Текст книги "Оскверненная"

– Что ж, в таком случае я попрежнему буду притворяться немым.

– А? Ах, немым… Да, конечно. Я сохраню твой секрет, если это тебе поможет. – Некоторое время она молчала, потом добавила: – Если ты знаешь Лиссал с рождения, ты мог бы многое рассказать, господин конюший. Надеюсь, придет день, и ты со мной поделишься.

– Может быть. Сейчас же… Сирматриарх, ты должна покинуть Бретбастион. Если ты этого не сделаешь, ты и недели не проживешь. Будешь убита.

Она подошла на шаг ближе ко мне, чтобы яснее видеть мое лицо в тусклом свете.

– Я правильно расслышала? Ты сказал – «убита»?

– Да, – кивнул я.

– Это угроза? – В голосе Иссантар звучало скорее недоумение, чем страх.

– Нет, конечно. По крайней мере исходит она не от меня. Это предостережение, в обоснованности которого я уверен. Я советовал бы тебе исчезнуть сегодня же ночью – покинуть не только дворец, но и Бретбастион.

– Ты говоришь – уверен? – Я снова кивнул. – Но ведь ты тут всего день или два.

– Истина иногда открывается тем, кому везет.

– Вот как? – В голосе Иссантар звучали одновременно и скепсис, и безнадежность. – А ты знаешь, почему я вообще остаюсь во дворце, сирконюший?

– Ты хочешь сказать – помимо того, что твой долг как менодианки оказывать духовную поддержку всем благочестивым людям, еще остающимся в этой забытой Богом дыре?

– Нет такой дыры, которую забыл бы Бог, – укоризненно сказал Иссантар. – Но… да, помимо этого.

Я только покачал головой.

– Изза мальчиков. Я их единственное утешение, единственный взрослый человек в этой… дыре, который им сочувствует.

– Убитые никого не могут утешить. Иссантар пристально на меня посмотрела.

– Того обстоятельства, что ты обладаешь Взглядом, недостаточно, чтобы я тебе доверяла. Уж этомуто я научилась в здешнем зверинце.

– Надеюсь, что ты научилась также осмотрительности. Иссантар, двадцать два года своей жизни я был птицей, неспособной ничего сделать. Каждый день мне что только не грозило: кошки, кречеты, змеи, люди, даже сильный ветер. Поверь, все это сделало меня не по годам осмотрительным. За время, остающееся тебе, ты можешь сделать много добра. Останься здесь – и это время сведется всего к одному дню. Беги – и, возможно, это время будет измеряться годами, а людей, которым ты поможешь, будут насчитываться тысячи.

Иссантар ничего не ответила. Вместо этого она спросила:

– Как тебя зовут?

– Руарт.

– Крах… Надеюсь, Крах, что твои намерения не соответствуют твоему имени.

Пришла моя очередь вздохнуть. Мне явно еще долго предстояло улучшать свое произношение.

На следующий день во дворце только и говорили об исчезновении матриарха; это событие не вызвало бы такого переполоха, если бы она не захватила с собой шестерых самых несчастных мальчишек. Самому старшему из них было всего десять… Властитель был в ярости и приказал тщательно все обыскать: по крайней мере половина гвардейцев были отправлены в пригороды на суше, а остальные обшаривали порт и каждый корабль, стоявший в Ушате или на реке. Лиссал послала за мной.

– Твоих рук дело? – прошипела она. Я пожал плечами:

– Тебе следовало бы меня поблагодарить. Одной обладающей Взглядом меньше – тебе же меньше забот.

– Ах вот как. А не собираешься ли ты сообщить мне, кто остальные?

Я ответил ей твердым взглядом. Теперь, когда она так мало пользовалась магией, я по крайней мере отчетливо видел ее лицо.

К несчастью, я не сомневался: ей не понадобится много времени, чтобы выяснить, сколько обладающих Взглядом еще остается в Бретбастионе. Так оно и оказалось. Той же ночью Икаан и секурия Ебенк исчезли из дворца. На следующий день их тела были обнаружены плавающими в Ушате. Ни на одном не было повреждений, кроме тех, которые были неизбежны, если человек прыгал из лоджии властителя в воду.

– Твоих рук дело? – цинично спросил я Лиссал.

Ответ я, конечно, знал. Утром на меня обрушилось зловоние дунмагии, а весь дворец светился багровыми всполохами. Моей первой мыслью было: «Клянусь перьями и пухом, что ты, Лиссал, наделала…»

Это мне стало известно, как только я встал. Помимо новостей о двоих обладающих Взглядом, которые, как считали, покончили с собой, прыгнув в Ушат, обнаружилась еще одна: властитель Роласс Триган и его ближайшие советники были опутаны полосами красной магии, и властитель глядел на Лиссал, словно зачарованный ею. К концу того дня он распорядился, чтобы их бракосочетание было назначено на конец недели.

Еще до свадьбы Лиссал приготовила мне новое унижение.

– Сила силва почти покинула меня, – объявила она мне вечером перед очередным пиром. – Я могу пользоваться дунмагией для сохранения иллюзии собственной татуировки, но на расстоянии мне делать это трудно – дунмагия для этого не предназначена. – Я потеребил мочку уха. – Вот именно. Когда меня нет рядом, татуировка у тебя на мочке исчезает. Я хочу, чтобы ты отправился к местному гхемфу и получил настоящий знак гражданства Цирказе.

Я вытаращил на нее глаза:

– Настоящий? Ни один гхемф этого не сделает – ты же знаешь!

– Настоящий, – повторила Лиссал и помахала пачкой бумаг. – Здесь все, что нужно: свидетельства о рождении и о гражданстве, заверенные послом Цирказе на Брете.

– Ты заколдовала посла?

– Вовсе нет. Я просто объяснила ему – потребовав держать все в секрете, на что он охотно согласился, – что ты был птицейдастелцем. Не мог же он усомниться в словах наследницы престола! По закону ты, не будучи полукровкой и лишившись собственного архипелага, имеешь право на гражданство тех островов, на которых родился. Посол составил бумаги и подписал их, а дворцовый нотариус заверил их как принадлежащие тебе, моему конюшему.

Я взял у нее бумаги и пролистал их. Тут обнаружилось последнее издевательство Лиссал: мое имя значилось как Головастик Паучьиножки. Я швырнул бумаги Лиссал.

– Ты хочешь одним ударом лишить меня и наследия предков, и имени? Не выйдет! Я этого не сделаю!

– О, я тебя заставлю, – протянула она.

– Но зачем? Теперь же это не имеет значения: властитель признал тебя Девой Замка, а меня твоим конюшим…

Лиссал пожала плечами:

– Может быть, мне нужно доказательство моей власти над Руартом Виндрайдером. Я получу такое извращенное удовольствие!

Я затряс головой. Гнев лишил меня способности говорить, и я попытался встопорщить перья, которых у меня больше не было. Мне удалось добиться только того, что волосы у меня на голове встали дыбом, что весьма позабавило Лиссал. Я заставил себя успокоиться.

– Нет, – сказал я, – злая колдунья, которая живет в тебе, еще не победила. Она победит, только когда ты сумеешь заставить себя попробовать меня убить. Тогда я буду знать, что от Флейм, которую я знал, ничего не осталось. До тех пор победа не за тобой.

Лиссал пристально посмотрела на меня, но в конце концов первой отвела глаза и пожала плечами, словно мои слова ничего для нее не значили.

– Завтра же отправляйся к городскому гхемфу, Головастик. Если ты этого не сделаешь, я прикажу своей горничной выпрыгнуть из окна в Ушат. Тебе понятно? – Она собрала раскиданные бумаги и снова протянула мне.

На этот раз я их взял.

Глава 13
РАССКАЗЧИК – ЭЛАРН

День, который все для меня изменил? Да, начался он с Джесенды. Проснувшись тем утром, я не мог думать ни о чем, кроме возможности провести с ней целый день. Умение Джесенды управлять каноэ настолько улучшилось, что я предложил ей более интересную прогулку: на волне отлива удалиться от Ступицы на пару миль, выйти на берег, дождаться дневного прилива и с его волной вернуться обратно. Я все тщательно спланировал. Я выбрал день, на который приходился прилив Мерланг, который я всегда считал самым легким для пловца, даже более легким, чем маленький Гольян, и договорился о том, что мы дождемся его в отдельном номере гостиницы на берегу залива. Джесенда отправила туда своего личного возницу со сменной одеждой для нас.

Я беспокоился о том, что она может потерять волну по пути из Ступицы – она никогда раньше так далеко не забиралась, – но тревожился я напрасно. Она даже стояла на колене в каноэ не все время, потому что использовала чары силва, чтобы придать суденышку дополнительную устойчивость. Такое достижение заставляло ее победно улыбаться, и никогда еще не казалась она мне столь желанной.

Мы оставили свои каноэ на берегу и с радостью обнаружили, что возница – мрачный человек вдвое старше меня по имени Хатерби – уже ждет нас с плащами и башмаками. Немного приукрасив себя иллюзией, мы, входя в гостиницу, выглядели вполне респектабельно. Джесенда отправилась в нашу комнату переодеваться, а мы с Хатерби остались ждать ее в общем зале. Я угостил Хатерби кружкой пива, но это, похоже, не улучшило его настроения.

– Сирсилв, – сказал он мне, качая головой, – ты бы лучше действовал осмотрительно.

– Ты хочешь сказать, что сирсоветник Датрик рассердится, если узнает о нашей затее? Он разрешил своей благородной дочери кататься на каноэ. – Правда, сам я лично с ним об этом не говорил, но я знал, что он наверняка следит за всем, что мы делаем. Кроме того, Джесенда заверила меня, что заранее предупредила его о нашей прогулке. Может быть, я и удивлялся его снисходительности, но гнева не боялся.

Хатерби посмотрел на меня с жалостью, словно удивляясь, как ктото может быть так глуп. Я смущенно заерзал на стуле.

– Уверяю тебя, я не стал бы действовать вопреки желаниям временного главы Совета.

– У кошки есть мягкие лапки, но есть и острые когти, – ответил он мрачно. – Я точно знаю, с чем предпочел бы иметь дело.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты когданибудь видел подсадных зябликов? – спросил он.

Я кивнул.

– Они живут на жгучих лианах, но никогда не страдают сами. – Жгучие лианы – это растенияхищники, они питаются птичками, которых подманивают к ним подсадные зяблики; ядовитые листья убивают неосторожных.

Я понятия не имел, к чему он клонит; ясно было одно – он пытается предостеречь меня против собственных хозяев. Я нахмурился: его наглость мне не нравилась.

– Ты должен знать, кому должен быть верен, Хатерби, – сказал я. – Мне кажется, ты ведешь себя не так, как подобает.

Он хмуро посмотрел на меня.

– Ну да. И ты, несомненно, позаботишься о том, чтобы меня уволили. Тем не менее я еще раз скажу тебе: будь осмотрителен. Скажу, потому что ты напоминаешь мне одного молодого человека, который когдато явился в Ступицу и продал свое доброе имя за медяк.

– Не переходи границы, – бросил я. Я был и поражен его горячностью, и обеспокоен тем, что он сказал. Тот факт, что он так многим рисковал, только добавлял веса его словам.

Его поведение изменилось. Он дернул себя за прядь волос и буркнул:

– Прости, господин. Больше не буду. – С этими словами он забрал свою кружку и отправился пить пиво в другое место. Мне хватило сообразительности понять, что он насмехается надо мной, несмотря на свой покаянный вид.

Когда я решил, что у Джесенды было достаточно времени на переодевание, я отправился наверх. Она сидела у окна, выходящего на залив.

– Какой прекрасный вид, – сказала она мне. – Спасибо, что привез меня сюда. И отдельное спасибо за то, что счел меня способной справиться с каноэ. Я только надеюсь, что с волной прилива все обойдется благополучно.

Я сбросил плащ.

– У тебя все получится, – сказал я. – У тебя природный талант и замечательное умение сохранять равновесие. – Я замолчал, но Джесенда не двинулась с места. – Ты подождешь внизу, пока я переоденусь?

– Мне неприлично ждать одной в общем зале, – скромно сказала она, склоняя голову к плечу и лукаво улыбаясь. – Я знатная девушка, а не одна из твоих бесстыдных шлюх, и я не расточаю улыбки в пивных.

– Тогда ты могла бы прогуляться по берегу. Прикажи Хатерби сопровождать тебя, если тебе… ээ… неприлично гулять одной.

– А еще я могу остаться здесь и смотреть на тебя. Я вытаращил на нее глаза. Она говорила серьезно.

– Почемуто мне не кажется, что это тоже было бы вполне прилично, – заметил я. – На самом деле такое скорее похоже на поведение бесстыдной шлюхи.

– Но кто узнает?

Я почувствовал, что теряю голову, но притворился равнодушным.

– Как пожелаешь. – Я повернулся к ней спиной, снял мокрую одежду, вытерся полотенцем и оделся в сухое. Я мог бы скрыться за иллюзией, но решил, что, черт возьми, не стану. Если она желает видеть меня голым, пусть видит. – Твои родители знают, что ты здесь? – спросил я, одеваясь.

– Конечно! – небрежно ответила она, как о чемто само собой разумеющемся.

Мне казалось, что Джесенда не спускала с меня глаз, пока я переодевался, но когда я повернулся к ней, она снова смотрела в окно, повидимому, совершенно не интересуясь мной и наблюдая за судном Совета, двигавшимся по заливу к Ступице. Я уж и не знал, испытываю ли я разочарование или восхищение ее нахальством. Уж такая она была: я никогда не знал, чего ожидать. Она постоянно сбивала меня с толку, не давая разобраться в собственных чувствах. Однако меня неожиданно встревожила мысль о том, что Датрик спокойно смотрит на то, что его дочь проводит так много времени в моем обществе, часто наедине. Я мало что знал о светском обществе, но постепенно набирался опыта, и снисходительность Датрика казалась мне все более и более необычной.

– Почему твой отец предоставляет тебе такую свободу? – спросил я, садясь напротив Джесенды.

Она самодовольно пожала плечами.

– Мой отец знает, что не следует ограничивать меня без нужды. К тому же он в последнее время… озабочен.

– Этого следует ожидать, раз он стал временным главой Совета.

– Да. И Фотерли из кожи вон лезет, чтобы его опрокинуть. Нет ничего, что Бартбарик Варвар, иначе Фот Фат, не сделал бы, чтобы уничтожить шанс моего отца на избрание. У этого типа такие же понятия о морали, как у илистого прыгуна. А то и хуже. К тому же последние новости насчет Блейз Полукровки ничуть не помогли отцу.

– А что за новости? – заинтересованно спросил я. Блейз Полукровка была женщиной, которая не может не интриговать: дерзкая и всегда кажущаяся больше, чем в натуральную величину. Если половина того, что я слышал о ней в последние годы, была правдой, она действительно являлась серьезной противницей.

– Проклятие, Эларн, разве ты не читаешь скандальных сообщений? Похоже, это она прикончила Мортреда и спасла Ксолкас от полного уничтожения. А бедный папа как раз последние пять или шесть месяцев – с тех пор как вернулся с косы Гортан – только и говорит всем, что Блейз ему больше не служит и он полностью отрекается от нее и от всего, что она сделала! Он даже издал распоряжение схватить ее и доставить в цепях на острова Хранителей за то, что она на него напала. А теперь она на всех Райских островах считается героиней! Благодаря ей дастелцы вернули себе человеческий облик и погиб самый ужасный из всех злых колдунов. Ксолкасы были спасены от порабощения дунмагией, а мой отец выглядит полным дураком.

– Но все эти дастелцы погибли…

– Это едва ли можно ставить ей в вину. Люди винят Мортреда, а не Блейз. Поверь, когда все узнают о случившемся, о Блейз будут песни петь. Отец в ярости. Ей лучше ему не попадаться, а то он вырвет у нее из груди сердце. – Я не был уверен, что Джесенда шутит.

– Правда? Она действительно убила Мортреда? – спросил я. – Может быть, это просто слухи?

– Кто знает? Какаято доля истины тут должна быть, хотя один из отцовских шпионов доносит, что само убийство совершил ее приятель, житель Мекате. У отца, знаешь ли, всюду есть шпионы: например, почти на каждом корабле, который только выходит в море. Он хорошо им платит. А эта новость пришла из надежного источника. Только, похоже, это еще не самое худшее…

В этот момент раздался стук в дверь, и в комнату вошел хозяин гостиницы в сопровождении слуг, которые принесли наш обед: жареное мясо с овощами, что было обычным на островах Хранителей, тоник для Джесенды, пиво для меня, свежеиспеченный хлеб и всякие приправы. Еды было гораздо больше, чем мы способны были съесть, и мое сердце оборвалось при мысли о том, какую дыру такой обед проделает в моих финансах.

– Так что же самое худшее? – спросил я Джесенду, когда мы немного утолили голод.

– Коечто, о чем отец узнал только вчера. Новости с Брета. Похоже, Дева Замка прибыла туда месяц назад, чтобы выйти замуж за властителя.

– Но… разве не этого хочет Совет хранителей? Кажется, я слышал чтото такое… давнымдавно.

– Да, так и было. Только мы собирались поспособствовать их браку, устроить его и в благодарность получить от властителя привилегии. Вместо этого мы заработали враждебность Девы Замка изза того, что отец провалил все дело. Теперь властитель ничем нам не обязан, потому что это не мы доставили к нему Деву Замка. Она явилась сама. – Я вытаращил глаза, уловив в словах Джесенды горечь и гнев. – Теперь они поженятся без нашей помощи, да, наверное, уже и поженились; мы не можем ждать от них ничего, кроме неприязни или безразличия. А покупать на Брете то, что нам нужно, по приемлемой цене мы не сможем.

– Тогда, наверное, нужно покупать это в других местах, – легкомысленно заметил я. – Что на Брете может быть такого, чего мы не производили бы сами или не могли получить от других торговцев?

– Поверь, есть один товар, который нам отчаянно нужен и который есть только на Брете. Совет хранителей ужасно разгневан на отца. Его винят в том, что он подверг опасности наши интересы. Если бы голосование состоялось завтра, Фотерли выиграл бы, как нечего делать. – Джесенда отодвинула тарелку и стала барабанить пальцами по крышке стола. Я никогда еще не видел ее такой рассерженной.

Когда она заметила изумленное выражение моего лица, барабанить она перестала и сказала раздраженно:

– Ты так ничего и не понял! Ты такой же, как и все остальные – Локсби и прочие. Так горды своими сексуальными подвигами, что не замечаете того, что действительно важно!

– Джесенда, ты несправедлива. Я все знаю о политике Тенкора, но в Ступице я живу всего месяц, а дом моей тетушки едва ли можно назвать центром политической жизни столицы. Дай мне время. И, как я подозреваю, тебе известно, что в последнее время я не интересуюсь юбками.

Она посмотрела на меня и махнула рукой, словно извиняясь.

– Закажи мне пиво, хорошо? Меня уже тошнит от тоника. Хочется чегонибудь покрепче.

Ну, в этомто я разбирался: незамужним женщинам в Ступице не полагалось пить ничего крепче тоника из ратафии, хотя замужним иногда подавали шерри.

Должно быть, Джесенда заметила мои колебания, потому что сказала:

– Уж не собираешься ли ты запретить мне пить пиво?

– Нет, конечно. Я же с Тенкора, ты не забыла? У нас нет высшего общества с его глупыми правилами. – Я подошел к двери и велел ожидающему слуге принести мне еще две кружки пива. – Успокойся, – сказал я Джесенде, закрыв дверь, – и объясни мне все еще раз. Тогда я, может быть, и скажу чтонибудь более умное.

– Прости, что я так на тебя накинулась, Эларн. – Джесенда виновато улыбнулась. – Иногда я бываю настоящим зверем. Дело просто в том, что мне не с кем поговорить. Мама не думает ни о чем, кроме… кроме своего положения в обществе, кроме того, что люди о ней думают. А папа считает, что раз я женщина, нечего мне интересоваться политикой. Что же касается друзей… – Джесенда пренебрежительно махнула рукой. – И почему это люди не видят того, что действительно важно?

– Так расскажи мне. – Честно говоря, я был зачарован. Мне показалось, что я впервые вижу настоящую Джесенду, и мысль о том, что она откроет эту сторону своей личности мне – мне одному, – меня пьянила.

– Правду сказать, отец здорово все испортил, – заявила Джесенда, – и если ему не удастся за ближайшие месяцы поправить дело, Фотерли победит на выборах, и мы получим главу Совета, который поведет нас от одного провала к другому: ему важнее достойно выглядеть, чем хорошо править.

Я воздержался от замечания о том, что это и так уже имеет место, по крайней мере на взгляд тенкорцев, не обладающих даром силва. Слуга принес две кружки пива, которые и поставил передо мной, и убрал со стола.

Когда он удалился, Джесенда придвинула к себе одну из кружек и возобновила рассказ:

– Эларн, многие островные государства завидуют нам, хранителям. Мы богаче и сильнее их, власть у нас более устойчива. У нас не бывает династических распрей между сыновьями, как на Калменте, Разбросанных или Дастелах. Их правители не понимают нашей щедрости по отношению к простому народу, не понимают, как это можно думать, будто каждый имеет право выбирать собственных вождей. Чтобы сохранить наш образ жизни, мы должны быть сильными, иначе они накинутся на нас, как голодные акулы.

– Но мы же сильны, – сказал я. – У нас больше силвов, чем на всех остальных островах, вместе взятых…

– Силвмагия уязвима. Кроме всего прочего, она может быть подчинена дунмагией. Чтобы быть уверенными в собственной безопасности, нам нужно большее. И это большее у нас есть. Ты, конечно, слышал разговоры о том, что случилось на косе Гортан.

– О сражении между силв и дунмагами?

– Ну, мы использовали не только силвмагию. Она ведь не может разрушать, ты же знаешь. Дунмагов уничтожили наши пушки.

Вот тогдато Джесенда и рассказала мне об этом новшестве и о том, что нам необходимо покупать селитру на Брете и серу на Цирказе, чтобы изготовить черный порошок, об экспериментах ученых в Ступице, целью которых является производство более разрушительных пушек и более мощного черного порошка, о сложных способах очистки его ингредиентов, о строящихся заводах. Я сидел и слушал ее, разинув рот.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил я, когда Джесенда откинулась в кресле и стала прихлебывать пиво. Я не мог себе представить, чтобы отец стал посвящать ее в секреты Совета.

Джесенда усмехнулась, и на лице ее появилось озорное выражение. Когда я видел ее такой, сердце мое таяло.

– Ну, отчасти из слухов. Подобный секрет нельзя сохранить надолго, как ни старайся, особенно когда в порту стоят два корабля, которые чинят после сражения, а другие вооружают пушками. – Все с тем же озорным выражением Джесенда добавила: – Не все свои карманные деньги я трачу на безделушки. – Я непонимающе взглянул на нее, и она объяснила: – Я решила, что, если у отца есть осведомители, я тоже могу их завести. Хорошая информация – половина победы.

Я хотел спросить, какие же сведения можно купить на карманные деньги, но промолчал: такой вопрос был бы грубым. Другие вопросы, которые тогда следовало бы задать, даже не пришли мне в голову: о победе в какой битве она говорила и кто был ее противником?

Джесенда выпила еще пива и продолжала:

– Однако большую часть нужной мне информации я собираю сама. Мне очень хорошо удаются иллюзии, как ты знаешь.

– Это я знаю. Но что ты имеешь в виду – собираешь сама? – Чтото в ее самоуверенности вызвало у меня опасение.

– Ну, к несчастью, я не могу проникнуть на заседания Совета или в другие подобные места, – ответила Джесенда, – потому что их охраняют обладающие Взглядом, но я могу бывать в кабинете отца дома и вообще всюду, где нет такой охраны. Подобные проделки стали менее рискованными с тех пор, как поблизости нет этой сукиполукровки. Я сглотнул.

– Ты хочешь сказать, что шпионишь за собственным отцом?

– Да нет же, глупый! Это не значит шпионить: я просто узнаю то, что дает мне возможность ему помогать… помогать островам Хранителей.

Я с сомнением посмотрел на Джесенду; мне все более и более становилось не по себе.

– Эларн, мы не можем рисковать: Фотерли не должен стать главой Совета. Дело не в моем желании оказаться дочерью первого из хранителей – ты ведь это понимаешь, верно? Подобные вещи меня не интересуют! Именно за тщеславие я и презираю свою мать. Значение имеет только целостность государства хранителей. И его сила. Фотерли жаждет власти для себя, а не для островов Хранителей, и добивается ее любыми способами, включая подкуп. В его руках острова Хранителей растеряют влияние, потому что своей властью он будет пользоваться, чтобы увеличить собственное богатство, а не богатство государства. Поверь, я знаю, о чем говорю. Я слышала, как он откровенничал с этим своим дружком, пронырой Джеллианом Местро, когда они думали, будто их никто не слышит. Я многие часы терпела излияния этого мерзкого типа, его липкие ухаживания, выслушивала его отвратительные планы. – Джесенда раздраженно хлопнула рукой по столу. – Почему никто не видит того, что вижу я? Почему ни у кого не находится мужества, чтобы действовать, чтобы предотвратить несчастье? Даже у моего отца…

– Ты шпионила за Фотерли? Подслушивала его разговоры? – Одна часть меня ужасалась, другая восхищалась. Джесенда имела цель и была готова идти на огромный риск для ее достижения. Я похолодел, представив себе возможные последствия. Наклонившись вперед, я взял ее руки в свои. – Джесенда, если тебя за таким когданибудь поймают, для тебя это будет означать позор. Ты станешь отверженной в обществе Ступицы. Использование силвмагии, чтобы сделаться незаметной, чтобы шпионить, – это же нарушение закона. Тебя даже в тюрьму могут посадить!

Она презрительно посмотрела на меня.

– Я не попадусь. В отличие от большинства я в самом деле могу становиться невидимой. Никто, кроме тебя, об этом не знает. Никто. – Она улыбнулась. – Ты единственный, кому я доверяю. Единственный, кому я хоть когдалибо доверяла. Я ведь не ошибаюсь насчет тебя?

– Нет, конечно, нет! Я никогда тебя не предам. – Я думал именно так, хотя все равно чувствовал себя потрясенным.

Джесенда улыбнулась, и в этот момент показалась мне героиней – ужасно одинокой героиней.

– Постепенно весь наш флот будет вооружен пушками. Отец отправляет в плавание «Гордость хранителей» сразу же, как будет закончен ремонт, – тихо сказала Джесенда, – а может быть, и другие корабли, если они будут готовы. Он хочет вернуть себе доверие советников. Он хотел бы сам отправиться с кораблями, конечно, но Фотерли сразу же воспользуется возможностью причинить ему вред, пока его не будет. Так рисковать он не может. Поэтому ему нужно послать вместо себя когото другого. К несчастью, людей, которым он мог бы доверять, так мало… Они отправятся с приказом вернуться с подписанным договором на продажу нам селитры и с Блейз Полукровкой в цепях. – Джесенда допила пиво. – Нельзя ли мне еще кружку?

Я засмеялся и покачал головой:

– Думаю, лучше не стоит, иначе ты не сможешь управлять каноэ. – Я почти не думал о том, что говорю; все мои мысли были заняты тем, о чем рассказала Джесенда. Я озадаченно спросил: – А разве Блейз Полукровка тоже на Брете? Мне показалось, что ты сказала, будто она на Ксолкасе.

– Там она была. Только, похоже, есть два человека, которых она любит: один – менодианский патриарх по имени Райдер, а другая – Дева Замка Лиссал. Ну, Райдер недавно объявился на Тенкоре, и мы знаем, что с ним Полукровки нет. Значит, она должна быть на Брете с Лиссал. Отец в этом уверен.

– Райдер? – Я с трудом верил собственным ушам. Райдер был с ног до головы священнослужителем, а Блейз – наемной убийцей и авантюристкой. – А почему твой отец так хочет схватить Полукровку?

– Она предала острова Хранителей. Отец не любит людей, которые делают из него дурака. Полукровке хватило наглости вырвать Деву Замка у него изпод носа, с его собственного корабля. Изза нее он теперь выглядит как неумелый недотепа. Она приставила меч ему к горлу и угрожала смертью. Может быть, когда Полукровка окажется в наших руках, мы сможем использовать это, чтобы добиться сотрудничества Девы Замка, а то и Райдера. Ходят разговоры о том, что верховный патриарх болен, а Райдер может оказаться его преемником.

– Иногда мне кажется, что твой отец не особенно… – Я не договорил, опасаясь обидеть Джесенду, но она только рассмеялась.

– Ты прав, Эларн, отец не особенно приятный человек. Он не может позволить себе быть приятным. Однако он вождь, и у него есть цель. Отец совершал ошибки, это верно, но он стремится сделать острова Хранителей самым сильным государством на Райских островах, центром культуры и стабильности, все граждане которого будут трудиться над созданием величайшей цивилизации, какую только видел мир. Он прозревает будущее, о котором сейчас мы можем только мечтать. – Лицо Джесенды сияло тем же воодушевлением, какое я видел, когда она мчалась на волне по заливу. Боже, как она была прекрасна! Такую красоту никакая иллюзия не могла бы воспроизвести. Думаю, именно тогда я перестал считать себя просто влюбленным и окончательно отдал ей свое сердце.

Это единственное, чем я могу объяснить свою глупость, то, что без сомнений принял на веру все, что Джесенда сказала, не обращая внимания на очевидные нестыковки, то, что меня не насторожила странность ее поведения.