Текст книги "Годы в Белом доме. Том 1"

Размышления затем вернулись к бомбардировке районов вьетнамских схронов на территории Камбоджи, но по причинам, совершенно противоположным от тех, которые ранее приводились; руководствовались при этом не желанием расширить военные действия, а тем, чтобы избежать бомбардировок Северного Вьетнама и тем самым ослабить неспровоцированное наступление, стоившее 400 американских жизней в неделю.

Сторонники пересмотра подчас упирали на некое нарушение администрацией Никсона «нейтрального» статуса «мирной» страны. Эти обвинения не учитывали тот факт, что вопрос шел о территории, которая больше не была камбоджийской в каком бы то ни было практическом смысле. На протяжении четырех лет ни много ни мало, а четыре северовьетнамские дивизии действовали на камбоджийской земле из узкой полосы района баз вдоль южновьетнамской границы. В 1978 году победившие в Камбодже коммунисты оценивали масштабы присутствия неприглашенных северных вьетнамцев в период с 1967 по 1970 год в размере 300 тысяч человек, что намного превосходило наши оценки[87]87
  См. Главу XII.


[Закрыть]. Камбоджийские официальные лица не допускались на свою же территорию, и там фактически не было камбоджийского населения[88]88
  Коммунистический дезертир, помогавший определить точное положение северовьетнамских органов управления войсками, сообщал, что камбоджийцы не допускались в районы расположения штабов. Генерал Абрамс доложил об этом президенту в феврале, заверив, что цель находится, по крайней мере, в километре от какого бы то ни было известного камбоджийского поселения.


[Закрыть]. Эти территории полностью контролировались северными вьетнамцами. С этих территорий северовьетнамские войска, как правило, совершали атаки на Южный Вьетнам, наносили потери, подрывали властные структуры, а затем скрывались под защиту формально нейтральной страны. Только в сугубо пропагандистских целях, а не с позиций строгой рассудительности можно утверждать, что Соединенные Штаты нарушают нейтралитет мирной страны, когда при камбоджийской поддержке мы ради самообороны периодически бомбили территории, где годами не действовали камбоджийские законы, которые были либо очень слабо населены, либо совершенно не заселены гражданским населением и которые были оккупированы в нарушение камбоджийского нейтралитета противником, убивавшим сотни американцев и южных вьетнамцев каждую неделю, нападая из этих схронов.

Первое предложение поступило от генерала Уилера. Когда Лэйрд 30 января выразил сомнение, что возобновление бомбардировок Севера получит политическую поддержку, Уилер предложил в качестве альтернативы осуществить налеты на комплекс баз, которые северные вьетнамцы создали незаконно на другой стороне границы в Камбодже. 9 февраля генерал Абрамс послал телеграмму генералу Уилеру из Сайгона о том, что недавние разведывательные сведения от дезертира, равно как аэрофоторазведка показали, что коммунистические расположения, действовавшие против всего Южного Вьетнама, развернуты как раз через границу с Камбоджей. (Будучи новичком в делах, я был больше всего впечатлен таким кажущимся очевидным свидетельством, несколько позже уже не был бы таковым. Но, как оказалось, коммунистические руководители в Пномпене восемь лет спустя также подтвердили, что информация дезертира в этом отношении была точной.) Абрамс запрашивал полномочия для нанесения удара на эти расположения с воздуха бомбардировщиками В-52. Посол Банкер поддержал эту идею в отдельной телеграмме по каналам государственного департамента.

Эти рекомендации пали на благодатную почву. В переходный период 8 января 1969 года новоизбранный президент послал мне записку: «При подготовке Вашего исследования по Вьетнаму я хочу получить точный отчет о том, что у противника в Камбодже, и что мы предпринимаем, если вообще что-то предпринимается, чтобы уничтожить все настроенное там. Я считаю, что вполне определенная перемена политики в отношении Камбоджи, вероятно, должна стать первым шагом, когда мы приступим к делам». Генерал Э. Гудпастер составил проект ответа за моей подписью с детальной информацией о северовьетнамской базе вдоль камбоджийской границы. Он сообщал, что «наше полевое командование в Южном Вьетнаме убеждено в том, что огромная часть поставок, поступающих в Камбоджу, проходит через Сиануквиль. …Наши действия в связи с этим носят весьма ограниченный характер. …Командование на местах делало несколько запросов на получение полномочий на вторжение в Камбоджу для проведения упреждающих операций и для преследования отступающих войск, которые нападали на нас. Все такие запросы отвергались или до сего времени находятся без движения».

Важность Сиануквиля была в числе спорных вопросов в исследовании первого аналитического меморандума СНБ. Военное командование США в Сайгоне было убеждено в том, что между октябрем 1967 года и сентябрем 1968 года около десяти тысяч тонн вооружений прошло через Сиануквиль. Но ЦРУ и Госдеп оспаривали эту цифру. По их данным, поток поставок по тропе Хо Ши Мина через Лаос был более чем достаточным для того, чтобы обеспечить внешние потребности всех коммунистических сил в Южном Вьетнаме. В этом споре аналитиков речь шла, конечно, о том, были ли камбоджийские убежища столь важной целью, что их следовало уничтожить. Как случается слишком часто, оценки спецслужб как бы вытекали из политических взглядов управления, а не вдохновляли его на выработку этих взглядов. Те, кто ратовал за налеты на убежища, подчеркивали важность Сиануквиля; те же, кто выступал против, недооценивали его. (Когда войска США и Южного Вьетнама двинулись на эти схроны в апреле 1970 года, документы в коммунистических местах временного складирования подтверждали, что поставки через Сиануквиль намного превышали даже самые высокие оценки военных.)

Но каким бы ни был спор о том, какими путями осуществлялось материально-техническое снабжение – через Сиануквиль или по тропе Хо Ши Мина – не было противоречий в отношении угрозы, которую представляли северовьетнамские базы в Камбодже американским и южновьетнамским войскам. 18 февраля я вместе с М. Лэйрдом, заместителем министра Д. Паккардом, председателем ОКНШ Э. Уилером и помощником Лэйрда полковником Робертом Э. Персли получил краткую информацию от команды из двух человек в Сайгоне. Я доложил президенту о том, что генерал Абрамс убежден в том, что ни один представитель камбоджийского гражданского населения не проживает в предполагаемой для цели зоне. Тем не менее я высказался против неспровоцированной бомбардировки убежищ. Нам следует, на мой взгляд, оставить шанс для начала переговоров и стремиться сохранить поддержку нашей политики со стороны общественности. Мы могли бы обсудить ситуацию еще раз в конце марта – классический способ бюрократических проволочек с целью облегчения болезненного состояния тех, чье мнение не было учтено. Никсон одобрил эту рекомендацию 22 февраля, за день до того, как отправиться в свою поездку в Европу.

Именно в тот день, когда Никсон решил отложить действия против убежищ, северные вьетнамцы переработали нечеткий план действий в чрезвычайных обстоятельствах в необходимость урегулирования кризиса. После нескольких недель подготовки действий на опережение новой администрации Ханой начал наступление в масштабах всей страны. Число американцев, убитых в действиях во время первой недели наступления составило 453 человека, за вторую неделю – 336, за третью – 351. Южновьетнамские потери были больше, составив в среднем 500 погибших в неделю. Это был чрезвычайно циничный шаг. Ни одного значимого заседания не было проведено в Париже с нашей новой делегацией во главе с Генри Кэботом Лоджем. Новая администрация вряд ли успела уже сформировать свою политику. То ли по случайности, то ли по умыслу, но наступление началось за день до запланированной зарубежной поездки президента, таким образом, затрудняя нашу реакцию и унижая нового президента. Это произошло, несмотря на тот факт, что Никсон общался с северными вьетнамцами в переходный период (как мы увидим это далее), подчеркивая свою приверженность окончанию войны на основе самоуважения и достоинства всех вовлеченных сторон. Даже не проверив эти заверения о намерениях на практике, Ханой своим первым действием стал убивать еще больше американцев. Я отметил в докладе президенту, что северные вьетнамцы оказались «в состоянии добиться высокого уровня потерь среди американских и южновьетнамских войск, не вводя в действие свои основные подразделения».

Никсон получил краткую информацию о наступлении противника в Овальном кабинете, будучи заваленным папками со справочниками с нескрепленными страницами, составленными моими сотрудниками и Государственным департаментом для каждой отдельной страны, которую он собирался посетить. (Позже Никсон привык использовать Овальный кабинет в основном для протокольно-церемониальных случаев; он обычно предпочитал работать в своем неофициальном кабинете в здании исполнительного управления.) Никсон просматривал книги, которые следовало запомнить, жалуясь на то, что ему требуются на это большие усилия. Он тоже был возбужден. Все его инстинкты говорили о том, что надо сурово ответить на циничный маневр Ханоя. Годами он осуждал своего предшественника за слабость в реагировании на коммунистические шаги. Но он также очень хотел, чтобы его первая зарубежная поездка в качестве президента была успешной. Американские ответные меры могли бы вызвать волнения в Европе; пассивность могла бы придать смелости нашему противнику. Никсон не сразу решил эту дилемму. Единственной реакцией Белого дома в день начала наступления был мой телефонный звонок советскому послу Добрынину. Президент, как я сказал, хотел, чтобы Москва поняла, что, если северные вьетнамцы продолжат наступление, мы нанесем ответный удар.

Но на следующий день, 23 февраля, находясь в воздухе на пути из Вашингтона в Брюссель, Никсон принял решение; он неожиданно приказал бомбить камбоджийские схроны. Мне казалось, что такого масштаба решение не могло так просто быть передано в Вашингтон и Сайгон телеграммой с борта номер один президентского самолета без консультаций с соответствующими официальными лицами или в отсутствие детального плана урегулирования последствий. В силу этого я рекомендовал Никсону отложить окончательное «приведение в исполнение» этого приказа на 48 часов и отправил «молнию» полковнику Александру Хэйгу, в то время являвшемуся моим военным помощником в Вашингтоне, с просьбой встретить меня в Брюсселе вместе с экспертом из Пентагона. Я хотел обговорить военную операцию еще раз и выработать дипломатический план.

Хэйг, Холдеман (представлял Никсона, который не мог участвовать во встрече, не привлекая внимания), офицер по вопросам планирования в Пентагоне, и я встретились на борту президентского самолета в брюссельском аэропорту утром 24 февраля, как раз накануне выступления Никсона в штаб-квартире НАТО. Самолет, который использовал Никсон, был построен под функциональные требования Джонсона. Непосредственно за отсеком для президента находилось пространство для заседаний со сверхогромным креслом, вписывающимся в полукруглый стол; и стол, и кресло были оснащены кнопками, которые позволяли им жить своей жизнью. Кресло могло принимать различные положения; стол мог подниматься и опускаться при помощи гидравлического привода. Если нажать не ту кнопку, то стол медленно уходил вниз, зажимая беспомощного человека в кресле; ситуация становилась напряженной, если кресло одновременно начинало подниматься. В этой ужасной обстановке мы вырабатывали инструкции по ведению бомбардировок схронов противника. Бомбардировки будут ограничены пределами примерно 8 километров от границы; мы не станем объявлять о налетах, но признаем их осуществление, если Камбоджа станет протестовать, и предложим выплатить компенсацию за любой ущерб, нанесенный гражданским лицам. За весьма короткий срок, который у нас был в распоряжении, мы выработали и военный, и дипломатический график, как и руководство к брифингу для прессы. Хэйг и эксперт из Пентагона немедленно улетели в Вашингтон для информирования Лэйрда. Никсон позже в Лондоне дал Роджерсу туманный отчет о своих мыслях, но без детализации.

Еще до окончания этого дня Лэйрд телеграфировал о своем особом мнении из Вашингтона. Он считал, что будет невозможно держать бомбежки в секрете, с прессой будет трудно справиться и трудно будет обеспечить поддержку со стороны общественности. Он настаивал на отсрочке до того времени, когда провокация станет более наглядной. Это было характерно для преобладающих настроений колебаний, страх разбудить спящего зверя общественного протеста. Оглядываясь назад, удивляешься, до какой степени все мы были заточены на правовом вопросе о том, было ли нарушено понимание, а не на 400 американских смертях еженедельно, которыми Ханой старался сломить нашу волю до того, как мы смогли бы выработать какой-то курс действий. Еще более удивительным сейчас представляется то, что в течение всего этого периода никто серьезно не рассматривал возобновление бомбардировок Северного Вьетнама. Прекращение бомбардировок, начатое для ускорения урегулирования, подходило к концу само по себе.

Я согласился с заключением Лэйрда о бомбардировках Камбоджи, хотя этого нельзя сказать о его аргументации. Я полагал, что неспособность отреагировать на такой циничный шаг Ханоя могла бы свести к нулю наши надежды на переговоры; Ханой мог бы интерпретировать эту реакцию как признак беспомощности Никсона перед лицом внутреннего давления. Она, по всей вероятности, могла бы подстегнуть дальнейшие военные авантюры, так как Северный Вьетнам хотел бы обставить Никсона, как ему удалось это сделать с Джонсоном. Но меня беспокоил выбор времени. Я не считал разумным начинать новую военную операцию во время поездки президента по Европе, в ходе которой были бы возможны враждебные демонстрации, будучи не в состоянии встретиться и сплотить свое собственное правительство. Меня также не привлекала перспектива превращения Вьетнама в тему всех наших европейских пресс-конференций или попыток в частном порядке объяснять союзным правительствам, которые не всегда кипели желанием примирить свою личную поддержку наших усилий во Вьетнаме со своей публичной позицией дистанцирования. Все это я высказал президенту. На следующий день, когда мы находились в Бонне, Никсон отменил свой план.

Так называемое наступление «мини-Тет»[89]89
  Празднование Нового года во Вьетнаме – праздника Тет – в 1968 году началось 31 января, отсюда название «Тетское наступление», которое стартовало в ночь на 31 января. «Мини-Тетское» наступление началось в начале мая 1968 года. Второе Тетское наступление началось 22 февраля 1969 года. – Прим. перев.


[Закрыть] продемонстрировало шаткость нашего внутреннего положения. Наступление противника, должно быть, планировалось за много месяцев до его начала. Оно случилось, когда не прошло и четырех недель нашего пребывания у власти и раньше того времени, когда противник мог бы узнать о наших намерениях, – поскольку мы этого и сами не знали. И, тем не менее, 9 марта «Нью-Йорк таймс» обвинила новую администрацию в провоцировании Ханоя, когда та предположила потратить месяц на изучение вариантов в войне, в которой участвовали экспедиционные войска в составе более полумиллиона человек: «Печальный факт заключается в том, что парижские переговоры сдвинулись с мертвой точки, а посол Лодж дожидается приказа Белого дома относительно дальнейших шагов и предложения новых мирных инициатив или участия в закрытых переговорах, в результате которых только и возможно достижение подлинного прогресса. Все приостановилось, пока администрация Никсона заканчивает свой обзор военной и дипломатической ситуации». Эта тема вскоре была повторена и в конгрессе.

Президент на публике занял сдержанную позицию, хотя с трудом сдерживался при своих сотрудниках. На пресс-конференции 4 марта он заявил:

«Мы не стали действовать торопливо, но то, что мы проявили терпение и выдержку не должно расцениваться как признак слабости. Мы не потерпим продолжения нарушения понимания. Но, более того, мы не потерпим нападений, которые ведут к большим потерям наших людей, в то время как мы честно стремимся добиться мира за столом переговоров в Париже. Соответствующий ответ на эти нападения будет иметь место, если они повторятся».

4 марта я переслал президенту без комментариев памятную записку Лэйрда с возражениями относительно предложений объединенного комитета начальников штабов атаковать Северный Вьетнам. Лэйрд был далеко не «голубь»; в нормальных обстоятельствах его инстинкты были довольно воинственными. Он предпочел бы нацелиться на победу. Но он также внимательно отслеживал настроения общественности и конгресса. Он был тонко чувствующим нюансы политиком, и, будучи таковым, он знал, что те, кто сооружает баррикады, могут вполне отказаться от будущего в политике; он не собирался идти на такие жертвы. В силу этого Лэйрд маневрировал с большой осторожностью между своими убеждениями, которые рекомендовали какую-то военную реакцию, и своим политическим инстинктом, который призывал к сдержанности. Он выступал против бомбардировок Северного Вьетнама; стал ярым сторонником налетов на камбоджийские схроны. (Единственное его несогласие касалось политики связей с общественностью; он не считал возможным держать бомбардировки в секрете по практическим, а не моральным соображениям.) Президент, следуя такой же логике, приказал нанести удар по камбоджийским убежищам 9 марта. 7 марта Роджерс возражал из-за перспектив закрытых переговоров в Париже.

Никсон отменил свой приказ во второй раз. Каждый раз, когда он настраивался на что-то, а потом откладывал это, его негодование и нетерпение нарастали. Как и Лэйрд, он все время твердил, что не хочет наносить удар по Северу, но что ему надо «что-то» предпринять. 14 марта Никсона спросили на пресс-конференции, не лопается ли у него терпение. Он ответил:

«Меня совсем не порадовали новости, которые я увидел в газетах сегодня утром относительно того, что наши потери за последнюю неделю сократились с 400 до 300 человек. Это все еще высокая цифра. Какой должна быть наша реакция, нужно определять с учетом успехов на переговорах в Париже. Я буду реагировать только так, как это делал раньше. … Мы сделали предупреждение. Больше я предупреждать не стану. И если мы придем к выводу, что такой уровень потерь выше терпимого, начнутся соответствующие действия».

На следующий день северные вьетнамцы сделали пять ракетных выстрелов по Сайгону – дальнейшая эскалация и нарушение понимания. Противник 32 раза нападал на крупные южновьетнамские города за первые две недели марта. В 15.35, в тот день, когда ракеты ударили по Сайгону, мне позвонил президент. Он отдал приказ немедленно начать налеты бомбардировщиков В-52 на камбоджийские убежища. Президент закончил месяц разочарований выразительной фразой: «Государство должно быть уведомлено только после достижения точки невозврата. …Приказ окончательный и не подлежит отмене». («Не подлежит отмене» было любимой фразой Никсона, а для тех, кто знал его, это стало означать большую неопределенность; и такое положение, разумеется, имело тенденцию вести скорее к нарастанию отмен, чем к их уменьшению.)

Я сказал президенту, что такое решение не должно приниматься без предоставления его главным советникам возможности выразить свое мнение – хотя бы только для того, чтобы защитить самого себя, если оно приведет к волнению со стороны общественности. Все будет сделано быстро и время не будет упущено. В любом случае должен быть разработан подробный сценарий, а для подготовки указаний потребуется, по крайней мере, 24 часа. Поэтому заседание было назначено на следующий день в Овальном кабинете. Я проконсультировался с Лэйрдом, который активно поддержал решение президента. Для подготовки к заседанию я написал памятную записку для президента с указанием в ней всех «за» и «против». Риски варьировались от формального камбоджийского протеста до сильной советской реакции, от серьезного противодействия со стороны Камбоджи до северовьетнамских открытых ответных мер – хотя было трудно представить, что может предпринять Ханой больше того, что уже делает. В конце концов, имел место риск взрыва внутренней критики и новых антивоенных демонстраций. Я настаивал на том, чтобы президент подчеркнул своим коллегам, что предлагаемые бомбардировки не должны стать прецедентом. Что в моем списке не было предусмотрено (и ни одно наше совещание не предусмотрело), так это то, что произошло на самом деле: никакой реакции никакого рода – из Ханоя, Пномпеня, Москвы или Пекина.

В заседании во второй половине дня воскресенья 16 марта в Овальном кабинете приняли участие Роджерс, Лэйрд, Уилер и я. Впервые за время своего президентства Никсон столкнулся с конкретным решением в международном кризисе. Это также был первый раз, когда он столкнулся с оппозицией со стороны своих соратников в отношении курса действий, на который уже решился. Он использовал на заседании тактику, которая стала известна как стиль Никсона. С одной стороны, он принял решение и не собирался его отменять; на самом деле дал мне поручение проинформировать на этот счет министерство обороны за 24 часа до заседания. С другой стороны, посчитал необходимым сделать вид, что решение все еще под вопросом. В результате обсуждения длились несколько часов, что ему показалось противным и укрепило его во мнении в будущем избегать приглашения упрямцев на последующие совещания.

Заседание в Овальном кабинете шло в предсказуемом ключе. Лэйрд и Уилер активно поддержали налеты. Роджерс возражал, но не по соображениям внешней политики, а из-за внутренней ситуации. Он не поднимал вопрос о нейтральном статусе Камбоджи; считалось само собой разумеющимся (и правильно), что мы имеем право выступить против вопиющего нарушения Северным Вьетнамом нейтралитета Камбоджи, поскольку сама Камбоджа не желала или была не в состоянии защитить свой нейтральный статус[90]90
  В соответствии с Гаагской конвенцией 1907 года нейтральная страна обязана не разрешать использование своей территории любой воюющей стороной. Если нейтральная сторона не желает или не в состоянии предотвратить это, другая воюющая сторона имеет право принять соответствующие контрмеры. Смотри обращение юридического советника Государственного департамента Джона Стивенсона в Ассоциации адвокатов города Нью-Йорка 28 мая 1970 года с разъяснениями нашей правовой позиции в связи с операциями в Камбодже, осуществленными вооруженными силами США и Южного Вьетнама с 30 апреля по 30 июня 1970 года (в Бюллетене Государственного департамента, т. LXII, 22 июня 1970 года. С. 765–770).


[Закрыть]. Роджерс опасался, что мы попадем под прямой удар в конгрессе, как раз когда все начало успокаиваться. Дискуссия длилась несколько часов, в течение которых Никсон позволил, чтобы Лэйрд и Уилер уговорили его сделать именно то, на что он уже отдал приказ. Я не выступал, так как до этого направил памятную записку с моими соображениями. Роджерс в итоге согласился на удары В-52 по базовым районам, в которых предположительно располагались штаб-квартиры коммунистов. Эти обсуждения носили поучительный характер: месяц неспровоцированного северовьетнамского наступления, свыше тысячи погибших американцев после нескольких недель мучительных дискуссий родили на свет ровно один американский акт возмездия в пределах около пяти километров от камбоджийской границы в районе, находившемся под оккупацией северных вьетнамцев на протяжении четырех лет. И это войдет в фольклор как пример бесцеремонного «беззакония».

После заседания ОКНШ попытался включить дополнительно удары по сосредоточениям северовьетнамских войск, нарушающих демилитаризованную зону. Лэйрд и я согласились с тем, что гораздо важнее удержать Роджерса с нами, поэтому предложение не было одобрено.

Налеты бомбардировщиков В-52 состоялись 18 марта и были проведены против северовьетнамского района базирования № 353 в пределах примерно пяти километров от камбоджийской границы. Для этого удара Пентагон покопался в своем бездонном мешке с кодовыми наименованиями и придумал название «Завтрак» – настолько бессмысленное, насколько и безвкусное. Когда во время воздушного налета попадают в склады боеприпасов или горючего, всегда происходят последующие взрывы, почти убедительным образом свидетельствующие об успехе налета. По первоначальным оценкам команда бомбардировщика, нанесшего 18 марта удар «Завтрак», докладывала «в общей сложности о 73 дополнительных взрывах в зоне цели, что превышало в пять раз нормальную интенсивность типичных повторных взрывов».

Изначально налет на район базирования № 353 задумывался как единственный. Никсон приказал совершить еще один налет в апреле 1969 года частично по той причине, что не последовало никакой реакции ни со стороны Ханоя, ни со стороны Пномпеня на первый налет, а частично потому, что результаты превзошли наши ожидания, но больше всего из-за события, случившегося весьма далеко от этого места, в Северной Корее. Никсон захотел отреагировать на то, что был сбит невооруженный американский разведывательный самолет бомбардировкой Северной Кореи. (Он резко критиковал Джонсона за то, что тот не смог принять действенные меры в ответ на захват Северной Кореей корабля радиотехнической разведки «Пуэбло».) Никсон воздержался преимущественно из-за сильной оппозиции со стороны Роджерса и Лэйрда. Но, как всегда, когда ему приходилось подавлять свой инстинкт в плане нанесения ответного удара в уязвимое место, Никсон искал какие-то другие места для демонстрации своего характера. Он ничего так не боялся, как подозрения в слабости; кроме того, у него были вполне хорошие внешнеполитические мотивы, чтобы дать понять Ханою, что он не парализован.

В мае Никсон отдал приказ о налетах на полосу других камбоджийских районов базирования, которые были не заселены и находились в пределах восьми километров от границы. Удар по району базирования № 350 получил кодовое наименование «Десерт», по району базирования № 351 стал «Перекусом», по району № 740 – «Ужином», по № 609 – «Ланчем», а по району базирования № 352 был «Обедом». По теории, гласящей, что кашу маслом не испортить, всей этой серии налетов было дано кодовое имя «Меню». С апреля до начала августа 1969 года налеты осуществлялись с различными интервалами; каждый получал специальное одобрение со стороны Белого дома. После этого предоставлялись общие полномочия, налеты осуществлялись регулярно. Карта, определяющая узкую полосу районов базирования в пределах нескольких километров от границы, отметает обвинения в «массированных бомбардировках нейтральной Камбоджи», которые побудили 12 членов юридического комитета палаты представителей в 1974 году выдвинуть статью для импичмента в соответствии с предположениями о том, что Никсон утаил от конгресса это «президентское поведение как самое шокирующее и самое невероятное, по сравнению с поведением любого президента в любой войне за всю американскую историю», как представлял себе это конгрессмен преподобный Роберт Ф. Дринан[91]91
  Полный состав юридического комитета палаты представителей проголосовал 12 голосами «за» и 26 – «против» выдвижения этой статьи для импичмента. Цитировавшиеся образные выражения и иные фразы можно найти в Докладе Юридического комитета палаты представителей конгресса США по вопросу об импичменте Ричарда М. Никсона, Президента Соединенных Штатов Америки, 93-я сессия, 2-е заседание, 20 августа 1974 года. С. 298 (конгрессмен Уолди: «массированные бомбежки нейтральной Камбоджи»), с. 308 (конгрессмен Дринан: «президентское поведение как самое шокирующее…» и т. д.); см. также с. 307, 312 (конгрессмен Дринан: «массированные бомбежки», «массированные бомбежки нейтральной страны»); и с. 328 (конгрессмен Хольцман вместе с девятью другими конгрессменами: «систематические бомбардировки нейтральной страны»).


[Закрыть]. Ни Камбоджа, ни Северный Вьетнам никогда не утверждали, что были жертвы среди камбоджийцев или гражданского населения. Статистика тоннажа, сброшенного во время этих налетов, так часто использовалась в качестве примера жестокости администрации, спокойно умалчивает этот бросающийся в глаза факт или то, что налеты были ограничены полосой всего в несколько километров вдоль границы. Налеты продолжались до мая 1970 года, когда удары начали осуществлять открыто в поддержку американских и южновьетнамских сухопутных операций против северовьетнамских баз.

Периодические доклады об ударах согласно «Меню» направлялись президенту. В ноябре 1969 года он написал на одном из них: «Продолжайте». В декабре 1969 года и феврале 1970 года он попросил сделать оценку их эффективности. Каждый раз Лэйрд докладывал, что генерал Абрамс и посол Банкер были убеждены (как он докладывал по одному поводу) в том, что «План «Меню» был одной из самых впечатляющих операций за всю войну». Генерал Абрамс приписывал операциям «Меню» разрушение материально-технической базы противника, срыв нескольких наступлений противника и уменьшение угрозы со стороны противника всему сайгонскому региону. Лэйрд поддержал мнение ОКНШ и генерала Абрамса о том, что налеты по плану «Меню» «были эффективными и могут продолжать оставаться таковыми при вполне приемлемых рисках».

Изначальное намерение заключалось в том, чтобы подтвердить нанесение удара «Завтрак» в ответ на камбоджийскую и северовьетнамскую реакцию, которую мы непременно ожидали. К примеру, ЦРУ предсказывало в памятной записке от 20 февраля и 6 марта, что Ханой «непременно» или «почти непременно» попытается извлечь пропагандистские выгоды из обвинений в американском расширении конфликта. Министерство обороны сомневалось в том, что налеты можно будет удержать в секрете; я сам ко всему этому относился скептически. В разговоре с Никсоном 8 марта я сказал: «Паккард и я, мы оба полагаем, что, если мы это делаем и если молчание по этому поводу не помогает, нам следует выступить и рассказать, что мы проделали». Президент согласился. Официальное подтверждение было подготовлено на случай камбоджийского протеста. Предлагалось возместить ущерб и организовать международную инспекцию.

Наша изначальная скрытность нужна была для того, чтобы северные вьетнамцы, камбоджийский принц Сианук, Советы и китайцы не прибегли к общественной реакции, которой они сами хотели бы избежать. Добровольно сделанное американское заявление заставило бы Ханой открыто на него прореагировать, не исключено, ответным военным ударом или прекращением мирных переговоров. Это потребовало бы от Сианука открыто занять позицию, сблизившись с Ханоем, в то время как он пытался искусно лавировать своим нейтралитетом. Оно вызвало бы и реакцию со стороны Советского Союза и Китая в разгар нашего серьезного проведения трехсторонней дипломатии.

Но Ханой не выражал протестов. На самом деле его делегация в Париже приняла предложение Лоджа провести закрытые переговоры 22 марта через трое суток после нашего запроса. И Сианук не только не возражал; он отнесся к бомбардировкам, как к чему-то, что не имело к нему никакого отношения, так как все случилось в районах, полностью оккупированных северовьетнамскими войсками, и не затрагивало камбоджийцев, а, следовательно, было вне его контроля и даже осведомленности.

На самом деле, наши отношения с Камбоджей значительно улучшились во время бомбардировок. Искусное и умелое балансирование Сианука между внутренним и иностранным давлением было поводом для удивления на протяжении десяти лет. Наследный принц Нородом Сианук умудрился приобрести массовую поддержку среди населения, в результате чего, как представляется, его репутация была безупречной. Он установил независимость своей страны и приобрел ауру незаменимости. Он маневрировал с тем, чтобы удерживать свою страну на нейтральных позициях. После лаосского урегулирования в 1962 году он пришел к выводу о том, что коммунисты, которых он ненавидел, вероятнее всего, станут занимать господствующее положение в Индокитае. Он приспособился к этой реальности, уступив северным вьетнамцам, устроившим свои районы базирования на территории его страны. В 1965 году он нашел предлог для разрыва дипломатических отношений с нами. И все-таки его сотрудничество с коммунистами было сдержанным; Ханой поощрял красных кхмеров (камбоджийских коммунистов), которые начали партизанскую деятельность задолго до любых американских действий в Камбодже. Сианук приговорил коммунистических руководителей к смертной казни заочно. В силу всех этих причин я активно поддержал рекомендацию Роджерса президенту в феврале 1969 года о том, чтобы мы вышли на Сианука с намерением улучшить отношения[92]92
  Довольно интересно, но эти дипломатические заходы к Камбодже встретили сопротивление со стороны министерства обороны и объединенного комитета начальников штабов, опасавшихся, что эти заходы могли бы помешать возможностям осуществления бомбардировок камбоджийских схронов. Я получил памятную записку от МО с предупреждением против такого «дипломатического действия, подразумевающего сдержанность или запрет на расширение полномочий действующих оперативных органов, направленных на защиту наших войск в Южном Вьетнаме». Записка была подписана Полом К. Варнке, который в то время занимал пост помощника министра обороны по вопросам международной безопасности.


[Закрыть]. Эти заходы были восприняты с большой охотой. Наше посольство в Пномпене возобновило свою работу на уровне поверенного в делах.