, за ним третий… Только в какой-то момент почувствовали, что остались одни в полутёмном зальчике. Из смежной комнаты раздавались новые тосты, слышался весёлый смех, стук передвигаемых стульев. Они танцевали без перерывов, медленно, больше стояли, обнявшись, молчали. Их глаза не замечали ничего вокруг, время остановилось, пространство исчезло, оставалось только приятное ощущение какой-то внутренней гармонии душ, тёплое незримое проникновение в сердце друг друга. Ночь, казалось, пролетела мгновенно. И в то же время это была вечность. Вечность, разделившая его жизнь на «до» и «после». Он ощутил, что стал другим. Он простился окончательно с детством и юностью.

На рассвете все стали расходиться, только на этот раз не вместе, а парами. Алексей проводил Вику до общежития. Он пригласил её в кино на следующей неделе, а сам пополудни уехал в родной город.

Из учениц – в учителя

Вика имела свой жизненный и первый учительский опыт. Она окончила среднюю школу в небольшом районном городке, приютившемся среди многочисленных сосновых боров в долине реки Оби. Выпускной 10-й класс был специализированным по педагогике. Дело в том, что в конце 50-х годов в сёлах не хватало учителей, возникала необходимость закрывать некоторые школы и объединять их с другими. И тогда было решено дать выпускникам некоторых средних районных школ дополнительное педагогическое образование, подкрепить его месячными курсами в училищах, и таким образом подготовить кадры для начальных классов. Практиковались десятиклассники в течение года на уроках в своей же школе. Последующие за тем «июльские» курсы были до предела насыщены, занятия шли по 10-12 часов, как для отправки на фронт. Время-то ещё было послевоенное. Многие учителя не вернулись с войны, иные стали инвалидами. Да и хозяйства требовали здоровых работников. Вот и пришлось юным выпускникам подставить своё плечо во спасение народного образования на селе.

Учитель в деревне – особая личность. Он не просто профессионал, обучающий детей, но это духовный, культурный и просветительский центр. У него особый авторитет, и воспринимается учитель простыми людьми независимо от возраста, как общий родитель, знающий, добрый и справедливый. Высокая ставка по человеческим меркам! И дети в деревне особенные, у них свой неповторимый мир. Разнообразные полезные знания, навыки, умение работать у них закладываются с ранних лет, и вся жизнь деревенских ребят естественным образом строится в гармонии с природой. Они постигают те правила жизни, которые делают их старше городских сверстников, более приспособленными к окружающему миру, и по-своему, мудрее.

Рисковали руководители народного образования районного центра, или нет, посылая ещё юных учителей в деревенские школы, сказать трудно. Но было очевидно одно: сама жизнь научила выпускников многому в рабочем посёлке с многовековой историей, промышленным и сельским производством. Здесь из поколения в поколение получали профессиональную и воспитательную закалку семейные династии.

Многое из того развивала и закрепляла районная школа. Она не была идеальной. Скорее – отражением той сложной проблемной жизни провинции, у которой Центр много чего брал, но мало что оставлял.

В школе работали самые разные по способностям и таланту учителя: одни – основательные, до фанатизма влюблённые в профессию, творческие, другие – озабоченные своими личными проблемами. Но все они оставляли след в душах детей. Успешные – оставляли добрый след: то незримое влияние, которое порождает мечту. Посредственные – вызывали в душах детей внутренний протест, спонтанное, подсознательное осуждение ими серой неэффективной работы учителя. Вика на себе испытала все последствия этой разнообразной педагогики. Погружённая во что-то своё, она не всегда системно выполняла домашнее задание, сидела с учебниками. Чаще держала в руках самые разные книги и журналы. Делала из них выписки в тетрадках. Находила много того, что лежало за пределами школьной программы. И случалось, ставила в тупик учительницу, которой подсказывала чтото новое из того, что сама прочитала.

Рядом с ней за партой сидел симпатичный мальчик по имени Саша. Он был черноволос, во всём аккуратен, учился на четыре и пять. Его вьющиеся волосы и профиль лица напоминали молодого Пушкина. «Прямо настоящий поэт!» – думала Вика. Своим присутствием он привносил нечто неуловимо – романтичное в классную обстановку, что возвышало его над всеми будничными простыми лицами ребят. Он был популярен среди школьников ещё тем, что хорошо играл на аккордеоне, выступал в районном доме культуры. Вике нравилось его исполнение полонеза Огинского. Эта музыка уводила её далеко, далеко от родного места.

Вика с Александром была до предела корректна, даже подчёркнуто вежлива, не позволяла себе заглядывать в его тетради или задавать вопросы, если что-то было непонятно. Старалась показать свою самостоятельность и независимость. Этим она скрывала своё истинное отношение к нему. Её сердечко замирало, когда Саша что-то спрашивал у неё, или оказывал знак внимания. Она старалась быть на высоте и не допускать плохих оценок от учителей, не отставать от соседа по парте. Любой сбой выводил её из равновесия. Получив однажды посредственную оценку за четверть, она плакала, возмущалась несправедливостью, но не сломилась, а решила доказать, что может на самом деле. И в последующей четверти в журнале стояли четвёрки и пятёрки против её фамилии. Это событие не прошло бесследно. Тогда уже Вика стала понимать, что в том-то и смысл педагогики – изучить внутренний мир ребёнка, найти ключ к его душе и понять, как развивать его способности, сокрытые от глаз окружающих. В выпускном десятом классе, готовясь стать учителем начальных классов, она размышляла, как достичь желаемого, и сделала для себя вывод: «Наверняка здесь помогут справедливость и любовь к ученикам. Такие вот банальные и в то же время высокие понятия. Кто возражал бы против них? Вроде простые правила исходят из этого, но почему-то не все их усваивают. Почему? Сколько бы ты не повторял такие истины, в жизни часто оборачивается всё иначе. Может, этому надо тоже учиться? Может, надо заниматься воспитанием собственной души? Воспитанием личности?» – делала она вывод! «Если ты личность, а в голове и собственной душе живёт добро, справедливость, любовь, значит, ты сможешь передать всё это своим ученикам, воспитанникам? Так всё хрупко. У меня ещё нет жизненного опыта, твёрдой основы для того, чтобы учить. Ничего не поделаешь. Будем постигать, будем сами учиться у жизни, у тех людей, которые ждут меня». Перебирая множество книг, Вика дважды перечитала повесть Толстого «Детство». Какое-то неуловимое внутреннее чувство тянуло её к этому произведению. Несовместимое пыталось соединиться: дворянский мальчик, затем юноша 19 века и комсомолка из районного центра 20 века. Она не могла этого понять. Они на разных полюсах всего, что можно вообразить. Она ощущала ту великую разницу всего уклада жизни и окружения, в котором жил Николенька Иртеньев, и она сама. Но невидимая магическая нить, преодолевая время и пространство, связывала их. Её мысли о будущем обретали ещё не совсем ясные контуры, не давали полной уверенности в себе, но помогали определить жизненный ориентир, направить движение души к ещё туманной, но уже ощутимой цели.

Вика воспитывала характер не только в этой школе и посёлке. До того она получила уроки в горах Северного Кавказа, когда её родители временно там жили и работали. Девочка одна ходила в школу по горным тропам за пять километров, купалась в ледяной горной речке, не боясь, обходила многочисленных змей. Ещё она впитала чувство красоты от прекрасных пейзажей среди сказочных горных ущелий, чайных плантаций и множества диковинных растений. Их созерцание гармонично отражалось в её впечатлительной и любознательной душе.

«Красная Москва»

Полная самых разных мыслей, надежд и сомнений в будущем успехе, Вика Соловьёва ехала в деревню с тем необходимым багажом знаний, который всё же позволял ей без особых опасений и волнений влиться в новую жизнь. Её красивое юное лицо, вьющиеся русые волосы, ниспадающие на плечи, и модное по тем временам платье в горошек, привлекали внимание попутчиков. Она своими внимательными глазами тоже изучала пассажиров маленького заезженного автобуса: «Кто они вот эти старожилы деревень, как они её встретят там, на месте?»

Пыльная, извилистая дорога, вырывалась внезапно из тёмного высокого сосняка и пересекала огромное равнинное поле до самой реки – широкой и полноводной, спокойной и величавой. На подступах к ней на небольшом расстоянии друг от друга располагались небольшие деревеньки. Почти все они возникли в семнадцатом – восемнадцатом веках и походили друг на друга. Широкие улицы, вытоптанные скотом, редкие тополя или берёзы, рябина или черёмуха, скрашивали фасады невысоких домов. Срубы колодцев с бревенчатыми во'ротами или гусаками завершали вид усадеб. Деревенька, о которой пойдёт речь, располагалась неподалёку от соснового бора. С южной стороны её протекал полноводный ручей, больше похожий на речку, который впадал в Обь. С северной – плескалось большое озеро, с причудливыми извилистыми берегами, на противоположной стороне которого стоял старый, наполовину погибший лес. Там было заболоченное место. Из его недр поднимались высоко в небо высохшие останки сосен, оголённые кривые ветви которых напоминали крючковатые пальцы фантастических существ. Это место деревенские жители старались обходить. Рассказывали всякие страшные небылицы, и в подтверждение тому говорили сомневающимся: «А вы сплавайте туда ночью, услышите простуженное дыхание духов, даже их разговоры». Чистое прозрачное озеро, на котором сельчане постоянно рыбачили, было полно карасей и другой рыбы. Передвижения её косячков хорошо были видны с поверхности. Ближе к погибшему лесу со дна поднимались красивые изумрудного цвета водоросли, в которых исчезали эти рыбные стаи. Когда здесь рыбачили женщины, они подолгу вглядывались вглубь, любовались через кристально чистую воду сказочными растениями, находили спокойствие и умиротворённость. Житейские трудности и невзгоды на время отходили в небытие. Равнинная широкая полоса от соснового бора до большой реки жила своей особой многоцветной жизнью. Берёзовые околки, небольшими островками прижившиеся среди чистого хлебного поля, оживляли пейзаж. Летом по краям его, и вплоть до берегов реки, оставались не тронутые человеком полосы земли, полные многотравием и многоцветием, наполняющими воздух запахом клевера, душицы, кипрея и зверобоя, скрашенные белыми хороводами ромашек, под симфоническое жужжание бесчисленных ос, пчёл, комаров и стрёкот кузнечиков. Ближе к осени здесь загорались красно-бурыми огнями ранее белые поля с гречихой. Опьяняющий запах её нектара собирал на всём пространстве сотни пчелиных семей.

Деревенская жизнь заметно оживилась, когда в конце 18 века по велению императрицы Екатерины II на речке Нижний Сузун построили современный по тем временам медеплавильный завод и единственный в Сибири монетный двор. Через деревню пролегал путь с Змеиногорско-Колыванских рудников на этот завод. В начале 20 века и до его средины к старожилам стали подселять переселенцев с Украины, Белоруссии и Центральных областей России. Потом появились ссыльные крестьяне-кулаки, а в начале войны – перемещённые немцы.

Переселенцы по мере сил рубили дома вдоль ручья-речки, где со временем образовались три длинных улицы. В 50-е годы двадцатого века здесь построили небольшую ферму крупного рогатого скота и мастерские для ремонта сельхозмашин. Тогда уютный архаичный вид улиц с деревянными строениями был нарушен внедрением десятка кирпичных домов для специалистов колхоза. Старожилы чувствовали сердцем, что родился в деревне негласный визуальный конфликт между сказочным старым, деревянным, с русским духом обликом всего поселения, с новыми, искусственно внедрёнными, – холодными, бездушными, небрежными, без должной отделки и красоты, строениями. После коллективизации 30-х годов это был ещё один, пока неосознанный, сигнал в историческую перспективу, который предупреждал, что идёт очередное, нечто духовно разрушительное. Что вместе с бездушием и скороспелостью новых строений уже идут очередные «мудрые решения» высшего руководства страны, которые сломают не только внешнюю форму сложившейся веками архитектурной традиции русской деревни, но продолжат разрушать весь уклад жизни. С благими намерениями начнут объединять колхозы, на их основе создавать укрупнённые совхозы. Создавать административные и культурные центры, которые обессолят, обезлюдят старые деревеньки, в которых через десятки лет прекратится жизнь, как прекращается она в иссушенных болотах. Но эта деревня выстоит. Пройдёт через все катаклизмы человеческой глупости и политической целесообразности, экономического прожектёрства, и вопреки всему будет жить. Может потому, что самые первые поселенцы пустили здесь глубокие корни, сжились с этой землёй, по-божески любили свою природу, и она отвечала им взаимностью.

Большое озеро близ деревни хранило ещё одну тайну. Загадочным было то, что в нём водились щуки, и оно порой меняло свой уровень. Старожилы говорили, что озеро соединяется с Обью. А мальчишки рассказывали в школе, что они с родителями видели пещеру на заросшем плотным тальником и колючими кустами облепихи крутом берегу, и даже обещали показать её. Она обнажается редко, только в годы большой засухи, когда падает уровень воды.

В центре деревни примостился убогий сельмаг, а неподалёку от него конторка отделения колхоза, клуб и добротно срубленное из кругляка здание школы. Скорее не здание, а просто небольшой дом, внешне мало чем отличавшийся от соседних жилых домов. Школа была четырёхлетняя, с двумя классными комнатами. Дети в ней учились в две смены. Была ещё одна маленькая комнатка, в которую между уроками приходили учителя. Вполне учительской её назвать было нельзя, так как в ней жила Варвара Савельична – сторож и истопник школы. Это была добрая набожная женщина. Муж её погиб на войне, детей не было, вот она и делила со школой свой скромный быт. У неё был один предмет, который вызывал любопытство учителей – большой кованый сундук с овальной крышкой. Он был намного старше своей хозяйки, и скорее достался ей от родителей. Говорили, что её отец в молодости был настоятелем церкви в большом соседнем селе, но в начале тридцатых годов его арестовали, и он бесследно исчез. От учителей Варвара Савельична тайны сундука не держала и показывала редкое содержимое – несколько старинных икон и толстые в кожаных переплётах книги, с маленькими трещинками и отслоениями, потёртые, видимо, не одной рукой, с большими замками. Все они были на старославянском языке с крупным стилизованным шрифтом. Никто из учителей не владел им. К тому же культовые вещи не поощрялись советской властью, поэтому все делали вид, что ничего такого нет, сундук просто не существует. Пусть баба Варвара сама с ним и разбирается. Рассказывать другим тоже не хотели из уважения к пожилой женщине, чтобы не подвести её.

Вот в эту сельскую начальную школу и была направлена совсем молодая учительница. Здесь ей дали третий класс, где она вела все предметы. Ученики ненамного отличались от неё по возрасту. Половина из их числа ни единожды оставалась на второй год. Самый старший из третьеклассников был всего на 3 года моложе учительницы. Некоторые из сельских учеников «блистали особым талантом». Так, Боря Овечкин садился за одну и ту же парту в том самом 3-м классе третий раз. До этого дважды усваивал программу второго класса. Это был полноватый, с широким улыбчивым лицом, вихрастым чубом пшеничного цвета, чуть скошенного на правый висок, никогда не унывающий подросток. Входил в класс, будто на митинг, обводил всех смешливыми глазами, и восклицал: «Привет, мальцы!» – и садился за парту, поднимая не спеша крышку столешницы. Он был уже знаменит на всём школьном пространстве и даже за его пределами. Ученики поглядывали на Борьку с явным интересом и рассказывали друг другу и своим родителям забавные случаи из его познавательных достижений. У всех был на слуху прошлогодний выпускной диктант по русскому языку. Прежняя учительница диктовала предложение: «Вася взял санки и пошёл на горку с друзьями покататься». Боря уверенно написал слово «пошел» через букву «о» – «пошол». Это бы не повлияло заметно на оценку, если в других предложениях он обязательно не делал одну-две ошибки. Но учительница почему-то обратила его внимание именно на эту ошибку, показала её всему классу и вызвала к доске. «Боря, напиши, пожалуйста, слово «пошёл» правильно много-много раз так, чтобы заполнилась вся доска. Боря старательно стучал мелом по доске, заполняя её злополучным словом. В самом конце, когда ещё оставалось место на одну строчку, учительница попросила: «Боря, теперь напиши предложение: «Мой папа утром пошёл на работу». Боря, со вспотевшим лбом, старательно вывел: «Мой папа утром пошол на работу». Класс взорвался хохотом, а учительница печально опустив руки, вывела в журнале очередную двойку. Не смеялся только Ленин, который хитровато смотрел с маленького цветного портрета на стене, под которым были слова: «Учиться, учиться и учиться…» Боря твёрдо исполнял завет вождя, и школу не бросил. К тому же и государство обязывало иметь семилетнее образование. А учительница, не выдержав конкуренции своего педагогического таланта с оригинальными способностями учеников, умственного и психологического напряжения, ушла из школы.

Виктория Алексеевна, вчерашняя выпускница краткосрочных курсов, сменившая её, быстро познакомилась с классом, небольшим учительским коллективом в составе трёх человек, и комсомольцами колхоза. Не прошло и месяца, её избрали секретарём комсомольской организации. Человек со средним образованием, да ещё комсомолка, был здесь на вес золота.

С чего начать, как войти в доверие ребят, как повысить успеваемость, чтобы не было второгодников? А как быть с дисциплиной? На первых уроках шум стоял как на митинге, ученики хлопали крышками парт, что-то постоянно искали на полу, громко разговаривали. Молодая учительница даже заметила, как один из учеников, упорно двигавший что-то под партой, снизу исподволь наблюдает за ней, ждёт, какова будет реакция Виктории Алексеевны. А несколько ребят, не отпросившись, ушли с третьего урока. Вика в отчаянии выбежала в учительскую и расплакалась. Варвара Савельична, сидевшая в уголке на табуретке, тяжело поднялась, положила свои натруженные руки на плечи Вики, и сочувственно, по-матерински произнесла: «Доченька ты моя, не плачь, не ты первая здесь, такие у нас ребята. Нет в домах присмотра за ними. Родители весь день на работе, а вечерами дома по хозяйству занимаются. Да у некоторых-то и родителей нет. Тепла родительского нет. Возьми девчонок Олениных. Старший брат их воспитывает. А у Миши Пантюхова одна мать троих детей поднимает. Учителя здесь не держатся, все норовят скорее в район или в город уехать. А ты успокойся. Знаю, что комсомольцам запрещено верить в бога, но ты можешь и не верить. А всё же, если помолишься, тебе станет легче. По себе знаю». «Что вы, тётя Варвара, я дома-то всё время с мамой спорила, она тоже хранила иконку». Виктория Алексеевна не сказала, что она стеснялась, что в их доме была иконка. Когда к воротам усадьбы подходили гости, она поспешно её убирала или разворачивала ликом к стене. Варвара Савельична открыла сундук, достала из-под солидных книжищ одну маленькую, с оборванными затёртыми уголками, в сером бумажном переплёте: «Вот послушай. У каждого человека от рождения есть ангел-хранитель. Хочешь ты того или нет, он всегда наблюдает за тобой и помогает в трудную минуту. Но ты должна поговорить с ним, ублажить его святой дух. Здесь есть одна коротенькая молитва: «Ангеле божий, хранителю мой святый, на соблюдение мне от Бога с небес данный! Прилежно молю тя: ты мне днесь просвети, и от всякого зла сохрани, ко благу деянию настави, и на путь спасения направи. Аминь». У Вики уже высохли слёзы, но она думала о чём-то своём. Что-то тёплое и успокоительное, проникло в её душу. На секунду закружилась голова, но вдруг всё встало на место. Низкое осеннее солнце блеснуло лучиком по белой стенке комнатушки и старому сундуку. Через минуту, нежно обняв Савельичну, Вика решительно направилась в класс.