Текст книги "Устойчивое инвестирование: Навигатор по миру ESG"

Глава 3
Самообновление рынков
Как бизнес и инвестиционное сообщество могут стимулировать трансформационные изменения
Георг Келл и Андреас Раше

Устойчивое инвестирование существует не в вакууме. На его возникновение и распространение повлиял целый ряд отдельных событий, а также общий исторический контекст. Именно его мы пристально рассмотрим в данной главе. Она начинается с обзора того, как движение за корпоративную (социальную) ответственность созрело и начало сближаться с проблемами устойчивого развития; затем мы обсудим, как растущее осознание ответственности и проблем устойчивого развития повлияло на инвестиционное сообщество. Мы выделим ряд факторов, которые способствовали взаимообогащению корпоративной устойчивости и устойчивого инвестирования, – например, озабоченность тем, как «материальные» вопросы ESG влияют на финансовые результаты компаний.

После того как мы поймем, что корпоративная устойчивость и устойчивое инвестирование взаимосвязаны по целому ряду признаков, нам необходимо задаться вопросом, является ли корпоративная устойчивость просто мимолетной тенденцией или ее можно рассматривать как прочную основу для трансформации рынка. Чтобы устойчивое инвестирование изменило рынки изнутри, необходимо показать, что устойчивые методы ведения бизнеса сохранятся надолго. Мы подходим к этому обсуждению, выделяя четыре «движущие силы», которые формировали (и будут формировать в дальнейшем) повестку дня устойчивого развития: (1) технологический прогресс, (2) ограничения, налагаемые на нас природной средой (т. е. планетарные границы), (3) политика (в том числе и международная) и социальные нормы, а также (4) размывание границ между общественной и частной сферами. Мы выясним, почему, если учесть эти факторы, нет оснований считать устремленность к устойчивому и ответственному развитию в мире в целом и к корпоративному устойчивому развитию и устойчивому инвестированию в частности мимолетными тенденциями. Напротив, мы подчеркиваем, что устойчивое инвестирование способно обновить рынки изнутри – т. е. запустить трансформационные процессы, которые способны помочь решить некоторые из грандиозных проблем, стоящих перед человечеством. Однако мы также рассмотрим ряд факторов, которые должны рассматриваться на корпоративном (например, разработка пригодных для будущего бизнес-моделей) и инвестиционном (например, повышение качества данных ESG) уровнях, чтобы трансформация действительно осуществилась.

Роль бизнеса в обществе складывалась веками. Центральный вопрос об области ответственности корпораций породил бесчисленные дебаты, равно как и социальные и юридические действия; этот вопрос сформировал современный капитализм, а также значение и практику корпоративной ответственности в обществе (обзор вопроса о корпоративной ответственности в США вы найдете в книге Арчи Кэрролла и его соавторов «Корпоративная ответственность. Американский опыт» (Corporate Responsibility: The American Experience, 2012). Корпоративная ответственность – это динамичная концепция, постоянно реагирующая на меняющиеся ожидания общества и нормативно-правовую базу. В прошлом понятие и практика корпоративной ответственности были разными для каждого региона и национальной экономики. Но около двух десятилетий назад, когда корпорации расширяли свою глобальную цепочку создания стоимости в эпоху либерализации, запуск бывшим Генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном в июне 2000 г. Глобального договора ООН (ГД ООН) заронил семена перемен и дал начало глобальному движению корпоративной ответственности – движению, которое все чаще называют корпоративной устойчивостью[10]10
  Мы используем термин «корпоративная ответственность» для обозначения исторического контекста данной дискуссии. В настоящее время большинство практиков использует термин «корпоративная устойчивость» также для того, чтобы показать интеграцию экологических вопросов в извечные дебаты об ответственности компаний перед обществом. В этой главе мы используем термин «корпоративная устойчивость», если не ссылаемся на исторический контекст движения. Для уточнения различий между дискурсами ответственности и устойчивого развития, а также их нарастающего со временем сближения, можете ознакомиться с работой Пратимы Банзаля и Хи-Чан Сонга «Схожи, но не идентичны. Как отличить корпоративную ответственность от устойчивого развития» (Similar but Not the Same: Differentiating Corporate Responsibility from Sustainability).


[Закрыть].

Г-н Аннан постулировал, что власть и ответственность не могут быть разделены. Он призвал корпорации принять десять универсальных принципов, основанных на одобренных правительствами международных структурах, таких как Всеобщая декларация прав человека, Декларация Международной организации труда (ILO) об основополагающих принципах и правах в сфере труда, Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию, а также Конвенция ООН против коррупции. Эти универсальные принципы были разработаны для того, чтобы «придать глобализации человеческое лицо», как гласит Глобальный договор ООН (2020). От Китая до Аргентины, от Южной Африки до Исландии ГД ООН создал местные сети для продвижения практики применения принципов через обучение, диалог и партнерство. Движение изначально объединяло 50 корпораций в 2000 г., а теперь, в 2020 г., объединяет более чем 10 000.

Глобальный договор заложил основу для Целей устойчивого развития ООН (SDGs), представленных Организацией в 2015 г. Этот договор также помог создать ряд других инициатив, включая Принципы ответственного инвестирования (PRI) и Инициативу устойчивых фондовых бирж (SSE). Другие инициативы совпали по времени с увеличением влияния ГД ООН, в частности, параллельно развивалась Глобальная инициатива по отчетности (GRI), которая занимается вопросом раскрытия корпоративной информации.

Движение за корпоративную ответственность привело к масштабным постепенным изменениям, повлиявшим на бизнес-стратегии, деятельность компаний и взаимодействие с заинтересованными сторонами. Со временем эти изменения привели к улучшению положения работников, окружающей среды и сообществ. Такие вопросы, как сокращение выбросов, управление водными ресурсами, расширение прав и возможностей женщин, учет прав человека в цепочке поставок и борьба с коррупцией, раньше считавшиеся чем-то несущественным или побочным, стали основными пунктами повестки дня советов директоров, стратегий и практики корпораций. Рост корпоративной ответственности был поддержан действиями правительства и проекцией на мировые рынки глобальных правил, основанных на управляемой взаимозависимости и опирающихся на исторический опыт эпохи, последовавшей за Второй мировой войной. Для корпораций, принявших корпоративную ответственность, этот принцип стал не только моральным императивом и страховкой от дорогостоящих ошибок при создании ценностей бренда, но и стимулом для улучшения показателей в гонке за первенство и облегчение доступа к рынкам.

Исторически движения за корпоративную ответственность и устойчивое (или ответственное) инвестирование не были слишком взаимосвязаны. Основные направления инвестирования традиционно уделяли мало внимания экологическим и социальным вопросам; исключением являлись лишь нишевые участники, например религиозные и «этические» инвесторы (их деятельность часто относят к «социально ответственным инвестициям», или SRI). Основной подход SRI заключался в том, чтобы не инвестировать в определенные отрасли и продукты, такие как табак, алкоголь и оружие. Несоответствие между корпоративной ответственностью и инвестированием часто признавалось основным барьером, сдерживающим корпорации от более активных действий в области охраны окружающей среды, социальной интеграции и ведения «чистого» бизнеса (UN Global Compact 2015). Ситуация начала меняться в 2004 г., когда Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан пригласил ключевых владельцев активов присоединиться к инициативе «Неравнодушный побеждает» (Who Cares Wins), в рамках которой был введен термин ESG, а затем в 2005 г. на Нью-Йоркской фондовой бирже были запущены PRI (принципы ответственного инвестирования).

Идея о том, что факторы ESG имеют существенное значение, а потому инвесторам целесообразно учитывать их при анализе и принятии решений, была, в принципе, ясна. В течение первого десятилетия этого века владельцы активов, управляющие и поставщики услуг начали изучать вопросы ESG[11]11
  О раннем распространении концепций ESG см. отчет МФК «Доказательства на будущее? Результаты инициативы „Неравнодушный побеждает“, 2004–2008» (Future Proof? Outcomes of the Who Cares Wins Initiative 2004–2008,IFC, 2009).


[Закрыть], однако реальная практика менялась медленно. В преддверии кризиса 2007–2008 гг. погоня за краткосрочной прибылью усилилась, и финансиализация стала самоцелью. Разрушительное воздействие кризиса привело к потере доверия, от которой отрасль до сих пор полностью не оправилась. Центральные банки были вынуждены вмешаться. Это породило новую эру низких процентных ставок при смягчении условий финансирования. После кризиса финансовая индустрия западного мира боролась за выживание, сопротивляясь жесткому регулированию. PRI продолжали набирать обороты, и все большее число участников, включая фондовые биржи, стали уделять внимание интеграции в свою деятельность ESG. В 2009 г. генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун выступил на заседании Организации с инициативой «Устойчивая фондовая биржа» (Sustainable Stock Exchange). Тем не менее прогресс интеграции ESG в основную финансовую деятельность был все еще медленным.

Что же послужило толчком к более интенсивной интеграции ESG? Мы предполагаем, что решающую роль сыграло растущее признание существенности факторов ESG: практикующие специалисты уже давно поняли, что ESG-факторы отражают эффективную практику управления, которая в свою очередь является залогом выживания и долгосрочного финансового успеха компании. Это стало несложно доказать, как только корпорации оказались в серьезных кризисных ситуациях. Издержки неправильного подхода можно было измерить, и появились явные доказательства того, что пренебрежение экологической безопасностью, надлежащими условиями труда и устройством цепочки поставок, как и игнорирование разъедающего действия коррупции не являются выигрышной стратегией. Многочисленные критические ситуации придали силу движению за корпоративную ответственность: компании делились опытом и применяли его на деле. В качестве примеров можно привести внедрение практики охраны окружающей среды компанией Dow Chemical и ее обязательства, взятые в связи с Бхопальской катастрофой, а также стремление компании Siemens к добросовестности после коррупционного кризиса.

Однако если учиться на ошибках и доказывать, что корпоративная ответственность – это еще и страховка от катастроф, было достаточно легко, то продемонстрировать преимущества ответственного и устойчивого корпоративного поведения вне кризиса оказалось гораздо сложнее. Появление эмпирических доказательств того, что устойчивое развитие и финансовые показатели идут рука об руку, изменило ситуацию[12]12
  См. также обсуждения, связанные с интегрированной отчетностью (https://integratedreporting.org), и ресурсы, предоставленные Советом по стандартам бухгалтерского учета в области устойчивого развития (SASB) (https://www.sasb.org).


[Закрыть], как и прогресс, достигнутый поставщиками систем данных, в частности Глобальной инициативой по отчетности GRI и Проектом по раскрытию информации о выбросах углекислого газа (CDP). Обсуждение связи между финансовыми и социальными/экологическими показателями деятельности компаний подытожили несколько исследований.

По мере того как менялось восприятие финансовой значимости факторов ESG, которые традиционно не учитывались, начало трансформироваться и понятие «фидуциарной обязанности». На заре ESG попечители пенсионных фондов часто заявляли, что их фидуциарный долг заключается в максимизации прибыли, и потому они не могут учитывать факторы ESG. По мере накопления доказательств того, что игнорирование факторов ESG имеет финансовые последствия и что поэтому фидуциарная обязанность попечителей – учитывать факторы ESG при анализе и принятии решений, этот аргумент был пересмотрен, что зафиксировано в нескольких знаковых исследованиях, инициированных PRI и UNEP FI и поддержанных бывшим вице-президентом США Альбертом Гором.

Рис. 3.1. Диаграмма рассеяния: корреляция между оценками ESG и GC

Сближение моральных императивов, таких как соблюдение прав человека и поддержание высоких этических стандартов в странах с проблемами в сфере управления, и акцент на финансовой значимости факторов ESG, например расчет затрат на выбросы, сегодня создает новую основу для оценки деятельности крупнейших компаний. В сообществах, выступающих за раскрытие корпоративной информации и учет факторов ESG, часто идет борьба за определение тем устойчивого развития и установления их границ. Участвуют в ней два лагеря: (1) те, кто выступает за применение только строгих критериев существенности в соответствующем анализе, и (2) те, кто считает узкую концепцию существенности недостаточной и выступает за принципиальный подход, основанный на общечеловеческих нормах. Эти дебаты неубедительны и будут продолжаться, отражая смещение границ общественного консенсуса. Но, независимо от меняющегося характера этих споров, фундаментальная взаимосвязь между моральными императивами и материальностью является взаимоукрепляющей и сильной, как показано на рисунке 3.1. Анализ[13]13
  Анализ был проведен компанией Arabesque. Более подробную информацию о методологии, лежащей в основе этой оценки, можно найти здесь: https://arabesque.com/docs/sraySRay_Methodology.pdf. См. также Arabesque (2020).


[Закрыть], лежащий в основе этого рисунка, показывает, что соблюдение десяти принципов Глобального договора ООН тесно связано с результатами деятельности участников, основанными на отраслевых и материальных факторах ESG. Этичность и материальная выгода не исключают, а усиливают друг друга. Как подсказывает здравый смысл, корпорации с четко артикулированными ценностями и высокими этическими стандартами часто также сильны в показателях ESG.

Возникающая взаимосвязь между тем, что сегодня называют корпоративной устойчивостью, и устойчивым инвестированием обещает обновить капитализм изнутри, что приведет к более разумным, здоровым и содержательным результатам. Поскольку концепции и практики устойчивого развития продолжают расширяться и охватывают все большее число участников рынка, распространяясь на поддерживающие их экосистемы и институты управления, остается вопрос, является ли устойчивое развитие лишь мимолетной тенденцией или же становится мейнстримным положительным фактором. Этот вопрос особенно актуален: наступившая после Второй мировой войны эпоха управляемой взаимозависимости и основанной на общепринятых правилах системы взаимодействия начала уступать место новой системе, в которой экономический национализм и соперничество играют все большую роль в формировании инвестиционных и торговых потоков. Станет ли идея и практика корпоративной и финансовой устойчивости жертвой этих тенденций, так как участники рынка ищут политической защиты, а глобальные нормы и общие ценности человечества отходят на второй план?

Чтобы ответить на этот вопрос, полезно будет взглянуть на долгосрочные и системные рычаги, стоящие за движением навстречу устойчивому развитию, не ограничиваясь краткосрочными циклами давления заинтересованных сторон или изменениями в нормативно-правовом регулировании в конкретной стране. Исходя из нашего опыта последних трех десятилетий, становится ясно, что наиболее фундаментальными силами, определяющими повестку дня устойчивого развития, являются (1) технологии, обеспечивающие прозрачность, эффективность и инновации, (2) ограничения, накладываемые природной средой на финансовые рынки в ответ на антропогенное воздействие, (3) изменения в политике на глобальном, национальном и субнациональном уровнях и сдвиги социальных норм, а также (4) стирание границ между общественными и частными интересами. Более тщательное изучение этих четырех сил показывает, что с течением времени их значение возрастает. Следовательно, вопросы устойчивого развития не являются мимолетной тенденцией, а, скорее, становятся новой нормой для участников рынка.

Технологические изменения неизбежны. Действия правительства могут поддержать их создание, но не могут обратить вспять их распространение. Фундаментальная роль технологий в развитии прогресса человечества широко признана. Она стала ключевым катализатором движения за информационную прозрачность, которое спровоцировало создание гласности и отчетности в области устойчивого развития. Технологический прогресс также является ключевым фактором развития моделей бизнеса, соответствующих принципу цикличности. Так, все более широкое применение радиочастотной идентификации помогает компаниям отслеживать перемещение продукции и, следовательно, способствует внедрению систем восстановления стоимости (например, повторного использования или фабричного восстановления).

Технологические изменения позволяют инвесторам анализировать огромные массивы данных для более точной оценки корпоративных показателей ESG, а также предлагают дополнительные инструменты анализа рисков и возможностей для всех классов активов. Например, средство анализа данных Arabesque S-Ray ежедневно обрабатывает более 150 млн единиц информации, и это число в ближайшем будущем будет расти по мере подключения новых источников данных. Снижение затрат на обработку данных и резкое увеличение их доступности в сочетании с быстрым прогрессом в области машинного обучения и искусственного интеллекта позволяют предположить, что скоро произойдет более фундаментальная трансформация, в результате которой информация об устойчивом развитии станет важнейшей базой для принятия основных бизнес-решений. Технологические изменения также могут нарушить работу финансовых рынков, поскольку более рентабельные и совершенные решения заменят традиционные функции в широком спектре деятельности.

Определяющей чертой нашего времени является то, что технологии, как было принято ранее считать, больше не развиваются постепенно и поступательно. Темпы изменений ускоряются, как и их прорывное и созидательное воздействие во всех секторах экономики (пример – резкое увеличение числа патентов в области искусственного интеллекта, отраженное в отчете WIPO 2019 г.). Для многих корпораций это означает, что постепенное развитие перестало отвечать нуждам современности. Для того чтобы идти в ногу с технологическим прогрессом, требуются радикальные перемены. Подтверждением тому может служить текущий переход в секторе мобильности, где электронная мобильность в сочетании с цифровизацией и информационными услугами создали совершенно новую бизнес-среду. Аналогичные тенденции наблюдаются и в энергетическом секторе, где снижающиеся затраты на возобновляемые источники энергии и более интеллектуальное управление энергопотреблением теперь составляют конкуренцию устоявшимся принципам.

Цифровые технологии, интеллектуальная аналитика и искусственный интеллект имеют особое значение для движения за устойчивое развитие. Они не только позволяют проводить все более точные измерения, но и способствуют повышению эффективности всех видов экономической деятельности. По некоторым оценкам, выбросы парниковых газов могут быть сокращены более чем на 1,3 гигатонны за счет внедрения таких мер, как интеллектуальные транспортные и энергетические системы, даже в рамках сценария «бизнес как обычно». Помимо того, что повышается эффективность, по мере снижения входных барьеров во всем мире неуклонно растет число изобретений. Экосистема для инноваций расширяется и углубляется, в том числе в таких областях, как современные материалы, автоматизация, робототехника и квантовые вычисления. Развитие таких технологий часто направлено на решение серьезных социальных и экологических проблем и, несомненно, сыграет решающую роль в формировании повестки дня в области устойчивого развития.

Экологические проблемы уже давно являются ключевым драйвером движения за устойчивое развитие, сформированного многими знаковыми событиями и публикациями. Книгу Рейчел Карсон «Безмолвная весна» часто упоминают как сигнал к пробуждению, благодаря которому было запущено экологическое движение. В 1987 г. Всемирная комиссия по окружающей среде и развитию опубликовала часто цитируемый доклад «Наше общее будущее». В том же году был принят Монреальский протокол, обративший вспять процесс истощения озонового слоя. Этот протокол стал высшей точкой в международном сотрудничестве и первым универсально ратифицированным договором в истории ООН. В 1992 г. на крупной конференции в Рио-де-Жанейро, так называемом Саммите Земли, были установлены общие принципы, такие как «платит тот, кто загрязняет», и заложена основа для переговоров по климату, защите биоразнообразия и борьбе с опустыниванием.

Хотя многие правительства и корпорации добились прогресса в области сокращения загрязнения, охраны природы, защиты среды обитания и эффективности использования ресурсов, исследования показывают: основные процессы земной системы подошли к пределу устойчивости, а в некоторых случаях уже перешагнули его. Исследования планетарных границ дали количественную оценку этих границ. Приведем выдержку из работы Йохана Рокстрёма и его соавторов «Безопасное пространство для жизнедеятельности человечества» (A Safe Operating Space for Humanity, с. 474):

«Предлагаемые нами границы представляют собой новый подход к определению биофизической продуктивности для развития человечества. Впервые мы пытаемся количественно определить безопасные границы, за пределами которых система Земли не сможет продолжать функционировать в стабильном состоянии, соответствующем голоцену».

Три границы из этого списка уже пересечены (в отношении изменения климата, потери биоразнообразия и азотного цикла), в то время как остальные процессы остаются под сильным антропогенным влиянием.

Однако мы только начинаем понимать, что значит жить в эпоху, когда человек стал фактором геофизического воздействия. В книге «Климат истории» (The Climate of History: Four Theses, 2009) Дипеш Чакрабарти пишет: «Антропогенные объяснения изменения климата означают крах векового гуманистического различия между естественной историей и историей человечества». Это имеет фундаментальные последствия для рынков. От корпораций и финансов потребуются серьезные изменения, чтобы отойти от традиционных подходов и методов оценки. Общество больше не является единственным контекстом, формирующим рамочные условия для участников рынка. Природная среда становится определяющей основой, в рамках которой сообщества и рынки должны установить новые отношения. Нам придется осознать необходимость снижения воздействия человека на природу и в то же время научиться адаптироваться к последствиям быстрого изменения окружающей среды. На рисунке 3.2 изображена эта связь: он показывает, что рынки, общество и соответствующие варианты управления встроены в природную среду (и, следовательно, ограничены ею).

Рис. 3.2. Рыночные взаимозависимости, встроенные в природную среду

Взаимосвязь крепка; она и будет определять функционирование финансовых рынков и общества на протяжении многих поколений. Долгосрочное и необратимое воздействие на природу усиливается тем фактом, что антропогенное влияние имеет тенденцию к долгосрочному воздействию. Снижение количества попавшей в атмосферу углекислоты происходит очень медленно, а многие другие виды загрязнения, например, пластик, попавший в почву и воду, имеют еще более длительный период полураспада. Теории и убеждения индустриальной эпохи потребуют ревизии и замены, как и наши представления о рынках и обществах. Нет сомнений: наряду с технологиями, границы, установленные природной средой, являются долгосрочной, системной и необратимой силой, меняющей рамочные условия рынков и обществ.