Текст книги "Господин Великий Новгород"

2.14. Знаменитая новгородская икона «Знаменье» и ярославская икона «Великая Панагия»

С Великим Новгородом связывается знаменитая русская икона «Знаменье Пресвятыя Богородицы в Новеграде». Этот образ очень характерен. Богородица изображена по пояс с двумя поднятыми руками, а на груди у нее – младенец Христос в круге рис. 63 и рис. 64. В некоторых вариантах этой иконы Младенец изображен без круга, рис. 65. Расположение фигур Богородицы и Христа очень узнаваемо, поскольку сильно отличается от всех других икон.

Оказывается, существует и другой, менее известный вариант знаменитого новгородского образа «Знаменье». Отличающийся, по сути, лишь тем, что Богородица изображена в полный рост. Это – ЯРОСЛАВСКАЯ икона, называемая сегодня «Богоматерь Великая Панагия» [14], см. рис. 66. Кстати, данное название на самой иконе отсутствует и, повидимому, придумано позднее. По сути, это та же самая Велико-Новгородская икона «Знаменье». Чтобы как-то уйти от этого бросающегося в глаза сходства, Ярославской иконе были вынуждены придумать другое название. Иначе пришлось бы объяснять возникающее отождествление Великого Новгорода с Ярославлем.

^{Рис. 63. Старинное богослужебное блюдо (XVII век?) с образом Знаменья Богородицы в Великом Новеграде из сокровищницы Благовещенского собора Московского Кремля. Это «блюдо узнается во всех описях Благовещенского собора, начиная с древнейшей: «… блюдо серебряное, золочено, в средине образ Пресвятыя Богородицы Знамения; на нем подпись старая Князь Великий, весом полпяти гривны и семь золотников»… в музейных документах датируется XVII веком» [48], с. 205. Взято из [48], с. 205}

Знаменитая старая Велико-Новгородская школа иконописи очень близка к Московской. Что вполне естественно, если Великий Новгород – это Ярославль. Современный же Новгород на Волхове находится не так далеко от Пскова, то есть – в Западной Руси. Западнорусская, белорусско-псковская школа иконописи существенно отличается от Московской и новгородской (Великого Новгорода), рис. 67. Неудивительно, что в современном Новгороде роспись на стенах его старых храмов выполнена в духе именно белорусско-псковской, а не новгородско-московской иконописной школы. Ведь Новгород на Волхове – уже в силу своего географического положения – естественным образом тяготел к Пскову, а не к Москве.

^{Рис. 64. Фрагмент предыдущей фотографии с увеличенным изображением образа Знаменья Пресвятыя Богородицы в Великом Но веграде. Взято из [48], с. 205}

Это еще одно косвенное свидетельство того, что летописный Великий Новгород и современный город Новгород на Волхове – разные города, значительно удаленные друг от друга.

^{Рис. 65. Икона «Богоматерь Знаменье с избранными святыми» (XV век, Русский музей, Санкт-Петербург). Образ «Знаменье» в данном случае расположен вверху иконы, над головами святых. Взято из [19], с. 155}

^{Рис. 66. Ярославский образ «Богоматерь Оранта Великая Панагия» (якобы XIII век, Третьяковская галерея, Москва). Взято из [19], с. 129}

^{Рис. 67. Белорусский образ «Богоматерь Одигитрия» (конец XVI века, Национальный музей республики Беларусь, Минск). Взято из [19], с. 200}

2.15. Знаменитый Холопий город, который должен был быть под Новгородом, на самом деле находился под Ярославлем

С летописным Великим Новгородом связано одно исключительно известное – как в русских, так и в западно-европейских источниках – предание. О нем пишут даже «античные» авторы, например Геродот и Юстин. Его подробно излагает М.М. Щербатов в Предисловии к своей «Истории Российской с древнейших времен» (Спб., 1901).

Речь идет о знаменитом ХОЛОПЬЕМ ГОРОДЕ под Новгородом и НОВГОРОДСКОЙ ХОЛОПЬЕЙ ВОЙНЕ.

С.Герберштейн в своей известной книге «Записки о Московии» [8a] рассказывает эту легенду так. «Их (то есть русские – Авт.) летописи повествуют еще, что однажды, когда НОВГОРОДЦЫ в течение семи лет подряд были заняты тяжелой осадой греческого города Корсуня, их женам наскучило отсутствие мужей [в жизни и возвращении которых они вообще уже сомневались], И ОНИ ВЫШЛИ ЗАМУЖ ЗА РАБОВ. Наконец, завоевав город, победители-мужья вернулись с войны, везя с собой медные ворота покоренного города и большой колокол, который мы сами видели в соборной церкви, рабы же вознамерились силой не пустить (в город) своих господ, НА СУПРУГАХ КОТОРЫХ ОНИ ЖЕНИЛИСЬ. Тогда господа, возмущенные этим недостойным деянием, отложив по чьему-то совету в сторону оружие, ибо имели дело с рабами, взялись за дубинки и плети; устрашенные этим, рабы обратились в бегство и, удалившись в некое место, которое и поныне еще называется ХЛОПИГОРОД, т. е. “крепость рабов”, [стали там защищаться, но] потерпели поражение и понесли от господ заслуженную кару» [8а], с.150.

Примерно то же самое рассказывает и англичанин Джильс Флетчер в своей книге «О Государстве Русском». Говоря о Москве XVI века, Флетчер пишет: «Ближайший к ней город по величине и почти столько же обширный есть Новгород, где (по сказанию русских) ПРОИСХОДИЛА ДОСТОПАМЯТНАЯ ВОЙНА, О КОТОРОЙ ТАК МНОГО ПОВЕСТВУЮТ В ИСТОРИЯХ, ИМЕННО, ВОЙНА СКИФСКИХ РАБОВ, ПОДНЯВШИХ ОРУЖИЕ НА ГОСПОД СВОИХ, которую рассказывают следующим образом. БОЯРЕ НОВГОРОДСКИЕ и окрестных стран… были заняты войной с татарами. Кончив ее со славой, они возвращались домой, но по пути узнают, что оставленные ими дома холопы их, или рабы, в отсутствие их, овладели их городами, поместьями, домами, ЖЕНАМИ и всем прочим… Презирая гнусный поступок своих рабов, они поспешили возвратиться домой; но недалеко от Новгорода встретились с рабами, выступившими против них в боевом порядке. Собрали совет и положили идти на холопов НЕ С ОРУЖИЕМ, А С КНУТЬЯМИ… чтоб напомнить им об их рабском состоянии, устрашить их и отнять у них смелость. Идя таким образом вперед и РАЗМАХИВАЯ КНУТЬЯМИ, они на них устремились. Это показалось рабам столь страшным и дало им такое понятие О ЗНАЧЕНИИ КНУТА… что все бросились бежать, как овцы, гонимые пастухом. С тех пор новгородцы выбили монету (которая называется новгородской деньгой и ходит по всей России) с изображением всадника С ПОДНЯТЫМ И РАЗМАХНУТЫМ КНУТОМ» [42а], с. 30–31.

Обратите внимание, на слова Флетчера, что Великий Новгород – БЛИЖАЙШИЙ К МОСКВЕ КРУПНЫЙ ГОРОД, ПОЧТИ ТАКОЙ ЖЕ ПО РАЗМЕРАМ. Таковым во времена Флетчера был Ярославль (см. выше), но никак не Новгород на Волхове. Здесь мы в очередной раз наталкиваемся на косвенное указание первоисточника: Великий Новгород – это Ярославль.

Итак, согласно старинным преданиям, рядом с летописным Великим Новгородом находился ХОЛОПИЙ город. Название, прямо скажем – очень и очень редкое. В России такой город был только один. Спрашивается – ГДЕ ОН НАХОДИЛСЯ?

Ответ следующий. ХОЛОПИЙ ГОРОД НАХОДИЛСЯ ПОД ЯРОСЛАВЛЕМ. Например, на карте Сигизмунда Герберштейна, рис. 11 выше, совсем рядом с Ярославлем (Iaroslaw) обозначен Холопий город (Chlopigorod). Холопий город был расположен в устье реки Мологи, при впадении ее в Волгу. В XX веке место, на котором он стоял, было затоплено при образовании Рыбинского водохранилища. Холопий город в устье Мологи отмечен на очень многих старинных картах. См. подробности в нашей книге «Царский Рим в междуречье Оки и Волги», глава 1, разделы 31–33. Сегодня недалеко от тех мест стоит город Рыбинск. Примерно в 80 километрах находится город Углич.

Герберштейн так и пишет: «Хлопигород, место, куда, как я говорил выше, бежали рабы новгородцев, ОТСТОИТ НА ДВЕ МИЛИ ОТ УГЛИЧА. Недалеко отсюда видна крепость, ныне разрушенная; на реке Мологе, которая течет ИЗ ЗЕМЕЛЬ НОВГОРОДА ВЕЛИКОГО (! – Авт.) на протяжении восьмидесяти миль и впадает в Волгу, при устье ее расположены город и крепость того же имени, а в двух милях оттуда, на берегу той же реки, находится лишь церковь Хлопиграда. В ЭТОМ МЕСТЕ БЫВАЕТ САМЫЙ МНОГОЛЮДНЫЙ ИЗ ВСЕХ СУЩЕСТВУЮЩИХ ВО ВЛАДЕНИЯХ МОСКОВИТА БАЗАР» [37], с.153.

Замечание. По словам Герберштейна, РЕКА МОЛОГА ВЫТЕКАЕТ ИЗ ЗЕМЕЛЬ ВЕЛИКОГО НОВГОРОДА. Но достаточно взглянуть на современную карту, чтобы убедиться, что река Молога вытекает из Владимиро-Суздальской Руси, ДЕЛАЕТ БОЛЬШУЮ ПЕТЛЮ и вновь возвращается к Волге, впадая в нее чуть выше Ярославля. Так что, Герберштейн был совершенно прав, утверждая, что река Молога вытекает из земель Великого Новгорода. Но только – если Великий Новгород – это Владимиро-Суздальская Русь с центром в Ярославле, а вовсе не Новгород на Волхове.

Итак, снова и снова возникает все то же, приходящее с совершенно разных сторон отождествление: Великий Новгород – это Владимиро-Суздальская Русь. А город Ярославль – это Ярославово Дворище Великого Новгорода.

Глава 3
Фальсификация истории и археологии Новгорода на Волхове

3.1. Какая хронология получается из «слоеного пирога» волховсконовгородских мостовых на самом деле

В этом разделе, в частности, использованы наблюдения о новгородской дендрохронологии, сделанные Е.А. Елисеевым.

Сегодня все мы наслышаны о том, что в Новгороде на Волхове, – который был по мнению историков «тем самым летописным Великим Новгородом», – существует замечательное средство точного абсолютного датирования. Это известный «слоеный пирог» якобы древних новгородских мостовых. Все предметы, заключенные в слоях этого «пирога» уверенно датируются историками и археологами с точностью до 10–15 лет [50]. Причем эти датировки преподносятся как нечто НЕЗАВИСИМОЕ от скалигеровско-миллеровской хронологии русской истории. Считается, что дендрохронология Новгорода на Волхове является НЕЗАВИСИМЫМ ПОДТВЕРЖДЕНИЕМ романовской версии русской истории. На рис. 68 приведена фотография раскопа, где видны все двадцать восемь слоев старых новгородских мостовых. Они прекрасно сохранились. Таким образом, МАКСИМАЛЬНОЕ количество слоев мостовых, обнаруженных в городе, – двадцать восемь [50], с. 16. Академик В.Л. Янин пишет: «Итак, за 550 лет образования древнейшего культурного слоя… здесь… легли один на другой ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ ЯРУСОВ мостовых – гигантская поленница из ИДЕАЛЬНО СОХРАНИВШИХСЯ сосновых настилов» [50], с. 16. В.Л. Янин пишет далее: «БРЕВНА ВОСЕМЬСОТЛЕТНЕЙ ДАВНОСТИ (якобы – Авт.)… МОЖНО И СЕЙЧАС ИСПОЛЬЗОВАТЬ ДЛЯ ПОСТРОЕК» [50], с. 15.

^{Рис. 68. Фотография раскопа, где видны все двадцать восемь слоев старых волховских «новгородских» мостовых. Взято из [50], с. 21}

Почему В.Л. Янин говорит выше о 550 годах? Дело в том, что промежуток времени между следующими друг за другом мостовыми можно определить, сравнив распределения толщины годичных колец бревен. Идея проста и понятна. Мы не проверяли, как это было сделано историками на практике. Но даже если допустить, что работа выполнена правильно, тут же возникает недоуменный вопрос.

Деревянные мостовые, скорее всего, настилались в волховском Новгороде до нашего, двадцатого века. То есть до появления АСФАЛЬТА. Трудно представить себе причины, по которым волховские новгородцы вдруг неожиданно решили месить ногами грязь вместо того, чтобы продолжать стелить такие мостовые. Новгородские мостовые – это типичная ГАТЬ НА БОЛОТЕ. В болотистой местности без таких мостовых-гатей жить было нельзя не только в древности, но и в недавнем прошлом. Следовательно, мы получаем замечательную возможность установить дату основания Новгорода на Волхове. Вычтем из, условно говоря, 1940 года, указанные выше 550 лет. Очевидно, получим примерно 1400 год.

Но как же так? Станем на точку зрения скалигеровскомиллеровской истории. Она утверждает, что летописный Великий Новгород основан в X веке. И что это – именно Новгород на ВОЛХОВЕ. А не Ярославль на Волге, как получается из нашей реконструкции. Но в таком случае ясно, что как только на волховских болотах по тем или иным соображениям заложили город, тут же пришлось настилать мостовыегати. Историки с этим и не спорят. ИДЕАЛЬНАЯ СОХРАННОСТЬ НИЖНЕГО СЛОЯ ВОЛХОВСКИХ МОСТОВЫХ ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ЭТО – ПЕРВЫЙ СЛОЙ. Иначе, если бы предыдущие, более древние слои сгнили полностью, то первый сохранившийся слой был бы ПОЛУСГНИВШИМ. Но ничего такого нет. Следовательно, опираясь на «слоеный пирог», самое первое поселение на этом месте надо было бы датировать не ранее чем XV веком. А вовсе не X веком.

А теперь посмотрим, какой выход из этого положения находят «новгородские дендрохронологи» во главе с академиком В.Л. Яниным. Они отодвинули хронологию Новгорода на пятьсот лет «вниз» и заявили, что весь 550-летний «слоеный пирог» волховских мостовых надо датировать эпохой X–XV веков [50], с. 16. Цитируем В.Л. Янина: «Итак, за 550 лет образования древнейшего культурного слоя с середины X века до конца XV века здесь… легли один на другой двадцать восемь ярусов мостовых» [50], с. 16.

То есть, по их мнению, ВЕРХНИЙ СЛОЙ ВОЛХОВСКИХ МОСТОВЫХ ДАТИРУЕТСЯ ПЯТНАДЦАТЫМ ВЕКОМ. Но тогда спрашивается, куда же подевались многочисленные мостовые за последующую пятисотлетнюю эпоху XV–XX веков? Получается, что они-то, оказывается, ИСТЛЕЛИ, СГНИЛИ ПОЛНОСТЬЮ И БЕЗ СЛЕДА. В итоге возникает невероятно странная картина.

«Древние» мостовые, якобы X–XV веков, видите-ли, СОВЕРШЕННО НЕ ГНИЮТ. А новые, начиная с XVI века, загадочным образом ИСТЛЕВАЮТ БЕЗ СЛЕДА.

Как пишет В.Л. Янин, «причиной прекрасной сохранности «органики» является повышенная влажность нижних слоев новгородской почвы» [50], с. 16. Эту же мысль можно высказать проще. В БОЛОТЕ ОРГАНИКА НЕ ГНИЕТ. Или портится чрезвычайно медленно. Это хорошо и всем известно. А поскольку волховский «Новгород» поставили в болотистой местности, то проблем с сохранностью органики тут действительно не было. Но, снова спросим, почему же эта «прекрасная сохранность» действует лишь до XV века. В.Л. Янин пишет: «В слоях второй половины XV века органические вещества УЖЕ ПОЧТИ НЕ СОХРАНЯЮТСЯ» [50], с. 46. Что же за природный катаклизм произошел на Волхове в XVI веке? Почему здесь якобы сгнила вся органика эпохи XVI–XX веков? На этот вопрос вразумительного ответа у «волховских археологов» нет. Другими словами, как мы видим, все находки, выкапываемые из-под земли на Волхове, принудительно датируются эпохой ранее XVI века. В результате, в «волховской археологии и хронологии» возник странный провал размером, ни много ни мало, в ЧЕТЫРЕСТА ЛЕТ, от XV до XX веков.

По-видимому, этот хронологический провал был замечен археологами. И сильно их беспокоил. О четырехсотлетнем разрыве в волховской дендрохронологии академик В.Л. Янин упоминает, – правда без каких-либо подробностей, – в новом переиздании своей книги [50]. Он утверждает, что «провал был закрыт». Но никаких разъяснений, КАК ИМЕННО это сделано, в его книге почему-то не дается.

Вернемся к вопросу об абсолютной датировке волховского «слоеного пирога» из мостовых. Почему его датируют эпохой от X по XV века? Ответ содержится в книге академика А.Л. Янина. Он пишет: «Для начала… удалось получить относительную дендрохронологическую шкалу… потом удалось получить и АБСОЛЮТНЫЕ ДАТЫ. Для этого были изучены бревна, использованные в фундаментах новгородских церквей, ВРЕМЯ ПОСТРОЙКИ КОТОРЫХ БЫЛО ДОСТОВЕРНО ИЗВЕСТНО ИЗ ЛЕТОПИСЕЙ» [50], с. 20. Это же утверждение В.Л. Янин повторил и в новом переиздании своей книги, в 1998 году.

Картина становится совершенно ясной. В.Л. Янин прямым текстом сообщает нам, что ВСЯ ДЕНДРОХРОНОЛОГИЯ ВОЛХОВСКОГО НОВГОРОДА ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ ОСНОВАНА НА СКАЛИГЕРОВСКО-МИЛЛЕРОВСКОЙ ХРОНОЛОГИИ РУССКИХ ЛЕТОПИСЕЙ. Взяли летописи, извлекли из них даты постройки нескольких церквей. Тем самым, «датировали» бревна их фундаментов, а затем к ним «привязали» бревна новгородских мостовых. Но, как мы уже знаем, эти летописи являются подделками или редакциями XVII–XVIII веков, [ХРОН 4]. ПОЭТОМУ НИ О КАКОМ НЕЗАВИСИМОМ «ДЕНДРОХРОНОЛОГИЧЕСКОМ» ДАТИРОВАНИИ НОВГОРОДСКИХ РАСКОПОК ПОСЛЕ ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ И РЕЧИ.

По-видимому, понимая это, В.Л. Янин пишет в издании своей книги 1965 года так: «Сейчас Б.А. Колчин собирает образцы бревен XVI, XVII и XVIII веков, чтобы с их помощью довести шкалу до сегодняшнего дня, и еще раз проверить ее, теперь уже с другого конца» [50], с. 20–21. К сожалению, в переиздании 1998 года О ПОДРОБНОСТЯХ этой «проверки» В.Л. Янин почему-то хранит полное молчание. Было бы очень интересно ознакомиться с тем, как именно Б.А. Колчину удалось заполнить ЧЕТЫРЕХСОТЛЕТНИЙ ПРОВАЛ в «новгородской» дендрохронологии.

Тот важный факт, что В ОСНОВЕ истории и хронологии волховского Новгорода лежат ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ЛЕТОПИСИ, то есть письменные источники, признают сами историки. Историк М. Каргер писал: «ДО НЕДАВНЕГО ВРЕМЕНИ эти сказания… были ЕДИНСТВЕННЫМ ИСТОЧНИКОМ для изучения древнейшей поры истории города» [22], с. 8.

Наша реконструкция подлинной дендрохронологии волховского «Новгорода» такова. Примерно в XV веке, а возможно и позже, здесь возникло небольшое поселение. В XVII веке, во время войны со Швецией, тут пришлось построить небольшую крепость. Место болотистое. Улицы поселения необходимо гатить. Со временем гати-мостовые опускались вниз, тонули в болоте. Приходилось класть новый слой плах, то есть половинок бревен. Так продолжалось, вероятно, вплоть до XX века. Никаких причин прекращения этой деятельности, кроме появления асфальта, не видно. Поэтому последние слои мостовых могут относиться к XIX или даже XX веку. Обратим внимание, что «новгородские раскопки» начались лишь в XX веке [22], с. 8. Спрашивается, почему в XIX веке археологам не пришло в голову откопать замечательные «древние мостовые Великого Новгорода». Не потому ли, что по этим «древним» мостовым-гатям в XIX веке еще вовсю ходили и ездили? А тот самый верхний слой бревен, который историки относят сегодня к XV веку, лежал в XIX веке наверху, на виду у всех? Поэтому в то время «датировать его XV веком» было никак невозможно.

Раскопки знаменитого сегодня «слоеного пирога» начались лишь в 1951 году на развалинах городских построек, уничтоженных во время войны 1941–1945 годов. В.Л. Янин пишет: «В 1951 году, когда археологи размечали сетку будущего раскопа, здесь был пустырь, заросший бузиной и лопухами. Сквозь бурьян торчали ржавые обрывки искореженной арматуры, трава кое-где пробивалась сквозь сплошные развалы кирпичной щебенки: одна двухсотпятидесятая часть бессмысленного пустыря, оставленного фашистскими факельщиками на месте цветущего города. Шел седьмой послевоенный год. Новгород с трудом поднимался из руин, разравнивая и застраивая пожарища» [50], с. 10.

Как затем пишет академик В.Л. Янин, «культурный слой» в волховском Новгороде поднялся с конца XV века на два метра [50], с. 16. То есть, верхний слой мостовых находился на двухметровой глубине. На такой глубине вполне могла оказаться волховская мостовая довоенного времени, то есть десятилетней давности. После того, как город был разрушен в 1941–1945 годах и в этом месте превратился в пустырь.

Нам могут возразить. Ведь между бревнами мостовых нашли «древнейшие» берестяные грамоты. Относящиеся якобы к XI–XV векам. И вообще, неужели еще в XIX веке могли писать на бересте? По поводу содержания найденных «волховских грамот» надо сказать, что ничего такого, чего не могло быть написано в XIX веке, в них нет. А по поводу употребления бересты как писчего материала В СОВСЕМ НЕДАВНИЕ ВРЕМЕНА, процитируем самого В.Л. Янина. «В музеях и архивах до нашего времени сохранилось довольно много документов, написанных на бересте. Это позднейшие рукописи XVII–XIX веков… в их числе имеются и целые книги… Так, в 1715 году в Сибири в берестяную, сохранившуюся до наших дней книгу, записывали ясак… Этнограф С.В. Максимов, видевший В СЕРЕДИНЕ XIX ВЕКА берестяную книгу у старообрядцев на реке Мезени, даже восхищался этим необычным для нас писчим материалом… Известно также и о… употреблении (берестяных грамот – Авт.) шведами в XVII и XVIII веках» [50], с. 27.

И далее: «Этнограф А.А. Дунин-Горчавич, который в начале НЫНЕШНЕГО СТОЛЕТИЯ (то есть уже в XX веке – Авт.) наблюдал подготовку БЕРЕСТЫ у хантов, писал, что для превращения ее в писчий материал, бересту кипятят в воде» [50], с. 29.

Один из наших читателей, инженер-геолог Козлов Виталий Васильевич (Коми, г. Ухта) прислал нам данные о книге, посвященной печати в годы Великой Отечественной Войны 1941–1945 годов. В разделе, рассказывающем о партизанской печати, то есть об издании газет, листовок, плакатов и брошюр, сообщается, что партизанские газеты ПЕЧАТАЛИСЬ НА БЕРЕСТЕ. Речь шла, в частности, и о партизанах северо-западного фронта, то есть именно волховского новгородского района. В книге излагалась даже технология изготовления берестяных листов и оттисков. Так что береста использовалась для письма и даже печати вплоть до середины XX века.

Поэтому находки берестяных грамот в верхних слоях «волховского пирога», еще не означают, что эти слои – «древние». Они вполне могли быть настелены в XIX веке и даже в XX векe.

Могут спросить, зачем же писать на бересте в XIX веке, когда уже была бумага? Дело в том, что вплоть до XX века бумага была не дешевой. Береста, особенно на севере, по-видимому, была гораздо дешевле. При этом писчая береста – не просто куски коры, сорванные с березы. «Для письма бересту подготавливали, ее варили в воде, делавшей кору более эластичной, ее расслаивали, убирая наиболее грубые слои… Лист бересты чаще всего обрезался со всех сторон и имел аккуратные прямые углы» [50], с. 33. Поэтому береста, при своей дешевизне, вполне могла конкурировать с бумагой вплоть до XIX и даже XX века.

На бересте, в основном, писали чернилами, а не царапали буквы. В.Л. Янин сообщает: «Все, без исключения, книги и грамоты на бересте, которыми наука располагала до 26 июля 1951 года, были написаны ЧЕРНИЛАМИ» [50], с. 30. Но на широко известных волховско-новгородских грамотах буквы процарапаны. Почему здесь не сохранилось чернильных записей? Дело, по-видимому, в следующем. Берестяные грамоты, найденные в болотистой земле, не сохранили на себе остатков чернил. Чернила попросту смылись. Текст сохранился лишь на тех редких грамотах, где буквы были процарапаны. Пример волховско-новгородской грамоты приведен на рис. 69.

Вернемся к содержанию волховско-новгородских берестяных «древних» грамот. Практически все грамоты, опубликованные академиком В.Л. Яниным в его книге «Я послал тебе бересту», имеют БЫТОВОЕ содержание. Их текст не несет в себе никаких признаков «глубокой древности». Конечно, сегодня историки пытаются усмотреть в грамотах «очень древний колорит». Однако с тем же успехом в них можно увидеть и колорит XIX века. Вот, например, грамота номер 288. Она датируется якобы XIV веком. То есть, на самом деле, как мы теперь понимаем, XVIII–XIX веками. Надо добавить четыреста лет.

^{Рис. 69. Берестяная волховско-новгородская грамота номер 109. Датируется якобы началом XII века. На самом деле, это грамота XVI–XVII веков. Отметим, что слова в ней уже разделены двоеточиями. Взято из [50], с. 172}

В грамоте написано: «… хаму 3 локти… золотнике зелоного шолку, другий церленого, третий зелоного жолтого, золотн(ик) белил на белку, МЫЛА на белку, бургалского, а на другую белку…» [50], с. 45–46. Академик В.Л. Янин комментирует этот текст следующим образом: «Хотя это письмо не имеет ни начала, ни конца, можно с уверенностью говорить, что оно содержит в себе запись или расчет какого-то вышивальщика или вышивальщицы. Полотно, или по-древнерусски «хам», нужно было выбелить МЫЛОМ и «белилами»» [50], с. 46.

Нас уверяют, что данный текст безусловно свидетельствует о «глубочайшей древности» берестяной грамоты, поскольку в старом русском языке слово «хамовник» означало «ткач», «полотнянщик» [11], [12], [13]. Однако поскольку в цитированной грамоте речь идет о вышивании шелком, то, может быть, «…хаму» – это конец оборванного слова БАРХАТУ. В котором буква Т записана «с тремя ножками», как она часто писалась, и ошибочно была принята за букву М. Естественно, что шелком скорее вышивали по бархату, чем по полотну. Вся картина в целом – БАРХАТ, МЫЛО, БЕЛИЛА, РАЗНОЦВЕТНЫЙ ШЕЛК – совершенно естественно вписывается в эпоху XIX века. В конце концов, бархат – тоже полотно, только не льняное.

С другими волховско-новгородскими грамотами дело обстоит так же.

Подведем итог. Получается поразительная картина. Не успели деревянные мостовые волховского Новгорода и берестяные грамоты выйти из обыденного употребления, как через каких-нибудь 50–100 лет историки и археологи «открывают их» и объявляют предметами «глубочайшей древности». Эта странная картина – следствие того факта, что в исторической науке до сих пор отсутствуют методики объективного датирования. В основном, здесь царит значительный произвол. С этим мы сталкивались уже много раз. Волховско-новгородские раскопки – всего лишь очередной пример такого рода.