Текст книги "Женский портрет"

Глава XV

Договорились, что в Лондон молодые женщины отправятся в сопровождении Ральфа, хотя миссис Тушетт их план не слишком одобряла. По ее мнению, подобный замысел мог прийти в голову исключительно мисс Стэкпол. Между прочим тетушка поинтересовалась, уж не собирается ли корреспондентка предложить компании остановиться в своих любимых меблированных комнатах.

– Мне все равно, где мы будем жить – лишь бы там был местный колорит, – сказала Изабелла. – Ведь за ним мы и едем в Лондон.

– Полагаю, девушка, отвергнувшая английского лорда, может позволить себе что угодно, – проворчала миссис Тушетт. – После подобного поступка по пустякам она переживать явно не станет.

– Вам хотелось, чтобы я вышла замуж за лорда Уорбертона? – осведомилась Изабелла.

– Разумеется.

– Мне казалось, что вы недолюбливаете англичан.

– Так и есть, однако тем больше причин использовать их себе во благо.

– Вот, значит, каково ваше представление о браке?

Изабелла отважилась добавить, что сама тетушка, похоже, не слишком много пользы извлекает из брака с мистером Тушеттом.

– Ваш дядя – не английский аристократ, – возразила тетушка, – впрочем, будь он представителем местной знати, я все равно поселилась бы во Флоренции.

– Неужели вы полагаете, что лорд Уорбертон сумел бы повлиять на меня в лучшую сторону? – оживилась Изабелла. – То есть я не считаю себя идеалом, но не люблю его до такой степени, чтобы отважиться на замужество.

– Коли так – отказали вы ему правильно, – тяжко вздохнула миссис Тушетт. – Надеюсь лишь, что следующее предложение будет удовлетворять вашим высоким требованиям.

– Подождем, когда его сделают, – тогда и поговорим. Дай бог, в ближайшее время ничего такого не случится – уж очень меня эти предложения расстраивают.

– Ежели вы намерены вести богемный образ жизни, тогда они, скорее всего, и вовсе не поступят. Ах, пардон… я ведь обещала Ральфу воздержаться от замечаний…

– Я намерена прислушиваться к советам кузена, – парировала Изабелла, – и безгранично ему доверяю.

– Что ж, я, как мать Ральфа, весьма вам признательна, – издала сухой смешок тетушка.

– Как же иначе? – в свою очередь, усмехнулась Изабелла.

Ральф заверил их, что не усматривает никакого нарушения приличий в посещении столицы – тем более они едут втроем, однако миссис Тушетт придерживалась иного мнения. Как и многие американки, прожившие долгое время в Европе, она поневоле полностью переменила прежние убеждения. Новые ее взгляды, сами по себе отнюдь не предосудительные, направлены были против свобод, коими молодые люди пользуются в Новом Свете, и в своих воззрениях тетушка стала преувеличенно и беспричинно щепетильна.

Ральф сопроводил своих спутниц в город и устроил в тихой гостинице на улочке, пролегавшей под прямым углом к Пикадилли. Сперва он решил отвезти их в дом мистера Тушетта на Винчестер-сквер – большой и весьма унылый в это время года особняк, где в мертвой тишине пылилась под полотняными чехлами тяжелая мебель, но вовремя спохватился: кухарка съехала в Гарденкорт, и кормить женщин было бы некому. В итоге он остановился на гостинице Прэтта. Сам Ральф все же расположился в любимом и с детства знакомом отцовском доме, устроив там себе «берлогу». Простывшая кухня? Бывали испытания и пострашнее. Позавтракать можно в гостинице – и он начинал день с визита к своим спутницам, перед которыми снимал крышки с исходящих паром тарелок сам мистер Прэтт, нарядившийся в просторную белую куртку. После завтрака наша троица приступила к составлению плана на день. Лондон в сентябре совершенно безлик – в нем остаются лишь отголоски прежнего оживления, а потому молодой человек с виноватым видом вынужден был напомнить путешественницам, что в столице сейчас нет ни души, чем заслужил презрительный взгляд мисс Стэкпол.

– Полагаю, вы имеете в виду исключительно аристократов? – осведомилась она. – Но город жив, и это лучшее доказательство: нет их – и не надо. По-моему, жизнь тут кипит. Ни души, говорите? Вы забываете о других трех или четырех миллионах его обитателей. Как вы их называете, низшим слоем среднего класса? Да какая разница – для вас они ничего не значат!

Ральф тут же заявил, что отсутствие аристократии не оставило в столице никаких пустот – ведь их заполнила собою мисс Стэкпол, а в целом сам он доволен как нельзя более. Тут Ральф нимало не покривил душой: на полупустой Лондон опустился пресный сентябрь, и город обрел своеобразное очарование – словно яркий драгоценный камень, завернутый в пыльную тряпку.

Вечером, проведя несколько часов с восторженными дамами на улицах столицы, он возвращался в безжизненный дом на Винчестер-сквер и забредал в просторную темную столовую, предусмотрительно прихватив с собой подсвечник из передней. На площади царила тишина, в доме не раздавалось ни звука; Ральф поднимал раму окна, дабы впустить воздух, и слышал в ночи скрип сапог одинокого констебля. Его собственные шаги гулко отдавались в пустых комнатах – почти все ковры убрали, и по дому металось печальное эхо.

Он садился в кресло. В столешнице большого обеденного стола отражался огонек свечи; потемневшие картины на стенах выглядели туманными и невнятными. В столовой витали призраки давно завершившихся трапез и отголоски утративших значение застольных бесед. Должно быть, у него разыгрывалось воображение, и он подолгу засиживался в кресле, несмотря на позднее время, и все глазел в пустоту, даже не притрагиваясь к вечерней газете. Проводил время бесцельно, на чем мы настаиваем: размышлял об Изабелле, хоть возвращаться к ней мыслями и не было никакого смысла – ни к чему они не вели, никакой пользы не приносили.

Никогда еще кузина не казалась ему столь очаровательной, как в дни их поездки, проходящей в исследовании омутов и отмелей огромного города. Изабеллу переполняли чувства, идеи и замыслы; приехав в Лондон за местным колоритом, она обнаруживала его везде. Задавала множество вопросов, на которые Ральф не всегда умел ответить, выдвигала смелые теории насчет исторических причин, способствующих общественным явлениям, и молодой человек часто затруднялся подтвердить их или опровергнуть. Они несколько раз были в Британском музее и еще в одном, в унылом пригороде, содержащем в своих просторных залах огромное количество образцов старинных шедевров. Утро одного дня посвятили Вестминстерскому аббатству, а потом совершили прогулку на непритязательном пароходике до Тауэра. Разглядывали картины национальной и частных коллекций и посиживали под огромными деревьями в Кенсингтонских садах.

В Генриетте Ральф нашел неутомимого эстета и куда более снисходительную судью, чем рассчитывал. Она испытала немало разочарований, сравнивая лондонскую действительность с американской, однако изо всех сил старалась извлечь из предложенного лучшее и лишь изредка вздыхала или неодобрительно бормотала себе под нос, однако вслух не высказывалась. По правде говоря, как заявила Генриетта, здесь она оказалась не в своей стихии.

– Меня не слишком вдохновляют неодушевленные объекты, – заметила она в беседе с Изабеллой в Национальной галерее.

Корреспондентка страдала от недостатка впечатлений, способных пролить свет на жизнь английского общества; пейзажи Тернера и ассирийские крылатые шеду стали для нее слабой заменой литературных салонов, где она планировала встретиться со знаменитостями Британии.

– Где ваши общественные деятели, где блестящие мудрецы? – бросила она Ральфу, пока они стояли в центре Трафальгарской площади, словно предполагая, что уж здесь-то наверняка встретит парочку. – Вижу одного на самом верху колонны – вы говорите, лорд Нельсон? Так он тоже был лордом? Наверное, не самого высокого роста, коли пришлось вознести его на сотню футов в небо? Все это прошлое, а до прошлого мне дела нет. Мне хочется увидеть выдающихся мыслителей настоящего. Будущее меня тоже не волнует – я в него не слишком верю.

Круг друзей и знакомых бедняги Ральфа выдающимися мыслителями не изобиловал; ему нечасто приходилось встречаться со знаменитостями, и мисс Стэкпол сочла подобное положение вещей прискорбным недостатком предприимчивости.

– По ту сторону океана я запросто сказала бы любому, независимо от титула, – мол, много о вас слышала, а потому желала бы воочию убедиться в ваших достоинствах. Однако, судя по вашим рассказам, здесь подобное не принято. Обычаев у вас множество, и все бессмысленные – ни один из них практической пользы не имеет. Америка ушла далеко вперед, тут и говорить нечего. Пожалуй, придется мне отказаться от попыток исследовать жизнь местного общества.

Генриетта не расставалась с путеводителем и карандашом; между делом набросала заметку о Тауэре для «Интервьюер», описав заодно казнь леди Джейн Грей, однако все более проникалась ощущением, что миссия ее потерпела крах.

Происшествие, случившееся перед отъездом Изабеллы из Гарденкорта, оставило в ее душе болезненную рану. Она снова и снова слышала накатывающий на нее волною горький вздох поклонника и прикрывала голову, пока волна не схлынет. Наша героиня сделала то, что должна была сделать, тут сомневаться не приходилось, а все же сознавала: к цели она идет напролом, не обращая внимания на ропот жертв, и оправдывать свое поведение не могла. К достойной осуждения гордости примешивалось сладкое чувство свободы, которое неожиданно себя проявляло во время прогулок в разношерстной компании. К примеру, проходя по Кенсингтонским садам, Изабелла останавливалась у играющих на травке детишек (явно из нищих семей), с каждым знакомилась и вручала шестипенсовик. Тех, кто казался более пригожим, даже целовала. Ральф отметил для себя странную ее благотворительность; он обращал пристальное внимание на любой поступок кузины.

Однажды для разнообразия он пригласил своих спутниц в дом на Винчестер-сквер на чай. Предварительно нанял людей – привести, насколько возможно, дом в порядок, и позвал еще одного гостя, дружелюбного холостяка, старого приятеля, который как раз случайно оказался в городе. Тот сразу нашел взаимопонимание с мисс Стэкпол. Мистер Бантлинг – дородный, холеный, улыбчивый джентльмен лет сорока – одевался со вкусом, шутил по поводу и без и знал обо всем на свете. На их маленьком светском рауте он безудержно хохотал над каждым словом Генриетты, постоянно подносил ей чай и разглядывал в ее компании разные старинные безделушки, коих в коллекции Ральфа было немало. Затем, когда хозяин дома предложил прогуляться по Винчестер-сквер и изобразить там нечто вроде пикника на открытом воздухе, несколько раз обошел с корреспонденткой вокруг площади и в ходе долгой беседы с энтузиазмом откликался на ее замечания об особенностях местной жизни.

– О, понимаю: в Гарденкорте скучновато. С событиями там и вправду негусто – что делать, хозяева здоровьем похвалиться не могут. Молодой Тушетт, между нами, довольно плох. Доктора запретили ему жить в Англии, и приезжает он сюда только ради отца. У старика же дела еще того хуже. Говорят, у него подагра, однако по моему мнению – она уж в последней стадии, так что можете быть уверены: ему осталось недолго. Откуда ж там взяться веселью? Удивительно, как они еще принимают гостей – при их-то возможностях… Мало того, мистер Тушетт совершенно не находит общего языка с супругой – та живет отдельно по вашему странному американскому обычаю. Могу вам посоветовать дом, где далеко не так скучно: поживите немного у моей сестры, леди Пенсл, – это в Бедфордшире. Завтра же ей напишу. Уверен, она будет вам рада. Я ведь вижу, что вам требуется: театральные представления, пикники и тому подобное. Моя сестра как раз вашей породы – вечно что-то затевает, и ей ко двору придется человек, способный поддержать любую затею. Выдающиеся люди и писатели привлекают ее чрезвычайно, и наверняка она немедля пришлет вам приглашение. Леди Пенсл и сама немного пишет, правда, я мало что читал. В основном стихи, а я поэзию недолюбливаю, разве только Байрона. Слышал, вы в Америке о Байроне самого высокого мнения.

Мистер Бантлинг, польщенный вниманием Генриетты, продолжал говорить, изящно и легко переходя с одной темы на другую, однако ни на минуту не забывал о своем предложении, глубоко заинтересовавшем собеседницу.

– Да-да, я понимаю ваши желания. Наверняка вы захотите понаблюдать за чисто английскими развлечениями. Знаете, Тушетты ведь вовсе не англичане: у них свои привычки, свой язык, даже пища особенная, уж не говоря о религии. Говорят, старик почитает охоту злодейством. Приезжайте к леди Пенсл до ее домашнего спектакля – уверен, она даст вам роль, и вы сыграете превосходно. Вижу, вы дама чрезвычайно талантливая. Сестре моей сорок лет, у нее семеро детей, однако она будет в своем представлении главной героиней. Не обманывайтесь ее наружностью – Пенсл способна предстать настоящей красавицей. Разумеется, ежели не хотите играть, никто вас заставлять и не будет.

Примерно в такой манере трещал без умолку мистер Бантлинг, пока они прогуливались по лужайкам Винчестер-сквер, слегка припорошенным лондонской сажей и тем не менее манящим. Генриетта сочла своего собеседника мужчиной весьма приятным – цветущий, разговорчивый холостяк, обладающий прекрасным даром внушения и ценящий женское общество. Предложение сразу пришлось ей по душе.

– Наверное, я нанесу визит вашей сестре, ежели от нее последует приглашение. Более того, полагаю, что обязана это сделать. Как, вы говорите, ее зовут?

– Пенсл. Имя довольно странное, но неплохое.

– Имя как имя. У нее есть титул?

– Она – жена барона. Самое удобное положение в обществе. Вроде бы и титулованная особа, а вроде и не слишком.

– Уж не знаю; впрочем, меня титулы не пугают. Как вы назвали это место – Бедфордшир?

– Да, Пенсл живет в его северной части. Кому-то графство покажется удручающе однообразным, однако осмелюсь предположить, что вам оно придется в самый раз. Постараюсь выбраться к сестре, пока вы будете у нее гостить.

Время они проводили весьма приятно, и Генриетте было жаль расставаться с любезным джентльменом, однако за день до того она случайно встретила на Пикадилли подруг – двух сестер Клаймер, которых не видела уже год. Приехали они в Британию из Уилмингтона, что в Делавэре, и, совершив путешествие по континенту, уже собирались обратно. Генриетта долго с ними беседовала, и, хотя все говорили взахлеб, запас новостей далеко не исчерпали. Условились, что Генриетта придет отобедать с сестрами назавтра к шести вечера, и теперь она вспомнила, что ее ждут на Джермин-стрит. Она попрощалась с Ральфом и Изабеллой, сидевшими на садовой скамейке в другой части огороженного скверика и занятыми, в отличие от нее самой и мистера Бантлинга, пустым обменом любезностями. С Изабеллой они решили встретиться позже в гостинице Прэтта, и Генриетта пообещала вернуться не слишком поздно. Ральф заметил, что мисс Стэкпол лучше взять кеб – стоит ли идти пешком?

– Похоже, вы намекаете, что прогулка в одиночестве нарушит приличия! – воскликнула Генриетта. – Силы небесные, куда же я попала?

– Совершенно нет необходимости идти в одиночестве, – весело заявил мистер Бантлинг. – Мне будет приятно составить вам компанию.

– Я всего лишь имел в виду – как бы вам не опоздать к ужину, – пожал плечами Ральф, – иначе ваши бедные американские леди решат, что мы вас просто-напросто не отпустили.

– Все же тебе лучше нанять экипаж, Генриетта, – посоветовала Изабелла.

– Я готов его раздобыть – надеюсь, мне здесь доверяют? – не успокаивался Бантлинг. – Давайте немного пройдемся и остановим первый встретившийся кеб.

– Не знаю, как вы, а я не вижу оснований не доверять мистеру Бантлингу, – обратилась к подруге Генриетта.

– И я не вижу, чем он может быть для вас опасен, – безмятежно откликнулась та. – Впрочем, одно ваше слово – и мы проводим вас, пока не попадется свободный кеб.

– Не стоит; мы, пожалуй, пойдем вдвоем. Вперед, мистер Бантлинг! Вы обещали найти мне приличный экипаж.

Тот поклялся свое обещание исполнить, и они оставили Изабеллу с кузеном на площади, на которую уж начали опускаться ранние сентябрьские сумерки. Тишина царила полнейшая; свет ни в одном из домов вокруг Винчестер-сквер не горел, шторы были задернуты, ставни закрыты. Безлюдные тротуары уходили вдаль, и, ежели не считать парочку любопытных детей из бедных кварталов, поглядывающих на компанию сквозь ржавую ограду скверика, пожалуй, вымерший город оживляло лишь красное пятно почтового ящика на углу.

– Скорее всего, Генриетта попросит Бантлинга сесть в кеб и проводить ее до самой Джермин-стрит, – заметил Ральф, теперь называющий мисс Стэкпол не иначе как по имени.

– Вполне возможно, – откликнулась кузина.

– Хотя нет; однако Бантлинг сам предложит ее проводить до места.

– И это вероятно. В любом случае я рада, что между ними установились дружеские отношения.

– По-моему, Генриетта его покорила. Бантлинг явно рассмотрел в вашей подруге незаурядную личность. Полагаю, они могут зайти довольно далеко, – кивнул Ральф.

Изабелла на миг задумалась, а затем возразила:

– Я тоже считаю Генриетту выдающейся личностью, однако сомневаюсь, что у их знакомства будет серьезное продолжение. Вряд ли им удастся понять друг друга. Мистер Бантлинг представления не имеет, какой Генриетта на самом деле человек, да и она его видит впервые.

– Ложные представления – самая обычная основа для прочного союза. А впрочем, постигнуть суть Боба Бантлинга совсем несложно, – рассуждал Ральф. – Мой приятель – существо простое и понятное.

– Так ведь Генриетта еще проще! Кстати, чем мы с вами займемся? – поинтересовалась Изабелла, разглядывая площадь, скромный облик которой в полутьме казался куда более впечатляющим, нежели при свете дня. – Вряд ли вы предложите мне для развлечения прокатиться по Лондону в открытом экипаже?

– Ежели Винчестер-сквер вам по вкусу, отчего бы не остаться здесь? Сейчас довольно тепло, и до темноты еще добрых полчаса; позволите мне выкурить сигарету?

– Делайте все что угодно, только займите меня чем-нибудь до семи часов. К этому времени я намерена вернуться в гостиницу и в одиночестве перекусить двумя яйцами пашот со сладким десертом.

– Не возражаете отужинать в моей компании?

– Нет уж; вас ждет вечерняя трапеза в клубе.

Пройдясь, они вновь вернулись к скамейке в центре сквера, и Ральф закурил. Ему доставило бы огромное удовольствие разделить описанный кузиной скромный ужин, однако и отказ его нисколько не опечалил. Молодому человеку нравилось находиться наедине с Изабеллой в сгущающихся сумерках в самом сердце густонаселенного города: у него создавалось впечатление, будто девушка полностью в его власти. Впрочем, как ею воспользоваться? Разве только сделать вид, что он без малейших возражений принимает решения кузины, ведь и показная покорность доставляла Ральфу немалое наслаждение.

– Почему же вы не хотите пригласить меня на ужин? – после долгой паузы осведомился он.

– Потому что мне это неинтересно.

– Вероятно, вы от меня устали.

– Пока нет, однако через час устану. Считайте, у меня дар предвидения.

– Тогда постараюсь, чтобы вы до семи не заскучали, – заявил Ральф.

Продолжать он не стал, а Изабелла не ответила, и они погрузились в молчание, хоть до того обсуждали способы развлечения. Ральф сделал вывод: кузина чем-то озабочена – а вот чем? Возможных поводов насчитывалось три.

– Видимо, причина отказа от совместного ужина – предстоящий визит неизвестного мне джентльмена? – наконец прервал тишину он.

– Неизвестного джентльмена? О чем это вы? – с непритворным удивлением посмотрела на него Изабелла.

Конкретных предположений у Ральфа не имелось; похоже, его вопрос прозвучал грубо и не слишком умно.

– У вас ведь достаточно друзей, о которых я не имею представления. В вашем прошлом мне участвовать не довелось.

– Ну, вас я приберегала для будущего. Не забывайте, мое прошлое за океаном, сюда я его не привезла.

– Прекрасно! Стало быть, перед вами сидит ваше будущее. Иметь его под рукой – что может быть лучше?

Ральф снова закурил и задумался: вероятно, Изабелла подразумевала отъезд Каспара Гудвуда на континент? Некоторое время он молча пускал в небо колечки дыма, а затем возобновил беседу:

– Я обещал вас развлекать, однако, как видите, пока не преуспел; очевидно, тут нужен человек со смелой фантазией. Что вам мои тщетные попытки? У вас грандиозные идеи и высочайшие требования. Возможно, мне следовало пригласить оркестр или артель скоморохов…

– Одного скомороха достаточно – вы вполне справляетесь. Продолжайте в том же духе, кузен, и минут через десять вы добьетесь моей улыбки.

– Уверяю вас, я предельно серьезен, – возразил молодой человек. – На вас трудно угодить.

– Не понимаю, о чем вы толкуете. Я ничего такого не прошу.

– Вам все не по нраву, – вздохнул Ральф.

Изабеллу после слов кузена бросило в краску: она вроде бы догадалась, что имелось в виду. Только с чего вдруг он начал намекать на подобные материи?

После недолгих колебаний Ральф снова заговорил:

– Очень хочу вам кое-что сказать. Даже не сказать – спросить. Ведь я имею право? Очень заинтересован в вашем ответе.

– Так не смущайтесь, – мягко ответила Изабелла, – я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

– Благодарю. Надеюсь, вы не слишком разгневаетесь, однако лорд Уорбертон рассказал о том, что между вами случилось.

Наша героиня, едва не вздрогнув, устремила взор на раскрытый веер.

– Полагаю это вполне естественным с его стороны.

– Лорд разрешил мне сообщить о нашем разговоре. Он все еще надеется, – продолжил Ральф.

– До сих пор?

– Во всяком случае, несколько дней назад надежда была жива.

– Боюсь, теперь уж нет, – вздохнула Изабелла.

– Жаль, коли так. Уорбертон – партия великолепная.

– Господи, неужто он просил вас со мной поговорить?

– Отнюдь; просто не находил себе места от разочарования, вот и не выдержал. Мы – старые друзья. Уорбертон прислал мне весточку с просьбой приехать, и я отправился в Локли за день до того, как они с сестрой прибыли с визитом в Гарденкорт. Он только что получил ваш отказ и был страшно расстроен.

– Он показал вам письмо? – вскинула голову Изабелла.

– Ни в коем случае! Лишь сообщил, что вежливо отвергнут. Мне его очень жаль, – повторил Ральф.

Помолчав, Изабелла спросила:

– Знаете, сколько раз мы виделись? Пять или шесть, не более.

– Лишний довод в вашу пользу…

– Я не об этом!

– О чем же тогда? Уж не намекаете ли вы, что бедный Уор-бертон – человек поверхностный? Наверняка вы так не думаете.

Подобная мысль в голову Изабелле не приходила ни на минуту.

– Коль скоро лорд Уорбертон не просил вас меня изводить, значит, вы затеяли подобный разговор либо по доброте душевной, либо из желания поспорить.

– Я вовсе не намерен вызывать вас на спор; желаю одного – чтобы вы обрели душевный покой. Еще меня интересуют ваши соображения.

– Что ж, весьма признательна за участие, – грустно усмехнулась Изабелла.

– Полагаете, я вмешиваюсь не в свое дело? Отчего я не могу поговорить с вами как брат с сестрою, не раздражая вас и не ставя в неловкое положение себя? Какой же я кузен, ежели не обладаю подобным правом? Что толку обожать вас бескорыстно, если я не смею надеяться на подобную привилегию? Я – человек нездоровый, лишенный телесных возможностей, обреченный лишь созерцать настоящую жизнь из зрительного зала, и вы мне в этом отказываете, а ведь я уплатил за билет…

Изабелла напряженно прислушивалась к словам кузена, и тот завершил свою речь:

– О чем вы думали, когда решили отвергнуть предложение лорда Уорбертона?

– О чем думала?

– Да, меня интересует логика ваших рассуждений. Что заставило вас совершить столь необычный поступок?

– Я всего лишь не желала выходить за него – вот и вся логика.

– Нет тут никакой логики – я так и знал. Разве это причина? Что вы говорили наедине с собою? Наверняка не только «не хочу замуж».

Изабелла задумалась, а затем ответила вопросом на вопрос:

– Отчего вы назвали мое решение необычным поступком? Примерно так же полагает и ваша матушка.

– Уорбертон – завидная партия. В нем вряд ли отыщется изъян. Опять же, как здесь говорят, он – человек выдающийся. У него внушительное состояние, и его супруга стояла бы в буквальном смысле на пьедестале. В Уорбертоне удачно сочетаются прекрасные душевные качества и высокое положение в обществе.

Изабелла внимательно наблюдала за кузеном. Интересно, насколько далеко тот зайдет?

– Стало быть, я отказала лорду, поскольку он слишком хорош. Я не идеальна, поэтому не смогу составить ему достойную пару. Кроме того, совершенство лорда Уорбертона меня раздражало бы.

– Сказано остроумно, хоть и неискренне, – заметил Ральф. – На самом деле вы полагаете, что в мире нет идеала, который вас удовлетворил бы.

– По вашему мнению, я настолько совершенна?

– О нет. Однако вы чрезвычайно взыскательны независимо от того, как сами себя оцениваете. Между прочим, девятнадцать женщин из двадцати, даже самых что ни на есть требовательных, вполне устроил бы союз с Уорбертоном. Вероятно, вам невдомек, насколько он желанен для многих.

– Об этом я не знаю и знать не хочу. Все же припоминаю одну из наших бесед: вы как-то упомянули, что в натуре лорда имеются некоторые странные черты.

Ральф задумчиво выпустил изо рта струйку дыма.

– Надеюсь, мое тогдашнее замечание на вас не повлияло. Я не имел в виду недостатки: всего лишь говорил об особенностях его воззрений. Жаль, не подозревал о намерениях Уорбертона в отношении вас – обязательно придержал бы язык за зубами. Вроде бы я сказал о присущем лорду скептическом взгляде на собственную личность, однако вполне в ваших силах заставить его поверить в себя.

– Вряд ли… Что я в этом понимаю? Да и не склонна к подобным миссиям. Вижу, вы откровенно разочарованы? – добавила Изабелла, с сочувствием поглядывая на кузена. – Вы наверняка с удовольствием восприняли бы наш с лордом брак.

– Вовсе нет. Никаких желаний подобного рода у меня не имелось. И на роль советчика я не претендую; мне чрезвычайно интересно за вами наблюдать, и этого вполне достаточно.

Изабелла сокрушенно вздохнула:

– Ах, как жаль, что я не испытываю к себе такого же интереса…

– И снова вы неискренни. Вы себе донельзя интересны. А знаете… Раз ваш ответ Уорбертону и впрямь окончателен, я, пожалуй, скажу, что даже рад. Не за вас и уж тем паче не за него. Я рад за себя.

– Так вы намереваетесь сделать мне предложение?

– Ни в коем случае. Ежели взять во внимание мои соображения, подобный шаг станет фатальным: я убью курочку, несущую золотые яйца для моего омлета. Омлет в данном случае – символ моего извращенного замысла. Я испытываю душевный трепет, наблюдая за будущим леди, не желающей выходить за лорда Уорбертона.

– Сдается мне, тетушка с вами заодно, – пробормотала наша героиня.

– Ах, зрителей в этом театре хоть отбавляй! Мы намерены следить за развитием действия до самого финала. Я до конца драмы не дотяну, однако захвачу наиболее интересные акты. Разумеется, вы все ж таки можете выйти за моего друга – и в этом случае вас ждет блистательное будущее, хотя с моей колокольни оно выглядит тривиальным. Тут ведь сюжет предначертан заранее, никаких неожиданностей. Я, знаете ли, обожаю сюрпризы, и сейчас все в ваших руках; жду, что вы дадите представление.

– Не слишком хорошо вас понимаю и все же возражу: ежели вы ожидаете от меня яркого спектакля, вас постигнет разочарование.

– В таком случае в первую очередь оно постигнет вас!

В заявлении Ральфа Изабелла увидела большую долю истины, что заставило ее задуматься. После долгого молчания она резко заявила:

– Я не желаю себя связывать по рукам и ногам – какой тут вред? Не хочу начинать жизнь с брачного союза. Женщине и без того есть чем заняться.

– Замужество обычно дается дамам лучше всего. Хотя вы – особа разносторонняя.

– У меня две стороны, и этого вполне достаточно, – возразила Изабелла.

– Нет, вы определенно самый очаровательный из многогранников, – усмехнулся Ральф, однако, смутившись под взглядом кузины, добавил: – Вы желаете отведать жизнь, и, как говорят молодые люди, черт вас побери, ежели вы отступитесь от своего плана.

– Думаю, у меня это выражается иначе, чем у молодых людей, но вы правы: я намерена постигнуть наш мир.

– Хотите испить полную чашу жизненного опыта?

– Отнюдь, ведь в нее подмешан яд. Просто стремлюсь повидать как можно больше.

– Повидать, но не испытать на себе, – заметил Ральф.

– Вряд ли человек разумный отделяет одно от другого. Я во многом похожа на Генриетту. На днях спросила ее – не собирается ли она замуж. «Пока не посмотрю хорошенько Европу – точно нет!» – ответила она. И у меня точно такие же намерения.

– Уж не планируете ли вы сразить своими чарами какую-нибудь особу королевских кровей?

– О нет, это много хуже, чем брак с лордом Уорбертоном. Однако становится темно, – завершила разговор Изабелла, – пожалуй, мне пора в гостиницу.

Она поднялась со скамьи, однако Ральф, не отводя от нее глаз, продолжал сидеть. Изабелла, сделав шаг, остановилась, и они с кузеном обменялись красноречивыми взглядами, причем в лице молодого человека понимания было больше, чем могли бы выразить слова.

– Пожалуй, вы ответили на мой вопрос, – наконец произнес он. – Я услышал, что хотел, и весьма вам признателен.

– Не думаю, что сказала много.

– Не много, зато самое важное: вас интересует мир, и вы намерены броситься в самую его пучину.

Глаза Изабеллы серебристо сверкнули в темноте.

– Не припоминаю, чтобы такое говорила.

– Не говорили, зато имели в виду, и не спорьте! Ваш план прекрасен.

– Не соображу, что вы пытаетесь мне приписать. К авантюрам я вовсе не склонна – тут женщины от мужчин отличаются.

Ральф неторопливо поднялся, и они прошли к выходу из сквера.

– Женщины нечасто бахвалятся своей отвагой, мужчинам это свойственно куда больше.

– Так ведь им есть чем похвастать.

– Дамам смелость тоже свойственна. Например – вам.

– Разве только доехать в одиночку до гостиницы Прэтта, ни на что иное моей отваги не хватит.

Ральф откинул щеколду калитки и, дождавшись, когда Изабелла выйдет, задвинул ее на место.

– Сейчас найдем вам подходящий кеб.

Они свернули на соседнюю улицу, где поиски экипажа могли увенчаться бо´льшим успехом, и Ральф снова спросил, не позволит ли кузина проводить ее до гостиницы.

– Ни к чему, – ответила та. – Вы слишком устали. Вам пора домой, спать.

Наконец им встретился свободный кеб, и Ральф, подсобив спутнице забраться на сиденье, задержался у дверцы.

– Знаете, когда собеседник забывает о моей немощи, я чувствую себя неловко, – сказал он напоследок. – Однако куда хуже, ежели о ней помнят.